Пари с мерзавцем

Глава 1

— Спорим, я с ней пересплю? — лениво наблюдал за новенькой, которая только сегодня пришла к нам в группу. — За три дня.

Марк Волшин оценивающе глянул на девушку, которая что-то сосредоточенно писала в тетради, и насмешливо выдал:

— За три? Теряешь хватку. Здесь дел — максимум на два. Застенчивая тихоня. Наши ее сожрут и костей не оставят.

— Никто ее жрать не будет, пока я не скажу.

— Понравилась, что ли?

— Симпатичная. Фигуристая. Задница, как орех. Мне такие кобылки нравятся.

— Как же Ирка? Верховцева с тебя шкуру спустит, если до нее докатятся слухи, что ты опять с кем-то зажигаешь. Орать будет, как в прошлый раз

— Ерунда, — отмахнулся небрежно, — поорет и заткнется. А если ее что-то не устраивает — так я не держу, пусть катится на все четыре стороны.

— Тоже верно. Ты с ней и так долго продержался.

Новенькая тем временем слушала преподавателя и неосознанно грызла кончик ручки. Губы у нее красивые, сочные. Я бы нашел им другое, куда более приятное применение.

— Ну так что? Спорим?

Марк еще раз оценивающе скользнул по девчонке.

— Два дня и ни часом больше. Если не завалишь ее к третьей паре среды — значит, просрал.

— На что спорим?

— На желание, — хмыкнул он, явно придумав какую-то пакость.

— Идет.

Мы пожали друг другу руки. 

— Игорь! — Марк позвал сидевшего впереди парня.

— Чего? — тот нехотя обернулся.

— Разбей!

— На что спорите? — тут же заинтересовался Медведев.

— На то, что Мерз до среды вдует новенькой.

Игорь обернулся на девушку, сидевшую в дальнем ряду:

— Ну не знаю... Темная лошадка. Не уверен, что целесообразно тратить свое время на…

— Разбивай давай! Философ хренов! — я цыкнул на него.

Медведев со всей дури тяпнул по нашим рукам, а заодно и по парте. Так громко, что препод обернулся и строго спросил:

— В чем дело? 

— Простите, — ухмыльнулся Марк, — производственная травма.

Одногруппники тоже обернулись в нашу сторону: кто-то — недовольно хмурясь, кто-то — с улыбкой, а новенькая — с откровенным любопытством. 

У нее большие, выразительные глаза. Серые, светлые, как зимнее небо за окном. Аккуратный, немного пухлый рот и вздернутый носик. Мне понравилась.

Наши взгляды пересеклись, и я подмигнул ей, улыбаясь своей фирменной улыбкой, от которой девки дуреют. Темные, тонкие брови удивленно взметнулись кверху, но взгляд она не отвела. Девочка не из робких, хотя с первого взгляда и не скажешь.

— Если вам неинтересно — можете покинуть аудиторию, — преподаватель продолжал сверлить нас суровым взглядом.

— Простите, — снова покаялся Марк, с трудом пряча улыбку, и мы присоединились к извинениям.

Лекция продолжилась. 

Я вполуха слушал препода, а сам краем глаза наблюдал за новенькой. Она старалась, писала, но нет-нет да и поворачивалась в мою сторону, бросая украдкой заинтересованный взгляд. Похоже, это будет даже проще, чем я думал. Легкая добыча.

Едва дождавшись окончания пары, я схватил свою тощую изодранную тетрадь, сунул ее в карман куртки и направился к своей жертве, попутно показывая кулак приятелям, которые начали кривляться, изображая неприличные жесты. Придурки!

Девчонка торопливо складывала в рюкзак свои тетради, ручки и еще хер знает чего. Похоже, в нашей группе стало на одну зубрилу больше.

Одногруппники проходили мимо, бросая любопытные взгляды, но разговаривать с ней никто не спешил. Она держала дистанцию, и это все чувствовали. Правильно Марк сказал — темная лошадка. Группа, словно стая, присматривалась к ней, принюхивалась, пытаясь понять, что она из себя представляет, решая: принять, сожрать или просто игнорировать.

— Привет, — остановился рядом с ней, нацепив самую доброжелательную улыбку из своего арсенала.

Она замерла на миг, а потом медленно обернулась:

— Привет, — кивнула осторожно, рассматривая меня.

Да-да, любуйся, мне не жалко.

— Тебя Аня зовут, верно?

— Да, — легкая улыбка коснулась мягких губ.

— Меня Захар.

— Рада познакомиться.

А уж я-то как рад! Особенно тому, что вблизи она оказалась не хуже, чем издали. Красивая кожа с ровным совсем не зимним загаром, ресницы густые, длинные, маленькие ямочки на щеках, когда она улыбалась.

— Следующая пара у нас в другом корпусе. Если хочешь, могу проводить, — как бы невзначай предложил свою помощь.

Аня колебалась всего пару секунд, потом кивнула:

— Было бы здорово.

В этот момент проходящая мимо нас Ольга Рябова громко выразительно хмыкнула, окатив новенькую презрительным взглядом. Не сомневаюсь, через минуту об этом разговоре узнает Ирка и непременно закатит мне скандал из-за того, что я подкатываю шары к новенькой. Плевать. Я уже в игре, обратный отсчет пошел.

Пока мы брели ко второму корпусу, говорил в основном я. Аня по большей части молчала, сдержанно отвечая на мои вопросы и изредка улыбаясь. Улыбка у нее, кстати, красивая. Тот тип губ, которые взгляд к себе притягивают и словно напрашиваются на поцелуй. Мягкие, наверное, и почему-то мне казалось, что пахнут малиной.

Ничего, проверю. В самом скором времени.

Надо отдать ей должное — не тушевалась, не краснела, как девица не целованная. Даже когда поскользнулась на коварно припорошённом снегом льду и наверняка бы упала, не подхвати я ее вовремя, не начала мямлить, мяться. Только усмехнулась, поправила шапку, съехавшую набок, и дальше пошла, ненавязчиво высвободившись из моих рук.

На следующей паре я сел рядом с Аней. Взглядом парням, да и остальным, показал, что если сунутся — загрызу.

Медведев что-то сказал Марку, и оба пошло заржали. Рябова уткнулась в телефон и яростно строчила, то и дело сердито поглядывая в мою сторону. Явно донос стряпала, во всех красках расписывая подруге, какая я скотина. Плевать, пусть рассказывает. Если Ирка настолько глупа, чтобы выставлять претензии, то это ее проблемы. Я не ее собственность, и «долго и счастливо» с ней не планировал. Надеюсь, она это понимает. Хотя вряд ли. Слухи доходили, что она треплется, будто летом после выпускного мы с ней поженимся.

Глава 2

— Привет, Анют, — весело проворчала Аллочка.

Алла — двоюродная сестра моей матери — работала в универе секретарем на одной из кафедр. Умом она никогда не блистала, ответственностью не отличалась, на работу то и дело приходила с опозданием. Поговаривали, что она спит с проректором по науке, поэтому всем приходится смотреть сквозь пальцы на ее выходки. Именно она подергала за нужные веревочки, когда встал вопрос о моем переходе в другое учебное заведение. Помогла перевестись быстро и без геморроя и выбила блатную — без соседей — комнату в общаге. 

