Отвратительная истина

Глава 1

В элитном московском супермаркете, где даже овощи смотрели на людей надменно, делала покупки успешная, но одинокая женщина. Только работа вызывала у Марты Гордеевой светлые чувства, и сейчас, складывая в корзину дорогие полуфабрикаты, она предвкушала свою новую должность. Ее ждал пост руководителя департамента имущественно-земельных правоотношений в крупной строительной компании. Нужно было лишь выиграть тендер, и Марта была убеждена, что ей это с легкостью удастся. Сомнение – это последнее, что испытывала уверенная в своих силах женщина. Марта долго и упорно трудилась и теперь вполне заслуженно претендовала на это повышение. Оно должно было произойти совсем скоро. Представляя свой новый кабинет и разочарованные лица завистников, карьеристка Марта находилась в том редком состоянии блаженства, которое ничем невозможно было испортить.

– Четыре пятьсот, – сказала кассир, внимательно рассматривая строго одетую покупательницу. Строгость была не только в одежде, но и в чертах лица Марты: безукоризненно уложенные волосы, идеально очерченные губы, прямой и ровный нос, холодные, лишенные жизни глаза. Она была красива, как произведение искусства гениального художника, – безупречная, но не имеющая души скульптура, высеченная из камня.

Марта бросила кассиру смятую пятитысячную купюру и продолжила укладывать свои покупки в фирменные пакеты.

– А почему Вы так с деньгами обращаетесь? – с укором, но все-таки доброжелательно улыбаясь одними глазами, спросила женщина.

– И как же я обращаюсь с деньгами? – ответила Марта вопросом на вопрос, наблюдая, как толстые и короткие пальцы с грязью под ногтями выравнивали купюру. Она с брезгливостью смотрела на женщину и недоумевала: как человек, относящийся с таким пренебрежением к своему внешнему виду, может учить ее аккуратности?

– Неуважительно. Деньги нужно любить и ложить голова к голове. Тогда и они будут Вас любить и всегда водиться.

Марта почувствовала раздражение. Она приходила в бешенство, когда ей указывали, что делать. Все решения в жизни она принимала сама. «Как эта плебейка смеет делать мне замечания?!» – подумала Марта, глядя на бедную женщину своими ледяными синими глазами.

– А ты, по всей видимости, с деньгами обращаешься уважительно? – с презрительной насмешкой сказала Марта. – Учишь меня деньги уважать, а сама считаешь копейки, чтобы позволить себе товары по «красной цене» в какой-нибудь «Троечке» за МКАДом. И еще: деньги кладут, а «ложить» я хотела на твое мнение, нищебродка!

Кассир не ответила ни слова. Только слезы покатились по ее неухоженному, покрытому морщинами лицу, у которого уже давно истек «срок годности». Но Марту Гордееву не трогали чужие слезы. Да и сама она никогда не была замечена в слабости. Всех, кто вставал на пути черствой феминистки, ждала та же участь, что и несчастную продавщицу. Никто не рисковал перечить Марте Гордеевой. Коллеги и подчиненные не искали с ней конфликтов. Хладнокровная женщина никому не позволяла указывать на свои ошибки, зато сама с удовольствием отчитывала других за каждую мелочь. Однажды она уволила охранника за то, что тот отказался прогнать бездомного, просившего подаяния возле офиса. Бродяга, по ее мнению, портил презентабельный вид серьезной компании. Нищего Марта назвала мусором и потребовала убрать его, а ослушавшийся ее охранник поплатился своей должностью.

…Квартира Марты напоминала временное убежище. Со времени переезда на пороге стояли коробки с вещами, она каждый день спотыкалась о них, но не спешила разбирать. В жилище Марты было только самое необходимое, и можно было подумать, что в этом доме вообще никто не живет. Не было никакого декора – картин, рамочек с фотографиями. Да и зачем рамочки, если у Марты не было ни одной фотографии. Точнее, была одна детская, где девочка с белокурыми кудряшками, пухленьким личиком и с пальчиком во рту сидит у мамы на руках; но с постоянными переездами и она потерялась. На кухне единственным предметом, не покрытым толстым слоем пыли, был кофейный аппарат, спасавший Марту в те часто повторявшиеся в последнее время ночи, когда ее бросало в дрожь от одной мысли о том, что может произойти, если она уснет.

Справившись с ужином на одну персону и сделав себе кофе, Марта вышла на балкон. Она не могла долго находиться в квартире, ей постоянно не хватало воздуха. Вдыхая аромат, избавлявший ее от мерзких сновидений, она смотрела на свет в окнах соседней высотки; когда и в какой квартире он погаснет первым, женщина уже знала наверняка. Марта любила наблюдать за тем, как каждый вечер в одно и то же время, минута в минуту, люди готовятся ко сну. Но что такое здоровый и крепкий сон, сама она уже забыла. Вернувшись в квартиру, Марта бросила грязную чашку в раковину, переполненную немытой посудой, и включила телевизор, который служил фоном и создавал хоть какую-то видимость жизни в ее одинокой обители. Лежа в постели, которую она никогда не заправляла, а только иногда меняла на ней белье, Марта равнодушно переключала каналы, надеясь найти что-нибудь, что могло бы развлечь ее до утра.

