– Да уж… дочка, Брэндон тебя заждался. А у вас всё в порядке?
– Если Джонни не будет джентльменом, мы с ним расстанемся. Забудь обо всём, друг, – вожак понял, что его бывшая девушка больше не подойдёт к нему в этот вечер. Она умела обижаться, и обдавать холодом любого, как Снежная Королева. Странно, ведь она помнила, что его лучше не раззадоривать… Себе Джон ещё не признался, что ревновал её.
Кто-то громко рассуждал о том, во сколько обходится установка домашнего караоке, и как его подключать к телевизору. Грудастые певицы мелькали на экране, повторяя заученный речитатив. Брэндон втянул в себя дым и зажмурился. Поп-корн и торт были съедены, все эти ребята оказались жуткими сладкоежками. Весёлая компания. Когда вечеринка начала затихать, к ним пришёл странный парень, которого он видел на заправке – Джейсон, и отдал девчонкам бутылку ликёра. Потом сказал, что Тома ждёт его семья, и кинул ему ключи от грузовика. Тот не хотел уходить, считая, что празднество сильно потеряет без него… Ну их, эти проблемы. Все расположились, как им было удобно, подарки отданы, именинник наслаждался жизнью… Честно признаться, его немного мутило после спиртного, но он героически протирал глаза и следил за танцующими дамами посреди гостиной. Они плавно двигались под негромкую музыку. Брэндон подмигнул своей девушке, отодвинул пустые бутылки… и поспешил уступить место Джону, который плюхнулся рядом.
– Следишь за порядком?
– Ну да… за собой надо убирать.
– Хочешь стопочку виски? – великодушно предложил вожак.
– Нет, спасибо, – мальчишка потянулся. – Буду лучше трезвым.
– Чего это? Боишься потерять Лану из виду? – он явно оценивал обстановку, лениво позёвывая. Брэндон промолчал. – Э-э-э, брат, да я вижу, ты с гордостью? Не бойся! Она мне всё про вас рассказала.
Лана бросила на них встревоженный взгляд. Джон просёк сигнал и усмехнулся.
– Никуда она не денется. Я знаю эту девчонку с крохотного возраста. Она чуть постарше Эйприл была… знаешь, такая боевая. Никому спуску не давала. Все стоящие парни от неё без ума теперь. И… хотел бы я тебе поведать о славных деньках, но ты же не спрашиваешь? – он хлопнул Брэндона по плечу, дружески возясь с ним. – Ты у нас молчун, себе на уме. Первую красавицу отхватил… Ты классный парень, я лучшего для неё сам бы не выбрал! Но вот что я тебе скажу, как мужчина мужчине…
От него пахло табаком и перегаром. Брэндон внутренне сжался, пробуя поощряюще улыбнуться. Чёрт, что задумал этот силач?
– Ты меня слушай, а не крути башкой. Передай пива!
– На, – пена полилась по его пальцам.
– Эй, что все притихли? Потрясающая вечеринка, день рождения Брэндона! Линда, когда нам принесут поесть? – Джон повысил голос, стряхивая с рубашки конфетти. – Так я о чём… Ты неплохой пацан. С тобой хоть в огонь, хоть в воду, хоть в разведку. Но… не забывай одну хорошую вещь. Это мой дом. Я за него в ответе.
Считай, что я тебя предупредил. Ты не устоишь ни перед моим авторитетом, ни перед моими кулаками. Конечно, не хочется портить твоё хорошенькое личико… Джон взъерошил волосы у него на затылке. Брэндон терпеливо вынес это. Он понимал, что и так уже перешёл дорогу вожаку… но если Лана сказала, что между ними ничего не было, всего пара поцелуев и поездка в Руло… то в чём же дело? Опять он беспричинно бесится? От одиночества с ума сойдёшь в этой глуши… Надо бы найти Джону подружку. Возня с сёстрами и матерью не придаёт мужества прозябающему здесь парню.
– О’К. Я тебя понял.
– Я не хочу сказать, что Лана неразборчива в связях. Ты ей подходишь. Клёвый парень…
Он проявлял повышенную чувствительность, как только кто-то переступал его территорию. Он был взбудоражен. Брэндон не надеялся успокоить его алкоголем, а поэтому встал и пошёл к музыкальному центру. Джейсон, всё это время сидевший за дверью и игравший в карты с Кэндис, заулюлюкал ему вслед.
– Поставь что-нибудь крутое!
Крутое. Не мягкое. Не нежное. Не бережное. Когда на сцену выходит моё женское «я», начинаются неприятности… Если бы я был благоразумен, то вообще бы не связался с этим дураком, чего стоят только словечки, которыми он награждает Лану! И ни слова ему не скажи, потому что он здесь хозяин. Чёрт… ну ничего, будучи тише воды, ниже травы, я его обставлю…
… Джон не умел составлять внутренние монологи. Иногда он не умел себя контролировать. Сейчас ему хотелось рвать и метать, потому что он чувствовал – звериным нутром – что что-то не так. Будто его обманули. Отняли принадлежащую вещь. Много они все о себе возомнили… Он взял денег у Тома, съездил в Линкольн, развлёкся с тамошними девчонками. В этом плане он был безрассуден и по-своему щедр, потратив на платье одной вертихвостки больше, чем на ящик пива. Та, конечно, отблагодарила его отменной ночкой… Но удовлетворения это не принесло. Джон знал, что она сбежит от него при первой же возможности – кто захочет возиться с бывшим заключённым? На деньги женщины все падкие, хорошему мужику на шею вешаются, а взъерошенному угрюмому парню? Дьявол их побери… Джон не признавал ничего серого, у него было два критерия, «хороший» и «плохой». И сейчас он не мог разобраться в том, почему мирок сильных ребят пошатнулся… Что случилось? К дружной компании пьяниц и весельчаков присоединился парень. Он отличался от них тем, что был уж очень хрупок и умён. Правда, он смотрел на Джона, раскрыв рот, и даже в чём-то ему подражал… Джон любил оказывать покровительство. Он взял его под своё крыло и уже ни о чём не задумывался. Младший братец, да… Крылась в нём какая-то тайна. Щёлкнула зажигалка, трепещущий язычок пламени осветил мрачное лицо… Джон повертел сигарету в руках и снова пристально взглянул на светящийся ряд окон. Худенькие девичьи фигуры в униформах мелькали перед конвейером. Но той, которую он искал, там не оказалось… Он ждал её. Пока терпеливо… По небу бежали торопливые вечерние облака…
… Фонящий телевизор не мешал ему обнимать девушку, шепча на ушко всякие соблазнительные глупости. А ей – разбирать его ласковые слова.
– Котёнок…
Она натянула его рубашку и сунула руку в карман.
– Ужас, какой ты худой… Я хорошо смотрюсь в ковбойке?
– Замечательно, – он поцеловал её в щёку. – Ты принцесса.
– Из сказки?
– Изо сна…
Лана удивлённо подняла бровь. В тот момент она была очень изящна.
– Брэндон, ну что ты творишь? Сны, мечты… Побудь хоть раз серьёзным. Я уволилась.
– Ты что сделала? – он опешил. Ответственность рухнула на него, как майский громкий ливень.
– Я ушла! Я ушла с работы… – никогда ещё Брэндон не видел таких сияющих глаз. Их голубизна завораживала и увлекала – куда – он пока не понял.
– Ну, если ты считаешь, что это хорошо… А дальше?
– Дальше? – Лана поджала губы, оглядываясь с воплощённой деловитостью. – Я засиделась в этом городишке. Пора развеяться. Я хочу поехать с тобой в Мемфис…
Он растерянно усмехнулся, ероша волосы. Под ложечкой противно засосало. Как рассказать ей об отчаянии? Как объяснить ей, что его красочные рассказы о прошлой жизни – ничего, кроме средства для самоутверждения, компенсирующего настоящую, жуткую действительность? Он сдерживал себя в рамках обворожительного мачо, он вёл себя с другими так, как им хотелось… только в подростковом возрасте пережил шок, когда выбежал на улицу едва одетым, и прохожий завопил – «эй, пацан, куда ты?». Он догадался, что природа ошиблась, что он сам является мутантом, что подобных людей боятся и ненавидят… что он – не такой. Долгое время Брэндон даже матери не признавался, что он не девочка, а мальчик. Страшная, стыдная тайна. Но он пересилил себя, превратил всё вокруг в праздник, он был нормальным одиночкой… И вот теперь чудесная девушка хочет разделить с ним всё? Она странно к нему относилась, чуть покровительственно и понимающе. Что она знала о нём? О чём догадывалась? Проклятая интуиция…
– Я всё уже решила. Всё просчитала. Подумай только – я буду петь караоке, а ты будешь моим менеджером. Если что-то пойдёт не так, поменяемся ролями…
– Я не умею петь.
– Ну не всё же тебе быть продавцом пылесосов и пить виски с нашими оглоедами? Брэндон, это же классно… мы будем вместе! – она обняла его, в надежде, что он закружит её по комнате в одном порыве восторга. Но парень почему-то стоял на месте, разглядывая квадраты ковра и почёсывая затылок. Лана подвела его к кровати. Я пеку лучшие рогалики в округе… тебе же нравится романтика? – Чем не побег от этих скучных, пыльных мест? Мне всё здесь опротивело с тех пор, как… я узнала, что может быть что-то другое, с тех пор, как появился ты…
В тихом выдохе этого слова было столько нежности, что Брэндон опечалился. Он не знал, как ей объяснить, что для него родным городом стал тот, где она жила – как последнее пристанище, как укрытие от всех бурь. Лана взяла его за руку – ей хотелось прикасаться к нему, ощущать, что её сказка ещё не растворилась в воздухе. Всё хорошее кончалось, особенно сны… Он был странным, её персональный герой-любовник, в пижамной рубашке с вышитым именем. Синий цвет шёл к его карим глазам.
– Мемфис – это очень далеко.
– Да, тысяча триста двадцать семь миль, я посчитала.
– А… а почему бы нам не начать здесь? С нуля? В Фоллз-сити!
Вот уж не было большей радости… Лана разжала пальцы и отвернулась. Она была слегка разочарована, и Брэндон поспешил разрулить ситуацию. Подумать только, они ещё ни разу не поссорились…
– Ты не хочешь со мной ехать? – глядя на него в упор, спросила она.
– Нет… то есть да, я очень хочу быть с тобой вместе… просто… – Брэндон лёг, закладывая руки за голову. – Это большое путешествие, оно может быть опасно…
– Я смеюсь над опасностью. Так ты возьмёшь меня?
– Лучше. Я готов хоть сейчас… на тебе жениться… – быстро добавил он, однако Лана поняла всю реплику. – Слушай… что же ты во мне нашла, что хочешь перевернуть свою жизнь?
– Ты умнее всех… добрее, красивее. Порядочнее…
Брэндон потом не сознавался, но в тот – самый интимный и волнующий – момент он покраснел…
За это он приготовил им завтрак. Поскольку внутри у молодого человека гремели литавры и фанфары, удивляться его музыкальному настроению не приходилось. Он мурлыкал себе под нос какую-то песенку и молол кофе. Лана ела печенье, приготовленное к Новому Году, и постоянно оглядывалась на дверь кухни, опасаясь матери. Ей нравилось уничтожать пряничных человечков, ей нравилось смотреть на своего стройного и галантного кавалера, ей нравилось отдыхать воскресным утром…
Линда появилась перед ними неожиданно, кутаясь в байковый халат и держа в руке бумагу. Она смела крошки с разделочной доски и посмотрела на влюблённую пару. Об их взаимных нежных чувствах было нетрудно догадаться, хотя заботливой матери было не до этого. Она снова взглянула на вытащенное из почтового ящика письмо и недоумённо пожала плечами.
– Привет… привет, Брэндон, когда же ты пришёл?.. Боже, как хочется пива… Не могу прочитать адрес без очков. Лана, ты не видела их?
– Футляр на полке, мам, – безразлично откликнулась девушка, едва услышав о спиртном. Брэндон подошёл к сутулой фигуре и взглянул на бумагу. Пожалуй, день решил начаться с неожиданностей. Это была повестка в местный суд. Точно – Фоллз-сити, штат Небраска. А на фамилию лучше и не смотреть… Он покусывал нижнюю губу, вознамерившись ловко обвести вокруг пальца ещё не проснувшуюся до конца женщину. Он привык быть осторожным. И лгать, лгать, лгать… но во благо.
– Хотите кофейку? Свежего… сейчас яичница подойдёт. Тот парень, Джейсон, захватил с собой пиво… но я могу сбегать в магазин.
– Какой ты вежливый, мальчик… – Линда благосклонно взглянула на него.
– О… письмо – мне! – притворно обрадовался он. – Я дал адрес, чтобы меня смогли найти… наверное, сестре что-либо понадобилось.
– Той знаменитой модели? Я просматривала как раз журнал… – она отдала ему бумагу, и парень лихорадочно запихал её в карман. – Хочу присесть… Слушай, положи мне кусочек яичницы?
– Где у нас зелень? – он открыл холодильник, чувствуя, как лоб покрывается испариной.
… Помимо невероятного желания быть собой и жажды настоящей жизни, он мало чем отличался от сверстников. Он хотел того же, что и каждый – в глубине сердца. Он хотел жить в маленьком городке – другой атмосферы он не знал – хотел хорошей, оплачиваемой работы, хотел перестать конфликтовать с законом, хотел любви, нежности, страсти, хотел семьи – и чем не шутят чёрт и врачи – детей… Он шёл по зимним улицам, шаркая ногами по асфальту, и задумчиво разглядывал лица прохожих. Ему интересно было, насколько он похож на них. Он привык быть аутсайдером, находиться на попечении социальных служб, но иногда так был нужен покой…
Неужто всё снова? Неужто я вляпался в очередную грязную историю? Или до заварушки далеко… Документы фальшивые, улыбку на лицо – и пошёл завоёвывать мир! Дурак, ой, какой же я кретин… Что, зря пообещал Лонни не облажаться? Ну, успокойся, ты же мужчина. С неприятностями надо бороться. Интересно, что прячется в том устрашающем здании? Длинные столы, заваленные бумагами? Скучные люди, которые ничего слаще морковки не ели и посмотрят на меня, как на урода? Нашли даже обвинение… что предъявить… вождение в нетрезвом состоянии. Сказал, что разберусь – значит, надо разбираться! А там… позади, в Фоллз-сити у меня остались друзья. Лана, её мать… Кэндис, да даже Джон, хотя он и грубоват… и, самое главное – там я нашёл любовь, которую ещё не успел растоптать. Всё отлично. Мы начнём с нуля в Фоллзе. Я куплю трейлер, а на скопленные наличные откроем парк… сейчас весь средний Запад так живёт, на колёсах! У нас будет харчевня… нет, кафе. Уютная обстановка, старые плакаты, клуб для настоящих ребят – с огненными напитками, Лана будет петь караоке…
Ступенька, вторая, третья… куда я иду?
