Пансион благородных девиц

Глава 1

Они познакомились прошлой осенью.

Молодой, талантливый и весьма перспективный художник Генри Харрис, работая третий год в рекламной компании дизайнером, наконец смог организовать скромную выставку своих работ. Агента он подыскал среди коллег-рекламщиков. Преимущественно Генри писал портреты. Его вдохновлял любой встречный человек в городе, и именно по этой причине Генри не покупал себе автомобиль, хотя мог позволить купить его еще в прошлом году: в рекламной компании его талант оценили по достоинству, обеспечив ему стабильный карьерный рост.

Он любил метро. Столько разных лиц, которые словно кричат ему: нарисуй нас! Запечатлей на бумаге наши лица, чтобы потом перенести их на холст! Вот девчонка с рыжими дредами и выбритым виском: пока она сидела напротив, Генри успел сделать набросок, не упустив таких деталей, как три золотых сережки-кольца в хряще уха и круглые зеркальные очки, поднятые надо лбом. Девушка играла в игру на телефоне. Генри разглядел розу, вытатуированную на ее предплечье, но до рук в его художестве не дошло: девушка сошла с поезда раньше него на три остановки. За эти самые три остановки он успел нарисовать очертания лица молодого человека, судя по униформе – охранника, который то и дело ронял на грудь голову, закрывая свои уставшие глаза. Генри улыбнулся, закрыл блокнот и вышел на своей станции.

Ему было двадцать шесть лет. Для парня его социального положения было большим успехом достигнуть того, что он имел в его годы. Матери он лишился очень рано, он почти не помнил ее. Воспитывал его отец, который с каждым годом все больше и больше спивался. Последний раз Генри видел его два года назад, когда тот, прознав, что сын стал неплохо зарабатывать, попросил у него денег. Генри дал ему немного, но пожалел о том уже через неделю, когда папаша пришел просить снова. Тогда Генри не без зазрения совести выставил отца-алкоголика за порог, и больше тот к нему не являлся.

Генри снимал квартиру-студию, в которой мог и жить, и работать. Его холостяцкий лофт частенько посещал Итан – его лучший друг, с которым он познакомился еще в университете. Итан был фотографом, не таким удачным, как Генри дизайнером, но он не отчаивался, потому что в свои двадцать пять он все еще жил с родителями, которые полностью его обеспечивали, совершенно в том не упрекая.

Собрав шестнадцать своих лучших, на его взгляд, картин, Генри, не без помощи своих работодателей, устроил выставку. Людей пришло не особо много: это были коллеги, университетские друзья, все так или иначе связанные с художественной деятельностью, конечно же, Итан и его родители. А еще она.

Генри спрашивал своих знакомых гостей о девушке с каштановыми волосами, что были ей по плечо. На ней был надет деловой серый костюм, сама девушка была небольшого роста в черных остроносых туфлях на очень высоком каблуке. Солнцезащитные очки были подняты, сдерживая густые волосы за ушами. Никто из приглашенных Генри не знал этой девушки. Она пришла сама по себе, одна, на его выставку.

Конечно же, он познакомился с ней. Итан любопытно наблюдал со стороны и высмеивал неловкость своего творческого до мозга костей друга.

– Мне очень нравятся эти портреты, – сказала девушка, – кто автор?

Генри закивал головой, скромно улыбнулся и сказал:

– Я…

– Ого! Ничего себе! – восхитилась девушка. – Да вы – талант! Меня зовут Оливия. Оливия Дункан, – она протянула ему руку.

– Генри Харрис.

Генри весь вечер увлеченно рассказывал неизвестной гостье истории своих картин, водил ее от холста к холсту, любуясь ее по-детски наивным и таким притягательным взглядом.

– Я никогда не видел тебя таким придурковатым, – не без смеха после сказал ему Итан. – Честно, я маме в детском саду не так хвастался своими рисунками, как ты сегодня этой Оливии.

– Зато завтра вечером мы идем в кафе! – довольно ответил Генри, не обратив внимания на издевки друга.

– Наш Генри идет на свидание? – удивился Итан. – Поздравляю, брат! Провести тебе краткий курс правил общения с противоположным полом?

