– Не хочу, чтобы ты подумал что-то не то. И я по-прежнему считаю тебя унылой задницей, – говорит она, перегибаясь через меня и набирая код на воротах обширной усадьбы в Брентвуде. Цитрусовый запах ее духов смешивается со сладкой терпкостью спиртного, наполняя мои легкие даже тогда, когда она выпрямляется. Ворота распахиваются, и я нажимаю на газ. – Но ты всю дорогу сюда зевал каждые пять минут, и моя совесть будет неспокойна, если я позволю тебе еще час ехать до дома. Сегодня ты будешь ночевать у меня на диване.
– Нет.
– Да. – Она указывает налево. – Вон там гостевой дом. Можешь припарковаться перед ним.
Миновав круговую подъездную аллею и булькающий фонтан и обогнув роскошный особняк-асьенду, я замечаю уменьшенную копию главного здания, размещенную рядом с бассейном. Бирюзовая вода сияет подсветкой, точно рождественская елка – только потому, что это красиво, и ни по какой иной причине. Судя по первому впечатлению, тут проживает какой-то богатый любитель роскоши.
Я понятия не имею, как официантка из кафе может позволить себе жить в гостевом доме рядом с таким особняком, но я видел в Лос-Анджелесе и не такие безумные вещи, к тому же, будем честны, это не мое собачье дело.
Пока она выбирается наружу, я жду, не выключая мотор, но когда она понимает, что я не следую за ней, то наклоняется, просовывает голову в окошко и выдергивает мои ключи из замка зажигания.
– Идем, – говорит она, не оставляя мне выбора.
Глаза у меня слипаются, и прохладная подушка сейчас представляется мне райским наслаждением, так что я сдаюсь и следую за ней в дом.
Там темно, шторы задернуты. Слабый свет пробивается из кухни в прихожую и гостиную, как будто кто-то оставил освещение в ванной невыключенным, но я сначала различаю лишь смутные контуры предметов, пока мои глаза не привыкают к полутьме.
– Вон там диван, – говорит Марица, указывая в сторону гостиной, пока я скидываю обувь. – Я принесу тебе подушку и одеяло.
Тихое позвякивание и перестук когтей по деревянному полу возвещает о появлении какого-то мелкого шерстяного существа, трусящего в мою сторону.
– А, это Мерфи. Пес моей соседки, – сообщает Марица.
Я смотрю на маленького мопса с плоской мордочкой инопланетянина и круглыми, точно блюдца, глазами. Он пыхтит, склонив голову набок, словно не понимает, почему я не беру его на руки.
– Идем, Мерф. Возвращайся в комнату Мелроуз. – Она наклоняется, хватает мопса под мышку, потом говорит мне, что сейчас вернется, и я слышу, как она открывает и закрывает двери дальше по коридору.
Я сажусь и провожу ладонями по чему-то похожему на бархат. Тиканье часов в другой комнате эхом разносится по тихому темному помещению. Несколько минут спустя Марица возвращается, неся сложенное одеяло, поверх которого белеет подушка.
– Спасибо. – Я забираю их у нее и начинаю превращать диван в импровизированную кровать. Мне нужно всего лишь несколько часов сна, а потом я исчезну из ее жизни еще до восхода солнца.
Марица уходит в кухню, открывает холодильник и достает две бутылки воды. Только тогда я замечаю, что она одета в короткий, почти прозрачный топик и соответствующие шорты. Должно быть, переоделась, пока добывала для меня постельные принадлежности. Понятия не имею, как я упустил это, но сейчас я не могу оторвать взгляда от ее длинных ног, изгиба ее бедер и идеальной груди, обтянутой топиком.
Я стряхиваю с себя это наваждение, когда она возвращается и протягивает мне бутылку холодной воды.
Забавно… час назад она обзывала меня и выплеснула мне в лицо воду, а теперь старается с комфортом разместить меня и удостовериться, что я доберусь домой без приключений.
– Почему ты так заботишься обо мне? – спрашиваю я.
– Не пойми меня неправильно. Подушка и одеяло – для того, чтобы ты не капал слюнями на мой бархатный диван, а вода – чтобы ты не будил меня посреди ночи, шарахаясь по моей кухне из-за того, что тебе захотелось пить.
