– С ума сойти, какие тут пробки, – сказал я. – Неудивительно, что многие предпочитают метро.

Анжело недоверчиво уставился на меня.

– Зак, мы в Париже, а ты смотришь на пробки? – Он качнул головой. – Ты такой странный.

– А на что мне смотреть?

– На все. – Он обвел рукой простор вокруг нас. – В «От A до Z» написано, что отсюда вид даже лучше, чем с башни.

– Правда?

– Может потому, что отсюда видно ее саму. – Он показал на юго-восток, где стояла Эйфелева башня. Полностью освещенная, она величественно возвышалась над городом.

Я встал позади него и, закинув руку ему вокруг шеи, проговорил:

– Вид и впрямь ничего.

Он рассмеялся над тем, что, вероятно, показалось ему нелепым преуменьшением. Потом откинулся на меня. Мне была приятна его тяжесть – такая уютная и родная.

– Спасибо, Зак.

– Не понимаю, почему ты благодаришь меня. Нас привез сюда Коул.

– Я знаю, – сказал он. – Но еще я знаю, что ты поехал только ради меня.

Я поцеловал его в затылок.

– На свете нет такой вещи, которую я бы не сделал для тебя, ангел. – Если не принимать в расчет встречу с моим бывшим, неделя в Париже не была такой уж жертвой с моей стороны.

– Жаль, что сейчас все мертво, – проговорил Коул, прерывая наш момент тишины. Они с Джоном стояли в нескольких шагах от нас практически так же, как мы с Анжело – Коул впереди, а Джон сзади, – хоть и не соприкасались. – Здесь намного красивее весной.

– Тогда почему ты выбрал февраль? – спросил Джаред.

Коул взглянул через плечо на Джона, а затем, словно смутившись, отвернулся от нас.

Джон улыбнулся. Потом обнял Коула и поцеловал его в шею.

– Думаю, мы просто слишком нетерпеливы, – произнес он и рассмеялся, когда Коул игриво его отпихнул.

После Триумфальной арки мы прогулялись по Елисейским полям, время от времени заглядывая в магазинчики и галереи. Коул и Анжело, казалось, ничуть не устали, чего нельзя было сказать обо мне и о Джареде с Мэттом. В конце концов на это обратил внимание Джон. Он тихо сказал что-то Коулу на ухо, и тот удивленно оглянулся на нас, точно он забыл, что мы здесь. После этого мы снова сели в метро. Сделали последнюю остановку в кафе, чтобы быстро поужинать, и наконец возвратились в наши уютные номера.

Анжело успел принять утром душ, а я нет. Я долго стоял под струями горячей воды и клевал носом, после чего заставил себя добрести до кровати.

– Ты должен разрешить мне отложить секс до потери сознания на следующий раз, – пробормотал я.

Анжело не услышал меня. Он уже спал.


***


Утром он разбудил меня рано, и мы, как это часто бывало, занялись любовью.

В любое другое время наш секс мог быть жестким, быстрым или же грубым, но по утрам он всегда был нежным и медленным. Я целовал его плечи и шею, его запястья, его ладони. Его гладкая смуглая кожа до сих пор завораживала меня. Даже спустя два с лишним года он внушал мне благоговение, от которого дух захватывало. Я надеялся, что это никогда не изменится.

Обычно после любви он вставал, а я еще дремал час или два, но перелет сбил наши внутренние часы, и мы выбрались из постели одновременно. Оделись и, спустившись вниз, нашли остальных в ресторане.

– Что-то долго ты спал, Анж, – заметил Мэтт, и Анжело усмехнулся.

– Это ты так думаешь.

После секундного замешательства Мэтт взглянул на меня и, покраснев, сразу же отвернулся. Джаред с Коулом рассмеялись, но на лице у Джона я заметил выражение крайней неловкости. Что ж, по крайней мере я был не одинок.

Анжело подсел к Мэтту, а я вновь обнаружил себя рядом с Джоном.

– Ты еще бегаешь по утрам? – спросил он, наливая мне кофе.

– Почти каждый день, – сказал я.

– Я тоже, – сказал он. – Давай со мной, если хочешь.

Я не вполне понимал, как отношусь к его предложению. Когда-то давно совместная пробежка была нашим ежедневным занятием. После Джона у меня не было партнера по бегу до самой Коды, где ко мне один-два раза в неделю присоединялся Мэтт. Чаще всего я по-прежнему бегал один. Я оглянулся на Анжело, который, насупившись, косился на Джона. Можно было не сомневаться: он хотел, чтобы я сказал «нет».

– Ох, солнце, Заку не хочется бегать, пока он в отпуске! – пришел мне на выручку Коул. – К тому же, если взять сегодняшний день за показатель, по утрам он будет чересчур занят с Анжело. – Он усмехнулся Анжело, и тот ответил ему такой же усмешкой. Они и впрямь были даже слишком похожи.

– Я схожу с тобой, – вызвался Мэтт, и удивление, которое я ощутил, отразилось на лице Джона. Но еще он казался обрадованным.

– Отлично! – сказал он. – В компании оно перестает казаться такой уж рутиной.

К середине завтрака прибыл Джордж, перед новой встречей с которым я нервничал почти так же, как перед встречей с Джоном. Пока Коул подзывал официанта, он выдвинул стул между Мэттом и Анжело и уселся за стол. Я еле узнал его, хотя сказать, что он как-то особенно изменился, было нельзя. Он немного раздался в талии, а в его волосах добавилось седины. Но то были внешние перемены. В нем появилось что-то еще – совершенно новое, что я не мог распознать. А потом он повернулся ко мне.

– Зак! – воскликнул он, улыбаясь. – Черт возьми, что ты тут делаешь?

И тут до меня дошло. Он улыбался. Я не был уверен, видел ли подобное в прошлом.

– По правде говоря, я и сам не знаю, – ответил я, и он рассмеялся.

– Зак дружит с Джаредом, – объяснил Джон, – а Коул и Джаред знакомы еще со времен колледжа. Вот так, собственно, мы с Коулом и познакомились.

Джордж, судя по виду, еще распутывал это у себя в голове, когда Мэтт вдруг спросил:

– Джордж, вы любите «Кардиналс»?

Джордж удивленно повернулся к нему. Я начал было гадать, каким образом Мэтт догадался, но через секунду рассмотрел, что маленький логотип на поло Джорджа – это красная птичья голова, знак «Кардиналс».

– Так точно!

– Не повезло вам в плейоффе, – сказал Мэтт.

– Все знают, что «Рэмс» играют нечестно, – заявил Джордж. Он явно обрадовался тому, что нашел человека, которому можно пожаловаться. – И теперь эти ублюдки в чертовом Супербоуле. – Он выгнул на Мэтта бровь. – Ты же не фанат «Рэмс»?

– Нет, сэр. Я болею за «Чифс».

– Как и я – на этой неделе, – усмехнулся Джордж.

Тут к разговору подключился и Джаред, начав болтать что-то о пасах мимо защиты, и все трое быстро погрузились в рассуждения о футболе.

– Что ж, – пробормотал себе под нос Джонатан, – по крайней мере теперь можно не беспокоиться, что ему не с кем общаться.

В тот день мы посетили базилику Сакре-Кёр, которая находилась на вершине холма Монмартр, в самой высокой точке Парижа. Базилика оказалась огромным и чудовищно сложным белым строением. У него был один большой купол – слишком вытянутый, чтобы назвать его луковичным, но слишком изогнутый, чтобы считаться коническим – и по бокам два купола размером поменьше. Вокруг торчали башенки тоже с куполами, но маленькими, и абсолютно повсюду были арочные окна. Внутри находилось бесчисленное количество арок, а вверху, на искусно расписанном потолке, парил в окружении ангелов Иисус.

– Типу, который написал «От A до Z», здесь не понравилось, – проговорил Анжело. – Единственное, что он оценил, – вид с террасы.

– А ты что думаешь? – спросил его я.

Он повернулся ко мне с глазами, полными восхищения.

– Я думаю, она потрясающая.

– Лично я нахожу ее скорее безвкусной, – сказал ему Коул. – Завтра я отведу тебя в Сент-Шапель.

– Правда? – воскликнул Анжело со своим обычным энтузиазмом. – Это одно из мест, которые я отметил у себя в книжке. Там говорится, что витражи в этой часовне лучшие во всем Париже. А может, и в целой Европе.

– Все верно, куколка. Когда ты попадешь внутрь, то удивишься, на чем вообще она держится.

Далее мы немного побродили по улицам Монмартра. Поглазели на «Мулен-Руж» и дом, где раньше было кабаре «Черная кошка», а также посетили маленький виноградник на Рю-Сен-Венсан. Анжело любое место приводило в восторг, но для меня все выглядело одинаково. Плоские белые здания, серые тротуары и узкие улицы. Словно в лабиринте, я никогда не понимал, куда надо сворачивать, и это ужасно нервировало меня.

Обедать Коул повел нас в очередной фантастический ресторан, где мы опять просидели без малого три часа.

– Коул, – к концу обеда проговорил Мэтт, – как думаешь, есть у нас шанс найти место, где в воскресенье вечером можно будет посмотреть Супербоул? – Они с Джорджем и Джаредом явно все утро обсуждали такую возможность, поскольку сидели за столом, склонившись друг к другу, и то и дело с надеждой поглядывали на Коула.

– Лепесточек, даже не знаю.

Улыбка Мэтта была слишком натянутой, чтобы сойти за искреннюю.

– Ну, в отличие от нас всех, ты как минимум знаешь, где можно спросить. Вандербильт.

– Меня зовут по-другому.

Улыбка Мэтта стала ехидней.

– Я знаю. Но раз уж ты не обращаешься к нам по именам…

– Вот уж неправда, – сказал Коул. – Джорджа я называю по имени.

– И Зака, – добавил Анжело.

Все, кто сидел за столом, повернулись к нему, и Анжело явно стало не по себе от того, что он внезапно оказался в центре внимания.

– Что? – спросил он. – Я же прав.

Всеобщее внимание переметнулось обратно к Коулу, который, глядя на Анжело, усмехался ему с таким видом, словно тот раскрыл какую-то его потаенную страшную тайну.

Я и не замечал, что ко мне Коул обращался по имени, тогда как для всех остальных у него были придуманы прозвища. Судя по всему, этого не заметил и Джонатан.

– А ведь и правда, – сказал Джон. – Ты даже меня в половине случаев не называешь по имени. Что в Заке такого особенного?

Коул невинно распахнул глаза.

– Не знаю, солнце, – сказал он. – А тебя это беспокоит?

Джонатану потребовалась секунда, чтобы это переварить. Сперва мне показалось, что он готовится разозлиться, но потом он вздохнул и обреченно покачал головой.

Джаред смотрел на Джона с нескрываемым сочувствием на лице.

– Ты или святой, или мазохист, – сказал он, и Джон рассмеялся.

– Иногда кажется, что между ними такая тонкая грань.

Коул никак не ответил, но после того, как все отвернулись и снова принялись за еду и свои разговоры, я увидел, что он оглянулся на Джона. Он положил ладонь ему на бедро. Взглянул на Джона сквозь челку и улыбнулся.