Еще со студенческих времен Итан был любимчиком девушек: высокий, светловолосый, симпатичный парень, который все студенческие годы исправно посещал тренажерный зал, при этом он был весьма харизматичным и раскованным, потому не жаловался на нехватку внимания к своей персоне женской половины университета. Генри во многом был похож на Итана: у него тоже были светлые волосы, он увлекался спортом, был, даже коренастее Итана, потому как ростом немного уступал ему. Но каждую свободную минуту, в отличии от друга, он стремился провести с кистью в руках. И не только потому, что он жить без рисования не мог, а еще и потому, что Генри знал, что кроме как на самого себя, ему рассчитывать больше было не на кого: учебу он оплачивал самостоятельно, подрабатывая на любой подвернувшейся работе, а первую картину он продал уже в девятнадцать лет. Скорее даже не ради выгоды, а ради самоутверждения: ему было необходимо осознание того, что его талант востребован, что он не зря посвятил себя искусству. У Итана все было иначе: на один факультет с Генри он попал не столько для того, чтобы обрести профессию, сколько для того, чтобы погрузится в свое хобби целиком. О зарабатывании на жизнь он толком никогда и не задумывался.

Но прошли годы. Форму свою Итан хоть и старался поддерживать, посещая спортзал раз в неделю, все же ему не особо это удавалось, потому как после тренировки он мог купить несколько банок пива и заглянуть с ними в гости к Генри, который, в отличии от друга, не утратил привычки следить за собой.

Все изменилось после знакомства с Оливией. Последние отношения были у Генри почти три года назад, когда его, только устроившегося на постоянную работу в агентство выпускника университета, бросила девушка, с которой он встречался полгода. Ее не устраивало его финансовое положение, а продавая за бесценок свои единичные картины в интернете, обеспечить ее так, как она того хотела, он, увы, не мог. Только теперь он понял, что все же не «увы», а «к счастью».

Оливия была другой. Она работала флористом в небольшом цветочном магазине, снимала скромное жилье, ездила на велосипеде. Деловой костюм на выставку Генри она надела потому, что была в тот день выходная, а в выходной день она предпочитала носить именно деловой стиль. Она не смогла этого объяснить Генри на первом свидании, на которое пришла в платье в цветочек на тонких бретелях. Так он окончательно для себя понял, что женской логики не существует.

Отношения развивались стремительно. Молодых людей, как оказалось, многое объединяло. Оливия также, как и Генри, была одинока: отца своего она никогда не знала, а мама, со слов Оливии, умерла, когда девочке было десять лет. Из всей родни у нее оставалась лишь одна тетка – так ее называла Оливия, но та приходилась ей даже не теткой, а двоюродной бабушкой – она была теткой матери Оливии.

Спустя три месяца ухаживания (Генри цветов Оливии не дарил, потому как они, как она выразилась, давно стали для нее работой, и удивить ее таким подарком было бы сложно), Генри предложил девушке переехать к нему.

– Брат, а как же я? – закинув ногу на ногу, держа в руках бутылку с пивом, возмущался Итан, когда узнал, что Оливия переезжает в лофт.

– Наши двери всегда будут для тебя открыты, – ответил Генри, который к пиву даже не притронулся.

– «Наши»? – Итан чуть было не поперхнулся. – Все, друг потерян! Вызывайте санитаров, Генри сошел с ума.

– Ни с чего я не сошел, – спокойно ответил Генри, переставляя мебель, – лучше помоги сдвинуть этот комод. Здесь теперь будет стоять шкаф с вещами Оливии. И не смотри так на меня! Кто меня высмеивает? Парень, да тебе почти двадцать шесть, а ты все еще живешь с мамой!

– С родителями… – уточнил Итан.

– С родителями. Какая разница? Ты не знаком с самостоятельностью и ответственностью. Временные интрижки то тут, то там не сделают тебя счастливым. Ты боишься принять ответственность за другого человека. Да что там – другого? За себя! Ты все еще не решился съехать от предков, найти нормальную работу…

– У меня нормальная работа, – перебил Итан.