– Спасибо, – говорю я, молча отмечая, что мы в расчете. Я заслужил это.
– Извини за твою футболку, – секунду спустя добавляет она. – Тебе принести другую?
Я качаю головой.
– Она уже высохла.
Мои глаза привыкли к темноте настолько, что я вижу: бархатная обивка дивана, на котором мне предстоит спать, яркого цвета, похоже, изумрудно-зеленого. За свою жизнь я спал много где: в автобусах, в самолетах, в палатках, на полу… но никогда – на изумрудно-зеленом бархатном диване у совершенно посторонней женщины, которая принесла мне блинчики в кафе, врезалась в мою машину… а потом выплеснула мне в лицо воду. И это после того, как я щедро обеспечил ей ВИП-билет на выступление ее любимой группы.
– Еще раз спасибо за билет, – говорит она, уперев ладонь в бедро. Краешек ее топика задирается, открывая кусочек нежной кожи. – Я хорошо провела время. Учитывая все, что было…
Я фыркаю.
– Учитывая все, что было – в том числе и меня?
Марица закатывает глаза.
– В основном.
– Ты все еще злишься на меня?
– Я не могу злиться на тебя, Исайя. Я тебя не знаю. – Она склоняет голову набок, темные волосы свешиваются ей на щеку.
В глубине души я гадаю, что было бы, если бы этот вечер прошел по-другому, и она не набросилась бы на меня. Может быть, я неправильно ее понял. Я думал, что она вся из себя такая заученно-милая, позитивно настроенная, но оказалось, что в ней есть больше, чем кажется на первый взгляд.
Не говоря уже о том, что лучший секс в моей жизни был с девушкой, которая ненавидела меня от всего сердца.
К слову об огне и льде.
– Почему ты на меня так смотришь? – спрашивает она, меняя позу и поправляя съехавшую лямку топика на левом плече.
Я не отвечаю, просто пожимаю плечами. Что я должен ей сказать? Я смотрю на нее потому, что она стоит тут в полупрозрачной пижаме, а я – мужчина с горячей кровью, которого почему-то заводит тот факт, что она меня не хочет?
Марица закатывает глаза.
– О чем ты думаешь?
– Ты не хочешь этого знать. – Я перевожу дыхание, и мой взгляд на долю секунды падает на ее полные губы. Но на самом деле я забрасываю наживку. Скажи девушке, будто она не хочет знать, о чем ты думаешь, и она только сильнее захочет это узнать.
Реверсивная психология.
– А ты попробуй. – Она склоняет голову набок, и я решаю, что это невероятно привлекательно.
Да. Эта девушка сексуальна, надо отдать ей должное. Когда я впервые увидел ее в кафе позавчера, я молча отметил ее великолепную внешность, все изгибы ее тела и те взгляды, которые она на меня кидала. Но перебросившись с нею парой фраз, я понял, что она не из тех девушек, на которых я могу запасть, поэтому выкинул эту мысль из головы.
Но это… это приятный поворот в нашей странной маленькой истории.
Сложив пальцы домиком, я выдыхаю сквозь них и смотрю ей в глаза.
– Я думал о том, что будь ты другой девушкой, которая не стала бы так откровенно показывать, что презирает меня, я уже поцеловал бы тебя.
Между нами повисает почти осязаемое молчание, потом она сглатывает, откашливается и отводит глаза. Прикрыв ладонью горло, она смотрит на коврик, лежащий на полу между нами.
– Послушай, я не хотел, чтобы ты из-за меня чувствовала себя неуютно в собственном доме, – продолжаю я, упирая локти в колени. – Так что, видимо… спокойной ночи.
Она не уходит, не шевелит ни единой мышцей.
– Я не презираю тебя, Исайя, – говорит она дрогнувшим голосом. – На самом деле я уже думала о том, что… возможно, ошиблась в тебе.
Сейчас мое внимание полностью приковано к ней. Если она вкладывает в слова тот смысл, который я в них слышу… похоже, у меня появился шанс.