Джон практически растаял. Накрыл своей рукой руку Коула и тоже улыбнулся ему, потом наклонился, чтобы поцеловать, но Коул у последний момент отвернулся, и поцелуй пришелся куда-то в висок. Что, однако, нисколько не обескуражило Джона.

Я сказал себе, что болезненный укол, который я ощутил, не имеет ничего общего с ревностью.

После обеда Коул повел нас к Эйфелевой башне. Пару часов мы провели, гуляя по выставкам и магазинам на втором этаже, а потом поднялись наверх. На земле, особенно в старых кварталах, мне было легко не забывать, где мы находимся, но когда я увидел Париж с высоты, его чары развеялись. Особенно когда мы посмотрели на юг, где висел смог, а за деревьями торчали современные небоскребы.

– Разве не потрясающе? – спросил Анжело.

– Как по мне, так похоже на любой другой город, – сказал я.

– Зак, да ладно тебе! Ты прикалываешься? Только представь, сколько лет всем этим зданиям. Больше, чем всему, что построено у нас дома. Подумай о том, где мы стоим. Эту башню построили больше, чем сто лет назад. Только представь, сколько людей побывало тут перед нами. Родители с детьми, другие влюбленные парочки. – Он взял меня за руку и посмотрел на меня. В его глазах сияло восторженное волнение. – Разве, стоя здесь, ты не ощущаешь себя частью чего-то огромного и волшебного? Чего-то, что тянется сквозь века? Словно ты часть истории?

– Я ощущаю себя просто очередным туристом.

То была правда, но я моментально пожалел, что не смолчал, потому что его сверкающая улыбка стала немного тусклее. Он покачал головой.

– Нет в тебе чувства романтики, Зак.

Пробыв наверху около часа, мы спустились вниз и встали на Марсовом поле, чтобы посмотреть на башню с полностью включенной иллюминацией. Это было симпатичное зрелище. Но для меня даже Эйфелева башня не могла сравниться по красоте с восторгом на лице Анжело в момент, когда он ее увидел.


***


Наутро к нам зашел Коул, чтобы забрать Анжело в Сент-Шапель. Далее они планировали осмотреть несколько небольших художественных музеев (под «небольшими» имелось в виду лишь то, что они не были Лувром). Меня, разумеется, тоже позвали, но я выбрал сон допоздна.

Проснувшись, я спустился вниз и обнаружил в обеденном зале Джорджа.

– Зак! – Он помахал мне. – Присоединяйся. Не заставляй меня есть в одиночестве.

Хотя изначально я нервничал насчет встречи с Джорджем, вчерашний день доказал, что ладить с ним довольно-таки легко, так что я был рад оказаться в компании.

– Я и не знал, что вы с Джоном все эти годы общались, – сказал он после того, как мы сделали заказ.

– Мы не общались, – сказал я. – Но два года назад мы с Анжело ездили в Вегас вместе с Мэттом и Джаредом и случайно наткнулись там на него. Именно тогда Джаред и дал ему номер Коула. – Или, быть может, он дал Коулу номер Джона. Это было неважно.

Джордж на секунду задумался и отвел глаза в сторону, а потом его лицо медленно расплылось в улыбке.

– Помню эту поездку, – сказал он. – Кто ему врезал?

– Анжело.

Он негромко хмыкнул.

– Можно было и догадаться.

– Почему вы так говорите? – спросил я.

– Готов поспорить, Джон пытался отвоевать тебя у него.

Ответа на это, похоже, не требовалось. У меня не было желания обсуждать ту поездку, и потому я спросил:

– Вы довольны, что они женятся?

– Чрезвычайно. Я счастлив за Джона.

– Вам нравится Коул?

– Я рад, что Джонни нашел его, – сказал он. – Не пойми меня неправильно – этот парень тот еще пирожок, – но я, в общем, питаю к нему самые нежные чувства. – Он усмехнулся. – Только не вздумай разболтать ему, что я так сказал. Я буду все отрицать.

– Хорошо, – пообещал я, смеясь. – Унесу ваши секреты в могилу.

– Дело в том, Зак, что он идеально подходит для Джонни. И с ним Джонни счастлив. – Мне показалось забавным, что Джордж – судя по всему, вслед за Коулом – стал называть его Джонни. – А если он счастлив, то и я вместе с ним. – Он осторожно взглянул на меня. – Прости, что я не мог так думать, когда он был с тобой.

Я пожал плечами, стараясь не обращать внимания на тяжесть на сердце. Стараясь не думать о том, что, будь его отец в прошлом немного терпимей, то Джон, возможно, не испытывал бы потребности самоутверждаться. Возможно, тогда он бы не давил на меня, и мы с ним, возможно, и по сей день счастливо жили бы вместе.

– Теперь это больше неважно, – сказал я не только Джорджу, но и себе. Тут, к счастью, подоспела наша еда, и это спасло меня от продолжения фразы.

– Знаешь, Зак, между тобой и Коулом у Джона пару раз были серьезные отношения.

Что, черт возьми, мне полагалось на это ответить?

– Я не знал, – сказал я, хотя мог бы и догадаться. Прошло, в конце концов, десять лет.

– И никто из них в его глазах не мог сравниться с тобой.

Такого я точно не ожидал.

– Как? – спросил я. – Я же оказался недостаточно хорош для него. Он потому и ушел.

– А вот так, Зак. Ты оказался недостаточно хорош, но тем не менее стал тем стандартом, с которым он сравнивал всех прочих своих мужчин. И все они проиграли тебе.

– Бессмыслица какая-то, – проговорил я.

– Напротив. Только подумай. До Коула все его отношения разваливались по одной и той же причине: он не принимал своих партнеров такими, как есть. Он хотел, чтобы он превратились в тех, кем, как он считал, они могли стать. – Я, конечно, не знал, как оно было у остальных, но ко мне это подходило.

– А Коул? – спросил я.

– А Коул оказался другим. Он был таким взбалмошным, что поначалу Джон не воспринимал его всерьез. Он не смотрел на свою связь с ним, как на настоящие отношения. Но Коул незаметно проник ему в душу, и когда все начало переходить на серьезные рельсы, Джон поступил как всегда и стал ждать, что Коул изменится. А Коул ответил, куда конкретно он может засунуть эти свои ожидания.

У меня вырвался смешок.

– Могу себе представить.

– Впервые за всю свою жизнь Джон перестал беспокоиться о том, как бы улучшить своего партнера, и посмотрел на себя. И понял, что лучший способ сделать счастливым себя – в первую очередь сделать счастливым Коула. Вот почему Коул так хорошо подходит ему. – Он взглянул на меня с вопросом в глазах. – И быть может, поэтому Анжело так хорошо подходит тебе.

Меня удивило то, что он успел так много понять.

– Думаю, что вы правы, – сказал я.

– Я все это изложил и Джонни, но он не понял меня, – проговорил Джордж. – Мой блестящий ум никогда не впечатлял его так, как следовало бы. – Он посмотрел мимо меня в сторону двери и улыбнулся. – Кстати, а вот и он.

– Меня обсуждаете, пап? – спросил Джон, садясь к нам. Тон его был полушутливым, но глаза смотрели на Джорджа серьезно.

– Обсуждали, но раз ты теперь здесь, больше не будем, – ответил Джордж без тени смущения. – Какие у всех планы на день?

– Коул и Анжело уже ушли, – сказал я.

– Мэтт с Джаредом тоже, – добавил Джон.

– Правда? – Я был удивлен и немного встревожен. Поделом мне за то, что спал допоздна.

– Мы с Мэттом бегали утром, и он сказал, что они на весь день уедут в Версаль.

– О. – Я надеялся, что мой дискомфорт от перспективы провести наедине с Джоном весь день не слишком бросался в глаза. – А вы чем займетесь, Джордж?

– Пока не решил, – сказал он, – но я приехал на три недели, так что обо мне не волнуйтесь. Наверное, просто проведу день в постели и как следует высплюсь.

Я прикинул, какие у меня имеются варианты: попытаться самостоятельно погулять по Парижу, одиноко просидеть весь день в номере или провести его с Джоном. Либо засесть в баре и вусмерть напиться. Но, как оказалось, выбор сделали за меня.

– Зак, я забронировал для нас экскурсию на виноградники, – сказал Джон, и я не смог понять, что за чувство разлилось у меня в груди: страх или радость. – Знаю, это было несколько самонадеянно, но ты спал, а времени было в обрез. Это частная экскурсия по трем прованским виноградникам. Выезд приблизительно через час, а вернемся мы к ужину.

Мой завтрак внезапно попросился назад, однако я усилием воли заставил себя улыбнуться.

– Здорово. – По крайней мере теперь у меня появился идеальный предлог для того, чтобы напиться.


***


Экскурсия прошла одновременно и лучше, и хуже, чем я ожидал. Нам с Джоном всегда было легко общаться друг с другом, и как только я сумел немного расслабиться, мы с ним разговорились. Он спрашивал меня о семье и о Коде. Рассказывал о смерти матери и о том, как расцвели его отношения с Джорджем.

Мы ни разу не заговорили об Анжело. И ни разу не заговорили о Коуле.

К середине первой экскурсии я почувствовал, что все между нами почти пришло в норму. Что бы эта «норма» ни значила. Было на удивление легко вернуться к старым привычкам, и все же некоторые неуловимые мелочи лишь подчеркивали, насколько все теперь по-другому. Он по-прежнему открывал для меня двери, но без прикосновения к пояснице, когда следовал позади. Он по-прежнему склонялся ко мне, когда что-нибудь говорил, но стоял при этом чересчур далеко. И он по-прежнему тянулся ко мне, чтобы привлечь внимание, но всегда останавливал руку на полпути.

Что самое ужасное, я обнаружил, что мне всего этого не хватает. Мне всегда нравилось, когда он притрагивался ко мне на людях, пусть и самым обычным образом. Мне нравилось, что при разговоре он склонялся ко мне, отчего любой разговор сразу становился интимным.

На втором винограднике нам подали легкий обед, которого оказалось недостаточно, чтобы нейтрализовать все перепробованное нами вино. Алкоголь сделал границы нечеткими. Размыл черту между «сейчас» и «тогда». Я обнаружил, что мне хочется преодолеть пропасть, которая пролегла между нами. Я хотел шагнуть ближе. Я поймал себя на том, что хочу прикоснуться к нему, и мне пришлось вступить в борьбу с желанием делать вещи, которые я делал, когда мы были вместе, например взять его за запястье, которое лежало на столе между нами, или нарочно подтолкнуть его коленку своей, когда он сидел рядом в баре.

Сражаясь с собой, я то и дело проигрывал. К третьему винограднику возникло ощущение, что я заигрываю с катастрофой.

Мы стояли у бара в дегустационном зале. Кроме нас, там не было ни души, если не считать молодой женщины, которая разливала нам на пробу вино. Снаружи было промозгло, серо и холодно, а внутри – тепло и уютно. Зал был небольшим и уединенным. В углу в камине потрескивали дрова, и мы сняли пальто и шарфы.

Джон облокотился на барную стойку рядом со мной.