– Да, но не стабильная. От заказа к заказу без постоянства, не имея сторонней помощи, не прожить. А ты рискни! Сними или купи жилье, пусть даже за отцовские деньги, если не хочешь быть в подчинении у кого-то, открой свою фотостудию, свое агентство. Ты же не дурак! У тебя же есть голова на плечах! У тебя есть стартовый капитал!

– Я – творческая личность! – мечтательно сказал Итан. – А творческие личности склонны к непостоянству. Мои родители заранее позаботились о наличии внуков, родив мне сестру. Вот пускай она за двоих и отдувается, у нее это неплохо получилось уже дважды.

– Я бы на месте твоего отца давно выставил тебя за дверь, тем самым вынудив тебя найти себе постоянную работу, – сказал Генри, продолжая один двигать комод.

– Ну, в таком случае, мой друг, я буду вынужден разбавить здесь вашу унылую, скучную компанию своей персоной, поселившись здесь третьим. Идет? – Итан отхлебнул пива, поставил бутылку и все же решил встать, чтобы помочь другу.

– Всегда будем рады, – ответил Генри.

Хватило одного рывка, чтобы двое поставили комод на его новое место.

– Ничего ты, брат, без меня не можешь! – гордо сказал Итан и уселся в кресло, чтобы допить пиво.

Тем не менее, Итан поладил с Оливией. Ему нравилась ее компания. Втроем они часто ходили в кино, в кафе. Иногда четвертой была очередная пассия Итана, но редко такие свидания повторялись.

В апреле, когда Генри отметил двадцать седьмой день рождения, он уже твердо решил для себя, что в этом году сделает Оливии предложение и женится на ней. Итан, конечно же, посмеялся с «бесхребетности» друга, еще раз напомнил ему, что сожалеет о потере товарища и брата в его лице, но на самом деле он все же был рад за Генри и даже в какой-то степени завидовал ему. Оливия была другой. Она отличалась от всех шаблонных девушек, которые попадались Итану. Она была скромной на людях, но могла неплохо шутить и весело проводить время в их компании, в ее верности Генри никогда нельзя было усомниться: взгляд, которым она смотрела на парня, говорил о том, как сильно она его любит.

Уже в следующем месяце, отмечая теперь день рожденья Итана в доме его родителей, Оливия хвасталась гостям и матери именинника кольцом с бриллиантом, которое ей подарил Генри. Безусловно, ответом на его предложение руки и сердца было «да».

– Брат, – обратился к Генри уже подвыпивший Итан, – у твоей Оливии есть подружки? Почему она никогда не приводит подружек? На какой фабрике выпускают таких, как она? Да она даже спиртного не пьет! Никогда! Почему?

Генри не без гордости взглянул в сторону своей невесты, которая мило проводила время с двумя племянниками Итана: девочкой пяти и мальчиком трех лет, подмигнул ей, когда она заметила его и, не отводя взгляда, ответил другу:

– Она такая одна. Да, ты прав. На той фабрике, видимо, был лимитированный выпуск, спецзаказ для меня. У нее нет подруг. Была одна… Оливия говорила, что они дружили также сильно, как и мы с тобой, но теперь та очень далеко, на расстоянии отношения поддерживать трудно. А новую дружбу она заводить не хочет. Знакомые – ни в счет. Их она в личную жизнь не пускает. За что я ее и ценю. Мне ведь тоже тебя, болвана, вполне хватает…

– А что со спиртным? Я раньше молчал, думал: вдруг болеет чем? – у Итана уже начинал заплетаться язык.

– Она просто не пьет. И все, – ответил Итан. – Нет, она не болеет. И нет, она не беременна, – он улыбнулся, продолжая наблюдать, как Оливия играет с детьми, периодически одаривая Генри теплым взглядом. – Когда-то она сказала, что у нее аллергия на спиртное, но мне кажется, что она просто заботится о своем здоровье. Кстати, о спиртном… – Генри забрал из руки друга полупустой стакан. – Какой это по счету? Сколько дряни ты уже намешал в себе?

– А ты тоже за здоровый образ жизни, как и твоя… девушка? – икнув, с улыбкой ответил Итан.