– Забавно. – Уголки ее губ на секунду приподнимаются, потом она опускает голову и смотрит в сторону. – Сегодня вечером был момент, когда я не думала о том, чтобы дать тебе пощечину, а вместо этого гадала, каково было бы тебя поцеловать.
Я ухмыляюсь, как лев, который увидел добычу в пределах досягаемости.
– Держу пари, что так и было.
– Что ты имеешь в виду?
– Я чувствовал, что ты весь вечер стараешься как-то это скомпенсировать, – говорю я, пожимая плечами.
– Скомпенсировать что?
– Тот невыносимый для тебя факт, что тебя изо всех сил тянет ко мне.
– Ты настолько самодовольный?
– Нет. Просто наблюдательный.
– Как бы то ни было, ты прав. Меня тянет к тебе, но ты невыносим. – Она скрещивает руки на груди.
Я встаю, медленно и осторожно подхожу к ней, протягиваю руку и прикладываю ладонь к ее щеке и подбородку. Затем наклоняю ее голову так, чтобы ее губы оказались в идеальном для поцелуев положении.
– Так, если не считать всего случившегося, ты хочешь это узнать? Или предпочтешь гадать всю оставшуюся жизнь?
Она изгибает вишневые губы и выдыхает через нос.
– Ты меня бесишь, – говорит она, глядя мне в глаза. – Но в то же время… ты меня заводишь. Поэтому сейчас мне очень трудно уйти от тебя.
– Тогда не уходи. – Я наматываю на палец локон ее темных волос, потом отпускаю, и прядь мягко падает ей на плечо.
Идеальные зубы Марицы на миг прихватывают ее нижнюю губу, она делает медленный вдох, точно без слов объявляя капитуляцию.
– Кстати, чтоб ты знал, секс с тобой для меня абсолютно ничего не значит, – говорит она, склонив голову набок и игриво глядя на меня.
– Так и должно быть.
– И это на один раз. – Она поднимает наманикюренный палец.
– Идеально.
Сделав судорожный вдох, она подается навстречу моим губам, выжидательно… почти нерешительно, словно я – огонь, о который она может обжечься. Если не будет осторожна.
Умная девушка.
Я опускаю руки ей на талию, привлекаю ее к себе и впиваюсь в ее полные губы, чувствуя, как ее тело прижимается к моему.
Мне говорили, что я оказываю на людей такой эффект – я могу заставить их любить меня или ненавидеть. Иногда то и другое одновременно. Это благословение и проклятие, но по большей части благословение – при выгодном раскладе. В большинстве случаев я могу применить это с пользой.
Вкус зубной пасты на ее языке смешивается со сладким привкусом ликера, который она пила весь вечер, а когда ее руки касаются моего затылка и ее ногти скользят по коже моей головы, мой член напрягается, становясь все тверже с каждым движением наших сомкнутых губ.
Сдвинув ладони ниже, я поднимаю ее, и ее длинные ноги обвивают мои бедра, когда я несу ее к дивану и опускаюсь на него, так, что она оказывается у меня на коленях.
Ее губы прижимаются к моему подбородку, запечатлевая на моей коже жаркие поцелуи, потом смещаются ниже, на шею и к правому плечу, ее ногти впиваются в мое тело. Марица покачивает бедрами, трется о мой член, и возбуждение становится почти болезненным.
Ухватившись за свободную кайму ее топика, я сдираю его с нее через голову и охватываю ладонями две самые идеальные груди, какие я только видел за свою жизнь. Я катаю один из розовых сосков между подушечками большого и указательного пальцев, потом опускаю голову и охватываю его губами.
Марица откидывает голову назад, медленно и целеустремленно подставляя тело моим ласкам. Когда она выпрямляется и встречается со мной взглядом, то тянется к подолу моей футболки и стаскивает ее с меня, а потом ведет ладонями по моей груди и животу, ее пальцы прослеживают выпуклости и углубления каждой мышцы.
– Ты такой… твердый, – говорит она, наклоняясь вперед и отводя пальцем татуировку над моим сердцем. – А что она значит?
– Ничего, – отвечаю я, запуская пальцы под пояс ее шортиков. – Она ничего не значит.
