Отравленные корни (СИ)

Глава 1

Стена камеры обычная. Гладкая, серая с мелкими вкраплениями черного — амбирцит — камень, блокирующий магию. Обстановка стандартная: кровать, откидной столик, туалет и раковина за невысокой ширмой. Три стены, потолок на высоте двух с половиной метров и решетка с прутьями в палец толщиной. Свободного пространства полтора на полметра. Можно ходить, можно отжиматься, можно лежать, а можно сидеть с ногами на койке и меланхолично разглядывать стену, считая черные точки.

Шаги по коридору отвлекают меня от столь высокоинтеллектуального занятия, и я обращаю внимание на решетку. В этой части тюрьмы царит неправдоподобная тишина. Еще бы, крыло для особо опасных преступников, которое вечно пустует. А теперь пополнилось единственным заключенным в моем лице. Даже забавно, они сами вырастили меня, а теперь вдруг испугались, когда столкнулись с последствиями.

Охранник останавливается у двери. Немолодоймаг среднего роста с темно русыми короткими волосами, нездоровым цветом лица из-за редкого выхода на улицу, зелеными глазами, смотрящими напряженно и немного растеряно. Стандартная синяя форма местного тюремщика смотрится на нем немного мешковато, словно не по размеру. Недавно поступил в это крыло? Неужели такая честь ради меня одной?

— К вам посетитель. Встать, лицом ко мне, руки перед собой, — произносит он, немного запинаясь на формулировке, и снимает с пояса широкие браслеты, соединенные цепочкой. Материал полностью черный, матовый, словно поглощает свет вокруг. Амбирцит в обработанном виде — одно из лучших средств, чтобы сдерживать магов.

«К вам», надо же. Из всех стражей ко мне приставили самого вежливого. Интересно, а правила он прочитал?

— По инструкции сопровождать особо опасного преступника должны два охранника. Где ваш напарник? — не особенно торопясь выполнять указания, спрашиваю я. Медленно спускаю ноги с узкой тюремной койки, встаю, поворачиваюсь к нему и замираю в ожидании ответа. Зачем нарушать чужие правила? Мне и без того есть за что платить.

— Маркус?! — проносится по коридору сдавленный рык, а следом за ним топот. Второй охранник оказался ровесником первого, но до перевода сюда (форма на нем тоже странно болталась) работал явно в похожем месте. — Ты зачем полез?! Ладно еще не открыл. Надо было меня дождаться.

Еще минуту они выясняют, кто где должен стоять, когда открывается решетка, и в каком порядке меня конвоировать на свидание. Я равнодушно наблюдаю за запоздалым инструктажем. Ничего удивительного, в тюрьму меня доставили вчера поздним вечером. Боевики, проводившие задержание, не особо церемонясь, протащили через все местные бюрократические препоны и оставили в камере. Ночью дежурил единственный местный охранник, кто-то вроде сторожа, следивший за чистотой и порядком в крыле, а утром, скорее всего, прислали этих двоих.

Разобравшись в своих ролях, мужчины разворачиваются ко мне. Я, не дожидаясь указаний, вытягиваю руки перед собой, сомкнув запястья. Ширина пространства между прутьями как раз позволяет просунуть руки, на которых с едва слышным щелчком смыкаются браслеты. Я делаю шаг назад, позволяя им открыть дверь, а затем занимаю свое место посередине между охранниками. Один идет впереди, второй сзади.

Путь занимает минут пятнадцать. Мы выходим из пустого крыла для особо опасных, проходим через половину центрального корпуса, где наконец-то встречаются другие маги, и сворачиваем к комнате свиданий. Внутрь со мной входит один охранник, второй остается снаружи.

Здесь меня уже ждут. Виттор стоит, опираясь на край прямоугольного стола, расположенного в центре. Он не изменился с нашей последней встречи, все такой же высокий, тощий, с пепельными волосами, на висках побитыми сединой, лицом, изборожденным ранними морщинами и невероятно усталыми глазами. Руководитель группы боевых магов, мой наставник, тот, кого я должна благодарить за свое заключение, тот, кто отправил меня на трехлетнее мучение.

Охранник усаживает меня на стул и отступает в сторону. По той же самой инструкции он должен присутствовать при свидании особо опасного преступника. Виттор едва заметно хмурится.

— Снимите браслеты и выйдите за дверь, — голос у него низкий и хриплый. Даже хрипящий, зимой его всегда мучает кашель, которой начинается с бульканья в груди еще осенью. Его не могут вылечить ни заклинания, ни зелья, ни техника. След сильнейшего магического воздействия, полученного в бою.

— Но… — пытается возразить страж, однако его тут же перебивают:

— Под мою ответственность, — сухо гаркает маг, и охранник больше не смеет спорить.

Я все также молча протягиваю ему руки, тихо щелкает замок, а через минуту мы остаемся вдвоем. Я потираю запястья, покосившись в сторону зеркала, занимающего половину противоположной от входа стены. За ним располагается вторая комната, которую должен занимать еще один независимый надзиратель. Что-то мне подсказывает, что сейчас там никого нет.

— С тобой хорошо обращаются? — интересуется наставник и с противным скрипом отодвигает второй стул.

Вот интересно, как со мной могут плохо обращаться в месте, где я нахожусь всего часов десять? И он всерьез считает, что маги, работающие на принявших Абсолют Света, рискнут своей карьерой или жизнью? Или что я вдруг начну жаловаться на безвкусный завтрак или жесткую кровать?

— Все в порядке.

— Суд состоится через два дня, — он все-таки садится напротив, оседлав стул задом наперед и скрестив руки на спинке, — не считая сегодняшнего. Вчерашний фейерверк произвел впечатление на весь город, да и на материк в целом. Темные требуют выдать тебя им, Брасиян отказал. Сейчас они разводят политесы, но терпение не безгранично. Со всех концов материка подтягиваются другие члены Совета, они решили провести заседание как можно раньше, чтобы успокоить бурю.

Более чем исчерпывающий ответ на мое молчаливое удивление. Да, обычно дела рассматривают в порядке живой очереди, ждать суда приходится по месяцу, а то и больше. И крайне редко Совет собирается полным составом. Мне действительно оказали высокие почести. Впрочем, заслужено. Без лишней скромности могу заметить, что сложно сразу припомнить какое-то событие, что вызвало бы такой же резонанс.

— Я буду твоим защитником, — продолжает Виттор, переведя дыхание. Из-за травмы ему сложно много говорить, и сегодняшняя речь является одной из самых длинных, что мне доводилось слышать. На этот раз он меня не удивил. После нашей договоренности ему остается только идти до конца, изворачиваясь всеми возможными способами.

— Ты помнишь, в чем поклялся? — решаю уточнить я, зная, что такое не забывают.

— Помню, — наставник все же посмотрел мне в глаза, впервые за время разговора. В туманной серости потерялись точки зрачков. Он действительно стар. Старше, чем оба охранника, возможно, даже вместе взятые. Раньше мне страшно было представить, как можно прожить так долго и не потерять разум. Теперь страх ушел…

— Хорошо, — я киваю, не желая больше говорить. Все и так ясно, к чему тысячу раз обсуждать детали? Через два дня состоится суд, а после него меня казнят.

— Афия, — тихо и странно неуверенно произносит Виттор, стараясь выдержать мой взгляд, — ты должна кое-что узнать.

Он вздыхает и качается вперед, поставив стул на передние ножки. Или задние. Как посмотреть. Я внимательно рассматриваю знакомую фигуру, понимая, что впервые вижу, как ему неловко. Неужели произошло что-то еще более впечатляющее, чем вчерашнее?

— Олеж жив.

Два слова падают в тишину, и наставник смотрит на меня ожидающим взглядом. Я молчу, пытаясь понять, что чувствую, и не нахожу внутри ни единого отклика. Только звенящую пустоту. А он продолжает смотреть, ожидая моей реакции, не находит следов волнения или гнева и нервничает все больше.

— Давно стало известно? — мне интересно, всего лишь интересно, как долго от меня скрывали правду. В высоких целях конечно.

— Он вернулся через месяц после свадьбы.

Ну конечно… Неудивительно, что никто не посмел сказать. Под удар поставили бы всю операцию. Что ж, все закономерно.

— Он хочет тебя видеть, — выдавливает Виттор, прокашлявшись.

— И Брасиян его не отговорил? Не подстроил обстоятельства так, чтобы у его воспитанника даже не возникло подобной крамольной мысли?

— Афия, вы уже давно не дети, чтобы вам указывать, — он морщится, словно сам не верит в то, что говорит. — Многое изменилось, пока тебя не было.

— Так ему дадут пропуск?

— А ты хочешь?

Вот это уже маразм. Кажется, будто я не особо опасная преступница, которую ожидает суд с огромной вероятностью смертного приговора, а высокая гостья, желания которой стоят выше хозяйских.

— Мне все равно.

Правда. Я не знаю, что чувствовать или сказать. Прошло слишком много времени. Четыре года назад, узнав о том, что Олеж жив, я была бы счастлива. Три года назад умоляла бы забрать меня из того кошмара, в котором оказалась. Два года назад, скорее всего, попыталась бы убить. Год спустя не сказала бы даже слова…

— После обеда тебя посетит портной — снимет мерки для костюма к суду.

Я открываю рот, чтобы предложить что-то из своих личных вещей, но, подумав, закрываю. Весь мой гардероб, украшения и другие вещи наверняка передали для анализа алхимикам.

— Завтра придет Илей — он хочет осмотреть тебя. Наметить план лечения.

Серьезно? Его речь начинает напоминать мне театр одного актера. Виттор действительно думает, что будет какое-то лечение? Для меня?

— Прекрати эти упаднические мысли. У нас есть все шансы смягчить приговор.

Я усмехаюсь достаточно явно, чтобы он осекся и перестал говорить глупости. Смягчить? Совет никогда не пойдет на подобный шаг, чего бы я для него не совершила. Для них уступить означает создать прецедент, на который потом смогут опереться другие подсудимые. А давать им такой шанс…

— Афия! — Наставник почти рычит, мгновенно становясь строгим и суровым, каким и казался мне раньше. Почему я никогда не видела, что у него тоже есть свои слабости? — Ты должна бороться. Вместе мы сможем их убедить. Но мне нужна твоя поддержка, иначе ничего не выйдет.

Он говорит убедительно, но желания верить не возникает. У меня нет будущего. Я уничтожила его вчера, прекрасно понимая, на что себя обрекаю. Мне не страшно. Давно не страшно. Только хочется, чтобы все поскорее кончилось. И суд через два дня меня вполне устраивает.

Я встаю, продолжая удерживать взгляд Виттора, медленно с противным скрипом задвигаю стул.

— Помни свое обещание.

Не оборачиваясь, иду к двери. Охранник ждет меня с кандалами в руках. Пора возвращаться в камеру.

Глава 2

Лежу и рассматриваю потолок. На нем тоже есть вкрапления амбирцита, и теперь я считаю черные точки там. На стене их 4308, потолок же пока не поддается арифметике. Мысль все время сбивается, возвращается к разговору с наставником.

Олеж… Я не могу не думать о нем. Даже если внутри все молчит, память я отменить не могу.

— Олеж, — я пробую его имя на вкус, пытаясь вызвать в себе былые чувства. Тщетно. Но мысль все-таки перескакивает.

Он был самым лучшим на нашем курсе. Самый сильный, ловкий, прирожденный боец с предрасположенностью к Свету. Ему прочили большое будущее, вплоть до прохождения посвящения, а там спустя несколько десятков лет и места в Совете. Конечно, по нему сходила с ума вся наша немногочисленная женская половина учащихся. Я не стала исключением. Хотя и вела себя довольно сдержанно. Не лезла вперед, не пыталась навязываться. Мне казалось, что такое внимание должно вызывать раздражение. По крайней мере, меня оно скорее бы напрягало. Как оказалось, его тоже…

Мы сошлись как-то незаметно и буднично. Без бурных взрывов страсти или затяжных скандалов. Просто в один день я вдруг поняла, что наши разговоры об обучении и интересах стали затрагивать все более личные темы, что мне уютно не только говорить или слушать, но и молчать рядом с ним. Конечно, все то время моя симпатия только росла, ширилась, заполняя меня целиком, и оказалась взаимной.

Сейчас кадры прошлого кажутся пустыми. Лишенными своего эмоционального наполнения. Я точно помню последовательность событий, но больше не могу сказать, что именно чувствовала в тот или иной момент. Да и некоторые особо эмоциональные мгновения просто стерлись. Например, я совершенно не помню, как мы объяснялись друг с другом. Или как он уходил на свое первое и, как я тогда думала, последнее задание. Не помню, что было со мной, когда сказали, что ждать больше не имеет смысла, и он просто не вернулся. Вот само известие, которое передал тот же Виттор, я помню прекрасно и его виноватый взгляд. А свои чувства — нет.

Да и какая теперь разница? Чтобы не происходило тогда, мне осталось слишком мало жизни, чтобы тратить ее на прошлое.

— К вам посетитель, — вырывает меня из размышлений голос охранника. Теперь уже значительно более уверенный. — Встать. Лицом ко мне. Руки перед собой.

Утренняя процедура повторяется в той же последовательности. Прийти ко мне мог только портной. Наставник не уточнял время, а обед миновал где-то час назад, поэтому я не особенно волновалась. Да и повода для волнений не оказалось. В комнате свиданий меня ждал именно портной — невысокий, полненький маг со склонностью ко Тьме в безукоризненном костюме: брюки, рубашка, жилет, бабочка, пиджак. В манжетах рубашки наверняка прячутся дорогие запонки. Инвентарь — сантиметр, блокнот, карандаш, каталог тканей — разложен на столе. Через спинку стула перекинуто тонкое шерстяное пальто и белый шарф. Осень пока еще не дождлива и позволяет носить действительно красивые вещи.

— Здравствуйте, господин Карде, — я знаю его и не собираюсь делать вид, что не знакома.

Он отвечает спокойным кивком головы:

— И вам здоровья, госпожа Шеруда, — стареющий франт использует фамилию моего покойного мужа, но за его словами не прячется злость, скорее сочувствие.

Охранник остается в комнате и встает прямо перед дверью, всем своим видом демонстрируя, что не собирается оставлять нас без присмотра. Карде когда-то тоже сидел в этой тюрьме в ожидании суда, по решению которого был практически лишен возможности использовать магию, но его талант к пошиву хорошей одежды решили использовать на благо. С тех пор портной оказывал услуги всему Совету, взамен получая мелкие поблажки. Впрочем, знакомства с противоположной стороной у него тоже сохранились.

— Прошу вас, пройдите сюда, — наличие охранника его не смущает, портной занимается снятием мерок.

Я послушно поворачиваюсь, поднимаю скованные кандалами руки, вытягиваю их вперед, отвечаю на уточняющие вопросы. Заканчивает Карде быстро и склоняется над столом, делая записи в блокноте.

— Какой будет костюм? — решаю я продемонстрировать интерес, скорее из вежливости по отношению к портному, нежели из-за настоящего любопытства. Какая разница в чем умирать?

— Двойка. Графитный цвет, удлиненный жакет, строгие брюки. Классическая блузка. Белая. Лодочки на шпильке, каблук семь сантиметров. Вы будете выглядеть достойно, госпожа Шеруда.

Кажется, к вопросу моего внешнего вида он подошел серьезнее, чем я сама. Почему? Что осужденному темному может быть нужно от меня? Мой взгляд достаточно пристальный, чтобы портной разогнулся и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Знаете, как вас там называют? — он небрежно кивает в сторону боковой стены.

— Пушечным мясом?

— Нет, — он улыбается, приняв мою фразу за изощренную шутку. — Княгиней проклятых. Половина истинных темных и их приспешников готова порвать вас на куски, а вторая считает ваш поступок демонстрацией силы. Вы знаете, как они приходят к власти…

Портной многозначительно замолкает, позволяя мне самой додумать все остальное. Я киваю, решив отложить анализ чужого мнения до более удачного момента. А пока направляюсь к двери, понимая, что все сказанное будет передано в Совет. Пусть. От их увеличивающегося страха мне хуже уже не станет… Разве что слушанье сократят.

Ужин от обеда и завтрака отличается мало. Нет, кормят здесь неплохо: два или три блюда, мясо комбинируется с овощами, чай и сок, который я прошу заменить на стакан воды. Жить можно, но у тюремной еды нет вкуса. Точнее притупление восприятия органов чувств — один из побочных эффектов действия амбирцита. Говорят, после нескольких лет его воздействия заключенные сами готовы просить о смерти, утрачивают возможность различать цвета и звуки, почти не ощущают прикосновений. Страшное наказание, к которому теперь не прибегают. Намного проще наложить печать, запрещающую использовать способности. Одна из альтернативных мер наказания. Первая по популярности. Значительно проще дать оступившемуся магу шанс исправиться, чем казнить и поставить под угрозу выживание общества. У нас слишком малая рождаемость, чтобы убивать всех без разбора. Мой случай, однако, под эту теорию не подходит.

Я целеустремленно отжимаюсь, замахнувшись уже на пятый десяток. Тренировки позволяют незаметно скоротать время, а перед официальным отбоем меня ожидает поход в душ, который освежит. Поэтому я не ленюсь, добросовестно прогоняя всю программу. Пресс. Приседания. Разнообразные наклоны и повороты. Осторожные махи ногами. Растяжка. В отсутствии станка использую койку и стену. Мышцы нехотя отзываются тяжестью и легкой болью. Я никогда не обладала достаточной гибкостью, и шпагаты, также как и все остальные достижения, являются результатом долгой и тяжелой работы.

Тело быстро покрывается испариной, через четверть часа тюремная майка прилипает к спине и груди, через полчаса волосы слипаются, а со лба падает первая капелька пота. Пока тело работает, разум возвращается к разговору с портным. «Княгиня проклятых». Забавно. Кто первый придумал это прозвище? И кто подхватил? А самое главное, чего мне теперь ждать?

Наш мир существует в равновесии, по крайней мере, стремится к нему. Именно оно позволяет сдерживать возможные катастрофы, предотвращать войны и с наименьшими потерями выходить из конфликтов. Два Абсолюта — Свет и Тьма — весы нашего мира. Пока на одной чаше находится столько же приспешников, сколько и на другой, мир в безопасности. Но, как только принявших один из Абсолютов становится больше, весы начинают раскачиваться. Оба Совета — Светлый и Темный — настроены на то, чтобы соблюдать равновесие. Официально. Они умеют договариваться, идти на взаимные уступки ради общего блага. А тайно мечтают о том, чтобы каким-нибудь грандиозным и очень метким ходом, желательно пешки, получить перевес, сохранив при этом видимый баланс. Почти невозможная эквилибристика, которая, как правило, заканчивается очередным конфликтом, масштаб которого зависит сугубо от индивидуальности участников.

Основу же мира составляют так называемые «нейтральные» маги. От рождения мы все такими и являемся. Встречаются случаи, когда у кого-то изначальная предрасположенность смещена в сторону одного из Абсолютов. Как правило, незначительно. Со временем, в процессе обучения и становления личности, некоторые качества становятся более явными, другие же уходят в глубину. Вот тут и происходит выявление тех, кто способен пережить посвящение — принятие кусочка Абсолюта. Оно дает новые возможности, но тем, кто слаб, может стоить жизни. Однако помимо очевидных групп есть еще и проклятые…

Я заканчиваю с упражнениями и глубоко дышу, усмиряя сердцебиение. Пот катит градом, и пришедший охранник явно удивляется, заметив меня в таком виде. Привыкнет. Мне тут еще два дня сидеть. Его напарник появляется чуть позже, и мы дружной компанией направляемся в душевые. Там мне выдают полотенце и пакет с чистым комплектом формы. Один страж остается снаружи, второй — Маркус, заходит со мной внутрь.

На самом деле по той же инструкции охранять женщин должны женщины. Хотя бы один из двух охранников должен обладать тем же полом что и охраняемый. Но волшебницы редко идут в охрану, и их можно понять. Помимо службы существует масса других, значительно более приятных способов скоротать жизнь. Впрочем, мне везет, и мой сопровождающий, отсоединив цепочку от браслетов, отворачивается лицом к стене. Как маг с такой совестью смог вообще работать в тюрьме?

Я раздеваюсь и ступаю под теплые струи воды. Закрываю глаза и просто стою, впитывая ощущения. Двигаться не хочется. И на минуту можно просто забыть, где ты и почему. Такие секунды особенно ценны, когда жить остается очень мало. В голове снова вьются посторонние и совершенно неуместные мысли.

Я никогда не думала, что закончу свои дни в тюрьме, точнее в зале суда. Что меня казнят за предательство. На самом деле даже двойное. Проклятая, отступница — та, кто поклялась в верности Свету и нарушила одну из основных заповедей, та, кто стала женой князя Тьмы и убила его. Отступников в нашем мире мало, основная масса предпочитает не связываться с Абсолютами и вести тихую спокойную жизнь за пределами невидимого противостояния. Но есть те, кому хочется «романтики». Битв, приключений, подвигов. Среди молодых магов такие встречаются всегда. Со временем они либо погибают, либо понимают, что лучше было бы остаться в стороне, и уходят в отставку. Но есть и такие, кто идет до конца. Например, Виттор.

Никто точно не знает, сколько ему лет. Больше трехсот, положенных обычным магам. Прожить дольше могут носители Абсолюта или же те, чья сила достигла определенных пределов. Раньше наставник казался мне непобедимым. Нейтральный маг, однажды принявший сторону Света, он не прошел посвящение, даже не пытался, сказав, что на войне цвета не важны. Он служит Совету и готовит для него новых боевиков, даже представить страшно, сколько учеников он похоронил за свои годы.

Я открываю глаза и начинаю намыливаться, жадно скребу мочалкой кожу, промываю волосы и стараюсь не думать. Не хочу. У меня еще вся ночь впереди, чтобы досчитать амбирцит. Спать нельзя, во сне к убийце приходят его жертвы. А свидание с мужем — последнее, чего я хочу.

Закончив с водными процедурами, натягиваю тюремный костюм, складываю вчерашний в мешок вместе с влажным полотенцем и иду к выходу. Охранник вздрагивает и оборачивается, когда я задеваю его плечом. Будь на моем месте кто-то другой, и жена вряд ли дождалась бы Маркуса дома. Мне же его смерть ни к чему.

Он смотрит в мои глаза, понимая, какой участи только что избежал, и медленно кивает. Присоединяет цепочку, отводя глаза, и открывает дверь. Камера — почти уже родная — ждет меня.

Глава 3

Утро наступает вместе с увеличивающимся свечением ламп, на ночь их приглушают. Я открываю глаза и потягиваюсь, разгоняя застоявшуюся кровь. Нет, я не спала. Мое ночное бдение напоминало скорее муторное чередование короткого неглубокого сна, беспокойной дремы и бессонницы. Здесь активных действий от меня не требуется, поэтому долгий и полный отдых тоже не нужен. Ничего, скоро отдохну за все годы работы.

Я провожу курс короткой разминки, съедаю завтрак, проделываю утренние гигиенические процедуры, и меня приглашают к посетителю. Похоже, посидеть в камере мне не придется. На каждый день найдется какое-то развлечение. Знала бы, что здесь такая культурная программа — давно бы посетила сие замечательное место в качестве заключенной.

Сегодня меня ведут не в комнату свиданий, а в медицинский блок. Тюремному магу-целителю обычно живется скучно, и он играет в карты с постоянным охранником из зоны для особо опасных. Оба отводят взгляд, когда меня проводят мимо. Вчера местный сторож мое появление умудрился талантливо пропустить, а сегодня видимо не успел удрать или же получил специальное распоряжение.

С ними мы тоже знакомы. В конце концов, все мои знания тюремного устава и инструкций берут начало именно здесь с практики после первого курса. Когда мы узнали, что придется три месяца торчать в столь мрачном заведении, многие возмущались, однако после предложения наставника покинуть обучение по собственному желанию, ропот прекратился. Нас разбили на группы, закрепили за кураторами, которым разрешили привлекать нас к любым видам работ, и забыли на все лето. Места работы менялись каждые две недели, чтобы мы в полной мере ощутили на своей шкуре, какого живется стражам, и почему их труд стоит уважать. Мы прониклись. На последнюю смену нам даже разрешили самим выбрать место. Многие рвались в крыло для особо опасных, зная, что здесь в основном халява, однако добившимся цели не повезло — именно тогда взяли Варносского дьявола — убийцу, получившего свое прозвище за стилизованные преступления. Много историй мы потом наслушались от однокурсников…

В медицинском блоке меня, как и говорил Виттор, ждет Илей. Если наставник просто стар, то целитель — древен. Он — член Совета, носитель Абсолюта и уже давно перешагнул порог смерти столько раз, что представить невозможно. Однако по внешнему виду этого не скажешь. Смуглая кожа, лысая голова, неповоротливая коренастая фигура, тяжелые руки с перекатывающимися буграми мышц, простое лицо с широким носом-картошкой, тонкими губами и голубыми глазами, обрамленными выцветшими ресницами. Если не знать, чем он занимается, можно подумать, что Илей всю жизнь работал руками. Таскал тяжести, например.

Он — один из тех, кому я почти согласна верить. Старый лекарь далек от бюрократии и политики. Он занимается своей непосредственной работой: спасает жизни, снимает проклятия, создает новые зелья и заклинания, помогающие выжить другим. Его уважают, можно даже сказать, любят за скупую доброту и честность. Целитель строг и бывает даже суров, но никто другой не умеет так слушать и помогать, как он. Илей исцеляет не только тело, но и душу, разум. Он может воскрешать мертвых. Редко, если смерть наступила недавно и рана небольшая. Против естественных причин гибели бороться невозможно.