– Тебе пора отдохнуть, брат, – сказал Генри. Итан продолжал вопрошающе смотреть на друга. – Да, – не выдержал напора Генри, – я не пью! Доволен? Оливия попросила меня об этом, и я согласился.

– Подкаблучник! – достаточно громко ответил Итан.

– Идем, тебе пора остановиться. Проспишься, приходи в гости, налью тебе крепкого чая или кофе. Или сока.

– Генри – подкаблучник-трезвенник! – язвительно прокричал Итан прежде, чем Генри затащил его в его комнату.

– Ты не извинишься за эти слова, потому что не вспомнишь о них, – бормотал он, укладывая пьяного друга на его кровать, – а я и обижаться не буду. Спи. Happy Birthday, – Генри немного усмехнулся, глядя на полусонного, бормочущего какой-то бессвязный набор слов друга и вышел из комнаты, предварительно сфотографировав его на свой телефон. Завтра он ему обязательно покажет это фото.

Свадьбу было решено сыграть следующей весной. Генри настаивал на ближайшей осени, но Оливия убеждала его, что это слишком рано. Она сказала, что не успеет все организовать, а организовать свадьбу ей непременно хотелось самой. К тому же она хочет получить благословение от своей единственной родственницы.

– Где она живет? – удивленно переспросил Генри.

– Поездом часа три, дальше – только машиной, – ответила Оливия. – Раньше там была дорога, которой часто пользовались. Сейчас тот, кто не знаком с местностью, вряд ли сможет найти ее. Это родовое поместье, очень старое. Тетя любит уединение, поэтому переехала туда много лет назад.

– Она живет совсем одна? Детей у нее нет? Муж?.. – расспрашивал Генри.

– У нее была дочка, – сказала девушка, – она умерла еще в детстве… Печальная история. Может, когда-нибудь тебе расскажу.

– Совсем необязательно. Мужа, как я понимаю, нет… Ты называешь ее тетей, но ведь она приходится тебе бабушкой?

– Когда ты увидишь ее, то поймешь меня, – улыбнулась Оливия. – У тебя язык не повернется назвать ее так. Я очень давно не виделась с ней, но, поверь мне, она умеет следить за собой, чтобы заслужить называться именно тетей.

– Насколько вы близки? – не унимался Генри.

– Достаточно… – растянула улыбку девушка. – У меня кроме нее родни не осталось. И я хочу получить благословение на наш брак хотя бы от нее. К тому же, я уверена, что ей будет очень приятно, если мы ее навестим. Согласись, жизнь в лесу идеально подходит для интровертов, но даже самым отъявленных из них порой нужно с кем-то разговаривать.

– Я тебе уже, наверное, поднадоел, – улыбнулся Генри, – но одна… в лесу… А где она берет продукты?

– Ты немного не понял меня, – сказала Оливия, – тетя Кларисса куда более современна, чем ты себе ее представил. У нее имеется приличное состояние, тоже доставшееся в наследство, поэтому она сама водит автомобиль, насколько я помню, вполне престижный, а пару раз в неделю из ближайшего городка к ней приходит женщина, которая убирает дом и готовит еду.

– Да, ты права, – согласился Генри, – я представлял себе все немного иначе. Воображение разыгралось, – улыбнулся он.

Им было хорошо вдвоем. Теперь лофт был сплошь завешен портретами Оливии. Она же часто приносила «работу домой», потому там всегда пахло цветами. Как-то Генри завел разговор о домашних питомцах (до свадьбы он боялся заводить разговоры о детях, но помнил, как Оливия легко нашла общий язык с племянниками Итана), но Оливия тут же отказала, снова сославшись на аллергию.

Она ходила по дому в белой майке на тонких бретелях и коротких пижамных шортах, Генри – в широких домашних штанах без футболки: по настоянию Оливии он стал чаще посещать тренажерный зал, периодически беря с собой за компанию Итана, потому его тело стало возвращаться к той форме, что была в студенческие годы, даже выглядя куда более эффектнее: с возрастом фигура Генри стала только мужественнее. Оливия любила смотреть на него, именно поэтому он не носил дома футболку.