– Мне кажется, шардоне переоценено, – сказал он. – Что скажешь?

Я понимал, что стою слишком близко. Что слишком часто смотрю на него. В глубине души я знал, что это неправильно, но мне нравилось видеть в его глазах признательность, когда я так поступал. Даже спустя столько лет мне было нужно его одобрение. Я хотел сделать его счастливым.

– Кажется, я так напился, что перестал различать разницу.

Он рассмеялся, и когда я поднял глаза, то увидел, что он напряженно за мной наблюдает. А потом он сам придвинулся ближе. Положил мне на поясницу ладонь и наклонился до опасного близко.

– Спасибо, что согласился поехать со мной, Зак.

Мое сердце внезапно заколотилось, и я ощутил легкое головокружение.

– Это была хорошая идея.

– Мы всегда собирались съездить на виноградники, – произнес он, и его ладонь сместилась чуть выше. Наклонился ли я к нему сам, когда он так сделал, или меня качнуло от выпитого вина? – Столько раз разговаривали о том, как отправимся в Калифорнию.

– Жаль, что этого не случилось. – В тот момент я ни кривил душой. Дело было не в сожалении о том, что мы больше не вместе. Просто мне хотелось, чтобы у меня сохранилось больше хороших воспоминаний, нежели неприятных.

Он пристально смотрел мне в глаза. Было бы так просто поцеловать его. И снова в нем раствориться. Не потому, что у меня остались чувства к нему, просто внезапно мне отчетливо вспомнилось, как хорошо это было, когда я любил его.

А потом я вспомнил об Анжело, и мне немедленно стало стыдно. Я безраздельно любил его. Меньше всего на свете я хотел причинить ему боль. И когда я взглянул на Джона, то увидел в его глазах отражение своего чувства вины. У меня не было ни малейших сомнений, что он думал о Коуле.

Мы оба уставились в пол, словно могли увидеть там зияющую пропасть потерянных лет.

А потом оба сделали по шагу назад.


Глава 5

Мэтт


Мы с Джаредом спустились к ужину первыми. Анжело пришел несколькими минутами позже. Он вел себя как ребенок, ерзал на стуле, и было видно, что его прямо-таки распирает от желания поговорить.

– Ты чего? – спросил я.

Его широченная улыбка подтвердила мою догадку. Он умирал от искушения чем-то поделиться со всеми, однако в ответ на мой вопрос покачал головой.

– Потом скажу, – ответил он. – Сначала расскажу Заку.

– Куда сегодня ходил? – спросил его Джаред.

Очевидно, на эту тему он говорить мог, поскольку немедленно пустился с энтузиазмом описывать, по каким церквям и музеям водил его Коул.

Потом пришел Зак. Даже мне было видно, что он ведет себя странно – и не только оттого, что он был слегка пьян. Он заметно нервничал и был чем-то подавлен, хотя наклониться и поцеловать Анжело не забыл.

– Хорошо провел время? – спросил его Зак.

Глаза Анжело практически засияли, когда он поднял их на Зака, но он ответил только лишь:

– Угу. А ты? Чем занимался?

Зак слегка покраснел и, уклоняясь от его взгляда, начал перебирать столовые приборы.

– Мы с Джоном ездили на экскурсию по виноградникам.

Улыбка сошла с лица Анжело, и его брови слегка опустились.

– Вдвоем?

Зак наконец посмотрел на него, и что бы ни стояло у него в глазах – злость или стыд, я точно не разобрал, – однако его ответ прозвучал воинственно.

– Джаред и Мэтт были в Версале, а ты ушел с Коулом. Что мне оставалось делать? Сидеть весь день в номере?

Анжело, ничего не сказав, отвернулся, а мы сочли своим долгом уткнуться в меню, хоть оно и было написано на французском, и мы не понимали ни слова. Я невольно пожелал, чтобы пришел Джордж – или даже Коул – и разрядил обстановку. К сожалению, следующим появился Джон, и я ощутил, как воздух вокруг нашего столика сгустился от напряжения.

– Коул спустится через минуту, – сказал он, обращаясь сразу ко всем, а потом повернулся к Анжело: – Можно поговорить с тобой наедине?

Все удивились и в первую очередь – Анжело. Он оглянулся на Зака, и я задумался о том, было ли в его глазах обвинение, или мне померещилось. Зак пожал плечами, и Анжело, вздохнув, опять повернулся к Джону.

– Конечно, – сказал он и вслед за Джоном отошел в другой конец помещения.

Нам всем было интересно, что происходит, и мы уставились на них, как на гвоздь вечерней программы. Говорил в основном только Джон. Сначала выражение на лице у Анжело стало шокированным, затем сердитым, затем смущенным, и во мне закипело невероятное любопытство. Наконец он сложил руки на груди и с категоричным видом покрутил головой. Джон вздохнул. Сказал что-то еще, а потом дал Анжело что-то – визитку? – и они вернулись за стол. Ни один из них не проронил ни слова. Они даже не смотрели на нас.

К вопросу о неловких ситуациях.

– Твой отец придет ужинать? – наконец спросил я у Джона главным образом затем, чтобы прервать натянутое молчание.

– Сегодня нет, – сказал Джон. – Перелет его вымотал.

– Жаль, – расстроился я, причем совершенно искренне, потому что в настоящий момент предпочел бы разговаривать с Джорджем, а не с Джонатаном или Заком.

Прибыл Коул – неугомонный, болтливый и как всегда раздражающий. Меня по-прежнему от него выворачивало, однако при всем своем отношении я был вынужден признать, что, когда он сел, весь стол с облегчением выдохнул. Надо было отдать ему должное: он умел создавать легкую атмосферу.

Он подозвал официанта и заказал для нас по ощущению половину меню, после чего они с Джаредом с головой ушли в разговор о том, что стало с их университетскими знакомыми. Я попытался было разговорить погруженного в задумчивость Анжело, но, получив ряд односложных ответов, сдался и оставил его в покое. А потом поймал себя на том, что наблюдаю за Джоном и Заком.

Они уже давно казались мне похожими на магниты. Их то притягивало, то отталкивало друг от друга, будто они не смогли бы сблизиться, даже если бы попытались. Сегодня за ужином это мое впечатление лишь укрепилось. В некоторые моменты я мог поклясться, что они снова стали любовниками, в другие казалось, что они на дух друг друга не переносят, но в каком бы моменте они ни находились, бесспорным было одно: между ними бурлила энергия.

Я смотрел, как они склоняются друг к другу, а потом – за миг до того, чтобы соприкоснуться – поворачиваются к своим партнерам, словно надеясь, что те их спасут. Я гадал, правда ли Коул не чувствует этого, или же он просто держит лицо. Я покосился на Анжело. Он сидел и смотрел в тарелку. Я был готов его стукнуть. Мне хотелось сказать, чтобы он очнулся и обратил внимание на то, что происходит с ним рядом. В любое другое время он бы заметил. В нем проснулись бы те же подозрения, которые одолевали меня. Но сегодня он был чересчур поглощен своими мыслями и не осознавал, что Зак не в себе. Я мысленно сетовал на то, что Зак выйдет сухим из воды, но потом он оглянулся на Анжело, и по выражению его глаз я понял, что больше всего на свете он хочет увести Анжа наверх, подальше от Джона.

Рядом со мной раздался громкий хохот, и я, обернувшись, увидел, что Коул и Джаред по-прежнему поглощены своим разговором.

– Ох, дорогой, ну кто же знал, что у него аллергия на арахис? В любом случае, поделом ему было после всего, что он сделал с Терри…

– Что? – еще смеясь, воскликнул Джаред. – Ну нет. Я считаю, Терри получил по заслугам!

– Сладость, ты так говоришь только из-за того, что случилось с соусом для барбекю.

– Нет, эту выходку я простил, но воздушный шарик с водой стал последней каплей.

Коул рассмеялся. Потом за руку притянул Джареда поближе к себе и что-то вполголоса сказал ему на ухо, а Джаред снова захохотал. По какой-то непонятной причине я не мог оторвать от них завороженного взгляда. Они взаимодействовали друг с другом с непринужденностью старинных друзей или братьев. Да, Коул притрагивался к Джареду – и часто, – но я начал понимать, что он делает это неосознанно. Просто это было заложено в его природе, и с Джаредом он ощущал себя достаточно раскрепощенно, чтобы не сдерживаться. Джаред в присутствии Коула оживлялся, и, разговаривая, они много смеялись, но Джаред к нему ни разу не прикоснулся. Как и, похоже, ни разу не обратил внимания на то, что к нему прикасается Коул.

Позабыв обо всем на свете, они пили вино, смеялись и просто хорошо проводили время друг с другом.

Отвернувшись от них, я посмотрел туда, где Зак и Джон все продолжали свой странный, напряженный, магнетический танец.

И в этот момент на меня обрушилась правда – с такой силой, что я немного оторопел: Коул на самом деле не представлял для меня угрозы.

Конечно, рациональная часть моего сознания знала об этом всегда. Но я почему-то все равно ревновал. Я был убежден, что каждый раз при встрече с Коулом Джаред вспоминает то, чем они занимались в постели. Я боялся, что он скучает по сексу с ним.

Понаблюдав за ними сегодня, я понял, что между ними нет ничего, кроме дружбы. В отличие от Зака и Джона – которые, казалось, остро ощущали присутствие друг друга, постоянно кружили друг вокруг друга, постоянно перехватывали взгляды друг друга, а потом отворачивались, – взаимодействие Джареда и Коула было, за неимением лучшего выражения, совершенно обычным. Между ними не существовало ни малейшего напряжения. Джаред вел себя с Коулом точно так же, как я вел себя с Анжело или он сам с Заком – абсолютно непринужденно.

– Эй, – позвал я Джареда, когда в их с Коулом разговоре возник небольшой перерыв. Он повернулся ко мне, и улыбка на его лице внезапно сменилась стыдом. Он забыл, что я здесь, и теперь чувствовал себя виноватым. Я этого не хотел. – Я пошел спать, – сказал я ему.

– Извини… – начал он было, но я его перебил.

– Не надо. Я просто устал. – Вообще, «устал» это было еще мягко сказано. Более точным словом было «измотан». – И, кроме того, ты отлично проводишь время.

– Я приду через пару минут.

– Не спеши, – проговорил я. – Ты нечасто с ним видишься. Пообщайтесь, пока есть такая возможность.

Он оглянулся на Коула, который демонстративно не слушал наш разговор, потом снова посмотрел на меня. На его лице появилась смесь облегчения и недоверия.

– Ты сердишься?

– Нисколько, – ответил я. В его глазах еще осталось сомнение, и тогда я потянул его за волнистую прядь – просто потому, что знал, что это заставит его улыбнуться.

– Ты уверен? – спросил он.

– На все сто процентов. – Я поцеловал его в щеку. – Все хорошо, – шепнул я ему на ухо. – Обещаю.