Оказалось, с тем же успехом можно было посетить супермаркет или "МакДональдс" – из-за стойки администрации ему улыбалась пожилая женщина в униформе. Ей было очень скучно принимать жалобы пенсионеров на перебои с водой и шумных соседей, поэтому миловидного посетителя она заметила сразу же. Кошмар! Вот поэтому он не хотел жить в своей биологической ипостаси: с возрастом пришлось бы наносить тонны макияжа, выщипывать брови и кокетничать с каждым встречным. Брэндон мысленно перекрестился, хотя не был истинным верующим. Последнее время он утопал в любви, и это позволяло ему держать голову выше. Он только боялся… что всё сорвётся. Итак, новую маску на лицо…
– Простите!
Социальная служащая обернулась.
– Чем могу помочь, юноша?
Прагматикам и атеистам не снился его страх. Может, стоило пойти в актёрское училище? Он зашуршал бумажкой.
– Вот… вы знаете, ко мне домой пришло это письмо. Я думаю, что произошла ошибка. Тут написано, что… Извещение за штраф, только на другое имя. Я готов уплатить.
– Дайте-ка посмотреть… – она вынула у него из руки письмо и благосклонно кивнула. – Вы знаете, я сейчас всё проверю. Одну минутку. У нас такой большой архив… может быть, кто-то и перепутал… Столько хлопот в этом ведомстве! На всякий случай – извините…
– Ничего, – он почесал переносицу. Наверное, трудно быть старым. Он не хотел дожить до этого времени. Вообще, Брэндон относился к смерти весьма легкомысленно. Этого не могло с ним случиться – он привык к неприятностям, но самая крупная случиться с ним не могла. Женщина удалилась в комнату с бесчисленным количеством ящиков. Полицейские за его спиной переговаривались, понизив голос. Мальчик опёрся на стойку, стараясь найти самое беззаботное выражение. И безопасное расстояние от стражей порядка – он относился к ним скептически… Кто-то отдёрнул занавеску. Уборщик загремел шваброй. Рация была включена… Брэндон вздохнул. Может быть, он зря тревожился? Соломенные волосы, чёрные глаза, золотой значок на груди – человек в голубой рубашке приближался к нему твёрдым шагом. Парень отдал бы всё, чтобы провалиться на месте – этот коп разговаривал с теми, кто задержал его на шоссе за превышение скорости. Чарльз Брэйман. Ну чего прицепился… ну что ему нужно, вон уже идёт служащая с его квитанцией, ещё улыбается… неприятности появляются не в одиночку, мало ему было нападок Джона и плохого самочувствия?!
– Мисс Брэндон!
Он сделал вид, что этот приказной тон относится не к нему, и уже было протянул руку за чистым бланком, на который служащая заменила штрафной листок…
– Мисс Брэндон, повернитесь, пожалуйста. Мне нужно с вами переговорить.
У женщины вытянулось лицо, когда она услышала обращение и гадкую приставку к имени – мисс.
– Документы, которые вы нам предъявили в момент задержания, оказались фальшивыми. Это само по себе – правонарушение. Потом, мы отправили запрос в Линкольн на предмет установления вашего имени и фамилии, и вот, что получилось… Целый список мелких преступлений. Вас разыскивает полиция штата за неявку в суд. Что вы скажете на это? – полицейский опёрся о стойку, игнорируя его недовольство.
– Что сказать? – Брэндон выругался про себя. – Идиотка Тина вляпалась.
… Кэндис взяла баночку с детским питанием и покрепче перехватила ремень сумки. У неё замёрзли ладони. Погода была мерзкая, шёл снег с дождём… Мать погуляла с Коди, и ребёнок опять простудился. Тратиться на врача – значит, отдать половину своей выручки в баре. А ведь скоро Рождество, она хотела устроить гулянку… Может быть, все снова соберутся у Мишель или Ланы, но их «сельское» общество обязательно будет ночевать на свободных койках, и её дом будет едва ли не самым желанным пристанищем. Ужас! Просто ужас! Денег нет, холодильник пустой, балованное девятимесячное дитя надо угостить конфеткой… Он с каждым днём становится всё больше похож на отца – ямочка на подбородке такая же, а ещё мальчишка весь день капризничает… Какое вино взять для Лесли? Принесут ли ребята с собой выпивку? Едой можно не угодить, но всё остальное они обязаны распробовать… Кэндис взяла хлеб для сэндвичей и упаковку лапши. У кассы очереди не было, её подруга Ронда откровенно скучала, смотря по маленькому телевизору шоу двойников. На этот раз выступал Элвис Пресли. Отдавая покупки, девушка тоже кинула взгляд на мелькающие картинки. Здорово было бы поболтать, но дома её ждут…
– Одиннадцать долларов. И… кстати, вот ещё чек.
Кэндис даже не сразу поняла, что Ронда обращается к ней. Но глаза её были честными, усталыми и ожидающими. С неё требовали ещё тридцать девять долларов и пятьдесят центов. Обрывок листа из её чековой книжки… с чужой подписью. Астрономические деньги! Как же рождественская вечеринка? Девушка нахмурилась, складывая покупки в бумажный пакет.
– Ты, верно, шутишь?
– Нет. Плату надо брать с владельца книжки.
– Откуда у меня сейчас деньги?
– Не знаю, Кэнди. Это общая забота. Я сама сейчас на мели, меня Кевин до последней нитки обобрал… Мужики – как саранча, попользуются нами и выбросят, как использованную зубочистку… – Ронда сочувствующе вздохнула.
– Я уж ничего не понимаю, это точно. Кто выписал чек?
– Парень, который у тебя квартирует. Брэндон.
… Красная рубашка. Запах отбеливателя от воротника. Лязганье замка. Прутья решётки. Двухэтажная койка – одеяло и подушка, умывальник у стены… За тот год, яркий и насыщенный событиями, он менял резиденции двадцать семь раз. Он был чертовски рад, если удавалось обрести крышу над головой хоть на ночь, но теперь… всё было не так. Холодно. Чуждо… Тюрьма, камера. Для одного человека… одного ли? Билли Бринсон, Брэндон Рэй, Брайан Уэйл, Билли Бойл, Чарльз Брэйман, Тен «Тинна» Брэндон – бесконечная череда сердцеедов и дурашливых парней. В сущности, что он успел сделать для себя, для близких, для девушек, которых боготворил? Простые девчонки старшего школьного возраста, они повисали на нём, как спелые виноградинки, их парни гоняли его в три шеи, полицейские старались выдворить проблему подальше от себя… Конфликт выплыл наружу. Он попался, как крысёнок, ведомый своим сыром… Всё это уже было, строгие лица, оценивающие реплики заключённых женского отделения. То, чем награждало его общество. Когда-то он ещё был полон наивной веры в будущее, он пытался заглушить в себе ощущение «ты не такой, как я – а поэтому хуже», до последнего давил в себе мысли о физическом взрослении, о том, что он становится не тем, кем хочет быть… Самовнушением нельзя было изменить организм. И поэтому однажды, вырвавшись из скучных кабинетов врачей, он уносил на груди справку о том, что ему удастся измениться – он был человеком противоположного пола, мужчиной. Он отчаянно взрослел и выдирался из рамок. Были жертвы – порезанные вены, проглоченные бутылочки антибиотиков. Но всегда над ним зажигались чьи-то глаза, и в последний момент беда проходила стороной, отведённая чьей-то рукой… Он не любил хныкать, не хотел просить. Но сил не было поверить в то, что всё пошло прахом, что его иллюзорная и очень пронзительная мечта рухнула тысячью хрустальных осколков. Брэндон свернулся калачиком на узкой кровати и прижал открытку к колену. Он писал единственному человеку, который связывал его с глубоким прошлым.
«Лонни! Приятель, привет… Угадай, где я сейчас нахожусь… Конечно, в тюрьме. Обжёг пальцы на левой руке, писать трудно, так что оцени мои усилия. Обвинения самые глупые – вождение в нетрезвом виде. Тут ещё кто-то откопал историю с моими фальшивыми документами, подняли на ноги копов Линкольна… Ты не сходил бы для меня в суд – узнать, на какой день назначено заседание?»
Он был похож на взъерошенного воробья. От жары и досады волосы прилипали к вискам. Парень поминутно утирал пот, едва слышно ругаясь.
Чёрт возьми, ну какая гигантская несправедливость, я даже Кэндис не могу позвонить… она-то беспокоится, бедняжка – я пропал, как очередной подлец… поматросил и бросил. В кармане куртки лежит леденец для её детёныша. Глупость, очередная глупость, и вляпался я по беззаботности… как там ребята, лишь бы всё было в порядке…
Он не знал, и не мог узнать, что «ребятам» приходится несладко. В тот самый момент, как осуждённый маялся на тюремной койке, мать-одиночка, которая не поступила в колледж и работала в трёх местах, чтобы прокормить немногочисленную семью, рылась в вещах своего постояльца. Её терпения хватило на четыре часа – причём ожидание было мучительным, при свечах. Из-за того, что отключили электричество, Кэндис варила кашку ребёнку в полутьме – и дожидалась рассвета… Едва было можно что-то разобрать в молочно-белых лучах, сочащихся с подоконника, она кинулась в угловую комнату. Чековая книжка хранилась под кипой белья в шкафу. Обычно щепетильная в мелочах, девушка выкидывала старую одежду и полотенца с такой поспешностью, как будто кто-то или что-то жарил ей пятки. Извлечённая страничка в точности подходила к аккуратно оборванному краешку, а почерк был тем же, что в романтических письмах, которые ей оставлял жилец – для того, чтобы ободрить или поблагодарить за добродушие… Парень был чистоплотным, чёрт возьми. Не идеальным – он крутил амуры с девчонками, чьей тенью Кэндис привыкла быть, но он согревал её своими насмешливыми взглядами и незатейливой помощью по дому… он был хорошим. Или нет?! Боже, ну зачем, что он опять надумал? Сама не очень соображая, что она ищет, Кэндис заметила бумажку в вентиляционном отверстии – это была обёртка от гигиенической прокладки. Страшных подозрений не было – просто у неё защипало глаза. Брюки в корзине для грязного белья… пятна, от которых избавлялись ожесточённой стиркой… Он никогда не просил её помочь что-нибудь вымыть или убрать его вещи… Почему? Разве ему было, что скрывать? Или такой коварной мог быть… могла быть только женщина! Девушка прислонилась к стене, протирая глаза кулачками.
– Ох, нет!
Ей до сих пор не верилось – слишком много всего свалилось на неё – не привыкшую философствовать – в последние два дня. В пачке бумаг из рюкзака она нашла свидетельство о рождении – и впилась в строку имени с той жадностью, которая отличает людей в безвыходной ситуации. У неё были причины для расстройства. Место рождения, дата – 12 декабря 1972 года… а вот пол – женский, и имя… Тина Рэне Брэндон. Хороший друг, неисправимый забияка – обманывал их всех.
«Слушай, Лонни. Я не прошу у тебя ничего. Нелегко будет выпутаться из этой переделки, но я попытаюсь. Больше всего мне сейчас не хватает песенок и блюзов, а также большой, всепоглощающей любви… Знаешь, думаю, я задержусь в Фоллз-сити, если всё не пойдёт прахом. Я хочу довести дело до конца. Я обрёл здесь близких людей. Но и вас там не забываю… Передавай привет маме, скажи, что я попытаюсь вырваться на праздники. Ты уверен во мне, ковбой? Самый честный парень на всём западном побережье… Я стараюсь держаться. Мне трудно, потому что копы здесь – неисправимые зануды, а судьи могут напакостить. Но у меня пока есть силы… так что помолись за меня там, O’K?»
… Лана вдохнула поглубже, задержала в себе дым, пахнущий травами, до тех пор, пока горло не стало немилосердно жечь, и наконец выпустила его через нос. Они с Кейт передавали друг другу самокрутку до тех пор, пока сидеть на ступеньках и ждать прихода не оказалось весело. Они носились друг за другом по детской площадке. Пытавшаяся похвастаться новой кофточкой Кейт упала в песочницу и, поднимаясь, со смехом отряхивала плечо.
– Посмотри, пройдоха, что ты наделала! Только посмотри, а?..
Девушки сели на карусель. Лана оттолкнулась ногами от крашеного в бело-чёрную полоску столбика и почувствовала, как всё под ней кружится…
– Не пойму, почему мы не можем жить вместе?
– Он к тебе сколько уже не приходил? – Кейт глубокомысленно затянулась и окинула подругу взглядом. Золотоволосый силуэт в тёмной водолазке и с пересекающимися цепочками на груди вызывал зависть. – Ты хорошенькая, мать твою. Это парней цепляет…
– Всё просто, и гениально… Слушай, я не могу сдвинуть эту штуку с места, давай… поработай ногами!
Им нравились детские развлечения. Видимо, когда-то не хватило тепла… Лане хотелось заплакать от переполняющего её счастья. Жёлтые пятна света от фонарей водили хоровод вокруг неё. Ещё немного потерпеть, и она бросит этот опостылевший мирок, вырвется наружу, будет не местечковой Джульеттой, а настоящей звездой… и её будет любить кареглазый мальчишка с вихрами на затылке. Она его причешет. Ничего… ничего… они все ещё узнают, как им не повезло. И как она…
– Эй, глянь-ка… – Кейт не очень вежливо дёрнула её за плечо. – Ну давай, красавица, проснись. Ты посмотри на это…
Сиротливая фигурка девушки в неизменной джинсовой куртке (удобная, ноская, они вместе покупали её на вещевой ярмарке) возвышалась у качелей. Тихо скрипели звенья цепи. Кэндис была или очень сердитой, или очень грустной – за дальностью расстояния было не разобрать.