Они были счастливы самым обыкновенным образом.

Стоял теплый весенний день. Генри и Оливия сидели за небольшим круглым столиком уличного кафе. Рядом проходили такие же счастливые, как и они, парочки, некоторые выглядели куда старше, но все еще держались за руки.

– Представляешь нас с тобой такими? – спросил Генри.

– Какими? Некрасивыми, морщинистыми, сгорбленными стариками в парике и с дурным запахом изо рта? – уточнила Оливия.

– Вообще-то я имел ввиду то, что они даже в таком возрасте сохранили свои чувства друг ко другу, – ответил Генри.

– Да я пошутила, – Оливия расхохоталась. – Я просто болезненно отношусь к осознанию того, что мое тело может состариться. Конечно, все эти пожилые пары смотрятся очень мило… Но ты представь, как они измучились? Больные суставы, перепады давления, слабое сердце… Какого только стоит каждый день смотреть на себя в зеркало и сравнивать отражение со старыми фотографиями… Не выносимо.

– Но ведь это жизнь. Все, что рождается, рано или поздно умирает. По другому не бывает, и мы с тобой как никто это знаем.

– Не хочу говорить о смерти, – сказала Оливия, – и о старости тоже не хочу. Мы будем вечно молодыми, правда? – она мило улыбнулась.

– Генри?

Генри обернулся. Недалеко от их столика на тротуаре стоял мужчина, выглядевший крайне неопрятно: давно немытые и нестриженные волосы торчали в разные стороны, рубашка на нем была не первой свежести, а старые джинсы выглядели так, словно перед тем, как их надеть, мужчина вымыл ими полы. Это был отец Генри.

– О нет… – Генри опустил голову.

– Все в порядке, – сказала Оливия, догадавшись, кто стоит перед ними. – Иди к нему.

Генри послушно встал из-за стола и подошел к отцу.

– Что тебе надо? – тихо спросил он.

– Я… просто проходил мимо, – с легкой улыбкой ответил мужчина.

– Боже… от тебя воняет! – Генри скривился.

– Это твоя девушка? – невозмутимо спросил отец, словно не услышал обидных слов сына. – Красивая…

– Сколько тебе нужно? Вот, возьми и больше не беспокой меня.

– Может познакомишь нас? – мужчина упорно продолжал игнорировать Генри.

– Возьми деньги и не подходи к нам.

Генри протянул несколько сложенных купюр отцу.

– Ты ошибаешься, если думаешь, что мне от тебя нужны только деньги…

– А что еще? Посмотри на себя…

– Зато какой ты у меня стал! – восхищенно сказал отец, протягивая руку, чтобы взять деньги сына. – Настоящий мужчина…

– Да, наверное… Бери и уходи.

– Ты прости меня, сынок… – отец протянул другую руку, предлагая Генри пожать ее.

– Нет, спасибо, не стоит, – ответил тот. – Еще не хватало что-нибудь подцепить, – это он сказал очень тихо, потому что какая-то часть внутри него все же боялась обидеть такими словами некогда родного ему человека.

– Ну, да ладно… Счастливо вам! – мужчина выкрикнул эти слова, глядя в сторону Оливии и помахал ей рукой. Та в ответ кивнула ему и мило улыбнулась.

– Извини меня за это, – смущенно сказал Генри, снова садясь на свое место рядом с девушкой.

– Все нормально, – ответила она, – я все понимаю. Не надо мне что-либо объяснять или извиняться передо мной. Мы не выбираем своих родных.

– Хорошо, что мы можем выбрать любимых, – Генри поцеловал ее руку. – Спасибо тебе за понимание.

Они еще немного времени провели в том кафе. Генри не мог думать ни о чем, кроме разговора с отцом. Его разрывали противоречивые чувства: с одной стороны он ненавидел отца за его слабохарактерность и за то, что тот сделал со своей жизнью, с другой же стороны ему было его безумно жалко, ведь, если бы мама Генри была сейчас жива, то, вполне вероятно, что вся их жизнь сложилась бы иначе. Человек со слабой волей не виновен в том, что не может совладать с собой в сложной ситуации. Или виновен? Ведь его никто не принуждал к тому, чтобы из года в год спиваться.

