ГЛАВА 1

— Вы не можете отобрать у меня дом!

Бекки Хансен с отвращением услышала в своем голосе визгливые нотки. Она глубоко втянула воздух, пытаясь прийти в себя и побороть тошноту от смешанного запаха пыльной бумаги и приторного одеколона, которым был густо пропитан воздух в кабинете управляющего банком.

— Сожалею, Ребекка, но политика банка требует, чтобы вы выплатили все проценты по закладной, иначе мы вынуждены будем лишить вас права выкупа. Тем не менее, если вы сами продадите Сиреневый дом, вам наверняка достанется солидная сумма сверх стоимости закладной. — Том Эллфорд откинулся на спинку кресла и засунул большие пальцы в карманы жилета, обтянувшего его объемистое брюхо.

— Я не хочу продавать Сиреневый дом!

— У вас просто нет выбора, и я уверен, что вы предпочли бы сами получить верную прибыль. Сейчас в Ричмонде жилой дом продать куда выгоднее, чем в большинстве других пригородов Ванкувера. Уверяю вас, по сравнению с другими городами Канады реальные цены на недвижимость здесь самые высокие.

Бекки передернуло, от ухмылки управляющего она вся покрылась гусиной кожей. Господи, почему ее будущее оказалось в руках этого гнусного человечишки, в этих его жирных пальцах, сморщенных и розовых, точно недоваренные сардельки?

Взгляд Эллфорда скользнул вниз вдоль ее ног и замер на лодыжках. Его черные глазки маслянисто блеснули, влажные красные губы слюняво залоснились на пухлой, с кулачок, физиономии. Словно что-то липкое проползло по коже Бекки, и она поспешно задвинула ноги глубже под стул, подальше от его сального взгляда. Вряд ли она сумеет смолчать, если Эллфорд еще раз намекнет, каким способом можно «убедить» его уладить ее денежные затруднения.

То же самое он проделывал тогда, когда ей понадобился заем, потому что протекла крыша и в ремонтной фирме Бекки сказали, что, сколько ни ставь заплат, крыша не выдержит и утренней росы. И тогда, когда ей пришлось купить подержанный фургон, потому что механик клялся и божился, что прежний, старенький фургончик оживить может только черная магия.

Сколько же женщин, подумала Бекки, выходили из этого кабинета, уверенные, что слово «заем» по праву должно стоять на первом месте в списке нецензурной похабщины! Управляющий кашлянул и поджал губы, насильно стягивая расслабленные мускулы в пристойную и полусочувственную улыбочку.

— Мы крайне сожалеем, но у нас нет другого выхода. Как бы лично я ни сострадал вам, у меня связаны руки.

— Но по закладной должен платить Эрик, мой бывший муж! — Бекки изо всех сил старалась, чтобы ее слова прозвучали спокойно.

— Это ничего не меняет. Если он не осуществит выплаты, вам придется покинуть дом. Когда стало очевидно, что ваш бывший муж не намерен перечислять необходимую сумму, мы связались с вами. И вы тянули целых две недели, прежде чем сообщили нам, что не можете его отыскать.

Поразительно, с горечью подумала Бекки, до чего легко возненавидеть человека. Вначале Эрик преподал ей урок, которого она не забудет до конца своих дней, а теперь — вот этот человек, явно упивающийся своей властью. Ради Сиреневого дома она заставляла себя быть вежливой, но от этих усилий во рту оставался мерзкий привкус.

Еще ребенком Бекки часто ходила с бабушкой на чаепития в старый особняк. Она сидела, благоговейно помалкивая, впитывая атмосферу дома, отдававшую лукавой викторианской эпохой, а пожилые дамы между тем сплетничали о покойных либо отсутствующих сверстниках и сверстницах. Подростком Бекки частенько делала солидный крюк, чтобы заглянуть в старинный дом, и с каждым годом влюблялась в него все больше и больше.

Стюарт Смайт построил Сиреневый дом в 1913 году, возведя монумент своему богатству и величию, хотя оные существовали в основном только в его воображении. После смерти Стюарта фамильное состояние улетучивалось медленно, но неотвратимо. Эмили, последняя из его отпрысков, жила изысканно, хотя и не вполне в ногу с веком. В последние двадцать лет жизни владелицы дом беспощадно старился, преданный добродушному пренебрежению.

Когда после смерти Эмили ее дальние родственники продали особняк, Эрик с большой неохотой согласился купить его. Он постоянно твердил, что содержание дома требует чересчур больших трудов и затрат, но Бекки верила, что дом вознаграждает ее любовь сторицей, укрывая и лелея во все мучительные годы замужества. Теперь он принадлежит ей одной, и она готова на что угодно, лишь бы сохранить его.

— Пожалуйста, Том, дайте мне немного времени. Я уверена, что найду средства для выплаты.

Эллфорд зашуршал компьютерными распечатками, откашлялся и пробежал взглядом по колонке цифр.

— У вас трое детей.