– Атас, бросаем косячок… Пришла мисс Добродетель.
– Кэнди, почему это у тебя такой странный вид? – Лана глотнула «пепси» и шагнула к подруге. Та вжала голову в плечи, как собака, ожидающая трёпки, но всё-таки отстранилась от неё. Пристыженно отвела взгляд. Кейт поняла, что дружескими увещеваниями дело не ограничится.
– Ну ты нам-то, наедине, можешь сказать?
– Слушайте, девчонки… в это просто нельзя поверить!! – у неё, будто по команде, навернулись слёзы…
Вот если бы у неё был сын и море проблем в семье! Ни надоевшей работы, ни грубых приятелей, ни мамочки-алкоголички… Лана проводила глазами широкую спину охранника и сглотнула. «Вы что, нервничаете?» – спросила её молоденькая секретарша у входа. Лана знала, что она работает на полставки и готова любого посетителя засыпать вопросами о жизни города, который от неё был отделён тремя кордонами полицейских… но ей было не до этого. Мозг отключился, автономно работала интуиция. Всё это было не просто странно, это было шокирующе, по-дурацки и ужасно… Она бы всё отдала за то, чтобы выяснить отношения с мальчишкой, исчезнувшим в неизвестном направлении. Но он сидел в тюрьме. Не большая новость для города, где молодёжь вся поголовно спивается и гоняет коров на пастбище. Но он – преступник-интеллектуал, он подделывал чеки, крал кошельки и скрывался под чужим именем… он ей врал, он всем врал. Целый подвиг! Чёрт возьми, чёрт, чёрт… Если бы она хоть знала, с чем имеет дело, а её почему-то привели в женское отделение… У неё на руках было мало козырей – его карие глаза, сумасшедшая влюблённость, занятие сексом не ради секса, первые «Мальборо» на бесплатной стоянке, летящие в ночь качели, сущее безумие… Лана оглянулась – а что будет, когда эта смутная история с нехорошим началом станет достоянием общественности, ей даже думать не хотелось. Она пошла по шаткой дорожке, позвонив отцу и взяв у него денег из ещё не полученных матерью алиментов. Она пошла к Тому, выпила с ним банку пива и попросила его внести залог, потому что сама не была совершеннолетней. Самый молчаливый парень в округе лишь кивнул. Стоило к нему за этим обращаться… От подробностей голова потихоньку начала пухнуть и кружиться. На такой ноте её размышления окончились – Лана подошла к нужной камере и, сощурившись, попробовала разобрать, где находится её ухажёр. Он появился перед ней, как всегда, неожиданно – вынырнув из-за скамьи, на которой расположились бывалые дамы, играющие в карты. Полностью убеждённая в его маскулинности, Лана с удивлением заметила два маленьких возвышения под красной робой, и снова окинула взглядом узкобёдрую фигурку. Брэндон с размаху прижался к прутьям.
– Лана?! Что ты здесь делаешь?
Та помотала головой так, что волосы рассыпались по плечам.
– Нет, ты мне скажи, что ты здесь делаешь. В женском отделении…
– Хм… тут такая неразбериха во всём… – он замялся, не зная, куда деть глаза. Румянец залил щёки. Уж кого-кого, а свою обожаемую девушку он видеть не хотел… не сейчас, не рядом с собой, когда он – будто голый, весь на ладони… – Понимаешь, я нахамил копам, и они меня сунули сюда в наказание…
– Брэндон, не дури! – понизив голос, возразила Лана. – Я видела твоё имя и фамилию на листе… не важно, на каком, на документе – ты, может быть, скажешь, что и их поменяли местами?
– Их поменяли телами… – пробормотал он.
– Что?!
– Нет, нет, постой… я не то сказал, я сейчас всё объясню… – он совершенно разлохматил волосы, и Лане внезапно стало его жалко – потерянный, босиком топчущийся на холодном каменном полу.
– Уж будь любезен.
– Я… я… – Брэндон до крови закусил губу. Ещё никогда он не был так напуган… эмоции рвались наружу, вот так сразу сдать все позиции – это непросто было сделать, разрубить узел одним ударом. Он заврался, запутался. Он не хотел быть униженным ещё больше, и он не хотел её потерять. – Лана… милая, девочка моя, солнышко моё… я не могу!
– Почему? – забыв, зачем пришла, девушка подошла к решётке – их глаза теперь были на одном уровне.
– Слушай, я не хочу, чтобы всё кончилось так… – он всхлипнул.
– Успокойся. Я здесь. Почему всё так получилось?
– Я тебе расскажу, только ты пойми меня… Я и сам всего не знаю о том, что происходит. Я… я болен. Это как болезнь. Транссексуализм…
– Транс – что? – Лана взяла его за руку, пытаясь заглянуть в лицо, потому что Брэндон всё время отворачивался. Собственное сердце грозило вырваться наружу, колотясь, как паровозные колёса. – Ты можешь по-человечески объяснить?
– Ну, я гермафродит, транссексуал… Я был рождён двуполым, и воспитывали меня, как девочку… Но глубоко внутри я – мужчина. Путаница с документами возникает из-за того, что чиновники не хотят мне помогать. Я… должен пройти через кучу трудностей, чтобы стать наконец собой. Я ещё не прошёл полный курс лечения, но скоро буду делать операцию.
Мечты о тёплых, доверительных отношениях летели вверх тормашками. Лана всё ещё не могла понять, что происходит, хотя была поражена увиденным – Брэндон вцепился в решётку так, что костяшки пальцев побелели… и, что самое страшное, он готов был заплакать. Ради неё? Так он боится её потерять? Вот новость…
– Я парень, и всегда им был.
– Что ты… – Лана положила руку поверх его. – Я знаю, тебе нелегко отвечать на вопросы, но ты не мог мне сказать об этом? Всё было бы намного легче…
– Было бы? Разве я не знаю? – вскинулся он, и каштановый клок волос упал на глаза. У Ланы внутри всё сжалось. – Как это – быть изгоем, как это, когда над тобой все смеются… Слушай, тебе может быть неприятно здесь находиться. Я такой жертвы не заслуживаю.
– Брэндон, я…
– Подожди! Я часто думал о том, как бы это было – сказать тебе всю правду с самого начала. Я сидел тут… это целый ад – тюрьма, может быть, я его заслужил. Но и нашёл время подумать… – его шёпот напоминал горячечный, и воздух касался её щеки. – Лана, малыш… у меня нет не только денег, но и смелости, я трус… Ты могла меня прогнать. Ты – самое лучшее, что случилось со мной. Я просто имел возможность показать тебе, каково это – жить в своё удовольствие, любить и быть любимым! Я подошёл слишком близко и обжёгся. Я всегда всё порчу. Так было с родителями… в школе, везде. Другие девушки считали меня придурком… Пока я ничего не говорил о своём дефекте, всё было хорошо, а они… Вот так и с тобой. – заключил он и прижался лбом к холодным прутьям. Едва заметным движением девушка погладила его. Брэндон вздрогнул.
– Перестань. Прекрати мне всё это говорить, если тебе больно. Я верю… ты же врал не специально, ты никому не хотел вреда… Я внесла залог.
– Что? – он почти задохнулся.
– Брэндон, ты свободен! Потому что я так хочу, потому что… я люблю тебя… – она слабо улыбнулась, глядя, как в его потухших глазах начинает тлеть огонёк. Слишком бледный, слишком осунувшийся за последние сутки мальчишка… Ей было всё равно, матерью Терезой покажется она, или всепрощающей дурочкой. Ей позарез был нужен этот парень. А то, что он объяснял… будет время разобраться! – Собирайся, мы уходим из этого жуткого места.
– Это касается только нас двоих?
– Да!
Они были классной парой – симпатичная девушка в кожаной куртке и мальчишка в джинсах и пижамной рубашке. Когда они бежали вниз по лестнице, полицейские даже не собирались их останавливать, покровительственно ухмыляясь вслед. Если бы художники, певцы и поэты искали воплощение бунтарского духа, им не надо было искать в каменных джунглях больших городов – достаточно было просто заглянуть в Фоллз-сити… Хлопнула дверца машины, взревел мотор. Пристегнись, малышка, мы сегодня гуляем на все сто… Они поцеловались. И никому не говори о том, что я плакал – потому что парни не могут себе этого позволить, они – сильные и дорожат своей гордостью… Заводи, поехали! Мы – свободны! Как птицы, как ветер, как мы – вдвоём на шоссе…
… Джон не помнил, когда на его памяти выдавался такой хороший вечер. Слякоть и ломкая трава под ногами сменились лёгким морозцем, колёса автомобиля не вырывались из колеи, после одного дела с рабочими он получил пачку баксов в карман… Блин, ты бессмертен. Но вступишь в свои права чуточку позже. Он криво усмехнулся, направляясь прямиком в бар. А что делать, схема одна – за горем ли, за радостью, но люди идут к знакомой стойке. Караоке не было, поэтому прыщавые школьники настраивали гитары для того, чтобы поразить всех выступлением самодеятельности… Том остановился, чтобы завязать шнурок. Его-то смутные подозрения не терзали, ему не надо было разбираться с ответственностью. Джон не слишком вникал в то, что ему сказал приятель, но опасность, исходящая от чужака в этом городе стала более ощутимой. Значит, надо было действовать. А не распускать сопли по любому поводу… пусть этим займутся девчонки! Вроде Кэндис, которая едва держалась на ногах, но продолжала смотреть на казённые бутылки с ликёром. Не поворачивая головы, вожак бросил сквозь зубы.
– Подтянешься потом. Но заходи.
Он бросил куртку на прилавок и счёл нужным поздороваться.
– Ну-ка, детка, возьми двадцатку. Ликёра на все.
– Что ты такой щедрый? – без энтузиазма отметила Кэндис. Ей совсем не хотелось разговаривать с главой шпаны в Фоллз-сити.
– Моё дело. Хочу – и гуляю… Плесни в стакан. Так, – он прикрыл рюмку ладонью. – Знаешь, я ведь разговаривал с матерью Ланы. Линда себе места не находит. Согласен, родительница она дерьмовая, но когда дочь дня два не ночует дома… Твоя непутёвая подружка сбежала, верно? И с фабрики уволилась. Ты ликёр-то пей, не смотри на меня такими круглыми глазками…
Меня не проведёшь. И лучше выкладывай всё, как есть. Дурёха попала в беду, и я её по любому следу отыщу… ты что, не знаешь, что мне каждое коровье пастбище здесь знакомо? Джон грозно сдвинул брови. Кэндис пару секунд посапывала, затем взяла рюмку – и привычным движением опрокинула. Спиртное мгновенно согрело девушку, разгоняя остатки мыслей. Этот бородач – неплохой парень, но…
– Джон, я не привыкла разговаривать. Меня ж никто не слушает: малышка Кэнди, глупышка… Один раз рот открыла, так девчонки мне бойкот объявили. – передразнила она его. Вожак вздёрнул руки в примиряющем жесте. Том, присевший рядом, громко фыркнул и заработал свою оплеуху.
– Я тебя слушаю. Кэнди, ты должна мне всё рассказать…
– Налей ещё, – она ткнула пальцем в бутылку. – Чёрт, почему я одна такая несчастная? Том… блин, куда ты тянешься… Ребята, или я чего-то не понимаю, или в этом городе творится чертовщина. Лана пока не сбежала…
Джона передёрнуло.
…– Ты любишь кантри?
– Очень… Я люблю музыку. И тебя.
– Я польщён…
– Ты – что?
– Не обращай внимания.
Подумать только, я осталась с ним… Первый стоящий поступок за всю мою жизнь. Он – хороший… Меня будут называть лесбиянкой? Но за что? Хотя в маленьком городке новости разносятся быстро, например, о том, что юноша-любимчик является девушкой, я… я не могу им всем объяснять, что он классно целуется и будет моей единственной надеждой. Сбежать подальше отсюда, не видеть опостылевших стен в жёлтой краске, не слышать ругательств и криков, а только приятную музыку…
– Ты занимаешься спортом? – она погладила его по плечу. Брэндон смущённо улыбнулся.
– Да. Качаю мускулы. Знаешь, настоящим парням нужно быть сильными…
– Железки, железки, железки… – Лана закрыла глаза. – Лучше поцелуй меня.
Всё происходило слишком быстро – и чудесно. Сумерки сгустились над тем самым обрывом, в который они могли съехать неделю назад, и где их шумную компанию засекли полицейские. Там редко кто бывал, и трудно было заметить целующуюся парочку, выпускающую на волю страсти – в тёмном чреве автомобиля.
Когда я увидела тебя запертым и плачущим, я пришла в отчаяние… Ты поможешь мне начать новую жизнь, ведь так?
Его губы скользили вниз, к груди, которую он ласкал ладонями. Частое, прерывистое дыхание возбуждало её. Он снял с неё оранжевую футболку, свернул её комком… стиснул сосок. Лана обняла парня, прижалась к нему так крепко, как только могла.
– Брэндон…
– Что?
– Разденься.
– Не торопись… – он улыбнулся. Брэндон надеялся, что она вскоре забудет о нежных порывах, попытках доставить ему удовольствие. Растопить самообладание девушки – раз плюнуть… Так, шея, гладкая кожа плеча, потайное место за ушком… Он зарылся лицом в её волосы и глубоко вздохнул. Узкие ладони водили вверх-вниз по его спине, пока не нырнули за край белья. Одно прикосновение – и он отпрянул от девушки, внимательно вглядываясь в утомлённое, красивое лицо. Лана сощурилась.
– Почему нет?
– Лана, я…
Она уже добралась до пряжки его ремня, он почувствовал, как она начинает двигать бёдрами в такт его поступательным движениям. Ткань трусиков зашуршала под его пальцами. Брэндон нашёл в себе силы оторваться.
