Падшие наследники

24. Жас

— Ты отлично справляешься, Жасмин. Когда загорится зеленый свет, выезжай вперед, поднимись по пандусу, ведущему на северный съезд.

Краем глаза я бросаю взгляд на Эвана, моего инструктора по вождению.

— Но это же выезд на автостраду!

— Вот именно. Я думаю, ты доказала, что можешь достаточно хорошо справляться с закрытыми улицами. Давай посмотрим, насколько хорошо у тебя получиться влиться в поток машин на шоссе.

Ладно, поехали.

Я включаю сигнал и выезжаю на правую полосу, ведущую на трассу.

— Хорошо, — говорит Эван. — Теперь держи педаль газа и убедитесь, что ты проверила свою слепую зону перед тем, как повернуть налево.

Клянусь, мой пульс бьется со скоростью мили в минуту, но мне удается следовать его указаниям, не задев чью-то боковую панель. Конечно, шоссе переполнено; это же Лос-Анджелес, в конце концов.

— И что теперь?

Я вижу, как он возится со своим телефоном.

— О… э… это хорошо. Просто оставайся на этой полосе и следите за скоростью. Будь начеку, если машины перед тобой внезапно затормозят. Мы проедем вниз несколько миль, а потом свернем на обочину.

— Хорошо.

Я периодически проверяю зеркала заднего вида и боковые зеркала, но в основном концентрируюсь на дороге впереди. Я слегка нажимаю на тормоза, из-за чего Эван несколько раз дергается вперед на своем сиденье, но он слишком занят игрой на своем телефоне, чтобы жаловаться по этому поводу. Что, черт возьми, происходит с этим парнем? Несколько раз, когда мы встречались, он был очень внимательным и отзывчивым. Сегодня он выглядит рассеянным.

Мой инструктор указывает на зеленый знак впереди.

— Через одну милю сверни на этот съезд и держитесь правее. Мы поменяемся, и я отвезу нас обратно.

— Что? Почему? Разве я не справляюсь?

— У тебя все отлично, Жасмин, — Эван снова проводит пальцами по экрану телефона, пока наконец не убирает его в карман куртки. — Движение становится довольно плотным, поэтому я хочу взять управление на себя.

— О. Хорошо.

Что ж, это неприятно, но, думаю, я его понимаю. Даже если автострада в Лос-Анджелесе забита машинами, люди все равно мчатся по асфальту с такой скоростью, будто они проходят пробы для нового фильма — Форсаж. Я успешно возвращаюсь на закрытые улицы, ни во что не врезавшись, и следую указаниям Эвана через промышленный район. Здесь почти нет движения — полагаю, это потому, что сегодня суббота и близлежащие предприятия не работают по выходным.

— Поезжай вперед и прижмись к обочине.

Я направляю машину к бордюру и умудряюсь припарковаться менее чем в футе от него, что на самом деле довольно впечатляюще для меня. По какой-то причине я не могу определить расстояние между шинами и бордюром. Даже не начинайте рассказывать мне о параллельной парковке.

— Хорошая работа, Жасмин. Давай, оставь ключи в замке зажигания и выйди из машины.

Я отстегиваю ремень безопасности и выхожу из машины. Я пробираюсь к пассажирской стороне, где Эван стоит на коленях на тротуаре, завязывая шнурки.

— Извини, дай мне секунду, чтобы завязать, и мы уйдем отсюда.

— Без проблем.

Я поднимаю ручку двери и уже собираюсь распахнуть ее, когда чувствую острый укол на шее.

Я хлопаю рукой по этому месту.

— Что за черт?

Неужели меня только что ужалила пчела? Я оборачиваюсь, и тут я вижу, как мой инструктор по вождению бросает шприц на землю.

— Мне очень жаль, Жасмин, но это нужно было сделать.

— Что нужно было… — я отступаю назад, когда волна головокружения накрывает меня. — Вау.

Святое дерьмо, он только что накачал меня наркотиками? Последнее, что я вижу перед тем, как потерять сознание, это Эван, идущий на меня с веревкой в руках.

***

Первое, что я замечаю, это покачивание — ритмичное, подпрыгивающее движение. Затем появляется жгучая боль в руках. Я пытаюсь пошевелиться, но мои запястья связаны над головой.

Что, черт возьми, происходит?

Я лежу на чем-то мягком. Кажется, на матрасе. Я шевелю пальцами и обнаруживаю, что мои руки связаны мягкой веревкой. На ощупь она почти как атлас, но плотный. Я пытаюсь подтянуться, но бесполезно. Эти штуки никуда не денутся. Тот, кто их связал, знает, как завязать крепкий узел. Страшная тревога охватывает меня, когда я вспоминаю, как попала в это затруднительное положение. Мой инструктор по вождению явно чем-то накачал меня, но зачем? Черт побери! Как я все время попадаю в такие ситуации?