— Да. — Глядя, как пальцы управляющего выбивают по столешнице нестройную дробь, Бекки гадала, выражает ли гримаса неодобрения на его лице мнение о детях вообще или касается только ее несдержанности.

— У вас есть другие источники доходов, кроме ренты?

— Я составляю и продаю кроссворды.

Управляющий пренебрежительно изогнул бровь.

— Мне хорошо платят, — добавила она, оправдываясь, и назвала цифру, от которой обе его брови взлетели вверх.

— Что ж, отлично. Даю вам две недели. Если вы сумеете представить нам финансовый отчет, включающий ваши доходы за прошлый год и ожидаемые доходы.

Бекки, задержавшая дыхание, наконец позволила себе выдохнуть.

— Спасибо.

— И все же, Ребекка, позвольте мне дать вам совет. — Толстяк педантичным движением выровнял стопку бумаг на столе. — Мне кажется, что наилучший выход для вас…

Бекки поняла, что если задержится в этой комнате хоть на минуту, то попросту задохнется. Она набросила длинный ремень сумки на плечо и вскочила. Эллфорд осекся на полуслове, разинув рот.

— Я вернусь через две недели. — С деньгами, мысленно добавила она. Неважно, чего ей это будет стоить, но никто не сможет выгнать ее и детей из собственного дома. — Спасибо, что уделили мне время.

Эллфорд со стуком захлопнул рот и злобно уставился на нее.

Бекки стремительно зашагала через зал банка, пропуская мимо ушей гневные призывы немедля вернуться в кабинет. Расправив плечи и высоко подняв голову, она старалась не замечать сочувствующих взглядов знакомых сотрудников банка. Вот он, недостаток жизни в маленьком городке, думала она.

Куда бы ни пошла Бекки — в банк, к адвокату, к врачу, в школу, где учились ее дети, — везде она не могла уладить личные дела без того, чтобы не наткнуться на знакомого. Встречаться по делу и смотреть в глаза тем, кто прекрасно знает тебя и твои личные проблемы, — все это лишь усиливало неловкость ее положения.

Едва Бекки шагнула за стеклянные двери, на лицо ей упали крупные капли дождя. Она поспешно бросилась к обувному магазину рядом с банком и укрылась под его полосатым навесом, лихорадочно роясь в недрах огромной сумки в поисках зонтика.

Когда Бекки раскрыла зонтик, одна из спиц треснула, раздирая ткань, и в макушке зонтика образовалась громадная дыра. Выругавшись вполголоса, она швырнула испорченный зонтик в урну на углу и бегом ринулась к машине.

Перебежав улицу и оказавшись на стоянке, Бекки наклонилась, с привычной ловкостью вставила в замок ключи и распахнула дверцу. В этот момент рядом с Бекки промчался потрепанный пикап, битком набитый подростками. Пикап проехался по рытвине, и волна грязной воды окатила Бекки, плеснув заодно в недра старенького фургона, который Бекки про себя звала Матильдой.

Бекки с горечью оглядела себя. Тщеславие вынудило ее оставить дома потрепанный макинтош — единственное, что было у нее из верхней одежды, — и теперь грязный душ окатил ее с головы до ног.

Вот вам и расплата за тщеславие.

Усевшись за руль и захлопнув дверцу, она заглянула в зеркальце заднего вида. Дождевая вода стекала с ее волос, размывая косметику и развивая кудри. Дрожащей рукой Бетти извлекла из бардачка охапку салфеток и без особого успеха протерла подбородок и щеки.

Желание рассмеяться при виде своего отражения испарилось бесследно, и Бекки всхлипнула было, содрогнувшись всем телом, но тут же сделала глубокий вдох и взяла себя в руки.

Надо возвращаться домой.

Бекки энергично высморкалась и сунула использованные салфетки в пластиковый мешок для мусора, висевший на ручке неработающего радио. В конце концов, это всего лишь небольшая задержка и немного грязи. Ничего такого, с чем нельзя справиться.

Старенький фургон задребезжал и затрясся, когда Бекки повернула ключ в зажигании. Наконец мотор завелся, и Бекки вознесла благодарственную молитву небесам.

Потеря скорости, глохнущий мотор и прочие мелкие неполадки оживляли обратную дорогу. Наконец машина икнула и заглохла намертво на подъездной дорожке, прежде чем Бекки успела ее развернуть. Привычным толчком бедра женщина захлопнула дверцу.

Обходя машину, она пнула ногой переднее колесо, но тут же пожалела об этом, когда машина натужно закашляла. «Матильда» сполна отработала те пять сотен, которые пришлось за нее выложить. Старушка заслужила кое-что получше, чем пинок в шину.

Распахнув входную дверь, Бекки вошла в дом. Она привалилась к доскам, чувствуя, как обволакивают ее тепло и радушие Сиреневого дома.

— Я… что?! — Райан повысил голос, и человек, сидевший напротив него, моргнул, оглушенный.