– Ну почему нет? – Лана поцеловала его, парень едва не задохнулся. Он кусал губы, виновато поглядывая на неё. – Чёрт возьми, ты опять водишь меня за нос! Я хочу, чтобы тебе было так же хорошо, как мне! Я хочу тебя всего…
– Подожди… я пока не могу… скоро. Обещаю тебе. Скоро.
Брэндон вытянулся рядом с ней на широком заднем сиденьи.
– Точно? Обещаешь?
– Скоро.
… У неё заканчивалась третья пачка, а все палатки на углу были закрыты. Фоллз-сити – город с не примечательной ночной жизнью, если только молодёжь опять не устроит драку. Хозяева магазинчиков в будни могли позволить себе сократить рабочий день. Линда их не понимала. Если в доме не было выпивки и сигарет, от долгих и нудных размышлений спасала только работа. Что с того, что сама она жила на пенсионное пособие и алименты? Ей страшно хотелось курить. Табачный дым густо заволакивал комнату. Если бы вернулась дочь и вымела окурки, она бы стала свидетельницей ещё одной премилой истерики. Ничего. Конечно, ничего – старая мать привыкла, вытерпит… что с того, что когда она была помоложе, все дочкины ухажёры были в неё влюблены? Так трудно было угадать, что болтают бабушки на лавочках? Сама проститутка и дочь такую вырастила… Знаменитой женщиной была Линда Гуттиэрез, очень знаменитой. Но она всегда думала о том, что скажет основная масса горожан, и не слушала сплетни. А Лана… что ж, девочка стала слишком много себе позволять. И не ей судить мать, которая пусть и родила в двадцать пять лет, но… но всё так же бодра духом, и злится на рано состарившееся тело… Она плеснула в стакан виски, провела пальцем по морщине на лбу и опрокинула в себя горячительное содержимое. Хлопнула дверь.
– Эй, что здесь происходит?..
Громкий топот – и перед ней, уперев руки в бока, стоял Джон Лоттер. Милый мальчик. Но нервный… Остальные его собутыльники и местные девчонки столпились в дверях.
– Линда, она ещё не явилась?
– Нет, духу её не было. Джон, я… дай мне закурить.
– Я тебе сейчас дам кое-что другое. Покажу одну замечательную вещь, – саркастически проговорил Джон, роясь в сумке. Кэндис протестующе крикнула.
– Не делай этого, ты мне обещал!
– Забудь… – бросил он сквозь зубы. Линда откинулась назад, ощущая спиной выпирающие пружины дивана.
– Если никто не хочет мне объяснить, что происходит, то, может быть, ты постараешься?
– Да уж, сервис – первый класс… – усмехнулся Том.
– Лана слишком неразборчива в знакомствах. Ты читала сегодня газеты?
– Что за чепуха? – Линда взяла серый клок бумаги и вчиталась в набранные мелким шрифтом строчки. Колонка происшествий… – Список задержанных за день. Брэндон, двадцать лет… Но ему, кажется, двадцать один?
– Так, мама, давай разберёмся. – Джон медленно выдохнул, сознавая, что силы ему понадобятся. Внутри всё клокотало – от обиды за обман, от плещущей в мозгу ярости. – Его адвокат звонил квартирной хозяйке, то есть Кэндис, и спрашивал, кто может внести залог. Парнишка соврал ему, что работает в колледже Перу Стейт – оттуда скоро прибудут деньги. Ты подумай, наш ловелас – школьный уборщик! Но это ещё не всё. Мало того, что его замели из-за документов. Мало того, что он воровал деньги у Кэндис. Даже… даже не будем думать про то, что Лана попросила Тома оформить чек… и заплатила за то, чтобы этот идиот вышел из тюрьмы! Ты посмотри на имя, Линда. Прочти статейку внимательно.
– Хорошо… – женщина имела серьёзные основания для того, чтобы испугаться. У неё дрожали пальцы, когда она положила вырезку на колени и вслух произнесла. – Список… Двадцать лет. Тина Рэне Брэндон. Тина?!
Кейт тихо ахнула. Кэндис закрыла лицо руками. Том действовал иначе.
В узком коридоре было негде развернуться, но там столпился весь цвет молодёжи Фоллз-сити. Джон сердито толкнул ногой дверь и ворвался в комнату своей бывшей подружки.
– Вон его рюкзак! Теперь понятно, за чем Лана заезжала…
– А ты что думала, чайку попить? – в глазах всегдашнего молчуна Тома загорелся ехидный огонёк. Кэндис устало прислонилась к стене. Даже её запасы любопытства могли истощиться. Джон развернулся.
– Где?
Парень с лёгкостью приподнял объёмный мешок.
– Подумать только, он ей дарил духи, цветы… и Лана такой счастливой казалась! Я…
– Господи, заткнёшься ты или нет? Лин, пойми, что эта дешёвка промыла ей мозги!
– Ты как со мной разговариваешь?! Он был совершенно ажурным мальчиком, даже во времена моей молодости парни так не ухаживали!
– Видимо, разучились…
Том методически выворачивал ящики комода. Джон одним движением руки смёл с тумбочки коровье плюшевое стадо. Зазвенело разбитое стекло часов. Линда воспротивилась.
– Эй, что вы делаете? Я запрещаю вам копаться в их вещах…
– Их? Ты их уже за влюблённую парочку держишь? Если бы ты была внимательней… ты же мать! – отмахнулся от неё вожак. Его лицо блестело от пота. Не мудрено – обстановка накалялась. – Я говорил, что нельзя верить этому смазливому пройдохе!
– Ты мне ничего не говорил!
– Пусти! – он наконец справился с тесёмками на мешке и перевернул его вверх дном. Аккуратно сложенные рубашки стопкой оказались на кровати. Брюки, пачка бумаг и фотографий, часы, майки, коричневый саквояж… Джон начал рыться в вещах, не переставая наблюдать за реакцией окружающих. Что он искал – с трудом представлялось ему самому, но долго ждать не пришлось. Резиновый член и презервативы он отшвырнул от себя так, будто держал в руках гремучую змею. Парень выругался, заглаживая длинные чёрные волосы назад. На груди у него проступило пятно пота. – Нет, ну вы посмотрите на эту дрянь! Что, и теперь скажешь, что всё неправда? Что он, импотент, чтобы искусственным хреном пользоваться? – рекламный буклет привлёк его внимание, и Джон прочёл заголовок, наклоняясь к груде расшвырянных им предметов. – Перемена пола… Сексуальное раздвоение, непрошенная дилемма. Транссексуалы – такие же люди, как мы… реконструкция фаллоса осуществляется из мягких тканей! – при виде картинок его лицо перекосило. – Вот уродство! Меня тошнит… На какого гадёныша мы напоролись, он же всё выдумал…
– Не он, брат… – ненавязчиво поправил его Том. – Она.
– Святое дерьмо! – он оглядел застывших в шоке друзей. Его губы скривились, лицо стало неописуемо уродливым. – Я заставлю её вернуться…
Он мне солгал! Какой, к чёрту, он человек?! Какой приятель? Да его раздавить мало, как лягушку… чтобы он сдох. Зачем пересеклись наши тропинки, что ему здесь было нужно?! Хорошо мы жили до его появления, Лана была в порядке, а теперь всё перевернулось с ног на голову… Не он, не она – а «оно»! Вот что это, и руки пачкать бы не стоило, но я должен всё вернуть… Я по субботам стёкла у городских отщепенцев выбивал, и ничего мне не было, а кто меня накажет за то, что я вскрою это… как банку сардин, что я выясню всю правду, и никто от меня не спрячется! Брэндон… тварь, ну пусть только появится!
– Что, надерём задницу маленькому бродяге? – едва слышно спросил Том. – Выпей пивка, полегчает.
… Дорожка, ведущая к дому, почти обледенела. Брэндон посмотрел на хвойные веточки, стыдливо прикрывающие облупившуюся краску на двери резиденции Тисдейлов, и улыбнулся.
– У нас всё получится, ведь так? – спросила Лана, прильнув к нему. Они были почти одного роста, но девушка умудрялась с комфортом повиснуть у него на шее.
– Конечно, малышка.
– Я зайду на одну секунду… а потом мы уедем, да?
– Да… – он кашлянул в сторону. Только бы не простудиться в самый ответственный момент! – Будем есть жареный поп-корн, пить «колу» и смотреть кино в машине… тебе не надоела ещё такая жизнь на колёсах?
– Ну что ты, лишь бы быть с тобой, – оказывается, она умела быть застенчивой, что было новшеством для самой Ланы. У него защемило сердце в непонятном предчувствии. Он прижался лицом к её плечу и несколько секунд просто молчал, запоминая – её внешность, её запах, её длинные золотистые волосы и голубые глаза… – Я ненадолго, ладно? Возьму вещи…
– Я подожду тебя. Решено.
Она выпустила его руку и зашагала к дому, принимая тот независимый и гордый вид, которым он не раз обманывался. Неприступная и очень доверчивая, она принадлежала ему…
Лана хотела открыть дверь ключом, и задумчиво вертела его в воздухе на брелке – прежде, чем решилась заняться замком. Её мучила нерешительность, ведь она перешагнула все грани «приличного поведения», как говорила самая отпетая алкоголичка их города, и теперь наверняка её ждала выволочка. Звонить или стучать не понадобилось – дверь была открыта. Первое, что увидела девушка за порогом родного дома, было феноменальное скопление народа. А точнее, все те, с кем она близко контактировала две недели – её мать, Кэндис, Кейт, Том и Джон. Никто не смотрел телевизор, не играл в карты, не выпивал и не захлёбывался дурацким визжащим смехом. Лана выдавила из себя улыбку.
– Привет всем… это что, вечеринка? И по какому поводу веселимся?
– Слава Богу, ты дома… – произнесла мать как-то слишком серьёзно. Она пожала плечами, притворяясь легкомысленной дурочкой.
– А что со мной могло случиться?
Всё было не так.
– Где ты была? – глухо спросил Джон, уставившись прямо на неё. Под их взглядами она чувствовала себя, как солдат при перекрёстном огне.
– Знаете, я хочу принять душ, и потом… я слишком устала и ни о чём не хочу разговаривать… – попробовала отвязаться от него девушка, удаляясь по направлению к своей комнате. Едва она исчезла в коридоре, все повскакивали с мест.
– Как дела на работе?
До них долетело едва слышное.
– Как всегда, мама… ты же знаешь! – а потом, через несколько секунд, которые понадобились Лане, чтобы увидеть фантастический разгром в её комнате – громкое и требовательное. – Это что ещё за чертовщина?! Мама, Джон???
Ей пришлось перейти в наступление. Ну, в самом деле, на что это похоже – как будто поигралась банда малолетних преступников… дрянь какая, они чуть подушки на куски не разорвали, что они о себе думают?! Мама?!?!
Первым лицом с непереходящей печатью вины, которое она увидела, было лицо Кэндис. Белокурая милашка ошивалась возле задней стены, слишком усиленно разглядывая картинки.
– Да кто вам позволил?! – она захлебнулась словами. – Так… стоп, это ты? Это ты им всё рассказала?
– Мы же всё равно знаем, – Том надул и лопнул пузырь жвачки. Лана была готова расцарапать его самодовольную рожу. Надо было прибегнуть к помощи местного дурачка, а не этого тупого… – Мы знаем, что на работе тебя не видят уже второй день.
– Ты мне кто, отец? Какого чёрта ты тут языком молотишь? – рассержено закричала она. – Ну ладно… что вы уставились?
При ней так смотрели только на калек и обиженных умом. Она услышала, как Кейт шепчет её матери.
– Хорошо же она промыла ей мозги…
– Блин, о чём вы говорите? – ей было страшно, но негодование брало верх. Она привыкла управляться с этими нечёсаными ребятами одним щелчком, сейчас же они были сильнее. Потому что считали себя правыми. – Убирайтесь… убирайтесь, вы, жуткие люди! Как вы могли всё тут разворошить?! Это же идиотизм, это же фигня полная! Я вас видеть не хочу!
Из тех сил, что у неё ещё были, Лана стала закрывать дверь. Но против пятерых выстоять было довольно сложно, да и Джон держал ручку с той стороны. Его глаза мгновенно сузились.
– Детка, мы хотим тебя спасти… – мать казалась полностью убитой. Такой расстроенной Лана не помнила её с тех пор, как она посещала бесконечные заседания суда и слушания о разводе. Они что, и правда считают её еретичкой?!
– Выйдите из моей комнаты, меня не нужно спасать!
– Откуда ты так много знаешь о себе, врачи говорят, что болен тот, кто отрицает свою вину… – хмыкнула Кейт.
– Дураки учёные!
Бутылки с пивом в руках у ребят стремительно пустели. Судя по мрачным взглядам, её близкие люди решили указать девушке всю глубину пропасти, в которую она пала. Или просто поколотить, что более вероятно, если учитывать уровень их интеллекта. А мой парень – он такой умный, с ним, чёрт возьми, так интересно… Лана чувствовала беду, как кошки – грозовую погоду.
– Лана, ты же не хочешь вести себя плохо? Становиться на нашем пути?
Ей хотелось соврать с полной искренностью, но этого делать не пришлось. Её спаситель не носил плаща и кинжала. На этот раз он был худым мальчишкой в ковбойке с синими клеточками. Он не дождался её на улице и решил посмотреть, что же происходит в этом доме… И он был поразительно, гениально и жутко не вовремя. Брэндон осторожно закрыл дверь, это его умение было предметом восхищений её матери, которая ненавидела, когда ею хлопают. Вот говорят – одного человека ещё вынести можно, но пять человек – уже толпа… Лана горестно вздохнула.
– Ещё по баночке пива, Том? – небрежно бросил ему Джон, сразу став похожим на мраморное изваяние.
– У нас только бутылочный «Фрост». Пей, заливай свои чувства, приятель… Эй, Брэндон, привет!
