Фамильный оберег. Отражение звезды

Глава 6

Темной ночью, обмотав копыта лошадей кошмами, отряд Киркея вошел в аал. Вошел скрытно, как велела Ончас. Старуха встретила их возле юрты, словно и не уходила с той поры, как они отправились за Айдыной. Девушка скользнула в юрту, Ончас – за ней. И только тогда бросилась к внучке. Обняла ее за плечи, строго взглянула прямо в глаза, спросила:

– Ты готова?

Айдына молча кивнула. И тогда Ончас зашлась в тихом плаче. Всхлипывая, она гладила внучку по лицу, перебирала ее волосы. Но недолго плакала. Отстранилась и поджала губы, мигом превратившись в прежнюю Ончас.

– Спать ложись! – приказала сурово. – Подниму на заре. Завтра нелегко придется. Выдержишь?

– Выдержу! – Айдына закусила губу и посмотрела на Киркея. – Утром оседлаешь для меня Элчи.

– Элчи еще не объезжена, – насупился Киркей.

– Я не спросила, объезжена Элчи или нет, – Айдына вздернула подбородок. – Я велела оседлать ее.

И, повернувшись к Киркею спиной, ушла на свою половину юрты.

– Пойдем! – Ончас толкнула его в плечо. – Чего ждал? Айдына – наша княжна! Ей – приказывать, тебе – повиноваться!

И вышла вслед за ним наружу.

Айдына заснула сразу, стоило голове коснуться подушки. И снова увидела прежний сон: зеленую поляну, а на ней удивительного коня – белого, с черными пятнами. И опять непонятно было, то ли стоял конь, то ли висел в воздухе. А на коне – молодой всадник. Волосы и борода золотом отливают и кольцами завиваются, совсем как шкурка молодого барашка. А глаза той же небесной голубизны. И одет всадник в те же одежды: кафтан на нем алый, будто вечерняя заря, а по нему серебряные звезды сверкают. Пояс шелковый, и сапоги необычно скроены. Только теперь она знала его имя. Мирон! Ее любимый. Но как испугалась Айдына, завидев его. Отпрянула, принялась глазами искать, где спрятаться. Но Мирон улыбнулся ласково, протянул к ней руки. Теплые пальцы коснулись ее запястья. Мимолетное касание, словно порыв ветерка… И голос его услышала. «Айдына, – сказал Мирон, – радость моя!..»

Не знала она орысского слова «радость», но почувствовала, как разлилось по телу тепло – пленительное, будто солнечный луч в начале весны. Как запах первых цветов, сводившее с ума, воистину колдовское очарование вложило ее руку в ладонь Мирона и безрассудно повело по ступеням крыльца наверх, в его покои. И там, без тени колебания, безбоязненно приникла к нему, как приникает к земле трава, чтобы напиться ее соками…

Она проснулась, хватая ртом воздух, как после долгой скачки против ветра. Проснулась на своем девичьем ложе, одна, с мокрым от слез лицом. И долго лежала с открытыми глазами, бездумно уставившись в темноту. Воспоминания рвали сердце.

Айдына уткнулась лицом в подушку и глухо застонала, замычала, как раненая оленуха. Утром она сядет в седло воина. Исполнится давняя мечта! Но почему ж эта давняя мечта сбывается через великое горе, боль утрат и потерю любви? Завтра она даст обет провести свою жизнь в седле, охраняя свой улус, защищая свой народ…

Но сейчас ей ничто не мешало прощаться с любовью. Той любовью, которая проснулась в ней прежде, чем она поняла, что такое любовь. Той любовью, что опутала ее чарами, вытеснив ненависть и подозрения. Там, в остроге, она чувствовала присутствие Мирона даже за толстыми стенами, а его взгляд преследовал днем и ночью…

Ведь поначалу она ненавидела и его, и Олену, и Захарку, и Фролку – всех, кто почти все время был рядом: кормил, поил, развлекал, что-то говорил, больше непонятно, но ласково, менял повязки, промывал рану отварами…

Она терпела, смирившись с тем, что слаба, и только закрывала глаза, чтобы не выдать свою ненависть. Едва подняв голову от подушки и оглядевшись по сторонам, она готова была порвать зубами любого орыса. Верила, что воины Мирона убили отца и его дружинников. Но прошло время, и она поняла, что орысы здесь ни при чем.

Многие слова из речи орысов она узнала еще от Фролки и Никишки – бывших пленников ее отца. Быстро схватывала чужой язык Айдына. Другое дело, что не всегда показывала, как хорошо владеет им. Она слушала, сопоставляла, сравнивала, а после увидела у Мирона нож, который орысы нашли в теле ее отца, и все поняла. Страшным оказалось то откровение. Но во сто крат усилило ее желание вернуться в родной улус. Только из острога не спешили отпускать. Может, боялись за ее жизнь или что-то другое мешало?

Она снова закрыла глаза, надеясь увидеть Мирона, но увидела другой сон – страшный…

Над ее головой ярко сияли звезды. В воздухе висел тяжелый, раздиравший ноздри запах крови. Рядом возвышалось родовое знамя, воткнутое древком в раскисшую землю: на тяжело обвисшем зеленом полотнище – головы семи белых волков, хранителей Чаадара.

Она лежала на грязной мокрой кошме, а к ее шее приник Киркей… Увидев, что Айдына очнулась, оторвался от нее и, сплюнув наземь багровую слюну, пробормотал с угрюмым видом:

– Тебя стрелой ранило. Если б кровь сгустилась в комок, его по жиле могло бы унести в голову или в сердце. Это верная смерть, поэтому я отсасывал комки твоей крови, пока рана не закрылась.

Айдына оттолкнула его. Попыталась встать – и упала навзничь. А прямо над головой вновь затеяли свой хоровод огненнокрылые хыс-хылых. Кто-то подхватил ее на руки и понес. Точно не Киркей. Она видела лишь пластины железной кирасы перед глазами и точечные заклепки на них. Поднять голову не хватало сил. А Киркей остался позади. Он стоял по колено в сухой траве, с бурой коркой на лице, сжимая в одной руке обломок меча, а в другой – островерхий шлем. Конский хвост на шишаке слипся то ли от крови, то ли от грязи. И становился все меньше-меньше. А перед ней в мертвенном свете луны открывалась степь – рыжая бескрайняя степь, усеянная телами воинов. По ней бродили кони, бряцая удилами, выли псы, одуревшие от запаха крови. А огромный ворон, сидевший на древнем камне, вытягивал голову, оглушительно каркал и разводил крылья – созывал жадную до мертвечины черную братию на страшное пиршество…

– Вставай, Айдына! – раздался над ухом голос Ончас. – Время пришло! Собирайся!

На вытянутых руках она держала одежду воина: шаровары, рубаху, сапоги из толстой кожи, а еще боевой пояс с серебряными бляхами – тамгами Чаадарского улуса и наконечниками стрел. За спиной Ончас – два матыра с доспехами: халат, прошитый конским волосом и подбитый железными полосками, шлем с кольчужной бармицей, железные наручи и наколенники. Тяжелы доспехи, не для хрупких женских плеч, но Айдына надела их безропотно, удивившись, как ладно они скроены – не малы, но и не велики.