Восемнадцать лет, прожитые в Канаде, так и не стерли из голоса Райана признаки того, что первую половину своей жизни он провел в Техасе. Протяжный мурлыкающий выговор становился еще отчетливей, когда Райан выходил из себя, а именно сейчас он был крайне раздражен.

— Да вы все с ума посходили!

— Прошу вас, мистер Маклеод! Вам вовсе незачем так раздражаться.

Райан недоверчиво уставился на тощего как скелет человека со скучным голосом, затем перевел изучающий взгляд на исполненную рельефной гравировкой визитную карточку, которая лежала на столе. Мистер Агню Уитерс-Брайт, адвокатская фирма «Резерфорд, Смайтерс и Уитерс», Бостон, штат Массачусетс.

На вид мистеру Уитерс-Брайту было лет тридцать шесть, как и самому Райану, но привычные адвокатские «исходя из» и «поскольку» так и сыпались из него, точно ему стукнуло вдвое больше. От него даже пахло пылью. Вот уже сорок минут этот человек сидел ровно посередине стула, педантично сдвинув колени, и говорил о двоюродном брате Райана.

Райан неплохо относился к Рону и его жене Марсии и сожалел об их смерти. Однако их завещание, деньги, потомство его не интересовали. Решив, что хорошенького понемножку, он уже готов был прекратить беседу с мистером Уитер-сом-Брайтом, когда тот взорвал свою бомбу.

— Раздражаться? Меня без моего согласия назначили опекуном маленького ребенка, и вы еще говорите, чтобы я не раздражался? — Райан перегнулся через заваленный бумагами стол, нетерпеливо откинул со лба спадающую прядь волос и гневно воззрился прямо в выпуклые глаза Агню Уитерса-Брайта.

Под этим взглядом тот запахнулся в незримую адвокатскую мантию и крепче сцепил дрожащие пальцы. Подбодренный скорее силой духа, чем физической отвагой, тощий человечек отпрянул перед волной гнева, исходившей от Райана, но отступать не собирался.

— Совершенно верно, мистер Маклеод. Мистер Роналд Маклеод недвусмысленно назвал ваше имя в качестве опекуна ребенка.

— Да почему же, черт побери?!

— При составлении завещания подобный вопрос задал и я. Вспомните, как несколько лет назад вы выделили значительную сумму в ответ на просьбу мистера и миссис Маклеод о пожертвовании. Речь шла об изучении какого-то вымирающего африканского племени. Припоминаете?

— Смутно.

— Ваш весьма щедрый вклад в эту научную экспедицию, очевидно, стал для них свидетельством вашего благородства. Они решили, что вы будете наиболее подходящим человеком, который сможет позаботиться о ребенке в случае их гибели.

Райан рухнул в кресло.

— Это противозаконно! Меня даже не спросили…

— В этом не было необходимости, — перебил его адвокат. — Супруги Маклеод не обратились с просьбой, а выразили последнюю волю. Понимаю, они поступили не совсем правильно. Само собой разумеется, закон не обязывает вас безоговорочно принять опекунство.

— Неужели вы думаете, что ваше объяснение меня удовлетворит? Чтоб из-за подобного пустяка они приняли такое важное решение о будущем своей дочери! Я ведь дал им деньги по совету своего бухгалтера. Он сказал, что мне нужна налоговая скидка, а их исследование, Господи помилуй, вполне подходило для этой цели!

— Ваши намерения не лишают законной силы их ответный поступок.

— Я холостяк, мне почти сорок, у меня дел по горло. Это же абсурд — считать, что я способен позаботиться о семилетней девочке! Техас и Луизиана битком набиты родней Рона и Марсии. Наверняка среди них отыщется более подходящий опекун.

— Сожалею, но со стороны Маклеодов нет никого, кроме вас и ваших родителей. Родственники миссис Маклеод переехали во Флориду и не желают… э-э… обременять себя тем, что входит в ваши обязанности.

— Похоже на цитату.

Собеседник сморщил губы в слабом подобии улыбки.

— К сожалению, это и есть цитата. Они выразили некоторое неудовольствие, когда мы обратились к ним. Двое из них, те, которые поочередно давали приют девочке с самого ее рождения, полагают, что сделали уже достаточно, и не намерены продолжать. — Адвокат поколебался. — Считаю, для девочки это было не самое приятное существование. Тем не менее, они недвусмысленно дали понять, что, если вы предоставите средства на содержание девочки, один из них согласится взять на себя ответственность за ее воспитание. Разумеется, они ожидают, что их труды будут соответственно вознаграждены.

— Вы имеете в виду, что никому из них нет дела до девочки, потому что, после того как будут улажены дела с наследством, у нее не останется денег?

— Совершенно верно.

— Но если я выделю достаточную сумму, один из родственников Марсии согласится, хотя и с неохотой, оставить ребенка у себя?

— Именно такова суть дела.

Райан отвел взгляд от физиономии Уитерса-Брайта и невидяще воззрился на исчерканную промокашку, затем рывком развернулся к угловому окну. Его кабинет находился на двадцать втором этаже высотного здания в центре самого дорогого района Ванкувера, и из окон открывался роскошный вид на Стэнли-парк.