Да, пожалуй, я даже рада его видеть.

— Снимите кандалы и выйдите, — говорит он, перекладывая какие-то склянки на рабочем столе. Сегодня охранник даже не пытается спорить, безропотно исполняя приказ. Да и что я могу сделать носителю Абсолюта? — Проходи, садись.

Указание я выполняю с удовольствием. Сажусь и часто сглатываю, пытаясь подавить тошноту, подступающую к горлу.

— Давит? — интересуется он, оборачиваясь.

— Да, — хриплю я, снова сглатывая.

Его аура наполняет всю комнату, давит на меня, стремясь изгнать малейшие проявления Тьмы с ближайшей территории. Когда встречаются равные по силе Абсолюты, они ощущают лишь небольшие неудобства, происходящие в основном от желания уничтожить друг друга, которое успешно подавляется контролем. Но на тех, кто обладает меньшей склонностью, присутствие противоположного по полярности представителя оказывает угнетающее действие, тем более, если он сильнее. Почти физическая боль и дурнота, интенсивность которой пропорциональна силе противника. Полностью нейтральным магам в этом плане значительно легче. Они не ощущают чужую полярность. Да и на них ни светлые, ни темные никак не реагируют.

Постепенно первая реакция проходит, я успокаиваюсь и даже могу нормально дышать. Остается лишь давление на виски и легкое гудение в голове. Илей изучает меня с видом алхимика, получившего вместо философского камня безоар. Внимательно, пристально с легким недоумением от результата эксперимента.

— Не нравлюсь? — его присутствие будит тщательно спрятанную внутри агрессию, и ее угольки начинают тлеть, распространяя жар по моей груди.

— А кому-то нравишься? — голос целителя подобен урчанию горного водопада, ворочающего камни. Глубокий, ровный, уверенный… Ему не нужно говорить громко, чтобы его услышали. И в этой особенности нет никакой магии.

— Не знаю… — я подавляю порыв напасть, понимая, что здесь и сейчас у меня нет никаких шансов. Их и вообще не очень много. И он — не враг. Даже не так, он — единственный, кто почти союзник. Виттор вынужден мне помогать. Целитель делает это по собственному желанию.

— Правильно. Не стоит.

Илей подходит ближе, берет меня за подбородок и заглядывает в глаза. Пристально изучает их около минуты, а затем отступает.

— Ложись на кушетку, попробую что-нибудь узнать.

Я снимаю обувь и куртку, а потом устраиваюсь на обычной больничной койке.

— Вы получили мои образцы? — нужно же узнать, насколько небезрезультатна была моя деятельность. На Илея работает целый штат алхимиков, занимающихся различного рода анализом, чтобы не отвлекать целителя от основной работы всякими мелочами.

— Да, но сами по себе они имеют довольно широкий спектр применения, — лекарь снова возится со склянками на столе. — Состав зелья на протяжении трех лет наверняка меняли в зависимости от твоего состояния, установить первоначальные ингредиенты сейчас практически невозможно, но алхимики работают. Постараемся выжать из имеющегося по максимуму.

Я киваю его словам и собственным мыслям. Скорее всего, он прав, опыта у него в любом случае несоизмеримо больше, но… Стоило и самой догадаться, что зелье не будет одинаковым на протяжении всех лет. Хотя более ранние образцы я все равно не смогла бы предоставить.

— Постарайся расслабиться, — Илей замирает надо мной, — я буду работать нейтрально и усыплю тебя, но отсутствие неприятных ощущений не обещаю.

— Делайте…

К боли мне не привыкать. Тошноте и головокружению тоже, поэтому переживу. Сознание медленно накрывает покрывалом чужой магии, сопротивление которой я успешно подавляю, даже помогаю, чуть-чуть приоткрывая стандартный кокон защиты. Лечение все же в моих интересах.

Магический сон не похож на естественный. В том смысле, что визит покойного супруга мне не грозит. Навеянное забытье погружает сознание сразу в глубинный сон, где нет сновидений, и мозг почти полностью прекращает работать. Такой способ помогает отлично отдохнуть, но не годиться для частого использования, так как постепенно вызывает привыкание. Один из современных видов наркотика и способов лечения. Во сне на мага значительно проще воздействовать, снижается общая сопротивляемость, естественная защита становится более податливой, и проводить диагностику, а также легкое восстановление намного удобнее. К тому же, целители способны рассчитать необходимое воздействие магического сна, чтобы не повредить здоровью. Волноваться мне не о чем…

Я просыпаюсь с головной болью и привкусом желчи во рту. Илей тут же протягивает пробирку с какой-то жидкостью бледно-желтого цвета. Рассматриваю ее несколько секунд, а затем выпиваю залпом, больше, чем нужно, он все равно бы не дал. Вкус кисло-сладкий мгновенно смывает горечь от желчи, в голове немного проясняется. Я отдаю пробирку и осторожно сажусь, не делая резких движений. Других последствий не возникает и хорошо. Лекарь с непроницаемым лицом смотрит на меня. За столько лет он научился хорошо скрывать свои эмоции, да и в целом не является нервной волшебницей, но я почти физически чувствую его напряжение.

— Все плохо? — смотрю ему в глаза, желая узнать правду.

— У тебя нарушена репродуктивная функция, организм привык к стимуляторам, не говоря уже о массе других воздействий, назначение которых я пока не понял.

От такой откровенности по коже бегут мурашки. Нет, с репродуктивной функцией — определение прямо по учебнику анатомии — он меня не удивил. Со стимуляторами тоже, без них я бы вообще не выдержала. А вот неизвестные воздействия. Точнее даже не это, а то, что один из сильнейших магов не может определить их назначение… Пожалуй, с убийством муженька я поспешила, нужно было сначала узнать, что именно он со мной сделал. Под пытками. А потом уже упокоить.

— И какое заключение ты сделаешь? — вежливость отпадает сама собой. — Я опасна и должна быть устранена во избежание несчастных случаев?

Илей треплет меня по волосам как щенка и качает головой.

— Не говори глупостей. Ты также опасна, как и любой, имеющий склонность к Тьме. Если бы мы истребляли всех, равновесие давно бы рухнуло. Я снял слепок твоей ауры, взял кровь для анализа, провел общую диагностику. Все результаты предварительно передам Совету с подробными объяснениями. Если говорить цинично, я сохранил бы тебе жизнь, только для того, чтобы разобраться с этими неизвестными завихрениями. Будем надеяться, что их логика не слишком отличается от моей.

Я невольно усмехаюсь, целитель не лжет и не склонен приукрашивать реальность. Хорошо. Лучше уж жестокая правда, чем неуклюжие попытки Виттора заставить меня верить в лучший исход. У меня есть еще один вопрос, который требует ответа.

— Кто занимается моим сыном?

— Я, — невозмутимо отвечает Илей, — он полностью здоров. Сейчас находится под охраной и постоянным наблюдением. У него опытная няня. Все хорошо, можешь не переживать.

Я киваю, чувствуя, как отпускает напряжение. Анджей — единственный, за кого я сейчас переживаю.

— Мне дадут с ним увидеться?

Лекарь поджимает губы и качает головой.

— До суда нет. Потом возможно.

Мне хочется смеяться. Потом? После заседания меня казнят, и ни о каком свидании не может быть и речи. На мой насмешливый взгляд Илей отвечает спокойным и уверенным. Он почему-то тоже верит в то, что меня оставят в живых. Серьезно? Может быть, я и совершила благое дело, отправив к Абсолюту одного из князей Тьмы, но пару десятков убитых невинных душ его смерть не смоет.

Больше мы не разговариваем. Целитель зовет охрану, которая отводит меня в камеру.

Глава 4

Я знаю, что сплю… Общение с истинным светлым вымотало организм, и после возвращения и обеда я все же не выдержала. Отсутствие нормального отдыха на протяжении двух суток сказалось тем, что я почти не заметила, как уснула. И теперь снова переживаю памятный день… Мой сон — воспоминание о позавчерашнем утре.

Я варю кофе, и насыщенный аромат крепкого напитка щекочет ноздри. Несмотря на все усовершенствования магии, готовить многие предпочитают вручную, и варка кофе давно стала частью моего привычного утреннего ритуала. Смолоть зерна, добавить две ложки в турку, налить горячей воды и поставить на огонь. Подождать, пока поднимется пена, снять, поставить снова, подождать, снять, поставить, подождать, снять. Перелить кофе в небольшую чашечку из тончайшего белого фарфора. Как только стенки начинают нагреваться, с внешней стороны проступает узор — изречение на одном из исчезнувших языков. «Самое важное — то, что невидимо».

Аромат распространяется по всей квартире, и пока я заклинанием чищу турку, на кухню заходит муж.

— Доброе утро, — его голос с ленивыми нотками недавно проснувшегося кота, вызывает во мне глухое раздражение, которое я привычно прячу за улыбкой:

— Доброе утро.

Он берет чашечку, которая в его руках выглядит игрушкой, и делает первый глоток:

— Великолепно. С каждым днем у тебя получается все лучше.

Я все еще улыбаюсь, прибираюсь на кухне с помощью бытовой магии, начинаю готовить завтрак себе и гоню прочь все посторонние мысли, которые сейчас могут помешать. А князь неторопливо потягивает свой излюбленный напиток.

Мы заканчиваем одновременно. Он ставит чашечку на стол, а я сервирую себе два бутерброда, сок, травяной чай и салат из фруктов. Муж собирается уходить, но я останавливаю его:

— Ивар, — я подхожу ближе, мягко покачивая бедрами, — вечером вернешься как обычно? Я хотела побыть с тобой и Анджеем.

Мои пальцы пробегают по его груди и ложатся на плечи. Я заглядываю в карие глаза насыщенного орехового оттенка. Не переигрываю, всего лишь пытаюсь выбить себе поблажку как хорошая жена.

— Нам есть, чем заняться вдвоем и с тобой, и с ним, — он тут же хмурится, а на его лице отражается выражение безмерной усталости от объяснения прописных истин. — Я не хочу, чтобы ты нам мешала.

Дети отдельно, женщины отдельно. И смешивать два удовольствия мой супруг не любит. Я опускаю взгляд, признавая свое поражение, но тут же поднимаю снова и привстаю на носках, приближая свои губы к его.

— Тогда пока ты будешь занят с ним, я подготовлюсь к чему-то более приятному. Ведь в нашей спальне я вам мешать не буду? — мурлыкаю, пародируя его интонации и зная, как мужу это нравится. Ему вообще легко понравится, если проявлять полную покорность и согласие с его желаниями.

— Ай-ай-ай, как нехорошо предлагать мне подкуп, Афия, — его руки ложатся на талию, притягивая меня ближе, спускаются вниз, не отказывая себе в удовольствии огладить ткань моего короткого шелкового халатика.

— А разве у меня есть другой выход? — спрашиваю вполне серьезно, глядя на него из-под ресниц. — Ты же знаешь, что ради сына я пойду на все.

Он любит слышать это признание от меня, не знаю почему, но любит. Иронично лишь то, что я не лгу ни единым словом, но истинный смысл, который мы вкладываем в одни и те же слова, полностью противоположен.

— Знаю, — он наклоняется и коротко целует меня, но прежде, чем успевает отстраниться, я чуть прикусываю его нижнюю губу и целую в ответ, намекая на жаркое продолжение вечером. — Я подумаю.

Ивар отпускает меня, почти отмахивается и уходит. Через минуту хлопает входная дверь.

Я стою еще несколько секунд, закрыв глаза и впитывая тишину утра, а потом иду в спальню к зеркалу. Старинное, в широкой бронзовой раме оно производит подавляющее впечатление. А из зеркальной глади на меня смотрит собственное отражение — молодая женщина среднего роста в черной сорочке и халатике, украшенном золотистым кружевом. Ее лицо — маска с ярко-алыми губами, темными глазами под идеально ровными дугами бровей, упрямым подбородком, вздернутым аккуратным носом и жестко вылепленными точеными скулами. Темные волосы в изящном беспорядке спадают на плечи, говоря о том, что она совсем недавно встала с постели. Той самой, что расположена за спиной и стоит боком к зеркалу.

Хороша. Ничего не скажешь. Труды трех приглашенных мастеров по коррекции внешности не прошли даром. Специалисты свою работу знали и сделали просто изумительно, подогнав меня настоящую под каноны мужа. Я беру с туалетного столика салфетку и тщательно провожу по губам, стирая помаду. И тут воспоминание заканчивается, уступая место сну.

— Моя дорогая жена-убийца, — он выступает из-за моего плеча, отражаясь в зеркале таким же, каким был в то утро. Высокий, подтянутый, сухощавый, почти тощий брюнет с длинными волнистыми волосами и тонкими усами над полными, чувственными губами. Он по-женски изящен и умеет одеваться, демонстрируя вкус и себя самого. Его сложно назвать красивым или мужественным, но он обладает тем самым томным обаянием, которое оказывает на женщин почти гипнотическое действие. — Расскажешь мне, где был яд? Или же я сам угадаю?

— Угадай, — холодно отвечаю я, уже не пряча свое истинное отношение.

— Кофе? — Ивар склоняется над моим плечом и шепчет на ухо. — Конечно кофе, ты догадалась.

— Думал, совсем дура?

На самом деле у зелья было три составляющих. Одну я действительно добавила в кофе, вторая входила в новую помаду, которую я изготовила сама, а третья… Третью я использовала вечером.

— Отчего же? Ты всегда была умной, Афия. Так скажи, чего ради ты меня убила? — Он смотрит в зеркало, и наши взгляды скрещиваются, как остро отточенные клинки. — Неужели думаешь, что твой наставник сдержит слово? Что клятва, данная предательнице, чего-то стоит?

— Смотря, чем клясться, — отрезаю я.

— А что получишь лично ты? Казнь? Мы с тобой оба знаем, что даже если Совет тебя помилует, князья постараются отправить тебя следом за мной. Ведь хорошая жена должна везде следовать за мужем.

— Я уже получила, что хотела. Ты сдох, — по моим губам расползается на редкость неприятная и даже устрашающая улыбка, которую зеркало радостно дублирует.

— А как же наш сын?

— Наш? Он никогда не был нашим, Ивар. Ты отобрал его у меня, оставив лишь пару часов в день, чтобы я смогла видеть его. Ты хотел, чтобы я делала все ради него, и я сделала. Дала ему шанс на нормальную жизнь. Вдали от тебя. И от меня тоже…

Таким, как я и мой муж лучше вообще не заводить детей. Слишком страшно представить, какими они вырастут.

— Думаешь, они ему позволят? Ребенку истинного темного? С предрасположенностью к Тьме? Эти светлые моралисты позволят ему жить нормальной жизнью?

— Виттор поклялся, а его влияние еще кое-что значит. У Анджея будет нормальная жизнь, шанс стать нейтральным магом.

Я смотрю в зеркало, выдерживая его прожигающий взгляд. После всего сделанного, меня очень трудно смутить. Даже призраку.

— Обыденной серостью? — с отвращением шипит он, сверкая глазами, которые стремительно утрачивают свой цвет. — Такого будущего ты ему желаешь?!

— Ты стал чересчур нервным для мертвеца, Ивар. Охладись. Напомнить тебе, чем закончился тот день?

Я отворачиваюсь от зеркала и иду в гостиную. Теперь на мне значительно более откровенный костюм, состоящий из нижнего белья алого цвета и чего-то смутно-невесомого сверху. Волосы причесаны, на губах помада в тон костюма, на шее — ошейник-колье с крупными рубинами в обрамлении бриллиантовой крошки. Тонкие шпильки звонко цокают по дубовому паркету.

К тому вечеру я готовилась очень долго, тщательно составляя весь наряд и расписывая сценарий. И сейчас, повторяя тот свой путь, снова ощущаю в крови адреналин. Управление сном — не магия. Всего лишь сила воли и немного тренировок. Моделировать сновидения без специального дара, конечно, не получится, но просмотреть воспоминания вполне, а больше мне и не нужно.

Я замираю в проеме распахнутой двери, опираясь одной рукой на косяк, а другой задумчиво оглаживая ткань. Ивар как раз выходит из детской. После их занятий Анджей будет спать, а звуконепроницаемый полог в купе с защитой не позволит ему проснуться, чтобы не происходило в квартире. Я совершенно искренне улыбаюсь в предвкушении и маню мужа пальцем к себе. Он ухмыляется и идет, на ходу расстегивая рубашку. Я медленно отступаю, облизывая губы и позволяя глазам вспыхнуть тьмой.

— Во что поиграем сегодня? — князь ногой закрывает дверь и сбрасывает рубашку на пол.

Да, такой вечер отнюдь не первый в нашей семье. Чтобы усыпить бдительность, мне пришлось через многое пройти. Убить истинного темного не шутка, в прямом бою у меня нет шансов, но существует другой путь. У каждого принявшего Абсолют есть своя слабость — уязвимое место, используя которое можно причинить вред. Это может быть что угодно: вещь, привычка, место, домашний питомец или даже другой маг или волшебница. Естественно, слабость хранится в тайне, узнать которую можно лишь после долгих наблюдений в непосредственной близости от объекта. Именно поэтому я и вышла замуж — сложно представить другой путь, который мог бы сделать меня настолько близкой к Ивару. И у меня ушло несколько лет на то, чтобы понять, в чем именно кроется его уязвимость…

— Тебе понравится, — я улыбаюсь, длинным шагом подступая к туалетному столику и беря в руки флакон с духами. Наши взгляды встречаются в зеркале, и я спускаю тонкую лямочку движением плеча, одновременно прикусывая губу. — Твои любимые духи…

Прыскаю на шею, отбросив волосы назад. Ивар подступает ближе, кладет руки на талию и втягивает дурманящий аромат сандала и корицы. Я вздрагиваю и прогибаюсь ему навстречу, потираясь бедрами об ощутимую твердость в штанах, флакон падает из ослабевших пальцев и разбивается с тихим звоном.

— Афия, — в его интонациях звучит ощутимый укор, но мне все равно.

Запах быстро распространяется по спальне, а я оборачиваюсь и обвиваю его шею руками, прижимаясь всем телом, на каблуках это не составляет труда. Заглядываю в ореховые глаза и впиваюсь в губы жадным поцелуем. Покусываю и тут же зализываю языком, запускаю пальцы в волнистые волосы, не позволяя ему отстраниться. Ивар не очень любит инициативу, но пока позволяет мне ее проявить. Руки мужа жадно шарят по спине, сминая ткань и грубо лаская меня сквозь нее. Когда-то я удивлялась, что его такие нежные с виду пальцы могут быть настолько жесткими и причинять боль.

А потом он вздрагивает и отстраняется, тяжело вдыхая воздух.

— Что-то не так? — я все еще прижимаюсь к нему и заглядываю в глаза.

— Что за… — Ивар сглатывает, а из его носа течет тонкая струйка крови. Он проводит рукой по лицу и смотрит на испачканные пальцы. Секунда. Две. И я лечу через полкомнаты в дальний угол от тяжелого удара по лицу. — Сука!

Приземляюсь, ударившись головой и плечом о стену, но боли не чувствую и мгновенно вскакиваю на ноги, принимая оборонительную стойку. Муж оглядывает себя, с ужасом и яростью наблюдая, как на его торсе стремительно набухают черные язвы. Аромат корицы и сандала сменяется затхлой болотной вонью.

— Ты! — рычит он, наступая, но страха нет. У него из ушей также льется кровь, которая стремительно приобретает оттенок язв. — Дрянь! Я заберу тебя с собой!

Магическую атаку — плеть Араконта — я даже не пытаюсь отразить, зная, что сил не хватит. Просто отпрыгиваю в сторону и делаю кувырок, оказываясь рядом с дверью. В том месте, где я стояла, на паркете образуется выжженная плешь. Темное пламя в различных формулах — любимое оружие принявших Абсолют Тьмы.

— Тварь! Я позволил тебе жить, а ты… — он захлебывается собственным криком, и изо рта также льется черная кровь.

Новый удар плети я пропускаю, припав к самому полу. Дверь сносит с петель, разделив на две половины. Скидываю шпильки и встаю в полный рост. Одну туфлю кидаю вместо снаряда, целя в голову, ее ожидаемо разносит на молекулы. Однако внимание умирающего князя рассеивается, и он уже не может реагировать с привычной скоростью. Я подныриваю под удар, выставляя самый мощный круговой щит, скольжу по полу и оказываюсь совсем рядом. Почти не целясь, бью каблуком в пах, вынуждая мужчину согнуться и взреветь от боли. Плеть задевает по касательной, когда я отскакиваю в сторону. Вторая туфля становится негодной, щит трещит от перегрузки, теряя половину слоев, но времени остается всего ничего. Пошатываясь, встаю, готовясь продолжать.

Ивар поднимает на меня абсолютно черные глаза без радужки и белка, из них по лицу струится кровь. Или слезы. Сейчас он действительно похож на монстра, чудовище, каким и является на самом деле.

— Зачем? — на его губах пузырится кровь, на теле лопаются язвы, которые тоже начинают кровоточить. Уже недолго. И князь прекрасно понимает, что использование магии лишь приближает его кончину. В воздухе распространяется запах гниения.

— Затем, что тварь — это ты.

Я опускаю руки, но не расслабляюсь. Темным нельзя верить, даже когда они умирают.

— А ты? Лучше?

Молчу и смотрю на него, наблюдая, как светлая кожа скрывается за маслянистой пленкой крови. Его тело словно плавится, мышцы превращаются в густой кисель, и он уже не может поднять руки. Лицо течет, и слов не разобрать. Волосы превращаются в спутанный колтун. Он дышит тяжело, рывками и с жуткими хрипами, клекотом, который срывается с губ. А я улыбаюсь.

После всего, через что мне пришлось пройти. После всех мучений, боли, срывов, бесконечной игры, лицемерия и фарса — я радуюсь. Темное, глубинное торжество поднимается в душе, затапливая меня целиком.

— Все кончено, Ивар, — я смотрю в то, что еще пять минут назад было его глазами, — все кончено.

В комнате раздается громоподобный рев раненного зверя, и страшный магический удар бьет по всему помещению. Щит разлетается на куски, окно выбивает, старинное зеркало осыпается дождем осколков, меня впечатывает в стену, но колье на шее выпускает встречную волну, которая гасит воздействие. Не зря я готовилась…

Когда я поднимаюсь на ноги, все уже кончено. Ивар мертв, комната разгромлена, а на улице слышен вой тревожной сирены, на которую скоро явятся боевики. Мне остается еще ровно три минуты, чтобы переодеться и проверить сына.

Глава 5

На следующий день приносят одежду. Тонкий серый чехол на замке и коробка с обувью. Я не спешу проявлять любопытство и прибираю вещи до завтра. Костюм вешаю на ширму за неимением других вешалок, а обувь запинываю под койку. Настроение после сна еще более мрачное, чем в предыдущие дни.

Нет, я не испытываю чувства вины. Ивар заслужил все, что испытал, и собственная радость от его гибели вовсе не кажется мне чем-то неправильным. Но после стольких лет ненависти достижение цели приносит опустошение. Три с половиной года у меня была цель, к которой я шла, не особенно выбирая методы, теперь остались только последствия.

О себе я не волнуюсь. Чтобы не говорили Виттор и Илей, Совету нет никакого дела до исследований моего состояния. Сейчас первостепенной задачей для них является предотвращение открытого конфликта с князьями, которые наверняка потребуют выдать меня. Конечно, чтобы убить. Точнее замучить до смерти. В их фантазии я не сомневаюсь. На общем фоне мой покойный супруг выделялся не только возрастом, но и сравнительным милосердием. Или отсутствием опыта. В садизме, как и в любом другом деле, нужно приобрести некоторый навык или же иметь особый талант, как правило — врожденный.

Я медленно вдыхаю и выдыхаю, заставляя себя расслабиться и не вспоминать. Нужно думать о более важных вещах, нежели жалость к себе прошлой. Будь я умнее, просто отказалась бы от задания, но тогда в моей дурной голове бродили мысли только о погибшем Олеже, и я согласилась бы на что угодно, чтобы отвлечься и принести пользу. Дура. Наивная, романтичная идеалистка, считающая себя умной, опытной и циничной. Впрочем, мое мнение о себе за последние годы не изменилось. Самомнение выветрилось. Теперь я хорошо знаю, что на каждую умную девочку найдется злобная, опытная ведьма.

Пожалуй, единственная, кого я ненавидела больше, чем мужа — мою свекровь. Госпожа Эвелин Шеруда. Она обладала небольшой склонностью к Тьме, которая, впрочем, не позволяла ей пройти посвящение. Рисковать жизнью она не стала, предпочтя другой путь. И посвятила жизнь тому, чтобы отыскать способ получить большую силу, а с ней и долгую жизнь вместе с молодостью. Ей почти удалось… По крайней мере в свои двести тридцать семь Эвелин выглядела далеко не старухой, хотя с ее изначальными способностями должна была уже увять. Тварь. Злобная стерва, помешенная на своем сыночке. Гадина.