Глава 6

Зак


На протяжении всего ужина Анжело вел себя по-странному замкнуто. Мои попытки завести с ним разговор были такими же безуспешными, как и попытки Джона привлечь внимание Коула, так что в итоге мы с Джоном обнаружили, что каким-то образом оказались заперты в нашем собственном маленьком мире. Откуда, как я подозревал, хотелось выбраться нам обоим. Мэтт все сверлил нас подозрительным взглядом, и я невольно пожелал, чтобы он снова переключился на свою ревность к Коулу. Встать наконец-то из-за стола было большим облегчением.

Я пошел за Анжело к выходу из обеденного зала, потом через лобби к лифтам. С каждым шагом, отдалявшим меня от Джона, с моей груди словно снимали фунт веса. Стоило мне перестать видеть его перед собой, и я почувствовал, что впервые за целый день могу свободно вздохнуть. Я не любил его – по крайней мере, уже – и точно знал, что и он не любит меня. Он любил Коула. Практически боготворил его, как я боготворил Анжело, и то, что произошло между нами во время экскурсии, было вызвано алкоголем и ностальгией – и ничем иным.

Я больше не хотел проводить с ним ни единого дня. Сильнее всего мне хотелось взять Анжело, улететь из Парижа и вернуться с ним в Колорадо – в нашу нормальную жизнь.

В лифте мы с Анжело были одни, поэтому, как только двери закрылись, я притянул его к себе и зарылся лицом в его волосы. Потом приподнял его футболку и провел ладонью по гладкой коже спины, упиваясь знакомым ощущением его стройного тела.

– Я так сильно люблю тебя, – проговорил я и ощутил правдивость этих слов всем своим существом. Меня терзало то, что из-за Джона я смог забыть о своей любви к Анжело, пусть это и длилось всего один миг.

– Зак, ты в порядке? – спросил он мне в грудь. – Ты ведешь себя странно.

Я рассмеялся и обнял его покрепче.

– Как и ты.

Прежде, чем Анжело успел мне ответить, лифт, звякнув, объявил о прибытии на наш этаж, и я его отпустил. Следуя за ним к нашему номеру, я всю дорогу думал о том, как сильно мне хочется обнять его, поцеловать, заняться с ним любовью. Я хотел раствориться в своем благоговении перед ним и забыть все, что произошло после сегодняшнего утра. Но когда мы зашли в номер, он воспротивился моим попыткам притянуть его ближе.

– Зак, потом, – сказал он, увернувшись. Потом отошел в другой конец комнаты и с испуганными глазами повернулся ко мне. – Сначала мне надо кое о чем поговорить с тобой.

Я вздохнул и, хотя мне очень хотелось посрывать с него всю одежду, приказал себе потерпеть.

– Расскажешь, о чем вы там спорили с Джоном?

– Мы не спорили, – сказал он. – Ну, не совсем… – Он замялся, явно выбирая слова. И в итоге выбрал такие: – Мне надо сказать тебе одну вещь.

– Хорошо.

Следующая фраза стоила ему немалых усилий.

– Сегодня произошло кое-что важное.

– С Коулом? – спросил я, задавшись вопросом, уж не вышло ли так, что они каким-то образом очутились в постели – хотя Джон при разговоре с Анжело выглядел всего лишь растерянным и смущенным, а не разъяренным, каким он бы стал, если бы Коул ему изменил.

– Нет, не с Коулом. Я имею в виду, в часовне.

– Ты обрел Бога? – пошутил я, улыбаясь, но он не улыбнулся в ответ.

– Не знаю, Бога ли, – сказал он, – но что-то точно обрел.

И только тогда я понял, насколько он был серьезен. Анжело было нелегко открываться – даже передо мной. И сам факт, что он пытался что-то до меня донести, говорил о важности его слов. Я отодвинул мысли о том, чтобы раздеть его, в сторону. Сел и сказал:

– Я слушаю.

– Зак, Сент-Шапель изумительна.

– Да, я слышал.

– Ты знал, что ее называют шкатулкой с драгоценностями?

– Нет.

Он кивнул. Его взгляд, пока он вспоминал, стал расфокусированным.

– Именно так я и ощутил себя, Зак. Как в шкатулке с драгоценностями. Или в волшебном замке. – Покраснев, он коротко взглянул на меня, проверяя, не засмеялся ли я, и, увидев, что нет, снова заговорил, уже намного уверенней. – Снаружи этого и не скажешь, но внутри она оказалась невероятной. Там словно вовсе не было стен. Одни витражи. Она выглядела словно сплетенной из кружева.

– Коул сказал, что когда ты увидишь ее, то удивишься, на чем вообще она держится.

Он кивнул.

– Он прав. Даже не верится, что ее построили люди.

– Так что произошло?

– Я стоял там и разглядывал окна. Коул где-то ходил, общался с типом, который делал для нас экскурсию. Народу было еще немного. И вдруг мне показалось, что там есть только я. – Он резко умолк и посмотрел на меня. В его глазах светился восторг и благоговение. – Только я, Зак, – повторил он.

Момент определенно был ключевым, и все же я не уловил его смысл.

– Я не понимаю тебя, – признался я.

– Я был единственной вещью в той шкатулке с драгоценностями.

Я не ожидал услышать в его голосе дрожь. Не потому, что он никогда не плакал. Напротив, он не раз проливал в моем присутствии слезы, и стыдился их, каждый раз. Он считал слезы слабостью. Он всю свою жизнь держал эмоции под контролем и не позволял никому их увидеть. С остальными людьми инстинкт заставил бы его броситься в нападение, или отшутиться, или просто уйти. Будь в номере кто-то еще, он совладал бы с эмоциями. Но со мной он уже давно, сам того не желая, отбросил всякую осторожность и едва ли у него получилось бы восстановить ее заново. Когда мы были вдвоем, он не мог остановить поток своих чувств. И тем не менее его поведение подсказало мне, что произошедшее в Сент-Шапели – чем бы оно ни было, – затронуло его до крайности глубоко.

– Продолжай, – сказал я.

– Зак, я знаю, что со мной нелегко.

Резкая смена темы застала меня врасплох.

– Что ты имеешь в виду?

– Я недостаточно хорош для тебя. И никогда не был хорош.

– Это неправда.

– Правда. Я всегда это знал. С самого первого дня. Со мной можно рехнуться. И я столько времени держу тебя на расстоянии.

– Уже не на таком большом, – сказал я. – И я всегда тебя понимал.

– Это несправедливо по отношению к тебе, Зак, – проговорил он, глядя в пол. – И должно закончиться.

Закончиться? Мое сердце гулко заколотилось.

– Анж, о чем ты?

– Пора мне перестать притворяться.

Хорошо, что я сидел, потому что у меня вдруг отказали ноги. Все былые сомнения насчет его занятий онлайн разом затопили меня, не давая дышать и утягивая на дно.

– Анжело, – хрипло выдавил я, – ты жутко меня пугаешь.

– Я собираюсь прекратить так с тобой поступать, – сказал он.

У меня тряслись руки, и я никак не мог заставить свой голос работать.

– Ты что, бросаешь меня? – наконец спросил я, хоть и боялся услышать ответ.

Его голова дернулась вверх, а глаза стали огромными и изумленными.

Нет!

В мгновение ока волна отступила, и я снова обрел способность дышать. Сделав глубокий глоток воздуха, я призвал свое сердце перестать колотиться так часто.

– Зак, с чего вообще это пришло тебе в голову? – спросил он.

– Ты сказал, это должно закончиться, – ответил я, чуть ли не смеясь от облегчения.

– Я не имел в виду нас!

– Господи, Анж, по твоей милости меня сейчас хватит инфаркт! – Он встревоженно уставился на меня, и я махнул рукой. – Продолжай. Я уверен, что паника скоро утихнет, – попытался я пошутить, но шутка не получилась. Он по-прежнему выглядел озабоченным, и ему потребовалась минута на то, чтобы снова заговорить.

– В общем, – наконец сказал он, – я хочу сказать, что после Вегаса стал переживать, что не заслуживаю тебя…

– Анжело, ты…

– Зак! – рявкнул он. – Дай мне закончить!

Мне стоило колоссальных усилий не возразить, однако я сделал глубокий вдох и все-таки умудрился сказать:

– Извини. Продолжай.

Его раздражение из-за того, что я перебил его, улеглось, и он опять стал выглядеть робким и неуверенным.

– Короче, я пытаюсь сказать, что единственный способ перестать гадать, когда ты встретишь парня, которого заслуживаешь, это стать таким самому.

– Анжело, ты уже такой парень.

– Нет, Зак. – Он помотал головой. – Я всего-навсего парень, которого ты любишь.

Я не вполне понимал, куда он клонит, но мне было все равно. Облегчение от того, что он не бросает меня, было так велико, что остальное не имело значения. Я подошел к нему и взял его лицо в ладони. Потом отвел его волосы в сторону, чтобы увидеть глаза.

– По крайней мере в последнем ты прав: ты парень, которого я люблю.

– Когда мы вернемся домой, я собираюсь начать быть и тем, и другим.

– Я надеюсь, ты знаешь, что тебе не нужно меняться ради меня. Ни в чем.

Я чувствовал, что он дрожит, и его голос прервался, когда он спросил:

– А если я сам хочу измениться?

– Тогда я помогу тебе всем, чем смогу.

– Я знаю, ты все гадаешь, что я там делаю в интернете.

Только я начал поспевать за ходом его мыслей, как он опять сменил тему – как всегда, неожиданно для меня.

– Мне было любопытно.

– Я боялся, ты станешь смеяться надо мной.

– Я постараюсь сдержаться.

Ему потребовалась секунда и глубокий вдох на то, чтобы набраться смелости. А потом он сказал:

– Я хочу вернуться в школу.

Я и впрямь чуть было не рассмеялся, но не по той причине, которую он ожидал. После всего, что накопилось у меня в голове – после всех моих страхов, что он встретил кого-то другого или искал другую работу, или хотел найти свое собственное жилье, – известие о том, что на самом деле им двигало безобидное желание закончить образование, стало для меня неописуемым облегчением.

– Анж, почему ты не рассказал мне сразу?

– Потому что тогда мне пришлось бы начать. А если не начинать, но невозможно и провалиться.

Все оказалось так просто. И тем не менее, многие ли были способны отважиться на такое признание хотя бы себе, не говоря уже о ком-то еще? Для этого требовался впечатляющий запас жизненной мудрости, и я в который раз поразился, насколько умным на самом деле он был. Ему не хватало уверенности, и он восполнял ее недостаток бравадо, но подо всем этим он был очень умным. Возможно, умнее всех нас.

– Ты не провалишься, – сказал я. – Только не в том случае, если ты чего-то хочешь по-настоящему.

– Я могу поехать в Лонгмонт, чтобы сдать тесты за среднюю школу. У них там есть и подготовительный семинар. А потом смогу кучу всего делать онлайн.

– Здорово.

– А если у меня все получится… – Он снова заколебался, и на его щеках проступила краска. – Я хочу пойти в настоящую школу.

– Как CU?

От моих слов он немного вжал голову в плечи.

– Куда-нибудь попроще, – сказал он. – Я думал, может, в UNC в Грили. (Университет Северного Колорадо – прим. пер.)

– Ты хочешь, чтобы мы переехали в Грили?

Он стал выглядеть еще неуверенней.

– Может быть.

