Папочкин Ангелок

34 ЛЕКСИ

Сегодня мы прощаемся с Джастином. Независимо от того, что он сделал, я все равно буду сегодня рядом с Тайлером, даже если он не хочет, чтобы я была рядом. С Джастина не сотрешь следы, потому что он мертв, но его отец — любовь всей моей жизни. И знает он об этом или нет, я нужна ему, даже если это просто понимание или встреча с его глазами на одно мгновение.

Даже если я плачу всю неделю с тех пор, как мы расстались. С тех пор, как Папочка взял мое сердце и разбил его так легко. Я думала, что ему просто больно, но с тех пор Тай не выходит на связь, и с каждым днем я чувствую неизбежность конца наших отношений.

Я думала, что он — мое будущее, моя вечность, хотя на самом деле я никогда не ожидала, что найду его. Тайлер любил — любил меня ради меня. Поддерживал меня. Он был добрым и заботливым, таким чертовски захватывающим, но, возможно, наши отношения начались по плохой причине, поэтому их окончание по плохой причине имеет смысл.

Глядя на себя в зеркало, я надеваю облегающее черное платье длиной до колен. Оно облегает мои изгибы благодаря длинным рукавам и небольшому V-образному вырезу. Я добавляю черный кардиган и туфли на каблуках. Макияж сделан, а волосы убраны назад в шиньон у основания шеи.

Мои глаза опухшие и красные, но я ничего не могу с этим поделать. Сегодня утром я плакала в душе. Мое сердце болело так сильно, что я не могла дышать, поэтому я упала на колени и раскачивалась вперед-назад, пытаясь втянуть воздух. Пытаясь заглушить физическую боль от разбитого сердца.

Я хочу свернуться клубочком и выплакаться, но я не могу, потому что я все еще люблю его. Сегодня для Тайлера самый худший день, поэтому даже если он возненавидит меня за это, разозлится или скажет мне уйти, я уйду, потому что он мой Тайлер…

Мой Папочка.

Похороны проходят в маленькой местной церкви, расположенной за городом между холмистыми полями. Солнце светит в церковь, которая выглядит как коттедж. Мне приходится пройти через маленькие коричневые ворота и каменную арку, увитую цветами, по старой мощеной дорожке и подойти к большим, старым, коричневым двойным дверям здания, которые дают возможность заглянуть в прошлое. Сама церковь из старого серого кирпича, с высоким арочным витражом над дверью и вокруг нее.

При входе нам раздают листовки с фотографией Джастина и эпитафией. Внутри церкви есть большие каменные арки с крестами и старые резные надгробия с датами и именами. Между ними два ряда скамей, которые сделаны из старого дерева, а подушки для коленей прикреплены к спинке передней скамьи.

В задней части церкви стоит стол с тарелкой для сбора пожертвований и листовками для Джастина. Здесь нет ни гроба, ни тела — вероятно, оно уже в земле, — но все одеты в черное, и церковь очень полна.

Я неловко стою там, сжимая в кулаках листовки и сумку, не зная, куда идти. Куда сесть. Я замечаю Тайлера впереди, он сгорбился, сидит на первой скамье. Его черный костюм натянут на широкие плечи, его голова склонена, и вокруг него никого нет. Тайлер выглядит таким одиноким, что у меня щемит сердце. Я хочу потянуться к нему, утешить, но не думаю, что он хотел бы этого. Слезы наполняют мои глаза, у меня скручивает живот, а сердце обливается кровью. Я не могу отвести от него взгляд, от человека, которого люблю.

Человека, который разбил мое сердце.

Но здесь его собственное разбито в клочья, и как бы все ни сложилось, мне больно видеть, как Тайлер страдает.

Больно видеть его страдающим и одиноким.

В этот момент кто-то касается моего локтя, и я поворачиваюсь, чтобы встретиться с печальными глазами отца Тайлера. Он одет в черный костюм, его лицо осунулось. Сегодня он выглядит старше. Его жена стоит рядом с ним в черном платье, похожем на мое. Когда я встречаю его взгляд, он мягко улыбается мне.

— Хочешь посидеть с нами?

Я облизываю губы и смотрю на Тайлера, а затем на его отца, глаза которого наполнены тысячей невысказанных слов. Кажется, он понимает, потому что кивает.

— Я посижу с Тайлером, чтобы он не был один. Пожалуйста, знай, что мы всегда рады тебе, Лекси. Ему просто больно. — Отец Тайлера смотрит на сына и в этом взгляде сквозит боль. — Не отказывайся от него. Он винит себя, и его душа разодрана. Ты нужна ему сейчас больше, чем когда-либо, но это будет нелегко.