– Привет… – он развернулся к ним, удивлённый большим скоплением народа. Это были его добрые знакомые. Они почти стали семьёй. Парень глуповато улыбнулся. Лана чувствовала хрупкость его тайны, и больше всего боялась, что Джон выкинет какой-нибудь фокус. А угрозы носились в воздухе, как ночные мотыльки… Её бывший приятель глумливо подмигнул новичку.
– Боже мой!..
Расталкивая их локтями, девушка вырвалась вперёд.
– Мы уходим отсюда, это больше не наш дом…
– Что случилось? – Брэндон нечаянно ударился об угол шкафа и радовался тому, что может не скрывать дрожи в голосе. Общее собрание в доме было неспроста. И оно начинало его пугать. Джон хлопнул в ладоши.
– Не обращай внимания, приятель…
Мать дёрнула Лану за рукав и попробовала оттащить её в сторону.
– Уйди, ма!
– Ты ведёшь себя, как дикарка.
– Это вы дикари! Просто звери! Оставьте его в покое!
Джон встал рядом с Брэндоном, придерживая его за плечо. Парень не отшатнулся, но хрипло сказал.
– Что происходит?
– А, так. Надо обсудить пару вещей.
Том, как всегда, был более прямолинеен. На его щеках проступали розовые пятна. Необходимости держаться за стенку не было, но он постукивал по ней кулаком.
– Да, некоторые мелочи! Я вот чего не могу понять… Мы с ним как-то после бара вышли отлить, я весь забор обоссал… извини, мама, но вот его члена я не видел! Что, такой маленький, что в кулаке его прячешь?
– И эта путаница с его документами… – Кейт стала похожа на куклу с закрывающимися глазами, потому что насуплена была сверх меры. Брэндон помотал головой, пытаясь определить, не ужасный ли это сон. Поезд катился под откос, он чувствовал, что земля готова разверзнуться у него под ногами… но не было резона просить кого-либо ущипнуть его, потому что он запросто мог получить под дых. Друзья были не в настроении.
– Да, всё верно. Ты ведь так и не объяснил нам, что делаешь в нашем городе, почему завис здесь и тусуешься с нами… Красть и врать – это неделикатно! Ты мерзкий тип! Всем лапшу на уши навешал…
– Он столько врёт, что и сам уже запутался.
– Слишком многое не связывается, Брэндон.
– Постойте, я… я… – от возникшего волнения он начал заикаться. Кэндис позволила себе вставить реплику, и никто её не осёк, никто не защитил новичка.
– Ты и в Мемфисе никогда не был…
– У тебя постоянно нет денег! Где ты работаешь? Куда ты всё время ездил?
Брэндон вытер нос. Джон внимательно рассматривал его, и внезапно бросился вперёд, повалив парня на скрипящую софу. Он вскрикнул. Вожак больно ударил его.
– Да ты не трусь! Образуется всё… – он потянулся к Тому, вальяжно устроившемуся в кресле, и прогнал его пинком. Средств он не выбирал. – Ну-ка, встань отсюда… Мы что хотим обсудить-то, послушай! Вот тебе газета, тут написано про тебя.
– Где? – Брэндон недоумённо пожал плечами. Страх, исходивший от него, окружающие люди чувствовали, как собаки – дыхание пьяного. Джон ткнул пальцем так, что чуть не порвал бумагу.
– Ты, оказывается, отсидел… ну и как тебе тюрьма в Фоллз-сити? Гостеприимное местечко? А что бы ещё могли написать эти глупые журналюги – сегодня к нам пришёл лучший парень города, он любит носить рубахи, которые скрывают его фигуру, и хмурить брови, когда ему говорят правду! Мне тут одно имя непонятно… Смотри. С большой буквы написано. Брэндон…
Он издевательски растянул его по слогам.
– Но вот… почему Тина стоит впереди? Получается – правильно, малыш! – он ухмыльнулся Тому. – Тина Брэндон!
– Бинго!
Брэндон выпустил газету, и она с противным звуком шлёпнулась на пол. Он едва ли услышал, движимый желанием оправдаться.
– Ну… зачем ты так? Они что-то напутали… Я признаюсь, что приехал в этот город по фальшивым документам, мне хотелось развеяться… не больше! Что вы, не знаете, каково это, когда копы висят на хвосте?
На Джона дружелюбный тон больше не действовал. Он прищёлкнул языком. Линда видела, что оба парня затеяли игру, и немедленно вмешалась – ждать было не в её привычках. Она была похожа на разъярённую фурию, вылетевшую на середину комнаты и устроившую семейный апокалипсис. Орала она громко, срывая горло криком.
– Ты… ты, сволочь, втёрся в моё окружение! Ты жил под моей крышей! Ты всё это время хотел… подобраться к моей дочери!! Нашёл себе лакомый кусочек, да?! Что она тебе, продажная девка? Ты хоть подумал, что о ней скажут в городе?
Его будто нахлестали по щекам. Брэндон выпрямился.
– Линда, поймите, я только о ней и думаю…
– Да пошёл ты к чёрту, кто ты такой, чтобы мне указывать?! – взвилась она. Джон сделал знак утихомириться. Он мог быть обворожительным, когда хотел, но сейчас его воркующий бас вызывал опасения.
– Лана, детка… – девушка, прижавшаяся спиной к дверному косяку, вздрогнула. Драма, разыгрывавшаяся у неё дома, больше не казалась фарсом. События развивались слишком быстро. – Лана, я тебя знаю ещё с детского возраста. Так что если ты лесбиянка, так и скажи.
– Кто?!
– Лесбиянка, баба, которая трахается с бабой! – презрительно бросил он. Брэндон вскочил, понимая, что прав на защиту ему не дадут, и всё может рухнуть от одного неправильного слова, но он должен был защитить свою любовь. Всё это он уже проходил – истерики, ссоры и позорные изгнания.
– Нет, Лана тут ни при чём! Это всё я… я виноват… – по злобным взглядам, направленным на него, парень понял, что произошла осечка. Иначе он не мог. Если уж приходилось поливать грязью себя… – Я вам сейчас всё объясню. Неужели мне так трудно поверить?
– Слушай, я не учился в школах и не ездил по Мемфисам. Но я помню басню про чувака, который вопил «волк, волк», потом зверюги перерезали всё стадо, а лгунишке никто не поверил… – Том почесал затылок. – Как ты думаешь, на кого ты сейчас похож?
Брэндон очутился в заколдованном кругу. Его сны, его худшие кошмары сбывались, хотя любого, кто захотел бы их предупредить, он обозвал бы параноиком. Вдруг перед ним возникло лицо Джона – он стоял перед ним и не собирался давать пути назад.
– Не нужны нам твои липовые объяснения… – он гаркнул во всю силу лёгких. – А ну говори быстро, сучонок! Ты девка – или нет?!
– Так девчонка ты? – переспросил Том, срываясь на фальцет. – Если да, то я могу помочь решить твои проблемы… – он прижался к нему грудью и выдохнул – Брэндон почувствовал запах перегара. – Поиметь тебя? Хочешь? Сосиску в твою булочку? Прямо здесь, на полу?
– Иди к дьяволу! – он оттолкнул светлоголового пьяницу. Лана дёрнула его за полу куртки.
– Оставь Брэндона в покое!
– Покой? Х-ха!.. – Джон пользовался безнаказанностью силы. Он подставил Брэндону подножку, тот неловко упал – опять, на прогибающуюся софу – вдавил его в спинку так, что парень едва мог дышать, и схватил за голову, не давая двигаться. – Мы не шутим… ты выдохся, дружище. Ты просто лох!
– Джон! – Лана попробовала отцепить его руки. – Джон, пусти!.. – при первой возможности Брэндон вывернулся из-под тяжёлого тела и встал, прерывисто дыша. Самым большим его желанием было оказаться за тысячу миль от проклятого дома. Девушка заняла его место. Она посмотрела на вожака, и тот ответил ей долгим, ленивым взглядом.
– Ты защищаешь этого засранца?
– Он и твой друг, опомнись! Если тебе это так важно, то я… я вот что сделаю. Ты мне веришь? – она не могла ничего угадать в тёмной пелене его глаз, даже вспышки ярости. – Джонни… ты мне веришь?
– Ну?
– Мы сейчас пойдём в мою комнату. Я его раздену… я попрошу Брэндона снять штаны и показать мне. Хочешь? Ты мне поверишь, если я его увижу своими глазами?
– Я хочу знать правду, – угрюмо отозвался он. Брэндон стоял за спиной Ланы, а потому Джон видел их обоих, прямо перед собой – испуганных, но надеющихся на чудо. И он мог им его разрешить. Парень потянулся, фыркая. – Хрен с вами, только давайте побыстрее. Не подведи меня, детка.
Тягостное молчание набивалось в уши, как вата.
… Итак, он в мышеловке. Дела идут пострашнее, чем если бы их всех привели в кутузку и показали его за решёткой, как обезьяну. По крайней мере, тогда он имел бы возможность смыться. Невероятно!.. Ведь все без исключения – в бешенстве от того, что правда так быстро разнеслась. О том – что он девчонка. Биологически. Брэндон уже давно не чувствовал себя крутым мачо, но в этот момент он был просто раздавлен.
– Проклятье! – Лана бросилась на кровать, вытягивая гудящие ноги.
– Проклятье… – эхом откликнулся он. – Лана, я виноват…
– В чём это? – изумилась она.
Он лихорадочно начал расстёгивать джинсы.
– Я раньше должен был тебе объяснить, я не должен был довести до крайности… всё сейчас покажу…
Лана заслонила ладонями его промежность.
– Успокойся! Застегни брюки! Я знать ничего не желаю!.. – она встряхнула головой так, что волосы закрыли лицо. – Это я дурочка, я так и не научила их не соваться в мои дела… Ты не должен мне ничего. Ровным счётом. Ты столько мне подарил…
– Я… я не урод! Это болезнь от рождения, помнишь, я объяснял? – у него начал срываться голос. Разговор был ещё труднее, чем в напичканной врагами гостиной. – Врачи считают, что хирургическим путём это исправить можно… я проходил лечение в кризисном центре.
– Ну да, ты же мне говорил… – Лана прижала его к себе, бережно укачивая. – Тише, тише, всё пройдёт. Мы им не сдадимся. Я читала про всё это… я верю, что ты парень. Не позволяй моей матери втягивать тебя в эту гадость. Она просто озабоченная. А остальным только дай поскандалить… Всё очень скоро изменится. Посмотри за окно.
Бесконечные поля пересекались линиями электропередач, небо на востоке украшала бледно-розовая закатная полоса. Пахло скошенной травой. Брэндон сел на подоконник, ссутулился. Лане стало его пронзительно жаль.
– Ну посмотри же, что ты там видишь?
– Мне здесь было так хорошо… но я готов пройти через ад, чтобы быть с тобой.
– Мы же не расстанемся?
– Ни за что.
– Пусть они нас клещами разрывают… я так думаю, это всё Джон начал, он ревнует меня к тебе.
– Как он может ревновать? У вас же ничего не было?
– Ах ты… – она в шутку замахнулась на него, и в момент посерьёзнела. – Плохо то, что он узнал подробности. Посмотри, как они разворошили твои вещи… что там можно было найти?
У него противно засосало под ложечкой.
– «Плейбой» и билет на Багамы…
– Слушай, да побудь ты серьёзным!
– Я и так серьёзен.
– Врёшь ты всё… за это ребята, кстати, и взъелись. Так-то они к тебе неплохо относились. Я не знаю, что дальше будет.
– Я люблю тебя.
– Я тоже.
– Что ты им скажешь? Я ведь так и не показал тебе… пенис…
– Будем считать, что я его видела. Я выйду и скажу им то, что они хотят услышать. Им же тоже нужно успокоиться…
– Он сгрёб меня за шкирку, как котёнка. Позор какой…
– Ладно, пойдём!
… Лана чувствовала, как струйка пота стекает у неё по виску. Ни дуновения ветерка, хотя форточка была нараспашку. Брэндон с сомнением оглядывал людей, встретивших их гробовым молчанием.
– Мама! – девушка облизнула губы. Линда не шелохнулась, скрестив руки на груди. – Мама, я видела его обнажённым. Никаких обид и сомнений. У него – великолепный детородный орган. Я всё знаю… он мужчина. – после такого торжествующего заявления повисла пауза. Всё казалось полной бессмыслицей, чуть ли не ирреальностью, когда все говорят и двигаются, как сомнамбулы. Последующие действия Линды были даже слишком резкими. Она выпадала из общей фарсовой картины, схватив Брэндона за плечи и притиснув к стене.
– Зараза!
Когда на кого-то в этом городке злились, с этим безвестным кем-то случались очень неприятные вещи. Том завёл свою волынку.
– А ты знаешь, что бывает с теми, кто…
Мать перебила его, крича на ноте «си».
– Стерва!! Что ты сделала с моей дочерью?! Как ты могла сделать её жертвой своей болезни? Ну?! Что же ты молчишь?! Отвечай! Немедленно отвечай!!
Лана всхлипнула. Джон решительно отодвинул её, пробираясь к ссорящимся. Мягким, но быстрым движением он ухватил Брэндона за горло, и…
– Ты врёшь, – на его лице читалась печаль. – Вы оба врёте. Только это продолжаться не будет… – парень под его ладонями почти задыхался. Ручки у него и правда были маленькие, железную хватку вожака он не мог разнять. – Уведите её.
– Кого? – не поняла Кейт, нарочно или случайно.
– Да Лану, мать твою за ногу! Что я, всю ночь тут торчать должен?
– Отпусти меня, вот и отправишься восвояси… – выдавил Брэндон. Том похлопал его по щеке.
– Смелый малёк… сейчас мы узнаем всю правду. – грубая и жестокая притягательность исчезла. Остались два молодых парня, с любопытством взирающие на потенциальную жертву. И не только, как выяснилось… Едва женщины скрылись в кухне, Том скрутил Брэндону руки за спиной, Джон обхватил его за пояс, и они фактически понесли его в ванную. Громко хлопнула дверь. Парень отчаянно брыкался.
– Блин!! Что вы делаете?! Отпустите меня!..
