Переживая прошлое

Произведение: Переживая прошлое (Психологическая драма).

Год: 2014

Автор: Александр Косачев

Количество страниц: 187.

Аннотация:

Многие мечтают прожить свою жизнь заново с тем же умом, что у них есть сейчас. Нашему герою представился такой шанс. Прожив 85 лет, психотерапевт частной и клинической практики возвращается в свое тело и живет жизнь заново со школьной скамьи.

*Не желательно к прочтению беременным, а так же людям с психическими отклонениями. (+18)

Глава I

Когда мне исполнилось восемьдесят пять лет, мне начали сниться сны. В них я был восьмилетним мальчиком. Поначалу меня не удивляло то, что, стоило мне закрыть глаза, как я просыпался в теле мальчишки и начинал свой день так, будто это было обычное детство. Сны были вполне рядовыми по ощущениям, затем становились ярче, и в памяти начали всплывать отрывки из жизни, прожитой в первый раз. Переход был плавным, и в какой-то момент я поймал себя на мысли, что не знаю, где настоящая жизнь. Порассуждав, я решил, что сны о детстве появились из-за старости, но еще через какое-то время я перестал просыпаться старым и немощным. В моей памяти полностью сохранилась прошлая жизнь, а сам я стал беспрестанно находиться в теле ребенка. Никакой паники и желания достучаться до остальных с криками: "Люди, что со мной случилось?!" не было, потому что жизнь началась, словно аккуратно спущенный на воду кораблик, легко дрейфующий по течению.

Я нередко подходил к зеркалу, чтобы убедиться, что не стар и моя жизнь не сон. Первое время даже боялся уснуть и поэтому иногда сидел на кухне с включенным светом и смотрелся в маленькое зеркальце, пытливо разглядывая себя. Голубые глаза были яркие, детские, в них не было ни намека на возраст, на лице не было шрамов и проглядывал здоровый румянец, каштановые волосы, как всегда, нуждались в стрижке. Телосложением я не выделялся: обычный худощавый мальчишка, без каких-то особенностей. К сожалению, в первую школу я не успел попасть, находясь в полном сознании своей молодости, потому что мы переезжали в другой поселок, убегая от безработицы и отсутствия возможности банально подняться.

Перед отъездом я усомнился, что не сплю, и решил проверить это, ударив себе по руке молотком. Всю нелепость ситуации я понимал, но если бы я не почувствовал боли, эта жизнь оказалась бы сном. Подойдя к верстаку с инструментами, я положил левую руку на наковальню, правой взял молоток, замахнулся и ударил что было сил. Следующие пять минут я орал как резанный, на руке образовалось красно-синее пятно. От эмоционального всплеска меня вдруг осенило, что во сне человек не может читать. Разумеется, решив проверить и это, я нашел журнал, которым мы растапливали баню, и начал читать. Все удалось! Сомнения рассеялись. Но логически я этого понять не мог. Единственное, чем можно было объяснить мою неординарную ситуацию, так это тем, что я умер и поскольку жил неправильно, начал жизнь заново. Только это и приходило на ум.

Рассказывать родителям я не стал. Они бы не поверили ребенку и назвали бы случившееся просто сном. К тому же у них хватало хлопот с переездом. Я подумал, что если никто в мире о возврате в прошлое не говорил, и за прошлую жизнь я ничего подобного не слышал, это значило, что об инциденте со временем кричать не стоило. Меня могли бы просто определить в психиатрическую больницу и накачать аминазином. После нескольких приемов этого препарата прежним я бы уже никогда не был. Такой вариант развития событий мне не представлялся перспективным. О психиатрической больнице я знал много, потому что сам в ней когда-то работал. Мне было известно не понаслышке, что разбираться никто не стал бы, мои слова восприняли бы как бред, а любые попытки доказать игнорировались бы и купировались седативными препаратами. Так что оставалось только мириться с тем, что я оказался в своем прошлом, о котором никому не мог рассказать.

Мне сложно было с кем-то общаться, потому что я не мог поговорить на интересующие меня темы, а о пустом за прошлую жизнь я научился молчать. С виду создавалось впечатление, что я асоциальный ребенок, но все было, конечно, не так. Детство – это замечательное время для закладывания фундамента, да только мой уже был заложен, поэтому мне оставалось только утопать в книгах, которые я так и не научился любить в прошлой жизни. Мне было сложно их читать из-за большого количества лишней информации и перебора с метафорами. Худшие книги, какие я мог встретить, это книги, написанные женской рукой. В них было слишком много чувств и эмоций, пустых ощущений и нелепых надежд. Практическую информацию в этих книгах можно было встретить крайне редко и поэтому, стоило мне увидеть, что автор – женщина, как книга теряла всякую ценность.

Пришло время отъезда. Рано утром меня разбудили и мы поехали. По дороге нам встречались поля, присыпанные первым снегом, и лысые деревья. Монотонность заставила меня задуматься о прошлом. Прожив целую жизнь, а это ни много ни мало – восемьдесят пять лет, я так и не нашел ответа на вопрос, которым задаются все люди. Я не знал, зачем я, кто я, куда иду и что нужно сделать, чтобы быстрее добраться до той звезды, которая даст все ответы. Это могло значить лишь то, что я жил неправильно, а потому права давать людям советы у меня не было. В прошлом я был психотерапевтом в психиатрической больнице, а также имел собственную частную клинику по решению душевных проблем. Мне казалось, помоги я другим, смогу помочь и себе, но, сколько бы людей через меня ни проходило, ответы я не мог найти. Мне хорошо были известны различные расстройства, синдромы и болезни, я знал, как их лечить, но все эти знания были актуальны лишь для гармоничного существования в обществе. Мое увлечение философией в последние годы только увеличивало количество вопросов и их глубину.

Проезжая город, я на мгновение взглядом уцепился за одну женщину. Она мне напомнила мою жену. В прошлом я не заботился о нравственных ценностях и женился по расчету. А может, так было правильно, ведь все равно последний раз я любил в двадцать два года. Так получилось, что в седьмой раз, разочаровавшись в любви, я начал рубить все влюбленности на корню, зная, что до добра они не доведут. Затем, соскучившись по боли, пробовал открыться миру, пытался почувствовать что-то светлое, но не приходила даже банальная влюбленность или хоть что-то, чуть большее, чем тривиальная симпатия. Время шло, нужно было обзаводиться семьей и возводить на руинах свою тихую гавань. Поскольку я заботился о себе, да и внешними данными выгодно отличался, то долго не пробыл в одиночестве. В двадцать пять встретил Олю, она была обычной симпатичной женщиной, каких тысячи. На ней я и остановился, потому что ее звали так же, как девушку, которую я впервые полюбил. Я хотел, чтобы все закончилось тем же именем, с которого когда-то началось. И, само собой, у нее была финансовая стабильность, с которой у меня были проблемы. В целом, все было честно: я давал ей семью, а она мне – спокойствие и свободу заниматься тем, что мне нравится. Особых проблем в личном плане у нас не возникало, потому что я был психотерапевтом, а она психологом. Мы прекрасно понимали проблемы, встававшие между нами, и расходились разве что в методах их преодоления. О своей семье она не говорила: стоило только упомянуть о ней, как она меняла тему или вспоминала, что что-то забыла.

А еще мы вырастили двух замечательных ребятишек. Мальчика и девочку. На удивление, они впитали только лучшее от нас двоих и отличались безупречной внешностью. Мы считали, что это случилось по причине отсутствия страсти между нами. Они не впадали в крайности, не ревели по пустякам, а когда падали, мы не поднимали их с пола или земли, а садились рядом и говорили, что у них получится встать. Они росли, заботясь друг о друге: однажды в школе Арину обидел старшеклассник, Артем не остался в стороне и на перемене сломал об обидчика железную указку. С тех пор в глазах Арины я не видел слез, пока не умерла ее мама. Оле тогда было шестьдесят девять, я очень переживал и целый год не говорил по причине, которую не мог даже сформулировать. Мне казалось лишним говорить попусту. Хождение босиком по мокрой от росы траве помогало мне прийти в себя. Наши дети поддерживали меня и выглядели сильнее, наверное, потому что концентрировались на мне, и на себя у них не хватало времени. Быть может, они просто не давали мне увидеть своей печали.

Несмотря на то, что я женился по расчету, я очень скучал по Оле. Мне часто не хватало ее рук, поддержки, поцелуя перед сном и выпечки. Маме я не говорил, что у моей жены лучше получалось стряпать, по одной простой причине: я не мог ее так обидеть. Оле в этом деле не было равных. Как-то раз мы хулиганили и забросали всю кухню тестом с мукой. Затем, все белые, перешли к поцелуям и нечаянно сломали старенький стол. Секс обломился из-за того что мы больше часа хохотали и отмывали кухню.

Мы подъезжали к поселку, и я решил, что сам добьюсь материальных высот и исправлю нелепые моменты прошлого. Разумеется, я понимал, что без начального капитала не получится создать собственный бизнес, и потому решил для начала набрать определенную сумму, а уже потом ориентироваться на обстоятельства и разрабатывать план действий.