Соберись, Жас. Ладно, сделай глубокий вдох и сосредоточься. Попытайся понять, где ты находишься. Черт, бесполезно. Я ни хрена не вижу. Глаза открыты, но здесь кромешная тьма. Жужжание двигателя вызывает устойчивую вибрацию вокруг меня. Когда мой мозг связывает это с покачиванием, до меня наконец доходит.

Я нахожусь на лодке.

— Черт, — бормочу я про себя.

— Не волнуйся, Жасмин. Для этого еще будет достаточно времени, — мурлычет глубокий голос. — Скорее рано, чем поздно, ведь мы уже почти готовы отплыть.

Я судорожно вглядываюсь в темноту. Мои глаза, должно быть, адаптируются, потому что я вижу мужской силуэт в том месте, откуда доносился этот высокомерный голос.

— Ты.

Я несколько раз моргаю, когда загорается свет, и быстро оглядываюсь по сторонам. Меня окружает темное дерево и нейтральные цвета. Шикарные ткани и дорогая на вид фурнитура. Передняя стена сделана из изогнутых окон, но в данный момент они закрыты тяжелыми жаккардовыми портьерами — затемненными, полагаю, судя по их эффективности. По размеру этой комнаты я бы сказала, что мы находимся в главной спальне. Мой взгляд останавливается на шикарной зоне отдыха, где расположился Престон Дэвенпорт с невероятно самодовольным видом.

— Да. Я, — я вздрагиваю, когда Престон встает и начинает идти ко мне. — Ты ожидала кого-то другого? Может быть, моего сына?

Боже, я надеюсь, что прошло достаточно времени, чтобы Кингстон понял, что я пропала. Я подсознательно пытаюсь достать медальон, но изголовье, к которому я привязана, быстро отбрасывает эту мысль.

— Где Кингстон?

— Откуда мне знать? Я не его охрана.

Престон садится на край кровати, ухмыляясь, когда я отползаю как можно дальше. Я вздрагиваю, когда он обводит пальцами мою лодыжку и поглаживает обнаженный участок кожи между джинсами и носками. Я понятия не имею, куда делась моя обувь, но я посылаю безмолвную молитву всем богам, что я все еще одета.

Я прищуриваю глаза.

— Что тебе от меня нужно, придурок? Как я здесь оказалась?

Престон крепко сжимает мою ногу, так сильно, что я понимаю, что у меня там будет кольцо синяков.

— Ты определенно болтлива, не так ли? Вижу, мой сын еще не избавил тебя от этого.

Он усмехается.

— Стыдно. Хотя не могу сказать, что мне не понравится тебя ломать.

Пленительные глаза, которые я так люблю в своем парне, смотрят на меня с похотливой злобой. Но вместо тепла и любви, которые я обычно испытываю, когда на меня смотрят эти прекрасные карие глаза, мне холодно. Ледяной холод. Намерение, скрывающееся за взглядом этого больного ублюдка, неторопливо блуждающего по моему телу, кристально ясно. Он хочет причинить мне боль и изнасиловать меня, и он собирается наслаждаться каждой секундой моей агонии. Жаль для него, но я сделаю все возможное, чтобы не доставить ему такого удовольствия.

Престон снова встает и протягивает руки.

— Что ты думаешь о своем новом жилье? Ты мой первый гость на этой яхте. Мы собираемся отправиться в первое плавание.

Этот осел ведет себя так, будто он не похитил меня и не привязал к кровати против моей воли.

Я фыркаю.

— Насколько я знаю, ты не должен накачивать наркотиками или похищать своих гостей.

Престон прислонился к встроенному шкафу рядом с ним.

— Да, это было прискорбно. Но мой сын, кажется, никогда не отстанет от тебя — мальчик как собака с костью — поэтому я должен был воспользоваться возможностью, пока мог.

— Заплатив моему инструктору по вождению?»

Его волосы цвета соли с перцем, когда он наклоняет голову.

— Ты умная, как и твоя мать.

— Не говори о моей маме, — рычу я. — Ты не имеешь права даже думать о ней.

Престон разражается искренним смехом.

— Видишь, вот тут ты ошибаешься. Я имею полное право думать о ней.

Я усмехаюсь.

— Да ну? И почему же?

— Потому что она должна была быть моей, но моему мудаку бизнес-партнеру пришлось пойти и обрюхатить ее!

Мои глаза расширяются от удивления, от слов и от того, что этот обычно уравновешенный человек кричит.

Престон выпрямляет спину и улыбается.

— Ты не знала этого, не так ли? Как много твоя мать рассказала тебе обо мне? О твоем отце?

Я знаю, что он не заслуживает ответа, но я также знаю, что правда будет сильным ударом по его самолюбию, поэтому я чувствую себя вынужденной ответить.

Уголки моих губ приподнимаются.

— Она абсолютно ничего не говорила о тебе. Я не знала о твоем существовании до тех пор, пока не переехала к своему донору спермы.

Клянусь, вена на его лбу, кажется, вот-вот лопнет.

— Лгунья!

Черт. Мистер Спокойствие и Собранность определенно покинул здание. Или лодку, скорее.

— Нет, — я чмокаю губами, произнося букву — Т.