Его отпустили, правда, для того, чтобы он пропахал носом несколько метров по каменному полу. Набивший себе синяки и перепуганный действиями товарищей, Брэндон попробовал забиться под раковину. Оттуда его бесцеремонно извлекли.
– Дерьмо!
– Лови его…
– Да вот он… извивается!
– Оставьте меня в покое! – закричал он. Джон улыбался, показывая зубы. Крепко стиснул его запястья – так, что едва ли не хрустели кости. – Ну что вы… блин, отпустите! Извини… я должен был вам сказать…
– Заткнись! – рявкнул Том, закрывая дверь на щеколду. – Самый умный, что ли?
Брэндон успел отдёрнуть руки и получил удар под дых. Согнулся напополам. Джон постарался его выпрямить, но безуспешно. Возня начинала затягиваться. Том был сзади. Он поднял парня на ноги, пару раз встряхнул так, что чуть не отвалилась голова. В плечо впились чужие, жадные пальцы. Он помнил только об одном – о непереходящей злобе этих ребят, когда задевается их мужественность… Брэндон оттолкнул его, получил удар локтём в скулу… Перед глазами поплыли зелёные круги. Джон слегка шлёпнул его по челюсти – так, что он до крови прикусил язык – и снова заломил руки. Он вздёрнул их и прижал к холодной кафельной стенке. Брэндон попробовал высвободиться, но не получилось. Том уже расстёгивал молнию у него на брюках. Парень размахнулся сильно – как только мог – и заехал коленом ему в лицо. Мужчина повалился на спину, стеная и осыпая всех градом проклятий. Со стены упала аптечка, во все стороны полетели пузырьки с таблетками. Под ноги Джону подкатился бинт. Он едва не поскользнулся, держа вырывающуюся жертву. Брэндон запрокинул голову. После очередного удара он начал кашлять… Том поднялся, оскорблённый донельзя, и просто начал рвать одежду на худосочном пареньке. Ремень с ковбойской пряжкой отлетел и звякнул о стену.
– Нет!! Нет, я сам!..
– Раньше надо было думать… – Джон снова взял его за шею. Пуговицы с металлическим клацанием покидали петли. Том стянул джинсы вниз и завопил, глядя на выступающий гульфик. Он попробовал сунуть руку в прорезь трусов. Брэндон дёрнулся.
– Стой, сука…
– Приятель, что ты видишь?
– Если и есть, то очень маленький… – Том дёрнул за края белья и спустил всё до колен, ободрав костяшку о заклёпки джинсов.
– Смотри, что у него там!.. – он кивнул на выпавшие носки и провёл пальцами по голым бёдрам бывшего товарища. Под тёмным треугольником волос ничего не было. – Так я и знал!
Крики в ванной привлекли общее внимание, и покинувшие их дамы теперь стояли за стенкой, колотя в неё и требуя впустить их. Брэндон застонал.
– Джон, отпусти меня!
– Молчи! – он рассвирепел. – Том, открой им! – его лицо потемнело. Приятель не заставил просить себя долго, преодолев расстояние в два прыжка и шикарным жестом распахнув дверь.
– Ну, никакого раздвоения нет… как и лишнего между ног. Шуму-то было сколько… – он привлёк к себе ближе всех стоящую Лану. Та вырвалась, но Том решительно заявил, хватая её за плечи. – Джон, скажи ей!..
– Вот этого педика… – Джон кивнул на Брэндона, морщащегося от яркого света. – Я ни за что не отпущу, пока ты не посмотришь…
Лана видела разукрашенную синяком правую сторону его лица, она видела, что он страшно страдает, и не хотела большей боли. Том силой заставил её опуститься на колени. Девушка закрыла лицо руками, всхлипывая.
– Вы же звери! Он просил вас оставить его в покое…
Джон расхохотался, не давая Брэндону пошевелиться.
– Он? Он ? Ты что, слепая?! Посмотри на своего парня хорошенько… с кем ты связалась! Я его в крошево изметелю!
– Не надо… – Лана подняла глаза, но не стала смотреть на низ живота, она пыталась увидеть лицо Брэндона. Оно было не злым – а неожиданно печальным, почти убитым. Воцарилась гробовая тишина. Слышно было, как капает вода в кране и тикают часы. Пока Том и Джон выкручивали ему руки, Брэндон внезапно понял – это конец. Конец его репутации в этом городе, хорошим отношениям с этими людьми, что свет в тоннеля погасили. Пустынное шоссе никуда его не привело. Более того, насилие совершалось быстро. Сделать себе "затерянный мир" не удалось. Всё, что досталось на его долю – равнодушие в глазах тех, кому он доставил столько беспокойства, его собственное поражение, уходящая любовь… Он сам мог быть среди весёлых ребят и красивых девушек. Но он балансировал над пропастью и не удержался на тонком канате… Какое унижение! Джон отбросил его назад, Брэндон кувыркнулся и едва не упал в ванную. Вожак хлопнул Тома по плечу и безразлично спросил.
– У тебя ещё остались деньги?
– Есть немного.
– А пиво?
– Спроси у мамы…
– Пошли вон отсюда! – вынесла приговор заглянувшая в ванную Линда. – Вы совсем спятили!
– Сама иди, – огрызнулся Джон, натягивая куртку. Лана бросилась к согнувшемуся в три погибели парню, шарящему по полу руками. Тот отчаянно замотал головой, утирая глаза. Девушка смотрела, как он натягивает джинсы, поддерживает съезжающую рубашку с оторванными пуговицами… Она хотела ему помочь. А он – уже ничего не хотел.
– Брэндон?
– Оставь меня! – он едва ли не рыдал. – Пожалуйста, оставьте меня все… оставьте…
– Лана, ты слышала, что он сказал? – прикрикнула мать. Его голова свесилась на грудь, взлетевшие ладони закрыли глаза и лоб. Лане не вынести было этой муки. Поэтому она выбежала вон, оставив за собой распахнутую дверь и полуголого мальчика на холодном кафельном полу…
… Она была поставлена перед загадкой, которую не в силах была разрешить. Сухой шорох бумаги неприятно царапал слух. Как при астме, ей трудно было надышаться. Офицер в синей униформе заполнял бланк, сосредоточенно посапывая.
– Мама…
– Давай пойдём отсюда.
– Мама, я хочу дождаться Брэндона.
– Нет, мы не будем этого делать!
– Мама, да как же ты не поймёшь, он… – девушка сжала кулаки так, что ногти впились в нежную кожу. Ей очень хотелось не разразиться проклятиями в адрес всех присутствующих. Она была вымотана за бессонную ночь.
– Мисс, я бы не советовал вам этого делать. Тина Брэндон ещё долго здесь задержится. Ей придётся давать детальные показания, ведь… – полицейский сдвинул фуражку на затылок и смущённо кашлянул.
– Что ведь? – она обернулась к нему моментально, так сильно побледнев, что Линда испугалась.
– Ничего. Детали уточнять будут. Опять же, из "Скорой" должны прислать результаты освидетельствования…
– Я не желаю ничего слушать.
– Лана, всё, что Брэндон говорил нам, было неправдой.
Шум, гул, как от целого пчелиного роя. Пчелиный рой в моей голове. Бой барабанов, палочки молотят по натянутому полотнищу… Бам, бам… Безысходные звуки, все двери закрыты, а ключи заржавлены… поздно извиняться, друзья мои. Я ни одним пальцем не шевельнула, не пыталась помочь ему, я просто стояла… С ума сойти можно, как всё быстро произошло… Он говорил мне, что ненавидит насилие, но я и подумать не могла, что сама окажусь виновата!
– Мама, уйди отсюда. Пожалуйста.
– Ты пойдёшь со мной!
Лана пожала плечами.
– Я останусь здесь. Я хочу его дождаться.
– Либо я устраиваю здесь скандал, либо ты поднимаешь свою филейную часть от стула и идёшь за мной… это абсурд! Ну-ка, поторапливайся, не маленькая, чтобы капризничать! Вставай, Лана!..
Линда боялась за свою дочь, подобной апатии на её лице она ещё не видела. Как будто рядом пронеслась комета, унеся кучу человеческих жизней, а уцелевшие стоят посреди выжженного поля, опустив руки…
Она не видела того, что происходит за тонкой фанерной перегородкой. Она была лишена фантазии и ежедневных проповедей в церкви, иначе беспокойство за свою грешную душу переросло бы в громкий вопль отчаяния.
… Ты в порядке, дружок?
Тебя подвезти до дома?
Ты же в порядке, верно? Что-то ты хреново выглядишь!
Не плачь. Не плачь. Не плачь. Не плачь!!!
Когда он разлепил глаза, кровавой корки уже не было. Он мог мигать, дышать ушибленной грудью, хотя его до сих пор подташнивало. Брэндон сел на краешек кожаного кресла, чтобы не утонуть в нём. Он закутался в широкий свитер и дёрнул плечом.
– Ведётся протокол, Джо, не забудь. Итак, сегодня я допрашиваю Тину. Ваше полное имя?
Он произнёс очень тихо и хрипло.
– Тина Рэне Брэндон.
– Дата вашего рождения?
– 12 декабря 1972 года…
– Отлично, записываю… Двенадцатое декабря, я не ошибся? Итак, Тина, нам с вами предстоит обсудить некоторые аспекты… Конечно, это не официальный допрос, потому что заявление подавали вы, и жалобу отзывать не собираетесь, поскольку являетесь жертвой. Но всё же. Изнасилование – это очень серьёзное обвинение. А дача ложных показаний карается по закону. Вы меня поняли?
Ещё бы ему не понять…
– Нам придётся восстановить картину произошедшего. Шаг за шагом. События прошлой ночи – это важно…
Губы пересохли. Проблема была в том, что он не мог точно рассказать, что же случилось. Полная неожиданность. Шок. А затем – растекающаяся боль… Самое худшее – он не мог выстроить логическую цепочку, он был полностью уничтожен. Ужас – ничего правильного, симметричного, законного не было в этом убойном чувстве.
– Говорите, пожалуйста, громче!
– Я не помню, что он сделал.
– Обнаружив тот прискорбный факт – что вы девушка, он совсем ничего не делал? Вы же говорите, что эти двое раздевали вас в ванной, чтобы унизить перед друзьями. Или мы что-то пропускаем? Мисс Брэндон, прислушайтесь к моим словам. Вы должны объяснить нам всё. Нам важна каждая деталь для того, чтобы картина произошедшего была полной. Мы ведём расследование, в конце концов! А вы принимаетесь выкладывать факты чуть ли не с середины. Мы не можем никак установить правду. Мы не можем оценить степень виновности… ваших насильников. Ладно… После того, как Джон стащил ваши штаны и увидел, что вы – девушка, как он поступил? Он приставал к вам?
– Нет… – он отрицательно качнул головой. Шериф нахмурился. Сидящий перед ним человек был ему в новинку – не пьяница, не хулиган, не забулдыга – а так… трансвестит, девушка, дурачившая добрую публику, и получившая по заслугам. Брэндон желал провалиться сквозь в землю, чтобы те, кто подвергал его допросу, не увидели краски на скулах. Он не мог ничего объяснить. Он был растерян до крайности… Конечно, детали были, и он помнил всё во вспышках – в ореолах ярко-белого цвета, расплывчатых, щадящих память. Он помнил запах пыли, то, как его лицо жестоко прижималось к старой обивке сидения, помнил цвет своей рубашки, помнил… всё. И забывал всё, проваливаясь в чёрные пустоты бездумья. Ему было плохо.
– И это вас не удивило? Или мы опять что-то пропускаем? Он мог, например, раздеть вас потому, что вы ему нравились, и он хотел уложить вас в постель. Вы бы сказали ему, что вы парень, и это будет совсем не правильно, что он – грязный гомик. Так? Или он запустил руку вам в трусы и поигрался немного? А? Такое было?
– Сэр, я… – у него навернулись слёзы от нестерпимой обиды.
– Никакой разницы не было. Он мог делать с вами всё, что угодно – на глазах у толпы полупьяных подростков! Иначе, зачем бы все напивались с таким упрямством! Сколько выпивки они купили, а? Или ещё потом догоняли? Вот что я вам скажу, дорогая… зная Джона Лоттера, зная его любовь к показухе и браваде, я не могу поверить, что он – сдёрнул с вас штаны, чтобы узнать, что вы – девчонка, так долго водили его за нос – не сунул палец вам туда, или что-нибудь в этом роде.
Шериф закурил – расправил усы и крякнул. Брэндон сложил руки на коленях, ещё не сломленный, но уже готовый повиноваться.
– Он этого не делал.
– Так что же произошло дальше?
Плёнка была простым доказательством. Аудиомагнитофон не мог воспроизвести его разбитого лица, опустошённого выражения на нём. Никто ничего не видел. Никто ничего не понял…
Меня изнасиловали. Не могу поверить…
Ты в порядке, дружок?
Нет. Я – мёртвый солдат…
… Брэндон задыхался. Его вытолкали из дома и нарочито долго возились с дверью – ключ царапал замочную скважину, потом цепочка… У него пересохло в горле – он надсадно сглотнул.
Бывшие приятели возникли сзади, как тени. Брэндон не увидел на их лицах участия. Только занесённый для удара кулак. Он же стоял перед ними пристыженный, обессиленный и несчастный.
– Эй, ребята…
Неуклюжий прыжок влево не удался. Том ударил его, парень упал. Губа опухла почти мгновенно, и кровоточила…
– Вставай, вставай…
Обеими ладонями он погрузился в липкую, холодную грязь.
– Поднимайся, слабак!