Мы приехали в полдень и оставили 450 километров позади. Нас встретил небольшой поселок городского типа, находящийся в пятнадцати километрах от города Копейска и двадцати пяти от Челябинска. Здесь жило всего две-три тысячи человек. Как и в любом другом населенном пункте, где мало людей, все друг друга знали, и, разумеется, сплетничали. Поселок был типовым, но не любил я его по другим причинам, которые упирались в весьма нерадостные воспоминания. Дом, в котором предстояло жить, был на двоих хозяев. И меня всегда удивляло именно расположение семей, живущих по нашей стороне: молодая семья, затем старики, затем снова молодая семья, затем снова старики, и так до конца улицы. Большой роли это не играло, но изредка я об этом думал и не находил причин данному обстоятельству. Воздух у нас был чистым и всегда свежим, по утрам гудели те немногочисленные трактора, что остались в наследие со времен СССР, и что-то где-то делали. Мне не довелось увидеть, что.

Поскольку это было захолустье, то и работы, как следствие, не было. Большинство взрослых ездили работать в город, а те немногочисленные, что оставались, либо пили водку и спирт, либо имели старческий возраст, который не позволял им ежедневно мотаться в город. Таким образом, мне оставалось лишь собирать цветные металлы, которые еще не были подобраны местными, потому что еще не ценились и, как таковые, не собирались. Поэтому я имел возможность набрать приличное количество и сдать на кругленькую сумму в будущем. Конечно, работать я не мог, да и негде было, поэтому оставалось много времени на книги, размышления и цветной металл. В частности, медь, потому что алюминий был легким, малостоящим, и его было просто бессмысленно собирать, так как нужно было придумать место для его хранения. Медь я собирал по возможности во дворе. Прошлый хозяин еще не успел забрать все свое имущество и поэтому я мог что-то умыкнуть. Довольно интересно было копаться в барахле и что-то искать, находить для себя то, что в прошлой жизни осталось незамеченным.

До того, как пойти в школу, у меня было две недели. За это время я определил для себя маяки, и главным из них было создание капитала. Учитывая возраст, это было делом нехитрым, потому что времени было предостаточно, обеспечивать себя не было необходимости, переживать за семью тоже, поскольку сейчас всем этим занимались мои родители. Я записался в библиотеку, начал бегать по вечерам – утром я этого делать не мог, так как не было будильника, а вечер как раз подходил для этого занятия. Вскоре я оббегал поселок на одном дыхании, что составляло примерно восемь километров. Детский организм требовал движений, и бег очень хорошо этому способствовал. Также очень хорошо было обучаться, потому что вся информация в меня впитывалась как в губку. Я медленно шел к цели и меня ничто не отвлекало. Пубертатный период был только впереди, поэтому мысли о сексе меня не заботили. В моем случае они задержались и пришли только к двадцати двум годам. Тогда хотелось любую женскую особь и практически всегда. Иногда я вспоминал, как меня удивляли постоянные разговоры сверстников на подобные темы.

Время текло, все получалось, но впереди была школа, которую я когда-то возненавидел. У меня была возможность в полной мере отомстить всем обидчикам, но я не был уверен, что это того стоило. Все-таки сам человек позволяет так или иначе к себе относиться. И если кто-то меня обидел, это было только потому, что я сам это разрешил. Конечно, оставалась обида за причиненную боль, но через годы я разрешил это в себе и понял, что если бы не они, я бы не встретил женщину, которая мне была другом, женой и любовницей в одном лице. Спустя двадцать пять лет я был им благодарен, потому что достиг высот и не остался на их уровне, где властвовали чрезмерное пьянство, измены и вечные проблемы с деньгами.

Глава II

В прошлом, когда отец первый раз отводил меня в школу, в которой мне предстояло учиться, я показывал на здания, которые попадались нам по пути, и спрашивал: это школа? Он отвечал: нет, и мы шли дальше, пока на горизонте не попадалось очередное крупное строение. С тех пор многое изменилось, и в этот раз все было иначе. Мыслями я был где-то далеко от происходящего, но это не мешало идти по тротуару и чувствовать дежа вю. Каждый метр мне был знаком. Я помнил, как радовался, когда удавалось одному и без происшествий возвратиться со школы.

– Нервничаешь? – спросил меня отец, когда мы уже подходили к школьным воротам.

– Немного, – ответил я, а на самом деле испытал паническое чувство тревоги. Предстояло вновь пережить злосчастные годы. Ситуацию усугубляло то, что организм был молодым и беспокойным, и нервы было сложнее контролировать.

Мы вошли внутрь. Была перемена. В школе пахло краской и молочной кашей. Всюду мелькали знакомые лица, но никто из них меня еще не знал. Отец сходил к директору и затем повел меня в класс. Учительницу звали Татьяна Михайловна, она была нашим основным преподавателем и, разумеется, классным руководителем. Когда меня представляли классу, я стоял и думал, оглядывая всех присутствующих: «Черт возьми, какие вы все мелкие, и смешные!». Затем меня посадили с будущим другом из прошлого. Он был татарином, много читал и отличался в классе знаниями, равно как и шумным поведением. Учительница его не любила, и мне не были известны причины ее нелюбви к нему. У них эти чувства были взаимными. Затем меня посадили с Костей, с которым я просидел весь год. Он навсегда остался хулиганом.

На одной из перемен ко мне подошел тот, кого я проклинал все свои школьные годы. Ситуация повторялась. Слово за слово, он предложил рядовую ситуацию, чтобы проверить, кто пришел в класс и какое место по силе я займу в группе.

– Ты драться-то умеешь? – спросил он. Я понимал банальность ситуации и от этого мне становилось смешно. Увидев мою улыбку, он улыбнулся мне, но продолжал смотреть в глаза, ожидая моей реакции.

– Хочешь проверить? – ответил я фразой, которая дает понять человеку, что его не боятся. Олег не отступил.

– Да. Давай после уроков?

– Тебе живется хорошо или ты просто хочешь выместить ту боль, которую тебе причиняет отец? – спросил я, зная, что задел его за живое.

– Что ты сказал? – ошеломленно воскликнул он. – Я тебе сейчас голову оторву!

Если бы я отступил, он бы стал морально сильнее меня, а это половина победы в предстоящей драке. Существует один верный выход в подобной ситуации – бить в лицо, что, собственно, я и сделал. Это, конечно, давало повод для еще многих драк, но зато уберегало от того, что я уже пережил. Мы еще маленькие, по лицу он боялся бить до пятого класса, так что время было самое подходящее, чтобы сломить его психологический доминант.

Драка, конечно, была смехотворной. Затем нас увидела учительница и все пошло по рядовому сценарию. Она поставила перед классом, чтобы мы объяснили причину своего поведения всем присутствующим. Женщина играла в шерифа и старалась банально урегулировать нашу ситуацию.

– Что случилось? И кто начал драку? – спросила она.

– Мы в шутку, – ответил я.

– В шутку? – недоуменно переспросила она.

– Да, Татьяна Михайловна, мы в шутку, – повторил Олег.

– В шутку по лицу? Хороши шутники!

– Мы больше не будем. Мне кажется, мы уже все выяснили. Так ведь, Олег? – сказал я, посмотрев на него.

– Да-да, – подтвердил он. Учительница посмотрела на нас и сказала:

– В следующий раз родителей вызову! А сейчас – марш по местам!

Урок шел, все перешептывались. В дверь постучали, и учительница вышла на пару минут в коридор. И, как всегда, понеслось снова.

– Эй ты, урод, я тебя после школы в землю вобью! – запугивал меня он, а затем встал с места, чтобы ударить. Понимая, что нельзя не ответить, я встал на парту, затем прыгнул с нее и обеими ногами угодил ему в место между плечом и шеей. Он отлетел и ударился головой о ножку стола. Я же, отлетев от него, спикировал между партой и стулом, разодрав себе кожу под лопаткой. И тут, конечно же, вошла учительница, увидела нас, взяла дневники, написала послание родителям и отправила нас по домам, сначала меня, а потом уже и его.

Всю дорогу домой я торжествовал! Жизнь менялась, и меня это безумно радовало, потому что я преодолел свои прежние страхи. Раньше я не был готов к реальности, жил верой в единорогов и в то, что добро побеждает зло. К жизни меня никто не готовил, и все мое воспитание упиралось в банальное оберегание от травмирующих ситуаций. Главным было не натворить бед и хлопот, а как потом мне жить – родителей не волновало. Да и времени у них на мое воспитание не было из-за проблем с переездом и огромной финансовой дыры в семейном бюджете. Наше прежнее место жительства было небольшим, дом располагался на краю деревни, обособленно, семья состояла из пяти человек, и поэтому в прошлом я не скучал и не нуждался в общении с другими людьми. Это обстоятельство сыграло со мной злую шутку. Приехав в поселок, я ощутил жуткую разницу: люди были открытыми, двойка для них не являлась чем-то постыдным, и также было много вещей, которых не было на прежнем месте жительства. Переживая прошлое, я понимал, что все эти школьные страсти – ничто по сравнению с тем, что я уже испытал в прошлой жизни, и потому был спокоен. Ловил дуновения ветра и, не торопясь, брел домой.