– Только не спи! – уговаривала себя она.

Ее снова мучили кошмары, и, чтобы вновь и вновь не встречаться с призраками прошлого, Марта в недопустимых дозах травилась черным ядом. Выпив еще одну чашку бодрящего напитка, женщина решила позвонить подруге. Ольга была такой же полуночницей. Но хронический недосып по собственной воле было не единственное, что объединяло двух женщин. Ольга была ярой мужененавистницей и отсутствие личной жизни, как и многие одиночки, оправдывала расхожей фразой «Все мужики сволочи». Причины такого отношения к противоположному полу были банальны: бывший муж оставил Ольгу с маленьким ребенком. Она перестала подпускать к себе мужчин и даже пыталась найти свое счастье с женщиной, однако эти попытки не увенчались успехом. После неудачного эксперимента остался только осадок и стрижка озорного юнца, которого только что призвали в армию. Ольга сохранила эту прическу как память о последнем шаге навстречу любви. Через час подруги уже сидели на кухне и с помощью солодового виски, который был их ровесником, боролись со своими страхами. Марте казалось, что, глядя на Ольгу, она видит себя: те же взгляды на жизнь, отношение к мужчинам и, самое главное, одиночество, которое и сплотило двух независимых женщин.

– Что-то слишком часто в последнее время ты стала звать меня в гости по ночам. Я ведь могу не то подумать, – смеясь, сказала Ольга.

– Не смешно, – резко ответила Марта.

– Прости. Пыталась пошутить.

– А ты в следующий раз не пытайся, а шути, – наполняя бокалы новой порцией виски, сказала Марта.

Ольга отставила от себя стакан. Встала из-за стола и, глядя на подругу своими большими карими глазами, сердито произнесла:

– Я не собираюсь терпеть твои выходки. С посыльными своими так разговаривай.

Ольга направилась к выходу. Марта пошла следом за ней и, взяв ее за руку, прошептала:

– Мне плохо, Оль… Только ты меня понимаешь. Останься. Я так боюсь уснуть…

– А когда ты начнешь хотя бы пытаться понимать людей?!

– Не уходи… – тихо сказала Марта.

Для нее не было ничего унизительнее, чем просить о помощи, признавать свою слабость, и ей казалось, что, если она скажет об этом хоть немного громче, ее все осудят.

– Ладно, но если еще раз… Имей совесть, в конце концов. Я единственная, кто терпит твой скверный характер.

– Пойдем на балкон. Здесь душно. Я задыхаюсь…

Марту душила тревога. Страх, о котором знала только она. Боясь снова увидеть жуткое напоминание о прошлом, она боялась спать. Прошло несколько минут в полной тишине. Наконец Ольга нарушила молчание:

– А что за ужастики тебе снятся? Ты мне никогда не рассказываешь! Что в них такого страшного?

Марта отвела глаза. Затем посмотрела на Ольгу в упор, но взгляд прошел словно сквозь нее.

– Ничего особенного, – не желая продолжать разговор на эту тему, выпалила она. – Лучше скажи, как у тебя дела? Нашла себе кого-нибудь? Ты ведь уже долго одна…

– Вот от тебя это слышать особенно забавно, – с ироничной улыбкой ответила Ольга. – Да зачем они вообще нужны?! Кругом одни альфонсы. Накачают себе бицепсы, а про мозги забывают. Альфа-самцы, блин.

– Да уж, – наконец улыбнувшись, ответила Марта. – А помнишь того на корпоративе, в особняке у Ходакова?

– Да-да, – оживилась Ольга. – Встал такой у бассейна и говорит: «Сфотографируйте меня у моря». Его переспрашивают: «У моря?» А он, с серьезным лицом: «Да, у моря».

Подруги громко засмеялись.

– У моря… – вытирая слезы, выступившие от смеха, повторяла Марта. – Бедный мальчик моря никогда не видел! – и они вновь разразились громким хохотом.

Марта Гордеева редко позволяла себе расслабляться, но приятная компания и алкоголь сделали свое дело. И правда, кроме Ольги, Марту не понимал никто. Категоричный нрав и привычка смотреть на людей свысока стали одной из причин того, что в жизни Марты фактически не было близких и друзей.

– А ведь если говорить начистоту, ты мне изначально очень не понравилась, – уже с серьезным выражением лица говорила Ольга подруге. – И не нужно на меня так смотреть! Еще скажи, что ты удивлена. – на ее лице снова показалась улыбка.

– Я и не старалась тебе понравиться, – с такой же игривой иронией ответила Марта. – Мне обычно наплевать, что обо мне думают другие. Но скажи, о чем ты подумала, когда впервые увидела меня?