Они сгребли его в охапку, будто куль с мукой. Брэндон сопротивлялся. Он всё ещё надеялся, что из дома кто-нибудь выглянет, что любимый голос позовёт его назад… Девушки за дверью смеялись, он отчётливо помнил. А затем – туман… Тонкий вопль сигнализации. Открытая нараспашку дверь. Колёса взвизгнули… Он был сжат с двух сторон угрюмо молчащими мужчинами. Джон время от времени награждал его тычком в бок. Брэндон не знал, почему выполнял их приказания. Он не знал, почему делал то, что приходилось. Он не знал, почему молчал, когда они остановились возле заправки, и Том выбрался, чтобы купить пива. Водители в нетрезвом состоянии – не лучшая компания, но ребята что-то задумали, они могли сломать ему пальцы, если бы он попробовал завопить или убежать… или они снова выставили бы его напоказ. Они позволили другим смотреть на его позор. Лучше бы они его убили…
Он не смотрел, куда они едут. Огни сменялись натянутыми проводами, по которым бежал ток. Как кровь по венам. Как неправдоподобный, наркотический сон… Он пытался очнуться, он молил Господа, чтобы это был кошмар. Не реальность. Он подумал, что задворки старой фабрики Гормель были всего лишь чудовищным призраком, глупой, аляповатой декорацией… Его ноги в кроссовках с развязанными шнурками оказались на твёрдой почве. Джон толкнул его в спину.
– Вылезай!
Щёлкнул кремень зажигалки. Маленькое колёсико не слушалось. Том закурил, чертыхаясь, и выдохнул дым через ноздри.
– Снимай рубашку!
Брэндон похолодел. О нет. О нет, они не могли быть так жестоки… Чёрт возьми, они же друзья, пусть и бывшие, чего они злятся?! В разбитых стёклах гудел ветер.
– Ребята, погодите… мы можем всё решить…
Том ударил его – с размаху. Не сдерживаясь. Он не хотел себя контролировать. Он хотел драться.
– Ну постойте же…
– Ублюдок!
Джон положил руку ему на шею и резко пригнул к земле.
– Ты у меня будешь камни грызть. Снимай рубашку!
Негнущимися пальцами он нащупал пуговицы. Маленькие пластмассовые комочки туго выходили из петель. Подумать только, Брэндон мечтал, что поймает попутку и найдёт дорогу домой… Он потерялся сразу же, как они вырулили из Фоллз-сити. Лучше бы ему не водить автомобиль ночью. Лучше бы ему не знать этого города. Лучше бы ему!.. Страх опалил лицо. Удар в переносицу – Брэндон мимоходом удивился, что её не сломали. Том открыл заднюю дверцу и начал выгребать оттуда вещи. Его куртка, спортивная сумка…
– Раздеваться будешь, или мне помочь?!
– Мы тебя убьём, если будешь копошиться…
– Нет… не надо, я сам… – голос сел, пришлось шептать. Том едва не вывернул ему руку.
– Ну, что же ты?
– Уже…
Джон бил его несколько минут, потом удовлетворённо улыбнулся, поставил на ноги – и, согнув, втиснул на освободившееся пространство в машине. Брэндон застонал. Он думал только о том, с какой скоростью разрывается сердце, и быстрая ли эта смерть. Поскольку мечта была несбыточной, он желал, чтобы никто не видел того, что происходит. Его насиловали. Джинсы с бельём отбросили – оставили только тёплые носки. Он дёргал ногами, как пойманный зверёк, и кричал, кричал… Но не плакал. Он знал, что если заплачет – будет ещё хуже. Тяжёлое дыхание над ухом врезалось в память, звук расстёгиваемой молнии… капающая слюна… боль, опять жуткое ощущение тяжести… чья-то рука в низу живота… он начал извиваться, хватая ртом воздух. Рычание, снова удар. Кто-то нагнулся совсем близко, прижимая руки к дверце машины. Он попробовал оцарапать неизвестного. Он быстро перестал различать гримасничающие лица… Брэндон катал голову по сиденью, думая, что всё это бред… Если бы они знали, что уничтожают его, мучениям не было бы конца, и… всё внутри него… и жуткая, обжигающая боль… это бы длилось, как поступательные движения, как хрип над его поникшей головой… мускусный запах, липкая влага…
Джон натянул брюки, зазвенел пряжкой ремня и испустил долгий, протяжный вопль победителя. Ему никто не мог сопротивляться. Вот и то… тот, кто лежал внутри автомобиля, был покорён. Он его оттрахал по первое число… Том глотнул пива, ухмыльнулся. На его лице проступили капельки пота. Джон прищурился.
– Ну давай, получи свой кусок пирога!
– Сейчас…
На Брэндона было страшно смотреть. Том прищурился, как художник, оценивающий своё творение, шлёпнул его по лицу. Захотел поцеловать – девчонка стала вырываться…
– Оставь меня в покое!!
– Охренела ты, что ли… – он сорвал с него футболку, раздирая ткань, как тонкий листок бумаги. Брэндон отшатнулся, но тут же новая оплеуха едва не сшибла его с ног. Том воззрился на бинты, прикрывающие грудь, потом решил, что ради пары торчащих сосков нет смысла стараться… Он ударил его в живот, загнул и положил на капот машины. Брэндон впечатался щекой в холодный металл. Перед глазами всё плыло…
– Том, перестань… мы же…
– Осторожно. Я предохраняюсь… – хруст разрываемой упаковки… толчок сзади… Пальцы впились в ягодицы. В мякоть. В кожу. Больно… Опять входят, опять издеваются, опять… Он всхлипнул, стискивая зубы. Из глаз посыпались искры. Ещё… ещё… грубое словечко, тычок в рёбра… возня…
Это продолжалось вечно. Свет фар слепил глаза. Брэндон помнил, что просил их остановиться, но ничего, кроме града насмешек и беспрестанных побоев, не получал. Его имели любым способом. Его уничтожали. С ним разбирались по-мужски . Они знали, что он или не вынесет пытки, или будет кричать, сходить с ума… Ему выворачивали руки, сдирали остатки одежды. Мир заволакивался пеленой. Он не знал, как это остановится. А как настоящие ковбои преодолевают трудности, как они избавляются от более сильных, брутально жестоких и похотливых товарищей? Что должно быть в конце оргии? Они просто уйдут, бросят его на старом заводе, где железо отчаянно скрипит на ветру, и с ржавых перил капает дождевая вода, собираясь в лужицы? Они отлупят его до потери сознания и оставят под каким-нибудь кустом, чтобы его забрал полицейский патруль? Вопросы роились в затуманенном мозгу, причиняя страдание, как горсть песка, которую ему бросили в глаза просто так… Как это закончится? Небеса… бегущие облака… он видел их, хотя лоб был разбит в кровь, и она текла на зажмуренные глаза. Он не утратил дара зрения. Он не потерял рассудок, хотя безумно желал этого, ползая по земле, как раздавленный уж. Он был изумлён, когда… всё просто остановилось. Половой акт затянулся даже для этих… удачливых сукиных детей… Они разбили бутылку пива о стену гаража и громко расхохотались. Брэндон валялся на земле, съёжившийся, слабый. Оба приятеля получили удовольствие и отбросили его – измолоченного, как боксёрская груша, оттраханного мальчишку. Ему было больно, бесконечно больно… Он лежал, разбитой щекой ощущая асфальт, и считал бесчисленные, нанесённые ему удары, все прикосновения, которые отзывались болью. Продранные джинсы прикрывали его дрожащие ноги, бёдра и трусы со следами крови. Утяжка была испачкана, над нею шла длинная рваная царапина… Брэндон не двигался. Потому что не мог.
– Ты живой?
Голос из другой жизни. Брэндон пошевелил губами, издавая тихий стон. На асфальте остались крупные красные капли. Джон бросил на него ковбойку, чья тёплая ткань не раз согревала его в холодные ночи… Звёзды кружились в вышине…
– Ты в порядке, дружок? Подвезти домой? – Том шаркнул ботинком по гальке. Джон обернулся на него, сверкая глазами.
– Не задавай глупых вопросов. Мы ж его тут не бросим!
Они вышли из животного состояния поразительно быстро. Теперь это были заботливые ребята, не насиловавшие никого. Руки, помогающие ему встать и отряхивающие грязь с поникших плеч. Совершенно иные голоса – не угрожающие, не кричащие, не насмехающиеся над ним. Всё изменилось в несколько секунд. Так о нём могли говорить те, кто подобрали бы его, жалкого и избитого, на шоссе рано утром… Он пробормотал – «оставьте меня», и едва не упал, теряя сознание. Том заботливо поддержал его, нахлобучивая сверху куртку. Брэндон стал натягивать джинсы.
– Ты что, тебе больно?
– Да всё будет нормально, забей…
Он не знал, как избавится от мерзкого вкуса земли. Без душа он умрёт, потому что они оставили следы на нём – и внутри… Он закусил губу. Изнасилования не случаются с мужчинами. Изнасилования – это то, что они совершают. Над более слабыми, униженными существами. Над теми, кто достоин наказания. Боль притуплялась. Запах пива и крови показался ему ненавистным. Брэндона чуть не вырвало, содержимое желудка поднялось к горлу. Он сглотнул. Что заставило их так ужасно поступить? Чем он был виноват?
Том повернул ключ в замке зажигания. Мотор утробно заурчал. Брэндон прислонился виском к стеклу, торопливо застёгиваясь.
– Ну что, поехали?
– Не торопись. – Джон смял целлофановую обёртку сигаретной пачки и выкинул её в окно.
– Мы… – парень не знал, что даже вздохнуть будет целой проблемой после… после того, что случилось. – Мы никому не будем об этом рассказывать.
– Ага, сохраним маленький секрет! – поощряюще ухмыльнулся вожак. Его разбирало на дармовую выпивку и музыку. Но радио не работало. Он замолотил кулаками по приборной доске. Брэндон сжался, закрывая глаза. – Да ты не бойся! Что мы такого сделали?
– Если же ты кому-нибудь растреплешь, – Том нагнулся к нему. – То всё равно ничего не докажешь.
– Да… это я во всём виноват. Я один. – Брэндон вцепился в обивку, чтобы не заорать от бессилия. Кодекс настоящих мужчин не позволил его друзьям-маргиналам поступить иначе. Он не спорил с правилами, он их молча нарушал, украшал жизнь, как мог. И за то, что хотелось жить по-человечески, заплатил. Такова судьба? Но он протестовал в душе… Ему было больно. Я сказал им правду, а они всё поломали… что я сделал не так, в чём я ошибся… это же была моя вера в то, что я… смогу быть счастливым, смогу любить… и вот так всё, простым щелчком – уничтожить? Почему я должен в это верить? Я не в порядке. Я не хочу ехать домой. Я не знаю, где мой дом теперь…
… Брэндон не сдался. Он несколько минут сидел на краю ванны и решал – что сделать, нахлебаться воды из раковины или поискать бритву в аптечке. Насильники пили пиво, смотрели кино. Показывали фильм ужасов. Он имел полное право смеяться над голливудскими ухищрениями, он сам пережил мясорубку. И почему-то ещё стоял на ногах. И слабо улыбался на тупые хохмы, хотя рот его и кривился немилосердно. Он не знал, что ещё сказать, он не знал, как оправдаться для себя… Он потерялся. Радость на задворках жизни окончилась. Брэндон открыл воду на полную мощность, струя ударила в раковину – капли хлорированной жидкости оседали на его лице. Никто не должен был слышать того, что он плачет. Кратких рыданий. Он сдавил железный вентиль так, что боль снова запульсировала в ладони. Потом пришло время действовать. Терпи, терпи ещё немного… Окно скрежетало, открываясь.
– Эй, ты что там делаешь?
– Моюсь… – огрызнулся он.
– Тебе помочь? – Том предупредительно вскинулся. Брэндон знал, что он доволен устроенным развлечением.
– Нет! Отвяжись!..
– Ладно, брат, оставь его в покое…
Мальчишка наконец справился с оконными щеколдами и высунул голову наружу. Слава Богу, о доме Ниссенов никто не заботился в плане ремонта… Вокруг фонаря летали мотыльки, бьющиеся о сетку. Брэндон всхлипнул. Дверь была открыта, и если они увидят… Он дёрнул занавеску над ванной.
– По-моему, там что-то не так…
– Дай ты мне пару минут! – отчаянно крикнул он, протискиваясь в узкую щель. Том забеспокоился.
– Что за хренотень?
– Подожди!
– Чего ты делаешь?
– Да ещё чуть-чуть, я выйду сейчас, что вы дурите!.. – Брэндон перегнулся через подоконник и свалился вниз. Затравленно огляделся, рванул к забору… Крупная решётка пропускала худые пальцы. Парень пытался вскарабкаться, хотя на деревья забираться было неизмеримо легче… Провожаемый злобными воплями преследователей, он нырнул в высокую траву и – раздвигая стебли движениями пловца – скрылся там… Вода шумела громче, чем он мог себе представить.
… В шесть часов утра солнце только начинало подниматься над бескрайними равнинами. Штат Небраска мог гордиться образцовой красотой зимнего утра. Ленивые, длинные лучи окрашивали ночные облака в нежно-розовый цвет. Из окон по случаю праздника доносилась музыка, голоса, смех. Никто не обращал внимание на невзрачного парнишку, съёжившегося и бредущего по городу. Никто не стал его останавливать, когда он подошёл к дому Тисдейлов, едва волоча ноги. Он дотронулся до дверного звонка, словно боясь разбудить обитателей. Он просил о помощи. Он был избит, его одежда была порвана, куртка небрежно накинута поверх плеч, волосы всклокочены. Лана, едва узнавшая в нём весёлого задиру и очаровательного любовника, застыла на пороге.
– Боже, Брэндон!.. – она обняла его, пытаясь защитить от того, что уже свершилось. От самого страшного. – Мама?!
Линда возникла в дверях.
– Это что ещё за дрянь? Я не хочу, чтобы оно было в моём доме!
– Мама, ты что, не видишь, что ему плохо?! Мама, не будь такой злой!.. Слышать ничего не хочу, звони в больницу, быстро!!! Быстро!!! – она исходила криком, чувствуя, что худое тело оседает у неё на руках. Брэндон терял сознание.
… Он был слаб. Он знал это в глубине души. Поэтому и прикрывался бравадой, ослепительной улыбкой. Когда пожилая женщина – медсестра в приёмной «скорой помощи» начала ему помогать, он морщился и мотал головой, отказываясь от её почти ласкающих прикосновений. Брэндон знал, что ему требовалось лечение и чья-то поддержка, но женщина его жалела, совсем не догадываясь о том, что произошло… Она… что она могла знать? Как она могла избавить его от мысленного крика? Как могла вернуть мужество?