Когда я вернулся, дома никого не было, родители еще были на работе, а брат с сестрой в школе. Первым делом я обработал рану йодом и сел обдумывать план дальнейших действий. Родители не смогли бы прийти в школу, поэтому я решил договариваться с сестрой. Я рассчитывал, что она сходит, а отец просто распишется и передаст записку о том, что осведомлен о моем инциденте. Так я смог бы прийти в школу один, показав, что такие вещи сходят мне с рук и подобного стечения обстоятельств я не боюсь. На этой мысли я задремал, а когда проснулся, было уже поздно. Учительница встретила моего брата и рассказала ему, что вызвала родителей, пугала тем, что это вопрос моего дальнейшего обучения в школе. Меня встретил отец, мы зашли в детскую, сели по разные стороны на кровати и он начал задавать вопросы.

– Рассказать ничего не хочешь? – спросил он.

– Побывал в школе, осмотрелся, подрался, увидел симпатичную девочку, – ответил я. В любой ситуации противоположный пол всегда становится смягчающим обстоятельством, пусть даже это и неправда. Люди привыкли к тому, что всякие глупости совершается из-за чувств, и поэтому спускают такие вещи.

– Подрались из-за девочки?

– Не совсем. Он сам спровоцировал меня на драку, а я не мог стоять и смотреть. Что если бы она увидела меня? Я не мог унизиться у нее на глазах…

– Учительница говорит, что за такое могут исключить из школы. Что ты об этом думаешь?

– Я читал, что за такие вещи из школы не исключают, это обычная маленькая драка. Так бы всех повыгоняли. Ты же сам учился в школе, не так ли? – я успокоил его тем, что меня не исключат, и перевел тему с себя на него, что было выигрышным вариантом.

– Где ты это прочитал? – спросил он.

– Так у нас вон, – ответил я, указывая пальцем на шкаф с книгами, – на полке стоят книжки по воспитанию детей. Там и прочитал о том, что это обычное дело для такого периода.

Наш разговор закончился, отец успокоил маму и все нормализовалось. Домашнее задание мне не успели задать, потому что я натворил дел до этого момента. Да и что мне уроки? Всего лишь четвертый класс! Для человека, имеющего докторскую степень, это смешно.

За день я успел устать, да еще и спину разодрал, мне нужны были силы, и поэтому я решил вместо пробежки просто пройтись. По поселку было идти бессмысленно: я мог наткнуться на Олега, а драка вне стен школы мне не была на руку. Нужно было ломать человека в присутствии толпы, чтобы люди это видели, тогда данный экстраверт потерял бы уверенность в себе, отстал, и я получил бы желаемое – спокойное детство. Я вышел за пределы поселка. Осенний ветер и запах пожухлой травы напомнил одну потерянную идею. Когда-то давно, я предложил в интернете проект по организации производства и продажи съедобных книг. Суть была в том, что человек, прочитав страницу, мог ее съесть; жанр книги определял вкус. Изначально книги должны были быть детскими, после, с расширением производственной базы, силы должны были направляться и на крупные издания. Буквы наносились посредством выжигания. Идея была рабочей, даже получила многомиллионный оборот. Продукт в огромном количестве экспортировался за границу, а я, автор идеи, не получил ничего. Было обидно только за то, что сам не доглядел: информацию разместил на фиктивном сайте, который за счет усилий пользователей находил бизнес-идеи и продавал их реально существующей компании. Судиться я не стал, это не имело для меня большого значения: мы с женой весьма неплохо жили на бизнес, организованный ее отцом, и мою зарплату психотерапевта от государственной и частной больниц. Тянуть двух детей было не тяжело, и нам не нужно было миллионов, чтобы почувствовать себя счастливыми, иначе бы те возможности, которые нам принесли деньги, сломали счастье, развратив наше эго. Я это понимал, а Оля просто считала меня лучшим и обычно даже не спорила. Она знала, что это еще и бесполезно, потому что я всегда был жутко упертым.

Время текло, а мне все не верилось в целую жизнь за спиной. Совсем недавно мне было за восемьдесят, я знал, что умру, и поэтому старался насладиться каждым моментом. Стоило начать переживать жизнь заново, мне это стало не нужно. Когда у человека мало времени, он суетится, пытаясь все успеть, а когда впереди целая жизнь – то и дело страдает бездельем. Это вызывало улыбку, и больше ничего, потому как мне стало некуда спешить. Существовало только время, которое как-то нужно было на что-то потратить…

Глава III

Утро преподнесло сюрприз. Я чувствовал бессилие, а впереди меня ожидала судьбоносная передряга, от которой зависело мое дальнейшее существование в этом сумасшедшем мире под названием «школа». Данное развитие событий могло как сломать меня, так и возвысить над прошлым. Поэтому я не мог сдаться на старте. Когда я чувствовал себя плохо, я всегда повторял: «Я сильный! Я справлюсь! Я все смогу!». Это поддерживало меня долгие годы, и всю дорогу до школы я безустанно повторял про себя эти слова. Каждый шаг сопровождался самоподдержкой, и это меня подогревало в свете предстоящих событий.

Вопреки моему плану отец пошел вместе со мной. Он поговорил с преподавателем в коридоре, а я отправился в класс, поскольку уже шел урок.

– Ну что, дома влетело? – спросил меня сосед по парте.

– Нет, – ответил я, – дома привыкли к подобному. – Я улыбался, стараясь выглядеть как можно убедительнее. Эти слова хорошо влияли на восприятие меня как хулигана, что не могло не помочь в дальнейшем.

Все перешептывались, Олег молчал и не предпринимал никаких действий. Через несколько минут учительница зашла в класс, а затем вызвала нас обоих к доске и заставила пожать друг другу руки. Я сделал это с улыбкой, а Олег со злостью и растерянностью, пытаясь понять мое отношение к нему. Затем учительница посадила нас вместе за первую парту, прямо перед собой. Я был поражен тем, насколько Валентина Михайловна разбиралась в детях: этим шагом она поспособствовала нашему перемирию. В школах адекватных учителей всегда не хватает, а уж тем более учителей с хорошими знаниями психологии. В детстве я бы расценил это как издевательство, но сейчас прекрасно все понимал и был доволен результатом. Хотя и хотел отомстить за прошлую жизнь.

Учебный день был на исходе, прозвенел звонок, и все начали выходить из класса. Я немного задержался у расписания, а затем, как и все, направился к выходу. Мыслями я уже был дома, но сюрприз, как это часто бывает, застиг меня врасплох. На выходе меня ждали старшеклассники вместе с Олегом.

– Что, крутой, да? – толкая меня, произнес Вова.

– Нет, – сглупив, сказал я, тем самым проиграв ситуацию.

– У вас есть незаконченный разговор, – продолжил Вова, указывая головой на Олега.

Все двинулись за школу, а меня схватили за плечи и потащили, чтобы я не убежал. Меня, можно сказать, несли, а я думал, что если сейчас проиграю, то будет только хуже. Нужно было действовать немедленно, пока мы не оказались далеко от окон. Бить Олега было бессмысленно, он не был доминирующим звеном в данных обстоятельствах, а значит, нужно было нападать на Вову, который схватил меня за предплечье.

– А не пошел бы ты к черту?! – крикнул я и тут же ударил его в челюсть. Сил было мало, поэтому должного вреда я не нанес. Последовал удар мне в затылок, я упал, и меня встретил удар ногой по лицу. В глазах потемнело, из носа закапала кровь. Затем я ощутил резкий всплеск злости вперемешку с адреналином, вскочил на ноги и выкрикнул что-то нецензурное. Это повергло Вову в шок и, тем самым, дало мне возможность его ударить. Что я, собственно, и сделал. Собрав все силы, я заехал ему ногой в пах, а затем ударил его по ушам и в висок. После этого в глазах у меня все потемнело...

Очнулся я от того, что меня хлопали по щекам. Прямо перед глазами мелькало чье-то лицо, кто-то что-то говорил на заднем плане. Думать я толком не мог, мешало сотрясение мозга, да еще и сломанный нос. Меня усадили на бордюр, стараясь привести в сознание, и спросили, как я себя чувствую. Мне стало ясно, что они напуганы, но не мог сообразить, как воспользоваться ситуацией. Затем пришел Олег с бутылкой чистой воды и мне дали ее, чтобы умыться.

– Ты же сам понимаешь, что с новичками всегда так, – говорил Вова, стараясь убедить меня никому не рассказывать о случившемся. – Тем более ты сам начал! Ударил меня промеж ног, – переминаясь, продолжал он. – Очень больно!

– Нечего было тащить меня как какую-то собачонку! – ответил я.

– Кто же знал, что ты такой дикий! – оправдывался он.

– Между ног вообще не бьют, – поддержали его остальные. – Олег вон вообще напугался, видишь, как дрожит? Да, Олег?

