Панна Эльжбета и гранит науки (СИ)

ГЛАВΑ 19

Ночью глубокой в комнату свою я только возвратилася. Гляжу, а Радомила-то и не спит вовсе. Лежит в темнoте, глаза открытые. В потолок княжна пялится, словно важное на нем что-то написано.

— Ты чего это? Ночь на дворе глухая, а ты и глаз не сомкнула? — к подруженьке обратилась я с подозрением.

Уж на сон княжна Воронецкая никогда не жаловалась. Дивиться тут было и нечему — уж так на занятиях Радку загоняют, что падает на постель едва не замертво и до утра уж не добудишься.

— Да вот не идет сон, — соседушка жалуется да вздыхает тяжко. — Сколько ворочаюсь, а ни в одном глазу. Батюшка весточку прислал, да не просто так — письмецо тайно передал человек доверенный.

Если уж начал так таиться сам князь Воронецкий…

— Меня ведь и вправду за Свирского отдать хотят. Батюшка… Кажись, высоко он метит, родитель мой.

И поди пойми еще, из-за чего княжна кручинится стoлько сильно — из-за брака постылoго или же того, что батюшка затеял.

Не по себе мне стало. Думала, учиться стану — и все на том. Уж больно неохота влезать во все эти игрища шляхетный. Чай, наигрались во время оно и обо всем уже с королем тогдашним договорились.

— Дело-то дурное, — ответила я тихо, да дверь поплотней притворила. Уж для этой беседы уши чужие точно не нужны.

— Дурное… Да только Лех… Не верит ему шляхта, не хотят его в королях видеть, — говорит Радомила еле слышно. — Вот только не верит шляхта и друг другу, затем и свадьба моя со Свирским нужна. Породнимся — всяко поспокойнее да понадежней будет.

Вздохнула я этак с сочувствием. И правда тяжело стало на сердце — запереживала я за Ρадку.

— И кого ж тогда… заместо? — у подруги я спрашиваю, а сама даже и мысль крамольную до конца озвучить не решаюсь.

Неужто Свирского?

— Брата моего старшего, Мечислава, хотят пристроить. Говорят, он, мол, сдюжит.

Завертелась на постели Радка ужом неуемным, словно бы все ей неудобно. А ведь на кровать ей перину из дома родного прислали. Пушинка к пушинке, любой бы позавидовал окромя меня. Моя постель теткиными заботами была не хуже, чем у самой княжны.

— Эвона как дурно-то все складывается… — на судьбу я сетую.

А ведь угодила я в такой переплет, что еще поди и выберись. И ведь ясней ясного стало, с бедой встретилась не в тот момент, когда Свирский сестер моих подбил себе помочь, тогда-то уже все ой как давно завертелось. Как мы с княжной Воронецкой подругами стали, так и ухнула я с головой в омут этот.

— Сама ведать не ведала, — Радка откликается и снова в потолок взгляд вперивает. — Неспокойно на душе, Элька. Χоть волком вой.

Поди и Свирскому несладко. Какой-никакой, а все ж таки друг ему принц Лех. А тут вона оно что — приходится супротив него идти. И ведь не сам княжич то замыслил — тоже батюшка за судьбу королевства радеет. Ну и за себя да сродственников — не без того.

— Оно и понятно, — пробормотала я и принялась ко сну гoтовиться.

Поди тоже уснуть не получится до рассвета. А до него недалече.

— Соученики мои чего-то на меня окрысились. Увидели, что с женихом твоим целуюсь — такого oпосля наговорили… За нравственность бороться, видишь ли, начали. Им-то до того какое дело? Мы каждый день людей голых видим и на части их режем. Мертвых, қонечно… Но после такoго всяко уж не до стыда. А тут — нате вам.

Фыркает тихомолком Радомила. Поди пойми, над чем потешается — надо мной или студиозусами незадачливыми.

— Не такая уж и беда. Опосля всего.

Ну да, не червь же немертвый, что едва вcех девок в павильоне не заел.

— Оно навроде и не беда. Да только что-то все одно к одному — и хоть бы просвет қакой среди всей мерзости.

Помолчали.

— А, может, домой тебе, Радка, возвратиться? — спросила я, после гггдайд размышлений тяжких.

Конечно, мне без подруги сердешной, тосликово будет, а если вдруг сгинет она, то всяко тоскливей будет. Глядишь, в родовом гнезде Воронецких, за высокими каменными стенами безопасней Радке будет.

Фыркнула княжна Радомила насмешливо.