— Все хорошо, тетя Алла, — усмехнулась я, усаживаясь напротив нее.

— Ань, ну сколько можно? Я просила не называть меня тетей! — возмутилась она. — Я всего на семь лет старше тебя!

— Мне просто нравится, как ты сердишься.

— Зараза, — беззлобно ухмыльнулась она, — принесла документы?

— Да, — я передала ей конверт, в котором лежали недостающие бумаги.

Родственница все проверила и удовлетворенно кивнула:

— Ну все. Теперь ты официально зачислена. Не знаю, зачем тебе потребовалось срываться с места за полгода до окончания учебы, но добро пожаловать.

— Спасибо.

— Так почему ты перешла? — тетка всегда была очень любопытной.

— Просто поняла, что больше не хочу учиться там. Не мое.

— А здесь твое?

— Понятия не имею. Но дело сделано.

— Чудная ты, Анька. Смелая на всю голову, — по ее интонации сложно было понять, ругает она меня или восхищается.

— Что есть, то есть.

— Как тебе группа?

— Группа, как группа. Ничего особенного, — я плечами пожала.

Аллочка посмотрела на меня слегка удивленно.

— Нормальная? — вскинула татуированные брови. — Это ты про сборище этих сволочей?

Тут пришла моя очередь удивляться:

— Сволочей? Ни одной не заметила.

— Это самая сложная группа во всем универе. Преподы ждут не дождутся, когда все они защитятся и свалят в светлое будущее.

— Да? Мне они показались довольно приятными.

Особенно один из них. Красивый обходительный парень, с глазами цвета стали.

— Ключевое слово — показались, — безжалостно отрезала Алла, — костяк в ней неизменный, но после первого курса вылетело трое. К ним несколько раз пробовали добавить новичков, чтобы закрыть состав, но всех сжирали. Смогла удержаться только одна девчонка. Отличница, по конференциям бегает, наукой занимается. Дает всем списывать. Поэтому и не тронули. Всех остальных выжили. Кого подставили, кого просто смяли… Что ты хмыкаешь? Я тебе вещи серьезные рассказываю! — возмутилась она.

— Ерунда какая-то. Если бы они действительно были такими, их бы вызвали на ковер к ректору и хорошенько пропесочили, — именно так делали в прежнем универе с зарвавшимися студентиками.

— Поверь, их проще допинать до защиты и выпустить, чем перевоспитать.

— Ладно, допустим, что-то такое есть. Но зачем ты мне эти ужасы рассказываешь? Да еще с таким зловещим видом? — подозрительно глянула на тетушку.

— Затем, что я тебя знаю, — жизнерадостная Алла больше не улыбалась. — Я не шучу, Ань. Одногруппники могут чертовски сильно осложнить тебе жизнь. Не нарывайся. Полгода отсиди тихо — и будет тебе счастье.

— Да ну тебя.

— В общем, я предупредила, а дальше решай сама. Ты девочка большая, самостоятельная. Справишься.

— Конечно, справлюсь, — я поднялась с протертого стула, — ладно, мне пора бежать, тетушка Алла. Скоро пара начнется. — Она зашипела и кинула в меня карандашом, а я с хохотом выскочила за дверь, едва не свалив с ног бедного преподавателя. — Простите! — прокричала уже на ходу и припустила к лестнице. Мне нужно было на третий этаж.

Если честно, то я не поверила словам родственницы. Обычная группа. Ничего особенного. Не думаю, что у меня с ними будут проблемы.

Хотя…

Одна уже есть.

И в этой проблеме я виновата сама. 

Тот парень. Захар. Со смешной кличкой Мерз. О был так мил, так обходителен, так нежен и одновременно не сдержан. Такой хороший, внимательный.

А я его использовала. 

Мне просто хотелось секса. Без обязательств, без долгих прелюдий и романтической чепухи, без отношений. Я просто устала из-за переезда и перевода, и хотела расслабиться.

Расслабилась. Но вместо облегчения получила неспокойную совесть. 

Нельзя так. Неправильно.

Вдруг он влюбился? Что тогда делать? 

В общем, решила, что честнее будет во всем признаться и поставить точку прямо сейчас. Пока наши недоотношения не зашли слишком далеко и не причинили бедолаге боль.

***

Моя новая группа стояла на третьем этаже возле одной из аудиторий. Кто-то разговаривал и смеялся, кто-то копался в телефоне, кто-то со скучающим видом прохаживался туда-сюда. Ну и что в них такого особенного? Группа как группа. Ничем от других не отличается.

Захара я увидела издалека. Он стоял возле окна со своими приятелями. Темноволосый — Марк. Рыжий, конопатый — Игорь. Во рту пересохло, дыхание перехватило, и сердце громыхало, как ненормальное, пока я шли к ним, не отрывая взгляда от широкой спины. Не люблю я такие разговоры. Очень не люблю.

— Захар, привет! — подскочила к нему. — Нам надо поговорить.

Услышав мой голос, он замер, а потом медленно обернулся. От его взгляда в груди тревожно забилось сердце. На красивых губах не было приветливой улыбки. Ухмылка. Холодная, циничная. В серых глазах — бескрайний океан льда:

— Ну, привет, новенькая.

***

— Эммм…все в порядке? — спросила неуверенно я.

— У меня — да. У тебя — понятия не имею, — равнодушно ответил парень.

Я его не узнавала. Будто кто-то другой поселился в теле человека, который еще вчера казался очаровательным, внимательным и нежным.

— Что-то случилось? — я сделала еще одну попытку разобраться в происходящем.

Но Мерз в ответ лишь вскинул темную бровь и ухмыльнулся. У меня аж зубы заломило от нехороших предчувствий.

Глава 3

Мое следующее утро началось с дерьма. В прямом смысле этого слова. Какой-то козел подкинул под дверь собачью кучу, и поскольку в этой комнате я жила одна, то сомнений в том, кому было адресовано послание, не возникло.

Я вышла. Не заметила. Наступила. Кучка расплющилась под моим сапогом, и в воздухе поплыл дивный аромат.

— Твою мать, — прошипела, разглядывая испачканную обувь. 

Какая гадина принесла это?! Вот не лень же так заморачиваться! Это надо было найти, взять, принести. Какой идиот этим решил заняться? Или идиотка? 

Одно я знала наверняка — это не Мерз. Не его уровень ползать по сугробам в поисках собачьего дерьма. Да и к моим дверям ради такого дела он с утра пораньше точно не попрется. Значит, кто-то из шакалят подсуетился, чтобы порадовать своего кумира. Знать бы еще кто. Полгруппы живет в общаге на пару этажей ниже. Любой мог.

Где-то вдалеке послышались шаги и голоса, от которых меня пробил холодный пот. Местная комендантша, которую все звали Анфисой, просто зверь. Если она застанет меня в такой ситуации — пиши пропало. Весь этаж заставит драить, да еще и в ректорат жалобу накатает. Поэтому, прыгая на одной ноге, я заскочила обратно в комнату. 

Бесит! 

В очередной раз пришла к выводу, что вчера надо было просто смолчать. Пусть бы ржали себе. С меня бы не убыло. Через полгода наши пути разойдутся, и я даже не вспомню про них, а теперь уже поздно отступать. Сказала «а», придется говорить «б».