– Ничего я не напугался, – ответил тот. Вова, пытаясь выместить злость на нем, ударил Олега по лицу, затем в грудь, и бил его до тех пор, пока тот не вскрикнул от боли. Я был рад, не потому что Олега избивали, а потому что теперь и у него был синяк, а это значило, что ругать станут обоих, поскольку посчитают, что мы подрались, и Татьяна Михайловна не будет допытываться, откуда сломанный нос. К тому же никто не подумает, что я ему проиграл, а это много значит для новенького.

– У кого есть вата или две сигареты? – спросил я, указывая пальцем на нос. Этим вопросом я спасал Олега от дальнейших травм и делал все, чтобы кости носа срослись нормально. Ваты, конечно, ни у кого не было и поэтому мне дали две сигареты. Я оторвал фильтры, затем смочил их слюной, чтобы они не напитались кровью и не присохли к коже, и вставил их в носовую полость. Все засмеялись. Позже, дома, я и сам смеялся. Когда мы расходились, меня спросили, расскажу ли я все родителям. Разумеется, ответ был отрицательным. Положительный принес бы мне дурную славу, которая мне не была нужна.

Затем я поспешил удалиться, чтобы приложить холод к носу. Мне не хотелось иметь большие отеки под глазами, так называемые «очки». По дороге я прокручивал ситуацию снова и снова, и при этом испытывал облегчение. Мне казалось, что главные сложности позади, и эта уверенность подогревала меня всю дорогу до дома. По крайней мере, одно я знал наверняка: меня ждут отеки, а также головные боли в сочетании с сонливостью. И, собственно, не ошибся.

Сложнее всего было объяснить ситуацию маме. Женщиной она была эмоциональной, и все события принимала близко к сердцу, несмотря на всю свою строгость. Отец, конечно, понял меня, что не удивительно, а вот мама долго переживала и металась по дому. Брат с сестрой прикалывались надо мной, разрежая обстановку. К ночи все утихомирилось. Подойдя к зеркалу, я посмотрел на свое лицо и про себя проговорил: «Я сильный! Я справлюсь! Я все смогу!». Нос был немного распухшим, а еще дьявольски смешным, но, между тем, мои синяки многое значили. События были переломными в моей жизни, и они говорили о том, что я изменился и переборол свои страхи. Меня всегда сопровождала уверенность, что свою боль мы придумываем сами. И это было тому подтверждением: именно я спровоцировал такое стечение событий, а не кто-то другой. Еще меня радовало то обстоятельство, что все плясали под мою дудку. И так как любому действию или бездействию нужна мотивация, данному обстоятельству я приписывал будущее спокойствие, тем самым мотивируя себя на решительное поведение. Это нельзя было не назвать подвигом, потому что в том детстве, которое я пережил раньше, у меня на это не хватило бы смелости.

Так закончился второй день в школе.

Утром мама написала записку. Она звучала следующим образом:

«Уважаемая Татьяна Михайловна, мы в курсе внешнего вида нашего сына. Беседу уже провели. Он утверждает, что ничего страшного не произошло, и ведет себя вполне позитивно, что не может не доказывать отсутствие каких-либо серьезных проблем. Если это повторится, мы обратимся в милицию. Также мы понимаем серьезность ситуации и рады бы прийти побеседовать с Вами, но по уважительной причине этого сделать не можем. У нас с переездом образовалась огромная дыра в бюджете, и мы не можем себе позволить каждый раз бросать работу.

Просим Вас отнестись с пониманием к нашей ситуации»

Ниже стояли число и подпись.

Учительница, прочитав это, приподняла правый уголок губ. Затем посмотрела на нас.

– Какие красавцы у нас в классе! Так и сияете. Есть что сказать? – спросила она. Мы промолчали, думая, что все уже закончено, но жизнь решила на этом не останавливаться. Наша одноклассница видела все через окно и решила рассказать.

– А это Вова их заставил! Я видела, как вчера они уходили за школу.

– Что?! – воскликнула она. – Я этому Вове сейчас устрою! – сказала Татьяна Михайловна и быстрым шагом вышла из класса. Мы сидели в недоумении и не знали, что сказать. Через десять минут она привела Вову к нам в класс.

– Ну, что, кто все расскажет, а?! – разорялась она.

– Татьяна Михайловна, – ответил я, – я сейчас все объясню. – Она посмотрела на меня. – Дело в том, что этот молодой человек думал, что мы будем драться, но мы отказались. В тех местах, откуда я родом, не принято драться прилюдно, а Олег не мог меня ударить, потому что я отказался. Мы с Олегом пошли домой и там уже по дороге решили выяснить отношения. У нас дома неподалеку, поэтому мы пошли вместе. Я не знаю, кто этот молодой человек, – указывая на Вову, произнес я, – и почему вы о нем так плохо думаете, но он тут совершенно ни при чем.

– Вот видите, я же говорил, что ни при чем! – разводя руками, произнес Вова с противной улыбкой.

– Это правда, или они тебе пригрозили? – пристально глядя на меня, спросила учительница. Я улыбнулся и ответил:

– Ну, я же сам вам это рассказал.

Вова ушел. Татьяна Михайловна на секунду задумалась, а затем решила продолжить урок, больше не останавливаясь на нашей теме. Когда закончились уроки, я снова встретил Вову на крыльце.

– Я уж думал, ты меня сдал! Хотел тебе еще раз нос сломать, а ты вон какой умный, такую интересную байку придумал. Даже Танька поверила!

– Мне незачем жаловаться, – ответил я. – Вполне могу сам решить свои проблемы.

– Что ж, молодец, – ухмыльнулся он. – У меня для тебя есть сюрприз. Пойдем, покажу!

По ухмылке я понял, что дело плохо, и мне нельзя идти туда, куда он звал, потому что там явно меня ждала очередная драка из-за вчерашней выходки. Я нанес ему оскорбление, и Вова явно хотел отомстить.

– Пошли, я сказал! – прижав меня к стенке одной рукой и занося кулак над моим лицом, произнес он. Тут из дверей школы вышел директор и увидел, что происходит.

– Снова маленьких обижаешь? – подходя к нам, спросил он.

– Да мы шутим, – невинно улыбаясь, ответил Вова. – Правда, ведь? – одернув меня, добавил он.

Поскольку с этим человеком раньше я почти не сталкивался, то знал его повадки плохо и совсем уж не подозревал, что он жутко гнилой внутри. Конечно, я осознавал, что если спустить все на тормозах, то на следующий день все повторится снова, поскольку он не чувствовал ответственности. И сейчас у меня появился шанс, но я не смог им воспользоваться, потому что не сумел быстро оценить ситуацию и развернуть ее в свою сторону. Накинься я на него, меня признали бы неадекватным, а если бы я просто пожаловался, то он бы, в конечном итоге, начал действовать через других.

В замешательстве я просто кивнул, а затем улыбнулся. Директор подозвал Вову и начал с ним говорить. Я мог бы спокойно уйти, но остался. Что-то внутри меня заставляло не уходить. Потом директор вспомнил, что забыл какие-то бумаги, и удалился. Мы остались стоять на крыльце.

– Чуть не встрял, – произнес Вова и посмотрел на меня. Я спросил, глядя ему прямо в глаза:

– Так что за сюрприз, а? – таким образом я давил на него, вызывая у него смешанные эмоции, и показывал, что не боюсь его. Он замешкался.

– Да нет, уже ничего…, – задумавшись, ответил он.

– Странный ты, – произнес я. – Ну да ладно. Пока.

По дороге домой я вздохнул с облегчением. Очередная победная ситуация поднимала настроение. Затем я увидел Таню возле магазина, окликнул ее, подошел и мы разговорились.

– Ты зачем сказала Татьяне Михайловне, что там был Вова?

– Скажи спасибо, что я все не рассказала, – глядя на меня, ответила она. – Я ведь все видела! И видела, что ты его первый ударил. Зачем?

– Чтобы победить! – гордо ответил я.

– Я вижу, как ты победил, – смеясь, ответила она, указывая на мой нос. – Тот еще герой! Не больно хоть?

– Терпимо, – ответил я.

– Мне нужно идти, меня мама ждет. Увидимся завтра.

– Постой, – сказал я, – ты от меня избавляешься?

– Н-е-е-т! Мне правда пора идти, мама ждет.

– Давай я тебя провожу, – предложил я.

– А ты дорогу обратно найдешь?

– Если ты мне объяснишь, то конечно! – ответил я, улыбаясь ее сияющему лицу. За двадцать минут мы успели поговорить о поселке и музыке и нашли друг друга интересными. Возле дома нам встретился ее двоюродный брат, я прекрасно знал, кто он, и что он может.

– Познакомься, это Виталя, – глядя на своего брата, сказала она.

– Что это у тебя с носом? Кто тебя так? – указывая пальцем, спросил он.

– Упал, бывает, – улыбаясь, ответил я.

– Обидишь ее – часто падать будешь! – рассмеялся он.

– Виталя! – воскликнула она, ударив его по плечу.