Верхняя губа приподнимается, и я с трудом давлю рык. Она — единственная, кто до сих пор будит во мне почти неконтролируемую ярость. Да, ей я с удовольствием свернула бы шею голыми руками. Не срослось. Радует только то, что все, получившие метку верности князю, погибают вместе с ним. Эвелин носила метку. Накануне я в очередной раз проверила ее наличие. И теперь успокаиваю себя только мыслями о ее смерти. Становится легче…

Обед приносят по расписанию, ковыряюсь в тарелке, не испытывая голода, и все еще пытаюсь отделаться от навязчивых мыслей. Теперь думаю об Анджее. Ему два с половиной года, и он еще слишком мал для резкой перемены обстановки и людей вокруг. Что ему скажут о его родителях, когда он спросит? Что его мать убила отца и была казнена как предательница и убийца? Или отделаются обтекаемой фразой о том, что они умерли? Я не знаю, и мне хочется, чтобы в тюрьму пригласили Виттора. Пусть он подтвердит, что с моим сыном все в порядке, и пусть скажет, что он никогда не узнает о том, что я натворила.

Хожу по камере из угла в угол, нервируя охрану, удивленную моей активностью. После двух дней апатии они уже привыкли к тому, что я сижу, бесцельно глядя в потолок или стену. А я просто не могу перестать думать. Даже учитывая, что завтра суд, что где-то над моей головой блуждают тучи, что я осталась практически одна против двух Советов…

Кто бы мог подумать, что ребенок, рожденный от ненавистного мужчины, может стать смыслом жизни?

Я всегда недооценивала материнство. Возможно потому, что моя собственная мать никогда не показывала особой любви ко мне. Даже сейчас, когда я в тюрьме, и она наверняка знает обо всем, что случилось, Лидия совсем не спешит ко мне на свидание. Да я и не жду. Со дня моей свадьбы мы не виделись, а наши редкие разговоры на самом деле являлись способом связи между мной и Виттором. Продлился контакт недолго. Первые три месяца. А после мне стало уже не до мамы, не до наставника, не до кого. Я слишком поздно поняла, что беременна. И с тех пор думала только о сыне.

Сажусь на койку, подтягиваю колени к груди. Память снова поит меня горьким коктейлем воспоминаний… Подливать мне зелье начали с первых дней брака или еще до его заключения. Теперь уже не узнать. Его добавляли в еду, воду, пропитывали посуду и одежду. По капле. По минимальной дозе, необходимой, чтобы в сумме дать нужный результат. Зависимость. И не только мою. Как мне заявила горячо любимая свекровь, «на таком сроке ребенок без подпитки уже не выживет». И завертелось…

С того дня жизнь Анджея стала определяющим звеном в моем существовании. А ведь стоило бы мне принять другое решение, переселить себя, задавить выматывающую потребность в новой дозе, угробить еще даже не сформировавшегося ребенка, и все было бы по-другому. Я умерла бы раньше. Просьбы о помощи и обращение к наставнику меня бы не спасли. Ивар со своей мамашей достал бы меня везде. А вот его еще долго не смогли бы отправить к Абсолюту. Хотя, кого я обманываю? Если Олеж выжил, рано или поздно он прошел бы посвящение и уравновесил бы положение Света и Тьмы. Или убил бы Ивара и погиб сам. В любом случае оба Совета остались бы довольны. Равновесие было бы спасено. Но ведь по каким-то причинам мой бывший возлюбленный до сих пор не принял Абсолют. Почему?..

Мысль прерывает пронзительный звук предупреждающей сирены.

На то, чтобы сообразить, что происходит, мне хватает минуты. Система оповещения пронизывает весь город и срабатывает, как только нарушаются границы принятых законов. Нападения, драки, дуэли, убийства — все, что может пошатнуть равновесие. Над местом происшествия раздается сигнал, а дальше уже остается ждать прибытия специалистов. Стражей, лекарей, алхимиков, изобретателей…

В тюрьме все они есть и так. А что может произойти в месте заключения? Наиболее вероятен побег. Но те, кто хотят уйти незамеченными, давно научились обходить сирену и не сталкиваться со стражами. А продолжительность и интенсивность звона говорят скорее о том, что бой еще идет. Значит, бунт.

Я медленно выдыхаю и соскальзываю на пол, приподнимаю столик, в сложенном состоянии висящий вдоль боковой стены, осматриваю крепление и материал опоры, которая закрепляет его в горизонтальном положении. Тонкий стальной прут. Не слишком тяжелый, но при правильном сломе может стать достаточно острым. На то, чтобы его отбить, уходит еще пара минут. Сирена продолжает надрываться, в коридоре слышны крики и топот. Отрывистый голос отдает какие-то команды. Я не слушаю, вяло размышляя о том, как быстро темные организовали бунт заключенных. В то, что происходящее — всего лишь совпадение не верится ни на грош. Возможно, у меня прогрессирующая мания величия в купе с начинающейся манией преследования, но перестраховаться не помешает.

Пробую неровный конец прута пальцем. Недостаточно острый, но, если приложить нужное усилие, станет смертельным. Кладу импровизированное оружие на пол у стены, здесь оно не будет бросаться в глаза, а сама выглядываю в коридор, выискивая глазами камеры наблюдения. В крыле для особо опасных преступников помимо чистой магической слежки применяются самые передовые средства технологий, разработанные магами-изобретателями. И, если с моей практики ничего не изменилось, данные с камер идут прямо в офис боевиков. Считается, что с остальными заключенными стражи могут справиться самостоятельно.

Камера находится в углу прямо рядом с решеткой моего места пребывания. Замечательно. Если меня попытается кто-то убить, преступника покажут в прямом эфире. Интересно, Совет его хотя бы формально накажет? Или сразу выразит благодарность за взятую на себя ответственность? И я сейчас отнюдь не о темных… Как показывает опыт, светлые умеют загребать жар чужими руками ничуть не хуже.

В другом конце коридора раздаются звуки борьбы, оттуда долетает грохот и шипение камня. Что и требовалось доказать. Князья не стали ждать суда, решив взять ситуацию в свои руки. Моей охране явно не повезло. Почему сюда не прислали кого-то более опытного? Неужели Совет действительно предполагал нечто подобное? Кто бы еще предупредил, какую роль мне сегодня играть. Безобидной жертвы или агрессивной воительницы?

Мрачно смотрю прямо в камеру и качаю головой. Надеюсь, представление им понравится. Сажусь на койку с ногами, закрываю глаза и начинаю считать про себя. В крови привычно шумит адреналин, который нужно направить в правильную сторону. Страха нет, только предвкушение боя. Выгодное отличие боевиков от других магов и волшебниц в том, что нас отсутствие магии отнюдь не ограничивает. И годы тренировок направлены больше на развитие физических показателей: силы, ловкости, выносливости. Нас учат мыслить и работать в нестандартных ситуациях, вскрывать ловушки, противостоять магам с абсолютно пустым резервом. Примерно как сейчас.

В моем положении есть несколько преимуществ. Первое — в камере магией меня не достать. Амбирцит тут же развеет любую попытку воздействия. Даже смертельную. Наверняка организаторы происходящего бедлама продумали этот момент. Следовательно, у того, кто до меня дойдет, будет вполне материальное оружие. Скорее всего, дальнего действия. Вряд ли кто-то добровольно решится открыть дверь в камеру к убийце князя Тьмы, не говоря уже о том, чтобы войти сюда. Значит, огнестрел…

Второе преимущество заключается в том, что тот, кто придет по мою душу, вряд ли осведомлен о моих навыках. Даже князья не знали, чем мы с Иваром занимались в свободное время. А мой покойный муженек любил выпустить пар в спарринге, который затем переходил в жесткий секс. Его моя подготовка, скрыть которую полностью не получилось, мало смутила. Учитывая количество потребляемых мною стимуляторов, почти все объяснялось побочным эффектом. А не применять откровенно сложные приемы мне мозгов хватало. Теперь даже таких ограничений нет…

Грохот заканчивается и сменяется топотом ног и тяжелым дыханием. Я лениво открываю глаза и смотрю на решетку. И кто же станет победителем в негласной гонке за моей головой?

Он пробегает по всему коридору и останавливается прямо перед решеткой, глядя на меня огромными глазами. Молодой еще парень, скорее всего мой ровесник, возможно, чуть старше. Нескладный, с непропорционально длинными руками и ногами, лысой головой, смуглой кожей, на которой заметны татуировки. Тюремную куртку он где-то уже потерял.

Несколько секунд мы рассматриваем друг друга, я борюсь с искушением клацнуть зубами и рывком податься вперед. Останавливает пистолет в его правой руке. Как я и думала. Оружию я уделяю мимолетный взгляд, понимая, что модель стандартная, самая обычная, что уже просто замечательно. С последней разработкой могли возникнуть проблемы, а из такого я даже стреляла. Нормативы сдавала, начиная со второго курса.

Сирена стихает, и тишина заставляет парня вздрогнуть, вспомнить, зачем он здесь. Он вскидывает руку с пистолетом и, глядя мне в глаза, выдыхает:

— Сдохни, гадина!

…А потом нажимает на курок.

Глава 6

Я прыгаю вверх буквально за считанные мгновения до выстрела, звук которого эхом разносится по коридору. Боль обжигает внутреннюю сторону бедра, но так лучше, чем прямое попадание в голову. Отталкиваюсь рукой от стены, корректируя прыжок, и приземляюсь в проход между койкой и стеной. Парень рефлекторно ведет рукой вслед за мной и стреляет второй раз, но пуля уходит в стену, выбивая кусок камня. Хватаю заготовленный прут и резким движением как дротик бросаю его в противника. Он воет от боли, по инерции шагая назад, и хватается за живот, из которого торчит мое оружие. Пистолет падает на пол — необученные маги совсем не умеют терпеть боль и забывают об использовании физических щитов. В нашем обществе чаще рискуешь получить слабое проклятие, нежели удар по затылку, вот многие и расслабляются. Мне же достался еще и чересчур молодой противник, более опытный додумался бы использовать каменную или стальную защиту.

Делаю рывок к решетке и просовываю между прутьями руку, подцепляю пистолет кончиками пальцев и дергаю на себя. Теперь несостоявшийся убийца ревет уже от ярости и страха. Пытается использовать магию, чтобы вырвать оружие, но я быстрее и злее. Он понимает, что мне его прикончить будет значительно проще. На прыжки или бег пострадавший сейчас просто не способен. Однако у меня другие планы.

Схватив пистолет, отползаю назад вглубь камеры, упираюсь спиной в ширму и прижимаюсь плечом к койке. В коридоре все еще тихо, но где-то уже слышен шум и приглушенные стенами крики — боевики и стражи наводят порядок. Значит, скоро будут тут. Парень смотрит на меня дикими глазами и тяжело дышит. Прут он вытащил и теперь пытается с помощью магии залечить рану. Она неглубокая и, в общем-то, не смертельная, но ему короткой демонстрации моих талантов хватило.

Перевожу дыхание и тоже решаю заняться своим здоровьем. Рана на бедре ноет и пульсирует, кровь выбивается толчками, задета одна из вен. Штанина быстро темнеет и приобретает алый оттенок. Кладу пистолет рядом и сдираю с койки простыню, рывком отрывая от нее широкую полосу на бинт, которым перетягиваю бедро. Действую быстро, насколько это возможно и продолжаю прислушиваться к происходящему. Неизвестно еще, сколько именно заключенных сбежало из камер, скольких переловили стражи, и кто еще может добраться сюда. А мой убийца вряд ли поделится информацией. Хотя…

Закончив с первой помощью, беру в руки оружие и проверяю количество патронов. Семь. Видимо до встречи со мной, парень уже успел пострелять. Возможно, кому-то из стражей и досталось. Помнится, их стандартная защита не предусматривает столкновения с огнестрельным оружием. Вставляю обойму на место и привожу пистолет в боевое состояние. А потом прицеливаюсь в парня.

— Сколько заключенных сбежало вместе с тобой? — Он дергается в сторону, но я веду оружие следом: — Дернешься еще раз — пристрелю. Щит тебе здесь не поможет. Ты же уже понял преимущество пистолетов?

Стандартные щиты не предусматривают точечного физического воздействия такой силы и скорости. Как правило, они просто рассыпаются, или же замедляют пулю, что отнюдь не мешает ей достигнуть тела. И мощность защиты вовсе не всегда является решением проблемы. Дело в правильной комбинации щитов, но и эти знания преподаются, начиная только со второго курса обучения боевиков. А выходить без бронежилета против пистолета мы начинаем только на пятом. Огнестрельное оружие вообще редкость, на него трудно получить разрешение, еще сложнее его не потерять и выдержать ежегодную проверку. Значительно проще разобраться с обидчиком с помощью заклинаний или других подручных средств. Поэтому гражданские лица, как правило, его не используют. Жаль, что черный рынок это не отменяет.

— Я жду, — жестко напоминаю, продолжая целиться. С такого расстояния промахнуться трудно, и у парня на лбу выступает пот, а в глазах мелькает паника. Нечего было браться за «нетрудную просьбу», товарищи поумнее заказчика наверняка отшили, согласившись только изобразить крайнюю степень недовольства и помять бока стражам. А кое-кто захотел побыть героем…

— Н-не знаю… Мы все вместе ломанулись… — он не сводит взгляда с дула и, кажется, стремительно умнеет прямо на глазах.

— Кто тебя послал? — спрашиваю, ощущая легкий озноб. Яд? Если так, то у меня немного времени на разговоры. Вряд ли полноценное магическое зелье, любое воздействие здесь развеивается. Значит, нужен состав, который хорошо сохраняется на металле, боле-менее природного происхождения и который можно достать сравнительно быстро, не вызывая подозрений.

— Н-н-н… — бормочет он, но я опускаю пистолет чуть ниже и стреляю в ногу. Парень воет от боли, выгибаясь на полу в коридоре.

— Кто. Тебя. Послал? — от ответа зависит возможный яд, поэтому он нужен мне сейчас.

Несостоявшегося убийцу спасает топот ног и крики:

— Не двигаться! Прекратить колдовать!

Парня накрывает одной из модификаций заклинания сна. Он отключается прямо на середине стона. Я опускаю пистолет на пол и смотрю на свои трясущиеся руки. Это уже не озноб, а полноценная дрожь. У меня даже зуб на зуб не попадает, еще немного и начнется припадок. Радует одно — ядов с такими побочными эффектами немного, а заказчика сгубила жажда к мучениям жертвы.

Напротив решетки останавливаются двое рослых мужчин, один склоняется над заключенным, второй поворачивается ко мне, замечает повязку на бедре и пистолет рядом.

— Верните оружие, и вам будет оказана первая помощь, — говорит он жестко, но с примесью заметного смятения. Не ожидал увидеть столь активную жертву.

— Б-бе-р-ри… — зубы клацают так, что грозят откусить язык. Отталкиваю пистолет от себя в сторону выхода и заваливаюсь на бок, ощущая, как внутри растекается парализующий холод пополам с болью. Еще немного и покушение на меня станет вполне успешным. Мысль не пугает, но вызывает огонек ярости. Убить князя Тьмы и погибнуть от какого-то яда? Глупее не придумаешь. — Тассс… Тасс…

Не знаю, понял меня боевик или нет, но последнее, что слышу, прежде чем уплыть в беспамятство — звук открываемой решетки.

Прихожу в себя в больничном крыле на вчерашней кушетке. Несколько секунд тупо смотрю в потолок, постепенно впитывая ощущения собственного тела. Кажется, мое бормотание поняли верно. По крайней мере, полный паралич — неприятное последствие при неверной нейтрализации яда — отсутствует. Хорошо.

Я осторожно приподнимаюсь на локтях и осматриваюсь. Сегодня надо мной колдовал уже не Илей, а штатный целитель. Он сидит рядом на стуле и, при моем шевелении, вскакивает.

— Вам лучше лежать, — он властно укладывает меня обратно, надавливая на плечи. — Я постарался нейтрализовать яд, но не уверен, что все прошло гладко. Ваше состояние крайне необычно, и гарантировать результат я не могу. Сейчас мы ожидаем прибытия Первого Целителя.

Первый Целитель — Илей, и раз он до сих пор не прибыл, значит, в отключке я пробыла недолго.

— Тасс. Им пропитали пули, — говорю, просто чтобы убедиться в том, что голос звучит нормально. Боли в бедре уже не чувствую, значит, саму рану залечили. С ядом как всегда сложнее. Тасс — сок растения, которое используется во многих зельях для увеличения срока использования. В малых дозах никакой реакции у организма он не вызывает, но вот при взаимодействии с металлом в чистом виде… Если бы не своевременная помощь меня ожидали бы крайне неприятные часы.

— И вам очень повезло, что мы смогли вовремя доставить вас к лекарю, мадам Шеруда, — подтверждая мои мысли, тихо произносит уже знакомый мне боевик и подходит ближе.

Рядом с маленьким и сухоньким доктором, он кажется гигантом. Высокий, с короткой стрижкой, грубым лицом, словно вытесанным из камня, рассеченной нижней губой, которую он невольно прикусывает, и зелеными глазами. Теперь я его узнаю. Мы уже встречались, и последняя наша встреча наверняка хорошо ему запомнилась.

— Благодарю, — пристально рассматриваю его, выискивая малейший признак враждебности. Он мне далеко не друг, но очевидно, хороший боевик, которого после общения со мной перевели в резерв. Временно естественно, у нас такими кадрами не разбрасываются. — Как нога?

По лицу мужчины пробегает неуловимая судорога, но он сдерживается.

— Восстанавливается, — отвечает глухо и сквозь зубы, а я подавляю невольную улыбку. Сложно отделаться от устоявшейся привычки бить по больному. За последние годы я поняла, что иметь врагов и знать о них проще, чем заводить союзников, которым не доверяешь. Те, кто в лицо говорят о ненависти, хотя бы не лицемерят.

Нас прерывает появление Илея, которое мы все ощущаем как сосредоточение огромного количества Света, на меня оно давит, целитель заметно приободряется, а боевик поворачивает голову на приближающийся источник силы. Полный нейтрал. Я только теперь замечаю, что на мне нет браслетов, и тут же тянусь к магическому полю, чтобы самой провести диагностику и заняться собственным восстановлением. Боевик тут же дергается назад, но заметно расслабляется, понимая, что никаких пакостей от меня ждать не нужно. Теперь улыбку сдержать не удается.

Неужели они в большинстве своем действительно считают, что после добровольной сдачи я стану целенаправленно рыть себе яму? Будто реальных обвинений мне мало, чтобы связываться с глупыми и бесполезными попытками навредить кому-то. Я не маньяк, не сумасшедшая и даже не принявшая Абсолют темная, чтобы мечтать только о чужой боли. Да и они, после столь длительного общения могу говорить с уверенностью, думают далеко не только о том, как приумножить Тьму. Но противоположной стороне этого не понять.

В комнату входит Илей, двумя словами выставляя за дверь боевика и принимаясь за работу вместе с тюремным доктором. Я им не мешаю, только перед самым контактом с целителем решаю спросить:

— Почему ты не снял проклятие? Я специально повесила печать отмены на самом виду.

Допустим, неопытный боевик в темных плетениях не разбирается, особенно в индивидуальных. Но целитель-то должен был сообразить…

— Знаю, — лениво откликается Илей, наклоняясь надо мной. — Но нужна же мне причина, чтобы подержать Микеля вдали от битв. Заигрался мальчишка, возомнил себя самым умным. Хорошо, что на тебя нарвался, а не на кого похуже. Убили бы. Или в основу обряда положили. И все… А так, посидит еще три месяца на местной работе, подумает, там и вернется в строй. Глядишь, поумнеет.

— Если тебе верить, то от моего пребывания среди темных одни сплошные плюсы. Материал для изучения достала, ученика спасла… — в моем голосе звучит нескрываемый сарказм.

— Если доживешь до моих лет, — задумчиво отвечает целитель, неторопливо начиная проводить диагностику, — поймешь, что радоваться значительно проще, чем злиться. И выгоду можно найти везде.

— А как же равновесие? — Илей снова наводит на меня сон, и сознание начинает уплывать.

— А для равновесия некоторые спасенные значат порой больше, чем десятки погибших… Нет двух жизней, которые стоят одинаково, Афия. Вопрос лишь в том, кто оценивает…

Глава 7

Пробуждение не самое приятное: ноют виски, во рту снова привкус горечи, в мышцах тяжесть. Ничего удивительного… Открываю глаза и понимаю, что меня перенесли в камеру. Видимо, магический сон перешел в обычный, но достаточно глубокий, чтобы меня не тревожили призраки. Я сажусь, осматриваю место своего заключения. Пятна крови на полу затерли, каменные осколки собрали, рядом с койкой стоит небольшой стаканчик с зельем. Наклоняюсь и поднимаю его до уровня глаз. Прозрачная бледно-желтая жидкость тускло светится.

— И как же ты это сделал?

Амбирцит вытягивает всю магию, а Первый Целитель умудрился сохранить свое творение. Качаю головой, какие только возможности не приносит обладание Абсолютом. Особенно на протяжении стольких лет. Не удивлюсь, если и браслеты из амбирцита на Илее просто развалятся. Законы обычных магов на Великих не действуют. Мелкими глотками выпиваю зелье и закрываю глаза, ожидая, когда действие снимет все последствия. Постепенно становится легче, мысли проясняются. Теперь у меня есть время, чтобы проанализировать произошедшее.

Меня пытались убить. Грубо, топорно, не пожелав даже отыскать надежного исполнителя, а положившись только на яд и везение. Да, такой сценарий тоже имел определенные шансы на успех, но все же… Князья не стали бы связываться с такой бездарной постановкой. Здесь явно заметен налет эмоциональности. Кто-то хотел устранить меня любым способом и как можно скорее. Кто?

Почему-то первым на ум приходит, что заказчик — женщина. И, если бы моя свекровь выжила… Хотя нет. Она все же чересчур умна, чтобы настолько поддаться первому порыву. Со старой гадины сталось бы выждать, но организовать все значительно лучше. С другой стороны времени у моих доброжелателей не так и много, суд назначен уже на завтра. Опять же, те, кто просто желал мне смерти, могли потребовать выдачи, а, получив отказ, дождаться приговора. Все же эмоциональность. Да и тот выкрик убийцы: «Сдохни, гадина!». Скорее всего, его отдельно попросили передать нечто подобное. А здесь уже попахивает чем-то личным. И кому я могла так сильно насолить?

Губы растягиваются в улыбке-оскале. Ну, конечно… Как я могла забыть? У моего мужа, как и у большинства мужчин, имелось непреодолимое стремление переспать с как можно большим количеством женщин. Любовниц он заводил постоянно и менял их довольно регулярно. Я в его игры не вмешивалась. До тех пор, пока они не переносились на мою территорию.

Именно Салию — милую миниатюрную брюнетку с кукольной мордашкой явно не естественного происхождения — я вытащила из семейной спальни, за волосы прогнала через всю квартиру и выставила на лестницу, наложив временный запрет на использование магии. Всего лишь мелкая пакость. Подобный запрет, неподкрепленный официальной печатью, на взрослом маге или волшебнице держится всего лишь полчаса. Обычно его ставят на детей, чтобы они не навредили себе или окружающим в процессе изучения мира и своих возможностей. Салии, однако, моего воздействия и обращения с ней хватило, чтобы испытать нешуточное унижение. И воспылать ненавистью.

Глупенькая девочка считала, что жена князя — всего лишь возможность получить сына и влиться в высшую элиту. А она, красавица, умница и просто подарок Абсолюта сможет легко занять мое место. Появись Салия раньше, я уступила бы ей Ивара, не глядя, и даже помогла бы удобнее под него лечь, но на тот момент у меня уже был Анджей и четкая цель, поэтому ее притязания стали лишь досадной помехой. Недостаточно существенной, чтобы грубо ее устранить. Мужу я ничего не сказала, ни про сорвавшийся сюрприз в спальне, ни про стычку с этой идиоткой. Мужчину женские дрязги не касаются — лозунг, под которым живут все темные.

А ведь Салия его любила… Пусть не так, как пишут в книгах или старых сказках, не так, как понимают любовь светлые. У темных свои пути, даже в чувствах. И любовь для них превращается скорее в болезненную зависимость от объекта своего желания. Глубокая, выматывающая душу тяга, не поддающаяся контролю. Чем сильнее склонность к Тьме, тем большую власть берут над темным его желания. Однако для прошедших посвящение чувства рано или поздно перестают иметь значение, стираются границы, уходят тонкие нюансы. Они видят лишь необходимость, цель и средства ее достижения. Но даже здесь светлые и темные пошли разными путями…

В светлом Совете присутствуют лишь одиночки. Я никогда не слышала, чтобы кто-то из принявших Абсолют Света заводил семью или даже влюблялся. Все мои судьи одиноки как айсберги в северном океане. Чисты, холодны, опасны и показывают лишь десятую часть собственной сущности. Они могут очаровать, привлечь, но на любовь не способны. Свет выхолаживает душу, делает ее неспособной на сильные страсти, сглаживает углы и убивает потребность быть с кем-то. Симпатия, покровительство, дружба, даже сексуальное желание — они просты и понятны светлым, но после пары сотен лет под властью Абсолюта и дружба сменяется привычкой, симпатия уважением к чужим заслугам, а желание становится лишь удовлетворением физической потребности. Маги ведь не механизмы, биологию для них еще никто не отменял…

Среди князей все немного по-другому. Начать с того, что у темных половину мест в Совете занимают женщины. Ведьмы, принявшие Абсолют Тьмы. Зрелище, которое может внушить определенный трепет даже самому закаленному магу. Они коварны, мстительны, хладнокровны и жестоки, но даже в самом темном своем проявлении остаются женщинами, которые жаждут восхищения и поклонения. Они заводят десятки любовников в молодости, продлевают их жизни, но со временем понимают, что череда беспорядочных связей — совсем не то, что преданный союзник, полностью зависящий от твоих желаний и связанный узами законного брака. Именно ведьмы завели среди темных семейственную традицию. И князьям пришлось подчиниться. Женщина никогда так не откровенничает с мужчиной, как с другой женщиной. А откуда еще можно узнать о планах сестер по Абсолюту, если не с шабашей, где кто-нибудь что-нибудь обязательно сболтнет, а кто-то услышит?..