– О том же, о чем и другие: самодовольная сука, которую волнуют только собственные интересы.

– О как! А сейчас? Что ты можешь сказать обо мне сейчас?

– Да то же самое, – произнесла Ольга и как-то странно улыбнулась.

Марта ответила подруге улыбкой, но ее душу сжимала тоска. Она очень ценила Ольгу за смелость говорить правду в глаза. Ольга была единственной, кто вызывал у этой сильной женщины искреннее уважение. Она понимала, что не должна обижаться на эти слова, – хотя бы потому, что в них не было лжи, однако они все же ранили ее. Вдруг Ольга засобиралась.

– Я пойду. Завтра с утра с заказчиками встречаюсь. Тебе бы тоже не мешало выспаться…

Марта осталась одна. Ее клонило в сон, но она прилагала все усилия, чтобы выдержать это испытание, мучившее ее вот уже несколько недель. С того дня, как жизнь Марты кардинально изменилась, призраки не давали ей спокойно жить. Однажды на какое-то время это прекратилось, но сейчас тягостное прошлое снова мешало ей строить счастливое будущее.

Глава 2

«Почему, избавив сотни людей от душевных переживаний, я не могу помочь самому себе? Как сапожник без сапог. Заезженная, но очень актуальная в моем случае пословица. Для меня нет ничего проще, чем решать чужие проблемы. Будь это брошенная женщина или закомплексованный парень, чей нос мешает ему быть по-настоящему счастливым. А он хотел к пластическому хирургу. Зачем, если есть я? Без ножа и скальпеля я преображаю человеческие судьбы. А сам утопаю в рутине, живу с нелюбимой женщиной и изменить ничего не могу. Слабак», – в очередной раз размышляя подобным образом, жалуясь самому себе на жизнь, Вадим Келлер не замечал дождя, который так верно отражал его серую действительность. Под старой крышей автобусной остановки прятались зевающие школьники. На ее стенах листовки с политическими призывами соседствовали с надписями непристойного содержания. Но Вадиму было наплевать и на предстоящие выборы, и на безнравственность подростков. Дождь хлестал его по щекам, но Келлер шел не спеша. Он думал о том, что беспокоило его уже на протяжении многих лет. Сегодняшние мысли ничем не отличались от вчерашних, потому что в его жизни давным-давно не происходило ничего нового. Мимо пробежала дамочка не первой молодости, сумочкой прикрывая прическу, имевшую вид коровьей лепешки. «Не переживай. Хуже уже не будет», – улыбнувшись, подумал Вадим, продолжая путь к своему офису. Дождь все усиливался, как и злость несчастливого семьянина на самого себя. А влюбленную парочку, которая обнявшись стояла на тротуаре, тоже не волновали утренние осадки. Они наслаждались друг другом, и казалось, что, случись буря или ураган, они и не сдвинутся с места. «Выходит, что все равно или влюбленным, или таким, как я, – людям, у которых нет стимула жить и радоваться каждому новому дню. Хотя я не такой уж и несчастный… Мне грех жаловаться, – продолжал про себя Вадим. – У меня прекрасные дети. Я не допущу, чтобы Диана и Егорка росли без меня. Мне нравится моя работа – наверное, потому, что есть люди несчастнее, чем я. Помогая им, я хотя бы на время отвлекаюсь от своих переживаний. Только вот путь на работу и обратно – как ежедневная пытка. Наедине с самим собой у меня не остается шансов. Я съедаю себя изнутри и ничего не могу с этим поделать. Психолог…»

Спустившись в подземный переход, Келлер увидел старого бомжа. «Боже мой, он не брился целую вечность», – подумал Вадим. Грязная и до ниточки промокшая, как и ее хозяин, шляпа была почти пуста. Толпы суетливых людей спешили по своим делам, но Вадим остановился. Бездомный бормотал что-то себе под нос, а Келлер смотрел и не понимал, что же в нем так привлекало его. Старик с густой белой бородой глядел на Вадима своими добрыми, но очень грустными глазами. Он был настолько обаятельным, что напоминал Деда Мороза, только попавшего под сокращение. Встретить на улице симпатичного бомжа было такой же редкой удачей, как и разбогатеть, участвуя в финансовой пирамиде. Старик снова потупил взгляд, продолжая бурчать. «Кажется, я понимаю, что меня заинтересовало в этом бродяге, – догадался Вадим. – Наше сходство. Нет, конечно, не внешнее. Я хорошо одет – Лера встает в шесть утра, чтобы я надевал свежевыглаженные рубашки. Я сыт, и у меня есть крыша над головой, но я такой же нищий. У меня есть деньги и признание, но я беден. А все потому, что у меня нет любви. Одиннадцатый год я не могу оставить Леру. Жалость? Скорее всего. Ведь она не сможет без меня. И дети. Когда я уже начну думать о себе? Я хочу полюбить по-настоящему. Если бы можно было так же сидеть на грязных ступеньках и просить любви, я бы непременно составил нищему компанию. Но кто мне ее подаст? Да и зачем мне любовь, брошенная только из жалости…»

Уйдя в размышления, Келлер и не заметил, как пришел на работу. Увидев его, секретарь Леночка затараторила без остановки:

– Вадим Альбертович, Вы же заболеете! Как же Вы так? Почему без зонта? Я сейчас быстренько сделаю Вам горячий чай.