Мы посмеялись и отправились по домам. Любить Таню я никогда не любил, а те чувства, что я к ней начал испытывать, носили отеческий характер. С прошлой жизни осталась идентификация себя как взрослого человека, и Таню мне хотелось бы иметь скорее как дочь, а не как возлюбленную. К тому же от плана из прошлого я не отказался, все еще думал сойтись с карьеристкой, но при определенных обстоятельствах мог изменить решение. Я помнил, как был счастлив, благодаря работе, которая под старость мне начинала наскучивать. Может, это и повлияло на мой уход из жизни: пропало осознание своей важности в мире и перестало что-либо в нем держать. В любом случае, главным оставался сценарий из прошлого.

Придя домой, я начал раздумывать, как избавиться от Вовы. Он мне явно мешал, и нужно было ему реально навредить, чтобы он понял, что его издевательства не будут спущены на тормозах. Сперва мне пришла в голову идея ударить его чем-то таким, чтобы после удара у него остались шрамы на всю жизнь. Мне хотелось заставить его помучиться, но прежде снова дать отпор, чтобы Вова понял, что, сколько бы он ни приставал ко мне, он бы получал сдачу. Одного раза, разумеется, было мало, и поэтому я ожидал повтора ситуации.

Обстоятельства будто прочитали мои мысли и не заставили себя долго ждать. На днях отец доверил ему выгуливать дрессированного пса. Вова, естественно, ходил с ним и хвастался, стравливал Бахвала с другими собаками. Результат был предсказуемым: выдрессированный бойцовский пес рвал всех без шансов. Так мы и встретились снова: я шел на вечернюю пробежку и повстречал Вову в компании друзей, с собакой. Конечно же, как же им было меня не заметить!

– Эй, малой! Иди сюда! – окликнул он меня. Делать было нечего, пришлось подойти.

– Быстро бегаешь? – с ходу спросил Вова.

– Относительно, а что? – не сразу понял я.

– Беги или я Бахвала на тебя натравлю! – подергивая поводок собаки, сказал он.

– Тебе надо, ты и бегай, – показывая средний палец, ответил я. Если бы я побежал, я бы спровоцировал собаку. После команды не было шансов, что Бахвал остановился бы. Шрамы от укусов остались бы на всю жизнь – если бы, конечно, жизнь сохранилась.

– Что?! – возмутился Вова. Он передал поводок своему другу и пошел на меня, готовясь к удару. Я понимал, что сейчас произойдет и, чтобы не быть банально избитым, поднял с земли камень и запустил им в Вову. Камень прилетел ему в плечо, это его отвлекло. Затем я с криком побежал на него. Расстояние было маленьким, всего метра два-три, поэтому добежал я быстро, затем оттолкнулся ногами и, немного не долетев, ударил головой ему в плечо, а затем упал рядом. Все рассмеялись, включая его самого, а я в этот момент встал, собрав пыль с дороги в кулак.

– Да ты, малой, совсем обнаглел! – сказал Вова и замахнулся на меня. В этот момент я бросил пыль ему в лицо, он зачихал и начал протирать глаза. Все были в шоке, и я успел несколько раз ударить его, прежде чем меня снова избили. На этот раз по лицу старались не бить, потому что побоялись последствий. Это, конечно, хорошо, но от этого мне было не легче. Моя пробежка не задалась: дойдя до школы, я умылся, почистился и отправился домой. Внутри кипела жгучая злость. Всю дорогу до дома я проклинал Вову и его друзей, и уже совсем забыл, что когда-то был дряхлым стариком. Не удивительно – человек быстро ко всему адаптируется, и я банально увлекся жизнью. Впереди меня ожидали такие потрясения, которые не придумать даже при самой развитой фантазии. Но сейчас мне нужно было занять свое место под солнцем. Не сумею это сделать – ожидать больших побед от жизни не придется, и я это прекрасно понимал. Может, поэтому отдавался злости с необычайным упорством.

Зайдя во двор, я увидел слипшихся собак. У нас их было две, кобель и сука. Увидев их, я про себя нецензурно выразился, а животное внутри меня кольнуло завистью и желанием слиться с какой-нибудь женщиной. Даже когда я зашел домой, эта мысль не давала мне покоя, и лишь через некоторое время я смог утихомириться. И вдруг меня осенило! На ум мне пришли зверские казни древних римлян. В прошлом люди любили наблюдать, как женщин насиловали животные. Когда в зверинце у самок начиналась течка, смекалистый бестиарий Карпофор смачивал их кровью ткань, затем мазал женщинам причинное место и животные совокуплялись с ними, не обращая внимания на возбужденный рёв толпы. Чувствуя уверенность, животные становились всё более агрессивными, и когда женщины начинали сопротивляться, звери, чувствуя неповиновение, вонзали в их плечи когти, хватали зубами за шею, трясли как тряпку и вынуждали подчиняться. Когда я вспомнил этот фрагмент истории, в моей голове родилась идея жестоко унизить Вову. Я посчитал, что он этого заслуживал.

Проблема была в том, чтобы как-то набрать выделения. Выйдя на улицу, я начал наблюдать за собакой, а она то спала, то играла. «Давай же!» – думал я, глядя на нее, а ей было плевать на мои желания. Так я просидел до самого вечера, наблюдая за ней. На дворе уже стемнело, и я хотел уйти, но увидел, что сука начала заигрывать с кобелем. Подходить было опасно, но деваться было некуда. Накинув мешок на пса, благо он был небольших размеров, я ловко затянул узел, в результате чего он оказался изолирован. Затем взял небольшую баночку из-под таблеток и начал сгонять слизь вперемешку с кровью с причинного места внутрь банки. При этом пришлось немного возбудить собаку пальцем, чтобы выделений было больше. Это было отвратительно и до крика противно, но ничего не поделаешь, другого дня могло и не быть – течка у собак длится около месяца, и кто знает, когда она закончится. В этой ситуации меня радовало только одно: меня никто не видел, ну или мне казалось, что никто не видел. Набрав необходимое количество выделений, я закрыл баночку крышкой, чтобы в доме не пахло, а затем поставил ее в морозилку, чтобы содержимое не засохло, потому что в слизи присутствовала кровь, которая могла свернуться.

«Чем больше узнаешь людей и их природу, тем больше понимаешь, что им нужно меньше знать о тебе. Так они смогут тебя полюбить, потому что будут придумывать разные варианты тебя, и это их заставит думать о тебе и придумывать тебя». Как бы там ни было, так говорил один из моих пациентов. Он был психологом и некоторое время наблюдался у меня. Обдумав его слова, которые мне врезались в память, я с ним согласился. Наверное, в прошлой жизни люди слишком много обо мне знали, и я стремился им скорее все рассказать, считая, что это будет интересным для них и правильным. К сожалению, многие мои гипотезы рушились на практике, и моя версия того, что нужно заинтересовать человека собой, просто лопнула как мыльный пузырь, упавший на землю.

Мне нужно было ложиться спать, а я думал, что, усни я сейчас, я проснулся бы завтра, и наступил бы новый день, в который я не хотел вступать. Меня пугала эта ужасная мысль, я понимал всю тщетность бытия и, черт возьми, ничего не мог с этим поделать! Лишь в книгах я видел спасение и, убегая из этого мира в мир иллюзий, я убегал бы, самым безопасным способом спрятавшись от жизни. Фильм быстро закончился бы, наркотик принес бы кучу страданий, а любить когда вздумается просто нельзя. Оставалось только читать и злиться оттого, что нельзя читать больше.

Мысли бегали в паническом бреду. Это выглядело так, словно в муравейник уронили засохшее дерево, и теперь нужно было отстраивать дом заново. Когниции метались, пытаясь куда-либо приткнуться, но логика рушила строение. Затем поднимался ветер и рождалась меланхоличная пустыня. Вновь у муравьев опускались руки, ведь на самом деле им ничего не нужно в этом мире. Все надумано и взято из воздуха...

Глаза слипались, и я просто поддался желанию спать. Уснув, я увидел сон. В нем я взял меч, он был очень легким, вышел из каменного строения и увидел красочный мир, словно нарисованный масляными красками. Он был красив и ярок, исполнен палитрой разных цветов, а я был черно-белым и не вписывался в эту картину. Меня будто кто-то взял из одного мира и бросил в другой. Какую роль мне играть и куда идти, я не знал, но сон был очень похожим на мою жизнь.

Наутро я вспомнил его и решил, что так, как было раньше, не будет. Я найду себе место в этом мире!

В прошлом было просто понимать, что я должен скоро умереть. И не было этой спешки туда, где никто не ждет, а если и ждет, то не ради меня, а просто потому, что от меня ему что-то нужно. Мне не хотелось спасаться и ловить красный круг, который мне никто не бросал. Я шел ко дну и, казалось, уже перестал бороться, понимая, что бороться не за что.

А потом жизнь поимела меня, и я начал переживать прошлое…

Глава IV

За окном капал мелкий дождик. Мы с Таней стояли у окна и смотрели на детскую площадку. Кругом была сырость, и мы не торопились выходить на улицу. Не по причине дождя, а потому, что были друг другу интересны. Общество друг друга нам было важнее домашних и рутинных дел. Она мне нравилась – взрывной характер, белые волосы, карие глаза, розовые щечки и молочного цвета кожа, которая смотрелась нежнее облака.

– Чем ты занимаешься дома? – спросила она меня.

– Читаю, – ответил я. Затем посмотрел на нее и добавил: – Книги.