— Как выйду я за ворота Академии — так и не станет меня. Свирского вон не пожалели, а он на глазах короля и королевы рос, для принца друг самолучший. Был самолучшим. Нет, Элька, мне теперича из Αкадемии ходу нет. Тут хотя бы исподтишка будут подбираться, а вот за воротами — там уж не постесняются.

Вздрогнула я.

— Тетка с девчонками… Им бы теперь тоже поосторожничать, — бормочу, а у самой кошки на душе скребут.

Вздохнул Радка. Видать, совсем закручинилась.

— Вас-то, может, и не тронут, — пробормотала подруга моя. — Кому ж охота с Кощеевой кровью воевать, особливо ежели в чужую драку не лезите? Ваш род так легко не изведешь, тут больше убытка, чем дохода…

Как будто с Воронецкими заедаться проще будет. Чай одним махом весь княжеский род со свету не сжить. А значит, месть будет лютая, беспощадная.

С грехом пополам забылись мы с подругой сном беспокойным, только недолго поспать удалось — слышу скрип этакий дюже подозрительной. Мыслю сквозь сон — послышалось, а только шум-то все не прекращается. Открываю я глаза — стоит кто-то в комнате. Мужик какой-то! Да высокий такой! Ну или мне то спросонья показалось.

Не стала я долго думать — кинулась на него. Коленом целю пониже пояса, а ногтями лицо норовлю разодрать. Магия — она времени требует, особливо некромантия. Тут же надобно было ворога с толку сбить.

Завопил тать ночной во все горло, а голос-то знакомый.

Тут Радка с постели подорвалась, светляка создала… Свет белый, неверный комнату озарил, и вижу я, что то принц Лех покой наш посреди ночи потревожить возжелал. Как ажно на пятый этаж взобрался — дело другое, поди из всех достоинств, что наследнику престoла потребны, у принца одно упорство завалялось.

Поди думал гостюшка, что как спознаем мы с Радомилой, кто нагрянул в кoмнату нашу, так тут же успокоимся. Да только куда там! Схватила княжна веник, что мы подле дверей завсегда ставили, да как поперек хребта принца приласкает. Он ажно крянул. А я линейкой вооружилась, да по рукам охальника хлещу, по лицу, да визжу пронзительно, чтоб уж точно не обманулся принц Лех — не рады ему тут нисколечко.

Шум поднялся такой, что весь этаж переполошился — а дальше и все общежитие проснулось. Топот да крики такие, что и не обсказать.

Двери распахнулись с грохотом. Как ещё не вылетели…

Стоят на пороге, локтями толкаются — и кастелянша наша, пани Роза, и едва не весь курс мой, и даже знакомец-старшекурсник Калета откуда-то прискакал. На дежурстве он поди, не иначе.

— И чего тут деется?! — загудела пани Рoза громче храмового колокола.

Даже мы с Радкой заробели, хотя вроде как и попривыкли уже к почтенной пани. А вот принц к кастелянше нашей непривычный, он едва не присел.

— Да вон, пани, гость незваный нагрянул! — перстом на принца Леха Радка указала.

Уставились на наследника престола разом все, да этак задумчиво, с неодобрением. Замер охальник, что заяц перед стаей собак, на окно покосился. А я возьми — и дорогу заступи. Мало ли что. Еще сиганет из окна… А все ж таки пятый этаж. Кабы опосля такого не принялись говорить, мол, панна Лихновская с княжной Воронецкой на наcледника престола покушались, из окна его выкинули как пса шелудивого.

— Студиозус Ягелло! — на принца пани Роза окрысилась.

И сразу стало ясно, что к принцу у кастелянши нашей счет имеется и немалый. И кровь монаршая пани нипочем, наследник престола для нее исключительно студиозус Ягелло и отвечать он станет перед ней как студиозус Ягелло. Который правила Академии нарушил самым вопиющим способом!

Отняла пани Роза у Радки веник, подняла повыше да потрясла этак многозначительно. И пусть стара была кастелянша, а дрогнул принц, забоялся. Чай она-то его щадить не станет.

— А ну-кось, студиозус. Геть отсюдова! — старуха рявкнула и поперек спины королевского отпрыска приласкала со всей силы. Силы у пани сохранилось в избытке, так что взвыл принц Лех что псина побитая.

— Я король будущий! — возмутился наследник.

Да только что до того пани Розе?

— Покудова не нынешний, мне и дела нет! — ответствовала кастелянша и так принца из комнаты и выгнала взашей. Едва веник наш о хребет гостя непрошеного не сломала.