– Спасибо, Леночка, – ответил Келлер, снимая насквозь промокшее пальто и поправляя черные как смоль волосы, которые от дождя завились в крупные небрежные кудри. Они и так были непослушными и волнистыми, но сейчас прическа Вадима выглядела так, будто он только что побывал у провинциального парикмахера.

Приготовление чая было единственной из обязанностей Леночки, с которой она справлялась отменно. Свой непрофессионализм она компенсировала откровенными нарядами, которых Вадим никогда не видел на собственной жене. Его супруга обладала невзрачной внешностью. В ней не было явных изъянов, так же как и выдающихся достоинств. Светло-русые волосы сливались с бледным лицом, на котором никогда не было даже намека на косметику. Лера кардинально отличалась от вульгарной, но сексапильной Леночки. Но, несмотря на это, Вадим Келлер был верным мужем, за что, впрочем, сам себя потом осуждал. Безотказная и энергичная Леночка могла бы стать хорошей любовницей, но одной молодости и красоты Вадиму было мало. После многих лет, проведенных с инфантильной и слабохарактерной женщиной, не принявшей за всю жизнь не единого самостоятельного решения, ему больше не хотелось связываться с глупыми и наивными девушками. Даже если связь предполагалась недолгая. Вадим знал, что по-настоящему его сможет увлечь только сильная женщина. Личность, с которой интересно не только в постели, но и вне ее. Давний друг Вадима Дмитрий Блудецкий уже давно советовал верному семьянину стать нормальным мужчиной и выполнять главную миссию самца в природе. У самого Блудецкого это получалось великолепно. Старый холостяк очень любил женщин, но в то же время презирал их за доступность. Несмотря на свой невысокий рост и отсутствие явных физических достоинств по общепринятым эталонам, Келлер обладал той редкой особенностью, которую называют харизмой. Она заключалась в умении очаровать любого человека независимо от пола, возраста и положения в обществе. Тихий, будто обволакивающий голос вызывал доверие, а пронзительный и изучающий взгляд действовал на людей магически. У Келлера было немало поклонниц, и если бы он был не таким избирательным, то давно бы пустился во все тяжкие по совету своего похотливого друга.

Леночка умело справилась с приготовлением горячего напитка и уже спешила порадовать неприхотливого начальника. Поставив поднос на стол, она сказала:

– Вадим Альбертович, а можно мне уйти сегодня пораньше?

– Так рабочий день только начался, – удивился Вадим.

– Я себя не очень хорошо чувствую, – не моргнув глазом солгала Леночка. Но глупо было обманывать профессионального мозгоправа. К тому же, чтобы разоблачить предсказуемую Леночку, совсем не обязательно было иметь диплом психолога.

– А теперь правду, – улыбнувшись и спустив на кончик носа свои очки, ответил Келлер.

– Вы, конечно, виртуоз. Вот как Вам это удается?

Ничуть не сожалея о своей неудачной попытке солгать, Леночка звонко рассмеялась.

– Просто меня пригласили на день рождения. Нужно платье купить, – виновато надув и без того пухлые губки, призналась она. – Я забыла отпроситься вчера.

«За что я ей плачу?» – спрашивал себя Вадим, хотя ответ был очевиден. Если бы не декольте этой пышногрудой брюнетки, он бы давно уволил ее без выходного пособия.

– Хорошо. Только в следующий раз предупреждай заранее. И еще, говори правду. Я ненавижу ложь, – изображая строгость, ответил Вадим. – Ты знаешь, что в Иране за это отрезают пальцы?

– В смысле? Вы врете. Это за воровство. Вадим Альбертович, ну зачем? Я себе сразу представила. Жуть! У меня очень развиты текстильные ощущения.

– Тактильные, – усмехнулся Келлер.

– Что?

– Ничего. Беги.

– Вы мой самый лучший шеф в мире! – воскликнула девушка.

– И единственный, – пробормотал ее добрый руководитель.