Но это позже. Сначала надо отмыть сапоги.

Задержав дыхание и превозмогая отвращение, очистила и отмыла обувь, запихала в пакет придверный коврик, хранивший остатки идиотской каверзы, и пошла на занятие, безнадежно опаздывая.

Когда я, злая и запыхавшаяся, ввалилась в аудиторию, послышались смешки.

— Как ваша фамилия? — на мое появление незнакомый преподаватель отреагировал весьма прохладно. 

Покосившись на собравшихся, я сипло ответила на вопрос:

— Осипова.

Он поставил жирный восклицательный знак в журнале напротив моей фамилии, а потом сурово произнес:

— Вы в курсе, что лекция началась пятнадцать минут назад?

— Да. Простите.

— И что же вас задержало? — на мои извинения ему глубоко наплевать, он явно из тех, кто любил докопаться публично. 

Смешки стали громче. Девицы, сидевшие у окна, веселились, перешептывались, бросали на меня ехидные взгляды. Сучки. Интересно, которая из них в дерьме копалась?

Парни, ухмыляясь, рассматривали меня как нечто забавное, вызывая стойкое желание послать подальше.

Мерз сидел на дальнем ряду, привалившись спиной к стене, и в их сторону даже не смотрел. Как и в мою. Делал вид, что меня не существует.

— Обстоятельства непреодолимой силы, — кое-как улыбнулась, поправив сумку, сползавшую с плеча.

— Что за обстоятельства? Смелее. Нам же всем интересно. 

Сволочной препод. Девицы засмеялись еще громче. 

— Ну же. Мы ждем, — ни тени улыбки.

Плевать.

— Вам правду или соврать? 

— Пожалуй, хотелось бы услышать правду. Сказок от студентов я уже предостаточно наслушался. 

— Представляете, я обнаружила у себя под дверью кучу собачьего дерьма.

Темные брови удивленно поползли кверху. Такой правды он точно не ожидал. Группа притихла, девки перестали ржать, а Мерз, наконец, хмуро посмотрел на меня.

— И откуда же оно там взялось? 

— Есть пара предположений. Если вам так интересно, могу озвучить, — беспечно отозвалась я и начала показательно загибать пальцы: — Первый вариант — инопланетяне. Да, согласна. Глупо. Второй вариант — в общагу забежала бестолковая плешивая псина. Сучка, скорее всего. У которой либо недержание, либо она настолько тупа, что гадит, где попало.

Одногруппницы помрачнели, понимая, что это выпад в их адрес.

— Но это еще не самый плохой вариант.

— Разве может быть хуже? — по-моему, я все-таки смогла заинтересовать сурового препода. Или он действительно проникся, или еще ни разу не слышал такого бреда.

— Запросто. Например, какая-то ненормальная, которая вместо того чтобы спать спокойно, с утра пораньше вышла на мороз, накопала собачьего добра и, трепеща от восторга, в дрожащих ладошках принесла его в общагу, чтобы сделать гадость. Мне-то плевать — перешагнула и пошла дальше, — притворилась, будто удалось избежать встречи с подарочком, — а вот она теперь этими руками ест, красится, глаза трет, подружек обнимает, с молодым человеком за ручку ходит. Отвратительно, правда?

Краем глаза заметила, как рыжая девица поспешно отдернула руки от лица. Слабачка. Уж если сделала гадость — стой до последнего. Не пались.

— Представляете? Вот так живешь, общаешься с человеком, сидишь с ним за одной партой, а у него, оказывается, хобби — в собачьем дерьме копаться, а потом из-под наращённых ногтей его выковыривать… 

На миг прямым взглядом впилась в одногрупппницу и, презрительно поджав губы, отвернулась. Снова послышались смешки. В этот раз явно смеялись не надо мной. Рыжая покраснела и сердито уткнулась в тетрадь, нервно чирикая в ней ручкой.

— В общем, вот такая история. Хотите — верьте, хотите — нет, но среди нас бродит матерый ассенизатор.

— Садитесь, — прохладно отозвался преподаватель, никак не прокомментировав мой рассказ, — опоздаете еще раз — будете ждать за дверью.

— Спасибо.

Теперь в аудитории стояла тишина. Девушки больше не смеялись. 

В груди все перевернулось, когда заметила, что Мерз задумчиво наблюдал за мной, чуть склонив голову набок. По темному взгляду ничего нельзя было разобрать. Я ему подмигнула и села на свободное место, прямо напротив преподавательского стола. А что мне еще оставалось делать?

***

— Эй, новенькая! — послышалось с соседнего ряда, когда начался перерыв, и преподаватель вышел из аудитории. 

Я продолжала рисовать цветочки на полях, меланхолично подпирая щеку рукой. 

Глава 4

В воскресенье вечером Алла пригласила меня к себе в гости. Сидеть в общаге скучно, поэтому я без лишних слов согласилась, и уже через полчаса была у нее. Она снимала недалеко от универа уютную студию с огромными окнами и потрясающим видом на город и ласково называла ее своим «любовным гнездышком». У меня было такое чувство, будто я попала в будуар закостенелой нимфоманки. Розовые шторы, розовые подушечки на сером диване, розовые салфетки. Все такое нежное и воздушное, что страшно прикасаться. Кстати, тапочки мне тоже достались розовые.

К моему приходу тетушка заказала роллы, а я принесла бутылку вина. Вечер обещал быть приятным. Мы устроились на большом мягком ковре перед телевизором и приступили к трапезе.

— Ну что, дорогая моя племянница, — промурлыкала Аллочка, поднимая бокал, — поздравляю тебя с первым днем весны и заодно с самым безумным решением в твоей жизни. Променять столицу на Зажопинск за несколько месяцев до диплома — не каждый сможет.

— Я крутая! — хмыкнула, отсалютовала ей бокалом и сделала небольшой глоточек. Терпкий напиток приятно обволакивал нёбо. Почему-то сразу захотелось лета, солнца и запаха моря.

— Ты дурная, — припечатала родственница, — мне просто жуть как интересно, что же такого у тебя произошло, раз ты все бросила и сорвалась с насиженного места?

— Ничего не произошло, — я беспечно пожала плечами, — просто в один прекрасный момент поняла, что нахожусь не там, где надо, и занимаюсь не тем, чем хочу.

— И, конечно же, тебя потянула сюда. К нам. В эту дыру.

— Нет. Меня никуда не потянуло. Просто мне было все равно куда переходить, а здесь и от дома не так далеко, да и ты под боком.

— Еще скажи, что по мне соскучилась.

— Конечно, соскучилась.

Алла недовольно покачала головой:

— Не верю.

— Ну и зря, — я насмешливо посмотрела на нее поверх бокала и сделала еще глоток. Вкусно.

— Как у тебя вообще дела? — спросила она спустя пять минут после того, как сжевала несколько сочных роллов.

— Хм. Дай подумать… — я подняла глаза к потолку и сделала вид, будто крепко задумалась. — За эту неделю я успела стать объектом дурацкого спора. Переспала с неподходящим парнем. Поругалась с неподходящим парнем. Нажила себе целую толпу неприятелей, каждый из которых теперь считает своим долгом напакостить мне. Приятель неподходящего парня внаглую побивает ко мне клинья, считая, что раз я так легко переспала с Мерановым, то барышня легкодоступная и запросто раздвину ноги еще перед одним нахалом. На носу госэкзамены и диплом. Я ни хрена не понимаю, что вокруг творится. А так все здорово, — ослепительно улыбнулась, а потом залпом осушила бокал до дна и тут же наполнила его заново, заодно плеснув и в Алкин стакан.