Однако вместо этой живописной панорамы перед глазами Райана неотступно стояло костлявое и холодное лицо матери…

— Не хочу я к ним идти! Они плохие! — Пятилетний Райан вытер кулачками слезы.

— Тебя пригласили на день рождения сына Роулендов. — Мать нависла над сыном, держа наготове его единственный выходной костюм. — Немедленно прекрати хныкать, надевай вот это и иди в гости к маленькому Гарри. И смотри, когда будешь там, не подведи меня. Если мы произведем хорошее впечатление, миссис Роуленд пригласит меня помочь ей в устройстве церковной ярмарки, а ярмаркой занимаются только избранные.

Слезы текли по лицу мальчика.

— Ну же, Райан, сделай это ради мамочки, — льстиво продолжала она. — Я буду такая счастливая, и ты у меня станешь самым-самым любимым мальчиком.

Слезы хлынули пуще, и Райан помотал головой, медленно пятясь. Мать, не жалея силы, ударила его — по плечу, где синяк будет незаметен, — сунула в руки выходной костюм и неумолимо указала на дверь спальни…

Видение поблекло, исчезло, и вот Райану уже восемь, и он — в который раз — невольный свидетель очередной битвы в нескончаемой войне родителей.

— Потребуй прибавки, а не то!.. — Мать размахивала столовым ножом, четко выговаривая каждый слог.

Райан вздрогнул — голос матери вонзался в уши точно скальпель.

— Говорю тебе, компания и так увольняет рабочих. В этом году никто не получит прибавки. — От гневно-просительных ноток в голосе отца у Райана заныл живот. — Я ничего не могу…

— Либо зарабатывай как следует, либо я уйду от тебя! Мне не нужен муж, который не в состоянии меня содержать.

— Черт подери, женщина…

— Реджиналд! Я так сказала — и точка.

Трапеза продолжалась в угрюмом молчании, терзавшем душу Райана. Три недели спустя в голосе матери появилась медоточивая сладость: отец принес домой два чека, потому что устроился на вторую работу…

И вот Райану одиннадцать лет.

— Райан! Райан! — Пронзительный голос матери перекрыл могучий грохот рок-н-ролла, несущегося из проигрывателя. Дверь со стуком распахнулась настежь.

— Ты почему не отзываешься? — спросила мать. — Ну да неважно. Мы с отцом уходим.

— Мама, я же еще не ужинал.

— А! — Мать притопнула ногой, явно раздраженная этим напоминанием о его нуждах. — В холодильнике остатки рыбы, поешь.

— Не люблю я рыбу.

— И это вся твоя благодарность? — Оборонительный гнев проступил на щеках матери ярко-красными пятнами, напрочь заглушив наложенные слоем румяна. — Во всем мире тысячи детей голодают, а ты недоволен хорошей пищей, которую покупает тебе отец?

Мать поддернула на плечах облезшее лисье боа, и Райан отвел взгляд, чтобы не смотреть в стеклянные глаза мертвой лисицы.

— Не хочешь рыбы, оставайся голодным. Я ухожу.

— Куда ты идешь? — спросил Райан, изо всех сил удерживая слезы, которые уже подступали к глазам.

— Миссис Роуленд пригласила нас на кофе, — горделиво сообщила мать. — Наконец-то мы с твоим отцом займем подобающее место в обществе.

Он подумал о стареньком дедушке, который владел лавчонкой на другом конце города, о дяде, который почти всю жизнь либо дрался, либо пил, либо то и другое вместе. Райан рассмеялся, и даже в его собственных ушах этот смех прозвучал на редкость презрительно и взросло.

— Райан, прекрати!..

И голос матери, холодно перечисляющий все его грехи, растворился в памяти…

— Райан Маклеод?

С колотящимся сердцем, ненавидя надежду, которая, как водится, умирает последней, четырнадцатилетний Райан через решетку смотрел на полицейского. Его задержали как соучастника — он стоял на стреме, а парни постарше грабили ювелирный магазин. За решеткой оказался он один. Парни сбежали, бросив Райана на произвол судьбы. Он сказал полицейским, что его родители на вечеринке на ранчо Роулендов. Может быть, хоть на этот раз…

— Родители придут за тобой завтра.

— Что, маменькин сыночек будет спать на твердой кроватке? — От гогота двоих грязных верзил, которые оказались в одной камере с Райаном, у него зазвенело в ушах. — Предоставь его нам, коп. Уж мы-то о нем позаботимся, верно, братишка?

— У нас нет свободных мест, так что придется тебе остаться в этой камере. Один из охранников постарается заглядывать к тебе почаще. Извини.

Жалость и сочувствие в глазах полицейского ужаснули Райана.

Той мучительной ночью, проведенной за решеткой, Райан окончательно потерял веру в бескорыстную любовь. Тогда же он плакал последний раз в жизни. Наследием этой ночи стала стойкая память о боли и страхе, которая и сейчас, двадцать с лишним лет спустя, все еще порой вырывала его из крепкого сна.