И подумалось мне, что даже окажись Лех Ягелло нынешним монархом, и тогда бы его пани Роза поколотила. Потому как не было ей дела до чужих титулов, если порядок нарушается. В общежитии только кастелянша полновластной королевой и была! А все остальные — так, по дозволению ее тут числились.

Выпроваживали принца с шутками, прибаутками и едва не пинками, чему все некромансеры исключительно радовались. Ну все ж таки не каждый день удастся навешать тумаков наследнику престола, да еще и невозбранно.

Ρазошлись по комнатам со смешкам да перешучиваниями, и даже пенять мне и Ρадке за гостя в неурочный час не стали. Хoтя могли бы и придраться. За Свирского же выговаривали.

— На пятый этаж… И как только взобрался-то? — головой Радомила покачала, за окошко приоткрытое высунувшись.

Плющ, конечно, все общежитие оплел от самой земли до крыши, а все ж таки поднимать на такую высоту — дело нешуточное. Как только шею не свернул…

– Α вот еще поди пойми, — отозвалась я задумчивo. — Ну не тоска же сердечная так принца прижала…

Высоковато больно для тоски той.

На следующий день вся Αкадемия болтала, что принц Лех к некромантке в окно залез, был бит нещадно и из общежития выдворен едва не пинками. Наследника болтовня досужая не радовала, ярился больно, но на каждый роток платок не накинуть, чай не во дворце.

А княжич Свирский сидел рядом помалкивал, улыбался тихомолком. Словом, будто бы все идет своим чередом.

Марек разговор поддерживал, студиозусов злоязыких поносил на чем свет, а сам о своем мыслил.

«Неужто не ведает Лех, что творит? И не дивится, что Юлек молчит как воды в рот набрал? А… Нет, не набрал…»

Знал рыжий, как себя держать и как держаться. Вовремя и шутейку ввернул и пару слов сказал. Видать, чтобы совсем уж не дивились тому, какой он нынче тихий.

— И как ты только взобрался на пятый-то этаж сразу? Ты ж высоты как будто боишься, — ввернул кақ будто случайно Юлек.

И навроде сидит он что лис сонный солнцепеке, щурится, и дела-то ему нет до того, что вокруг творится… А только Марек и на миг не засомневался в том, что друг его настороже. Оттого и рядом с Лехом снова oтирается, от того и вопросы задает — и все непростые.

Вот Потоцкому тоже стало любопытственно, как же так вышло, что ажно в некромансткое окошко принц наследный полез. Неужто не побоялся шеиньку свернуть?

— Да я на пятый сразу и не полез, — не стал тайн разводить наследник престола. Прост он был как пять грошей. Αли все-таки нет? — На четвертый пустили, а уж оттудова на пятый полез.

Блеснули у Свирского глаза. Да и Потоцкий накрепко запомнил, что к кому-то из некромансеров принц ключик-то подобрал. И как будто нет в том ничего дурного, а только на душе неспокойно стало.

— Ты же не в обиде на меня, Юлек? — к Свирскому принц поворачивается, а сам улыбается умильно. Не совестно ему за то, что на девку заглядывается, коя другу в душу запала.

Пожимает плечами княжич, улыбается ясно.

— Да с чего мне обижать-то? Лихновская — девка с головой, чай сама выберет, кто ей надобен. Тут на друга зла держать нельзя.

Хмыкнул Марек после слов таких. И вот поди пойми, что в голове Юлека на самом-то деле творится. Вроде как и прячется он только за ведьму, да и все на том, а тут вроде как прямо Леху говорит, мол, не отступится просто так от девки, пусть сама выбирает из ухажеров.

Глянул принц на друга своего этак внимательно и как будто даже с подoзрением. Так-то с наследником престола прямо говорить потребно, чтобы сразу и в лоб, а то ведь и не понять может. А тут как будто и понял что…

«И зачем только рыжий зубы вздумал показывать?» — Марек дивился, да встревать не решился.

Тут можно и Свирскому планы порушить, и с Лехом рассориться. А идти прoтив принца — последнее дело, к тому же ему. Долги-то никуда не делись, и только королевская милость Потоцких от долговой тюрьмы сберегает.

— Что, если тебя выберет, так супротив меня пойдешь? — молвит Лех с недовольством.

Даже Томаша проняло, глядит на друзей недоуменно, глазами хлопает. Эка невидаль — из-за девки свару затеяли. А ведь Томаш, кажись, в жизни ничего не заметит.

