Отложенная свадьба

Глава 2

– Прочь с дороги, ничтожество! – съязвила женщина и оттолкнула Элли и ее велосипед.

Элли споткнулась и въехала в столб. Педаль велосипеда врезалась в ее голень, когда женщина прошла мимо нее и села в красную блестящую спортивную машину.

Элли подняла велосипед. Она бы крикнула вслед этой женщине, но она слишком устала и волновалась. Кроме того, незнакомка вряд ли услышала бы ее под дождем.

Автомобиль с визгом отъехал от тротуара.

Элли смотрела, как красные задние фонари машины исчезают за садовой площадью в георгианском стиле.

Разве это не Мира, для которой она везет обручальное кольцо?

Женщина была в ярости. Вероятно, в раю случилась неприятность. Элли отмахнулась от этой мысли.

Она подкатила велосипед к задней части особняка и, вздохнув, прислонила его к стене. Потом прижала холодный палец к медной кнопке у двери.

«Он сам не откроет дверь, – твердила она себе. – На него работает персонал. Не нервничай».

Когда она покинула «Мэллоу и сыновья», дождь стал проливным. Маленький сверток, казалось, весит несколько тонн в промокшем рюкзаке на ее спине.

К сожалению, холодный мартовский дождь, онемение рук и ног, не говоря уже о пульсирующей боли в икре, беспокоили ее меньше всего, поскольку суровые воспоминания продолжали кружиться в ее голове.

Отступив от двери, она посмотрела на дом. Все окна были темными, кроме одного окна на верхнем этаже. С трудом сглотнув, она снова нажала на кнопку звонка, но решительнее. В окне появилась фигура – высокий широкий силуэт. Сердце Элли едва не выскочило из груди.

Она услышала шаги внутри дома.

И подтянула рюкзак к себе. Ей надо вынуть обручальное кольцо и отдать его, как только дверь откроется.

Она возилась с мокрыми застежками рюкзака, ее сердце колотилось как отбойный молоток.

В коридоре включился свет, заливая желтым светом мокрые от дождя панели, а потом большой силуэт появился в скошенном окне.

Элли едва успела собраться с мыслями, как дверь распахнулась. Перед ней был рослый мужчина. Элли вцепилась онемевшими пальцами в рюкзак, когда мужчина заговорил.

– Здравствуйте! – произнес он по-французски, и по телу Элли побежала пьянящая дрожь.

Что с ней происходит? Она взрослая женщина, а не впечатлительный подросток.

– Вам лучше войти, пока вы не утонули, – тихо сказал он, отойдя в сторону и придерживая дверь.

Элли застыла на месте, вглядываясь в лицо, о котором когда-то мечтала часами.

Доминик всегда был симпатичным, но годы превратили его юношескую привлекательность в мужскую красоту. Его волосы стали темно-каштановыми и касались воротника рубашки. Его шоколадно-карие глаза были невеселыми. Доминик, которого помнила Элли, никогда не смеялся. Помимо старого шрама на лбу, на его переносице появилась горбинка, а на лице красовалась щетина.

Рассматривая Доминика, Элли заметила, насколько уставшим он выглядит и как цинично изгибаются его чувственные губы.

Она задрожала сильнее.

– Входите быстрее, юноша, пока мы оба не утонули!

Услышав его приказ, она поняла, что слишком долго пялится на него.

Элли заставила себя пройти мимо него в коридор.

Она наклонилась к рюкзаку, сожалея, что не сняла велосипедный шлем. К счастью, Доминик не смотрел на нее. Ведь он назвал ее юношей.

Закрыв дверь, он пробормотал:

– Вы девушка.

Она совершила ошибку, оглянувшись.

Его брови приподнялись, он скользнул взглядом по ее фигуре.

– Я женщина, – произнесла Элли. – Вас что-то не устраивает?

– Нет. – На его губах играла насмешливая полуулыбка, и Элли затаила дыхание. – Я вас знаю? – спросил он. – Вы кажетесь мне знакомой.

– Нет. – Она взяла сверток из ювелирного магазина и протянула Доминику: – Ваш заказ, мистер Легран.

Она стояла, опустив голову, когда он взял сверток, и его теплые пальцы коснулись ее ладони.

– Вы дрожите. Оставайтесь. Вам надо обсохнуть.

Доминик скорее приказывал, чем предлагал, но она покачала головой.

– Я в порядке, – сказала она, доставая планшет. – Распишитесь в получении, – прибавила она, стараясь выглядеть деловитой и безразличной, хотя у нее перехватило дыхание.