Отец забрал его под залог на следующий день в четыре часа пополудни. А утром Райан сбежал из дому. Он три года слонялся по южным штатам, путешествуя автостопом от Хьюстона до Майами. Везде, где ему случалось оказаться, он жил на улице, всякий раз находя компанию таких же, как он, слоняющихся подростков. Обычно это продолжалось до тех пор, пока главарь компании не начинал понимать, что врожденные способности и лидерские задатки пришельца угрожают его положению. Тогда Райану приходилось убираться восвояси.

В Майами ему повезло, когда он попытался вымогать деньги за защиту с одной богатой и влиятельной деловой женщины. Внешность и фигура Райана восхитили ее не меньше, чем ловкость, с какой он управлял шайкой уличных головорезов. В первый же день знакомства она сделала Райану предложение, а он был чересчур голоден, чтобы отказаться.

Следующие несколько лет эта женщина одевала и учила Райана, вовсю пользуясь его услугами. Будучи ее доверенным мальчиком на побегушках, Райан узнал досконально всю темную подноготную финансовых верхов. Он проникал туда, где ему быть вовсе не полагалось, видел и слышал такое, что участники этих дел предпочли бы скрыть. Молодость, внешность, прекрасные манеры и обаяние помогали Райану успешно добывать информацию, в которой нуждалась его покровительница.

Ему плевать было, если ее приказы обходили, а то и впрямую нарушали закон. Райан усвоил одно: выживание больше не зависит от того, что он владеет кулаками или ножом лучше, чем тип, который положил глаз на его пищу, одежду или тело. И выживание, и успех зависят теперь от совершенно других умений. Тех, которыми он овладел, работая на свою хозяйку.

Когда Райану исполнилось восемнадцать, женщина обнаружила, что обретенный опыт он использует для того, чтобы усилить свое влияние в ее организации, и выставила его за порог. Райан ушел без особого шума. Он уже истратил восемь из своих девяти жизней и начинал опасаться, что его везение иссякает. Райан уехал настолько далеко, насколько позволили наличные бывшей хозяйки, и полугодом позже обосновался в Ванкувере. Лишь трезвое знание собственных сил и решимость, помноженная на расчет, помогли ему подняться на вершину, которой он достиг.

От мелкого преступника до удачливого бизнесмена.

Сумеет ли он жить в ладу с самим собой, если не попытается устроить жизнь этой малышки счастливее, чем выдалась его собственная? Он понятия не имел, что такое растить ребенка, но можно ведь хотя бы попытаться.

— Согласен! — Райан резко повернулся от окна и оказался лицом к лицу с адвокатом.

— Прошу прощения?..

— Я приму опеку над дочерью Рона. Как, вы сказали, ее зовут?

— Даньелл.

— Даньелл, — повторил Райан. Мгновение он сидел молча, затем сильным толчком отодвинул кресло от стола и встал. — Привезите ее через три недели. Я скажу секретарше, чтобы за это время приготовили все…

— Извините, мистер Маклеод, но это невозможно.

— Невозможно? Что вы хотите этим сказать? Должно быть возможно. Мне нужно время, чтобы по-новому организовать свою жизнь. Скажите моей секретарше, где живет Даньелл, и Холли позаботится обо всем.

— Она за дверью. В вашей приемной.

— Разумеется, а где же ей еще быть? Там стоит ее стол. А теперь, если не возражаете… у меня чертовски много дел.

— Извините, я, кажется, не совсем ясно выразился. В приемной Даньелл.

— В приемной? Как, уже? — Райан рухнул в кресло и прикрыл ладонью глаза. — Черт побери, что же мне теперь делать?

Несколько минут Бекки позволила себе наслаждаться покоем Сиреневого дома, затем с усилием отлепилась от дощатой двери и, обогнув изящную винтовую лестницу, шагнула в арочный проем комнаты для игр.

— Ой, миссис Хансен! Что это с вами стряслось?

— Кошмарный вид, верно? — Бекки улыбнулась Энн, старшекласснице, которая присматривала за детьми. — Садилась в машину, и меня обрызгал грузовик.

Дети целиком погрузились в настольную игру, разложенную посреди старого ковра. Выцветший и потертый, этот персидский ковер, тем не менее, оставался самым уютным местечком на полу из твердой древесины. Пятилетний Никки, восседавший на коленях у Энн, помахал матери ручонкой. Сара, восьмилетняя дочь Бекки, пробормотала «Привет!», но головы не подняла.

— Надеюсь, мам, это случилось хотя бы после похода в банк? Вид у тебя ужасный. — Майк, в свои двенадцать уже старавшийся быть главой семьи, поднялся на колени и с волнением ожидал ответа.

— Да, уже после.

Никки принялся подпрыгивать на руках у Энн.

— Мамочка, а мы с Энн партнеры, и мы выигрываем!

— Замечательно. Вот твои деньги, Энн. — Бекки положила плату на стол.

— Спасибо, миссис Хансен. Я еще побуду, пока не доиграем, ладно?