Глава 3

В полупустой съемной квартире, свернувшись на полу в позе эмбриона, лежал Никита Гордеев. Его скрутило от голода. Он не ел уже второй день, потому что не мог позволить себе даже самый простой обед, – а поесть здоровый и крепкий двадцатипятилетний Никита очень любил. Телефон разрывался от звонков бесцеремонных коллекторов, грозивших отобрать имущество. Но отбирать было нечего. Уже много раз Никита зарекался связываться с кредитами, но жизнь не по средствам стала его вредной привычкой. Потом снова беспрерывные звонки – теперь ему звонил хозяин квартиры, который тоже требовал денег. Но Никите было все равно. Единственное, что его интересовало в данный момент, – это раздирающее изнутри чувство голода. Отключив назойливый телефон, парень поднялся с пола и принялся рыскать по квартире в надежде найти хоть что-нибудь съедобное. В этот момент он был согласен на все, лишь бы удовлетворить свою главную потребность. Человек никогда не будет страдать из-за неразделенной любви или мечтать о блестящей карьере, если испытывает чувство голода. Думать о прекрасном и говорить о высоком можно, только когда ты сыт. Но даже в лучшие времена Никита Гордеев не грезил встретить любовь всей своей жизни или преуспеть на профессиональном поприще. В силу своей молодости он довольствовался беспорядочными связями, ну а лень унаследовал от отца. Он был любителем легких денег и беззаботной жизни. Наконец ему повезло: на самой верхней полке старого шкафа, куда он не заглядывал прежде, обнаружилась литровая банка желтого гороха. Обрадовавшись находке, Никита принялся готовить свой первый за несколько дней обед. Вода из-под крана, горох, соль, которой в квартире как раз было предостаточно, – и каша готова. Это было самое вкусное лакомство в жизни вечно голодающего тунеядца.

Удовлетворившись весьма скромным, но столь долгожданным обедом, Никита стал думать, где же взять деньги на квартиру. Выплачивать кредиты он даже не собирался. Лишь одно его огорчало: попав в черные списки всех банков, снова взять в долг он уже не сможет. К Марте, своей сестре, он обращаться боялся, к тому же она всячески избегала встреч с неудачливым братом. В прошлом месяце Никита гостил у сестры. Тогда она еще верила ему и, уходя на работу, оставила одного в квартире. Никита, воспользовавшись ее доверием, украл у нее шубу, а в придачу вынес из квартиры и кое-что из дорогой техники. После этого Марта вовсе перестала поддерживать с ним отношения. Уж слишком дорогим оказался для нее братец. «Все равно попробую, – подумал Никита. – Мне терять уже нечего». И, выбросив грязную тарелку в мусорный ящик, отправился на поиски легких денег.

На одной из центральных улиц вечерней Москвы светилось огнями внушительное по размеру и внешнему виду офисное здание. Благодаря своему современному архитектурному решению оно сильно выделялось на фоне соседних обветшалых хрущевок. Марта шла к парковке, где ее ждал роскошный автомобиль представительского класса. Но не он один. Никита с любопытством рассматривал машину и даже не заметил, как подошла сестра.

– Что ты здесь делаешь? – холодно спросила Марта.

– Тебя жду. Что так долго? Я тут уже два часа торчу. Меня этот амбал на входе не пустил. Пропуск требовал…

– Я же просила, не позорь меня! Ты знаешь, кто я. Мне не нужны лишние разговоры.

– Так ты что, родного брата стыдишься? М-да… Правильно папа говорит: зазналась!

– Садись в машину, – и не думая оправдываться, приказала Марта.

Никита радостно запрыгнул в дорогое авто.

– Круто! – резюмировал он, разглядывая салон. – Можно я поведу?

– Не наглей, – резко ответила Марта.

Несколько минут брат с сестрой ехали молча. Никита не решался заговорить о деньгах, хотя робким назвать его было сложно.

– Есть разговор… – наконец неуверенно произнес Никита.

– Денег не дам.

– Ну что ты сразу о деньгах? Какая ты мелочная!

– А когда ты приходил ко мне просто так?!

– Ладно, раскусила. Но на этот раз мне нужно совсем немного. За квартиру заплатить, а дальше я сам. Скоро у меня все изменится. Я чувствую. Вот увидишь. Буду на такой же тачке разъезжать.

– Чувствует он. Переоденься для начала, прежде чем на такой тачке разъезжать, – усмехнулась Марта, презрительно рассматривая его заляпанный спортивный костюм.

– Не переживай. Скоро у меня все будет круто. Ну что, дашь?

– Ты хотя бы представляешь, сколько я работаю, чтобы иметь все то, что у меня есть? Ты сам вообще думаешь когда-нибудь работать?

– Ой, и ты туда же! Мама достала своими нудными советами, еще и ты. Если жалко для родного брата, так и скажи.

Марта резко затормозила.

– Выходи.

– Ну что ты? Зачем так сразу? Я ведь тебе отдам. Обещаю.

– Выходи! – крикнула Марта.

Никита вышел из машины и в сердцах громко хлопнул дверцей.

– Постой, – сказала Марта. – Вот, передашь маме, – она протянула брату кожаную сумку.

– Может, все-таки дашь?

– Заработай! – бросила она, закрыла дверь своего автомобиля, и он резко рванул с места.

Никита продолжал стоять, схватившись за свои белобрысые кудри, и недоумевал, почему даже родная сестра не желала ему помогать.