Не успеваю я моргнуть, как боль рикошетом проносится по моему лицу, когда он дает мне пощечину. Мое зрение затуманивается, слезы наполняют мои глаза. Черт, у меня такое чувство, словно моя щека горит. Я дергаю свои путы, инстинктивно желая прижать ладонь к горящей щеке, но мне снова напоминают, что я привязана к изголовью.

— Следи за своим языком! — Престон начинает расхаживать взад и вперед перед кроватью. — Может, ты и выглядишь в точности как она, но ты уж точно не ведешь себя как она. Махалия была гораздо более сговорчивой.

— И что это значит?

— Я с самого начала знал, что в твоей матери есть что-то особенное. К сожалению, та стерва, на которой я был женат в то время, отказалась иметь прислугу. Я думал, может быть, когда я ее обрюхачу, она изменит свое мнение — особенно когда узнает, что у нас будут близнецы, но у нее была упрямая жилка шириной в милю. Отпускать Махалию было нельзя, поэтому Чарльз согласился взять ее в свой дом. Затем этот урод обрюхатил ее в первый же месяц и решил оставить при себе. Мне не следовало жениться на Дженнифер. Посмотри, что я получил в результате: двух неблагодарных сопляков, которые сидят на большой куче того, что должно было быть моими деньгами. Если бы только у меня не было этого дурацкого желания произвести на свет наследника.

Я вдруг обрадовалась, что Кингстона сейчас нет здесь, чтобы услышать, как его отец изрыгает ярость.

Я приподнимаю брови.

— Значит, у моей матери и отца были отношения в какой-то момент?

Этот человек, несомненно, псих, и я знаю, что это лишь вопрос времени, когда он закончит говорить, чтобы он ни запланировал. Но можете не сомневаться, я собираюсь собрать как можно больше информации, пока он такой болтливый. К тому же, чем дольше я смогу поддерживать его разговор, тем дольше Кингстон будет меня искать.

Престон смотрит на меня.

— Нет, у них не было отношений, но с ней обращались не так, как с другими. Ситуация Махалии была… беспрецедентной. Ей были предоставлены определенные… привилегии, при условии, что она будет сотрудничать. И она сотрудничала. По крайней мере, какое-то время.

Я игнорирую комментарий о сотрудничестве моей мамы. Мне не нужно слышать, как он говорит, что принуждал ее, чтобы понять, что так оно и было. Если раньше и были какие-то сомнения, то они давно исчезли.

— Какие другие?

Злая ухмылка растягивается по его лицу.

— Если ты не поймешь, как быстро подчиниться, то скоро узнаешь.

Слова, которые Престон сказал Мэдлин в том видео, внезапно пронеслись в моей голове.

Готова поспорить, ты бы получил удовольствие, наблюдая за тем, как новые девочки проходят через подготовку. Когда они кричат, плачут, умоляют о пощаде… девушек берут против их воли снова и снова, снова и снова… избивают, морят голодом и накачивают наркотиками каждый раз, когда они сопротивляются.

Я захлебываюсь желчью.

— Почему я здесь? Что ты планируешь со мной сделать?

— Я планирую получить то, что давно пора. Я устал от людей, которые пытаются забрать то, что принадлежит мне. Сначала Чарльз, потом этот болван, который не мог выслушать простые инструкции. Даже мой собственный сын, на которого, как я думал, мог положиться как на преемника, облажался. Он должен был пойти и влюбиться в тебя. Он пытался отрицать это и устроил довольно хорошее шоу, но я знаю его лучше, чем он думает. Я был совершенно не против позволить ему поиграть с тобой какое-то время, но я не позволю ему оставить тебя у себя. Я понял, что пришло время сделать свой ход, когда стало очевидно, что именно это он и собирался сделать.

Господи, этот парень не в себе.

— Что значит по-твоему «давно пора»?

— Терпение, прекрасная Жасмин. Во-первых, у меня есть для тебя сюрприз.

У Престона появляется маниакальное выражение лица, прежде чем он исчезает, как я предполагаю, в ванной комнате. Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть, когда он возвращается, таща что-то за собой. О, черт. Не что-то. Кто-то. Псих тащит моего сильно избитого донора спермы через дверной проем, оставляя на полированном полу след размазанной крови. Лицо Чарльза так распухло, что я с трудом узнаю его. Сначала я думаю, что он без сознания, но потом с его губ срывается болезненный стон, когда Престон останавливается и опускает верхнюю часть тела Чарльза обратно на пол.

— Какого блядь хрена?

Я не понимаю, что сказала это вслух, пока Престон не отвечает.

— Видишь ли, Жасмин. Пришло время тебе узнать правду о том, как на самом деле умерла твоя мать. Считай это моим жестом доброй воли в обмен на твое будущее почтение, — на этот раз Чарльз застонал еще громче, когда Престон ударил его по ребрам. — Продолжай, Чарльз. Расскажи Жасмин, как ты виноват в смерти Махалии.

Я скажу это снова: Какого. Блядь. Хрена.