Стянув их на бедра и вдохнув запах ее возбуждения, я меняюсь с нею местами, уложив ее на диван, достаю из бумажника презерватив и расстегиваю джинсы.
– Фигассе, – говорит она, когда видит мое «орудие».
Я гордо ухмыляюсь. Такая реакция никогда не надоедает, сколько бы раз я ее ни видел.
Сев прямо, Марица обхватывает мой член ладонью и начинает двигать рукой туда-сюда, пытаясь сомкнуть на нем мягкие пальцы. Потом тянется к нему губами и забирает в рот столько, сколько может вместить, ее язык обводит кончик члена, потом начинает выписывать спирали под головкой.
Она наслаждается происходящим и не спешит, как некоторые другие девушки.
Ее это возбуждает, время от времени она стонет и делает паузы, чтобы поднять на меня взгляд, игриво вытирает уголок рта и позволяет мне взглянуть, как она сглатывает мой предэякулят, и возвращается за новой порцией.
Зажав в кулаке ее шелковистые волосы, я ввожу член еще глубже в ее рот, пока не ощущаю тугую тяжесть, которую изо всех сил стараюсь игнорировать.
– Твоя очередь, – говорю я, опускаясь между ее бедрами. Она шире разводит ноги и забрасывает их мне на плечи.
Проведя пальцем по ее промежности, я щекочу клитор и пускаю в ход язык. Я наслаждаюсь ее сладким вкусом, мой член пульсирует в такт ее стонам, вздохам и судорожным движениям бедер.
Достаточно возбудившись, она тянется ко мне, заставляет лечь поверх нее и сцеловывает с моих губ свой собственный вкус.
Схватив золотистый фольгированный пакетик, лежащий на диване рядом с нами, я надеваю презерватив, потом снова запускаю пальцы между шелковистыми складками ее кожи.
– На колени, – говорю я, помогая ей принять нужное положение и наслаждаясь видом ее идеальных округлых ягодиц.
Проводя кончиком члена вдоль ее скользкой промежности, я распаляю ее еще больше, прежде чем одним резким движением войти в нее. Она ахает, и я обхватываю ее руками, привлекая ближе к себе, в то время как мои бедра движутся все сильнее и быстрее, ища идеальный ритм.
Обхватив ладонями ее груди и заполнив ее до предела, я зажмуриваюсь и растворяюсь в этом мгновении, наслаждаясь тем, как ее тело прижимается к моему и повинуется каждому моему безмолвному приказу. Мы словно бы наконец-то говорим на одном и том же языке, даже если этот язык состоит из беззвучных вскриков и едва слышных матерных слов, которые звучат, как комплименты.
– Не останавливайся, – молит она, заводя руки назад и хватая меня за волосы.
Смахнув в сторону ее темную гриву, я целую боковую часть ее шеи.
– Не остановлюсь.
Я могу заниматься этим всю ночь напролет.
Мой телефон вибрирует, вырывая меня из глубокого сна, спровоцированного сексуальным изнеможением. Нагое тело Марицы лежит поверх меня, в гостиной все еще темно, хотя сквозь шторы проглядывает слабый намек на близящийся рассвет.
Аккуратно сдвинув ее вбок, я выскальзываю из-под нее и прикрываю ее одеялом, которое мы делили в последние несколько часов. Я влезаю в джинсы, застегиваю молнию и обшариваю комнату взглядом в поисках своей футболки.
– Сколько времени? – нарушает тишину сонный голос Марицы. – Ты чего подорвался?
– Мне нужно идти, – говорю я, вкладывая в голос извиняющиеся интонации – однако они искренние. Секс с Марицей был великолепен. Реально великолепен. Настолько, что мне хочется нарушить свое правило «разок – и хватит» и пойти на второй заход, но маме нужна утренняя порция лекарств и кофе, и если я задержусь слишком надолго, Марица, возможно, предложит мне завтрак, а я не хочу всей этой рутины «наутро после секса». Я сыт этим на всю оставшуюся жизнь.
– Ты уезжаешь на следующей неделе, да? – Она садится и отбрасывает темные волосы с лица.
– Угу.
– А что ты делаешь до тех пор?