Он сжимает мою руку, берет руку своей жены и направляется вниз к скамье, где сидит Тайлер. Как только он доходит до него, Тайлер встает, и они обнимаются. Тайлер зарывается головой в плечо отца, его спина дрожит.

Сглотнув, я отворачиваюсь, пока не начала рыдать, и вместо этого сажусь на заднюю скамью в одиночестве. Другие сидят группками, тихо переговариваясь. Я слышу слова «трагедия», «такая внезапная смерть», «поражение» и многое другое. Каждое слово заставляет меня сгорбить плечи за то, что я вообще здесь.

Потому что я здесь не ради Джастина, а ради Тайлера.

В конце концов, церковь заполняется, и все занимают свои места, пока викарий идет к входу, чтобы начать службу. Он останавливается перед Тайлером и его отцом, которые все еще стоят и разговаривают. Викарий пожимает им руки и немного говорит, прежде чем подняться на подиум у входа.

Тайлер поворачивается, чтобы посмотреть, куда сесть, и наши взгляды сталкиваются. Эти обычно темные глаза светлеют от горя. Под глазами у него мешки, а лицо осунулось и обвисло от усталости и боли. Он совсем не похож на моего Тайлера.

Он выглядит сломленным.

На мгновение все остальное исчезает, все, кроме нашего пристального взгляда.

Взгляд, который говорит мне о миллионе вещей. Я вижу его боль, его горе, его вину… и его принятие. Тай думает, что это то, чего он заслуживает. Он смирился. Затем Тайлер отворачивается и садится, лишая меня своего внимания. Я падаю, тяжело дыша, слезы стекают по моим щекам, а сердце разрывается снова и снова.

Мы могли бы быть незнакомцами, а не любовниками, он мог бы быть не тем человеком, который знает мои страхи и мечты. Кто обнимал меня, когда я плакала, когда была счастлива. Кто заставлял меня смеяться, кто поддерживал и любил меня.

Я — ничто, просто еще один призрак в этом месте.

Тай так легко отвернулся, а я изо всех сил стараюсь не бежать к нему, умолять его принять меня обратно, простить меня. Винить меня, ненавидеть меня, что угодно, кроме этой холодности. Я бы приняла его гнев, его боль. Я бы позволила Тайлеру нарисовать их на моем теле, словно провозглашение.

Но я остаюсь сидеть на своем месте, склонив голову, пытаясь контролировать эмоции, пока викарий читает Библию.

Я пропускаю почти всю службу, я так потеряна в своей боли, но когда они встают, чтобы петь, я тоже встаю, бормоча слова. Когда люди начинают выходить из церкви, я оцепенело следую за ними, обхватив себя руками.

Мы идем по обозначенной дорожке вокруг церкви, проходим через железные ворота и попадаем на соседнее кладбище. Я следую за процессией к участку под деревом. Земля уже взрыхлена. Очевидно, Джастин уже похоронен там. Надгробия еще нет. Викарий обходит нас по кругу и снова начинает говорить, пока я ищу глазами толпу. Я киваю отцу Тайлера, а затем смотрю на Тайлера. Он стоит один у основания могилы и смотрит на нее. На его лице застыло выражение боли, каждая черточка вызывает волну, которая проходит через меня, пока я не могу остановиться.

Я иду к нему, спотыкаясь на ходу, не в силах отвести взгляд, чтобы посмотреть, куда направляюсь. Тайлер — центр моего мира, и я должна добраться до него и помочь, поддержать его. Сделать это лучше, если смогу.

Ни один родитель не должен хоронить своего ребенка, смотреть, как заканчивается его жизнь, и чувствовать, как разбитые осколки ее остаются в груди, словно постоянное напоминание.

Я подхожу к Тайлеру. Он вздрагивает, но даже не поднимает глаз, чтобы посмотреть, кто это. Но я знаю, что он чувствует меня так, как мы всегда чувствуем друг друга. Его рука свисает на бок, и я придвигаюсь ближе, прижимая свою ладонь к его руке. Я сжимаю ее, пытаясь без слов дать ему понять, что я здесь.

Я принадлежу Тайлеру.

Мгновение ничего не происходит, затем медленно, очень медленно, Тай сжимает мою руку своей. Мое сердце взлетает ввысь, и разбитые осколки начинают собираться воедино. И все это от одного прикосновения.