Жизнь – непростая штука, не каждый смог разобраться с тем, как ею пользоваться, а инструкцию при рождении, увы, не выдают. Да и представления о правильном использовании жизни, как таковой, у каждого свое.

– Мне позвонила тетя Кларисса, – сказала за ужином Оливия. – Я ей рассказала все о нас с тобой, и она пригласила нас в гости.

– Она сама пригласила? – уточнил Генри.

– Да. Она хочет с тобой познакомиться. К тому же мы с ней не виделись больше года.

– Ты же пригласишь ее на свадьбу?

– Разумеется! – ответила девушка. – Не уверена, пойдет ли она. Живет она далеко и ведет уединенную жизнь. Но тебе представится возможность лично уговорить ее!

– Ну, можно поехать в наш ближайший совместный выходной, – сказал Генри.

– Ты с ума сошел? – резко спросила Оливия. – Я же говорила, что туда только полдня добираться. Провести несколько часов в дороге, чтобы выпить кофе и тут же назад? Нет, нет и еще раз нет! Мы дождемся твоего отпуска и поедем туда на пару недель.

– Пару недель?! – удивленно возмутился Генри.

– Милый, – прильнула к нему Оливия и нежно обняла за шею, – я выросла там. Ты даже не представляешь себе, как там красиво! Лес, природа, свежий воздух…

– Не знаю… Две недели? А как же Итан?

– А что – Итан? – недовольно спросила Оливия. – Он не твой ребенок и даже не твой кот! Итан – взрослый мальчик. Ну, погрустит без тебя немного. Может хоть делом займется.

– А что у тебя с работой? – спросил Генри.

– Я слишком долго не была в отпуске, как и ты, – улыбнулась девушка, – кажется, мы заслужили отдых?

– В таком случае можно заглянуть немного наперед? – мечтательно посмотрел на Оливию Генри. – Скажи, а куда мы поедем в свадебное путешествие?

– Куда пожелаешь…

– Я буду приходить к тебе домой, кормить рыбок, – печально сказал Итан, сидя в баре с Генри тем же вечером.

– У меня нет рыбок, – улыбнулся Генри.

– Ну, тогда я буду поливать цветы! – не отчаивался тот.

– Ты забыл, где Оливия работает? Она отвезет все комнатные растения в магазин. Там за ними буду ухаживать опытные флористы, которые будут их поливать водой, а не пивом.

– А я еще высмеивал отели для собак… – пробурчал Итан и отхлебнул пива из бутылки. – Ты даже сейчас не выпьешь? – спросил он Генри.

– Я обещал Оливии, – ответил тот, попивая безалкогольный коктейль.

– Боюсь представить, что с тобой станется после свадьбы… Женщины, друг мой, это зло! И, кажется, чем миниатюрнее и симпатичнее оболочка, тем больше зла помещается внутри!

– Тебе не понять меня, – сказал Генри. – Я люблю Оливию. А она любит меня. Что плохого в том, что я больше не пью пива? Или чего покрепче? Она заботится и о своем, и о моем здоровье. К тому же после свадьбы можно будет подумать о детях, а их здоровье напрямую зависит от нашего.

Итан небрежно махнул рукой в сторону Генри, откинулся на спинку мягкого диванчика, что стоял неподалеку от барной стойки, допил до конца пиво и громко поставил пустую бутылку на стол.

– Я желаю тебе счастья, брат, правда, – сказал он, снова наклонившись ближе к Генри, – но как-то все это уж слишком попахивает матриархатом.

– У нас демократия, – ответил Генри. – А в этот лес я еду по доброй воле исключительно ради Оливии. Я прекрасно ее понимаю. Она такая же сирота, как и я.

– У тебя есть живой отец, – поправил друга Итан.

– Значит я – сирота при живом отце, – уточнил Генри. – Если бы мой папаша был нормальным отцом, я бы с радостью познакомил его со своей невестой. Но при таком раскладе… Кто знает, может мне генетически передалась его предрасположенность к выпивке? Тогда как раз и неплохо, что Оливия так влияет на меня.