– Какие книги?

– Разные.

– Любишь читать?

– Может быть, – ответил я. – А чем занимаешься ты?

– Я… делаю уроки, помогаю маме … – начала она, а я глядел на нее и думал: «Мне бы влюбиться в тебя, чтобы иметь мотивацию утром поднимать голову с подушки, а под ночь, возвращаясь домой, думать, что утром я буду поднимать голову снова». Она все говорила, а я смотрел на ее губы, ресницы, мимические морщинки лица, и мне было спокойно рядом с ней. Дождь за окном стихал, все слабее раздавался стук капель о подоконник. Школа была уже почти пустой. Мне хотелось подольше побыть с Таней, но, вспомнив психологию влияния, я решил, что нужно прерваться. Сказал ей, что нужно идти домой, и мы пошли, медленно обходя лужи и говоря ни о чем. Провожать ее я не стал, ссылаясь на то, что у меня много дел дома.

В бурном потоке жизни я совсем забыл, что в морозилке стоит баночка с выделениями. Дождавшись вечера, я взял ее с собой, предварительно разморозив и добавив немного воды, чтобы можно было легко выплеснуть. До школы я дошел спокойно, побегал, повисел на турнике и собрался было уходить, но тут увидел, что ко мне идет физрук.

– И часто ты занимаешься? – спросил он меня.

– По возможности стараюсь каждый день, без фанатизма, – ответил я.

– Привычка с прошлой школы?

– Нет, собственное рвение, – улыбнулся я.

– Все бы так… рвались, – вздохнул он.

– А вы организуйте кружок по легкой атлетике, введите соревновательный аспект и договоритесь с директором о награде победителю в школьных соревнованиях. Это гораздо лучше, чем если дети будут пить в подворотнях и обчищать сады, – уверенно сказал я ему. Он косо посмотрел на меня, и я понял, что сказал слово «аспект», с которым дети обычно не знакомы, тем более в четвертом классе.

– Неплохая идея, нужно подумать об этом, – ответил он и задумчиво удалился.

По дороге домой я думал над тем, что нужно быть внимательнее и не выделяться, чтобы не накликать на себя беду. Люди любят ковыряться в человеке, который знает больше, чем положено. Задумавшись, я не заметил, что сошел с тротуара, оступился и, потеряв равновесие, свалился прямо на банку. Больно не было, на ощупь баночка была целой. Немного поругав себя за невнимательность, я отправился домой, уже внимательно глядя под ноги.

По пути я вспомнил, как ко мне привели девочку с жалобами на чудовище, живущее у нее под кроватью. Случай был простым, но он оставил глубокий след на моем миропонимании. Тогда я понял, что от себя не убежать, и нужно бороться со своими фобиями так, словно борьба идет за жизнь. Девочке я поведал выдуманную историю, из которой мне запомнился лишь небольшой отрывок: «Мы росли и росли наши страхи. Чудовище под кроватью становилось все больше, и теперь, войдя в комнату, его нельзя было не заметить при свете луны. Моя сестра спряталась за дверью, а я, взяв деревянный меч, пошел с ним бороться. Оказалось, что чудовище было добрым, и оно само нуждалось в помощи. Мы сидели втроем на кровати и думали, как помочь нашему новому другу…». Через неделю ее родители поспешили меня поблагодарить: их ребенок с тех пор спал крепким здоровым сном.

Вечером следующего дня я отправился на пробежку. Завернув за угол, я увидел Вову с его друзьями, стоящих возле памятника Ленину. Они меня еще не заметили, и у меня было время, чтобы убраться оттуда. Но, решив идти до конца, я не стал останавливаться, а только сжал в руках банку с выделениями и решил, что я или сделаю это, или всю жизнь буду жалеть.

– Саш! – услышал я знакомый голос. Обернувшись, я увидел Таню с ее маленькой сестрой. Ситуация усложнялась тем, что эта компания по своей тупости, разумеется, начала бы выпендриваться перед девчонками и, конечно же, как им было не побить того, кто гораздо слабее их! Увы, в обществе с течением времени не перестает преобладать животный менталитет.

– Ты куда? – подходя ко мне, спросила Таня.

– Я? – растерянно переспросил я. – Да к школе, на пробежку, а ты?

– А мы гуляем тут. Давай, может, мы пойдем с тобой? – она вопрошающе впилась в меня взглядом.

– Да нет, не стоит, – озираясь, ответил я.

– Давай! Что, тебе жалко, что ли?

Делать было нечего. Переубедить ее уже не получилось бы, так что пришлось надеяться на русское авось. Мы пошли втроем к школе. Она мне что-то рассказывала, я делал вид, что слушаю ее, а сам мысленно перебирал идеи на тему того, что можно сделать, если все повернется не в мою пользу.

– О, смотрите, малой! – воскликнул Вова.

– Эй, пижон! Иди сюда, – уже по очереди начали выкрикивать они, напоминая трех прыгающих горилл, которые увидели бананы.

– Не обращай внимания, пошли, не слушай их, – говорила мне Таня. По логике вещей, если бы они не стали подходить к нам, то все было бы нормально, а если стали бы, то нужна была реакция, иначе было бы только хуже. Бросив взгляд в их сторону, я увидел, что Вова передает поводок другу и собирается подходить к нам. Я понимал, что ситуация повернулась против меня.

– А без собаки-то не забоишься? – крикнул я ему. Он молча, быстрым шагом направился в нашу сторону, а затем побежал. Взгляд у него был агрессивный, и я понимал, что вероятнее всего просто получу и ничего не смогу ему сделать. Таня крикнула Вове, что расскажет все брату, но он ее проигнорировал. Оглядевшись, я увидел бутылку, взял ее и разбил о камень.

– О-о-о! – воскликнул он, стараясь сделать ситуацию как можно комичнее. – А ты шутник!

– Вова, отстань от нас! – крикнула ему Таня, но он ее не слушал, только издевался. Его друзья начали медленно подходить. Он же накинулся на меня. Сначала ударил ногой, затем подступил ближе и выхватил «розочку», сделанную из бутылки. Следующий удар он нанес мне в лоб, и я упал на землю. Вова хотел ударить меня еще раз, но в него вцепилась Таня и не дала ему это сделать. В азарте он забылся и ударил ее. Затем, осознав, что натворил, бросился к ней извиняться. Его друзья уже почти подошли к нам. Я вытащил баночку, подкрался к нему со спины и выплеснул жидкость ему на ягодицы. Он повернулся, а я, понимая, что лучшего приема, чем просто врезать ему между ног, нет нечего, ударил его туда. Он схватился за пах, я же что было сил ударил ногой ему по лицу, старясь попасть под глаз, чтобы еще и синяк остался.

– Пошли отсюда! – крикнул я Тане и протянул руку, но она игнорировала меня и стояла в шоке, обливаясь слезами. Я подбежал к ней, чтобы схватить ее за руку и убраться подальше, но не успел: Вовины друзья подоспели. Один из них схватил меня за волосы, дернул на себя, следом нанес удар и я упал. Бахвал, унюхав запах выделений, начал крутиться вокруг Вовы. Вова отмахивался, но собака стала поддаваться инстинктам. Сначала неуверенно, а затем настойчивее, пытаясь прицепиться к его ягодицам.

– Уберите его! – кричал Вова. Оценив ситуацию, я понял, что это мой шанс. Схватил Таню за руку, ее сестру – за другую руку, и начал медленно удаляться. В этот момент Вова начал кричать. Таня хотела посмотреть на то, что происходило позади, но я ей не позволил, сжав ее руку и сказав, чтобы она ни в коем случае не оборачивалась. Мы обошли клуб, я зашел внутрь и сказал, что там собака напала на человека. Затем проводил Таню, а сам в шоковом состоянии быстро побежал к дому. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, руки дрожали, словно у меня был тремор, а мысли метались в голове, не желая успокаиваться. Подходя ко двору, я все еще слышал Вовины крики: собака лютовала как могла, и чем больше он сопротивлялся, тем больше пес над ним свирепствовал. Вовины друзья смотрели и ничего не могли поделать.

С детства я был приучен прощать, и боль другого человека вызывала во мне сострадание. Слыша, как Вова мучился, мне становилось жаль его, несмотря на то, что он бы меня не пожалел. Умом я понимал, что он сам виноват и это кара за те бесчинства, которые он творил. Вот только я все равно его жалел, несмотря на его свинское поведение. Думать ни о чем, кроме недавних событий, я не мог: судорожно проходил весь вечер, наматывая круги по комнате, а ночью с трудом уснул. Мне приснился сон. Во сне люди ходили с собачьими головами, и секс был свободным. Куда бы я ни посмотрел, везде был разврат. Я хотел убежать, пытался скрыться, но за какой бы дверью я ни прятался, везде мне попадались парочки сношающихся собак. Затем они заметили меня и я проснулся…

Утром мне жутко не хотелось идти в школу, но других вариантов не было. Стоило бы мне не прийти, как на следующий день обо мне бы порассказали всякого, да еще и с фактами, которых не существует, и при этом весьма аргументировано. К тому же мое отсутствие было лишним поводом меня в чем-либо обвинить. Меня утешало только то, что мне было всего десять лет, и на меня бы никто особо не подумал.