Но через долю секунды он отталкивает мою руку, стряхивая мое прикосновение, и, ни на кого не глядя, поворачивается и уходит. Эти хрупкие части моего сердца снова и снова рушатся, опускаясь вниз по моему телу и оставляя после себя зияющие раны. Я смотрю вслед человеку, которого люблю, мое сердце лежит на земле вместе с Джастином, пока Тайлер забирается в свою машину и уезжает.

Я поворачиваюсь, не в силах остановить себя, и слезы текут по моему лицу. Я смотрю, как Тайлер уходит, но когда я оборачиваюсь, все тоже смотрят ему вслед, пока не переводят обвиняющие взгляды на меня. Все они смотрят на меня, обвиняя, и я почти слышу их осуждение и их мысли. Все, кроме его отца, который смотрит на меня печальным, понимающим взглядом. Их тяжелые взгляды заставляют меня попятиться назад, их осуждение покрывает мою кожу словно масло, капая на меня, пока я не могу дышать или думать. Сглотнув, сердце забилось, и боль пронзила грудь; я огляделась по сторонам, затем, пригнув голову, бросилась обратно через кладбище к церкви и своей машине.

Оказавшись там, я распахнула дверь и захлопнула ее за собой, прижимая голову к рулю. Мои руки трясутся, когда рыдания, наконец, вырываются наружу, как будто вытекают из самой глубины моего сердца.

Слезы затуманивают мое зрение, сопли капают из носа, а губы дрожат, когда с моих губ срываются прерывистые звуки. Я кричу и бьюсь, ударяя по рулю, а потом вытираю лицо, размазывая макияж, но мне все равно. Он ушел. Тайлер ушел, как будто я была никем, оставив меня наедине с последствиями моих действий.

Он ушел.

Мое сердце повторяет этот избитый напев до тех пор, пока я больше не могу его выносить. Я вытираю лицо трясущимися пальцами и убираю пряди волос назад, чтобы иметь возможность видеть.

Я завожу двигатель и даю задний ход, почти не глядя на то, куда еду.

На самом деле, я не помню большую часть пути, но я дома, и когда я вижу, что мою дверь наконец-то починили, я сползаю по стене коридора, глядя на нее со слезами, текущими по моему лицу. Тайлер починил мою дверь. Я говорила об этом ранее перед смертью Джастина… что двери не было после того, как Джастин сломал ее, а теперь она на месте. Даже в самый худший день своей жизни Тайлер привел кого-то сюда, дабы тот починил мою дверь, чтобы убедиться, что я в безопасности. Сидя там и рыдая, я начинаю дрожать от холода, поэтому, спотыкаясь, поднимаюсь на ноги, иду к двери, отпираю ее и закрываю за собой.

Я вижу новую систему безопасности, и рыдание застревает у меня в горле — даже сейчас Тайлер защищает меня.

Я мчусь по коридору, спотыкаясь на каблуках, но останавливаюсь на полпути, чтобы сбросить их. Я бросаю туфли с криком, наблюдая, как они летят по воздуху. Одна туфля пробивает штукатурку стены и падает на пол.

Не обращая внимания, я иду по коридору в ванную и раздеваюсь, как только оказываюсь там. Мое черное платье падает на пол у моих ног, забытое, как и я.

Слезы все еще льются потоком, когда я забираюсь в душ и включаю его, вздрагивая от холодных брызг, прижимаю руки к стене и рыдаю. Я позволяю звуку льющейся воды заглушить мою боль.

Но она бьет слишком сильно. Мне кажется, что меня разрывает на части, когда я сползаю на пол душевой кабины и скручиваюсь в клубок, захлебываясь рыданиями.

Он оставил меня.

Мой Тайлер ушел… и все, что осталось — это память о нас.

Спустя несколько часов я перестала страдать. Теперь я просто онемела и одинока. Более того, мне нужно двигаться, что-то делать, выйти из мыленного вихря и забыться, поэтому я принимаю глупое решение в доли секунды. Я одеваюсь и мчусь в клуб, желая забыть о своих проблемах и вернуться к прежней жизни.

Найти любовь в объятиях незнакомца.

Я танцую под грохочущую музыку, бросаясь в нее, чтобы не думать, чтобы чувствовать. Гулкие басы заглушают даже стук моего сердца. Руки ползают по моим изгибам со всех сторон, но я закрываю глаза и не обращаю на них внимания. Я просто двигаюсь, просто чувствую музыку, прикосновения и наслаждаюсь тем, что я не одна.

Тай ушел.

Это эхом отдается в моем сердце, как обвинение, поэтому я выпиваю еще один стакан и танцую сильнее, позволяя музыке скрыть мой страх и боль.