– То есть ты будешь либо алкашом, либо подкаблучником? – рассмеялся Итан. – А быть обычным, нормальным чуваком, с которым можно по пятницам выпивать пива – этот вариант даже не рассматривается?

– Сегодня пятница, и я сижу с тобой в баре, – сказал Генри, – ты пьешь пиво, нам весело. Что не так?

– Мы обсуждаем твою поездку к бабке Оливии! В лес! Где-то… я даже не знаю, где! А кстати – где она живет? Куда вы едете?

– Как-то не довелось уточнить, – ответил Генри. – Знаю только, что сперва надо около трех часов ехать на поезде, а потом нас вроде бы как должны встретить…

– На телеге с запряженной в ней старой кобылой? – Итан уже не контролировал свой смех.

– Оливия сказала, что ее тетя водит машину и встретит нас сама.

– Ее бабка, ты хотел сказать, – поправил Итан.

– Оливия называет ее тетей, – ответил Генри. – И мы едем через неделю. В следующую субботу выезжаем. Оливия купит билеты, и тогда я смогу тебе назвать точное место нашего направления.

Всю неделю Генри только и думал, что об отъезде. Он пытался успеть выполнить всю порученную ему работу, чтобы не брать ее с собой, к тому же Оливия сказала, что в доме ее тети нет интернета. По крайней мере его не было, когда она бывала там в последний раз.

– Он ей попросту ни к чему, – сказала девушка Генри. И он согласился с ней. Живи он один в лесу, ему, возможно, тоже бы интернет не понадобился.

Генри, как и обещал, сфотографировал свой билет и отправил Итану фото.

«Ну и глушь», – написал тот в ответ.

Оливия перенесла все свои цветы в магазин, в котором работала. Оставила только один цветок.

– Это такка, – пояснила она Генри, – черная такка. Хочу подарить ее Клариссе.

– Кто-то в поездку берет с собой кошку в сумке-переноске, кто-то собаку под мышкой, а мы везем горшок с цветком! – сказал Генри.

– Еще немного, и я обижусь! – слегка толкнула его Оливия. – У каждого свои причуды. Ты же берешь с собой краски?

– И бумагу, – добавил Генри. – Ты сама мне сказала, что мы едем в очень красивое место. Неужели я не оставлю на память о поездке ни одного наброска?

– Я уверена, что набросками дело не обойдется, – подмигнула девушка.

Последний рабочий день выдался тяжелым. Генри приехал на работу на полчаса раньше и уже изрядно задержался. Он предупредил Оливию, что так будет, доверив ей окончательный сбор вещей. Ей это очень нравилось, потому она всецело посвятила день упаковыванию чемоданов под музыку 80-х годов.

В офисе было почти пусто. Кроме Генри, там было еще два-три человека, которые также в преддверии выходных работали сверхурочно.

В кабинете директора горел свет.

– Я зашел попрощаться, – сказал Генри, когда заглянул в кабинет. – Я ухожу в отпуск на две недели.

– Ах, да, я помню… – ответил директор. Это был мужчина лет пятидесяти, который всегда выглядел ухоженно и опрятно. Но только не на этой неделе. Всю неделю он приходил на работу в помятом костюме, он него пахло перегаром, он часто закрывался в кабинете, а все свои обязанности переложил на подопечных. В офисе поговаривали, что у него большие проблемы с женой. Та узнала о его интрижке на стороне, после чего забрала вещи, младшую дочь и уехала к родственникам в другой город. Их старший сын, хоть и давно жил отдельно, тоже теперь перестал общаться с отцом.

Мужчина впал в тяжелейшую депрессию.

– Вы еще задержитесь? – осторожно спросил Генри, видя бутылку коньяка на столе, в которой оставалось меньше половины.

– Да, Харрис, я еще побуду здесь, – неуверенным голосом ответил мужчина. – Я слышал, ты собираешься жениться? – спросил он.

– Собираюсь, – оживился Генри, – следующей весной. А завтра еду знакомиться с тетей своей невесты.

– Желаю удачи тебе, Генри, – сказал тот, – надеюсь, она красивая?

