Отныне моя

Катя

19 июля 2020года, воскресенье

Свекровь, Нина Игнатьевна, встретила их на крыльце.

«Постарела она, – заметила Катя, – лицо осунулось, под глазами мешки! И руки подрагивают! После такого горя задрожат, пожалуй! Ни разу не видела, чтобы она плакала. Все в себе держит. Хоть порыдала бы когда!»

– Бабушка, мы приехали! – радостно засверкала зелеными глазами Соня. – А где Мефодий? Он еще спит? Я хочу поиграть с ним во дворе! – затараторила дочка и повисла на Нине Игнатьевне, целуя ее поочередно в обе щеки.

– Хорошо, пойдем, разбудим Мефодия! До чего ленивый пес! Жара уже спала, можно на свежий воздух, а он где-то прячется.

Соня поскакала по ступенькам широкой лестницы в холл второго этажа, где годовалый пудель любил прикорнуть в кресле.

Женщины остались вдвоем. В воздухе разлилось чуть заметное напряжение. Они ладили друг с другом, но особой душевной близости между ними не возникло.

После бракосочетания Катя пыталась называть свекровь мамой, но никак не получалось. Катя краснела и бледнела от стыда, но поделать с собой ничего не могла. А уж от бабы Любы наслушалась! И что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, и что испокон веков так принято, да и поклониться – голова не отломится! Без толку! Так и не смогла назвать Катя свекровь мамой.

Мудрая Нина Игнатьевна посочувствовала ей, сжалилась над молодой снохой: «Не мучай себя! Называй меня по имени и отчеству. Я не обижусь! Придет время – назовешь мамой! А не назовешь – от этого дочерью мне быть не перестанешь».

– Катя, – вывела ее Нина Игнатьевна из плена раздумий, – мы пошли играть во двор! А ты иди к отцу, он тебя ждет!

У Кати гулко застучало сердце. Глядеть на беспомощного Сергея Андреевича, надломленного болезнью и смертью сына, ей было тяжело. На лбу выступила испарина.

– Сейчас, только схожу на кухню попью воды да руки помою, – она старательно оттягивала время визита к свекру.

– Хорошо, мы ушли!

В прихожей стало тихо. Катя прерывисто вздохнула и направилась по правому темноватому коридору, который вел из прихожей в большую современную кухню. Усталые ноги мягко касались уютного ковролина. Чуть дальше кухни, на противоположной стороне, находился раздельный санузел.

Катя вымыла руки и прошла на сверкающую чистотой кухню.

На столе в прозрачном тонкого стекла кувшине искрилась в лучах заходящего солнца наичистейшая родниковая вода. За водой ездили на лесной источник за полтора километра. Катя в несколько глотков осушила стакан и поспешила в гостевую часть дома, где одну из спален занимал свекор.

Она долго не могла привыкнуть к обилию различных комнат, комнатушек и даже наличию спортзала в доме старших Озеровых. А уж о количестве санузлов она вообще не могла думать без раздражения.

«Было бы для кого! Гостей ни разу не видела, живут вдвоем, если только мы иногда навестим. А ведь везде за порядком следить нужно! Мыть, чистить, даже если никто и не пользуется!» – вздохнула Катя.

До болезни свекор спал на втором этаже дома, в супружеской спальне. Ковидная бригада медиков спустила его оттуда на носилках. После выписки из госпиталя он перебрался в одну из гостевых комнат первого этажа. Благо, рядом через стенку находился пресловутый санузел, а напротив спортзал и рабочий кабинет. Да и врачам своим переездом на первый этаж он доставил большое облегчение. На первом этаже – это не по лестнице на второй этаж взбираться!

Катя осторожно постучала в дверь комнаты.

– Входи, хватит деликатничать! – Сергей Андреевич светскими манерами не отличался.

– Пап, как ты? – Катя взяла свекра за руку. Его подрагивающие пальцы были холодными и чуть влажными.

– Лучше, чем вчера, и намного лучше, чем когда меня, как бревно неотесанное, на эту постель сгрузили. Под себя уже не гажу! – по-свойски похвалился он перед ней.

Сергей Андреевич показал рукой на специальные ходунки из блестящей хромированной стали:

– Вот мои ноги! До туалета добираюсь с ними! Удобно! – он бодро посмотрел на Катю. На его бледном лбу блестели крупные капли пота.

«Тяжело дается ему бодрость!» – от жалости горло Кати сдавили сухие спазмы. Она взяла с прикроватной тумбочки сухое чистое полотенце и тщательно промокнула лоб свекра.

Сергей Андреевич попытался сесть. Лицо его сделалось серьезным.

– Дело у меня к тебе, – озабоченно произнес Сергей Андреевич. – С работы тебе придется уйти! Я пока не могу заниматься бизнесом, как положено, проблемы начались. Будешь мне помогать!

Он обессилено откинулся на подушку.

У Кати перед глазами поплыли радужные круги. От потрясения горло сдавило спазмами. Ей показалось, что она сейчас задохнется. Катя дотянулась до тумбочки, налила из бутылки минеральной воды в стакан и жадно проглотила. От колючей влаги горло разжалось, воздух свободно потек в легкие.

