Кира
Пока мы ехали в органы опеки, я очень сильно нервничала и не находила себе места. И Буров заметил это.
— Кира Алексеевна, успокойтесь. — Обратился он ко мне, бросив на меня мимолётный взгляд. — Лучше расскажите, как там получилось, что дочка вашей подруги оказалась в такой ситуации? У них разве нет родственников, которые бы могли взять опеку над девочкой? И извините, где отец малышки?
— У матери моей подруги пятеро несовершеннолетних детей, она в разводе. — Рассказала я лишь вершину проблемы, не углубляясь в детали. — А отец девочки, — тут я ненадолго замолчала, потому что сама о нём ничего не знала, только вот Бурову об этом знать не обязательно.
Я не хочу, чтобы он поверхностно судил о моей подруге, не зная, какой она была, и что ей пришлось пережить за свою довольно короткую жизнь.
— Они расстались ещё до рождения Маришки. — Ответила я. — Я Марине крёстная, и с самого рождения Свете помогала с ней. Но вы сами понимаете, что это не имеет юридической силы.
— Да, тут вы правы. Для девочки вы абсолютно чужой человек. — Согласился со мной он.
Спустя полчаса мы приехали в органы опеки, где нас встретили не совсем дружелюбно.
— А что вы хотели?! — спросила меня одна из сотрудниц. — Вы взяли чужого ребёнка, увезли её в неизвестном направлении. Хорошо, что хоть работница детского сада забила тревогу.
— В каком неизвестном направлении? Я сама вам сказала, где Марина. — Возмутилась я. — И воспитатель в детском саду тоже знала, где она!
— В любом случае вы не имели право это делать? Вы похитили чужого ребёнка! — стояла на своём женщина.
— Где Марина? — спросила я, понимая, что наша беседа сейчас крутится на одном месте.
— Сейчас девочка находится в больнице, потом она будет отправлена в детский дом. — Равнодушно ответила она.
— Она же даже не знает, что мамы больше нет! — выкрикнула я.
— Теперь знает! — всё так же равнодушно произнесла сотрудница.
— В какой она больнице? Я хочу её увидеть. — Спросила я.
— Извините, но я вам не могу дать такую информацию. Вы для девочки абсолютно посторонний человек. — Стояла на своём женщина, словно робот, повторяя одни и те же слова.
— Я её крёстная! — привела я свой единственный аргумент.
— Вы посторонний для неё человек! — повторила она. — Но вы можете не переживайте, думаю девочка не долго пробудет в детском доме. Для неё уже нашлись потенциальные родители.
— Что? Какие родители? Вы о чём?! — крикнула я. — Она только маму потеряла? Я же документы на опеку подала? Как вы можете?! У вас вообще сердце есть?! — беспомощно крикнула я, не в силах сдержать слёзы.
— Вы одинокая женщина. А там состоятельная семейная пара. Как вы думаете, что вы сможете дать ребёнку, и что смогут дать они?! — на повышенных тонах обратилась ко мне она. — Ваше заявление у нас и мы его рассмотрим! Хотя вы даже документы не все предоставили!
— Это не от меня зависит, у этих документов свой срок исполнения. — С трудом сдерживаясь, ответила я.
— Ну, вот и рассмотрят ваше заявление. И их заявление тоже. Только выбор, по-моему, будет очевиден. — Уточнила женщина, давая тем самым понять, что у меня нет никаких шансов.
И то, что я подала заявление и собираю все эти пресловутые документы, скорее формальность. И делается сейчас для того, чтобы потом я не сказала, что мне не дали шанс. А так я всего лишь не пройду по параметрам.
И совершенно чужие люди будут рядом с Мариной, в то время как я даже увидеть её не смогу.
Боже, маленькая моя девочка, даже страшно представить, что она пережила, когда ей сказали о смерти мамы. Что сейчас чувствует эта кроха?
Едва я только думала об этом, и моё сердце начинало сильно ныть от боли и сострадания к ней.
— Да как вы можете?! — выкрикнула я, но в этот момент Буров подошёл ко мне и, взяв за руку, отвёл в сторону.
— Успокойтесь, вы так ничего не добьётесь. — Обратился он ко мне. — Идёмте.
Я послушно вышла из кабинета опеки вслед за Буровым.
— Кира, поймите, вы сейчас ничего не добьётесь. И как бы больно вам сейчас не было, но я больше чем уверен, что девочку отдадут той семейной паре, а не вам. — Расстроил он меня, и я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног.
Да, я понимала, что проигрываю им в своём социальном положении, но неужели нет никакой надежды на справедливость?!
— И что теперь делать? — я жалобно посмотрела на босса, в надежде, что хоть он мне сможет как-то помочь.
Не знаю почему, но я верила ему и чувствовала в нём поддержку и защиту.
— Я даже представить боюсь, что сейчас чувствует Маришка. Я же ей так и не сказала про маму. Я не знала, какие подобрать слова, чтобы не ранить её. А они так легко сделали это.
— Кира, это их работа, как бы странно это не звучало. И по закону они правы. — Объяснял он.
Да, Буров был прав, тысячу раз прав. Но только легче от этого не становилось.
— У меня есть идея, как сделать так, чтобы девочку отдали именно вам. — Произнёс волшебные слова Владислав Викторович.
— Какая? — с замиранием сердца спросила я.
— Для начала мне нужно посоветоваться с одним хорошим юристом. — Ответил он. — А потом я вам всё обязательно расскажу. А вы, Кира Алексеевна, пообещайте мне успокоится и взять себя в руки. — Попросил он меня. — У нас с вами очень серьёзный проект, и вы мне нужны на работе. А я, со своей стороны, обещаю вам помочь и сделать всё, что в моих силах.
— Спасибо вам большое, Владислав Викторович. — Искренне поблагодарила его я. — Я даже не представляю, чтобы я сейчас без вас делала.
— И не надо представлять. — Улыбнулся он. — Давайте так, я вас сейчас отвезу на работу. Вы продолжите заниматься проектом, тем более что все, что там нужно по вашей части. А я пока встречусь с юристом. — Предложил мне он, на что я естественно согласилась.
— Думаете, у меня есть шанс? — спросила я, естественно ожидая услышать положительный ответ.
— Шанс есть всегда. — Улыбнулся он в ответ. — Главное в это верить.
И когда Буров уехал к юристу, я молилась о том, чтобы у нас получилось вернуть Маришку.