На следующий день Никита поехал навестить родителей. В отличие от Марты, дома он бывал довольно часто. Он знал, что деньгами ему там не помогут, но идти было больше некуда. «Мама хотя бы накормит», – открывая ворота частного дома, думал Никита. Увидев сына, Татьяна Гордеева бросила тяпку, с которой возилась на клумбе, и быстрым шагом шла навстречу любимому сыну.

– Сынок, как ты? – едва сдерживая слезы, спросила Татьяна.

– Все хорошо, мам, – не желая расстраивать ее, отвечал Никита.

Татьяну Гордееву было очень легко обидеть. Она прожила тяжелую жизнь, но осталась ранимой и сентиментальной. Любая мелочь, связанная с детьми, могла ее огорчить. Уже много лет она плакала из-за дочери, которая не хотела приезжать в родительский дом. Но с сыном у нее сложились теплые отношения, и, несмотря на его проступки, она прощала ему все, как простит любая мать, каким бы подлым ни оказался ее ребенок. Татьяна Гордеева сильно отличалась от многих людей. Она была добрым, светлым человеком и с достоинством выдерживала все жизненные испытания. Из-за тяжелой физической работы у нее были проблемы с ногами. В молодости она была первой красавицей в деревне: высокая, с пышными формами, длинноволосая и постоянно улыбающаяся. Но от былой красоты ничего не осталось. От бесконечных переживаний Татьяна поседела уже в тридцать лет, а морщины, покрывавшие ее бледное, исхудавшее лицо, говорили о том, что следить за собой у нее не было ни времени, ни сил.

Никита с аппетитом уплетал мамины щи, а она не переставая спрашивала, как поживает ее сынок. Их разговор прервал скрип старой калитки. Этот звук служил звонком, на который Александр Гордеев все никак не мог заработать. Да даже и не пытался: своим неудачам в жизни он всегда находил оправдание. Гостем оказался сам хозяин дома, хотя назвать его хозяином можно было с натяжкой, поскольку дом этот был куплен благодаря родителям Татьяны. Александр Гордеев стоял посреди комнаты, держа в руках прозрачный целлофановый кулек с мясной костью, из которого капала кровь. Он выглядел, как пещерный человек пенсионного возраста, вернувшийся с последней охоты. Несмотря на прохладную погоду, он был без верхней одежды. Из-под серого засаленного свитера торчали черные вперемешку с седыми закрученные волосы.

– Зачем приехал, нахлебник? – спросил Александр, нахмурив свои густые, низко посаженные и уже поседевшие брови, наступавшие на глаза, белки которых были покрыты красными прожилками.

– Я не нахлебник, – вытирая рукавом лицо, отвечал Никита.

– Хоть бы раз привез продуктов! Только и знаешь, что жрать за чужой счет. Что ты в Москве вообще делаешь?

– За твой счет я точно не ем. Только мама пашет как лошадь. А ты-то сам что сделал в жизни?

– Ты как с отцом разговариваешь?! – закричал Александр. Бросив пакет с костью, он замахнулся на сына. Никита удержал руку разъяренного отца и оттолкнул его с такой силой, что тот упал на спину. – И это благодарность за то, что я тебя воспитывал, щенок? – орал Александр.

– Ты не воспитывал, а всю жизнь издевался над нами, – с ненавистью ответил Никита, глядя на отца сверху.

Татьяна поспешила к мужу и, помогая ему встать, приговаривала:

– Сынок, ну зачем ты так! Он же твой отец.

Никита пошел к выходу. По пути он обернулся и сказал:

– Мам, Марта тебе передала кое-что. Я оставил во дворе.

– Спасибо, сынок. Иди, – прошептала Татьяна. Она понимала, что повлечет за собой ссора отца с сыном. Александр мог разозлиться из-за любой мелочи, и тогда доставалось всем. Только теперь Никита уже не был тем беспомощным мальчиком, который не мог за себя постоять. Впервые он нашел в себе силы дать отпор жестокому отцу.

Во дворе в большой кастрюле варилось варенье, которое Татьяна заготавливала на зиму. Александр вышел на улицу. Нашел сумку, предназначавшуюся матери, и, даже не заглянув внутрь, бросил в огонь.

– Мне ничего не нужно от этой проститутки! – сквозь зубы прошипел он. – Ну что, гордишься, что воспитала таких ублюдков? Гордишься?!

Татьяна побоялась сказать хоть что-нибудь в ответ, но ее сердце разрывалось от одной мысли, что дети презирали родного отца. И если сын хотя бы иногда – ради нее или пусть даже со своими корыстными целями – навещал их, то дочь уже много лет не хотела с ними встреч.