Именно поэтому Ивару, шесть лет назад прошедшему посвящение и принявшему Тьму, требовалась, если и не жена, то постоянная спутница, которая получит доступ на шабаш, а там поможет ему завязать знакомства. Мужская поддержка — хорошо, но злобная, смертельно опасная гадина за спиной — значительно лучше.

Когда пропал Олеж, на которого возлагались большие надежды, перед Советом встала проблема восстановления баланса. Одно дело, если у темных на одного истинного больше в течение двух-трех лет, другое, если ему нет противовеса значительно дольше. Переговоры с представителем князей результатов не дали. И тогда кто-то выступил с оригинальной идеей — подсунуть молодому князю нужную спутницу, которая узнает его слабость, а потом передаст полезную информацию боевикам.

Я всего лишь подходила заданным критериям отбора. Так сказал Виттор, когда излагал мне суть дела. Молодая, почти ровесница, вполне симпатичная, чтобы заинтересовать мужчину. Хорошо разбираюсь в алхимии, а для темных это важнее — они больше работают с зельями. А самое главное — мне не давалась магия Света. Ее основы дают всем боевикам, чтобы у нас имелись определенные преимущества в бою. Но не каждый может ее применять. Имея нулевую склонность к Абсолюту — это вообще невозможно. А со мной так и произошло. И оказалось, что мой дефект стал плюсом. Темный никогда не выберет в спутницы светлую. Нейтральную, возможно, склонность к Тьме можно попытаться развить. Наставник уговаривал меня попробовать. Начать. Ведь никто не даст гарантии, что Ивар клюнет…

Мне тогда было плевать, боль от потери любимого мужчины заглушала голос разума, и я согласилась. Ведь действительно, совсем не факт, что он выберет меня. На всякий случай искали еще подходящих девушек, но в них особой уверенности уже не было. Они не проходили курс боевиков и вряд ли смогли бы довести задание до конца, а я… Я же могла все. Поверила. Дурочка.

— Госпожа Шеруда, — прохладный голос Микеля вырывает меня из воспоминаний. Открываю глаза и смотрю на него, неплохо я задумалась, раз не заметила его появления. — Ваш завтрак, — он держит поднос одной рукой и едва заметно хмурится.

— Завтрак? — я встаю и подхожу к решетке, забираю с подноса боксы с едой и кладу на койку.

— Ужин вы проспали, как и всю ночь. Через час состоится суд. Ешьте, и я отведу вас в душ.

На секунду я замираю, а затем отрывисто киваю. Видимо сон, навеянный Илеем, оказался крепче, чем я думала.

— Что с моей охраной? — сажусь на койку и начинаю есть. Вкус не чувствуется, но еда — последнее, о чем мне хочется думать.

— Один страж погиб, — боевик отходит в сторону и прислоняется к решетке камеры напротив. При ходьбе он едва заметно приволакивает правую ногу. — Пуля попала в шею, защита не помогла. Второй выжил, сейчас под наблюдением лекаря.

— Много еще пострадало? — выпиваю воду, чая сегодня в меню нет, но по нему я не скучаю.

— В центре города произошла стычка, вылившаяся в масштабную драку с применением темной магии. Часть боевиков отправили туда в помощь стражам, поэтому, когда пришел сигнал из тюрьмы, на подхвате были только я и Серж. Не считая учеников и Виттора. Общий ущерб еще оценивается.

Я перестаю жевать. В новых обстоятельствах покушение уже не выглядит настолько безнадежной затеей. Либо я недооценила Салию, либо вмешался кто-то другой. Какой еще ведьме я умудрилась так перейти дорогу?

— Моего несостоявшегося убийцу допросили? Что-нибудь рассказал?

— Допросили, — Микель как-то неопределенно хмыкает. — Заказчика он не видел. Ему звонила сестра, сказала, что, если он не выполнит дело, ей будет очень плохо, потом продиктовала инструкции. Пистолет в тюрьму пронес один из посетителей, он, кстати, самоликвидировался на месте, остаточной магией шарахнуло по замкам, и у заключенных появился шанс. Неплохо придумано, да?

Мне очень хочется выругаться. Грязно, долго и крайне витиевато. Потому что смерть посланника, откровенный шантаж и отвлекающий маневр — это уже совсем не эмоциональная выходка разъяренной женщины, а план. Пусть не самый гениальный и все же не доведенный до конца, но план. И, как бы мне ни хотелось, но Салия тут вообще не при чем. Ей не хватило бы возможностей, связей и силы, чтобы все организовать в такой срок. Значит, действовал кто-то из темного Совета, один, хладнокровно и по возможности быстро. Мотив тоже следует изменить. Видимо, кто-то очень хочет сохранить свои тайны и считает, что они интересны светлым…

— А что сказала сестра?

— Она пропала. Все вещи в квартире на месте, соседи ничего необычного не заметили. Сирена не реагировала. Ее просто нет, как и любых следов ее пребывания в городе. Мы разослали ориентировки в другие округа, но результат вряд ли будет.

Логично. Если кто-то угробил столько сил, чтобы провернуть такое — он не захочет проколоться из-за какой-то мелочи. Или бабы… Везет же мне на умных недругов. Почему бы им всем не быть как вчерашний убийца? Хлипкими, слабыми и неумелыми. Действительно, почему при таком тщательном планировании выбрали столь странного исполнителя? Неужели в тюрьме не нашлось никого получше? Или их было нечем шантажировать?

— Если вы закончили, нам лучше отправиться в душ, — не дождавшись моего ответа, произносит боевик. — Возьмите с собой одежду, чтобы не возвращаться в камеру.

Я кошусь на него и киваю. Все мои мысленные поиски сейчас бессмысленны, через пару часов мне уже будет неважно, кто там хотел меня убить и почему. Мой охранник видимо думает также, раз так откровенничает. Встаю и отправляюсь за ширму, чтобы проделать гигиенические процедуры. Через десять минут мы уже идем по коридору в сторону душевой. Роль второго охранника сегодня отведена вчерашнему боевику, так что конвой у меня почти почетный. Как говорится, умирать так с музыкой… Вот и проверю изречение на себе. По губам пробегает тусклая усмешка. Мое заключение подходит к концу.

Глава 8

Микель пытается соблюдать инструкциии остается со мной в душевой, не отводя пристального взгляда, но как только я дохожу до белья, не выдерживает и отворачивается. Забавно. Ему не хватает циничности, и чувство стыда и скромности еще довольно сильно. У меня они сдохли еще три с половиной года назад. Когда ради задания нужно лечь в постель к мужчине, который не вызывает бурного восторга и желания, общепринятые нормы как-то резко теряют свою значимость.

Я оставляю тюремную форму на полу и встаю под душ. Вода как всегда смывает усталость и налет вчерашних переживаний и потрясений. Я тру кожу, осматривая место, куда угодила пуля. Даже следа не осталось. Если тюремный лекарь и не смог все устранить — Илей доделал за ним работу. Первый Целитель не любит оставлять недочеты.

Странно. Еще вчера я дралась за свою жизнь, а уже сегодня готовлюсь к суду и возможной казни. И к чему же было сопротивление? Можно списать на привычку. Когда постоянно сражаешься за собственную жизнь и счастье своего ребенка, сложно позволить кому-то одержать верх. А вчера я пошла на поводу у инстинкта. Неужели слова Виттора, Илея и неудавшееся покушение все же пробудили во мне желание бороться? С Советом? Невозможно. Но чувство покорной обреченности меня покинуло, сменившись злостью. Самым обыкновенным желанием пойти наперекор всему. Назло. Однажды этот принцип уже мне помог, может и теперь удастся что-то изменить?

Я вытираюсь и тщательно сушу волосы феном, потом долго расчесываю, жалея, что здесь нет зеркала, и приступаю к одеванию. Под серым чехлом оказывается не только костюм, но и белье. Карде не подвел, обещая, что все будет на уровне. Каждая деталь одежды садится как влитая, мягко обтягивая там, где необходимо, и скрывая недостатки. Светлое белье, блузка на маленьких пуговичках, классические брюки и жакет из темно-серой полушерстяной ткани. Для середины осени в самый раз, учитывая, что в зале суда довольно прохладно. Туфли достаю последними, и классические черные лодочки приподнимают меня над полом на невообразимо тонких шпильках. Они удобны, а с моей привычкой могут сойти и за оружие, что заставляет улыбнуться. Портной заслужил свою плату. Даже не имея возможности взглянуть на себя со стороны, я уже представляю, что увидят члены Совета. Лицо привычно адаптируется к внешнему облику, я надеваю маску надменного спокойствия. Княгиня проклятых в первую очередь должна быть княгиней…

Когда Микель оборачивается на приближающийся цокот моих каблуков, на его лице отражается искреннее удивление. Я молча протягиваю руки, и он крепит к браслетам цепочку. Мы покидаем душевую и направляемся в зал суда. Он расположен в этом же здании на последнем из трех наземных этажей. Там мне тоже доводилось бывать. Не в качестве подсудимой или свидетеля. Зритель на рядовом процессе — всех первокурсников водят на такие заседания. Наглядно показывают, как происходит работа Совета и исполняется закон. Тогда, как все остальные, я была в восторге. Круг девяти казался мне эталоном для подражания. Грозные, неподкупные судьи. Суровые, но справедливые. Мудрые, талантливые. Чего только не придумает юность, чтобы не видеть истины…

По нашим законам, проштрафившихся темных судят светлые, светлых — темные. Нейтралов — кто-нибудь из верхушки стражей, в особо тяжелых случаях — смешанный Совет. Обычным магам сложно нарушить закон, мелкие бытовые нарушения не в счет. Они редко доходят до суда, мелкие ссоры и споры маги решают между собой сами. Главное, чтобы не доходило до дуэлей…

Меня забрали боевики Света, объясняя свои действия количеством совершенных мною преступлений и тем, что убийство князя Тьмы могло серьезно пошатнуть равновесие, а значит, должно быть наказано со всей строгостью. Уверена, князья были в бешенстве от таких объяснений. Если бы не моя договоренность с Виттором — боевики просто не успели бы отреагировать. Совет князей прибрал бы меня к рукам вместе с Анджеем, и уже никакие требования не помогли бы. Однако, кто первый встал — того и тапки.

Мы останавливаемся перед двустворчатыми дверями, Микель медленно вдыхает и выдыхает, набираясь духу, его напарник заметно подбирается, настораживаясь. А я рассматриваю резьбу, украшающую дверной косяк. Перед смертью не надышишься. Зачем же так нервничать? Не их же судить будут.

Микель встряхивается как собака и, решившись, плавно открывает двери. В лицо мне тянет прохладным воздухом, и я прикрываю глаза. На секунду. Всего на одну секунду я позволяю себе маленькую слабость, чувствуя легкую дрожь в руках и напоминая себе, почему я здесь. Чтобы ни случилось, я знаю, зачем это сделала. Зачем пришла сюда. Что стоит на кону. И снова убедившись в верности своих действий, делаю шаг вперед, навстречу своей казни.

Мои шаги отдаются по залу легким гулом. Акустика здесь хорошая и позволяет услышать любого без помощи магии. Огромное помещение имеет форму ротонды с куполообразным потолком, в центре которого расположено единственное круглое окно. Свет проходит сквозь витраж — голубь с веточкой в клюве, объятый лучами света — и падает в центр зала, дублируя изображение на полу. Сейчас в лучах солнца стоит единственное кресло — для меня. По всему периметру зала, как в старинном Колизее, расположены ряды кресел для зрителей. Они не освещаются и теряются в полумраке, чтобы скрыть тех, кто пришел стать свидетелями правосудия. Впрочем, сегодня они пусты. Напротив входа, через который мы вошли, находятся места для судей — ровно девять массивных кресел, выстроенных в линию. Два из них традиционно пустуют. Илей редко посещает заседания суда, а один из членов Совета сейчас исполняет свой долг в другом полушарии и отвлекать его нельзя…

Мы останавливаемся в центре зала, Микель снимает с меня наручники и отступает в сторону, его напарник закрывает двери в зал и остается рядом с ними. А я, стиснув зубы от клокочущей в висках крови, падаю в кресло. Волны Света накатывают на меня одна за другой, заставляя подчиниться. Внутри вскипает злость — та самая, что не дала мне вчера погибнуть. И именно она отрезвляет. Я не могу в одиночку противостоять Совету, но сохранить разум еще в состоянии.

Закрываю глаза и делаю нехитрые дыхательные упражнения, возвращая себе ясность сознания и выстраивая защиту. Так я, по крайней мере, могу быть уверена, что не натворю глупостей прямо в процессе заседания. Открываю глаза и замечаю Виттора, стоящего справа. Он едва заметно, одобрительно кивает и поворачивается к судьям, намереваясь исполнить свой долг до конца. Пусть начинает.

— Афистелия Шеруда, вдова князя Тьмы Ивара Шеруда, бывший боевой маг Света, — хрипло произносит наставник, соблюдая протокол, — прибыла, чтобы ответить перед Советом за свои преступления.

Мне очень хочется рассмеяться, но я сдерживаюсь, понимая, что желание навеяно взбунтовавшейся внутри Тьмой. Не стоит провоцировать Совет, они и так достаточно жестоки к таким, как я.

— Оставь бюрократию, Виттор, — Стефания — седая до белизны старуха, одетая в бесформенный балахон, вяло отмахивается, поведя полупрозрачной кистью, — мы все прекрасно знаем, почему Афия здесь и хотим услышать ее, а не скучный перечень фактов, которые ты собрал в ее защиту.

Белая волшебница смотрит на меня водянистыми глазами. Обычно принявшие Абсолют не стареют, но говорят, что Стефания прошла посвящение слишком поздно, а затем отказалась тратить силу на омоложение и навсегда осталась дряблой старухой. Это не мешает ей быть властной и суровой, а в некоторых моментах даже помогает. Многие изначально принимают ее за добрую бабушку, которая всегда поможет и защитит, но ее душа также холодна, как и душа любого другого члена Совета.

— Мы все уже ознакомились с материалами дела, — вступает Пьетр, сидящий на противоположном конце от Стефании. — Количество убитых, проклятых, раненных. Территории, которые Афия разграбила и уничтожила самостоятельно или же вместе с подручными супруга. Сейчас нас интересует, что она скажет в свое оправдание.

Ему еще нет трехсот лет, и по меркам Совета Пьетр молод, в нем еще остались простые чувства, знакомые обычным магам, и сейчас он сдерживает гнев. Неугодное светлым чувство прячется в глубине его пронзительно-зеленых глаз, в уголках плотно сжатых тонких губ, в побелевших пальцах, стискивающих подлокотники кресла. Если бы меня судил он — казнь бы уже состоялась. Пьетр привык действовать, а не размышлять. И для него хороший темный — мертвый темный.

Остальные судьи молчат и смотрят на меня с разными оттенками чувств: холодный интерес, сдерживаемое раздражение, суровый гнев, сочувствие. Последняя пойманная эмоция заставляет меня найти нужный взгляд — Оливия, вторая волшебница в Совете. Она выглядит моей ровесницей, милой девушкой с лицом-сердечком и светло-русыми волнистыми волосами, которые невозможно собрать в прическу. Я не знаю, сколько ей лет, Оливия редко посещала центр обучения, и про нее среди учащихся не ходили сплетни и сказки, что уже странно. Сейчас в голубых глазах волшебницы поселилась печаль и странное понимание — слишком много чувств для того, кто давно живет с Абсолютом, но и слишком много сдержанной мудрости для того, кто принял его недавно. Почему-то мне кажется, что она бы меня помиловала.

Виттор кашляет, привлекая мое внимание, и кивает на судей, напоминая, что они ждут ответа. Я вздыхаю, зная, что начинающийся фарс может длиться очень долго — Совету нужно принять единогласное решение, а с такими настроениями они долго будут препираться. Да, светлые тоже ругаются между собой, хоть это и скрывается от общественности.

— Три с половиной года назад, — неторопливо начинаю я, — Виттор обратился ко мне с предложением, которое было полностью одобрено и даже санкционировано Советом. От меня требовалось войти в ближний круг Ивара Шеруда, узнать его слабость и сообщить боевикам, чтобы они устранили князя. Я согласилась и… выполнила задание.

— От тебя требовалось всего лишь узнать нужную информацию, а не кувыркаться с темным три года, прежде чем убить его!

— Пьетр! — ледяным тоном одергивает коллегу Карлос — темнокожий и темноволосый южанин, с которым связано больше половины студенческих анекдотов. По словам Виттора, он был наставником Пьетра и привел того в Совет, поэтому и не стесняется перебивать. — Мы здесь, чтобы слушать, а не унижать. Держи эмоции при себе.

Кажется, я ошиблась, и сегодняшний спектакль будет длиться не просто долго, а очень долго… Если судьи начали выяснять отношения и предъявлять претензии прямо здесь, до обсуждения приговора они дойдут в лучшем случае к вечеру.

— Тем не менее, вопрос, затронутый Пьетром, верен, — подает голос сидящий в центре Брасиян. — Почему же прошло столько времени, Афия? Мы предполагали, что просто не будет. Год, полтора, максимум два — прогнозы проверяли несколько раз, все они не давали больший срок. Ты перестала выходить на связь через три месяца после свадьбы, а снова появилась только полгода назад. Что произошло? И почему ты нарушила закон?

Его я рассматриваю долго. Высокий, даже когда сидит он возвышается над коллегами, широкоплечий, его физическая форма больше подошла бы боевику, нежели обычному магу, сильный и сосредоточенный. От него веет только спокойствием и уверенностью в собственной правоте. Ни раздражения, ни гнева, ни сочувствия. Чистый Абсолют, воплощенный в живом существе.

В Совете именно Брасиян осуществляет контроль за боевиками. Виттор получает приказы от него и ему же отчитывается. Именно этот светлый предложил свой гениальный план, именно его мне стоит благодарить, вместе с наставником конечно. И сейчас очень хочется выкрикнуть ему в лицо все, что я думаю о нем и его методах, а также популярно объяснить, что чувствуешь, когда тебя день за днем перекраивают, переделывают во что-то новое, не спрашивая твоего желания. Я очень хочу ему ответить, но меня прерывают…

— Ответы здесь, — громовой голос Илея разносится по залу. Первый Целитель переместился сюда, минуя защиту, и замер перед судьями спиной ко мне, словно прикрывая. В его руке какой-то крошечный предмет, наполненный силой, который он небрежным жестом бросает Брасияну. — Если бы ты согласился подождать еще немного, то получил бы их еще до начала суда.

Его действия вызывают у присутствующих разную реакцию. В основном удивление, Оливия искренне улыбается, Пьетр хмурится, на лице Брасияна быстро мелькает досада. Пока он углубляется в изучение новостей, а другие члены Совета терпеливо ждут своей очереди, в заседании намечается перерыв. Виттор подходит к Илею, и они перебрасываются парой слов. Моя охрана, судя по их аурам, растеряна и неуверенно топчется у входа. Они ждали от суда чего-то иного. Я, в общем-то, тоже…

И только теперь я ощущаю на себе еще один изучающий взгляд. Пока внимание судей было сосредоточено на мне, я его не замечала, но теперь понимаю, что в зале все же есть зритель. Один. Его внимание — смесь чего-то неуловимо знакомого и в то же время абсолютно чужого. Я пробегаю взглядом по видимым мне трибунам, но они пусты. Наблюдатель сел так, чтобы не попадать в поле моего зрения. Пытаюсь посмотреть его ауру и найти в магическом поле следы присутствия, но они хорошо стерты. Замаскировался. Кто-то не хочет, чтобы я его нашла или узнала…

Только я все же узнаю. Я помню разговор с Виттором. Но слова ничего не значат, если не подкреплены фактами. И я запомнила, но почти не поверила… Зря. Олеж жив. Действительно жив. Для всех, кроме меня. Для меня он умер четыре года назад и лучше бы оставался мертвым. Возможно, тогда я не чувствовала бы себя такой дурой. Ведь если он жив — к чему были прошедшие годы?

Глава 9

Брасиян заканчивает быстро, передает артефакт Карлосу и начинает внимательно разглядывать меня. В ответ я уплотняю щит, невольно ощетиниваясь колючками. Не нужно вторгаться в мое личное пространство, господин маг.

— Нахрапом не получится, Брасиян, — замечает его манипуляции Илей. — Лучше просто послушай. Наши непримиримые противники по Абсолюту нашли способ увеличить в нейтральных магах склонность к Тьме. Вы все знаете, что это возможно путем тренировок, взаимодействия с кем-то из истинных магов и прочими длительными путями, которые могут и не принести результата. Однако они изобрели рецепт зелья, которое подавляет естественные стремления и подменяет их искусственно увеличенной тягой ко всему темному, что только есть внутри каждого мага. Зелье имеет свойство накапливаться в организме, создавая определенную критическую массу, после превышения которой борьба с Тьмой практически невозможна.

Первый Целитель замолкает, и в зале воцаряется тишина. Теперь меня пристально рассматривают все члены Совета, а я борюсь с искушением обнажить зубы и зарычать. Задавить агрессию трудно, но у меня богатый опыт, и спустя пару вдохов алая пелена перед глазами спадает.

— Как им удалось? — Стефания хмурится, но под непробиваемой маской спокойствия заметна тревога. Она боится последствий подобного изобретения. Да-да, борьба с Тьмой может выйти на качественно новый уровень, учитывая, что у светлых ничего подобного нет и в помине.

— К сожалению, я не знаю. С годами состав зелья менялся, и образцы, которые доставила Афистелия, уже не несут в себе основного ингредиента. Моя команда алхимиков смогла распознать лишь дикую смесь стимуляторов, повышающих физические показатели, стабилизаторы, закрепляющие результат, и еще несколько компонентов, над предназначением которых они пока бьются.

— Все было бы проще, если бы ты передал образцы мне, — Карлос подается вперед. Между его широких кустистых бровей залегает складка. Первый Алхимик Совета недоволен тем, что его отстранили от столь занимательной загадки.

— Ты знаешь, что я не жаден, — пожимает плечами Илей, — и отдам тебе все необходимое. До сегодняшнего дня меня больше волновало здоровье Афии, и возможное исправление ситуации, а не исследования.

— Так значит, все можно исправить? — голос Оливии молодой и звонкий, он разносится по залу, даря ощущение легкости и праздника. Я морщусь, ощущая новую волну чистого Света. Какие же у нее способности, раз от простого вопроса меня так корежит?

— Это лишь предположение. В природе у всего есть баланс. Если удастся распознать, какой ингредиент сыграл решающую роль — я смогу найти противоядие. Конечно, вместе с уважаемым Первым Алхимиком, — целитель смотрит на Карлоса, и тот отводит взгляд. Не знаю, сколько им обоим лет, но некое дружеское соперничество в их общении порой сбивает с толку.

— Мы отклонились от темы, — подает голос Брасиян. — Исследования, безусловно, нужны, даже необходимы, но сейчас мы должны решить судьбу Афистелии…

— Никто из нас никогда не испытывал на себе подобного воздействия, — Виттор выходит вперед, позволяя себе перебить непосредственного покровителя. — Все, что совершала Афия, происходило из-за разбуженной зельем Тьмы. Никто не мог предугадать подобного, и судить ее за убийства и прочее — несправедливо. К тому же, она выполнила главное задание — уничтожила князя Тьмы.

Он действительно защищает меня, исполняя клятву. И я испытываю смутное чувство благодарности. Или чего-то похожего.

— Но какой ценой?! — вскидывается Пьетр, и теперь Карлос его не останавливает. Алхимик задумчив и погружен в себя, а двое оставшихся судей вообще не спешат вмешиваться, словно их происходящее не касается. — Вы видели статистику?!

— Цифры сейчас не так важны, — Стефания хмурится и кусает губы, но все же вмешивается, — мы все их знаем. Вопрос в том, как вынести приговор. В такой ситуации мы еще ни разу не оказывались.

Смешно. Можно подумать, они действительно рассматривают вариант с моим помилованием. Кому оно нужно, интересно? Илею, чтобы продолжить исследования? Карлосу, чтобы под рукой был подопытный кролик? Брасияну?.. Тут даже предполагать смешно. И я действительно смеюсь. Тихо, чтобы не казаться безумной, но они все равно смотрят так, будто у меня на голове выросли рога.

— Вы сами дали мне задание, отправили к темным, зная, что никто и никогда не делал ничего подобного, а теперь возмущаетесь, что цена победы оказалась слишком высока. Вы не знаете, как судить. Хотя на самом деле лишь пытаетесь сохранить лицо. Перед кем? Перед кем вы так стараетесь? Перед друг другом? Или сами перед собой?

— Тогда помоги нам выйти из сложной ситуации, — принимает вызов Брасиян. — Мы можем принять во внимание действие зелье и необычность ситуации, но… Скажи, Афистелия, ты раскаиваешься в том, что совершила?

Я смотрю ему в глаза и несколько секунд красочно представляю истинного светлого на месте Ивара. Как он захлебывается кровью, задыхается и умирает, затем все же давлю в себе фантазии. Брасиян дает мне шанс, единственную реальную возможность выжить, и мне очень хочется ответить: «Да». Но носители Абсолюта Света чувствуют ложь, а она станет худшим из возможных вариантов.

— Нет.