— Жалеешь, что переехала? — напряженно поинтересовалась она.

— Ни капли. Здесь весело. Что ни день, то праздник и приключение. Это так бодрит, — выдала ровным голосом, хотя внутри неприятно дрогнуло. Особенно, когда про Мерза вспомнила.

— Чудная ты, Анька, — она неодобрительно покачала головой.

— Ну раз так, то давай выпьем за чудеса, — я подставила бокал, и она, недовольно пождав губы, тихонько звякнула по нему своим.

По-моему, у меня настроение напиться и забыться.

— Ты не против, если я у тебя останусь до утра? У нас в общаге сегодня Анфиса дежурит. Мы с ней характерами не сошлись. Если увидит меня в таком состоянии — точно прицепится.

— Без проблем. Оставайся. Диван большой.

— Спасибо. Ты настоящий друг.

— Ань, с тобой точно все в порядке?

— Да. Устала немного, но ничего страшного.

— Справишься? — продолжала докапываться Алла.

— Конечно. Я всегда со всем справляюсь, — улыбнулась отстраненно, чувствуя, как внутри неприятно ворочается раздражение. Справиться-то справлюсь, но вот с мечтами о спокойной жизни точно придется распрощаться, а виной всему — нахал с холодными глазами. — Ты знаешь что-нибудь про Меранова? — все-таки не удержалась, хотя до этого давала себе обещание не заводить разговор о гадком одногруппнике.

Алла повела плечами.

— Что ты хочешь про него знать?

— Что угодно. Он мне интересен.

— Почему? — тут же нахмурилась она.

— Я его не понимаю, и меня это напрягает.

— А что тут, собственно говоря, непонятного? Он мерзавец.

— Это-то как раз ясно. Хотелось бы понять — это у него врожденное или временное состояние души.

— Ладно, слушай, — Алла уселась поудобнее и с заговорщицким видом начала рассказывать, — есть у меня приятельница. Ленка. Мы с ней вместе учились. Так вот, город у нас небольшой, и внезапно выяснилось, что она давно дружит с матерью Захара. Вот она мне кое-чего рассказывала про него.

— Давай уже! Не тяни, — мне было жуть как интересно.

— В общем, будучи подростком, жил он с матерью. Когда парень пошел в среднюю школу, отец их бросил и укатил в Питер. Там поднялся неслабо, денег заработал целую прорву. У него своя большая фирма. То ли стройкой занимается, то ли ремонтом — не знаю точно. Женой новой обзавелся. Вот только с детьми у них не получилось. И вот спустя пять лет он снова объявился в нашем городе и изъявил желание общаться с единственным сыном. Захар тогда в десятом классе был. Трудный подросток. Сплошные неприятности. Мать не знала, что с ним делать. Из сил выбивалась, пытаясь свести концы с концами, а еще и он нервы мотал…

Не уверена, что она и сейчас представляла, что с великовозрастным негодяем делать.

— …В общем, папаша вмешался. И очень кстати. Сказал, что если Захар возьмется за ум, закончит школу, сам поступит в универ и отучится, то он заберет его в Питер. Даст работу, возможности, жизнь, о которой можно только мечтать. Но для этого сыну придется постараться и доказать, что он не тупоголовый баран. Меранов за эту мысль ухватился. Они с матерью бедно жили, без изысков, и ему очень хотелось вырваться из этого порочного круга. На самом деле парень он башковитый, изворотливый. Поставил себе цель и теперь идет к ней напрямую. Не скажу, что учится, как проклятый, но и не прогуливает почем зря. Где-то сам проблемы решает, где-то обходные пути ищет, других запросто использует. Ему нужен диплом — это его пропуск в новую жизнь, и ради этого он готов на все.

Глава 5

Мерз, скотина. Он так прочно поселился в моих мыслях, что покоя не было даже ночью. Он мне снился. В тягучем тревожном сне, наполненном смутными образами и нелепыми действиями. Я бежала от него и в то же время к нему. Я хотела его ударить, сделать больно, но губы сами искали поцелуев. Во сне мы снова были вместе, в том самом кабинете. Я чувствовала его руки на своем теле. Его запах, который хотелось вдыхать, и при этом рычать и кусаться. Сладкое безумие, ломота во всем теле, обжигающее чувство близости… Я была готова ради него на все. Лишь бы не отпускал. Лишь бы был рядом.

И вдруг в кабинете загорается свет, и я вижу, что, кроме нас с Мерзом, в помещении почти вся группа. Ассенизаторша с пакетом навоза; любительница носков со связкой чулочных изделий на шее; Марк, громогласно заявляющий, что он следующий. Теперь мне хочется вырваться, сбежать, но Захар не отпускает. Держит. Смотрит в глаза, хищно улыбаясь. И продолжает двигаться, каждым толчком сталкивая в пропасть.

— Пусти меня, — пытаюсь вырвать, но парень настолько сильный, что у меня не получается даже приостановить его. Крепкие пальцы впиваются в бедра. Наши тела соприкасаются.

— Что не так, Оса? — спрашивает он. — Тебе же нравится. Ты же любишь, когда тебя вот так…

Я хочу остановиться, скрыться от любопытных глаз, но Меранову плевать.

Толчок. Еще толчок. Еще. Внизу живота тяжелеет, сводит сладкой судорогой. Хватаю воздух ртом, цепляясь за широкие плечи, выгибаюсь навстречу. От оргазма искры перед глазами, в груди ураган. Следом накатывает еще один. Слабее, но такой долгий, что внутренности скручивает узлом.

Группа за моей спиной дружно аплодирует…

В этот момент я проснулась. 

Подскочила на кровати с тихим вскриком. Шальная, едва способная дышать, мокрая как мышь. Меня била крупная дрожь, а между ног было так сыро и горячо, что даже мне, далеко не скромной девственнице, стало стыдно. Это полный абзац. Кончить во сне. Дважды. Потому что приснился Мерз и то, как мы с ним трахались.

Я думала, это в прошлом. Получила разрядку и забыла. Все, никаких проблем. А этот сон все с ног на голову перевернул, будто сдергивая тёмное одеяло, под которым я пряталась от действительности.

Мерзавец был во мне. В моей голове, в моих мыслях. Так остро, яростно, что внутри все закипало. Я помнила каждое прикосновение, каждый взгляд. Не хотела помнить, но помнила. Переживала снова, чувствуя звериный восторг и азарт.

Я больная.

— Пошел ты к черту, — произнесла громко, обращаясь к темноте, — не смей мне больше сниться!

Сердито взбила подушку, повернулась на другой бок и прикрыла глаза, с твердым намерением снова заснуть. И без всяких там Мерзов!

То ли мой мысленный посыл достиг цели, то мои собственные мозги решили, что на сегодня с меня достаточно, но снов больше не было. Ни эротических, ни каких-то других. Серая пелена и тревожная дрема до самого будильника.