Он поставил подпись на планшете и снова задел пальцами руку Элли.

– Вы замерзли, – произнес он раздраженно и нетерпеливо. – Вам следует остаться здесь, пока не закончится дождь. – Он вернул ей планшет. – Это меньшее, что я могу сделать после того, как заставил вас в такую погоду доставлять этот дурацкий заказ.

– Дурацкий заказ? Почему? – Задав этот вопрос, она захотела откусить себе язык.

Меньше всего ей сейчас нужно разговаривать с Домиником. Удивительно, как она до сих пор не потеряла сознание от страха. Странно, но он решил ей ответить.

– Заказ дурацкий, потому что я расторг помолвку минут десять назад…

Неудивительно, что Мира была в ярости. Ведь ее бросили.

Он открыл футляр, и сердце Элли замерло. Она увидела изысканное кольцо из платины и золота.

И вдруг подумала о другом кольце.

О кольце, которое, по словам ее матери, отец предлагал ей в то лето. Но все закончилось той ужасной ночью, когда Пьер Легран выгнал их.

– Пьер был единственным, кто действительно любил меня, а я все испортила, детка.

Мать винила себя, но Элли не знала, что она сделала, чтобы Пьер так рассердился.

Доминик закрыл футляр с кольцом, вернув Элли в настоящее.

– Я зря потратил кучу денег.

– Мне очень жаль, – пробормотала она, стараясь сдержать бушующие эмоции. Эмоции, которые она не хотела анализировать.

– Жалеть не о чем, – сказал он. – Помолвка была ошибкой. Восемьдесят тысяч, потраченные на кольцо, можно считать непредвиденными расходами.

Это бесцеремонное замечание спровоцировало у нее чувство стыда и вины.

Она засунула планшет в карман велосипедной сумки.

– Мне пора идти. У меня есть и другие заказы, – сказала она, торопясь обо всем забыть, потому что ей было слишком больно перебирать воспоминания. Ей не хотелось думать, какой веселой и жизнерадостной была ее мать тем летом и какой опустошенной стала после.

– Выпейте чего-нибудь и согрейтесь! – потребовал он.

Неужели она ему понравилась? Эта мысль оказалась не такой ужасной, как должна была быть, и Элли стало совестно. Но потом она почувствовала, как к ее коже прилипает мокрая и грязная одежда, и поняла, до чего она похожа на утонувшую крысу.

Этот мужчина встречается с супермоделями и богатыми наследницами – женщинами стильными, грациозными и сексуальными. Элли никогда такой не была. А последние шесть часов она каталась на велосипеде по лондонскому Вест-Энду под дождем.

– И мы займемся вашей ногой, – прибавил он.

– Что? – тихо спросила она.

– Ваша нога. – Его шоколадно-карие глаза посмотрели на ее ногу. – У вас идет кровь.

Элли взглянула вниз и увидела кровь, сочащуюся из раны на икре через разорванные легинсы. Должно быть, она поранила ногу во время стычки с невестой Доминика. Вернее, с его бывшей невестой.

– Это пустяки, – сказала она. – Мне пора идти.

Но когда она повернулась, чтобы уйти, он снова заговорил:

– Это не пустяки, а кровотечение. В рану может попасть инфекция. Вы никуда не пойдете, пока рана не будет обработана.

– Мне нужно работать, – прибавила она в отчаянии. – Я не могу остаться.

– Я оплачу ваше время, если проблема в деньгах. Я не хочу, чтобы на моей совести был травмированный велокурьер, а также кольцо в восемьдесят тысяч фунтов стерлингов.

Она услышала пряный аромат его одеколона и сладкий запах виски. Ее сердце забилось чаще.

Поддев ее подбородок костяшкой пальцев, он заставил Элли поднять глаза.

– Подождите-ка минуту. Я знаю вас. – Прищурившись, он вгляделся в ее лицо. Она принялась возиться со шлемом, который висел у нее на руке, стараясь его надеть.

Но было уже слишком поздно.

– Моника? – тихо спросил он.

У нее защипало глаза от слез.

– Я не Моника. Моника умерла. Я ее дочь.

– Котенок Элли? – Он был ошеломлен.

Это прозвище он дал ей много лет назад. И она им так гордилась.

Элли тяжело дышала, изо всех сил сдерживая душащие рыдания. У нее больше нет сил, чтобы ему сопротивляться.

– Дыши, Котенок Элли, – пробормотал он.

Она вдохнула и почувствовала его запах.