Я не был уверен в своих чувствах по этому поводу – в свое время Грили не впечатлил меня, но я не был там больше десяти лет. За это время он, как и большинство городов вдоль Передового хребта, вырос и изменился. Плюс от того, о чем говорил Анжело, нас отделяло два или три года. Чутье подсказывало мне, что дольше этого срока наш видеопрокат в Коде все равно не продержится. У нас было предостаточно времени на построение планов.

– Что ты хочешь изучать в UNC?

– Не знаю пока, – пожал он плечами. – Не то чтобы я хотел стать бухгалтером, типа Джона, или кем-то еще. Просто… – Он опять смущенно умолк. – Просто я хочу чему-нибудь научиться.

– Что совершенно нормально, – заверил я Анжело, и он немного расслабился. – Но ты так и не сказал мне, что произошло у вас с Джоном.

– Я уже давно думал о том, чтобы вернуться в школу, но не был уверен, получится ли у меня, а пробовать было страшно. Короче, сегодня мы были в часовне. Коул и я. И я стоял посреди шкатулки с драгоценностями. И это было типа как… озарение, что ли. Потому что внезапно я понял, что у меня все получится. И я так обрадовался и захотел поделиться с тобой, но тебя не было, и я сказал Коулу. – Он встревожено замолчал. – Ты сердишься на меня?

– За что?

– За то, что я сказал Коулу раньше тебя.

– Я не сержусь, – успокоил я Анжело. Да, он сказал Коулу первым, но не потому, что доверял ему больше, чем мне. Просто в тот момент Коул находился с ним рядом. – Но я по-прежнему не понимаю, как тут замешан Джон.

– В общем, когда мы вернулись, Коул, видимо, переговорил с ним. Джон ведь его бухгалтер. Ты знал? – Я не знал, но это выглядело логично. – И Джон пришел ко мне. Сказал, что Коул сказал ему, что хочет оплачивать мою школу. Он попросил Джона открыть для меня счет.

– С ума сойти!

– Я сказал, что не надо.

С ума сойти!

– А Джон ответил, что понимает, почему я не хочу брать у Коула деньги, пусть он и может позволить себе, не моргнув глазом, отправить меня учиться хоть десять раз. Но еще он сказал, что может оформить все как заем, а я потом все верну. Он даже сказал, что можно назначить процент, если от этого мне станет легче.

– Это просто фантастика!

– Но все равно, я не знаю… – проговорил он. – Как-то неправильно брать их, даже взаймы. – Отказ от денег был благородным шагом. Правда, я сам на его месте вряд ли проявил бы подобное благородство. – Джон сказал, есть и другие заемы, и что он поможет мне с документами. Он сказал, чтобы я все обдумал и позвонил ему, когда буду готов.

– Как здорово!

– Но опять же, я не знаю, стоит ли пробовать самому, или это попросту глупо.

– Всему свое время, – сказал ему я. – Можно начать с общественного колледжа. Это даст нам пару лет на то, чтобы принять решение насчет остального. – Я снова привлек его к себе и поцеловал в макушку. – Мы со всем разберемся.

Я чувствовал, что ему нужно было услышать именно это. Его глаза стали ясными, яркими, и он с видимым облегчением улыбнулся.

– Я люблю тебя, – сказал он.

Я знал о его чувствах ко мне, и все же он до сих пор очень редко оказывался способен произнести эти слова. И сегодня в них прозвучало больше уверенности, чем когда бы то ни было прежде.

– Ты мой север, – сказал я, и он рассмеялся.

– Зак?

– Да?

– Заткнись и поцелуй меня.

И меня не пришлось просить дважды.


***


На следующий день мы отправились в Лувр. Анжело был невероятно взволнован. У него был составлен список картин, которые он хотел посмотреть, и я подозревал, что мне повезет, если я смогу за ним поспевать.

Лувр оказался совершенно безумным местом. Музеи просто не имели права быть настолько большими. Первым делом мы удостоверились, что у всех нас есть мобильные номера друг друга, потому что не потеряться было решительно невозможно. Затем выбрали место встречи – одно из близлежащих кафе. И наша экскурсия началась.

Мэтт, Джаред и Джордж пошли в одну сторону, Коул, конечно, повел Анжело на что-то смотреть (я не понял, на что), и я с крайним испугом обнаружил, что остался с Джонатаном вдвоем.

В неловком молчании мы побрели за Анжело с Коулом. Они двигались быстро, не задерживаясь надолго ни у одной из картин. Оба были красивыми – правда, каждый по-своему, – и, вне всяких сомнений, получали от компании друг друга огромное удовольствие. Время от времени Анжело оглядывался на меня, и я замечал, как Коул и Джон обмениваются игривыми взглядами. Они, впрочем, не были расположены сбавлять шаг ради нас, но мы с Джоном все равно не увлекались искусством.

– Они так похожи, правда? – наконец прервал он молчание между нами.

Я думал ровно о том же.

– Да, очень.

– И все-таки, – проговорил он с замешательством, – они абсолютно разные. – Я, разумеется, понял, что он имеет в виду. Анжело не был ни женственным, ни жеманным. А Коул – тут можно было не сомневаться – ни разу в жизни не надевал военных ботинок.

– Джаред сказал, что отец Коула умер, а с матерью он не ладит?

– Она практически с ним не общается.

– Потому что он гей?

Он покачал головой.

– Нет. Потому что она эгоистичная стерва. Он, естественно, пригласил ее. Если б он устраивал огромный прием, где ее могли бы увидеть, то она, может, и появилась бы. Но ради чего-то скромного – нет. Она заявила, что занята. Слишком занята для того, чтобы побывать на свадьбе своего единственного сына. – Он мельком взглянул на меня. – Я еще ни разу с ней не встречался, – добавил он, – но не уверен, что смогу оставаться вежливым, если это произойдет.

– А вот Анжело не знал своего отца, – сказал я. – Он ушел еще до его рождения. Потом, когда он был совсем маленьким, ушла и его мать. Он вырос в приемных семьях. – Я сам не знал, зачем я все это рассказываю, но оно могло помочь объяснить родство душ Анжело с Коулом, а также отвлечь меня от мыслей о других вещах. – Она разыскала его всего пару лет назад. Он пытается относиться к ней непредвзято, но до конца так и не простил ее. – В прошлом году Лиззи без ведома Анжело пригласила Ниту на Рождество – видимо, представив себе трогательное воссоединение у елки рождественским утром. Но этого не случилось. Несмотря на то, что Анжело перенес инцидент лучше, чем я ожидал, было очевидно, что он не готов забыть, как двадцать лет назад она его бросила.

Джон устремил взгляд вперед – туда, где Анжело с Коулом стояли бок о бок и, склонив головы, обсуждали какое-то полотно.

– Тебе не кажется странным, что в итоге мы оказались с мужчинами, которые настолько похожи? – спросил Джон, повернувшись ко мне. Такая мысль возникала и у меня, но меня удивило, что он высказал ее вслух. Этот вопрос подступал до опасного близко к той пустоте внутри нас обоих – к пустоте, которая когда-то давно была нами. – Мне кажется, – продолжил он дрогнувшим голосом, – это многое объясняет.

Нервный взгляд его глаз умолял меня о каком-нибудь объяснении, но я отвернулся, так и не дав ему никакого ответа. Не то чтобы у меня его не было. Просто я был самым обыкновенным трусом.


***


Несколько часов в Лувре вымотали меня до предела. Все смешалось, одна картила сливалась с другой. «Мона Лиза» и та разочаровала меня, поэтому, когда день наконец-то закончился, я с облегчением выдохнул.

Ужин в тот вечер прошел куда веселее. В отличие от ресторанов дома, местные официанты не торопились приносить напитки или еду. Фактически, они вообще никуда не торопились. А еще не совали никому под нос чек в момент, когда подавали десерт. Долгие трапезы считались здесь чем-то само собой разумеющимся, и мы провели за столом не один час.

Коул, очевидно, почувствовал, что проще будет заказать за нас всех самому, и на столе появлялись все новые и новые блюда, а также бутылки с белым и красным вином.

– Зак, для тебя я выбрал испанское гран резерва, – сказал Коул. – Я знаю, что Джонни нравится кьянти, но, думаю, один вечер он сможет и потерпеть. – Мне показалось странным то, что Коул знал, какое вино я люблю, и когда я перевел взгляд на Джона, то увидел, что он этим смущен. Что, конечно, не помешало мне насладиться вином.

– Еда изумительна, – сказал Мэтт, и все согласились. Все, кроме Джона.

– Ничего особенного, – сказал он, улыбаясь Коулу. – Коул готовит намного вкуснее. Нам надо как-нибудь попросить его нас накормить.

Коул усмехнулся ему.

– Ты каждый раз так говоришь, – сказал он, но было видно, что он польщен.

Мэтт удивил меня тем, что напился немного сильнее обычного. В нормальном состоянии он был сдержанным и необщительным, но алкоголь раскрепостил его. Он больше смеялся. Чаще позволял себе притронуться к Джареду. Только что он обсуждал с Джорджем футбол, а в следующую минуту зашептал что-то Джареду на ухо, захватив в кулак пригоршню его волос. Джордж сидел рядом с ним с совершенно ошарашенным видом. Он изумленно оглянулся на Джона.

– Ты провел с ними весь день, – с шутливым недоверием произнес Джон, – но так и не догадался?

– Я думал, они друзья, – сказал Джордж.

– Мы друзья, – сказал Джаред. – Просто такие друзья, которые много-много времени проводят вместе в постели. – Мэтт рассмеялся, не отрывая губ от его шеи. Одна его рука переместилась к Джареду на бедро. Он сильнее потянул его за волосы и что-то тихо сказал ему на ухо, отчего глаза Джареда сами собой закрылись, а щеки стали пунцовыми.

– Господи боже, куколка, – воскликнул Коул, – да ты вогнал его в краску!

Мэтт отстранился от Джареда и, хотя его щеки слегка покраснели, встретил взгляд Коула с насмешливой улыбкой.

– Это ты мне? – спросил он с идеальной интонацией Роберта Де Ниро.

– А кому же еще?

– Я думал, Анжело.

Брови Анжело удивленно приподнялись – как и брови Коула.

– Это не Анжело карабкается прямо за столом к Джареду на коленки, – сказал Коул.

– Я знаю, – ответил Мэтт, – но ты сказал «куколка», а куколка это Анжело. – Он ухмыльнулся. – Я лепесточек, забыл?

На мгновение Коул начисто утратил дар речи – что, как я подозревал, случалось не особенно часто. Рот у него открылся, но он, по-видимому, понятия не имел, что сказать. А потом его лицо будто раскрылось – с него словно в один миг спáла маска, обнажив то яркое и беззастенчиво довольное, что скрывалось под ней, – и он расхохотался.

Его смех был легким, мелодичным и женственным, но на все сто процентов искренним.

– Господи боже, да у тебя и впрямь есть чувство юмора! А я-то все это время считал, что Джаред выдумывает!

– Я же тебе говорил, – сказал Джаред. Краска еще не сошла с его щек, и по тому, как он смотрел на Мэтта, было понятно, что он предпочел бы, чтобы Мэтт продолжал шептать ему на ухо.