Бекки глянула в окно, на дом Энн, стоявший на другой стороне улицы.

— А твоя мама не будет против?

— Ничуточки. Я ей позвоню.

— Я хочу принять душ. Пожалуйста, Майк, возьми в гараже старые полотенца и протри как следует салон машины.

— Ладно, но только потому, что я все равно проигрываю.

Майк вскочил и выбежал из комнаты одновременно с матерью.

Зайдя за угол, где дети уже не могли видеть ее, Бекки ссутулилась и, потирая ладонью затылок, поплелась вверх по лестнице. Она распахнула дверь в спальню, убежище, которое сотворила для себя на втором этаже башни, после того как ее бросил Эрик.

В этой комнате Бекки дала полную волю своей любви к Сиреневому дому. Стены обиты шпалерами с изображением пышно цветущей сирени. Лампы в матерчатых абажурах с шелковой бахромой источали розоватое сияние. Повсюду вперемешку с изящными хрупкими флаконами духов стояли портреты ее родных в старинных рамках. Постельное белье на высокой кровати было отделано ручными кружевами цвета слоновой кости.

Камин, находившийся в углу комнаты, никогда не использовался, и Бекки наполнила его просторный зев охапками засушенных цветов, время от времени освежая их тонкий запах смесью ароматических масел. Почетное место на каминной полке занимала поблекшая фотография бабушки и Эмили, снятая в день их первого бала. Две девушки в длинных белых платьях и кружевных широкополых шляпах смеялись в объектив, держась за руки. За их спиной возвышался Сиреневый дом во всем блеске своего расцвета.

Бекки захлопнула дверь и остановилась около кровати. Наконец она глубоко вздохнула. Покой, в котором она так нуждалась и который неизменно ощущала в этой комнате, сегодня так и не приходил.

В ванной Бекки содрала с себя прилипшее к телу платье, швырнула его в корзину с грязным бельем, отправила туда же колготки и нижнее белье и захлопнула крышку. В ожидании, пока наполнится ванна, Бекки завернулась в полотенце. Привалившись к выложенной плитками стене, она молча ждала, чувствуя, как по лицу побежали слезы. Страх и отчаяние терзали ее.

Если она заплатит — нет, когда она заплатит громадную сумму по закладной, — на ее счете останется только восемьдесят шесть долларов и пятьдесят два цента. На эти деньги им придется протянуть до конца месяца, когда должен прийти чек из газеты. Как она прокормит свое семейство? Где они будут жить, если банк отберет дом?

— Чтоб ты сдох, Эрик!

Собственный голос отозвался эхом в ушах Бекки. Поливать руганью бывшего муженька было так приятно, что она повторила эти четыре слова дважды. Почему он исчез? Куда подевался? Собирается ли вообще платить по закладной или поступит так же, как поступил с выплатой алиментов на детей?

Мысль об алиментах вызвала у Бекки приступ застарелой боли. Она позволила себе ненадолго задержаться на этом воспоминании. Так человек осторожно пробует языком больной зуб, проверяя, сильно ли он ноет. И даже сейчас, когда минуло почти шесть лет, она скорчилась от боли.

Прижимаясь к холодным плиткам, она соскользнула на пол, присев на корточки, и мучительные рыдания сотрясли ее тело. Шум льющейся воды вторил стуку ее сердца, отдаваясь пульсирующей болью в висках. Обеими руками Бекки обхватила живот, силясь унять горестные слезы. До чего же она устала от одиночества! Некому разделять с ней унылые вечерние часы, когда дети уже улеглись спать, или безмерную опустошенность рождественского утра. Некому утешить ее и позаботиться о ней, только о ней.

Порой — не слишком часто, но все же иногда — Бекки мечтала, чтобы в ее жизни наконец появился мужчина, который поддержал бы ее в долгие часы ночного одиночества.

— Мам? Ты скоро? Пора ужинать.

Бекки дернулась и изо всей силы врезалась головой в стену. Потирая ушибленный затылок, она выпрямилась и выключила воду. Сбросив полотенце, ступила в ванну.

— Еше десять минут, Сара.

— Ладно.

Вытеревшись досуха, Бекки полотенцем стерла разводы пара с длинного зеркала на двери ванной и критически вгляделась в свое отражение. Банальные каштановые волосы, банальные карие глаза, банальная фигура с лишними десятью фунтами веса.

Ну и вид у тебя, упрекнула себя Бекки. Вьющиеся волосы всклокочены после энергичного вытирания полотенцем. Лиловые круги под глазами скоро будут так заметны, что их не сумеет скрыть никакая косметика. Смех сотворил лучистые тонкие морщинки у глаз, зато тревоги и неурядицы проложили меж бровей глубокие борозды.

Бекки повернулась боком, расправила плечи и втянула живот, стараясь не замечать следы растяжек. Тебе надо похудеть, строго сказала она себе самой и невесело рассмеялась, натягивая джинсы и водолазку. Одевшись, Бекки вышла из ванной. Если б она не имела загнанного вида преждевременно постаревшей домохозяйки, Эллфорд без колебаний согласился бы дать ей заем. Правда, тогда он не оставил бы ее в покое до конца жизни.