Но тут раздается свист и потасовка, и, открыв глаза, я встречаю взгляд Аллегры. Я смотрю на нее. Один взгляд на нее, и все возвращается, и я знаю, что бы я ни делала, сколько бы ни пила, с кем бы ни трахалась, чтобы попытаться забыть… я никогда этого не сделаю. Как я могу забыть того, с которым мне суждено быть вместе?

Как я могу забыть чувство настоящей любви? Я не могу, я просто должна найти способ выжить.

Я сглатываю, не двигая бедрами, пока Аллегра с беспокойством наблюдает за мной, а затем наклоняется ко мне.

— Детка, что ты здесь делаешь? Все в порядке? У тебя такой вид, будто ты плакала.

Я не знаю, то ли это простой вопрос, то ли то, что я вижу беспокойство на ее лице… Она искренне хочет знать, все ли со мной в порядке, но моя губа снова начинает дрожать. Смотрю на Аллегру, и она вздыхает, прежде чем взять меня за руку. Она ведет меня с танцпола по коридору в туалет, а затем захлопывает дверь и закрывает ее за нами под недовольные взгляды женщин, прежде чем погладить меня по щекам.

— Что происходит, детка? Ты не работала, а теперь я вижу тебя здесь в таком виде? — спрашивает она.

— Он порвал со мной, — патетически шепчу я. — Джастин умер… Я, эм… — Я качаю головой с горьким смехом, прислонившись спиной к липкой фарфоровой раковине. — Он умер, а Тайлер порвал со мной, и я просто не знаю, как с этим справиться. Мне никогда раньше не разбивали сердце, — признаюсь я и встречаю ее добрый взгляд. — Я так сильно его люблю, и это так больно. Как мне сделать так, чтобы это прекратилось? Как мне это пережить?

Аллегра вздыхает и обнимает меня.

— Шшш, все хорошо. Боль — это хорошо. Когда боль прекращается, это самое страшное, потому что это значит, что все действительно закончилось и ты выздоравливаешь. Живи пока в боли, потому что это значит, что она реальна, что это произошло. Но ты выживешь, я обещаю тебе это, Лекс. Сердца заживают, иногда сильнее, чем прежде, иногда тонкие, как бумага, которую легко разорвать, поэтому их нужно защищать, — бормочет Аллегра как бы про себя, прежде чем продолжить. — Я была там, где ты — брошенная, одинокая, потерянная и сломленная. Но все становится только лучше. С каждым днем будет становиться легче, но пьянство и перепихон со случайными мужиками не поможет. На ночь ты будешь чувствовать себя хорошо, но при свете дня тебя будет переполнять сожаление, и эти эмоции все еще будут ждать тебя.

Я отстраняюсь, а Аллегра вытирает мои слезы салфеткой и почти по-матерински убирает волосы с моего лица.

— Ты обещаешь… ты обещаешь, что станет легче? — шепчу я.

Она медленно кивает.

— Да, но это не значит, что сейчас не больно.

Аллегра грустно улыбается.

— Как насчет того, чтобы отвезти тебя домой? Если ты действительно хочешь выпить, я сделаю это с тобой. Черт, мы можем раздавить его, если ты хочешь. У него маленький член? Странные фетиши? — поддразнивает она.

Я смеюсь сквозь слезы и вытираю лицо, спотыкаясь на нелепых туфлях на каблуках, которые я надела раньше, не подумав.

— Нет, у него огромный член и… черт, он потрясающий. Я не могу его бросить.

Аллегра вздыхает.

— Очень жаль. Тонкие, маленькие члены легче пережить, — подмигивает Аллегра.

— Нас всегда портят те ублюдки, которые умеют хорошо трахаться. Давай я отвезу нас домой, и ты мне все расскажешь.

— Спасибо, — шепчу я, и Аллегра обхватывает меня руками, когда внезапная усталость наполняет меня.

Ее объятия лучше, чем миллион прикосновений незнакомцев. Это правильное чувство, потому что она заботится, она не дает мне развалиться, когда я чувствую, что не справлюсь сама. Ее сила обещает мне, что все наладится, даже если сейчас я не вижу света.

— Не стоит благодарности, детка. Мы друзья, ты просто забыла об этом на мгновение. Жизнь продолжается, Лекси, просто не позволяй ей слишком долго продолжаться без тебя.

Жизнь продолжается… это правда.

Но как мне жить дальше с той жизнью, которая мне больше не нужна?

Тайлер и жизнь, которую мы строили вместе, были тем, чего я хотела, а теперь, когда я вернулась к этой пустоте, я знаю, что это не то, чего я хочу.

Как мне справиться с этим?

Неужели это и есть взросление и обретение силы?

Если да, то это отстой.