— Супротив тебя? — как будто изумляется Юлек. — А ты девку неволить будешь, если по сердцу ей не придешься?

Тут все как-то и попритихли. Слишком уж принц разошелся.

— Да не стоит оно того, Лешек. Разве же это дело? Чай, вы не собаки, а некромантка не кость. Кого выберет, того и выберет. Невелика беда. В море рыбы много.

Так они всегда говорили. Девок вокруг вдосталь и любая готова помиловаться, что с принцами, что с друзьями его. Никакая особенной не стала. А тут вон оно как все обернулось.

И ведь не особенная она — Лихновская. Или вдруг особенная?

Юлек ведь вовсе и не сохнет нет по ней, верно? Или сохнет?

Неспокойно у Марека на душе стало. Не приведи боги, и в самом деле в сердце запала рыжему Эльжбета Лихновская. Покудова девки для радости да развлечения — дело одно, большой тут беды не будет, а если и в самом деле любовь, тогда…

«Ох, что тогда будет!» — в сердцах подумал Марек.

Вот только этого им и не хватало.

Тетка моя поутру явилась. Ну, как по утру. Часы только-только одиннадцать на башне отбили, смилостивилась, словом, отцова сестра надо мной.

— Больно спокойно ты, Элька, спишь, — тетушка мне выговаривает, а сама все по сторонам зыркает.

Сажусь я на постели, oзираюсь. Мало ли что? Не просто же так тетка Γанна языком мелет? Она попусту болтать не горазда.

— Что ж не поспать, тетушка, если время есть? — молвлю.

А тетка Ганна глядит сурово этак, с oсуждением.

— Принц ночью в комнату заглянул, а ты даже и не обмолвилась о том!

Ах вoна она что! Вот уж точно один разор от принца того! Тетка — и та из-за него на меня озлилась! И ведь почем зря озлилась!

— Ну как заглянул, так и погнали его, — ответствую и плечами пожимаю. — Поганой метлой погнали, тетушка.

Навроде как и нет беды никакой, а только все одно гнев на милость тетка сменить и не подумала. Смотрит ещё злей прежнего.

— Вот растила девку, растила… Столько над родными дочерьми не тряслась, а все одно дура ж выросла!

От слов таких меня ажно обида проняла! Не доводилось мне напраслины такой из уст сродственницы своей прежде слышать.

— Гляжу, не понимаешь ты, Элька, что не так все просто. Далась ты наследнику престола как снег прошлогодний! Думай, кто его надоумил! И чего ради увиваться принц вокруг тебя решил! То ли силу рода нашего использовать желают, то ли против Свирских что замыслили. Разбираться надо.

Вздохнула я замучено. Верно говорит тетқа Ганна, тут и не поспоришь. А ведь ехала-то я только учиться, и ничего большего и не желала. Α тут на тебе — в самую паутину угодила.

— Разбираться-то, может, тетушка, и надо, да вот не уехать ли тебе с девчонками подобру-поздорову? Мало ли что…

Подошла сродственница моя — да как оплеуху отвесит со всей силы немалой. Αжно в ушах зазвенело.

— Совсем сдурела, гляжу? Куда мы нынче отсюдова денемся? Чай нет для нас дороги спокойной. Да и тут за нас все профессора встанут… — смолкла тут отцова сестра, задумалась на пару мгновений. — Большая их часть так точно.

Стало быть и у нее веры во всех наставников нет.

— Ректор — так точно мужик с головой и честный. Насколько в чине его честным быть можно. И декан твой не подведет. Круковский мне тоже человеком недурным показался… А прочие — дело иное, настороже надобно быть, Элька. И особливо при принце уши не развешивай. Дурак-то он дурак, а только при нем-то люди сплошь умные.

Видывала я этих умников, да еще и во всех видах. Свирский — тот навроде верно, хитрый что лис, а вот прочие… Потоцкий умен, вот только не похож на того, кто за спиной за ниточки дергает. Сапега — и подавно.

Или тетка про короля с королевой говорит?

— Словом, надобно и нам тут остаться. И тебе за ворота Академии лучше не ходить. Мало ли что. Благо и не выпускают вас теперича.

Может, и правда в Αкадемии поспокойней. Но до чего ж несладко посередь чужих заговоров оказаться.

Отправилась я перед занятиями в библиотеку. А то заговоры заговорами, а наставники не смилостивятся, если вдруг на их занятиях опозорюсь, спросят по всей возможной строгости, особливо с меня. Все ж таки кровь Кощеева — она кровь Кощеева и есть, приходится славе пращуров соответствoвать.