– Мэтт классный, – сказал Анжело Коулу, но, говоря это, он подмигивал Мэтту. – Просто ты бесишь его больше всех людей на планете.

– Я полагал, что ты такой смурной со всеми подряд. Лепесточек.

– Неа, – ответил Мэтт. – Только с тобой. – Было так странно сидеть и слушать, с какой непринужденностью проходит их разговор. Коварная усмешка на лице Мэтта только усугубляла это странное впечатление.

С минуту Коул это обдумывал. Затем он встал из-за стола и подошел к месту, где сидел Мэтт.

– Прошу прощения, сладость, – промолвил он, сталкивая Джареда со стула и отодвигая стул в сторону. А потом…

Он уселся к Мэтту на колени. Мэтт пришел в заметное изумление, но, не желая позволять Коулу одержать верх, остался сидеть смирно. Коул обвил его шею руками и наклонился к нему. Они оказались нос к носу, и я было подумал, что Коул собирается поцеловать его.

– Ох, лепесточек, – промолвил он, – ты разве не в курсе, что я всю дорогу только и делал, что болел за тебя?

Мэтт замер. Вид у него стал ошарашенным, когда он задумался, совсем как Коул минуту назад. И внезапно он запрокинул голову и разразился смехом – так не похожим на смех Коула, глубоким и громким, шедшим откуда-то из глубины нутра и заставившим всех в ресторане посмотреть в нашу сторону. Коул тоже заулыбался. Наклонившись, он шепнул что-то Мэтту на ухо и поцеловал его в щеку. Мэтт еще хохотал. А потом в мгновение ока Коул поднялся, похлопал Джареда по плечу и, вернув его стул на место, крикнул что-то на французском официанту (как я подозревал, попросил принести еще бутылку вина).

– Нет, ты можешь в это поверить? – тихо, чтобы услышал лишь я, спросил меня Анжело. – Кто бы мог подумать, что Мэтт окажется способен забить на свои заморочки и подружиться с Коулом.

– Да, неожиданно.

– Неожиданно? Да это двинуться можно! Тут в Париже будто есть что-то такое, от чего у людей возникает желание прощать друг друга. И влюбляться. И жениться!

– Ты пьян.

Анжело рассмеялся.

– Может быть, – сказал он. – Но ты все равно не романтик.

Затем он отвернулся от меня и стал о чем-то спрашивать Джорджа. Все снова смеялись и разговаривали. А я смотрел на Мэтта и Джареда. Я увидел, как рука Джареда проскользнула под стол и сжала ладонь Мэтта. Я увидел, как он посмотрел на него. С облегчением и благодарностью. И с любовью. А Мэтт в ответ посмотрел на него так, словно едва удерживался от того, чтобы не наброситься на него прямо здесь, за столом. И я знал наверняка, что и сегодня ночью они драться не станут.

Возможно, Анжело был прав. Возможно, в Париже и впрямь было что-то такое.

Но я все равно подозревал, что дело было в вине.


***


Пришло воскресенье. День свадебной церемонии и день Супербоула. Около восьми утра к нам постучали. Анжело был в душе, так что я вытащил себя из постели и пошел открывать. За дверью стоял Джон.

– У Мэтта небольшое похмелье, – сказал он. – Не хочешь сходить на пробежку?

Вот так я и оказался на пробежке вдоль берега Сены – со своим бывшим да еще в день его свадьбы. Это было неописуемо странно.

Небо было ясным, воздух – холодным и свежим. С одной стороны узкой мощеной дорожки стояли деревья, а с другой поблескивала река, иногда нырявшая под каменные арочные мосты. На противоположном берегу возвышались величественные белые здания. Мне стало интересно, что в них находится. Анжело наверняка знал. Джон наверняка тоже, но спросить его я не решался.

Все в пробежке, пусть она и проходила по незнакомым местам, было привычным. Ритм, с которым наши подошвы шлепали по тротуару, облачка нашего дыхания в морозном воздухе, его спина и плечи передо мной. Он всегда бежал на шаг-два впереди.

– Ты стал медленнее, – пошутил он после первой мили.

– Я никогда и не был быстрым, – напомнил я. – А тебе никогда не нравилось ждать меня.

Я сразу же пожалел о своих словах. Вновь родилось ощущение, что мы подошли слишком близко к тому, кем мы были, и минимум на милю мы замолчали.

На обратной дороге, когда мы уже подходили к отелю, Джон зашел в кафе за бутылкой воды. Я по-прежнему находил его привлекательным, пусть его внешность и не была такой исключительно экзотической, как у Анжело. Всегда опрятно одетый и с аккуратной стрижкой, Джон скорее был парнем, который живет по соседству.

Несмотря на холодный утренний воздух, он вспотел, и его темные волосы липли к вискам. Я подумал о том, сколько раз мы с ним возвращались с утренних пробежек домой и падали на кровать, разгоряченные и вспотевшие, и настолько влюбленные, что едва успевали посрывать друг с друга одежду. Потом мы всегда шли вместе в душ.

По его шее, пока он пил, стекали капельки пота, и я вспомнил, как проводил по его горлу губами, и ощущение его кадыка под своим языком. Я вспомнил его вкус и то, как он одной рукой прихватывал меня за бедро, притягивая к себе. От этих воспоминаний моя плоть слегка встрепенулась, и я моментально испытал чувство вины.

– Зак, – произнес Джон, прервав мои мысли.

Он протягивал мне бутылку воды. Я взял ее, чувствуя, что краснею. Его взгляд, направленный на меня, был до крайности напряженным, и у меня возникло неуютное ощущение, что он знает, о чем я только что думал. Хуже того, я чувствовал на себе его взгляд, пока пил. Не удержавшись, я стал гадать, какие воспоминания могли всплыть у него в голове. То, как я целовал его, или звуки, которые я издавал, когда мы занимались любовью? Или то, как я отворачивался, когда он спрашивал, где я был прошлой ночью?

Я так сильно его любил.

Я чуть не поперхнулся водой, и мне пришлось постараться, чтобы справиться с внезапно выросшим в горле комом.

– Ты в порядке? – спросил он.

Я закрыл глаза и сделал глубокий, судорожный глоток воздуха. Когда я снова посмотрел на него, то не увидел в его взгляде ни желания, ни осуждения. Я увидел сочувствие.

– Зак. – Он шагнул ко мне и взял меня за руку. – Оно необязательно должно быть вот так.

И да поможет мне бог, но в тот момент мне отчаянно захотелось поцеловать его. Я захотел вернуться в отель и раздеть его – еще один раз, – и забыть о двенадцати годах, которые мы потеряли. Но сразу после пришло чувство вины.

Я закрыл глаза, попятился назад и чуть не сбил с ног какую-то бедную пожилую женщину, проходившую мимо.

Я ненавидел себя. То, как я с ним поступил, было уже достаточно плохо. Но как я мог допустить даже мысль о том, чтобы вернуться обратно? Он собирался жениться на Коуле. А у меня был Анжело. Анжело, которого я безоговорочно любил. Который безоговорочно любил меня. Ради Анжело я был готов абсолютно на все. И тем не менее на секунду я напрочь забыл о нем. Я предал его. И тот факт, что он никогда о том не узнает, ничего не менял.

– Зак? – проговорил Джон, но я отвернулся. Пошел прочь, и оставил его одного. И испытал облегчение, когда он не стал меня догонять.


***


Я не мог вернуться в отель. Я не мог посмотреть в лицо Анжело. Я был уверен, что он с первого взгляда каким-то образом догадается о том, что я сделал. Что он заглянет мне в глаза и увидит в них желание, которое я ощутил к другому мужчине. И не просто к другому мужчине, а к Джонатану, к мужчине, к которому он всегда ревновал.

Это было абсурдом. Я не хотел, чтобы Джон вернулся ко мне. Пытаться восстановить то, что нас связывало, было чересчур поздно, и я не променял бы Анжело ни на кого другого. Но я не мог не задаваться вопросом, насколько по-иному сложилась бы моя жизнь, если б только я был откровенен с Джоном вместо того, чтобы его оттолкнуть.

Я бесцельно слонялся по улицам, размышляя о прошлом, до тех пор, пока не замерз. Одежда на мне была легкой, и если бегать в ней было тепло, то теперь, когда я просто ходил, она нисколько не согревала. Еще я проголодался. Остановившись, я огляделся по сторонам. И понял, что заблудился.

Здания вокруг нисколько не помогали. Все выглядело одинаковым. Я дошел до следующего перекрестка, высматривая какой-нибудь ориентир, хоть что-то, что выглядело бы знакомым. Впереди, через квартал или два, виднелся Тюильри, за которым поблескивала на солнце Сена. Это значило, что отель был у меня за спиной, но я не понимал, куда надо идти, на восток или на запад. Сам не зная зачем, я осмотрел указатели и выяснил, на какой улице нахожусь, но ее название ни о чем мне не говорило. Я выбранил себя за то, что во время прогулок не обращал внимания, где мы ходим, а просто слепо плелся за Коулом, даже не пытаясь запомнить ориентиры.

Спустя еще час блужданий я – донельзя обозленный, замерзший и в довершение всего жутко голодный – наконец-то нашел наш отель.

– Ты где пропадал? – спросил Анжело, когда я поднялся в номер. Он больше недоумевал, чем сердился, но его вопрос все равно вызвал у меня раздражение.

– Заблудился, – буркнул я резко.

– Разве Джон не был с тобой?

Черт. Я должен был предвидеть этот вопрос. Я не знал, что ответить. Я не хотел говорить, что случилось, но сочинять на ходу ложь у меня получалось неважно. Не сумев придумать ни одной правдоподобной причины, по которой я оставил Джона стоять на углу, а сам пошел в одиночестве бродить по Парижу, я попытался скрыть дискомфорт отговоркой:

– Мне надо в душ. – Я развернулся и направился к спальне, но он пошел за мной следом.

– Зак, что случилось?

– Ничего.

– Ты врешь, я же знаю.

Конечно он знал.

– Я не хочу это обсуждать.

– Вы поругались?

– Нет. – Если б только все было так просто.

– Тогда объясни, какого черта случилось. – Моя уклончивость пробудила в нем подозрительность и обиду на то, что я не доверял ему. Еще он, кажется, слегка разозлился.

– Я же сказал, я не хочу это обсуждать.

– Зак, – сказал Анжело глухим и рассерженным голосом, и я понял, что сейчас он задаст мне новый вопрос, однако ему помешал стук в дверь. Я надеялся, что он не заметил, какое облегчение я испытал.

Анжело подошел к двери и открыл ее. За порогом был Джонатан.

Он выглядел скованным. На меня он едва посмотрел, а на Анжело и вовсе не смог поднять глаз. Уставившись в пол, он сказал:

– Я бы хотел поговорить с Заком.

Анжело развернулся и гневно уставился на меня. Если раньше его подозрения были смутными, то теперь они разгорелись в полную силу. Секунды текли словно в замедленном действии. Одна рука Анжело лежала на дверной ручке, и я бы не удивился, если б он захлопнул перед лицом Джона дверь. Мое сердце гулко стучало. Я гадал, зачем пришел Джон. И одновременно боялся узнать.