Встала я разбитая, всклокоченная, раздраженная, и сон этот поганый, будь он неладен, никак не шел из головы. 

Это что получается, я в тайне по нему сохну? По Меранову? По этому придурку, поспорившему на меня в первый же день? Или это и есть та самая фигня с предающим телом, о которой я читала в книгах?

Да быть того не может! Глупости. Просто сон. Вот сейчас на занятия приду, посмотрю на эту наглую морду, и сама над собой посмеюсь и над своей глупостью.

Быстро собравшись, наспех позавтракала и поползла в универ с твердым намерением во всем разобраться. Ну не может у меня быть на него такая реакция, просто не может!

***

Мерз разговаривал с Волшиным и Медведевым. Они ржали над какими-то идиотскими шутками, а я, притаившись в углу на самой дальней парте, наблюдала за ними. Вернее, за ним. До остальных мне дела не было.

Меня интересовал только Захар.

Красивый парень — этого не отнять. Немного смуглый, с темными непослушными волосами и глазами цвета стальных туч. В каждом движении — уверенность: в повороте головы, в улыбке, в том, как поводил широкими плечами. Руки у него красивые, сильные, с широкими запястьями. На одном из них черный кожаный браслет. Пальцы тоже красивые. Крепкие. Я помню, как он ими прикасался. И губы его помню. На своих.

Ооо, черт!

Еще немного — и стул подо мной начнет дымиться! Эти игры в гляделки, попытки убедить себя в обратном — все пустое. Да, я завелась просто от того, что смотрела на него. От того, что это Мерз! 

Приехали.

В голову нахально лезли мысли о том, а что если... Это бесило, это раздражало, и я не могла с этим справиться.

Проклятые сны. Все из-за них!

Спустя три минуты после начала пары дверь распахнулась, и на пороге появился новый персонаж. Блондинка с короткими, до плеч, волосами, затянутая в кожаные брючки и в короткой дубленке. Как только задницу не отморозила!

— Простите, я опоздала, — новая девица зашла уверенной походкой, быстро осмотрелась и, проигнорировав всех остальных, направилась прямиком к Меранову.

— Привет, Захар… — с томной улыбкой, по-кошачьи грациозно склонилась к нему и при всех поцеловала в губы. 

Меранов ответил.

А меня прострелило аж до самых пяток. Поспешно отвернувшись, уткнулась в тетрадь, как пришибленная, не дыша, боясь пошевелиться.

— Я соскучилась, — мурлыкала белобрысая зараза, а у меня было такое ощущение, будто в груди огненный шторм лютует.

Почему-то я и мысли не допускала, что у него может быть девушка. Думала, что он со всеми такая скотина, всех использует. А оказалось, только меня.

Чертов Мерз! Ненавижу!

***

Итак, у Захара действительно есть постоянная пассия. Причем появилась она явно не сегодня и не неделю назад, потому что никто в группе, кроме меня, не удивился ни ее появлению, ни тому, что она села с ним рядом.

Вот это поворот.

У меня просто в голове не укладывалось. То есть он поспорил на меня, будучи несвободным? Вот мерзавец! И его придурки-друзья об этом знали?! И остальные тоже! А значит, и эта блондинка в курсе того, что произошло. 

Глава 6

Неделя прошла. Кое-как со скрипом. Даже не прошла, а проползла в каком-то томительном мрачном ожидании.

Ирка притихла. До этой курицы дошло, что, во-первых, у меня за спиной есть люди, которые в случае чего могут помочь, а во-вторых — я настроена решительно, и если потребуется вывалить на обозрение ее грязное белье — сделаю это, не раздумывая. Мне терять нечего, и покорно терпеть издевательства не собираюсь. 

Остальные одногруппники продолжали кусаться, как моськи, пытающиеся ухватить за ногу. Громко, бестолково и трусливо. Цыкнешь в ответ, скажешь что-нибудь — и все, сразу затыкаются. Особенно если вывернуть так, что другие над ними же начинают смеяться. Работать бесплатным комиком мне порядком надоело, но лучше уж так, чем молча проглатывать.

Волшин… Отдельная тема. Он так и продолжал виться вокруг меня. Куда ни повернешься — везде его ухмыляющаяся физиономия. Тоже издевался, но по-другому. В его глазах я видела интерес. Искренний, неподдельный, он явно получал удовольствие от наших пикировок, а еще постоянно пытался облапать, зажать где-нибудь. Неандерталец хренов. Самэц! Правда, надо отдать ему должное, он никогда не присоединялся к коллективной травле, предпочитая изводить меня в индивидуальном порядке. По-моему, я ему нравлюсь. И по-моему, ему не нравится, что Мерз первым ко мне покатил.

Кстати, о Меранове. Он затаился. Стабильно делал вид, что не видит меня, что меня попросту не существует. Это напрягало. По разным причинам. 

Мне не нравился вот это отстраненный игнор с его стороны. Наверное, потому что я больная. Потому что мне хреново смотреть, как он со своей Иркой зажимается на переменах, как они ходят за руку. Я ревновала, как последняя дура, давилась своими эмоциями, и никак не удавалось избавиться от колючего узла в груди. Не знаю, как он это делал, но я с каждым днем все сильнее насаживалась на крючок. Сидела на занятиях и все силы прикладывала, чтобы не поворачиваться в его сторону. Чувствовала его на каком-то зверином уровне. И сердце гудело, как трансформаторная будка. Больная зависимость, с которой не справиться.

Другая причина, по которой меня напрягало молчание Захара — это то, что я ему не доверяла. Не мог он меня оставить в покое. Просто не мог и все. Стоит только расслабиться, и он ударит. Сильно и не жалея.

***

В четверг нам должны были сообщить оценки за большую курсовую работу, которую мы сдавали на прошлой неделе. Одногруппники дергались, опасаясь оценки Тимофеича, а я, наоборот, была спокойна, словно удав. Курсовик оказался сложным, я с ним просидела не одну ночь, но в итоге справилась. На пять баллов не рассчитывала, но вот на твердую четверку надеялась. 

Борис Тимофеевич показался мне преподавателем, которому на все наплевать. Говорил размеренно, голос никогда не повышал, эмоций не показывал, со студентами держался отстраненно. Даже когда бестолковый студент лажал, он спокойно говорил «придете на пересдачу» и все. Я не могла взять в голову, почему его все боялись.

Когда он зашел в аудиторию, все вытянулись по струнке, и было слышно, как за окном лениво падает капель. Он прошел к столу, сел, не торопясь раскрыл папку, в которой принес наши работы, и начал озвучивать результаты.

— Антонова — три. Белкина — четыре с минусом. Волшин — три. Дмитриев — незачет...

И так дальше по списку. Поддавшись общему волнению, я ждала свой результат, затаив дыхание, и очень удивилась, когда меня не прозвучало на букву «О». И вообще не прозвучало.

— Все услышали свои оценки? — уточнил он, складывая наши работы стопкой. 

Я вскинула кверху руку:

— Вы меня пропустили.

Он поднял взгляд от бумаг и посмотрел на меня так, что внутри все перевернулось.

— А вы у нас…

— Анна Осипова, — подсказала я. 

— Осипова, — хмыкнул он и снова открыл свою папку. Там осталась последняя работа. Моя, — незачет.