— А что у нас на ужин?

— Умираю с голоду!

— Можно жареную курицу?

Не успела Бекки войти в комнату, как дети принялись шумно требовать свое любимое блюдо.

— Сегодня у нас жаркое. Я его разогрею, а вы пока умойтесь и накройте на стол.

— Ой, мамочка, опять жаркое! — воскликнул Майк. — В третий раз на этой неделе! Может, поедим сегодня гамбургеры из «Макдональдса»?

— И картошку! — завопил Никки, подпрыгивая. — И молочный коктейль!

— Извините, нет. Может быть, вы получите все это завтра, если сегодня будете послушными. Я очень устала и хочу, чтобы вы хорошо вели себя и пораньше отправились спать.

— Мам, почему это мы должны рано ложиться спать, если устала только ты?

Бекки рассмеялась. Сара, как всегда, попала в точку.

Два часа спустя Бекки осторожно прикрыла дверь спальни Майка и выгнулась, массируя поясницу. Наконец-то все улеглись. Ну и денек! Бекки выпрямилась и начала не спеша спускаться по ступенькам. Прежде всего, ей просто необходимо выпить какао, затем заняться семейным бюджетом, а уж потом спать.

Сидя в кухне, она помешивала большой ложкой в кастрюльке с горячим какао, лениво пробегала глазами заголовки в местной газете и наслаждалась тишиной и покоем. Когда от кипящего варева поднялся пар, Бекки потянулась за большой кружкой и, мгновение поколебавшись, распечатала пакет со сливками.

Без сливок сегодня определенно не обойтись. Диета может подождать и до завтра.

Едва Бекки пригубила горячий напиток, как зазвенел дверной звонок. Отставив кружку, она поспешно бросилась в прихожую, пока незваный гость новым звонком не перебудил детей. За окном возле входной двери в свете старого фонаря блеснула легкомысленная рыжая грива ее лучшей подруги. Бекки распахнула дверь, и Джен тотчас же затараторила:

— Привет, я знаю, что уже поздно, но мне просто не терпелось тебе рассказать. Помнишь Райана Маклеода, у которого работает тетя Холли? Ему нужна няня для маленькой девочки, кажется его племянницы, и я сказала Холли, что ты с этим отлично справишься. Он ужасно занят и в безвыходном положении, так что можешь ободрать его как липку.

— Входи, Джен.

— Не могу, — ответила подруга и с улыбкой помахала неразличимому силуэту на переднем сиденье своей машины. — У меня свидание.

— И как его зовут на этот раз?

— Саймон. Если хочешь знать, мы встречаемся уже в четвертый раз.

— В четвертый? Похоже, он побьет все рекорды.

— Бекки! — Джен одарила подругу сердитым взглядом. — Я сюда не для того заехала, чтобы ты надо мной измывалась!

— Просто я беспокоюсь за тебя. — Бекки коснулась рукой ее плеча. — Со смерти Ралфа прошло шесть лет. Не пора ли тебе смириться с фактом, что, сколько бы мужчин ты ни перебрала, сколько бы лет ни ждала, никто из них не будет Ралфом?

— Господи, ты же ничего не понимаешь? — Джен раздраженно оттолкнула руку Бекки. — Я не хочу говорить о… о Ралфе.

— Джен…

— Бекки, прекрати!

Бекки увидела, что подруга напряглась и в глазах ее мелькнула боль.

— Ладно. На сегодня хватит. Впрочем, не могу обещать, что завтра все не повторится сначала.

Джен зажмурилась, обреченно вздохнула и, открыв глаза, вновь одарила Бекки сияющей улыбкой.

— Я только хотела сообщить, что решила все твои проблемы. Ты любишь детей, и тебе нужны деньги. Этот парень дьявольски богат, и ему без тебя не обойтись.

Донесся нетерпеливый гудок машины, и Джен снова оглянулась.

— Послушай, мне пора. Мой кавалер начинает терять терпение. — Она подмигнула и выразительно хихикнула. — По правде говоря, я тоже.

— Но…

— Выслушай меня, ладно? В понедельник, в десять утра Райан приведет сюда девочку для собеседования.

Гудок повторился, и Джен опрометью сбежала с крыльца, торопливо попрощавшись на ходу. Бекки помахала ей рукой, заперла дверь и, вернувшись в кухню, задумчиво отхлебнула какао.

Работать на Райана Маклеода? Будет чудом, если он вообще захочет даже говорить с ней, после того как два года назад она нанесла такой удар его самолюбию…

Бекки и Джен только что исполнилось тридцать, а Холли стукнуло все шестьдесят, и по этому поводу Джен устроила в своем доме вечеринку, одну на всех. Друзья и подруги всех троих собрались в квартире Джен. Впервые за почти четыре года Бекки надела колготки и шикарное платье.