Анжело все смотрел на меня с обвинением на лице.

– Зак? – сказал он, явно ожидая от меня ответа «да» или «нет».

Это было невыносимо. В данный момент у меня не было сил противостоять им – по отдельности или вместе, – и теперь они оба смотрели на меня и ждали, что я отвечу. Один надеялся, второй злился. Один хотел, чтобы я сказал «да», второй требовал, чтобы я сказал «нет».

Не представляя, как поступить, я в конце концов позаимствовал реплику из арсенала Анжело:

– Да похер.

Глаза Анжело полыхнули. Он стиснул челюсти, но все-таки открыл Джону дверь, после чего, даже не взглянув в мою сторону, протолкнулся мимо меня в спальню, и я понял, что, когда Джон уйдет, нам с ним придется долго мириться. Я надеялся, что смогу с этим справиться.

Джон зашел и, не глядя на меня, закрыл дверь, а я сел на спинку дивана и стал ждать, когда он заговорит. Ему, похоже, надо было собраться с духом, чтобы сказать то, что было у него на уме, и мне это помогло, поскольку дало время чуть-чуть успокоиться. Я сделал пару глубоких вдохов и заставил себя расслабиться. Мое сердцебиение замедлилось до относительно нормального ритма, а гнев утих. Осталось только ощущение небольшой тошноты. И усталость. И чувство огромной вины. В итоге я нарушил молчание первым.

– Я правда рад за вас с Коулом, – сказал я и неожиданно понял, что говорю от чистого сердца. Еще я заметил, что одно только имя Коула заставило его улыбнуться.

– Спасибо, – ответил он. – Я за вас тоже. Раньше, когда мы встретились в Вегасе, не был. Но теперь рад.

– Думаешь, мы оба наконец-то получили то, что нам нужно?

– Да, – сказал он. – И это хорошо для нас обоих. – Он был прав. Я понял, что Анжело станет всей моей жизнью, в момент, когда смотрел, как он моет кисти в задней комнате «От A до Z». И никаких сожалений по этому поводу у меня не было. – Я рад, что ты приехал. Я знаю, у тебя были сомнения. Насчет того, чтобы снова меня увидеть. Но я не хочу, чтобы между нами было что-то плохое.

– Я знаю.

Он повернулся ко мне. В его взгляде была обида и замешательство. Я пытался не вспоминать, сколько раз видел это выражение у него на лице. И каждый раз вина лежала на мне.

– Я надеялся, что у нас получится оставить прошлое позади, – сказал он. – Ты разве не хочешь этого?

– Хочу, – вздохнул я. Я тоже хотел этого – больше всего на свете. Я хотел смотреть на него и не ощущать груза вины.

– Я хочу, чтобы мы были друзьями. – В его голосе прозвучало удивившее меня напряжение. Он пытался преодолеть слезы. Я еще знал его достаточно хорошо, чтобы это понять. – Я хочу, чтобы могли видеть друг друга и не испытывать столько боли.

– Я тоже, – сказал я. – Просто, похоже, у меня с этим больше сложностей, чем у тебя. – Он кивнул, и минуту между нами висела одна тишина. Я колебался, не зная, сколько сказать. Мне было тяжело, но я понимал, что мне выпал шанс наконец-то выяснить с ним отношения. Я знал, что если упущу его, то потом пожалею. – Я не понимаю, как ты можешь не ненавидеть меня, – наконец сказал я.

– Я никогда не питал к тебе ненависти, – качая головой, сказал он. – Будь оно по-другому, мне было бы легче. Я очень долго желал, чтобы все сложилось иначе.

– Мне стыдно за то, как все закончилось, – проговорил я, – и за то, что я делал.

Он только махнул рукой, хотя боль в его взгляде противоречила небрежности этого жеста.

– Это было двенадцать лет назад.

– Это ничего не оправдывает.

Он тяжело вздохнул.

– Знаю. Я этого и не утверждал. Но я слишком долго оглядывался назад. Слишком долго.

– Мне очень жаль.

– Не стоит. Иначе я бы не пришел в ту точку, где я сейчас.

– Думаю, и это тоже не оправдание.

Он задумался на минуту, потом шагнул ближе. Мы были почти одного роста, но поскольку я сидел на спинке дивана, то, чтобы встретиться с ним глазами, мне пришлось поднять голову.

– Помнишь то высказывание Роберта Фроста? «Лучший выход – всегда насквозь». Я наконец-то понял, что оно значит, Зак. Привычка оглядываться назад никуда не приводит. Я впервые за двенадцать лет смотрю только вперед. И мне нравится то, что я вижу.

– Ты сможешь когда-нибудь простить меня?

Он положил ладонь мне на шею, погрузился пальцами в волосы, а большим пальцем провел по моей щеке. Спустя двенадцать лет врозь этот жест по-прежнему был бесконечно, до боли знакомым.

– Я уже простил. – Он нерешительно умолк. Словно тоже – совсем как я минуту назад – не знал, сколько можно сказать. И – как и я – он тоже решил, что другого такого шанса у нас больше не будет. – Мы так сильно любили друг друга, Зак, – промолвил он тихо. – Иногда я по-прежнему пытаюсь понять, как мы допустили, чтобы все развалилось.

– Это я был во всем виноват…

– Нет. – Он покачал головой. – По крайней мере, не ты один.

– Если б только я поговорил с тобой откровенно…

– Если б только я не мешал тебе проживать свою жизнь, как тебе хочется, ты бы не ощутил потребности оттолкнуть меня.

Это ударило меня по самому больному – то, что Джон знал, что он сделал. Может, тогда он не осознавал этого, но сейчас он знал. У меня в горле образовался ком, и, когда я заговорил, мой голос дрожал.

– Я так сильно хотел быть достойным тебя.

– Ты и был таким, – ответил он тихо. – Прости, что я этого не понимал.

– Джонатан… – Мой голос был глухим от непролитых слез, и я изо всех сил старался удержать их в себе. Было ощущение, что если я позволю себе начать плакать, то никогда уже не остановлюсь. – Прости меня…

– Ш-ш, – произнес он. – Достаточно извинений. Это больше не имеет значения. У меня есть мое, а у тебя есть свое. Ты должен перестать оглядываться на то, что мы потеряли. Зак, я наконец-то научился жить в мире с прошлым и думаю, что тебе пора научиться тому же.

Ком в горле угрожал задушить меня. Голос окончательно мне отказал. Я смог только кивнуть.

– Заботься об Анжело, – сказал он, – и пусть он заботится о тебе. – Его взгляд упал на мои губы, и я осознал, что он собирается сделать, всего за секунду до того, как это произошло. Я закрыл глаза. И не остановил его.

Здесь не было ни эротики, ни романтики. Но этот короткий поцелуй – ладонь Джона на моей шее, еще знакомая мягкость его касаний, дрожь его дыхания на губах – стал одним из переломных моментов моей жизни.

Это была точка в нашей истории.

До момента, пока он ее не поставил, я не осознавал, насколько необходимо мне это было. Он отпустил меня, и я сидел с закрытыми глазами, всем телом дрожа, пока дверь номера не закрылась. Когда я снова открыл глаза, напротив меня стоял Анжело.

Мне было невыносимо даже смотреть на него. Я знал, что он расстроен или ревнует. Подспудно я понимал, что должен броситься к нему и успокоить. Но у меня не было сил. Я спрятал лицо в ладонях и спросил:

– Сколько ты видел? – Я отчаянно пытался взять себя в руки.

– Достаточно, – ответил он. Но в его голосе не было злости. Я услышал, как он пересек комнату и встал напротив меня. Я боялся взглянуть на его лицо. Я боялся того, что я могу там увидеть. Он положил ладонь мне на плечо – подарил крошечное прикосновение, такое мягкое и понимающее. По-прежнему сидя на спинке дивана, я медленно поднял голову. И увидел в его глазах лишь сострадание.

– Анжело, прости меня, – произнес я. – Я не хотел…

– Заткнись, Зак, – сказал он. Слова были резкими, но его голос был мягким. Он обнял меня, крепко сжал, и мое самообладание начало осыпаться. Эмоции, с которыми я сражался с самого приезда в Париж – а может, и дольше, – начали душить меня, распирая мне грудь. Стыд за то, что мне не хватило сил сделать Джонатана счастливым, чувство вины за все обиды, что я нанес, боль от того, что так сильно любил его, но все равно потерял. – Просто отпусти, – тихо прошептал Анжело мне на ухо, и в следующее мгновение я уже всхлипывал в его объятьях. Я вцепился в его футболку, зарылся лицом ему в грудь и целиком отдался печали, такой сильной, что все мое тело трясло, а он только обнял меня еще крепче.

Я столько раз утешал его, но теперь мы поменялись местами. Впервые за все время разбитым был я, а он, обнимая меня, нашептывал мне успокаивающие слова.

– Я знаю, как сильно ты любил его, Зак, – промолвил он тихо. – Я знаю, как это больно.

И мой милый Анжело, который еще недавно и слышать имени Джона не мог, утешал меня, пока я наконец-то оплакивал то, что потерял годы назад.


***


Хорошо, что у меня было несколько часов на то, чтобы привести себя в норму. В конце концов Анжело уложил меня в кровать. Я поначалу не верил, что сумею заснуть после всего, что случилось, но в итоге заснул. Через час он ласково меня разбудил.

– Иди в душ, Зак, – сказал он. – Я заказал обед. Его привезут через десять минут.

Душ и еда безмерно мне помогли. Поев, я лег на диван и положил голову ему на колени. Смотреть ему в глаза было все еще тяжело. Его пальцы мягко легли мне на затылок и начали перебирать мои волосы. Это было приятно.

– Расскажи, что случилось, – произнес он.

– Ничего.

Не ври!

– Анжело, я не могу…

– Ты правда ходил на пробежку?

– Да.

– А потом пошел к нему в номер?

Нет!

– Он поцеловал тебя?

– Нет. – Но я знал, что ответил на секунду позднее.

– Ты поцеловал его?

– Нет, – сказал я, но едва различимым шепотом.

– Зак? – не отступал он.

Это было непросто, но я все-таки выдохнул и сказал:

– Но я хотел это сделать.

Я приготовился к тому, что сейчас он закричит на меня или оттолкнет меня. Но он не сделал ни того, ни другого.

– Ты еще любишь его?

– Нет. – И то была правда.

– Ты хочешь вернуть его? Пойти к нему в номер, начать умолять, чтобы он бросил Коула ради тебя?

Нет!

– Значит, это длилось всего пару секунд? Не всю поездку?

– Не всю.

Секунда молчания, а потом он – совсем тихо – спросил:

– Зак, ты еще любишь меня?

– Больше всего на свете.

Его пальцы продолжали перебирать мои волосы. Мягко и успокаивающе.

– Тогда, – сказал он негромко, – у нас все идеально.

От нежности его слов мне на глаза опять навернулись слезы, и я сердито смахнул их. Потом заставил себя сесть и посмотреть ему в лицо.

– Как ты можешь не злиться?