На их лицах ничего не отражается, но я давно научилась видеть скрытое. Иначе просто не выжила бы. В них кипит возмущение. Неверие. Неприятие. Жесткость. Со стороны двери накатывает яркое возмущение. Виттор смотрит на меня напряженно и обреченно, уже зная, каким станет приговор. И только мой невидимый наблюдатель остается спокоен. Не знаю, почему, но в нем не ощущается отторжения. Хотя Свет в нем должен быть также силен, как и при нашей последней встрече. Но я лишь отгоняю лишние мысли и обвожу взглядом судей.

— Нельзя раскаяться в том, чего не помнишь.

Теперь они удивлены, недоумение быстро перерастает в раздражение и желание узнать, что же кроется за моими словами. А я действительно не помню. Только обрывки, отдельные куски кровавых событий. Зелье вводило меня в состояние, близкое к безумию. Неконтролируемая ярость, гнев, бешенство, агрессия, всплески магии… Разум не выдерживал перегрузок и отключался, оставляя лишь низменные инстинкты. Желание убивать, охотиться, упиваться добычей, спариваться… После каждой дозы я становилась скорее неконтролируемым животным, за которым Ивар любил наблюдать. Он пытался меня приручить, если не стать хозяином, то заставить распознавать его присутствие и подчиняться ударам плети. Иногда у него получалось. В редкие моменты, когда забытье проходило, я обнаруживала себя на земле, измазанной в крови и грязи, или же в руках дорогого супруга, упивающегося получаемым наслаждением от обладания моим телом. Только много позже, уже после рождения Анджея всплески Тьмы стали не такими мощными. Я впадала в безумие все реже, но след остался, и он стал невыносимым гнойником в моей душе. Местом, где живут кошмары и прячутся воспоминания.

Вот только Совету знать подробности совсем не обязательно, и я молчу, не собираясь ничего пояснять.

— Я думаю, собранных материалов достаточно, чтобы принять решение, — произносит Илей и пристально смотрит на Брасияна.

— И какое же наказание ты предлагаешь? — тот отвечает прямым взглядом.

— Лишение магии…

— Слишком мало! — отрывисто перебивает Пьетр. — Она призналась, что не раскаивается, а вы предлагаете оставить в живых убийцу!

— Все мы здесь убийцы… — тихо бросает Стефания, поджимая губы. — Я согласна с целителем.

Неожиданно. От Белой волшебницы я такого не ожидала, да и другие не ждали, судя по реакции.

— Темные убьют ее, стоит ей покинуть зал, — замечает Карлос, выныривая из своей задумчивости. — Милосерднее казнить самим. По крайней мере, мы не станем растягивать ее смерть на недели.

Алхимик циничен, но по-своему прав, в глубине души я с ним согласна, и скорее всего, проголосовала бы также. Казнь — довольно простая и безболезненная процедура, в отличие от растянутого по времени мучения в исполнении темных.

— Странно слышать о милосердии от тебя, — неожиданно подает голос, доселе молчавший Хайгель — лучший мастер погоды из всех светлых. — Я согласен с Илеем. Девочка сослужила хорошую службу, и ее таланты стоит ценить. Она может нам еще пригодиться.

Не менее цинично, нежели убить меня из милосердия, но теперь уже с подоплекой об общественном благе. В голове нашего погодника наверняка вырисовывается самая дальняя и противная камера с неограниченным сроком заключения. И отнюдь не в крыле для особо опасных, а где-нибудь похуже, чтобы противоположная сторона не смогла добраться, и свои не пронюхали.

— Поддерживаю, — звенит голос Оливии, — но не считаю, что мы должны использовать Афию. Она заслужила покой, к тому же вряд ли в таких условиях добровольно согласиться помогать. А принуждение не даст результатов.

В глазах волшебницы все еще заметно сочувствие, которое мне хочется прогнать. Она ведет себя не так, как все они, и это настораживает. Доброта — вовсе не основная черта истинных, скорее уж исключение, с которым раньше я не сталкивалась.

— Гипнос, что скажешь ты? — Брасиян на правах распорядителя Совета обращается к последнему промолчавшему.

Он молчит и будто бы дремлет, закрыв глаза и погрузившись в тонкий мир, его аура соткана из белесого тумана, но не дает никому заглянуть глубже странной дымки. Гипнос медленно, нехотя, открывает пустые, совершенно слепые глаза и тяжело вздыхает, будто впервые в жизни. Он — единственный, кто не прикоснулся к камню, принесенному Илеем, но тому, кто видит сплетения снов, реальности, будущего и прошлого, это и не нужно.

— Оставьте ей жизнь, — произносит слепой еле слышным шепотом и снова закрывает глаза.

— Что ж… Пьетр, Карлос вы будете настаивать на смертной казни?

Алхимик неопределенно пожимает плечами. Ему плевать на результат суда, в его голове уже строятся планы о возможных опытах и экспериментах с зельем. Пьетр хмурится и кусает губы, но все же не решается пройти против воли всего Совета и отрывисто качает головой.

— Тогда вернемся к формальностям, — Брасиян выпрямляется и немного подается вперед, впиваясь в меня неприятным взглядом. — Афистелия Шеруда, вдова князя Тьмы, Ивара Шеруда, по единогласному решению Совета Света ты приговариваешься к лишению магии. Срок — до конца жизни. Приговор может быть пересмотрен только по инициативе одного из членов Совета не раньше чем через пять лет. Встань для принятия Печати.

В моих ушах стоит звон то ли от эха, блуждающего по залу, то ли от шума крови. Я встаю, пытаясь понять, реально ли происходящее. Поверить трудно. Он не мог оставить меня в живых. Просто не мог. Но все же оставил. Зачем?

Печать проходит сквозь одежду и ожигает грудь невыносимой болью. Она сбивает с ног, и я падаю на колени, пытаясь ухватиться за кресло, но под пальцами лишь гладкое дерево. Хочется кричать, но горло перехватывает, и с губ срывается лишь хрип. Упираюсь ладонями в пол и вижу только изображение голубя — белая птица, несущая в клюве зеленую веточку. Символ мира. Смотрю только на нее, вытесняя из сознания другие мысли. Печать свивается в узор, опоясывает корпус на уровне груди и разрастается цветком в середине. Боль отступает медленно, позволяя вздохнуть. Я с трудом встаю на ноги, цепляясь за то же кресло. Вот все и закончилось. Приговор приведен в исполнение, но благодарить я точно не стану…

Глава 10

Пока меня выводили из здания, утрясая последние формальности и снабжая необходимыми документами, погода испортилась. На улице дует пронзительный холодный ветер, небо затянули серые тяжелые тучи, обещающие затяжной дождь. Холод пробирается под ткань костюма, заставляя меня застегнуть пуговицы жакета и поежиться. После трех дней в камере свежий воздух кружит голову и совершенно непривычен.

Я спускаюсь на несколько ступеней по высокой каменной лестнице, отделяющей меня от улицы, и останавливаюсь. За спиной серой громадой высится здание местного отделения Совета. Тюрьма занимает только подземные этажи, а все остальные оборудованы для нужд истинных магов. Я стою, бессмысленно рассматривая знакомый пейзаж: центральная улица с широкой проезжей частью, по которой мелькают в обе стороны небольшие магмобили, на противоположной стороне высятся двухэтажные здания общественного назначения. Если пройти налево — через десять минут можно упереться прямо в офис боевиков, который когда-то был мне почти домом.

Порыв ветра отбрасывает волосы от лица, холодит шею и грудь, где еще ощущается узор печати. Я жива. И совершенно не знаю, что теперь делать. Совет оставил меня беспомощным кутенком, брошенным посреди враждебного города. Мне некуда идти. Карлос прав. Темные постараются убить меня, светлые не станут помогать, и никто из магов или волшебниц не захочет связываться с той, на ком стоит печать. Она отражается в ауре и по ее свечению и узору легко можно определить, за что именно осужден преступник. Чувствую, в моей стоит такая степень опасности, что ни один здравомыслящий маг не захочет даже близко подойти.

На асфальт падают первые капли мелкого моросящего дождя. Скоро он разойдется и затянется на несколько дней, как часто бывает осенью в нашей части материка. Относительно теплой и сухой погоде пришел конец. Не самое удачное время я выбрала, чтобы избавиться от мужа. Стоило все провернуть летом…

Закрываю глаза и запрокидываю лицо к небу. Капли оседают на коже мелкими брызгами. Сейчас. Еще немного тишины и покоя, и я придумаю какое-то решение. В конце концов, даже без магии с моими навыками я опасна, а значит, есть шанс немного побегать от охотников и затеряться. Опасная дорога, но другой пока нет. Только бы вырваться из города. Там будет проще, возможно удастся тряхнуть какие-то связи. Хотя самый вероятный вариант — попытаться обратиться к матери. Но Лидия вряд ли станет помогать. У нас не те отношения, чтобы она рисковала собой или своей репутацией.

С тихим шелестом рядом со зданием останавливается магмобиль. Неужели за мной? У темных хватит наглости забрать лакомый кусочек прямо от резиденции Совета? Все же я — выдающийся трофей. Еще ни за одним преступником сюда не присылали кортеж. Открывается дверца, и на асфальт ступает женская ножка — цокот каблука выдает пол обладателя. Я все еще стою с закрытыми глазами и почти в расслабленной позе. Пусть подойдет ближе, там и разберемся что к чему. Желания драться и бежать нет совсем. Суд выпил последние моральные силы. Свет и Тьма, я так устала, что даже если меня сейчас начнут убивать — вряд ли смогу сопротивляться. Вот такая ирония: получить почти помилование при самом плохом раскладе и сдохнуть спустя полчаса.

Каблучки размеренно стучат по ступенькам — их обладательница не торопится подниматься, а затем вообще останавливается, так и не дойдя до меня.

— Афи?

От звуков этого голоса я вздрагиваю. Ее не должно быть здесь. Не может быть. Такого просто не может быть. Или я уже сошла с ума? Открываю глаза и очень медленно опускаю взгляд вниз, рассматривая волшебницу, стоящую на три ступеньки ниже, ровно за линией досягаемости.

Она почти не изменилась. Все те же рыжие непокорные волосы, зелено-голубые глаза, россыпь веснушек на носу и щеках, пухлые губы бантиком, округлая фигурка, закутанная в травянисто-зеленый плащ. В руке у нее раскрытый зонт-трость бежевого цвета с изящной деревянной рукояткой в виде головы волка.

— Афи, — уже увереннее произносит Марикетта, вглядываясь в меня.

Тонкие рыжие брови сошлись на переносице, а в глазах живет дикая смесь из сочувствия, непонимания, волнения и яростной решимости. Моя единственная подруга из прошлой жизни. Мы вместе учились в интернате, вместе получили свидетельства об окончании, поступили на боевиков. Конечно, инициатива была моя. Марька вообще не создана для боев и риска, но на голом упрямстве доучилась до конца пятого курса и только потом сменила специализацию, перейдя в ученицы к Илею. У нее с освоением некоторых светлых заклинаний проблем не возникало. Склонности не хватало, чтобы пройти посвящение, но для лечения раненных оказалось достаточно.

Тогда, после известия о смерти Олежа, мы плакали вместе. Она поддалась на то же обаяние, что и все остальные, но даже после того, как он сделал выбор, мы остались подругами. Всегда помогали друг другу. И когда Виттор сделал мне предложение о ликвидации Ивара, именно Марикетта дольше всех уговаривала отказаться.

— Афи, — она осторожно делает шаг, поднимаясь на еще одну ступеньку. Хорошо знакомая с подготовкой боевиков, Марька вполне представляет, на что я способна. Она не спешит, но останавливается прямо передо мной лишь на одну степень ниже и смотрит снизу вверх, придерживая зонт так, чтобы прикрыть меня от постепенно расходящегося дождя.

— Маря… — шепот срывается с губ, едва различимый за шумом непогоды.

Она неуверенно улыбается и свободной рукой касается моих сжатых пальцев. Гладит, разжимает кулак, не отводя взгляда от моих глаз.

— Афи, пойдем… — Ее голос дрожит, но Марька крепко сжимает мою ладонь, и уже увереннее завершает: — Пойдем домой.

У меня нет дома. Мне некуда идти. Хочется сказать ей, но ее слова или даже та искренность, которая стоит за ними, переворачивают что-то в моей душе. Ставят мир с ног на голову. Я разучилась доверять, разучилась полагаться на кого-то, не ждала, что кто-то из прошлого рискнет появиться здесь, но она пришла. Наплевав на мнение других, на свою работу, на репутацию… Марикетта здесь и хочет забрать меня с собой. Слишком похоже на сказку или сон.

Она делает последний шаг и становится рядом, хотя все равно ниже меня на целую голову. И вдруг порывисто обнимает, обхватывая рукой за талию. Меня обдает запахом роз и сирени — ее любимыми духами, в нос сразу же попадают рыжие пряди, они щекочут кожу и мешают дышать, но все это настолько знакомо, что я только теперь позволяю себе поверить. Марикетта действительно здесь. Как? Зачем? Почему? Я не знаю. И не уверена, что хочу и должна узнать…

А она тем временем, так и не дождавшись ответных объятий, встает рядом, все еще придерживая меня рукой за талию, и уверенно тянет за собой вниз по ступеням. К маг-мобилю, у которого стоит водитель — еще один наш однокурсник. Деметрий. Он отрывисто кивает мне, пока мы спускаемся, и открывает заднюю дверь. Мне трудно верить в происходящее настолько, что я не сразу ощущаю пристальный взгляд, направленный в спину. Знакомый и чужой. От которого начинает колоть кожу на затылке и тянет обернуться.

Я позволяю себе маленький каприз и поворачиваюсь в сторону здания, прежде чем сесть в мобиль. Он стоит на самом верху лестницы и смотрит прямо на нас. Без зонта или минимальных защитных чар, так что капли дождя текут по волосам и лицу. Знакомый силуэт. Высокий, широкоплечий с развитой постоянными тренировками мускулатурой. Он почти такой же, каким я его помнила все прошедшие годы. Почти. С правой стороны от лба над виском проходит широкая седая полоса, заметная на фоне темно-русых волос. Лицо стало жестче, и он кажется старше своих лет. Так и должно быть с теми, кто почти умер, но все же вернулся. Олеж…

Свет и Тьма. Как часто он приходил ко мне во сне в первый год моей семейной жизни. Как часто в своих глупых мечтах, когда становилось невыносимо плохо, я представляла, что он жив и приходит, чтобы забрать меня из лап Ивара. Сколько раз я просыпалась с горьким осознанием, что его больше нет. Как проклинала его за то, что он умер так не вовремя. Как ненавидела, что мне приходится выполнять его работу. Смирилась.

И теперь в душе не екнуло ничего. Чтобы ни было раньше, моя любовь умерла. Скончалась в горьких муках, сгорела в пламени темного безумия. Даже горечи не осталось.

Я отвожу взгляд и сажусь в маг-мобиль, Деметрий захлопывает дверь и занимает место за рулем. Марька садится рядом с ним, одним движением высушивая зонт. Транспорт плавно трогается с места, встраиваясь в редкий поток своих клонов. Мой взгляд возвращается к окну. Олеж все еще стоит у здания Совета и смотрит, я готова поклясться, на меня. Что он ищет? Чего ждет? Меня прошлой больше не существует, и очень скоро он все поймет, если еще не понял. И тогда его любопытство уйдет. Все закончится. Все уже почти закончилось…

Я отворачиваюсь и смотрю на дорогу. Прошлое стоит оставлять в прошлом. Мне же нужно думать о будущем и своем сыне. Теперь, когда моя судьба решена, Совет займется Анджеем, и Виттору нужно напомнить о его обещании. Раз уж я осталась жива…

Глава 1

…Триста двадцать девять убитых, сорок семь проклятых, пятнадцать детей-сирот, четверо пострадавших боевиков… Подробности расписаны с какой-то извращенной дотошностью, кажется, что стоит перевернуть страницу, и там будет приведен подробный перечень синяков и царапин, полученных боевыми магами. Смешно. И грустно. И неизвестно, что ужасает больше: цифры или то, с какой педантичной точностью их собирали. Будто выставляли напоказ, не приукрашивали, не врали, но старались показать в самом черном свете. Да, насилие и смерти нельзя оправдать, но почему-то собранная статистика вызывала лишь глухое раздражение.

— Красиво расписано… — Олеж посмотрел на Виттора, сидящего напротив, и отложил папку с цифрами.

— Это официальные данные, которые будут переданы в Совет.

Руководитель боевиков перебирал разложенные на столе предметы: помаду, какие-то осколки, россыпь драгоценных камней, маленькую кофейную чашечку. Его длинные узловатые пальцы касались то одной вещи, то другой, будто желая взять, но отступая в последний момент. От улик, собранных на месте убийства князя Тьмы, веяло магией. Темной, выдохшейся, едва уловимой — так ощущаются остатки заряженных зелий или отработавших амулетов. Алхимия. Чары.

— А мне ты их показал, чтобы похвастаться расторопностью новых учеников? — спокойный тон давался нелегко, но он научился сдерживать первые порывы. Как, например, сейчас сдерживал злость на то, что прошлым вечером его просто услали в глушь с каким-то нелепым, но крайне важным поручением. Чтобы не путался под ногами и не лез на рожон. Виттор выразился другими словами, но смысл не изменился. Вернулся Олеж только час назад и тут же узнал замечательные новости: Ивар Шеруда отправился к Абсолюту, а его жена — заключенная в камере для особо опасных преступников.

— Я показал, чтобы ты понял, насколько она изменилась. Афия уже не та, что прежде.

— Это повод бросить ее одну?

Старый маг вздохнул, ему разговор тоже давался нелегко, но облегчать задачу боевик не собирался.

— Ты не можешь ничего изменить. Суд состоится, и Совет рассмотрит все материалы дела.

— И твоя статистика станет последним гвоздем в крышке ее гроба…

— Это приказ Совета…

— Любой приказ можно обойти.

Замолчали оба, подбирая аргументы и сверля взглядами стол с уликами, чтобы только не смотреть друг на друга. Сказать можно многое, результат не изменится.

— Почему камера для особо опасных? — Олеж сдался первым, понимая, что молчаливое противостояние может продлиться долго, а время все же идет. И до проклятого суда остается не так уж много.

— Потому что это единственное место, где темные не смогут ее достать. Там безопасно.

— А не проще было вывезти ее из города?

— Совет соберется здесь, поэтому не проще, — сухо отрезал Виттор и нахмурился. Предметы на столе раздражали его также, как самого Олежа статистика. — Я буду ее защищать.

А вот эта новость вызвала удивление, но только мимолетное.

— Пытаешься оправдаться перед совестью за то, что бросил ее там одну и без поддержки?

— Я поклялся. Афия получит шанс выжить.

— А как же приказ?

— Ты же сам сказал, что выполнять можно по-разному, — Виттор посмотрел ему в глаза и усмехнулся, становясь похожим на того идеального наставника, каким казался когда-то. Вот только Олеж уже давно перестал быть учеником.

— Чем она тебя поймала? Раз ты поклялся, должно быть что-то серьезное.

— Я попался на том же, на чем и сама Афия… — со странной интонацией протянул Виттор и откинулся в кресле, соединяя пальцы обеих рук. — Привязанности нас погубят.

Привязанности. Даже странно, что у непробиваемого нейтрального мага они есть. Он сам никогда не замечал ничего подобного, а она смогла что-то разузнать, даже находясь по другую сторону. Талантливо. Ждать пояснений, что именно оказалось слабостью руководителя, он не стал. Такие вещи действительно стоит хранить в тайне.

— Пойдем, — вдруг встал Виттор, — хочу тебе кое-что показать, чтобы сомнения отпали…

Олеж окинул его насмешливым взглядом. Сомнения… Будто они у него имелись. Но он все же пошел вслед за бывшим наставником. Они покинули кабинет, прошли знакомым коридором до лестницы, а там вниз до самого нижнего уровня подвала, где располагался схрон — собрание различных артефактов, запретных книг и прочего мусора, который оставался после расследований и ликвидации некоторых зарвавшихся темных. Старый маг остановился рядом с неприметной дверью почти в самом конце коридора, снял магический замок с индивидуальным доступом и вошел внутрь.

Лампы вспыхнули, стоило перешагнуть порог. Комната оказалась небольшой, даже откровенно маленькой, непохожей на другие помещения схрона. Площадь около четырех квадратов, низкий потолок, заставляющий невольно пригибаться и странная скульптура ровно в центре. Нечто гротескное из черного то ли камня, то ли металла, застывшего причудливыми каплями. Складывалось ощущение, что статуя таяла — основание было значительно шире верха и имело форму изломанной окружности. Виттор обошел скульптуру и встал боком к входу, а затем кивком указал на несуразное нечто.

— Узнаешь?

Олеж подошел ближе, медленно обходя изваяние с другой стороны. Высотой оно было всего около метра, диаметр в нижней части составлял примерно столько же. Верхняя же оказалась неровной, бугристой, и только дойдя до руководителя маг, наконец, понял, на что смотрит. Лицо Ивара Шеруда, потекшее и гладкое, словно выплавленное в камне, венчало странную конструкцию. Качественный покойник. Он даже сразу не смог припомнить более впечатляющую работу. Вот только убитые истинные маги не должны выглядеть так. Они отправляются к Абсолюту, физическая оболочка просто распадается на атомы.

— Как такое получилось? — он попытался прощупать фигуру магией, но отклик не пришел. Вообще. Никакой.

— Хотел бы я знать… — Виттор закашлялся и достал из внутреннего кармана плоскую флягу, сделал из нее большой глоток. — По предварительному заключению Илея он мертв. По крайней мере, здесь можно быть уверенным. А вот все остальное… Боевики, которые проводили задержание, оказались под впечатлением. Серьезным впечатлением. Пришлось наложить на них печать запрета. Болтать они не смогут, но поверь, после такого ни у кого из них даже не возникло сомнений, что Афию нужно отправить в крыло для особо опасных.

— Совет знает?

Глупый вопрос, если бы они узнали, суд состоялся бы уже сегодня без всякой статистики и продлился бы от силы полчаса.

— Нет. Целитель хочет изучить образцы и только потом поставить коллег в известность, а мне пока приходится прятать и охранять «тело». Никогда не хотел быть гробовщиком…

Олеж продолжал рассматривать останки князя. Он ведь плавился заживо, чувствовал дикую боль, которая длилась отнюдь не один миг. Секунды, минуты… Вряд ли больше. Его мучения порождали Тьму, много Тьмы, боль всегда ведет к ней. И она собирала дармовую энергию. Темные всегда стараются растянуть мучения жертвы, чтобы подпитаться ее эмоциями. Особенно когда умирают истинные маги, их сила порождает волнения магического поля, которые можно подавить, если выпить всю посмертную энергетику.

По спине пробежал озноб, стало даже как-то неуютно в замкнутом помещении со странными останками темного.

— Сколько боевиков проводили задержание?

— Считая со мной — четверо.

Олеж покосился на руководителя. Более чем впечатляющая команда, учитывая, кто ее возглавлял. Но после такой подпитки она могла бы запросто раскидать боевиков. Стражей просто смело бы. С подготовленными магами пришлось бы повозиться, но на своей территории, в собственном доме, зная примерный сценарий событий…

— Чем ты ее купил?

У княгини имелся реальный шанс скрыться, забрать ребенка и сбежать, но она предпочла сдаться. Зная, что ее ждет. Почему?

— Не купил, — Виттор поморщился. — Она сама предложила. Сказала, что убьет Ивара и сдастся, а взамен потребовала позаботиться о сыне и дать ему шанс на нормальную жизнь. Вдали от темных.

— А защита?

— Ее мы оговорили отдельно. Пришлось. Чтобы выбить из Совета протекцию для ребенка, мне нужно выставить поступки Афии в самом выгодном свете. В наиболее возможном, при сложившихся обстоятельствах. И она будет сотрудничать.

— И как сюда вписывается статистика?

— А ты думаешь, мы знаем обо всем? — руководитель развернулся к нему всем корпусом. — Цифры — лишь малая часть, и я даже не хочу представлять, сколько смертей на самом деле на ее совести. А также знать то, каким образом она убила князя. Афию не допрашивали и не будут. Мне хватило ее подписи под предъявляемыми обвинениями, которые, поверь, она прочитала внимательно и даже не пыталась возмущаться. И не нужно меня стыдить, я знаю свое дело, Олеж. Как бы это не выглядело со стороны — я выполняю клятву и действительно пытаюсь ей помочь.

Он понимал, вот только все равно ощущал гниль, которой веяло от слов старого мага. Собственный опыт давно научил, что слоев правды как минимум три, а порой и больше, и каждый маг выбирает именно тот, что удобен ему в данный момент.

— Что насчет решения суда? Они ее казнят? Ты же знаешь их настроения.

— Скорее всего, — Виттор снова хлебнул из фляги и вздохнул, — главное, чтобы не решили чего-то похуже. Я возлагаю большие надежды на Илея, завтра он проведет диагностику и возможно выяснит нечто такое, что заставит Совет задуматься.

— Есть еще шансы как-то повлиять на них?

— Кроме целителя? — руководитель боевиков пожал плечами. — Ты знаешь, что делать. Если конечно хочешь помочь.

— Думаешь, мое вмешательство может помочь? Мне-то казалось, что лучше не вмешиваться и подождать в стороне.

Олеж хотел вмешаться, но реальные опасения были сильнее. Неизвестно, как отреагирует бывший учитель на его инициативу и не усугубит ли это всю ситуацию.