Глава 4

Уснув лишь к утру, Марта не услышала, как прозвенел будильник. Уже в который раз она опоздала на работу. Недовольный частыми прогулами начальник вызвал ее на серьезный разговор. Марта была ценным работником, и поэтому руководитель на многое закрывал глаза. Но компания переживала трудные времена, а допустить, чтобы они проиграли тендер, Денис Ходаков не мог. Начальник Марты был высоким, загорелым мужчиной средних лет, который регулярно изменял своей жене. Марта часто спорила с ним из-за того, что он брал на работу всех красивых молоденьких девушек, приходивших на собеседования. Он окружил себя ни на что не способными моделями, а ей приходилось работать за них всех. Дениса не миновал кризис среднего возраста, и он нередко любезно подвозил сотрудниц домой на своем «кадиллаке» с откидным верхом. Марту неизменно забавляла картина, которую она наблюдала каждый вечер: довольный Ходаков открывал дверцу автомобиля, целовал ручку очередной юной прелестнице, помогал ей сесть в машину, после чего шел к водительскому месту гордо и медленно, чтобы каждый успел ему позавидовать. Ходаков отъезжал с любовницей в автомобиле без крыши, демонстрируя всем не только свою востребованность среди юных девушек, но и плешь на затылке, служившую отличительной чертой немолодого ловеласа.

– Мне не нравится, что происходит с тобой в последнее время, – присев на стол, сказал Ходаков.

– Все в порядке, – Марта опустила глаза и стала нервно перебирать пальцами.

– Я же вижу, что с тобой что-то не так. Может, я смогу чем-то помочь?

Ходаков положил руку на плечо Марты, но она резко встала и подошла к окну. Отвернувшись от начальника, она думала о том, что ни в коем случае не должна открывать истинной причины своих опозданий, неработоспособности и агрессивного поведения. «Он не поймет, – размышляла она. – Уволит, и все. А на мое место возьмет одну из своих пустоголовых любовниц».

– Я же никогда тебя не подводила, – сказала Марта, посмотрев Ходакову прямо в глаза.

– Да, и именно поэтому я терплю твое наплевательское отношение к работе. Но ты переходишь все границы. Зачем ты уволила Вольнову?

– С каких пор я должна отчитываться перед тобой? Это мои подчиненные, и, если меня не устраивает, как они работают, я вправе показать им на дверь. Разве не так?

– То же самое я могу сказать и тебе. Ты приезжаешь на работу к обеду, увольняешь людей без моего ведома, не встретилась с человеком из администрации. Учти, если мы проиграем тендер, тебя ждет участь Вольновой. Но на этот раз увольнение будет за дело, – пригрозил Ходаков и после небольшой паузы добавил: – Что с тобой происходит, Марта?

– Ничего.

– Я же вижу. Скажи. Я ведь тебе не чужой человек. Несмотря на твой тяжелый характер, я ценю тебя. Может, тебе нужен отпуск?

– Денис! – воскликнула Марта. – Я слишком много сделала для этого проекта, чтобы сейчас, в шаге от победы, уходить в отпуск. Мне не нужен отдых. Я люблю свою работу.

– Тогда соберись! У меня есть знакомый психолог. Думаю, тебе нужно с ним пообщаться.

– Ты с ума сошел?! Зачем мне психолог? Повторяю, со мной все в порядке.

Денис открыл ящик своего рабочего стола, достал визитку и, не говоря ни слова, подошел к Марте. Да так близко, что от приторного запаха его дорогого, но тошнотворного парфюма у нее стало резать глаза. От отвращения она отвернула голову, а Ходаков молча сунул визитку в карман ее пиджака.

– Это ни к чему, – с уверенностью произнесла Марта.

– Если ты дорожишь своей работой, ты ему позвонишь.

Глава 5

Келлеры прожили вместе много лет, но за все это время Вадим не единого раза не сказал Лере, что она ему нужна. Слова любви говорила только она. Но ее преданность и любовь не вдохновляли, а даже мучили Вадима. Больше всего его тяготило то, что Лера была слишком хорошей, прямо-таки идеальной женой и мамой от Бога; тем сложнее ему было признавать свою нелюбовь к ней. Порой он сам себя ненавидел за это. Презирал за то, что не может дать ей любви, которой она заслуживает своим отношением к нему и детям. Да, для женщины это само собой разумеется, но, зная, как относятся жены к его друзьям, он понимал, что ему досталось сокровище. Только оценить его, как ни пытался, он не мог. Не раз Вадим провоцировал Леру, чтобы вызвать у нее хоть какие-нибудь эмоции, но она оставалась безучастной. Ему казалось, что, если бы он привел в дом другую женщину и сказал, что она теперь будет жить с ними, Лера бы приняла ее да еще и позаботилась бы о том, чтобы гостье было уютно. Каждый день Вадим называл жену амебой, но она даже не возражала. У нее не было образования, не было увлечений, она за всю жизнь не прочла ни одной книги. И даже как женщина не вызывала у супруга никакого интереса.

Вадим лежал в кресле, предназначавшемся для пациентов, и прослушивал рабочие записи, как вдруг раздался звонок. Он долго смотрел на телефон и не хотел брать трубку: ему настойчиво звонила супруга. Наконец Келлер решил ответить.