Он пожал плечами.

– Не знаю, Зак. У меня нету бывших, и я не знаю, что нормально, а что ненормально. Просто до сих пор ты, похоже, вспоминал о Джоне только плохое. И все-таки ты был с ним три года. Я знаю, что ты любил его. Значит, у вас были и хорошие времена.

– Когда мы были дома, а он в Аризоне, все было по-другому. Ты мог притвориться, что ничего не было. Но сейчас мы провели с ним пять дней. Целую кучу времени. И если у тебя был момент или два, когда ты наконец-то вспомнил что-то хорошее или, может, задумался, что было бы, если… Я не скажу, что это приводит меня в восторг. Но и сердиться я тоже не вправе. Зак, я думаю, это просто-напросто делает тебя человеком.

Какое же облегчение я испытал. С моих плеч словно сняли всю тяжесть, которую я носил со дня, когда узнал о поездке. В этот момент я любил Анжело сильнее, чем когда бы то ни было, хотя до сих пор и не представлял, что такое возможно. Я взял его за руку. И, наклонившись, поцеловал в ладонь.

– Ты изумляешь меня, – сказал ему я, – каждый день.

Он положил ладонь мне на щеку, понуждая снова посмотреть на себя, и я впервые за очень долгое время увидел в его взгляде тень страха. Того самого страха, который я часто наблюдал в наши первые месяцы вместе. После Вегаса он стал появляться все реже. Я не помнил, в какой момент он ушел окончательно, но сейчас с изумлением понял, что довольно давно. Страх в его глазах был еле заметным, и все же он был там.

– Зак, скажи мне еще раз, – попросил он, и его голос немного дрожал. – Скажи, что ты по-прежнему любишь меня. Что я по-прежнему единственный, кто тебе нужен.

– Ангел, – произнес я, привлекая его к себе, – ты моя жизнь, ты мой север, ты мое все. Я люблю тебя больше всего на свете.

– Скажи, что у нас все нормально.

– У нас все идеально.

Он обнял меня за шею, и я поцеловал его. Его тело было словно создано для моего. Рот раскрывался под моим ртом идеально. Я провел рукой по его спине. Мне нравилось то, что мои прикосновения до сих пор рождали в нем дрожь. Как и то, что когда я обнял его за шею, он вздохнул и стал целовать меня крепче. Медленно раздевая его, скользя губами и пальцами по его гладкой и смуглой коже, я думал о том, сколько раз он меня удивлял. То, что случилось с Джоном, в Вегасе уничтожило бы его. Но здесь и сейчас он справился с этим намного лучше меня.

Он стал сильнее, чем раньше – намного сильнее, чем я полагал. Он был моим ангелом, и хотя я оставался накрепко приросшим к земле, позволял мне притрагиваться к себе, обнимать себя и заниматься с собой любовью. Я превратил любовь к нему в акт поклонения, словно через него мог дотянуться до рая. Я бы не удивился, если это и впрямь было так. Это было долго, и медленно, и божественно. Я постарался сделать ему так приятно, как только мог, и если он и не упал в обморок, пока не дышал, я был счастлив уже от того, что ему потребовалось немало времени на то, чтобы восстановить дыхание.


***


Церемония была очень простой. Джон надел строгий темный костюм, такой же консервативный, как и он сам. Неожиданным был только галстук – немного более яркий, чем я от него ожидал. Коулова версия свадебного костюма была значительно неформальнее и намного моднее. Он выглядел так, словно только что сошел с одного из парижских подиумов. Их клятвы друг другу были интимными и очень короткими.

Джон сказал только:

– Я обещаю следовать за тобой, куда бы ты не повел меня.

Тихий ответ Коула был таким:

– А я обещаю научить тебя летать.

Джон улыбнулся, и я задумался о том, что же значат для них эти слова.

Они поцеловались – нежным, продолжительным поцелуем. Смотреть на него ощущалось неправильным, и я отвернулся. Опустил взгляд на колени. И почувствовал на своей руке ладонь Анжело. Его длинные, тонкие пальцы переплелись с моими. Я посмотрел на его улыбающееся лицо, и сияние его света разогнало тени в моем сердце.

– Я люблю тебя, – прошептал я.

– Я знаю.

Вместо приема Коул повел нас на ужин. Еда была превосходной, а вино дорогим. Джордж каким-то образом заблаговременно договорился с официантами, и пока всем остальным подавали изысканные десерты с фруктовыми ликерами и густым шоколадным сиропом, Джону принесли нечто коричневое на тарелке. Коул с явным замешательством уставился на это нечто, и по щекам Джона медленно разлилась краска.

– Очень смешно, пап, – сказал он.

– Что, бога ради, это такое? – спросил Коул.

Мэтт, судя по всему, был посвящен в соль шутки, поскольку захохотал, как ненормальный. А Джордж только улыбнулся.

– Это пирожок, – ответил он. – Любимое лакомство Джонни.

После ужина мы на автобусе поехали в бар, который находился всего в нескольких кварталах от нас. К полной моей неожиданности бар оказался спортивным – совсем не таким заведением, в котором я мог бы представить Коула. Судя по всему, он позаботился обо всем какое-то время назад, поскольку нас там ждал столик.

– Ты спланировал это заранее? – приподняв одну бровь, спросил Мэтт у Коула.

– Ну естественно, – сказал Коул. – Я, знаешь ли, не конченный эгоист. – Мэтт радостно рассмеялся и хлопнул Коула по спине с такой силой, что я испугался, как бы тот не шлепнулся на пол. Коул поморщился. – Господи боже, – негромко сказал он Анжело, как только Мэтт отвернулся. – Больше никаких ему одолжений. Это было больно.

– Мне можешь не рассказывать, – рассмеялся Анжело.

И мы сели смотреть Супербоул. Мэтт, Джордж и Анжело болели за «Чифс». Джаред разрывался, болея то против Мэтта, то за него. Природный инстинкт понуждал его, как всегда, выбрать первое, но еще он не мог не желать, чтобы его партнер был доволен. Джон, Коул и я в основном пили вино и смеялись над ними. В конце концов «Чифс» пусть не намного, но проиграли. Мэтт перенес удар стойко. Главным образом потому, что изрядно набрался.

Ко времени, когда все закончилось, на часах было три утра, и мы все перепились. Несмотря на минусовую температуру, мы решили прогуляться до отеля пешком. Ударил мороз. Наше дыхание, вырываясь наружу, превращалось в белые облачка, и мы покрепче запахивали наши пальто. На мокрой поверхности тротуаров отражались огни уличных фонарей. Редкие снежинки медленно опускались на землю, создавая интимное ощущение сказки. Дороги были пусты, и здания на узких улочках словно жались друг к другу. Казалось, что время остановилось.

За нами шли вместе Мэтт, Джаред и Джордж. Они болтали и смеялись так, словно знали друг друга целую вечность. Джон с Коулом шли в нескольких шагах впереди и вели нас, показывая дорогу. С такого расстояния слов было не разобрать, но мне все равно было слышно, что Коул трещит, не умолкая, а Джон смеется над ним. Или вместе с ним. У них, судя по всему, это было одно и то же. Коул, казалось, не упускал случая, чтобы поддеть его, а Джону доставляло удовольствие не поддаваться на его провокации. Коул порхал точно бабочка, не заботясь о скучных мирских вещах вроде арендной платы или платежей по процентам, а Джон был тем якорем, который удерживал его на земле.

Меня вновь поразило то, насколько мы с Анжело походили на них. Анжело был моим ангелом, тогда как я стоял на земле и любовался им снизу. Неудивительно, что у нас с Джонатаном не получилось – мы оба жаждали чего-то более грандиозного. И неудивительно, что Коула с Анжело так тянуло друг к другу, но тем не менее они лишь соприкасались крыльями в ночи, не состоянии прервать свой полет.

Анжело перешел поближе ко мне. Обнял меня за талию и по своему обыкновению спрятал ладонь в задний карман моих брюк. Я обхватил его за плечи, и он на ходу прислонился ко мне.

– Надо бы и нам это сделать, Зак, – сказал он.

Я повернулся к нему и приложился губами к его густым черным волосам.

– Что именно? – спросил я, думая о том, до чего же мне хочется, чтобы его волосы снова стали короткими. Я скучал по их жесткой колючести у себя на лице. Согласится ли он подстричься, если я его попрошу?

– Пожениться.

Я даже не понимал, что остановился, как вкопанный, до тех пор, пока на меня не налетел со спины Мэтт. Он рассмеялся и что-то сказал, но я не слышал его. Мой мозг перестал воспринимать слова. Мэтт, Джаред и Джордж обошли нас и двинулись дальше. Анжело смотрел на меня, подняв брови и улыбаясь уголком рта.

– Зак, ты в порядке? Я, по ходу, перепугал тебя.

– Ты серьезно?

– Насчет чего? Что у тебя испуганный вид? Да, серьезно.

– Нет.

– Что «нет»? – спросил он и, кажется, обрадовался тому, что вернулись к нашему нормальному стилю общения.

– Нет, не об этом! О том, чтобы пожениться.

– Да, – сказал он, улыбаясь. – Почему бы и нет?

Я вспомнил, сколько раз гадал, будет ли он когда-нибудь готов предпринять этот шаг вместе со мной. Я и не мечтал, что это случится так скоро.

– Я не хотел тебя испугать, – сказал я, и он рассмеялся. Потом подошел ко мне, обнял меня за талию и поднял лицо.

– Птица уже давным-давно улетела, Зак, – промолвил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне больше не страшно.

Я почувствовал, как мое сердце становится невероятно огромным, как оно разрастается точно какой-то безумный воздушный шар, выходя за пределы груди и поднимая меня головокружительно высоко.

– О боже, – вот и все, что я смог сказать. Я крепко притиснул его к себе, обнял и зарылся лицом в его волосы. – Я так сильно тебя люблю.

– Мне нечего дать тебе, – сказал он. – Кроме себя.

– Кроме тебя мне ничего и не нужно.

Он рассмеялся и откинулся назад, чтобы посмотреть на меня, но ответить мне не успел, потому что нас прервал голос Коула.

– Господи боже, здесь вообще-то мороз! Вы идете, влюбленные пташки, или нам просто оставить вас, а вы добирайтесь до дома самостоятельно?

– Оставить, – сказал было я, но Анжело тоже заговорил, перекрывая мой голос.

– Мы идем. – Он отстранился и, по-прежнему одной рукой обнимая меня за талию, развернул меня и повел за собой туда, где стояли наши друзья. – Давай потерпим до дома, Зак, – тихо сказал он, пока мы их догоняли. – Эта неделя – для них.

Он был прав. Меня тянуло кричать о своих чувствах на весь белый свет, но это было бы эгоистично. До чего же умным он был, много умнее меня. Мне захотелось сказать ему, каким счастливым он меня сделал, но единственное, что у меня вышло сказать, было бледным отражением того, что я чувствовал.

– Ты мой север, – вымолвил я всего лишь три слова, но он улыбнулся мне, и эта улыбка была словно свет в небесах, показывающий мне дорогу домой.

И он сказал только:

– Я знаю.


Загрузка...