— Свет умеет прощать заблудших овец, — иронично проговорил Виттор. — Подумай, а там решишь, только не торопись. Сейчас каждый шаг может стать решающим.

Будто он без комментариев не понимал сложности ситуации. Как бы ему ни хотелось лезть напролом, следовало действовать тоньше. И постараться обойтись без рукоприкладства, как в прошлый раз.

— Я останусь в городе до конца суда. Если что-то изменится — сообщи мне, — боевик развернулся и пошел к выходу.

— Олеж, — голос старого мага настиг его почти на пороге, — я дал клятву. А что заставляет вмешаться тебя?

Вопрос не требовал ответа, и он молча потянул дверь на себя, покидая помещение. Выдрессированное терпение отнюдь не было безграничным…

Глава 2

Он мерил шагами квартиру, освещенную тусклым светом ламп. С некоторых пор яркий свет раздражал глаза, и все освещение приходилось подстраивать отдельно. К счастью, с современным развитием изобретательства и маг-технологий особого труда это не составляло.

С улицы донесся чей-то громкий разговор. Олеж едва заметно поморщился, и окно захлопнулось с тихим щелчком. Посторонние звуки мешали думать. Ночь он любил именно за тишину и отсутствие света, однако сегодня спокойствия не будет. Все с нетерпением ждали полуночи. Завершения сегодняшнего дня. Осеннее равноденствие — конец старого года. Магическое поле обретает небывалое спокойствие, когда почти все маги перестают колдовать, а где-то посреди океана в другом полушарии два корабля встречаются рядом с огромным смерчем.

Юта — буря, порожденная столкновением магий двух Абсолютов. Остатки первой и последней открытой войны между светлыми и темными. Ее не смогли уничтожить даже объединенными усилиями. Только сковали заклинаниями, которые нуждались в постоянной подпитке. И каждый год кто-то из истинных отправлялся в долгое путешествие, чтобы совместно с противником по Абсолюту сторожить порождение войны. Всегда двое. Светлый и темный. Два корабля отходят из разных портов, но затем встречаются и следуют бок о бок, чтобы вместе преодолевать буйство стихий, если придется. Война породила многих монстров, которые прячутся в глубине, но никогда не откажутся закусить кем-то из бывших хозяев…

…Олеж помнил смерч. Огромный, с неестественно тонким основанием и широко расходящейся горловиной. Он поднимается прямо из воды и, кажется, что занимает полнеба. Юта появляется в зоне видимости еще за неделю до окончания плавания, и команда начинает нервничать. Капитан отдает указания. Погодники считывают направление ветра и волн, усмиряя любые проблески уже обычной бури. Новички косятся на темную точку на горизонте. Им любопытно. Всегда любопытно. Первые два дня. Затем аура Юты начинает накрывать их, подавляя и подчиняя себе. Она шепчет, зовет, пробирается во сны и морочит головы. Корабельный лекарь раздает снотворное, которое позволяет сразу погрузиться в глубокую фазу сна, куда нет хода магии. Но всегда находятся те, кто хочет рискнуть. А потом из воды вытаскивают тела или же ловят на палубе ничего непонимающих магов. Одуревших от непрекращающегося шепота в голове. И тех и других складывают в трюме. Мертвых замораживают, живых усыпляют до конца плавания. А по возвращении их ждет визит к Гипносу или Илею, которые будут долго исправлять последствия.

Юта внушает ужас. Сначала. Затем высасывает эмоции, превращает привязанности в прах. У тех, кто поддастся, забирает магию. Она всегда голодна и жаждет новых жертв. Полуразумная тварь, которая только и ждет, когда ее спустят с цепи и позволят наесться. Она ненавидит все живое и хочет остаться одна. Идеальное оружие массового поражения, создав которое, маги ужаснулись от собственных возможностей…

…Олеж провел рукой по лицу и мысленно попрощался с самоконтролем. Сигареты скакнули в руку, на пальцах зажегся огонек, и первая затяжка наполнила легкие горьким дымом. Он подошел к снова открытому окну и стал вяло наблюдать за происходящим на улице, выдыхая сизый дымок.

За стеклом жил город — столица единственного оставшегося после войны материка. Окраина — один из жилых секторов. Невысокие здания в три-четыре этажа, маленькое семейное кафе, в котором подают невероятно вкусную выпечку, магазин «Алхимия» — часть огромной сети, охватывающей весь материк. Всего лишь небольшой кусочек мира, пропитанного магией. Мира, частью которого он больше не хотел быть…

Боевик затушил окурок о блюдце и достал вторую сигарету. Привычка курить появилась недавно. Всего лишь нервная реакция организма — попытка преодолеть стресс набором простых, повторяющихся действий. Он легко мог бросить и не курить неделю, месяц, последний раз получилось почти полгода. Но рано или поздно происходило что-то, заставляющее снова брать в руки сигарету. Как, например, сегодня…

Ивар Шеруда мертв. Угроза равновесию устранена накануне очередной смены магов. Символично. Впрочем, здесь скорее сыграл роль голый расчет. Многие готовятся к равноденствию, и создаваемая накануне энергия волнует общееполе. Замаскировать убийство в таких условиях намного проще. Не будь накала, и темные успели бы раньше…

Он выпустил струйку дыма, наблюдая, как в кафе входит пара молодых магов. Мужчина открыл дверь, пропуская спутницу вперед, а она, что-то радостно щебеча, проскользнула внутрь. Когда-то в его жизни все было также… А потом рухнуло.

Каково это? Вернуться домой и узнать, что две самые близкие женщины не смогли дождаться? И не потому, что предали… Мать умерла спустя месяц, как его объявили погибшим. Не захотела больше жить. Растратила весь жизненный резерв по собственному желанию. Он был ее единственным ребенком. Поздним. В двести десять рожать уже тяжело, да и вероятность зачатия значительно снижается. Но ей повезло. И она всегда радовалась подаренному чуду. А он не смог вернуться…

…И его женщина стала женой другого. Не потому, что хотела. Сейчас кажется, что не дождись она тогда всего лишь потому, что ей вскружил голову какой-то маг, было бы легче. Он смог бы понять. Со временем простить. Возможно. Но ее бросили выполнять его работу. Исправлять его ошибки. Потому что однажды он просто не справился…

Тихо начинают бить часы, отмечая полночь. По городу разносится едва слышный гул, который постепенно переходит в праздничную мелодию. Плечи расслабляются. Переход снова прошел без проблем, и у мира есть еще целый год на тихую обыденную жизнь в условиях равновесия.

А что будет с той, кто его сохранила?..

…Илей ждал его в лаборатории местного отделения Совета. Второй этаж, левое крыло. Просторное помещение, занятое шкафами, столами, склянками, заготовками зелий и амулетов, аппаратурой, к которой страшно даже прикасаться. Три алхимика оторвались от работы и посмотрели на того, кто вторгся в их владения. Скользнули равнодушными взглядами и вернулись к работе. Он относился к списку тех, кто мог входить без дополнительных проволочек. Целитель занимал отдельную комнату, вход в которую был на противоположном конце общей лаборатории.

Олеж вошел без стука, светлый поднял взгляд от очередного сложного устройства, напоминающее переплетение тончайших проволочек золотистого цвета с пробегающими по ним импульсами. В центре сложной схемы медленно вращался алый шарик.

— Садись, — Илей кивнул на стул. Он не любил, когда кто-то заглядывал через плечо или просто стоял за спиной.

Боевик оседлал стул задом наперед — привычка, позаимствованная у Виттора, — и вгляделся в устройство. Новая модель анализатора категорически не годилась для полевого использования, но обладала высокой точностью и крайней хрупкостью. Изобретатели продолжали экспериментировать, объединяя магию и старинные, исчезнувшие после катастрофы, механизмы. Пьетр сыпал идеями и работал, забывая про сон и еду. Его комплекс располагался в западной части материка и являлся единственной отрадой истинного. Олеж не знал точно, что у того случилось, но про нелюдимость самого молодого члена Совета слышал часто.

— Что нового? — нейтрально поинтересовался он.

— У Виттора снова приступ. Выписал ему очередное лекарство, через недельку посмотрим на результат. Совет собирается на суд. Для Гипноса в экстренном порядке открыли портал прямо на корабль. Теперь отлеживается в лазарете. Восполняет резерв. После целого года тяжело сразу включаться в работу, и он недоволен всем и вся…

— Ты знаешь, о чем я хотел узнать, — перебил боевик.

— Знаю.

Илей обернулся, отрываясь от прибора. Почему-то выдерживать его взгляд всегда оказывалось сложнее, чем взгляд Виттора или Брасияна.

— Ты видел ее?

— Видел.

— И что скажешь? — тщательно контролируя себя, спросил Олеж.

Лекарь покачал головой и жестом передвинул на столе один из камешков.

— Сам посмотри.

Недавно созданный амулет мягко засветился и выдал объемное изображение ауры в реальном размере. И спрашивать, кому она принадлежит, не нужно совершенно. Вот только…

— Разве у нейтральных магов бывает многослойная аура? — по спине снова пробежал неприятный озноб, заставивший повести плечами.

Магический слепок прямо перед ним транслировал вытянутую, похожую на яйцо оболочку, поверхность которой отливала темно синим, мутно-зеленым, графитно-серым, но под верхним слоем отчетливо проглядывал еще один — значительно более зловещий.

— А ты уже не помнишь основы чтения? — Илей выглядел как обычно, но за его тоном легко угадывался холодок. — Что такое аура?

— Энергетическая оболочка мага, отражающая его психическое, физическое и магическое состояние, род деятельности и основные устремления, — четко по учебнику откликнулся Олеж.

— Правильно, и что ты скажешь об этом? — целитель сделал движение рукой, и картинка мигнула, показав разрез: три разноцветных слоя. Во втором преобладали багровые и ржаво-коричневые тона — следы пролитой крови. И никакой статистики не нужно, чтобы понять — она убила многих. Алые проблески, как вспышки на солнце. Ярость. Но не действующая, а какая-то растраченная, словно еще недавно она горела огнем, а теперь погасла. Оказалась выпущена. И вспоминая, что он видел в схроне, удивляться нечему. А вот третий слой удивил…

— Аура не может быть однотонной, — он подошел ближе, едва ли не касаясь слепка, чтобы лучше разглядеть непроглядную черноту, скрывающуюся под багрянцем. — Такого не может быть.

— Может, — Илей снова махнул рукой, убирая проекцию, — и даже бывает. У новорожденных истинных магов. У светлых — белая, у темных — черная. Это длится недолго. Около месяца, затем цвета возвращаются, но первое время после посвящения за истинными следят. Зов слишком силен, и они могут наворотить глупостей.

— Но ведь она не истинная, — боевик обернулся к нему, незаметно для себя повышая голос, — у нее вообще никогда не было склонности. Ни к Тьме, ни к Свету. Как?..

— Сядь, — отрывисто бросил лекарь, одним голосом заставляя успокоиться. Олеж глубоко вздохнул, провел рукой по лицу, подавив внезапное желание закурить, и все-таки сел. — У Афии действительно никогда не было склонности к Свету. На Тьму мы ее не проверяли, но будь склонность достаточной — появилась бы сама. Скажем так, Афистелия являлась нейтральной волшебницей с условно-пассивной склонностью к Тьме. А теперь, как ты видишь, стала обладательницей трехслойной ауры, в последнем уровне которой присутствует только один оттенок. И я даже больше тебе скажу — третий слой не последний. Но заглянуть глубже, без вреда для нее, я не могу.

Боевик все-таки выругался. А потом добавил еще несколько выражений, почерпнутых из богатого лексикона моряков. Аура нейтральных магов однослойная. И только после посвящения начинает постепенно расслаиваться. Количество уровней зависит от силы мага, опыта и других индивидуальных особенностей. Заглянуть дальше второго слоя может только другой истинный, но и его зрение ограничено — в глубины друг друга магам хода нет. Но поверить в то, что Илей знает о более нижних слоях и не может туда заглянуть…

— Если тебе интересно, — тихо проговорил целитель, — у Брасияна в ауре семь слоев, и я вижу их до пятого включительно. У Чумы — девять, я могу посмотреть шестой…

А вот и подтверждение уже известной теории…

— Как? — единственный вопрос, который он смог выдать.

— Зелья… Ритуалы. Не знаю, что именно. Но это, — он кивнул на амулет, — похоже на посвящение. Только растянутое во времени. Ты не проходил его. Поверь моему опыту, ничего приятного там нет. И представляя, какие мучения она испытывала и продолжает испытывать сейчас, я уже не считаю, что триста смертей — такая уж высокая цена. Я только удивляюсь, что она еще не сошла с ума. Темные запустили эксперимент, аналогов которому еще не было в нашей истории, но его результат попал в наши руки. Они захотят убить ее. Чтобы скрыть ритуал и его тонкости.

— И что нам делать? — Олеж чувствовал себя оглушенным, словно его ударили по голове или под дых. Ситуация, с самого начала казавшаяся отвратительной, постепенно превращалась в катастрофическую.

— Ты знаешь, что делать, — Илей жестко посмотрел ему в глаза. — Суд состоится. Если ее казнят, а именно такое решение будет доминирующим, мы потеряем всякую возможность найти того, кто стоит за экспериментом. Ни Ивар Шеруда, ни его мать не способны были в одиночку даже приблизиться к подобным выкладкам. А значит, истинный организатор остался в тени. И я бы очень хотел знать, кто он. Не говоря уже о том, что так появится шанс все вернуть назад.

Боевик прикрыл глаза. Он действительно знал, что делать, но до последнего надеялся избежать такого шага. Теперь, когда выбора не осталось, Олеж успокоился. Принятое решение лучше метаний. Он бросил короткий взгляд на камешек. Слепок ауры, оставшийся в его памяти, совершенно не походил на тот, что продемонстрировал амулет. Две абсолютно разные женщины. Та, кого он помнил, и та, кто вернулся из Тьмы. Он давно смирился с тем, что она стала чужой для него. Потерянной. Но сейчас будто снова перенесся в тот день, когда все же вернулся домой, в надежде, что здесь его ждут.

Олеж тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Пришло время требовать долги назад…

Глава 3

…Ранним утром улицы еще оставались полупустыми. Маги не торопятся вставать, чтобы мчаться на службу или заниматься делами. После равноденствия всегда хочется отдохнуть, и те, кому не требуется срочно решить какой-то важный вопрос (обычно мирового масштаба), сидят по домам и проводят время с семьей. У Олежа семьи не было, зато имелось одно очень важное дело почти мирового масштаба. По крайней мере, оно касалось равновесия.

В штаб боевиков он пришел еще до того, как ночной дежурный сдал пост. Сонный страж сверился со слепком ауры, вяло кивнул и погрузился в дремотное состояние. Маг прошел дальше по коридору, свернул к лестнице, спустился в подвал. Так повелось, что все действительно важные объекты располагались под землей. На наземных этажах находились лишь вспомогательные службы — канцелярия, бухгалтерия, кабинеты для посетителей, в которых сидели милые девочки-волшебницы с хорошим талантом к бытовой магии. Убраться в помещениях, приготовить кофе или легкий завтрак-ужин для припозднившихся боевиков, оказать первую помощь при необходимости, связаться с центром — ничего большего от них и не требовалось. Ни к какой важной информации доступа они не имели.

На минус первом этаже Олеж повернул направо, безошибочно направляясь к комнате со стационарным порталом. Такой находился в каждом штабе и позволял мгновенно переместиться на основную базу, по совместительству, учебный центр. Там в течение семи лет тренировали всех желающих стать боевыми магами. Точные координаты базы знали только члены Совета. Любые навигационные заклинания там глушились, а по окружающей природе удавалось установить только то, что погодники хорошо поработали над локальным климатом, адаптировав его под нужды местных растений и студентов. Покинуть центр можно только через тот же портал, остальные проходы защищены заклинаниями. Идеальное укрепление и последний оплот на случай повторения войны…

По еще одной дипломатической договоренности с темными о местонахождении баз друг друга Советы не знали и клятвенно обещали не пытаться выяснить. Однако любую клятву можно обойти, и ни та, ни другая сторона не полагалась на слова и заверения, доверяя только собственной силе.

Комнату с порталом охраняли два боевика, увешанные амулетами, и снабженные запасом зелий. С такой экипировкой они вполне могли сдерживать даже нападение истинного темного. Победить нет, но продержаться минут пять-десять вполне. Дальше либо подоспеют светлые, либо приходить будет уже некому… Проверка здесь заняла чуть больше времени: сверка со слепком ауры, ручной обыск, сдача имеющегося оружия и амулетов. Только после прохождения всех формальностей ему позволили пройти внутрь.

Стационарный портал представлял собой арку с витыми колоннами, украшенную тонкой резьбой. На первый взгляд узор из листьев и цветов, но если приглядеться, можно заметить руническую вязь или даже знакомые слова, сплетающиеся в заклинания. Портал обеспечивал не только переход, но и защиту на случай прорыва темных, а также являлся своеобразной магической бомбой — механизм самоликвидации включался при самом плохом развитии событий.

Каждый раз, проходя сквозь легкую рябь, заполняющую пространство между колоннами, Олеж испытывал внутренний трепет. Тонкая магия словно касалась его тысячью рук одновременно, что-то успокаивающе шептала и оставляла ощущение свежести, а еще аромат хвои. Раньше он думал, что то же испытывают и другие маги, однако оказалось, что у всех своя реакция на переход. Кто-то боялся, кто-то испытывал прилив адреналина, у кого-то начиналась мигрень, а у кого-то наоборот проходила.

Он вдохнул поглубже, собирая остатки аромата, и направился к выходу. Арка перенесла его в похожее пустое помещение с единственной дверью, за которой также ждали два боевика. Здесь проверка ограничилась сличением ауры — всего лишь соблюдение инструкции.

— Брасиян здесь?

Как курирующий боевых магов представитель Советасветлый часто находился на базе или же отправлялся в другие штабы, устраивая проверки без предупреждения.

— Ушел минут двадцать назад, порталом не пользовался, — отозвался один из боевиков и пожал плечами.

Истинные по своему желанию могли перемещаться в любую точку мира, боевики узнавали об уходе руководителя только благодаря амулету.

— Тогда я пока потренируюсь.

Он попрощался с коллегами и направился в сторону тренировочных комнат. Огромные залы, напичканные оружием, полосами препятствий, тренажерами… Сейчас здесь было пусто. Утренняя пробежка у студентов уже началась, но проходила на улице, где, судя по тихому шороху и тусклому свету, шел дождь. Пользоваться защитными чарами запрещалось, с каждым годом дистанцию увеличивали, а время оставалось прежним. У них вырабатывали выносливость и устойчивость к любым погодным явлениям.

Впервые боевые маги выделились из общей массы именно во время войны, но после ее окончания, их предназначение изменилось. И светлым и темным оказалось сложно смириться с наличием вечной угрозы, грозящей гибелью миру и мешающей пользоваться магией в свое удовольствие. Они начали искать возможные способы спасения. Одним из которых стали другие миры. Их поисками и открытием проходов занимались сами истинные, а задачу освоения свалили на боевиков.

Олеж скинул куртку и рубашку, приступая к стандартному комплексу разминки. Ожидание могло затянуться, а бездельничать он не привык. За растяжкой и разогревом мышц следовала отработка рукопашных приемов, повторение отдельных связок элементов затем, когда он весь покрылся потом, подошла очередь холодного оружия. Развитие миров, в которые их могло закинуть, серьезно разнилось, поэтому готовиться приходилось ко всему. Маги выбирали в основном те, где магическоеполе способно поддерживать их способности. И старательно обходили техногенные, где силы практически не оставалось. Основной проблемой являлось то, что магические миры по своему развитию находились где-то на уровне Средневековья, что определяло одежду и вооружение боевиков. Помнится, когда на третьем курсе пришлось впервые примерять полный доспех, Олеж едва мог стоять, не говоря уже о том, чтобы переставлять ноги или драться. С тех пор ситуация значительно улучшилась, впрочем носить латы он все равно не любил, предпочитая кожу и в крайнем случае кольчугу, укрепленную магией.

— Решил вспомнить учебные годы? — от очередного приема отвлек Деметрий, вошедший в зал в тренировочном костюме.

— Как и ты, — откликнулся Олеж, прерывая тренировку. — Составишь компанию?

— Э, нет, мы с тобой уже давно определили, что находимся в разных весовых категориях. Тем более, сейчас…

Правую руку бывшего однокурсника до плеча покрывали темные переплетения нитей — следы проклятия, в которое он попал. Нити пробирались под кожу, проходили мышцы насквозь и снова выходили на поверхность. Проросшее проклятие практически невозможно снять, Илей сумел остановить распространение и постепенно убирал нити, которые отмирали, но до выздоровления Деметрию еще далеко. И пока он находился в запасе: никаких боевых операций и перебросок за грань мира, только штабная работа, которая давно приелась ему до тошноты.

— Есть какие-нибудь прогнозы? — Олеж кивнул на руку, которой друг подбрасывал и ловил метательный нож. Получалось хорошо, лучше, чем три месяца назад, когда он только получил травму.

— Полгода, — холодно отозвался тот.

— Уже не так плохо.

Маг машинально коснулся уродливого шрама на груди — он восстанавливался дольше. Да и до некоторых заданий его до сих пор не допускали. Здесь тоже чувствовалась рука бывшего наставника.

— Слышал про Афию? — перевел тему Деметрий, пристально наблюдая за ножом.

— Да, — ответить получилось почти равнодушно, и собеседник ожидаемо перевел взгляд на него.

— Что думаешь?

— Тебя Брасиян прислал? — Олеж сурово посмотрел на друга, но тот не смутился.

— Ты же знаешь, что нет.

— Знаю.

В зале повисла тяжелая, давящая тишина. Смерть Ивара Шеруда и арест его жены всколыхнули прошлое, которое многие хотели бы забыть. Вот только не получалось…

…Когда он вернулся спустя почти семь месяцев после своей официальной гибели и узнал все новости, что-то внутри сломалось. Он помнил, как слушал объяснения Виттора, который поминутно кашлял и прикладывался к фляге с зельем, помнил, как шел по коридору и встретил Брасияна, помнил, как они вместе зашли в кабинет, который немедленно очистили по просьбе истинного, помнил, как тот начал что-то говорить… Все же светлый слишком давно перестал быть полноценным боевиком и пропустил удар в челюсть. Даже защита не спасла.

На грохот подоспели находящиеся поблизости боевики, одним из которых был Деметрий. Его оттащили, Брасиян встал сам, отказавшись от помощи. И прямо там, глядя в его светлые серо-голубые глаза, Олеж отрекся от учителя и подготовки к посвящению. В один миг перечеркнул годы подготовки, но почему-то ни разу не жалел потом. Хотя к нему приходили, вели задушевные беседы, предлагали другого учителя, намекали, завлекали. Однокурсники, члены Совета, другие боевики… Он не отвечал. В душе жила только боль, непонимание и гнев.

Только потом он понял, что ни о каком посвящении речь идти не могла. После того, как схлынули первые ощущения от новостей, утихли разговоры, и его допустили к тренировкам, стало ясно, что даже задатки светлой магии ему больше неподвластны…

…Дверь в тренировочный зал распахнулась, пропуская стайку первокурсников. Их всегда примерно в два раза больше, чем выпускников. Наибольший отсев происходит в после первого, а затем после пятого курса. И еще примерно четверть прошедших обучение гибнет в первые пять лет после выпуска. Миры, в которые их отправляют, порой оказываются слишком жестоки, и никакие тренировки не могут подготовить к встрече со смертью.

Взгляд Олежа зацепился за невысокую волшебницу с косой русых волос до пояса. Совсем молоденькая, видимо пришла сразу после интерната. Ее аура окрашивалась зеленым и голубым — стандартные цвета волшебниц. Горел ярко-синий — сила воли, отвага — оттененный нежно-сиреневым — смущение. Легкий золотистый отблеск — влюбленность. Она разговаривала с однокурсником, идущим рядом, и обернулась к ним, ощутив чужое присутствие. На секунду ему показалось, что у нее янтарные глаза. Маг вздрогнул и отвернулся, усмиряя занывшее от боли сердце.

Прошлое должно оставаться в прошлом.

— Я в душевую, — он вернул меч на стойку с оружием и направился прочь, не ожидая ответа.

Глава 4

С Деметрием они снова пересеклись в столовой. Брасиян все еще не вернулся, а потраченные на тренировке силы необходимо было восполнить. Готовили на базе хорошо, местная теплица полностью обеспечивала студентов и преподавателей свежими продуктами овощами, фруктами и ягодами, а остальное закупали на материке.

Бывший однокурсник сидел за столом у окна, жадно поглощая поздний завтрак. За другими столиками разместились третьекурсники, у которых наметился перерыв между занятиями и они решили заполнить его едой. Олеж помнил то состояние — все время хочется есть и спать, мышцы растягиваются от нагрузок и постоянно ноют, обезболивающие заклинания уже не помогают, так как напряжение давно стало хроническим. Почему-то именно третий курс является переломным для перестроения организма. Он либо принимает заданный темп работы, либо не выдерживает. К счастью, еженедельные осмотры помогают скорректировать нагрузки и выделить среди боевиков так называемые «классы».

В освоении миров далеко не всегда приходится махать мечом или стрелять из лука и арбалета, также как и творить мощные заклинания. Порой необходимы и дипломатия, и тонкость, и хитрость. И лучше, если они пойдут в комплекте к навыкам боя. Поэтому тех, кто желает закончить обучение, но не могут таскать на себе железо, начинают готовить к другому пути. С Деметрием именно так и было.