Выйдя на улицу, я вдохнул холодный влажный воздух, осмотрелся по сторонам и с угрюмым взглядом побрел в школу, по дороге рассматривая людей. В их лицах я пытался разглядеть презрение ко мне. Мне казалось, что все на меня смотрят с отвращением, еле сдерживаясь от того, чтобы не назвать меня ничтожеством. Дойдя до школы, я увидел, что меня никто не поджидал. В коридоре тоже было спокойно. Зайдя в класс, я первым делом посмотрел на лица одноклассников, но все они были равнодушны ко мне. Тани не было. До конца учебного дня она так и не пришла.

В целом день прошел спокойно. Мельком я улавливал обрывки фраз, но ничего важного не было. Никто еще ничего не знал. Затем раздался стук в дверь, она приоткрылась, и я увидел Вовиного отца. К нему вышла учительница, затем через минуту она зашла обратно, бледная, и попросила меня выйти. Отец Вовы был не в себе, с поникшим взглядом. Огромные мешки под глазами говорили о том, что он всю ночь не спал. Одет он был небрежно, на скорую руку, и весь мокрый от дождя.

– Мне рассказали, что ты с моим сыном вчера повздорил. Что случилось? – нервничая, спросил он.

– Ну, я новенький…, – хотел объясниться я, но он меня остановил.

– Что именно произошло между вами вчера? Я хочу знать! – раздраженно проговорил он.

– Вова хотел меня с Олегом стравить, но я ему дал отпор. С тех пор он каждый раз как меня видел, хотел избить, и вчера произошел подобный инцидент, – говорил я, стараясь как можно сильнее выставить себя жертвой. – Он сначала ударил меня, затем Таню, после снова хотел ударить меня, но когда поворачивался, я успел врезать ему между ног. Он упал, а затем его друзья начали меня избивать. Потом что-то случилось, и они резко прекратили, а мы с Таней спешно ушли. Вот так все было… А что случилось? – спросил я, стараясь перевести тему разговора с себя на Вову.

– Наш пес Бахвал…, – отрывисто проговорил он, пытаясь не заплакать, – он взбесился просто… искусал Вову… Ему не смогли оказать первую помощь… Мой сын умер от потери крови, а Бахвал не дал никому подойти. Не знаю, что с ним стряслось…

С его слов я понял, что Вова сопротивлялся сколько мог, но пес, поддавшись инстинкту, насиловал его до тех пор, пока не закончил. Спасти Вову в тех условиях не было невозможности. В момент сопротивления Бахвал укусил его, стараясь усмирить. Из раны потекла кровь. Запах крови и собачей течки разъярил Бахвала, и пса мог остановить разве что выстрел в голову. У Вовы не было шансов, и в его смерти был виноват именно я.

Эта мысль мне не давала покоя долгое время. Чтобы перестать винить себя, я посмотрел на все с другой стороны и успокоился. Но новый взгляд стал началом моих изменений в сторону жестокости, и из милого необычного зверька я вырастал в большое и страшное чудовище. Первые изменения проявились только через годы, за которые я не раз успел измениться. Психика очень нежна и любое событие влияет на нее. Стоит изменить точку зрения или получить психотравму, как вся жизнь превращается в дикий водоворот и ломает все, что в нее попадает.

Глава V

После того случая Таня и я были постоянно вместе, а через некоторое время и вовсе начали встречаться. Так прошло четыре года. Поскольку я был психотерапевтом, то проблем психологического характера у нас не возникло. Поначалу было сложно все принять, но подобный случай у меня был, и я повторил Тане те слова, которые говорил своему пациенту: «Жизнь не такая, как нам хочется, и это больно осознавать. Хотим мы этого или нет, но принять ее придется. И чем быстрее примем, тем легче будет жить в дальнейшем. С самого начала нас растят, не обучая самому важному в жизни, а чисто так, чтобы мы не мешались под ногами и не натворили хлопот. Но ребенок хочет исследовать! К сожалению, не все приучены к нормам мирного сосуществования в обществе и поэтому во время этих исследований происходят подобные конфузы. Будь мы детьми приученными, мы бы не нуждались в психологической помощи и не попадали бы в такие ситуации. Вот представь себе мир без агрессии… утопия, правда? А теперь представь животный мир – ни чести, ни забот, одни инстинкты. Мы находимся в пограничном состоянии между утопией и животным миром. Человечество еще не пришло к тому, чтобы жить мирно, считаясь с другими…». Затем я применил гештальт-терапию, чтоб она осознала, что жить прошлым глупо. И напоследок использовал логотерапию, чтобы дать ей смысл стремиться жить настоящим с мечтой и не думать о прошлом.

Разобравшись со своим социальным статусом в поселке, я занялся наиболее важным делом – деньгами. Статус статусом, но его наличие не гарантирует финансовой независимости. Я разобрался со своими страхами, и это подогревало меня на пути, полном ухабов и ям. Сразу после Вовиной смерти я отвлекся на цветмет и даже не обращал внимания на то, что счет пошел на сотни килограмм. Мне хорошо были известны места, где его можно взять, потому что когда-то в прошлом я все облазил и знал, где он находится. И вот, спустя четыре года, когда я уже учился в восьмом классе, цветной металл был набран в нужном количестве. Без особых проблем я сдал его и получил крупную сумму. Так я обзавелся первоначальным капиталом в размере двадцати трех тысяч рублей. Учитывая то, что мы купили дом за шестьдесят пять тысяч, а с тех пор цены подпрыгнули в два раза, я был безумно богат для ребенка. Об этом никто не знал. Мне прекрасно было известно, что чем меньше люди знают, тем меньше интересуются мной. Ровно двадцать тысяч я положил в банк под проценты, остальные три потратил. Затем разнес слух по поселку, что принимаю медь, и сарафанное радио быстро все разнесло. Молодежь тащила мне цветмет в огромном количестве. Принимал я его за две трети от настоящей стоимости. Небольшая часть уходила на дорогу, и получался неплохой стабильный доход. Приемщик был рад мне, как никто другой: если была очередь, то он в первую очередь пропускал меня.

Календарь отсчитал лето, учебы не было, я активно занимался финансовыми делами. Все было прекрасно, пока Таня, о которой я совсем забыл, увлекшись жизнью, не сообщила мне одну новость. Мы сидели на качелях, она не решалась сказать, а я думал, что у нее опять что-то не важное, и поэтому не помогал заговорить.

– Саш, если бы со мной что-нибудь случилось, как бы ты себя повел? – наконец, спросила она.

– Зависит от ситуации, все ведь индивидуально, – безучастно отвечал я.

– Что инди…?

– Индивидуально, то есть неповторимо. У всего есть свои нюансы. Понимаешь? – глядя на нее, спросил я.

– Угу… Саш, я не знаю, как тебе сказать, – грустно проговорила она.

– Скажи как есть. Если что-то серьезное – мы решим, сама же знаешь.

– Очень серьезное, – склонив голову, ответила она. – Понимаешь…

– Говори уже! – не выдержал я.

– Родители решили уехать в Германию, а я не хочу туда ехать, но меня не слушают. Я целую неделю не могла тебе сказать, все откладывала на потом, – со слезами на глазах произнесла она. – Я не знаю, что делать…

В моей голове мелькнули события прежнего времени. От былой радости, которую дарила мне Таня в прошлой жизни, ни осталось ничего, кроме пепла. Я помнил те дни, когда она уехала. Наверно, это не могло не сбыться. Казалось, прошла целая вечность и история замкнулась. Я не мог ничего поделать, нужно было отпустить ее. В душе воцарилось отчаяние. Немного помолчав, я спросил у нее:

– Сколько у нас еще осталось?

– Не знаю точно, месяца два-три…

Времени было предостаточно, чтобы проститься, и я жалел, что узнал эту новость так рано, потому что было бы легче, если бы оставалась неделя или две. Нам выдалось время пострадать: быть может, жизни было необходимо помучить слабых людей, а быть может, и нет. Посмотрев в небо, я попытался найти какие-нибудь слова, но они нужны были мне самому. То, что я был психотерапевтом, меня совершенно не спасало. И я даже не представлял, каково было ей, маленькому ребенку, оставшемуся без любви.

Встав с качели, я подошел к ней, взял ее за руку, затем другой рукой легко коснулся ее нежного подбородка и приподнял лицо так, чтобы она смотрела на меня. Танины глаза блестели от слез, которые она пыталась сдерживать. Я поцеловал ее в лоб, затем обнял, утешая, похлопал по спине и сказал, стараясь сам себя не слушать.

– Скоро мы расстанемся. Пройдет время, и ты полюбишь другого человека. Затем родишь двоих замечательных детей, и все остальное будет словно во сне. В твоих грезах я останусь приятным воспоминанием. И эта любовь пройдет…

Она посмотрела мне в глаза, затем куда-то в пустоту:

– Должен же быть выход! Мы не должны все так оставлять.