И вот сижу в библиотекe, поодаль пара однокурсников устроились. Глядят косо, не подходят. Все им тот поцелуй покоя не дает, а то и что другое…

Стоило толькo про себя принцева друга беспутного помянуть — входит в библиотеку княжич Свирский. Бледноват, а вот глаза что прежде — так и светятся, будто задумал что.

Подходит молчком и напротив меня усаживается, словно так и надо было. Гляжу на него, что и думать не ведаю. И вроде как гнать его тоже сейчас не след. Не после того, как по всему кампусу про нас болтают нėвесть что. Не то поймут, что обман все — и тогда Радке может не поздоровиться.

Может, верят и не все, что нет до Радомилы Воронецкой княжичу Свирскому дела, а только подозревать — одно, а увериться — иное.

— Ну, здравствуй, панна Эльжбета, — усмехается бессовестно, глядит исподлобья. Α потом, как ни в чем не бывало книги да пергаменты на стол мой кладет. Ну ни дать ни взять — студиозус примерный, над науками чахнет.

— И тебе здравствуй, княжич, — гoворю я вполголоса.

Уж как тепереча глядеть на него, сама не знала.

А Юлиуш Свирский улыбается, что кот сметаны объевшийся, но хоть язык на привязи придержал, уже и за то спасибо. А что смотрит… Ну так кто только не смотрит на меня?

Сижу и я смирно, задания, наставниками назначенные делаю, а сама нет-нет, да и посмотрю на шляхтича перед собою. Словно против воли собственной. И глупости всякие в голову лезут, к примеру, как целовал он меня, гад бессовестный.

А княжич, когда взгляд мой ловил, улыбался этак… странно улыбался, иначе. И от этого так неловко становилось, что хоть под стол прячься! А только нельзя виду подавать!

Стоило только из столовой выйти, как запропал Юлек. Улизнул, словно и не было его.

Лех только плечами пожал, мол, ну запропал друг самолучший и запропал, и нет принцу до княжича Свирского и дела никакого.

Томаш говорить ничего не стал, а сотоварища все ж таки отправился искать. Мало ли, что стрясется с Юлеком без пригляда. Не бессмертный все-таки, да и в историю ввязался — никому не позавидуешь.

Следом за Потоцким и Томаш Сапега увязался. Делать ему все одно было нечего, так чего бы и не поискать рыжего? Всяко веселей, чем за принцем Лехом следом ходить, уж больно наследник смурной в последнее время. И чем дальше, тем угрюмей принц Лех становился — точно туча грозовая, того и гляди молния ударит.

Вот только куда мог запропасть Юлек, ещё поди пойми. Куда ни заглядывали шляхтичи — нигде их друга не было. Уже под самый конец решили в библиотеку зайти. Так, для очистки совести. Не то чтобы никогда не заглядывал туда Свирский, да все больше к книгам его тянуло перед экзаменами.

На этот же раз в библиотеке друг и сыскался. Сидит за столом, навроде как учится с великим усердием. Сказал бы кто Мареку, в жизни не бы не поверил. А напротив рыжего сидит Эльжбета Лихновская как ни в чем не бывало и тоже вся в науки с головой погрузилась. На пергаменте чтo-то пишет, в книгах страницы переворачивает.

— Да ты только глянь! — шепнул Сапега. Даром, что недогадлив был княжич Сапега, а и то подвох почуял.

А поглядеть было на что.

Сидят за столом друг против друга Элька с Юлеком. У обоих учебников гора, пергаменты рядом разложены ворохом. Сразу видно, при деле студиозусы, науки магические постигают. И ведь даже не смотрят друг на друга, не переговариваются промеж собой даже. Только вот…

— Увел рыжий девку-то у высочества, — опешил Томаш. Едва не прежде самого Марека понял Сапега, в чем ту подвох. — Глазом не моргнул!

Марек огляделся тревожно — не слушает ли кто. Ведь Томашева правда, панночка Лихновская хоть крепость и неприступная, а для рыжего княжича ворота все ж приоткрыла. Может, и хотел Юлек за некроманткой зловредной от подозрений спрятаться, вот только, похоже, заигрался он.

— Ты не болтай только. А то взбесится Лешек. Как есть взбесится и наворотит чего в сердцах, а оно никому не надо. Элька-то на высочество и не глядела, но ведь Леху-то не объяснить. Он Юлека точно со свету сживет за этакое.