С его северной бледностью, контрастно черными волосами, тонкой костью и врожденной воспитанностью он прекрасно играл аристократов. Договаривался, собирал сведенья среди высшего сословия, отсеивал ненужную шелуху и передавал самое ценное на базу. В завоевании новых территорий информация играет важнейшую роль, но самое главное — суметь ее передать, поэтому в пару к другу все время ставили кого-то из «обычных» боевиков для охраны. Если в своем мире светлые и темные сдерживали вражду, скованные равновесием и Ютой, то переходя границу, позволяли себе многие вольности. Поэтому смертность среди выпускников всегда оставалась высокой.

Олеж присоединился к другу с полным подносом еды и принялся столь же сосредоточенно жевать, не забывая поглядывать по сторонам. Еще одна привычка — никогда не расслабляться, даже среди своих. К тому же наблюдения позволяли сделать определенные выводы на счет будущих коллег. Кто сможет закончить обучение, кто уйдет, кто выживет после мясорубки первых лет, а кто, скорее всего, не вернется с задания…

— Так что тебя сюда привело? Ты же на базу ни ногой обычно… — Деметрий перешел к десерту — морс и свежая выпечка — и решил вернуться к разговору. Его привычки были немного иными: не забывать недосказанности в разговорах, вытягивать нужные сведения, замечать реакции…

— Ты все равно не поверишь.

— Удиви меня, — по тонким губам пробежала усмешка.

— Хочу поговорить с Брасияном.

Лицо собеседника застыло, а затем утратило всю благожелательность и расслабленность, превратившись в каменную маску. Бокал он отставил в сторону, а ватрушку отложил.

— Сейчас? — вопрос с двойным, а то и тройным подтекстом. Сейчас, когда равновесие восстановлено и в нем больше нет нужды, сейчас, когда вдова князя Тьмы находится в тюрьме, сейчас, когда уже завтра ее будут судить.

— Думаешь, стоит еще немного подождать? — равнодушно поинтересовался Олеж, не отвлекаясь от еды, но продолжая приглядывать краем глаза за другом. Он хорошо умел скрывать эмоции, но и знакомы они уже не первый год, и далеко не всегда у него так хорошо получалось носить маску.

Деметрий отвернулся к окну, делая вид, что разглядывает пейзаж. Длинные пальцы больной руки покручивали бокал, будто он искал изъяны стекла. В его голове в бешеном темпе проносились мысли, отражаясь на лице лишь еле заметными тенями. Удивление, чувство вины, грусть, снова вина, досада, раздражение, горечь, непонимание… Олеж терпеливо ждал. Именно сейчас решалось, будет ли он один или же помимо Илея, преследующего собственные цели, у него появится еще один союзник.

Ожидание закончилось, взорвавшись воем сирены. Оба боевика одинаково вздрогнули, рефлекторно развернувшись к висящему над входом табло. Магический экран, копии которого размещались во всех общественных местах центра, транслировал сигналы тревоги со всего материка. Не все, а только те, где стражи не могли справиться своими силами, и сейчас он показывал нешуточную степень угрозы прямо в столице.

— И кому захотелось устраивать разборки сразу после равноденствия? — задал правильный вопрос Деметрий.

— Хочешь узнать? — они переглянулись, понимая друг друга с полуслова.

— А Брасиян?

— Его здесь нет, и что-то мне подсказывает, что там, — Олеж кивнул на экран, — я понадоблюсь больше.

По лицу бывшего однокурсника расползлась предвкушающая улыбка, а в глазах вспыхнул азарт. Все же все боевики адреналиновые наркоманы. Вне зависимости от класса.

— Ты же не против дистанционного прикрытия?

Маг хмыкнул, невольно заражаясь этим хмельным предвкушением драки.

— Если что, побегаешь на подхвате.

В городе уже наступил полдень, но осеннее солнце не торопилось разогреваться, выглядывая из-за дымки облаков. Прозрачный воздух насытился неповторимым ароматом влаги и опадающей листвы, его хотелось пить. И, пожалуй, неплохо было бы действительно прогуляться, если бы кто-то не решил воспользоваться всеобщим спокойствием…

К месту происшествия они прибыли через двадцать минут. Переброска, сборы и дорога заняли немного больше времени, чем обычно — пришлось уточнять детали у стражей, которые оказались совершенно не готовы к серьезным потрясениям сразу после начала нового года. Все выглядело предельно странно. Несколько нейтральных магов, имеющих склонность к Тьме, организованной группой устроили нападение прямо в Парке Равновесия, где сегодня собралось много мирных жителей и гостей столицы.

Теперь часть природного уголка напоминала выжженную проплешину. Шестеро магов, не таясь, использовали довольно мощные артефакты, полученные либо подпольно, либо почти официально. Они откровенно нарывались, не собираясь уходить и позволив стражам вызвать подкрепление. Хранители порядка смогли только кое-как оцепить район и вывести из зоны поражения отдыхающих. Многим требовалась помощь, и где-то в уцелевшей части целители уже накрывали щитами раскинутый прямо на месте пункт помощи. Илей не ощущался, но он вполне мог находиться в другой части материка или же за пределами мира.

— Мне мерещится или у них заряженные боевые жезлы? — тихо поинтересовался Деметрий, как и Олеж прощупывая происходящее.

— Не мерещится. Хорошо накачались, твари.

— Или их накачали…

Друг продолжал думать в верном направлении. Вдвоем и при поддержке стражей они, конечно, уложат шестерых нейтралов без специальной подготовки, но их наглое показное поведение говорило о том, что это лишь первая часть спектакля. А вот что станет основной…

— Свяжись с базой, пусть высылают подкрепление. Не к нам, в штаб. Пусть будут наготове. Не нравится мне их уверенность в безнаказанности.

Напарник кивнул и прикрыл глаза, мысленно вступая в контакт с дежурным. Уже через минуту он отрывисто кивнул, показывая, что все готово. А у Олежа как раз созрел план. Ничего экзотичного, зато надежно и проверено.

— Подкинь меня к ним, а потом выстраивай цепную молнию. Ударишь по сигналу. Только не как на практике после шестого курса!

Деметрий заметно скривился. Молния — единственное светлое заклинание, которое у него получалось и было отточено до мелочей. Сейчас. А в самом начале, когда они только-только преступили к азам и отрабатывали навыки парной работы, он что-то напутал с вектором. И вместо того, чтобы ударить по мишеням, заклинание шарахнуло по площади, наглядно продемонстрировав, что, когда за дело берется неопытный маг, законы физики перестают действовать, и дерево становится проводником электричества. Самого Олежа тогда приложило знатно, и спасла только защита базы, предусматривающая подобные случаи.

— И почему я всегда гну шею? — пробормотал маг, проходя вперед и становясь на одно колено спиной к напарнику, подставляя не такие уж и узкие плечи вместо трамплина. Сложно оставаться хлюпиком с тренировками боевых навыков, пусть даже и будучи дипломатом.

— Может быть, тебе просто нравится, — боевик отошел подальше, примериваясь с траекторией и местом для приземления. Медленно вдохнул, проверил защиту, добавив пару сюрпризов на всякий случай, пошевелил пальцами, приводя в готовность боевые заклинания, выдохнул и сорвался с места. Три упругих скачковых шага по земле. Четвертый на плечи Деметрия, который именно в этот момент рывком поднялся с места, оттолкнувшись от земли.

Его подкинуло в высоту метров на пять, позволяя преодолеть деревья, отделявшие их от бесчинствующих магов. Навстречу тут же понеслись огненные шары из жезлов. Большинство пролетело мимо, хорошими игрушками тоже нужно уметь пользоваться. Парочку все же попавших (не иначе по чистой случайности) защита поглотила. Приземление вышло жестким — в самый центр группы магов, на утрамбованную почти до каменного состояния землю. Однако ему было не привыкать.

Олеж тут же подсечкой сбил с ног ближайшего нейтрала. Рывком вскочил, перехватывая руку с жезлом другого и дергая его на себя. Третий как раз выпустил одну из модификаций плети Араконта, которая пробила защиту и оставила на груди мага выжженный след. Раздался вой. Минус один, сразу оправиться от такой раны сложно даже профессионалу. Тело боевик отбросил в сторону, оставив себе жезл. Прикосновение к темному артефакту отдалось болью в пальцах, но использовать его по назначению он все равно не собирался.

В спину ударило чем-то серьезным. Защита прогнулась, верхний слой сгорел, выпуская в ответ два поглощенных огненных шара. Послышались сдавленные ругательства и шипение столкнувшихся заклинаний, ударивших остаточной энергией по местности. Одного из магов задело волной, отбрасывая в сторону. Олеж обернулся, спуская первое заклинание — Спица, невероятно тонкий, но концентрированный луч энергии, пробивающий любую защиту. Много повреждений он не наносит, но зависит от того, куда бить.

Оказалось, что ударил он почти в упор. Спица вонзилась под ключицу пятого мага, вынуждая того застонать сквозь стиснутые зубы. С его жезла стекло какое-то проклятие, под которое Олеж подставил изъятый артефакт. Подобное притягивает подобное. И боевой жезл легко впитал энергию, потраченную собратом. Боевик тут же ударил им противника в солнечное сплетение, вынуждая согнуться пополам, и толкнул на поднимающегося с земли первого. Огляделся.

Ударивший его в спину маг медленно отступал, стараясь слиться с деревьями. Испугался последствий. Неудивительно. Отрываться на простых горожанах легко, противостоять стражам со специальными артефактами тоже нетрудно, а вот столкнуться с боевым магом… Небрежное движение рукой, и ноги убегавшего оказались опутаны травой и корнями. Стандартная старожилка, которую обычно используют, чтобы ловить воров в огороде в драке весьма эффективно позволяла затруднить передвижение противника. Польза бытовых заклинаний в том, что они не представляют угрозы как таковые, поэтому стандартная защита легко их пропускает. Ругань и лихорадочные махи жезлом стали закономерным итогом. О нем можно больше не волноваться. Если попробует сжечь траву боевым артефактом, скорее всего, останется без ног, а то и вовсе самоликвидируется. Все же выдавать такие игрушки без инструкций как минимум негуманно по отношению к исполнителям.

Откинутый волной от столкновения заклинаний нейтрал тряс головой. Откат вошел в резонанс с аурой и теперь у пострадавшего появились проблемы с координацией. Ненадолго и не такие серьезные, но противнику понадобится немного времени на восстановление. Как раз то самое время, что нужно Деметрию для окончания заклинания. В небе над головой тучи уже налились неестественной серостью и влагой, начиная медленно закручиваться спиралью. Еще немного.

В дело наконец-то вступил последний маг до того предпочитавший держаться в стороне. Видимо главарь собравшейся шайки, так как только он продемонстрировал какое-то подобие мышления, не став атаковать сразу. Валяющиеся на земле и стонущие сообщники его не смущали. Настроенный на драку Олеж тоже. Он выставил перед собой уже активированный какой-то особой пакостью жезл, свободной рукой достав из кармана джинсов амулет — по виду обычный накопитель, но вот по рисунку ауры что-то значительно более серьезное.

Боевик не стал ждать, пока удар доформируется. Резким движением, почти без замаха швырнул в оставшегося противника жезл. Артефакт неожиданно встретила физическая защита, отбросив его в сторону. Амулет. Наличие которого только убедило его в мысли о назначении последнего мага. Он вполне мог закончить заклинание, но рефлекторно дернулся, пытаясь увернуться, жезл в руке вильнул и удар пришелся по деревьям. Грохнуло, в разные стороны полетели щепки, полыхнуло темное пламя…

Олеж поднял правую руку вверх, спуская подвешенный световой маяк. В небо ушел яркий зеленый луч. И тут же в ответ из образовавшейся воронки на землю обрушился безжалостный поток света. Молнии ударили четко по обозначенным мишеням, оплетая магов извивающимися оковами. Пространство заполнил слаженный крик боли и ужаса. Скорее даже страха, так как заклинание нацелено на нервную систему и вызывает фантомные ощущения. Перегруз действительно может привести к гибели, поэтому Цепную молнию используют только на нескольких противниках, если хотят оставить их в живых.

Жезлы полыхнули, осыпаясь пылью. Молнии метнулись к темному пламени, впиваясь в него жалящими ударами, разрушая саму основу плетения. Помимо основного действия, любое светлое заклинание разрушает темное, если только не сливается с ним из-за схожести узоров. Из-за такой накладки и образовалась Юта. Но светлые молнии хороши еще и тем, что полностью противоположны темному пламени. Заклинания взаимно уничтожают друг друга, не оставляя остаточной энергии и не вредя окружающей среде.

Когда все стихло, светопреставление улеглось, а маги подергивающимися телами распластались на земле, боевик позволил себе пошевелиться. Он успел обновить заклинания, заменив потраченные на значительно более серьезные, и восстановив уничтоженный слой защиты. Первый акт подошел к концу, и теперь он с нетерпением ждал продолжения.

Сзади раздались размеренные хлопки, вслед за которыми накатило смутное ощущение узнавания. Легкая ломота в зубах и боль в висках.

— Хорошая работа, Олеж, как всегда талантливо, — произнес Эскалар.

А вот и основное действие…

Глава 5

В отличие от Виттора руководитель боевых магов, служащих темному Совету, не являлся полностью нейтральным магом. У Эскалара склонность к Тьме вполне давала шансы пережить посвящение, к которому он почему-то не стремился. Собственная сила и опыт позволяли ему продлевать жизнь, и количество прожитых лет измерялось уже веками. Никто не знал точно, сколько уже они с извечным соперником играют в противостояние. И сейчас начинался новый виток… Или продолжался?

Олеж обернулся, встречаясь взглядом с высоким, широкоплечим южанином. Смуглый, кудрявый, черноволосый и зеленоглазый боевик пользовался нешуточной популярностью у женщин. Его лицо избороздили глубокие морщины, чередующиеся со шрамами, которые почему-то привлекали противоположный пол еще больше. Длинный коричневый кожаный плащ — неизменный атрибут его облика — был распахнут, под ним виднелась обычная водолазка и джинсы. В левом ухе вставлены три золотыхколечка. Этакий пират современности.

— Пришли удостовериться в чистоте нашей работы? Как видите, все уже закончено, и ваша помощь не требуется.

Иногда Советы оказывали услуги друг другу, обмениваясь дипломатическими уступками и вежливостью, как правило, чтобы скрыть более важные дела.

— Не сомневался, что ты справишься, — Эскалар улыбнулся, демонстрируя пожелтевшие зубы. Хищник. Старый, матерый зверь, совсем не утративший силы. Если он явился лично, ставки действительно высоки. Олеж подобрался, жалея, что не подвесил на быстрое реагирование более мощные заклинания. Не может подобная встреча закончится мирной беседой. — Но я здесь не ради похвалы. Совет забирает преступников для проведения дальнейшего расследования.

— На каком основании? — холодно и официально поинтересовался боевик.

Из леса со стороны оцепления вышел Деметрий, поигрывая боевым жезлом. Разумеется светлым. Цепная молния отнимала много сил, но друг использовал для построения энергию стражей, направив ее по нужному вектору. И теперь был вполне свеж и готов к любым неприятностям. Раненная рука нисколько не мешала ему колдовать.

— Разве нам нужно основание? — темный откровенно издевался. Из-за его спины, как волки вслед за вожаком, начали неторопливо выходить другие боевики. Двое… Четверо… Шестеро. Опытные, немолодые, накаченные силой и снабженные всем необходимым. — Видишь ли, светлые превысили свои полномочия, когда вмешались в наши внутренние дрязги. И теперь мы лишь восстанавливаем равновесие. Возвращаем долг. Ведь жизнь потенциального носителя Света против жизни князя Тьмы — такая мелочь, не правда ли?

Олеж медленно выдохнул. Пустые угрозы. Имей Эскалар подобный приказ, и их уже уничтожили бы. Стражи в разборки боевых магов никогда не вмешиваются. Не их уровень. Единственное, что они могут — сообщить в Совет. Но пока кто-то прибудет…Нет, у руководителя боевиков совсем другая цель. Какая? Спровоцировать их на драку за преступников? А затем свалить разжигание конфликта на погибшую сторону? С трупов-то спрос не велик. В любом случае тратить время на споры он не собирался.

— Забирайте, — бросил маг, делая шаг в сторону и приглашающий жест рукой. — Мы не станем выносить официальные протест.

Краем глаза он заметил, как вздрогнул, а затем расслабился Деметрий. Тоже понимает, к чему все идет.

— Правильный выбор, — усмешка с лица темного сползла, сменившись серьезным взглядом. — Но есть ли у тебя полномочия, чтобы делать подобные заявления?

Прежде, чем ответ успел сформироваться, в их маленьком спектакле появился еще один участник. В воздухе распространился аромат полевых цветов, накрывший присутствующих обещанием весны и тепла. Маги, подчиняясь немому зову, развернулись к выжженной плеши, по которой медленно шла волшебница…

Волнистые русые волосы укрывали плечи и спину естественным плащом, тонкие пальцы приподняли юбку длинного летнего сарафана бледно-желтого цвета, узкие босые ступни бесшумно ступалипрямо по пеплу. Вместо следов за ней тянулась цепочка зеленых островков. Молодая трава поднималась из-под черно-серого панциря. Оливия не смотрела по сторонам, полностью погрузившись в изучение земли под ногами, что-то тихо напевала, будто гуляла по своему саду, а не по месту преступления. Обманчивая безмятежность и рассеянность… Олеж очень хорошо знал, что именно в этой неторопливости и кажущейся уязвимости кроется истинная сила волшебницы. И все они уже попали под действие ее чар, тонких и незаметных, как нити паутинки весной.

Только дойдя до первого бесчувственного тела, она остановилась. Подняла взгляд голубых глаз, с интересом взглянула на каждого из застывших боевиков по очереди. Отпустила платье, разгладив несуществующие складки. Провела рукой по пышным волосам. Посмотрела на небо, где еще не до конца распалась созданная Деметрием воронка.

— Какой хороший сегодня день… — ее звонкий голос разбил неестественную тишину, заставив всех вздрогнуть. А она раскинула руки в стороны и крутанулась вокруг своей оси, платье закружилось вокруг нее, облепив фигурку как вторая кожа. И снова накатило легкое отупение. И, кажется, будто нет ничего важнее, чем колыхание складок ее юбки.

Олеж с огромным трудом заставил себя отвернуться.

— Истинная, — Эскалар взял себя в руки, с явным трудом сдерживаясь, чтобы не поморщиться, и склонил голову, приветствуя ее, — чем обязаны?

Оливия замерла и посмотрела прямо ему в глаза, и маг готов был поклясться, что служитель темного Совета едва не отшатнулся.

— Вы спрашивали о полномочиях, и я решила дать ответ… Разве плохо быть вежливой и соблюдать правила? — она чуть склонила голову на бок и улыбнулась, демонстрируя ямочки на щеках. Милое, невинное создание, совершенно случайно заглянувшее на огонек. Ей хотелось верить, тянуло, неудержимо тянуло склонить голову и поклясться в вечной верности и службе. И если он чувствует себя так, то каково же темному?

Один взгляд показал, что тому плохо. Очень-очень плохо. На лбу Эскалара выступила испарина, вся фигура напряглась, будто в ожидании удара. Он выставлял одну защиту за другой, но щиты распадались, не успевая достроиться. Вот и безобидное создание…

— И вы подтверждаете слова Олежа? — все же опыт давал темному шанс противостоять власти волшебницы. Стоит отдать ему должное, он действительно боролся. — Совет не станет выставлять протест?

Ответить она не успела. Над городом снова взвыла сирена. Олеж обернулся на звук, безошибочно определяя, что на этот раз нарушение произошло в центре. И, скорее всего…

— Тюрьма! — воскликнул Деметрий, развернув к нему бледное лицо.

По спине пробежал холодок, а внутри что-то сжалось. Затеянное представление и даже появление руководителя боевиков оказались лишь отвлекающим маневром, призванным оттянуть на себя больше сил. Чтобы в центре никого не осталось.

— Идите, — голос Оливии стал твердым. Она легким, скользящим шагом подходила ближе, и боевые маги невольно отступали в стороны, чтобы оказаться подальше от нее.

— Что с ними? — Олеж кивнул на бесчувственные тела.

Волшебница прошла мимо и остановилась перед предводителем боевиков. Рядом с ним она казалась еще более хрупкой и беззащитной. Но стоило обратить внимание на сосредоточенный и тяжелый взгляд мага, чтобы понять, кому из них действительно приходится тяжело.

— Мы с Эскаларом обсудим их судьбу, — Оливия подняла руку и провела пальцами рядом с его лицом. Боевик не выдержал и дернул головой, уворачиваясь от прикосновения. — Уходите.

Заставлять ее повторять в третий раз они не стали…

…Рядом с маг-мобилем возникла короткая заминка. Олежа, попытавшегося сесть за руль, остановил друг, буквально грудью вставая на защиту транспорта.

— Нет! Я хочу доехать до штаба живым и на целом мобиле, а не как в прошлый раз на одних колесах!

На споры времени не оставалось, поэтому пришлось занять место рядом с водителем. Вел Деметрил действительно лучше. Аккуратнее, ровнее… Маг отвернулся к окну, барабаня пальцами по обивке. В тюрьму они приедут только к шапочному разбору. Подкрепление из штаба доберется быстрее, и, возможно, сумеет все уладить. Уладят. Смогут. В конце концов, их всех готовили одинаково, и весь корпус боевиков вовсе не держится на нем одном, и никогда не держался. Нужно верить в коллег… Нужно. Иди речь о чем-то другом, и он даже не стал бы переживать, зная, что они справятся, но в тюрьме находилась княгиня.

— Знаешь, кто собрал больше половины статистики по Афии? — вклинился в его мысли голос бывшего однокурсника.

— Догадываюсь.

Дипломаты собирают информацию не только о мире, но и о противоположной стороне. Не всегда удается привлечь темных к ответу, но иногда подворачивается удобный повод, и вот тогда им предъявляют к оплате полный счет.

— Если понадобится помощь — обращайся. Я с тобой.

Переход оказался столь неожиданным, что Олеж развернулся к водителю всем корпусом. Деметрий даже головы не повернул, плавно входя в поворот.

— Почему?

Друг молчал до тех пор, пока не остановился у входа в штаб. Сирена уже стихла, основная угроза устранена, а все основные детали можно выяснить у Виттора. Торопиться некуда, но ему хотелось выпрыгнуть из транспорта и бегом помчаться в сторону местной резиденции Совета.

— Я многое слышал, — заговорил бывший однокурсник, — такие подробности, которые хотел бы забыть. И видел последствия. Но… Я помню, какой она была. И хочу знать, что, на самом деле, правда.

Такой мотив он вполне мог понять, поэтому кивнул и взялся за ручку, собираясь выйти.

— Олеж, — остановил его окрик, заставив снова обернуться, — я не все передавал Виттору. Люди ведь всегда преувеличивают в своих рассказах, и правду выбрать сложно…

Деметрий выглядел уставшим и каким-то разуверившимся, потерявшим почву под ногами. Таким был и он сам. Дважды. И по собственному опыту знал, что восстановить физическую форму мелочь, по сравнению с тем, как вернуть себе веру в правильность собственных действий и выбора. А чтобы поверить в кого-то другого после тяжелейшего разочарования… Слишком долгий путь, который под силу не каждому.

— Спасибо, — искренне произнес он и вышел на улицу.

Взгляд невольно метнулся к видному отсюда шпилю здания Совета. Внутри снова что-то сжалось. Главное, чтобы она осталась жива. Все остальное они смогут пережить и решить. Но сейчас главное, чтобы она выжила.

Олеж заставил себя отвернуться и стремительно зашагал к дверям штаба. Его ждал разговор с Виттором. И Брасиян.

Глава 6

Руководитель боевиков нашелся в наблюдательном пункте — просторном помещении, занимаемом парочкой наблюдателей, осуществляющих связь между стражами и боевиками. Однако сейчас комната пустовала. Нейтральный маг в гордом одиночестве сидел за столом и рассматривал что-то на персональном мониторе. Большой экран на противоположной от двери стене показывал картинки из основных общественных мест города.

— Кажется, ты говорил, что в тюрьме она в безопасности, — Олеж прислонился плечом к косяку, вдруг ощутив прилив странного спокойствия. Беглый осмотр показал, что он активировал заготовку успокоительного заклинания, подвешенную на дверной проем. Виттор подготовился к его приходу.

— Я и сейчас повторю… — маг сосредоточенно продолжал свое наблюдение, а затем нажал несколько клавиш на клавиатуре. — Сам взгляни.

На большом экране осталось только одно изображение, занявшее всю стену. Угол тюремной камеры, решетка и стенка с откидным столиком, кусок коридора. Часы в нижнем правом углу показывали время минут пятнадцать назад. Запись. Пока ничего не происходило.

— Сейчас начнется.

Виттор встал со своего места, а Олеж подошел ближе и закрыл за собой дверь. На экране началось движение. В транслируемом углу камеры показалась женщина в темной форме заключенной, она сидела на полу и что-то делала со столиком. Как оказалось чуть позже — отламывала железный прут опоры. Положила его на пол у самой стены и выглянула в коридор. Пошарила взглядом по стенам и посмотрела прямо в камеру. Он невольно вздрогнул. Темно-карие глаза будто заглянули ему в душу. Она медленно покачала головой и отошла, выйдя из зоны обзора. Однако картинка вздрогнула и плавно начала поворачиваться. Точнее поворачивалась транслирующая ее камера, чуть выдвинулась вперед и повернулась так, чтобы показать все, происходящее за решеткой. Затем чуть поднялась вверх, чтобы захватить еще и коридор. Хорошо, что наблюдатели не поленились сразу задать правильные настройки. Воссоздавать полную картину по обрывкам всегда муторно.