– Неудачный вечер?

– Худший. – Она едва не хохотнула от его жизнерадостного тона.

– Мне знакомо это чувство. – Он усмехнулся, и его лицо стало красивее.

Она растянула губы в улыбке, отодвигаясь от него, и подняла шлем, который с грохотом упал на пол.

– Было приятно снова увидеться, Доминик, – солгала она. – А теперь мне в самом деле пора уходить.

Он преградил ей путь к двери:

– Не уходи, Котенок Элли. Согрейся и промой рану. Мое предложение все еще в силе.

Она подняла голову и заставила себя встретиться с ним взглядом. Она не увидела в его глазах жалости или нетерпения. Он смотрел на нее оценивающе, словно пытался заглянуть ей в душу.

– Я не могу остаться, – ответила она дрожащим голосом.

Ей не хотелось чувствовать себя такой слабой и хрупкой. Она не желала демонстрировать ему свою уязвимость, потому что от этого она становилась еще более жалкой.

– Ты можешь остаться. – Он не сдвинулся с места. – Как я уже сказал, я оплачу твое время, – решительно прибавил он.

– Не нужно мне платить. Сегодня у меня больше нет заказов. Я просто поеду домой на велосипеде. – Ей надо торопиться, пока она не уступила глупому желанию остаться и позволить Доминику позаботиться о ней.

Кто бы мог подумать, что застенчивая дочь Моники станет женщиной такой же яркой и смелой, как Жанна д’Арк?

– Значит, сегодня у тебя больше нет работы? – спросил Доминик.

Девушка нахмурилась, но, даже пойманная на лжи, смотрела на него в упор.

– Нет, – ответила она непримиримым и очаровательным тоном.

Он усмехнулся и оглядел ее стройное молодое тело, дрожащее от напряжения. Ее высокая упругая грудь, подчеркнутая мокрым велосипедным снаряжением, поднималась и опускалась от прерывистого дыхания. С влажными каштановыми волосами, собранными в короткий хвост, локонами, прилипшими к бледной, почти прозрачной коже щек, голубыми тенями под глазами и масляным пятном на подбородке, Элли должна была выглядеть неряхой. Но она казалась ему Орлеанской девой – страстной и решительной.

И она совсем не была похожа на свою мать.

Моника Джонс была любовницей его отца в то короткое лето, когда отец общался с ними. Но сейчас напротив него стоит ее дочь, и ее большие простодушные глаза смотрят на него прямо и непреклонно.

В то лето она была ребенком, десяти – одиннадцати лет. Доминик помнил, как она бегала за ним, словно любящий щенок. И защищала его от жестокого обращения со стороны отца. Она заступалась за него перед тем ублюдком, поэтому Доминик чувствовал странную связь с ней.

Элли была потрясающей, чистой и невинной, несмотря на свой потрепанный вид. Его удивило желание обхватить ее холодные щеки ладонями и согреть ненакрашенные губы поцелуем.

Странно, что он хочет такую бесхитростную девушку. Она напоминает сорванца, в ней нет ни гламура, ни очарования. Почему же его волнует, что она замерзла и промокла? Он не обязан о ней заботиться.

Вероятно, он просто шокирован тем, что снова увиделся с ней. Элли была полной противоположностью его невесты – женщины, которую он только что изгнал из своей жизни. Она не избалована, а бесстрашна и горделива. Это наиболее правдоподобное объяснение тому, почему он испытал внезапное желание, которое вспыхнуло в ту минуту, когда она вошла в дом.

В конце концов, прошло уже больше месяца с тех пор, как он занимался любовью с женщиной. И значительно больше времени с тех пор, как он почувствовал желание, которое в нем пробуждала женщина одним своим видом.

– Тогда я прикажу отвезти тебя и твой велосипед домой на такси. Но всему свое время, – сказал Доминик. Он не позволит ей уехать до того, как выяснит, почему она так его заинтриговала. И он ни за что не позволит ей сегодня вечером уехать на велосипеде. На улице был практически ураган.

Элли вздрогнула. Вода капала с ее одежды – у ее ног образовалась небольшая лужа.

– На первом этаже есть ванная комната. Оботрись и переоденься. В комоде лежит одежда. А я пока поищу медикаменты для твоей ноги.

Сильнее покраснев, она выглядела настороженной и напряженной, как дикий котенок, который боится довериться человеку.

– Это не обязательно делать, – ответила она.

– Я знаю. А теперь иди. Живо! Иначе ты зальешь водой весь коридор.