Я замечаю свою футболку, висящую на спинке кресла, и натягиваю через голову, пытаясь выиграть время и придумать наилучший способ намекнуть, что продолжения не будет.
– Нам нужно погулять вместе. – Она садится и протягивает руку к лампе, щелкнув выключателем. Мягкий свет озаряет комнату, и Марица предупреждающе поднимает руку. – Прежде чем ты сделаешь выводы – я не имею в виду погулять так. И я предлагаю это не из-за того, что было ночью. Я просто хочу сказать… с тобой мне было весело. И тебе тоже следовало бы повеселиться перед отъездом. Можно… ну, я не знаю… устроить неделю суббот, что ли.
– Неделю суббот?
– Да. Неделю, когда мы будем каждый день проводить так, словно это суббота, и можно гулять по городу и делать всякие веселые глупости. Никаких свиданий. Никакой романтики. Просто как двое… если можно так сказать, друзей.
Я ухмыляюсь, заправляя футболку в джинсы.
– Не знаю.
Довольно трудно дружить с женщиной и еще труднее – дружить с женщиной, которую ты трахал.
Марица встает, заворачивается в одеяло, скрывая наготу, и идет ко мне.
– Я не хочу ходить с тобой на свидания, Исайя, если ты этого боишься. Во-первых, ты не мой тип парня, а во-вторых, мне действительно очень нравится быть одной.
Я сую телефон и ключи в карман и смотрю на дверь.
– Так что скажешь? – настаивает она. – Одна неделя. Никакой романтики. Никакой лжи, вранья и игр. Просто два человека, которые гуляют и веселятся.
Должен признать, в постели она – просто бомба, и, может быть, «повеселиться» с ней вот так еще несколько раз до отъезда было бы лучше, чем клеить каких-нибудь развязных торопливых девиц в спортбаре поблизости от маминого дома, но я не знаю…
Как только ты с кем-то несколько раз переспал и узнал его получше, многое меняется, и иногда ты не можешь повлиять на то, как оно меняется – к лучшему или к худшему, к сложному или вообще к чему-то такому, от чего ты потом будешь оправляться всю свою жизнь.
Я склоняюсь к выводу, что из подобных вещей вряд ли может получиться что-то хорошее. Вдруг у кого-то из нас это чувство станет настоящим, а потом болезненным – и вряд ли это буду я.
– Не знаю, насколько это хорошая идея, – говорю я.
Лицо ее непреклонно.
– Я не принимаю ответа «нет».
Я вздыхаю. Я просто хочу убраться отсюда, как-то провести остаток недели и улететь ко всем чертям туда, где мне надлежит быть.
– Я могу на эту неделю найти себе замену, – говорит она, подходя ближе и запахиваясь в одеяло так туго, что грудь едва не переваливается через край. Это молчаливая взятка, я чертовски хорошо знаю такие трюки. – Давай, будет весело.
– Никакой романтики или свиданий? – уточняю я.
– Никакой. – Она чертит на груди крест.
– Никакой лжи или игр? – спрашиваю я.
Поверить не могу, что я вообще размышляю об этом. Должно быть, дело в ее глазах – огромных карих глазах. Она заманивает меня, накладывает какое-то заклятье или что-то вроде того. Не знаю. По какой-то причине я чувствую себя почти беспомощным перед нею. Или, может быть, это всего лишь любопытство и отходняк после потрясающего секса, который заставляет меня желать чего-то еще.
– По нулям. – Уголки ее полных губ приподнимаются, словно у девочки, которая знает, что сейчас добьется того, чего хочет.
Проведя рукой по своим взлохмаченным волосам, я выдыхаю и смотрю ей в глаза.
– Отлично.
Это первый раз за последние десять лет, когда я капитулирую перед женщиной, когда я отпускаю контроль над ситуацией, хотя каждый мой нерв кричит о том, что нужно уйти, сказать «нет», пока еще можно, пока не настал полный хаос.
Она обнимает меня за плечи, подпрыгивает и прижимается ко мне.
– Поезжай домой и поспи. Суббота номер один будет завтра.
Я лишь надеюсь, что не пожалею об этом.
И надеюсь, что она тоже не пожалеет.