– Очень, – улыбнулся парень.

– Берегите друг друга, – добавил шеф и одним залпом осушил стакан, треть которого наполнял коньяк. – Ты – хороший работник. Я всегда тебя ценил.

– Спасибо, сэр, – ответил Генри. – Вам точно не пора? Я могу провести…

– Езжай домой. Тебя заждалась твоя невеста…

– До встречи, – сказал Генри.

– Прощай, – ответил директор и вылил остатки коньяка из бутылки в стакан.

Генри спускался в лифте, обдумывая ситуацию, в которой оказался его начальник. Он был уверен наперед, что никогда не сможет изменить Оливии. Он слишком любил ее, чтобы причинить ей такую боль, да и к чему ему бы идти на это. «Но и ведь мой шеф когда-то также, пожалуй, думал, – размышлял про себя Генри. – Ведь он прожил в браке больше двадцати лет. Наверняка он когда-то любил свою жену и не мог представить на ее месте никого другого…»

Лифт остановился, Генри достал телефон, чтобы набрать Оливию и сказать ей, что уже выезжает домой. Она взяла трубку тогда, когда он вышел из холла, тогда, когда он буквально подпрыгнул на месте от произошедшего, тогда, когда сердце директора рекламного агентства, в котором работал Генри Харрис, прекратило биться, тогда, когда тот самый директор выпрыгнул из окна и приземлился в двух метрах от ног своего дизайнера.

Тогда Оливия и взяла трубку.

Домой он попал уже после полуночи. Только в метро Генри заметил, что к его ботинкам прилипли ошметки… мозгов? Да, пожалуй, это были мозги. Брюки были забрызганы кровью настолько, что, это он уже решил для себя, их можно только выбросить. На рубашку тоже долетели капли крови. Чистое ли лицо – Генри не знал. Да и ему уже было плевать на это. Впервые он не рассматривал лица сидевших напротив, чтобы запомнить их и сделать позже с них наброски. На этот раз все рассматривали его. Хоть в позднее время в метро было и немного пассажиров, все же те немногие старались отсесть подальше от человека, который только что ушел в отпуск.

Оливия у самого порога бросилась на шею Генри.

– Бедный, – шепнула она, а потом отпрянула, увидев, как он перепачкан. Девушка буквально отскочила от него и даже отвернулась.

– Прости, – устало сказал ей Генри, – я сейчас все отмою. Я знаю, как это неприятно выглядит… Но не мог же я ехать домой голым.

– Ничего, – спокойно ответила Оливия, – оставь все в ванной, я отмою и постираю сама. Ты устал и пережил большой стресс. Еще и эта поездка… Если хочешь, я сообщу тете, что она отменяется, – Оливия повернулась к Генри, ее взгляд тут же упал на его ботинки, которые он уже держал в руках.

– Ты так долго ждала ее… – сказал он. – Отосплюсь завтра в поезде.

– Оставь и иди в душ, – снова скомандовала девушка, – я почищу твои туфли сама.

Она взяла их в руки, не отводя взгляда от уже засохших пятен. Генри послушал Оливию. Он принял душ, смыл с себя грязь, капли крови и, как ему казалось, литр пота, который проступил по всему телу через мгновение после того, как перед ним на асфальт с четырнадцатого этажа шлепнулся его шеф. Картина та долго еще стояла перед ним, ему казалось, что вот-вот он снова услышит тот страшный шлепок.

Оливия уложила его в постель, словно маленького ребенка. Генри молчал. Он никогда не считал себя трусом, но случившееся все же очень потрясло его. Он не мог сразу заснуть. Оливия пошла в ванну и пробыла там около двадцати минут, когда она вернулась, то сказала Генри, что его туфли выглядят, как новые. За брюки она бы поборолась, не уезжай они завтра, потому их и правда пришлось выбросить.

Она сняла свою тонкую майку на бретелях, стянула шорты и осталась лишь в трусиках. Генри лег на бок, а Оливия, обняв его, прижалась к его спине, и они крепко заснули.

В девять утра за ними должен был приехать Итан, чтобы отвезти их на железнодорожный вокзал. Отпуск начался.