– Повернись, хороший мой. Я должна тебя осмотреть.
– Зачем? – безнадёжно пробормотал он, отворачиваясь. Женщина погладила его по щеке – и лишь потом натянула латексную перчатку.
– Понимаешь, изнасилование – это не шутки. Тебя так избили, бедный ты… бедный…
Она будто не видела грудей в кровоподтёках и царапинах, когда снимала разрезанный бандаж. Она обращалась к нему, как к пострадавшему мальчишке. Она позволяла ему быть собой.
– А откуда вы знаете, что меня… что меня… – он выдохся, как пиво, оставленное на ночь на подоконнике. Он не знал, почему, но он позволил себе разрыдаться на плече у этой, совсем чужой ему медсестры.
… Комната шерифа обладала одним замечательным свойством – лишать человека воли. Брэндон понял, что ничего хорошего в участке ему не светит. Едва пережив ночь, в сером свете дня он должен был отвечать на вопросы. И человек, задающий их, совсем не заботился о том, как они ранят его. Как эмоционально размазывают, будто масло по хлебу. Брэндон зажмурился. Он пришёл за защитой, а получил новую порцию насмешек. Ему надо было держать себя в руках… Шипящая плёнка всё так же равнодушно записывала гнусавый голос шерифа и редкие ответы допрашиваемого…
– И вообще, Тина… объясните мне такую вещь – почему вы шатаетесь по пивнушкам вместе с парнями, катаетесь с ними на грузовиках, трахаете девчонок – хотя вы сама девушка? Почему?
Как он грустил по музыке кантри…
– В смысле – почему?
– Вы зависаете с парнями… да что там, вы всех заставили думать, что вы парень. Для чего?
– Понятия не имею. – Брэндон пожал плечами. Ему трудно было двигаться. Физическая боль – настоящие рыцари к ней с презрением относятся, но эта…
– Понятия не имеете! – шериф хлопнул себя по колену и откинулся в скрипящем кресле. Он с откровенным любопытством рассматривал объект, сидящий перед ним. Похоже, для себя толстяк уже всё решил. – Прекрасно, я погорячился. Не знаю, что там с сексом… но девушек вы целуете?
– Я объясню.
– Что же вы объясните?
Брэндон ждал, что живописные картины его пребывания в Фоллз-сити не всплывут, чтобы не трогать нервы, но память была неумолима.
– Я… я ничем не занимаюсь с теми, кто обо мне знает… – он смутился.
– А те, кто вас не знают, думают, что вы мальчишка. Вы одеваетесь, как мальчишка, вы носите носок в трусах, подражаете манерам… Почему вы это делаете?
– Может быть, поговорим о другом?
– Я пытаюсь получить ответы на вопросы, выяснить, что же случилось. И мне нужны детали. Вы свидетель, Тина. Будете отвечать?
– Не вижу причины.
– Что?! – шериф удивлённо вздёрнул брови.
– Не знаю, как это относится к делу.
– Понимаете, это всё равно всплывёт в суде, если дело придётся передать…
Что ж, отбиться от этого настырного копа не удалось. Брэндон проглотил упрямые слёзы.
– Я… у меня – кризис половой идентичности.
– Повторите ещё раз, плохо слышно!
– У меня кризис половой идентичности!
… Ему было безумно стыдно. Его репутация погибла. И, самое главное, он не знал – как жить с этим, как говорить об этом близким людям, в частности – матери, которая ждала его в Линкольне на праздники. А она, так или иначе, должна была узнать обо всём – из скандальной хроники, полицейских отчётов, от друзей… Он не плакал, он не дал мучителям преимущества над собой, но как теперь выиграть? Как помочь себе бежать с шахматной доски, когда партия проиграна? Брэндон попробовал восстановить ход событий с тех самых пор, когда он покинул родной город. Надо бы позвонить сестре, она скажет, что делать… Она была старше, она всегда журила «младшего братца» за глупости и ошибки… А кому можно ещё признаться? Кто помнит о нём? Брэндон печально хмыкнул, разгребая ботинком гравий с дорожки. Он вынужден околачиваться по подворотням, как избитая собака… Каких-то чёртовых три года назад он сидел на стадионе, где их школьная команда проигрывала футбольный матч, и говорил с Сарой, лучшей своей подругой… «Я думаю, что я… хм-м, люблю девушек… это не лесбийские отношения, нет, но я хочу быть с другими женщинами. Мне это важно, но я не знаю, что делать. Я как мужчина, запертый в чужом теле… Вот такая заварушка. Ты меня ненавидишь?» А почему бы его не ненавидеть? Что хорошего он сделал для всех? Он – как бельмо на глазу, и даже сильные и мужественные ребята предпочли смешать его с грязью, чтобы не путался под ногами… Отщепенец, урод… Конечно, настроение было не самым подходящим для посещения бывших друзей, но Брэндон не мог иначе. Он долго топтался на крыльце деревянного дома, и лишь потом решил потревожить хозяйку. Кэндис долго возилась с комариной сеткой – и выглянула наружу.
– Ой, Брэндон… – она досадливо отвернулась. – Что ты… – и вдруг он, совсем не желая быть проклятым, расцвёл в робкой улыбке. Девушка смутилась, но не прогнала его. Она не считала его таким уж плохим. Она вообще предпочитала не думать о сложных вещах, откладывать их на завтра. Хозяйка дома наконец-то подняла глаза – и ахнула, как в вечер их знакомства, разглядев, что его отделали. – О-ооо! Зверюги, что они натворили! Брэндон, зачем ты там стоишь, заходи… холодно же, простудишься… я приготовлю чаю…
Чтобы не стеснять её, он поселился в сарае, благо там были стул и диван. Детская коляска и гора старья были его соседями. Брэндон не жаловался. В Фоллз-сити он стал изгоем, ему некуда было пойти. Маленький домик на окраине. Глоток виски и незатейливый ужин к вечеру. Он не знал, как благодарить Кэндис. Она не мешала ему… больше не мешала. Он старался не думать о том, что именно она выдала его тайну всей компании. Она имела на это право, она не знала, что за этим последует… Ему не хватало многого: любимых книг, рубашек, ветра в лицо и тёплого молока. Он снова захотел стать местным мальчиком. Но все пути были закрыты. Брэндон не знал, как дальше сложится его судьба. Он понял только, что от нынешней жизни не осталось и следа, всё рассеялось, как пыль по шоссе… Сердце иногда подбиралась к горлу. Парень изо всех сил старался не потерять надежду, но всё же развёл костёр из хвороста, посидел над этим романтическим сооружением, чиркнул зажигалкой – и… Отблески пламени слепили глаза, окрашивали усталое лицо и плотно сжатые губы в красный цвет. Он жёг фотографии. Всю толстую пачку, которую Кэндис сберегла. Билли Бринсон в костюме мафиози с автоматом – они хорошо повеселились, отдав шестнадцать долларов за прокат вещей в магазине карнавальных костюмов. Тот памятный вечер на катке – он обнимает Николь, склонив голову к её плечу. Чарльз Брэйман и его украденный мотоцикл, «Харлей Дэвидсон» со скрипящим кожаным сиденьем и силуэтом орла… Билли Бойл с компанией чудесных парней. Тин Брэймори, удерживающий рядом с собой шесть красоток выпускного класса, азартно смеющийся… Брэндон Тина возле трейлера. Брэндон Тина в одиночку, возле крашеной извёсткой стены. Джон Лоттер и Брэндон на диване, в шариках, в день его рождения. Линда, Кейт, Лана… Брэндон в туалете, с сигаретой в зубах и пиратской физиономией… Брэндон в тёплой компании, Брэндон в семье… Светлоголовая девушка нежно целует его. Парень чертыхнулся и полез в костёр, обжигая ладони. Это воспоминание он терять не хотел. Наверное, он был слишком сентиментален… Он всё ещё любил её. Раньше чувство было жгучим. Теперь он только тлел… не мог он смотреть ей в глаза… как честный, смелый, гордый человек. Она видела его в тюрьме, Лана была снисходительна и добра к нему, но…
Кэндис присела рядом с ним, не нарушая молчания. Ей хотелось его пожалеть, прижать буйную голову к плечу, но что-то говорило ей, что он не позволит… Да и фотография первой красавицы Ланы Тисдейл говорила о многом. Кэндис умела терпеть. Она знала, что её нелюдимый квартирант должен оттаять… мальчишкам тоже нужна была женская рука, простая жалость… как глоток воды в жаркий день. Как утро после беспросветной ночи. В сущности, она была доброй девушкой… и простила ему бессовестный обман.
… Комментатор срывал горло, пытаясь описать бесчинства болельщиков на трибунах. Его переполняла досада за команду местных футболистов, проигравшихся в пух и прах. Столичные гости победителями удалялись с поля. Флаги, воздетые к небу руки, хлопушки и раздавленный ботинками поп-корн… Джон заложил ногу за ногу и зевнул. Ему было невыносимо скучно. Хлопнула пробка – в соседней комнате Том воевал с бутылкой пива. Ругательства лились безостановочно. Мужчина вытянулся на кровати. Он едва было не крикнул дружку, чтобы тот заткнулся, но вовремя передумал. Тихоня мог и сорваться, он весь был, как на иголках – после содеянного. Они мало говорили об их компанейской поездке на окраину, и Джон не стал объяснять, что он уже два дня подыскивал нужное место, и не случайно выбрал безлюдный завод Гормель, на котором ещё его отец работал слесарем. Он знал там каждый закоулок, и – в случае чего – мог поймать беглеца, тщедушного парня, которому с ними было не справиться. Хорошо оттянулись. Трахнулись. Получили свою дозу жевательной резинки… А пускающий… пускающая сопли дурочка всё шептала – не надо. Да кто она такая, чтобы им противиться? Джон Лоттер – не карточный шулер, чтобы его безнаказанно обводить вокруг пальца, может быть, он вор и гуляка, но в душе – парень честный. С острым чувством справедливости. Готовый покарать. Брэндон вёл грязную игру! Правда, Джон раньше никого не насиловал, но просто… не придумал ничего лучшего. Изметелить дурака в кровь – мало… отпустить пинком под зад – тоже… После всех его выкрутасов было противно иметь с ним дело. Как бы не так, поверил Джон сказочкам об операции по смене пола! Этот парень гулял с Ланой, он не мог себе позволить беспробудного вранья… А, ладно, справились с проблемой – и конец! Вожак открыл новую бутылку пива и хотел было вернуться к телевизионному шоу, как дверь весьма бесцеремонно распахнулась. Линда вошла в комнату, не здороваясь. Джон заложил руки за голову.
– Привет, курочка!..
– Придержи язык. – отрезала она. Парень встрепенулся.
– Эй, ты что?.. – он понял, что что-то не так, но сначала хотел заговорить ей зубы. – Может, пивка? – бутылка засверкала в его руке, как настоящее сокровище. Линда отрицательно качнула головой.
– Не хочу. Джон, похоже, у тебя проблемы.
– Какие? Я чист, как ангел. Видишь, даже перья из задницы торчат… А что такое?
– По городу ходят слухи… – она откашлялась. – И очень нехорошие слухи. Джонни. Я помню тебя мальцом. Я знаю, что ты ночи простаивал под моими окнами, я знаю, сколько хорошего ты сделал для моей семьи…
Предисловие было слишком длинным. Он насторожился.
– Но я прошу тебя об одолжении. Единственный раз в жизни поступи нормально. Не как чёртов лихач, а мужик. Вы набедокурили! Так? Если что-то было в ту ночь… когда в доме разразился скандал, ты мне скажи.
– Что за чушь ты плетёшь? – возмутился он – достаточно искренне.
– Что за чушь? Шериф Лоукс звонил мне, искал тебя!.. Он собирается вас допрашивать, вас обоих… на предмет изнасилования. Угадай с трёх раз, кого. Проклятого мальчишки… или кто он там, гермафродита, урода чёртового! Дружка твоего бывшего!
– Брэндона? Да мне на него начхать! Сколько уж его не видели… а, Том? – Джон посмотрел на неё в упор. Женщина казалась расстроенной его неумелыми байками. Приятель не отзывался, чем-то занятый в ванной. – Ты права, уродец этот Брэндон… Зачем мне его насиловать?
Линда, не дождавшись ответа от Тома, перевела глаза на открытую дверь сортира. Парень возился с бельевой верёвкой, водружая на неё мокрые джинсы. Стирал он худо – концы штанин были в грязи. Джон проследил её взгляд и расхохотался.
– Наоборот, мы были жутко заняты! Представляешь, его отец не успокоился. Он там чего-то не доплатил из алиментов, и мать Тома… она нам прислала чек. Приятель его обналичил, и мы гуляли всю ночь… Напились, правда, как последние свиньи, и зарулили в канаву. Грязища безумная!
– Эй, а какого дьявола ты перед ней оправдываешься? – спросил Том, оперевшись на притолку. Он-то был не намерен что-то утаивать. Наоборот, бродяга проснулся в хорошем настроении, усугубив его порцией алкоголя. Хоть сейчас – в полицейский участок. Джон чертыхнулся. – Что она нам, мать родная?
– Мать не мать, а ты бы помолчал… Мы ничего не делали!
Том плюнул и развернулся, обидевшись. Линда промолчала. По её траурному виду можно было судить об участи, ожидающей малолетних преступников. Джон знал, что они попали в переделку, но был шокирован известием о том, что наглая девчонка покатила на них бочку… подняла на ноги копов… да её убить мало! Не хватало ему мотать срок в тюрьме, когда собственная мать и сёстры голодают…
– Ребята, вы влипли… – женщина поднялась, стараясь ничего не касаться. Она поглядела на него с презрением. Джон сообразил, что проблема серьёзнее, чем ему представлялось. Что его снова обставили!
– Останься, Лин, выпьешь…
– Нет… – она ожесточённо затрясла головой, удаляясь к двери. – Нет, может быть, денька через два… потом, Джонни.
– А партию в карты? Покер на деньги? Том поделится сбережениями!.. – крикнул он, чувствуя, что дело принимает безнадёжный оборот. Линда обращалась с ними, как с зачумлёнными.