– Пап, я тебя очень люблю и уважаю! Но нет, я не смогу! И не надейся!

Она смотрела на свекра и чувствовала, что сейчас заплачет.

– Сможешь! Деваться нам некуда – бизнес семейный на кону! Некоторые только и ждут, чтобы к рукам прибрать. Кружат, как вороны над падалью. Только я еще не помер и не собираюсь, – потное лицо свекра сделалось землистым, в груди засвистело.

Катя проворно вскочила, подала ему маску, щелкнула кнопкой аппарата подачи кислорода, стоявшего на тумбочке в изголовье. Вскоре Сергею Андреевичу стало легче, и он продолжил:

– Отложим разговор на завтра. После работы заедешь, все обсудим. Хватит, побатрачила на других, пора о себе подумать! Диму не поднимешь, а жить надо. Есть ради кого – Соня у нас!

– Не смогу я, нет! Не умрем с голоду! Заработаю, на жизнь хватит! – по ее лицу все-таки хлынули слезы.

– Завтра поговорим! – предостерегающе поднял руку свекор. —Подумай, как быстрей уволиться. Дела не ждут. Давай поцелую и иди!

Катя помогла Сергею Андреевичу лечь и на плохо слушающихся ногах вышла из спальни.

Катя загнала семерку во двор. Устало вышла из машины. Наконец-то она дома!

Стояла темная июльская ночь. В густом воздухе разливался сладкий запах душистого табака.

Катя подняла голову. На черном небе слабо светил новорожденный тончайший серп луны в окружении крупных сияющих звезд. Она замкнула ворота и вошла в дом.

Пробежала по всем комнатам и включила свет. Со светом ей было не так тоскливо.

Часы на стене в прихожей показывали четверть десятого.

Предыдущая неделя обладать Соней выпала бабе Любе, наступающая неделя – старшим Озеровым. Нина Игнатьевна уговорила Катю оставить Соню у них сегодня с вечера: «Пусть ребенок выспится спокойно, каникулы все же!» Как будто баба Люба Соне высыпаться не дает!

Катя по-быстрому приняла душ, наскоро выпила чаю. И сразу улетучилась вся усталость, накопленная за день.

Она зашла в Димин кабинет. Переоделась в его уютный банный халат. Устроилась за столом, включила компьютер.

Невольно прислушалась к ночным звукам за окном. А вдруг сейчас мягко зашуршит подъезжающая к дому белая Димина иномарка? Катя часто ждала его вечером с дежурств из поликлиники и со срочных вызовов, вот так, в его банном халате и с тюрбаном из полотенца на голове.

Она зябко повела плечами, сбрасывая наваждение. «Жди не жди», – вздохнула горько и зашла на закрытую страницу во ВКонтакте. Полностью закрытую от чужих. На ней она разговаривала с Димой. Скосила глаза в нижний правый угол монитора – 22:00. Пора!

Катя создала страницу, когда окончательно осознала, что Дима «оттуда» не возвратится.

Она покрутила колесико мышки. Первой шла фотография их с Димой регистрации. Они такие красивые и счастливые! И подпись под ней: «Любимый, сегодня 14 дней, как тебя нет с нами. Плачу».

Вот они во Франции, возле уличного кафе, делают селфи. Смеются, обнявшись. Дима выпятил грудь колесом для важности, свел к переносице брови. Но важности не получилось, нет!

Фотографий много, очень много. И ее подписи к ним. Одна, вторая, третья: «Сегодня месяц без тебя, родной. Скорблю!» «Сегодня сорок дней, как тебя нет с нами. Твоя душа улетела на небеса. Мягких тебе облаков, любимый!» «Сегодня пятьдесят первый день, как ты ушел от нас. Померкло солнце».

Катя щелкнула мышкой. В глазах застыли слезы, но она не позволила им пролиться. Хотя до двенадцати ночи имела полное право.

Сегодня она выбрала фотографию, где они провожают Соню в первый класс. Дочка серьезно, немного напугано глядит в камеру, а они, обняв ее с обеих сторон, смеются. Им с Димкой всегда было весело, ну или почти всегда.

– Дим, – начала разговор Катя, – не буду я больше заливать тебя слезами! А если не смогу удержаться, то поплачу. Но только с десяти вечера до двенадцати ночи! Я так решила. – Она судорожно вздохнула и продолжила: – Мне надо с тобой посоветоваться! Ты же знаешь, что без твоих советов я никуда. Папа заставляет меня уйти с фермы и помогать ему в бизнесе. А я ничего не понимаю в этом! Я ветеринар по призванию! И что мне делать, Дим?! Молчишь?! – Катя все-таки заплакала, слезы теплым дождем закапали на клавиатуру. – Бросил меня и молчишь?! Так вот, знай. Не буду я заниматься бизнесом!

Она вытерла рукавом халата клавиатуру и застучала по клавишам: «Сегодня три месяца и три дня, как ты оставил меня, любимый. А значит, мне надо учиться жить заново».

Катя сняла с головы полотенце и вытерла залитое слезами лицо. Выключила компьютер и поплелась в пустую спальню. Повалилась на ставшую огромной после смерти Димы кровать. Натянула на себя одеяло и провалилась в липкий, душный, без сновидений, сон.