– Здравствуй, милый. Я тебя не отвлекаю? – мягко спросила Лера. Даже то, как она говорила, вызывало у Вадима отвращение. Ласковый и нежный голос должен был бы радовать его, вызывать трепетные чувства, но на Вадима это действовало с точностью до наоборот.

– Отвлекаешь. Что-то срочное? – раздраженно ответил он.

– Я слышу голоса. У тебя там кто-то есть?

– Нет. Говори уже. Что случилось?

– Я готовлю тебе сюрприз, – неуверенно продолжала жена. – Выбираю ночную сорочку… Тут такой большой выбор. Какого цвета взять?

Любого другого мужчину такой сюрприз заставил бы бросить все и помчаться в объятия жены, но только не Вадима. Его привело в бешенство то, что она даже нижнее белье не могла выбрать без его помощи.

– Хватит звонить мне по пустякам! Мне все равно. Ты когда-нибудь хоть что-нибудь в состоянии сделать сама?! – прокричал Вадим и, не дождавшись ответа Леры, бросил трубку.

В этот момент он был противен сам себе. Он тут же пожалел о том, что обидел жену, старавшуюся угодить своему требовательному спутнику жизни. «Больше так продолжаться не может, – думал Келлер. – Я никогда не оставлю детей, но как жить с человеком, который одним своим существованием провоцирует тебя на грубость и агрессию? Женщина должна вдохновлять мужчину, а не высасывать у него всю энергию. Решено! Нужно сказать Блудецкому, что я готов к поискам своей музы, а в этом щекотливом вопросе лучшего консультанта мне не найти».

…Рано утром, вернувшись с очередной ночной тусовки, Никита обнаружил под дверью съемной квартиры сумку со своими вещами, а на самой двери была прикреплена записка от хозяина жилплощади: «Пошел вон!» Это должно было произойти. Он не платил за жилье уже второй месяц, и обещаниям пусть и обаятельного, но все же бездельника больше никто не верил.

Он еле держался на ногах и не сразу смог сообразить, что остался без крыши над головой. Присев на сумку, он закрыл голову руками – то ли от головной боли, вызванной непрекращающимися пьянками, а может, от осознания того, что ему некуда было идти; но одно он знал наверняка: нужно было срочно что-то менять.

…Беспощадные сны Марты сказывались на ее работе, вот уже неделю она ходила сама не своя. Это был решающий день в ее карьере. Отправив задаток за участие в аукционе, она закрылась в своем кабинете, чтобы немного поспать. Проснувшись от громкого стука в дверь, Марта вскочила и быстрым шагом пошла открывать.

– Ты куда смотрела?! – с выпученными от злости глазами орал Ходаков. Марта не понимала, в чем дело. Протирая заспанные глаза, она не могла сообразить, что же могло так взбесить уравновешенного и всегда спокойного Ходакова.

– Что случилось?

– Что случилось?! Ты кому отправила деньги? Ты вообще понимаешь, что ты натворила?! – тыкая ей в лицо документами, продолжал кричать Ходаков.

Марта взяла бумаги, пытаясь понять, что произошло. Дрожь прошла волной по ее телу. Марта не могла поверить своим глазам: она допустила роковую ошибку – перепутала счета, передала бухгалтеру данные совершенно другой фирмы и несколько миллионов ушли в никуда. Понимая возможные последствия, она все же пыталась сохранить спокойствие и убедить Ходакова не пороть горячку.

– Я знаю, как это исправить. Только не кипятись. Все будет хорошо. Победа почти у нас в руках, – обманывая саму себя, отвечала Марта.

– Победа? Какая победа, черт возьми?! Чтобы отозвать платеж потребуется не менее недели. И еще неизвестно вернем ли мы эти деньги! Мы не успеем! Мы проиграли, и признай уже наконец, что ты одна виновата в этом!

Марта не хотела верить в то, что стала причиной поражения фирмы. Ее поглотил страх – чувство, которое было для нее совсем чужим. Она так мечтала о повышении, но сейчас ей нужно было волноваться о другом: такая оплошность грозила ей потерей самого главного и фактически единственного смысла ее жизни – работы.

– Я все исправлю, – с отчаянием в голосе оправдывалась Марта.

– Нет уж, с меня хватит! Ты знаешь, я хорошо к тебе отношусь, но ты перешла все границы. Ты идешь в отпуск и, пока не приведешь свои мысли в порядок, не решишь свои проблемы, в офисе можешь не появляться.

– Но у меня нет проблем. Я не хочу в отпуск! Я хочу работать. Ты же знаешь, Денис, я умру без своей работы.

– А я не спрашиваю, хочешь ты этого или нет. Отпуск или увольнение. Я не допущу, чтобы ты разрушила то, что я создавал столько лет. Я все сказал.

Договорив эти слова, которые показались Марте самыми страшными в жизни, Ходаков вышел, громко хлопнув дверью. Своим заявлением он поставил эту сильную женщину в безвыходное положение. Чтобы не потерять любимую работу, она должна была принять условия Ходакова, и у Марты Гордеевой не оставалось другого выхода.