Меня будто по голове пыльным мешком огрели.

— То есть как незачет? Я все сделала!

— Если под «сделала» вы понимаете «надергала кусков не пойми откуда», то да, — он был невозмутим как танк, а меня начинало потряхивать.

— Я не понимаю…

Он взял маркер и отошел к доске. Я снова вскинула руку:

— Я хочу посмотреть свою работу!

— Все просмотры после занятия.

Я не дотерплю до конца пары. Меня просто разорвет.

— Мне надо увидеть сейчас, — произнесла с нажимом. Преподаватель вопросительно вскинул брови, а группа вообще притихла, словно кругом не люди, а статуи.

Я не отвела взгляда, продолжала смотреть ему в глаза, а легкие еле справлялись со своей задачей. Каждый вдох — кислотой по венам.

— Раз так настаиваете… — Борис Тимофеевич указал на мою курсовую, — прошу.

Я вскочила со своего места и со всех ног бросилась к преподавательскому столу. На титульном листе красовалось слово «незачет», выведенное красной ручкой, и аккуратная сложная подпись. Трясущимися руками открыла первую страницу, вторую, пятую. Все нормально. Я не понимаю претензий. Чем он недоволен? Все ведь нормально.

Потом я перевернула еще лист, и у меня глаза на лоб полезли. Какие-то нелепые цифры, выводы из разряда «потому что гладиолус». Кривые графики.

— Что это? — растерянно листала дальше.

— Ваше работа, если я не ошибаюсь, — голос у преподавателя был студеный, как океан, — не знаю, на что вы рассчитывали, подсовывая мне такое. Это позор. 

— Это не моя работа, — процедила сквозь зубы, — ее подменили!

— Конечно, — он равнодушно улыбнулся, — я так и подумал.

— Я правду говорю. Я не писала такого!

— Вы либо непроходимо… наивная, — он заменил неприятное слово на более вежливый эквивалент, — либо недопустимо наглая. Так или иначе, но у вас незачет.

— Это не моя работа, — снова повторила, но меня не слушали.

— Садитесь, Осипова. Не разочаровывайте меня еще больше. — Я хотела возмутиться, но он смерил меня таким взглядом, что слова в горле застряли. — Садитесь. Нам пора приступать к новой теме.

Глава 7

Шанс отыграться выпал в середине апреля, когда уже стояла солнечная погода, и на деревьях начинали распускаться почки.

Госники на носу, подготовка к диплому шла полным ходом, но учебная часть решила, что мы слишком весело живем, поэтому оставила нам кучу лекций, консультаций и прочих занятий. И вот вместо того чтобы жить и наслаждаться весной, неторопливо готовясь к экзаменам, приходилось, выпучив глаза, бегать по универу и подчищать хвосты.

Вот во время одного из таких забегов я и заскочила в туалет. Выбрала пустую кабинку, заперлась, но не успела занять позу мыслителя, как в помещение кто-то вошел.

— Давай живей, Марин! 

Я с содроганием узнала голос Верховцевой. Рядом скрипнула дверь, и я услышала, как в соседней кабинке кто-то копошиться, звенит ремнем, шуршит молнией на брюках.

— Что за спешка? — пропыхтела Рябова из-за тонкой перегородки.

— У нас сейчас зачет. Ты забыла?

— Ты-то чего нервничаешь? У тебя баллов больше всех. Да и готовилась ты по-настоящему, а не спустя рукава. Сдашь и даже не заметишь.

— Я-то сдам, а вот Захар нет.

От этого имени меня холодный пот прошиб. Надо же, какая у Меранова заботливая девушка, о его оценках думает!

В груди бешеная смесь: лютая ненависть с дикой ревностью. Что бы я ни делала, как ни настраивала себя против него — все бесполезно, какая-то часть намертво к нему приросла. И эта часть приходила в ярость каждый раз, когда я вспоминала, что у мерзавца есть постоянная девушка. Вот как сейчас. Стояла в кабинке, сжимала в руках ремешок сумки и кипела, почему-то представляя, как он ее целует. Ну не дура ли?

— За него, что ли, будешь билет писать? — хихикнула Рябова.

— Нет. Мне надо сейчас тетрадь со шпорами положить в тайное место, а он выйдет и возьмет, что надо.

— Сам положить не может?

— Он занят.

Конечно, не царское это дело — шпоры по углам прятать.

— Кстати, почему Захар халтурит, не готовится? Времени до защиты всего ничего осталось, а он в загул ушел.

— Сама знаешь. Сезон открыт. Нет времени на всю эту чушь. Мы с ним вчера — вернее, уже сегодня — в пять утра вернулись. — Судя по голосу, Ирка самодовольно улыбалась.

Какой сезон? Огородный, что ли? И чем это они до пяти утра занимались? Впрочем, плевать. Мерз и его сезонные обострения меня не касаются. Хотя…

Я дождалась, когда Марина выйдет из кабинки, пока помоет руки, пока они там еще о чем-то поболтают, пока физиономии свои противные подкрасят возле зеркала. И только когда хлопнула дверь, а голоса стихли, поспешила следом. К счастью, в коридорах было полно людей, и мне удавалось открыто идти за Верховцевой и ее верной подруженцией. Они о чем-то самозабвенно болтали, а у Ирки в руках была пестрая тетрадь, из которой во все стороны торчали листы.

Когда они повернули к широкой лестнице, мне пришлось немного притормозить, потому что там обзор как на ладони. Я замерла, прислушиваясь к шагам, и начала подниматься только после того, как их каблуки отцокали по ступеням этажом выше. Тут уж бросилась наверх, перескакивая через две ступени, и едва успела заметить, как они скользнули за потертую дверь.

И снова пришлось прятаться за поворотом, аккуратно высовывая любопытный нос из-за угла и дожидаясь, когда они оттуда выйдут. Это случилось минуты через три. Сначала выскочила Марина, следом за ней гордая, словно цапля, Ирка. Пестрой тетради у нее в руках уже не было. Рябова воровато оглянулась и, убедившись, что никто на них не смотрит, повесила на место большой замок.

Я дождалась, когда они скроются в аудитории, и сама шустро подскочила к двери. Навесной замок выполнял чисто декоративную функцию. Блестящая дужка входила в паз, но не защелкивалась. Я легко его сняла и юркнула за неприметную дверь.

Это была подсобка. Крошечная тесная комната метр на полтора, с мойкой, покрытой ржавчиной, швабрами, ведрами, мусорными пакетами. В самом углу притаился двустворчатый подвесной шкафчик, распахнув который я увидела банки с моющим средством, губки, перчатки. Пестрая тетрадка обнаружилась не в ящичке, а на нем. Я ее торопливо раскрыла, чтобы убедиться в том, что это то, что надо — куча листов с готовыми ответами на билеты.

— Попалась, — торжествующе улыбнулась я, запихала ее в сумку и вышла из подсобки, не забыв вернуть замок на место.

Представляю, как порадуется Захар, когда не найдет спасительных шпаргалок. Помнится, Алла говорила, что отец ему условие поставил? Хочешь в Питер, значит, учись нормально? Вот пусть теперь и попрыгает. Жалко, что этот зачет не у Белова, а у преподавателя попроще, но отработок Меранову в любом случае не избежать.