А затем события завертелись. В кадре появился еще один заключенный с пистолетом в руках. Звук камера не транслировала, но представить грохот от выстрела в замкнутом помещении было легко. И он порадовался, что успокоительное все же сработало. Потому что прыгнула она в последний момент, буквально чудом уходя от пули. Оттолкнулась, приземлилась, метнула прут и рывком кинулась вперед, выхватывая пистолет из-под носа у неудавшегося убийцы. А затем отползла вглубь маленького помещения. Дальнейшая сцена перевязки и, видимо, допроса уже не оставила в его душе большого следа. Запись закончилась на моменте, когда двое боевиков на руках выносили бесчувственное тело, извивающееся в судорогах.

Олеж закрыл глаза и начал делать дыхательные упражнения. После десятого вдоха удалось разжать стиснутые до боли пальцы, после двадцатого расслабить плечи, а потом и раскрыть глаза.

— Ей занимается тюремный врач, — ровным тоном пояснил Виттор, не дожидаясь вопросов. — Все в порядке.

— В порядке? По-твоему, то, что темные организовали масштабную акцию, чтобы только достать ее в тюрьме — это порядок?

Дозы успокоительного все же не хватило, внутри заворочалась ярость.

— Она выжила. И, как видишь, даже в камере без всякого оружия и магии смогла выкрутиться. А еще почти угробила нападавшего.

Руководитель обернулся к экрану и жестом, словно перелистывал страницы, отмотал запись в начало. Замедленная съемка снова показала во всей красе ее прыжок, четко выверенные движения, работу мышц, заметную даже сквозь ткань тюремной одежды. Приходилось признать, что ее физические показатели заметно возросли. И в сложной ситуации она вела себя максимально правильно.

— Ты бы смог так прыгать? — поинтересовался руководитель.

— Нет, я бы встал вплотную к стене и ударил сразу, насколько хватило бы длины руки и прута. Главное оставить нападающего без оружия, а дальше уже дело техники…

С его габаритами активно перемещаться по камере вообще было чревато. Малое пространство только мешало бы, а ей оказалось в самый раз.

— Парня, кстати, доставили. Залатали довольно быстро, сейчас приходит в себя в допросной.

— И кто им займется?

— Да вот не знаю… Часть наших в парк отправилась, часть в тюрьму. Половина вообще на работу не вышла — после равноденствия отдыхают…

Олеж внимательнее посмотрел на Виттора, переливающего содержимое своей фляжки в единственный на весь кабинет горшок с цветком.

— Мне вот к Илею нужно сходить за новой порцией лекарства. Минут пятнадцать туда, столько же обратно, пока он еще освободится. Тюремный лекарь его к Афии вызвал. Где-то час меня не будет. Да и стар я уже стал, чтобы бегать. Все больше пешком, прогулки, говорят, полезны. Особенно после двухсот.

Он спрятал флягу во внутренний карман и пристально посмотрел ему в глаза.

— На дежурстве никого нет. Наблюдателям я дал выходной до завтрашнего утра.

Маг понимающе кивнул.

— И не перестарайся, нам потом нужно будет предъявить его Совету. Желательно, целым…

Что ж… Виттор хватку отнюдь не утратил, как и раньше умудряясь легко лавировать между правилами и собственными желаниями. И пока это только на руку. Боевик сжал и разжал кулаки, ощущая, как в крови распространяется злость и адреналин. Такой шанс он упускать не собирался…

…Против ожидания, допрос оказался скучным. Парень рассказал все сразу даже без какого-либо давления, стоило только образцово-показательно закатать рукава и намекнуть, что телесные повреждения целитель устраняет, не задавая глупых вопросов. И в ауре отразится только само лечение, что и неудивительно после произошедшего в тюрьме. Дальше он заливался соловьем, оставалось только задавать наводящие вопросы и держать на лице невозмутимо-убийственное выражение.

На самом деле, темному хотелось врезать. А еще лучше избить. Но Олеж хорошо понимал, что тот является лишь исполнителем, причем бездарным. Всего лишь пешка в чужой игре, которую безжалостно разменяли. Жалости не было, злость тоже улеглась, и парня отпустили в местную камеру, чтобы больше не выпускать из поля зрения.

Деметрий в сопровождении стражей скатался по названному адресу, но узнать ничего не смог. Вернувшиеся из парка боевики доложили, что темные все же забрали нарушителей. Почему Оливия им уступила, осталось загадкой, но истинная будет отчитываться только перед Советом, если они вообще станут задавать ей вопросы. Происшествие обернулось полным тупиком. Кто-то умел талантливо заметать следы, и пока им оставалось только ждать следующего хода. Как бы сильно это не раздражало…

Оставив другу амулет с записью допроса и попросив его отчитаться перед руководством, боевой маг снова направился к порталу. С утра у него оставалось одно незавершенное дело.

Брасиян оказался на базе. Его вид в тренировочном зале с кистенем в руках оказался столь непривычен и странен, что Олеж замер в дверях, наблюдая за бывшим наставником. Без рубашки он выглядел внушительно. Суховатый, поджарый, быстрый и весьма ловкий хищник. Гепард. У него имелось бесконечное количество лет на оттачивание мастерства, и видимо тот удар заставил его снова вернуться к тренировкам. Навыки теряются, если их забросить, а светлый не мог позволить себе показаться слабым в глазах подчиненных. Да, тот вечер стал для него серьезным ударом по самолюбию. Но боевик совсем не испытывал злорадства или удовлетворения. Скорее полузабытое, покрывшееся пылью разочарование. И непонимание.

Когда-то он уважал светлого. Как одного из тех, от кого зависит судьба мира, как хорошего лидера, умеющего находить подход к каждому, как мудрого и опытного наставника. Когда кто-то из верхушки обращает на тебя внимание, это всегда льстит самолюбию. Вопрос только в том, насколько…

…С Брасияном они встретились на «Гладере» — самом современном корабле, перевозящем членов светлого Совета к Юте. Темные плавали на его паре — «Массире». Два лучших корабля в мире, набрать команду на которые почти невозможно. Несмотря на высокое жалование и недолгий срок службы, мало кто хочет рисковать жизнью пусть и ради целого мира. И, как и в случае с боевиками, самыми решительными и бесстрашными оказываются молодые маги.

После окончания интерната он год работал в порту, помогая на всех должностях. Стандартная практика для начинающих самостоятельную жизнь магов. Попробовать как можно больше разнообразных видов деятельности, чтобы выбрать то, что действительно интересно. С определением области проблем не возникло, Олеж с детства грезил морем, правда, не тем, которое довелось увидеть.

Серое, холодное, штормовое, наполненное льдом и пронизывающими ветрами. После привычного западного края, север казался ему суровым и экзотичным. Потом чувство новизны отступило, море стало привычной частью пейзажа, но не перестало звать его. И, когда объявили, что на «Гладеру» требуются добровольцы, он недолго сомневался. Тогда это был лишь шанс увидеть что-то новое, прикоснуться к чему-то действительно важному. Ценному. Настоящему. Всем в юности свойственно идеализировать мир и собственное предназначение. Хочется почувствовать себя каким-то героем из сказок или историй времен войны.

Всю подобную дурь вымело из головы еще во время первого плавания. Когда из шести добровольцев до Юты доплыли лишь трое, а обратно в адекватном состоянии вернулся он один. Не считая, конечно, членов команды… Экипаж «Гладеры» небольшой: трое изобретателей для контроля двигателя и прочих механизмов, трое погодников, чтобы направлять волны и отводить бури, двое боевиков для схватки с морскими чудовищами, лекарь, капитан, его помощник, горстка добровольцев, из которых потом набирают членов команды. Если только они выживают. И единственный пассажир — член Совета, которого нужно доставить к Юте.

На корабле нет места теории и разжевыванию материала. Там голая практика, которая быстро учит не обращаться к магии по любому поводу, четко выполнять приказы, быстро соображать и рассчитывать только на себя, пока не станешь настоящим членом команды. Это трудно. Как лишний винтик, вставленный в отлаженный механизм, матрос мешает общему взаимодействию. И первое время его гоняют с бесполезными поручениями по всему кораблю. Ждут, пока ошибется, и что сделает потом. Как исправит. Или попытается скрыть. Если винтик приживается, его оставляют в запасе и постепенно он занимает свое место, заменяя того, кому пора на покой.

Контракты на корабле дают только на пять лет — мало кто может выдержать воздействие Юты дольше. Возобновить службу снова можно через год перерыва. Лучше через два или три, чтобы организм и магический потенциал успели восстановиться. Кто-то с трудом дотягивал один срок и больше не возвращался, кто-то наоборот ждал, словно в ссылке, возможности вернуться к работе. За пять лет Олеж успел насмотреться на всякое, и потом иногда скучал по тому времени. И месту. Маленькому мирку, затерянному посреди океана…

— Все-таки пришел, — голос Брасияна прервал цепочку воспоминаний. Он закончил тренировку, и теперь вернул оружие на место. Обернулся, взял полотенце, вытер лицо и повесил кусок ткани на шею. — И я даже знаю, зачем.

— Неужели? — холодный тон удался на славу.

— Не понимаю, — словно не слыша его, продолжил маг, — почему вы все так носитесь вокруг нее? Илей со своими исследованиями, Виттор с ходатайством о ребенке, теперь ты… Кажется, стоит только подождать, и здесь соберутся все маги столицы.

Светлый говорил резко, раздраженно. Хотя и прятал истинные чувства за маской равнодушия. Они давно не разговаривали, и теперь все нюансы звучали ярче, резко бросались в глаза. Почему он раньше не замечал пустоты, стоящей за его словами?

— Может быть, потому что мы ценим ее значимость?

— Она всего лишь хороший боевой маг, выполнивший свой долг. И для нее было бы лучше не вернуться. Погибнуть на задании почетнее, чем быть казненной за убийства.

— Ты ее не казнишь.

Тишина накрыла зал напряженным пологом.

…Тогда на корабле Брасиян предлагал ему продолжить службу. Также делать свой вклад в общую безопасность и сохранение равновесия, но более видимый, более весомый. Он говорил, что боевых магов мало, особенно тех, кто действительно готов и может сражаться. Осваивать новые территории, отстаивать их перед темными, готовить плацдарм для переселения в случае катастрофы. Что каждый боец находится на особом счету и ценен. И что все они могут рассчитывать на справедливость…

— Кто дал тебе право решать? — ледяной тон и суровый взгляд удавались бывшему наставнику особенно хорошо.

— Ты, — коротко ответил Олеж. — Когда задолжал мне. А долги стоит отдавать… во имя равновесия.

— Ты списал все мои долги тем ударом.

— Только один.

И снова тишина, которую можно резать ножом. Кто бы мог тогда подумать, что спустя двенадцать лет они будут вот так стоять друг напротив друга став… кем? Не врагами, нет. Не соперниками. Но и не союзниками. Странно противостоять тому, кто в четыре раза старше и многократно сильнее. Впрочем, прожитые годы не добавили Брасияну гибкости.

— Хорошо, — наконец, выдавил он, вызвав немалое удивление. — Я постараюсь сделать так, чтобы Афистелия осталась жива. Но у меня есть одно условие…

Боевик едва не рассмеялся. Конечно, у него есть условие. Даже в заведомо невыгодном положении наставник пытался получить то, чего не смог достичь раньше. Взять реванш. Примитивное желание, которое он для себя наверняка оправдывает высшими целями. И внутри возникло гадкое чувство отвращения. Отторжения. Нет, им больше никогда уже не стать учителем и учеником.

— Не боишься нарушить равновесие?

— Ивар Шеруда так его раскачал, что его действия придется исправлять еще долго. К тому же у темных всегда есть незаменимый козырь в рукаве, который они могут разыграть в любой момент. В отличие от нас… Перемены нужны, а без новой крови их не бывает.

Олеж прекрасно понимал, к чему клонит собеседник. И на самом деле давно уже был готов к его условию, но зачем демонстрировать собственное рвение там, где можно поторговаться? Если служба его чему-то и научила, то только тому, что информацию никогда нельзя отдавать полностью.

— Хорошо, — с интонацией Брасияна, словно делает большое одолжение, ответил он после продолжительной паузы. — Я пройду посвящение, но только тогда, когда сам решу, что готов.

— Ты не сможешь тянуть бесконечно, — возразил светлый.

— Я и не собираюсь. Хочу закончить кое-какие дела.

— Не больше года.

Ему хватит и меньшего времени, но боевик едва заметно нахмурился, будто раздумывая, а затем отрывисто кивнул.

— И только в том случае, если она останется жива.

— Договорились. Пусть свидетелем станет Свет, — на руке бывшего наставника вспыхнул лепесток белого пламени.

Договор они скрепили рукопожатием, и свет оплел руки, сковывая их нерушимой печатью. Оба мага прекрасно друг друга поняли. Каждый получил, что хотел, и это им ничего не стоило, так как условие другой стороны было известно заранее. Взаимовыгодный обмен. Честный и почти справедливый. Жизнь за жизнь. Судьбу за судьбу. Кто-то же должен сторожить равновесие…

Глава 7

…В зал суда он прибыл заранее, занял место в секторе, близком к входу, немного сместившись влево, чтобы видеть всех судей и место подсудимого, но не попадаться на глаза княгине. Верхние ряды скрывала темнота, в которой легко затеряться. Виттор в чем-то был прав, когда советовал не появляться в тюрьме. Оставаться спокойным он не сможет, и ее реакция на встречу может оказаться… неожиданной.

Трусость? Возможно. Рано или поздно им придется столкнуться лицом к лицу, но Олеж все продолжал оттягивать этот момент. Смотреть ей в глаза не хотелось. Хватило и того короткого взгляда, заснятого камерой. Тяжелого, чужого, пустого… Внутри все переворачивалось от воспоминаний, от муторной памяти, которую не получается уничтожить.

— Зачем ты здесь? — Оливия оказалась рядом как всегда незаметно, тогда как все истинные собирались внизу, о чем-то тихо переговариваясь друг с другом.

— Хочу убедиться, что все пройдет гладко.

— Не доверяешь Брасияну? — в ее звонком голосе, сейчас звучащем приглушенно, не отразилось ни капли удивления.

— Уже все знаешь…

— Печати — то же плетение, только специализированное, поэтому я вижу, что вы договорились. А о чем, догадаться нетрудно.

— И что скажешь?

Узкая ладошка легла ему на макушку и потрепала волосы материнским жестом. Глядя на волшебницу, трудно поверить, что ей уже больше тысячи лет, и большинство магов кажется ей лишь заигравшимися детьми. Впрочем, в Совете есть и те, кто старше ее самой.

— Ничего не скажу. Сам увидишь. Только не вмешивайся. Подожди до конца.

Ее рука соскользнула с головы и сжала плечо, Оливия собиралась уходить, но он накрыл тонкую ладонь своей, удерживая.

— Почему ты отпустила Эскалара?

— Потому что маленькая провокация, которую они провернули — лишь часть большой игры. Пусть считают, что ход оказался удачным. К тому же… Теперь у меня есть долг, который я могу потребовать.

Как всегда продуманный выбор. Неудивительно, ведь все они действительно играют в игры, и тысячи нейтральных магов — их постоянно пополняющийся ресурс. Он убрал руку, отпуская, и волшебница исчезла. Заняла свое место среди судей. Молодая, хрупкая, босоногая… Воплощенная весна, заблудившаяся во времени. Но и у весны есть свои сюрпризы.

Как только судьи заняли места, двери распахнулись, пропуская в зал заключенную и охрану. Она вошла, гордо подняв голову и уверенно впечатывая каблуки в пол. И по залу сразу же пополз холод — надменность и равнодушие, встреченные презрением и непониманием. Одна против целого Совета. Как и четыре года до того, одна среди темных. И когда сняли браслеты, ощущение противостояние лишь усугубилось. На нее давили, желая прямо здесь размазать по полу. Не от ненависти или злобы, а лишь для того, чтобы указать подходящее место. Оступившейся преступницы.

Он сжал кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони, чтобы не сорваться. И ощутил на себе взгляд Оливии. Выдохнул, заставил ладони расслабиться. Сегодняшнее слушание будет стоить ему многих нервов. Но главное, чтобы она осталась жива.

Олеж почти не слушал, что там говорятсудьи, полностью отрешился от их присутствия, сосредоточившись только на ней. Такая чужая, знакомая женщина. Больше не его. Ничья. Только своя… Она изменилась. Стала холоднее и жестче. Красивее? Возможно. Над ней долго работали мастера по внешности. Перекраивали, шлифовали. Они оставили что-то ее, узнаваемое, похожее. И именно это признак высшего мастерства. Но в его памяти жил другой образ… Который давно уже нужно вычеркнуть.

Он поймал момент, когда она обратилась к магии, чтобы просканировать пространство, и тут же закрылся, полностью маскируясь под общий фон. Не нашла. Скользнула мимо, и от легкого касания ее силы по спине пробежал холодок. Тьма. Много Тьмы. Именно той, что он видел в третьем слое ее ауры. Однотонной, непроглядной, тяжелой.

— Что с тобой сделали?.. — тихий, неслышный шепот с привкусом горечи на губах.

Магическое зрение позволяло увидеть верхний слой, в котором разливалась спокойная синева ночного неба, подкрашенная хвойной зеленью и насыщенным фиолетовым отблеском. Глубинное спокойствие, мудрость, вызов и упрямство. И в противовес им алые отблески во втором слое. Если еще несколько дней назад красный был словно приглушен, то теперь снова становился ярче. Будто что-то внутри нее пробуждалось, ворочалось в полудреме, готовилось, набирало силы. И если раньше ее ярость явно направлялась на мертвого князя, то теперь…

Олеж проследил за ее взглядом. Посмотрел на Брасияна. Злость? Нет. Скорее ненависть, на мгновение обнажившая третий слой, по которому пробежала рябь. Будто в темную воду бросили камень, и по поверхности пошли круги. Неужели кроме жажды убийства в ней больше ничего не осталось?

— Нельзя раскаяться в том, чего не помнишь.

Ее слова ворвались в сознание, как внезапный порыв ледяного ветра, заставляющий поежиться и поднять воротник куртки, заслоняя шею. Не помнит. Она не помнит, что творила… Такое простое объяснение перевернуло все восприятие. Он подозревал нечто подобное после разговора с Илеем, но, только услышав, смог поверить. Откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. В какой-то мере стало легче. Одна деталь, мучившая его несколько лет, исчезла. Она просто ничего не помнит. Да, так даже лучше.

Приговор Олеж уже не слушал, зная, что Брасиян после прихода целителя сдержит слово. Выбора не останется. Точнее отговорок, чтобы вывернуться из уз договора. Они сохранят ей жизнь, чтобы больше узнать об эксперименте. Не самый лучший вариант, но другого придумать в столь короткий срок он не успел. Да и что еще можно придумать, имея в союзниках только целителя и отстраненного от боевых операций дипломата?

Наложенная печать сбила ее с ног, он увидел, как полыхнула вязь запрета, оплетая ауру. И навстречу ей, словно монстр из глубин, рванулась Тьма. Вскипела, проступая в первом слое, расплылась чернильным пятном в районе груди и исчезла, отступила, ушла в глубину. Словно вновь впала в спячку. И увидеть, что происходит с ней дальше, снова стало невозможно. А уж что находится еще глубже, под ней…

Боевик встал и быстро покинул зал через один из входов для зрителей. Суд окончен, так или иначе. Бывший наставник уже ждал в коридоре, переместившись из зала.

— Я свою часть договора выполнил, — без предисловий начал он.

— Не очень-то ты старался, — пренебрежительно откликнулся Олеж.

— Не хами. Если бы не Илей с его исследованиями, убедить Совет было бы сложно.

— Ты даже не пытался.

— Но ведь главное — результат. Девчонка жива. Ее возьмут под наблюдение, как и всех преступников. И я жду, когда ты будешь готов.

— У меня есть год.

— Не больше.

Светлый исчез, прерывая разговор. Вот и договорились. Прекрасно.

На улице собирался дождь. Серое небо, тучи, висящие прямо над головой и холодный ветер, пробирающийся по одежду. Настоящая осень, наступившая за один день, как и всегда бывает в переходные периоды. Он стоял в стороне от выхода в месте, специально отведенном для курильщиков, и наполнял легкие сигаретным дымом. Все закончилось. По крайней мере, на сегодня. Смутное ощущение чьего-то присутствия заставило повернуться. Совсем рядом оказался Пьетр, мрачно смотрящий на сигарету в его пальцах.

— Дать закурить? — прохладно осведомился Олеж, и светлый неожиданно кивнул. Сигарета из предложенной пачки перекочевала к нему, и через минуту они дымили уже вдвоем. От дороги доносился шум проезжающих мимо маг-мобилей, короткие фразы из разговоров прохожих, спешащих по домам. Если начнется дождь, останавливать его не станут. Глобальные влияния на погоду запрещены, только локальные изменения для ухода за садом. Поэтому в плохую погоду многие стремятся просто пересидеть дома. Магия магией, но насморк она почему-то не лечит.

— Почему она? — вдруг спросил светлый, про которого боевик уже успел забыть.

— Что?

— Почему она? — повторил Пьетр. Он выглядел каким-то чересчур бледным, словно больным, побитым псом, которого выставили из дома. — Почему ты выбрал именно ее?

Олеж моргнул, пытаясь понять, о чем идет речь. Затянулся снова и отбросил окурок в урну.

— Я не выбирал. Точнее… — он никогда и никому не пытался объяснить, почему в его жизни появилась… она. — Это не совсем выбор. В центре, когда мы учились, все мной восхищались. Я был самым старшим на курсе, имел опыт боевых стычек, пусть и с монстрами, но все же. Умел убивать и мог противостоять длительному воздействию на сознание. У меня действительно были хорошие показатели. И все хотели узнать, каково это — увидеть Юту так близко. Я рассказывал, хотел, чтобы они поняли, что катастрофа — не шутки. Что равновесие действительно важно. Но они только восхищались. Вздыхали. Даже завидовали. Хотели оказаться на моем месте. Мечтали. А она спросила, как я преодолел страх. Там ведь действительно страшно. Ты видел. Мы живем, пока страх не умирает. А потом только сходим с ума. И она поняла. Просто поняла. Никто не понимал, а она смогла…

Дождь действительно начался. Мелкий, противный, моросящий. Маг развернулся к выходу, выглядывая из-за угла здания. На лестнице стояла женщина в графитном костюме. Одна. Снова одна.

— Но ведь она убивала. Она стольких убила. Прокляла. Темные расширили свою область во многом благодаря ей. Да она же родила ребенка от князя Тьмы! Как можно после такого…

Пьетр поперхнулся собственными словами, задохнулся и отвернулся. Отошел на два шага, затем резко развернулся и подошел к нему. Выглядел он паршиво. Маниакально горящие глаза, темные круги под ними, лихорадочный румянец.

— Ты! Ты не имеешь права за нее заступаться! — светлый ткнул пальцем ему в грудь. И сейчас более всего походил на мальчишку, мир которого рассыпался на части.

В душе шевельнулось что-то похожее на жалость. У каждого свои тайны, и состояние истинного говорило о том, что он подошел к краю своей личной пропасти. Олеж спокойно стиснул его запястье, отвел в сторону, свободной рукой обхватил его за плечо и встряхнул.

— Имею. Тьму можно либо принять, либо истребить. Если не сделаешь ни того, ни другого, она сама тебя уничтожит.

Светлый отвернулся, глядя себе под ноги. Его колотило как в ознобе. А ведь ему больше двухсот. Так почему же кажется, что перед ним всего лишь подросток? Хотя…

— Во сколько лет ты прошел посвящение?

— В семнадцать, — глухо ответил Пьетр. — Особые обстоятельства. Совету пришлось ввести меня в игру.

И после он занимался только своими изобретениями, почти не вылезал из лаборатории. Неудивительно, что маг все еще кажется ребенком. Вот только растить его вовсе не задача Олежа.

— Обратись к Гипносу, — произнес он, отпуская собеседника и отступая в сторону, — он поможет.

Направился к лестнице и подошел как раз в тот момент, когда Марикетта уже уводила подругу. Она украдкой обернулась, и их взгляды встретились. Волшебница едва заметно кивнула, и он ответил тем же. Его вчерашнее сообщение, отправленное после встречи с Брасияном, все же нашло своего адресата. Хотя Мари вполне могла проигнорировать просьбу. Впрочем, нет, ведь он просил не для себя, а для…

— Тэль…

Такое забытое и знакомое имя. Она знала, что он здесь. Знала. И все же обернулась, прежде чем сесть в мобиль. Посмотрела прямо на него. Темно-карие глаза. Затягивающие как омуты. Когда-то они были янтарными. Яркими и теплыми, как и полудрагоценный камень. А теперь в них остался только холод и Тьма.

Афистелия его узнала, но даже не вздрогнула. Только по ауре прошла легкая дрожь, и все снова успокоилось, будто ему померещилось. Она заняла место в салоне, Деметрий отрывисто кивнул ему в знак приветствия и поспешил за руль. А он все смотрел на заднее окно, и в ушах стоял надрывный голос Пьетра: «Ты не имеешь права за нее заступаться!».

— А кто еще, кроме меня?

Ведь ничего еще не закончилось. Впереди ждал второй раунд…