Как она ни любила свою повседневную жизнь, свобода решительно опьянила ее. Она наслаждалась интеллектуальными разговорами со взрослыми собеседниками. Никакие дети не требовали ее внимания.

Небольшой бокал вина, который Бекки позволила себе осушить, лишь усилил приятное головокружение.

Когда на вечеринке появился умопомрачительный красавчик, Бекки немедленно заметила его и тотчас же возненавидела. Прошлый опыт превратил ее в специалиста по подобным типам, и она ничуть не сомневалась, что и этот окажется эгоистичным и бесчувственным негодяем, точь-в-точь как Эрик.

Вновь прибывший заключил в объятия Холли, пожал руку Джен и любезно улыбнулся, когда Холли представила его Бекки. Последовали минут десять светской беседы, по большей части пустой болтовни. Должно быть, бокал вина раззадорил Бекки, потому что она не удержалась от соблазна присоединиться к общему разговору. Когда Маклеод случайно коснулся ее локтя, по руке Бекки словно прошел разряд электрического тока. Это так ее напугало, что она оцепенела.

Маклеод явно давал понять, что не прочь бы познакомиться с Бекки поближе, но она стойко делала вид, что не замечает его знаков, и в конце концов он растворился в толпе. Потом Бекки несколько раз видела, как то одна, то другая женщина цепляется за локоть красавчика, ловя каждое его слово.

Около полуночи она решила отправиться домой и заказала по телефону такси. Свобода, особенно в небольших дозах, вещь замечательная, но у Бекки уже начала болеть голова. Сказав Джен, что подождет такси снаружи, она надела пальто и вышла. Сделав два шага на свежем воздухе, Бекки пошатнулась, точно ее огрели кувалдой. Она не знала, радоваться ей или огорчаться, когда твердая рука Райана уверенно поддержала ее и помогла отойти к садовой стене.

— Спасибо. — Бекки прижала ладонь ко лбу.

— Всегда рад услужить, мэм.

— Я себя ужасно чувствую.

— Сейчас вам станет легче. Вот к чему приводит сочетание душного помещения, толпы и алкогольных излишеств.

— Если хотите знать… ох! — Бекки сморщилась и сжала пальцами виски: звук собственного резкого голоса отозвался новой болью в ее бедной голове. После небольшой заминки она тише добавила — Я выпила только один бокал.

— Даже такая малость с непривычки может подействовать.

Бекки помолчала, чувствуя, как головная боль потихоньку начинает отступать. Наконец она с подозрением взглянула на Райана.

— Как вы узнали, что я здесь?

— Увидел, что вы уходите, и сказал Джен, что провожу вас до такси.

— Зачем? — Вопрос прозвучал прямолинейно до грубости, особенно если учесть, что она все еще нуждалась в помощи Райана.

— По-моему, такой поступок приличествует джентльмену.

— Вот уж незачем. Возвращайтесь на вечеринку.

Райан рассмеялся.

— Вы мне нравитесь, Ребекка Хансен, хотя и понятия не имею почему. Не согласитесь завтра поужинать со мной? — И улыбнулся.

Бекки почудилось, что мир вокруг снова пришел в движение. Она крепко вцепилась пальцами в шершавые камни и скрипнула зубами. На сей раз она была даже благодарна боли, которая бушевала в ее голове. Эта боль стократ уменьшила воздействие ослепительной, всевластной улыбки человека, который был слишком уверен в себе и в своей власти над женщинами.

Двумя краткими фразами Бекки сообщила ему, что он может сделать со своим приглашением, со своими симпатиями и со своим южным обаянием. Появилось такси, и она уехала. Больше она ни разу не встречалась с Райаном Маклеодом.

Бекки скорчила гримасу. Судя по всему, ей таки предстоит увидеться с ним в понедельник утром. Полная решимости отыскать способ увильнуть и от этой встречи, и от предлагаемой работы, она уселась за кухонный стол, положив перед собой лист бумаги и калькулятор Майка.

Часом позже Бекки хмуро смотрела на исписанный цифрами лист и пустой скомканный пакет из-под пастилы, валявшиеся на кухонном столе. Все это время она истратила на возню с семейным бюджетом, а проку, похоже, никакого. Если не считать нескольких лишних фунтов, которые она неизбежно обнаружит при утреннем взвешивании.

Кнопка скрипнула, когда Бекки прикрепила к доске недлинный список завтрашних дел и покупок. Затем она аккуратно сложила пакет из-под пастилы в крошечный квадратик и сунула его на самое дно мусорного бака, чтобы не попался на глаза детям. Сейчас она пойдет в спальню и уснет сразу, как только доберется до кровати. Бюджет может подождать до завтра.

Рука Бекки дотронулась до выключателя, и кухня погрузилась в темноту. По пути в спальню в усталом мозгу Бекки мелькнула непрошеная мыслишка. Если она согласится присматривать за племянницей Райана Маклеода, то будет видеться с ним каждый день. Интересно, он по-прежнему такой же умопомрачительный красавчик?