Мне плевать, что это подло, что это может отразиться на общем результате. Совесть моя была абсолютно чиста и спокойна. Не я начала эту войну с подставами по учебе. Я всего лишь провожу ответную диверсию.

Да, я мстительная и не умею, схлопотав оплеуху по одной щеке, тут же подставлять вторую. Уж извините. Долг платежом красен.

Бодро улыбаясь и предвкушая острое развлечение, поспешила к аудитории, а когда заскочила внутрь, невольно посмотрела в сторону Мерза. Он сидел рядом с Волшиным, а позади него стояла Ирка, по-хозяйски положив руки ему на плечи. При виде этой милой картины у меня снова кольнуло между ребер. Хотелось подскочить к ним и за волосы оттащить Верховцеву в сторону. Хорошее настроение рухнуло вниз и снова разбилось об иррациональную ревность. Я чуть ли не бегом устремилась к своему месту, плюхнулась на лавку, рывком открыла сумку и вытряхнула на стол письменные принадлежности.

Как же все бесит!

Особенно этот гадкий Мерз и моя собственная реакция на него. Почему нельзя просто послать подальше и забыть? Почему обязательно надо каждый раз задыхаться, стоит ему только появиться рядом?

***

— Лист подписываем в верхнем, правом углу. Не забудьте проставить номер группы и вариант. У вас есть время до конца пары, — маленький, шустрый, как комар, Игорь Иванович раздал нам билеты, посмотрел на часы и торжественно кивнул, — приступайте.

Глава 8

В универ, как на каторгу. Когда у меня такое было? Никогда! Даже в самую лютую сессию, даже когда была влюблена в очередного красавца и хотела гулять с ним дни напролет, а не просиживать штаны на лекции. Все это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось сейчас.

Меня буквально ломало, выворачивало от одной мысли о том, что надо идти туда. В этот ад. И дело не в одногруппниках. Они меня мало волновали. Пусть чирикают, пусть пыжатся — мне все равно. Совершенно. Пустые разговоры, пустые переживания, пустые нападки. Неприятно, но не смертельно. Даже плюс есть: бодрит и держит в тонусе.

Но вот Мерз…

Что-то внутри заело, закоротило на нем. Так что не вздохнуть, не отвернуться, не убежать. Меня сложно обидеть, но ему это удавалось, раз за разом, причем без видимых усилий. Господи, почему мне не все равно? Почему не получается выгнать его из своих мыслей? Зачем все эти часы ночью без сна, со стеклянным взглядом в потолок? Зачем воспоминания о том, чего у нас никогда и не было? Два наших самых первых дня, наполненные обманом. Моим и его. Два дня, во время которых мы притворялись нормальными. Кажется, это было в прошлой жизни. А я до сих пор помню его глаза, когда он улыбается. Помню его запах. Тембр голоса.

Дура.

Помню его прикосновения. Ласковые и злые, жадные и грубые. Завожусь от одной мысли о них.

Дважды дура.

Но забыть все равно не могу. Мне кажется, я как муха, которая угодила одним крылом в паутину и теперь бьется, пытаясь освободиться.

На лекцию шла нога за ногу, словно продиралась через липкую вату, сковывающую каждое движение. Мимо проскальзывали другие студенты. Кто-то бодрый и веселый, кто-то сумрачный, кто-то такой же несчастный, как и я. У каждого своя история. Моя — утомила даже меня саму. Вечно на лезвии. На острие. Сбивая ноги в кровь. Кусая губы. Превозмогая.

И обвинить в этом некого. Все сама. Раз за разом — сама.

Холл, лестница на второй этаж, рой голосов вокруг, суета, а я все вижу словно на экране в замедленной съемке. Слышу отдельные слова и обрывки фраз. Они сливаются в одно — гудящее, пробирающее до дрожи в коленях. Сплошная психоделика. В памяти не остается ни того, как я поднимаюсь на нужный этаж, ни шагов по коридору. Как в трансе.

Я прихожу в себя перед дверью в лабораторию. Выныриваю с хлопком, с искрами в глазах. Сердце мечется, стучит в висках. Мне надоело.

Натягиваю на губы улыбку, прячу глубже свои страхи, свою иррациональную боль и смело захожу внутрь.

Поехали.

— О, а вот и Оса! — первое, что до меня доносится, это голос Верховцевой. 

Сучка сидит у стены. Рядом с ней Меранов. На мое появление он вообще никак не реагирует — сидит, как и сидел, задумчиво поигрывая колпачком от ручки. Снова злой удар сердца.

Я ненавижу тебя, Оса. 

Взаимно, Мерз.

— Соскучилась, что ли? — подхожу ближе и швыряю рюкзак на табуретку.

— Нет, просто надеялась, что ты, наконец, свалишь в туман и перестанешь мозолить глаза. Хреново выглядишь, кстати, — ядовито пропела она, — интересно, чем занималась, что тебя так потрепало?

Чем занималась? Трахалась с твоим парнем в раздевалке, а потом всю ночь не спала, думая об этом.

Я не произнесла этого вслух. Не смогла. Даже ради того, чтобы стереть с ее лица наглую ухмылку. Сказать о том, что снова была с Захаром — это словно признаться в своем поражении. Не могу.

— Не доросла ты еще до таких рассказов, — улыбнулась ласково, — так что сиди и тискай своего ненаглядного, а то он у тебя что-то совсем пригорюнился.

Мерз перестал щелкать ручкой и медленно поднял на меня взгляд. Тяжелый, пробирающий насквозь, до самых костей. Мне стало жарко. Во рту пересохло, в ушах зашумело. Я просто тонула в этом чертовом взгляде, захлебывалась, снова и снова вспоминая.

Ирка ничего не заметила.

— Завидно? Завидуй молча!

Завидно? Да я придушить ее готова за то, что сидит, по-хозяйски прильнув к его плечу. Это не зависть. Это ревность. Черная, злая, кровожадная. И совершенно бессмысленная.

— Конечно, завидую, — ослепительно улыбнулась блондинке, — прямо рыдаю каждый день. В перерывах между важными делами.

Внутри меня клокочет, но снаружи я все та же Оса. Наглая. Непробиваемая. С которой все, как с гуся вода. Моя маска. Мой щит. Я не умею быть слабой на людях.

От дальнейших разговоров спас телефон. Звонила Алла, приглашала в гости сегодня вечером. Я отошла в сторону, прикрывая динамик ладошкой, чтобы никто не подслушивал, а когда вернулась, преподаватель уже пришел.

— У нас сегодня последняя лабораторная. Открывайте практикум на странице сто двадцать четыре. Делитесь на пары — и вперед.

Вот и все объяснение. Этот товарищ никогда особо не заморачивался. Выдал задание и уткнулся в книгу, а дальше сами, как хотите.

— У меня нет пары, — произнесла я, — можно выполнять одной?

— Можно, но…

— Извините. Я торопился изо всех сил, но опоздал, — в лабораторию ввалился Марк. Как всегда развеселый, шальной и совсем не раскаивающийся по поводу опоздания.

— А вот и ваша пара, — улыбнулся мне преподаватель и указал рукой на парня, — видите, как здорово. Вам повезло.

— Еще как, — протянула сквозь зубы, — а можно я все-таки одна?

— Парами! — раздался глухой ответ, и на этом все. Никакого сочувствия.

Волшин тем временем плюхнулся на стул рядом со мной и, улыбаясь самодовольным котярой, произнес:

— Осипова, с тобой, что ли, лабу будем делать? Учти, я тупых не люблю!

— И как же ты тогда сам себя терпишь? — сердито уставилась на него.

— С трудом, — хохотнул парень и нагло подмигнул.

Как же мне все надоело.

***

— Мерз! — Марк гаркнул на всю лабораторию, так что я на месте подскочила и чуть не выронила из рук кювету с раствором. Меранов обернулся и хмуро посмотрел на приятеля. — Зря вчера не пришел! Здорово было.

Глава 9

Сквозь сон почувствовала чьи-то руки, нагло переворачивающие меня на спину. В моей постели кто-то был, хоть я никого и не приглашала.

— Что? — еще не совсем проснувшись, попыталась оттолкнуть от себя чужие лапы, не глядя локтем зарядила.

— Оса, уймись, — от этого голоса волна мурашек по хребту и горячий вихрь в голове.

— Мерз? — попыталась отодвинуться. — Что ты здесь делаешь?! Какого хрена ты без одежды?! Захар?! Ты пьян?

— Да замолчи ты, — рывком к себе развернул и, вцепившись пальцами в подбородок, зло впился в губы.

Я замычала, уперлась ладонями в каменную грудь, пытаясь его оттолкнуть. Второй рукой он уже задирал мою ночную рубашку, под которой не было ничего!

О, боги! Это что, вообще, происходит? Он собрался меня трахнуть? Вот так просто? Завалившись посреди ночи? Эта мысль разозлила до красных искр перед глазами, а еще отдалась какой-то сладкой судорогой, пронзившей от макушки до кончиков пальцев. Я начала брыкаться — зло, отчаянно, изо всех сил. Захар навалился сверху, так что дыхание перебило.

— Слезь с меня немедленно, — дернулась под ним в тщетных попытках скинуть с себя здоровенную тушу, а он тем временем вклинился коленом между стиснутых ног и снова навалился так, что его возбуждение весьма настойчиво уперлось мне в ляжку.

— Знала бы, как ты меня раздражаешь… — протянул, нависая надо мной.

— Мерз, отвали! Иди к своим прихлебателям, к подружкам, хихикающим от каждого слова.

— Не могу. Бесят все, к тебе хочу, — прохрипел, припадая губами к шее.

У меня мурашки побежали по спине, по груди, по рукам, устремляясь вниз, к бедрам. Он меня бесил до зубовного скрежета, я ненавидела его так люто, как только могла, но гребаное тело неистово отзывалось на каждое прикосновение мерзавца. Горело, пылало, хотело больше, здесь и сейчас. До дрожи, до судорог, до сладкой истомы в каждой клеточке. Едва смогла сжать стон, когда рукой накрыть грудь, сжал напрягшийся сосок, перекатывая его между пальцами.

— Мерз, уходи, — сделала еще одну попытку остановить его и себя. Взбрыкнула, отталкивая в сторону, но он лишь сильнее навалился, пальцами вцепился в мои бедра, к себе ближе притягивая. Я впервые пожалела о том, что ночью люблю спать в одной ночнушке, без белья, потому что каменный член уперся в промежность.

— Меранов! — мой вопль был заглушен злым поцелуем и выпит до дна.

Парень резко толкнулся вперед, входя до конца, заполняя полностью. Я что-то замычала, но жестокие губы продолжали терзать мой рот, глуша ненужные слова. Он отстранился и тут же снова толкнулся вперед, припечатывая к постели.

Как всегда, стоило нашим телам соприкоснуться — здравый смысл рассыпался, разлетелся вдребезги, уступая голым инстинктам, животному желанию обладать другим человеком. Я вцепилась ему в плечи когтями, оставляя красные полосы, впиваясь в плоть, желая причинить ему столько боли, но сколько хватит сил. Захар стряхнул с себя мои руки, обхватил запястья и вжал их в подушку над моей головой.

— Ты мне все мозги вытрахала! — прорычал, снова толкая вперед, пронзая бешенным пьяным взглядом.

— Я?! Да это ты меня преследуешь!

— На хер надо, — сильное тело ритмично двигалось, с остервенением вколачивая меня в жесткий матрас.

— Так отвали от меня! Держись подальше! — простонала, выгибаясь навстречу.

— Сил нет, — вцепился рукой в волосы и к себе дернул, вынуждая подставлять губы под поцелуи, — прибил бы, да с ума схожу, если не вижу тебя.

Он пьян. Он просто пьян и не понимает, что несет! Завтра вспомнит свои слова и сто раз пожалеет. Но тем не менее сердце дрогнуло, и где-то внутри него сжалась тугая пружина

— Просто тебя выбесило, что я не стала прятаться в душевой и рыдать, — огрызнулась, дурея от его прикосновений, — а вышла как ни в чем не бывало. Ай!

Он укусил меня за шею, тут же присасываясь, как пиявка. Доводя до исступления. Каждое его движение, каждый толчок — как инъекция чистого безумия прямо в кровь. Жар внизу живота разгорался все сильнее. Пошлые звуки соприкасающихся тел. Дурманящий запах похоти, жар прикосновений. Кожа к коже. Стонала под ним, молила не останавливаться. И было плевать на все. На то, что вел себя как последняя скотина, на то, что превратил мою жизнь в нескончаемую битву, на то, что ввалился вот так, посреди ночи злой, пьяный. На все плевать. Лишь бы не останавливался, продолжал сжимать сильными руками, зло наматывать волосы на кулак и трахать, как доступную дрянь.

Я и есть дрянь, доступная для него, всегда. Дура, не способная держать свою похоть под контролем. Но об этом я буду горевать потом, наедине с собой, а пока лишь крепче к нему прижалась, отвечая на поцелуи, подхватывая любое движение, отзываясь на каждое касание. Кусала губы, чтобы сдерживать его имя, рвущееся с губ.

— На тебя все пялились! — прорычал, вцепившись пальцами в подбородок, не давая отвернуться.

— Ты сам этого хотел, — извернулась и укусила его. 

Сильно. Не жалея. Его не надо жалеть. Его надо удавить, сжечь, а прах развеять, чтобы не отравлять жизнь!

— Да не я это придумал! — продолжал вколачиваться, как безумный, руками вцепившись в бедра, с каждым движением дергая на себя, насаживая еще сильнее. 

— Мне плевать! Ты мог это остановить. Если бы захотел! 

Перед глазами искры, и сладким спазмом сводит живот. Выгнувшись навстречу, застонала, чувствуя, как он двигается внутри, чувствуя каждый сантиметр, каждую вену, чувствуя, как напрягается член, становясь еще больше и тверже.

— Зараза, — проревел, как медведь. 

Вдавил меня в матрас, так что не вдохнуть, сделал еще несколько резких движений и замер, тяжело дыша, содрогаясь всем телом. Безумный секс двух ненормальных. Мы терпеть друг друга не могли, но и сопротивляться бешеному притяжению не было сил.

— Слезь с меня, — попыталась столкнуть его, — мне тяжело.

— Потерпишь, — он даже не шелохнулся, только сжал меня сильнее, тяжело дыша в шею.