– Эта любовь пройдет. Знаешь, я никогда тебе не говорил, но сейчас должен сказать. Я эту жизнь и свое детство проживаю второй раз. В прошлой жизни мы почти не общались и все, что у нас было, это поцелуй в щечку, который ты мне подарила, когда я угостил тебя яблоком. Не было нас и не должно было быть. Мы через годы списались с тобой в интернете, ты была вполне счастливой, а затем через пару лет вышла замуж. Я был женат на другой девушке, а с тобой мы никогда не были вместе, – немного помолчав, я продолжил: – Помнишь ту песню, которую мы с тобой пели? «Что происходит, друг? Ты спрятался от мира и не звонишь, –напел я. – И кто же теперь нас так рассмешит, как ты? Ты мой супергерой, не погибай в сюжете своих страниц. Мне без тебя здесь мир не победить. А помнишь, как вчера мы выбегали под сумасшедший дождь, и весь твой смех был будто последний день. Что происходит, друг, как будто ты не видишь больше в небе звёзд. И я совру, я вру тебе, что их там просто нет, но…».И тут мы запели припев вместе : «Я с силой океана, с любовью всех сердец, тебе признаюсь, что ты мой, ты мой друг. И мне нужно очень мало, лишь хочу, чтоб ты не врал, когда ответишь, что я твой, я твой друг».

– Эта песня выйдет только в 2013 году, ее автор даже не представляет, что сможет сочинить такую замечательную песню. Через годы найди ее автора, dom!No, и ты убедишься, что я говорил правду. Хотя к тому времени ты уже будешь замужем, – ощущая, как сдавило грудь, продолжал я. – В конце концов, мы можем пообещать друг другу, что сделаем все, чтобы быть вместе.

– Обещаешь? – спросила она, тем самым поразив меня. Ее даже не волновало то, что я рассказал ей о будущем. Это означало, что она меня любит и, конечно, как я мог ей ответить «нет»?

– Обещаю…

Дома я, как всегда при обдумывании, ходил кругами. В голове был бардак, и я даже не знал, с чего начать. Выполнить обещание? Уехать с ней сейчас? Забыть? Пустить все на самотек? Люблю ли я ее? Мыслей было много, я ходил, не решаясь сделать выбор и, как любой нормальный психотерапевт, начал по порядку. Сев на пол, я начал писать себе вопросы, а затем отвечать на них:

«Чего ты хочешь от жизни?» – «Не знаю… наверное, обрести спокойствие с женщиной, которая меня поймет».

«Ты говоришь: не знаю. Ты не уверен?» – «Я не знаю, в чем можно быть уверенным».

«Эта девушка, будущая женщина, она тебя устраивает как искомая половинка или ты просто привык к ней?» – «Не знаю, она маленькая еще. Сейчас я к ней привык. Любить не люблю, но и отпустить не хочется».

«Готов ли ты ради нее покинуть родной дом, уехать жить в другую страну и прожить с ней остаток дней? Понимаешь, что оставшись, ты потеряешь только ее, а если уедешь, ты потеряешь все остальное?»

Хм… На какое-то время я задумался, но после продолжил: «А что у меня есть сейчас?»

«Ты сам мне должен это назвать» – «Ммм… знание законов, будущего».

Неожиданно я понял, что лучший вариант – это заработать денег, достигнуть восемнадцати лет, и если она будет все так же дорога мне и жива в моей памяти, то нужно будет просто бросить все и уехать. В любом случае, так просто уехать бы не вышло, возникли бы проблемы с переездом. Это был рациональный вариант, но правильный ли? Этот вопрос меня начал мучить. Как решить, что правильно, а что нет? Психологов учат, что если совесть не мучает, значит, поступаешь правильно – относительно себя. Но как можно говорить о совести, если дело в другом? Так весь вечер ко мне приходило понимание и тут же развеивалось.

Как шатка человеческая позиция относительно какого-то решения! Ее легко изменить, сломить, извратить, заменить – да что угодно сделать! Сейчас я тосковал по работе, такие решения легко разрешались через пациентов. Контрперенос очень хорошо помогал. Он возбраняется, но это дело совести, а, как известно, что не мучает, то и не вредно.

Время шло, и одна из встреч с Таней заставила меня хорошенько задуматься о решении. Мы тогда сидели у водоема, она прижала ноги к себе, крепко обняла их и, дрожа, выдохнула:

– У меня мама часто повторяет: мягко стелешь, да жестко спать, – начала Таня. – Вот ты мне рассказал то, что со мной будет, а что мне теперь делать с этим? Вроде все хорошо, и муж, и дети, да только ты сам говорил, что в прошлой твоей жизни все было по-другому. И где уверенность, что все повторится так же? Я же не любила тебя раньше, правильно?

– А что мы можем? – ответил я, хотя сам задумался над ее словами.

– Можем? – переспросила она. – Поверить в то, что все у нас может быть!

В Тане я больше не узнавал ребенка, она говорила как взрослый человек, и с ее мнением приходилось считаться. Разве можно ее упрекнуть? Загнанный в угол человек делает намного больше, особенно если в угол его загнали собственные желания. Она искала выход, и я позволил ей убедить себя. Ведь надежды всегда лучше пустой беды.

– А ты готова ждать? – посмотрев на нее, спросил я.

– Мне кажется, это будет сложно, но это лучше, чем ничего. Говорят же, что после смерти надежды остается только холод.

– Когда ты успела стать такой? – удивился я.

– Какой такой?

– Взрослой.

– Ты мне сам постоянно говорил, что мы – взрослые люди, и что слова играют важную роль, и что словами человека можно убедить в чем угодно, нужно только подобрать правильные, как ключик к замку, – не колеблясь ни секунды, ответила она.

– Верно, – ответил я и задумался. Разве не такую женщину я искал? Она же слушает все и впитывает не хуже губки. А что нужно мне? («Чего ты хочешь от жизни?» – «Не знаю… наверное, обрести спокойствие с женщиной, которая меня поймет»). Я размышлял, а она все говорила и говорила, а затем стукнула меня по плечу и спросила:

– Саш, ты слышишь меня?

– М? Да, конечно, – ответил я.

– Что «да, конечно»? Расскажи, как все было в прошлой жизни.

«Подростки!» – подумал я про себя. – «Верят во все, что ни скажешь. Хотя это ведь самая настоящая правда. Разве будет плохо от того, что я ей что-то расскажу? Все равно все уже по-другому».

– Я был жутким двоечником…

– Ты?! – перебила она меня.

– Да, – улыбнувшись, продолжил я, – в десятом классе получил двенадцать двоек и не закончил даже первое полугодие. После поступил в лицей, выучился с повышенным разрядом, потом попал в психиатрическую больницу от военкомата.

– Ого! – воскликнула она. – И как там?

– Спокойно, – немного помолчав, я продолжил: – Именно там я стал читать различные статьи, а позже перешел на книги. А знаешь, с чего начал? С пикапа!

– С чего? – спросила она.

– Пикап. Так называют знакомства для соблазнения. Я тогда был влюблен, и мне хотелось просто узнать, как ко мне относилась одна девушка. Я ее когда-то любил. Она через пару лет стала наркоманкой, и после я никогда о ней не слышал. Я читал сначала про пикап, затем что-то более серьезное. Затем снова влюбился, начал читать эзотерику…

– А это что? – она с любопытством разглядывала меня.

– Это… познание самого себя в связке со вселенной. Что-то мистическое и трансцендентальное. Было интересно, пока я не вырос из этой волшебной абракадабры. Хотя в карму так и не перестал верить.

– Я знаю, что такое карма, – довольная, произнесла она. Я рассмеялся.

– Потом… – хотел было снова начать я, но она засмеялась, бросила в меня пучком вырванной травы и мы начали бегать друг за другом. Продолжения рассказа о прошлом никогда не было, только обрывки каких-то отдельных, на то время важных фрагментов былой жизни.

Лето заканчивалось, и мы на какое-то время даже забыли, что впереди Танин отъезд. В сентябре ее родители забрали документы из школы. Она напросилась посещать занятия в качестве вольнослушателя, якобы чтобы не делать пробелов в знаниях, а на деле все понимали, что мы просто хотели подольше побыть вместе. И учителя, конечно, поняли нас: ни один из них не был против Тани.

Мы жили с комом в горле и как можно больше времени проводили вместе. Мне хотелось что-нибудь оставить ей после себя, чтобы она меня навсегда запомнила. Взяв денег, я уехал в город, чтобы купить ей медальон, в котором можно было разместить наши фотографии. Приехав, я осознал, что мне никто не поверит, что это мои деньги, и я могу просто попасть в милицию. Пришлось искать того, кто мог мне помочь. В Челябинске я пришел на Кировку и там стал высматривать кого-нибудь подходящего. Поскольку я был психотерапевтом, а изначально еще и социальным работником, я безупречно разбирался в людях и поэтому долго не мог определиться. Глупо было просить того, кто обманул бы. Вскоре я приметил одну женщину, она сидела одна, словно мысленно была совершенно в другом месте. Рядом с ней лежала сумка, из нее торчал край книги, по обложке я понял, что это С.Н. Лазарев «Диагностика кармы». В принципе, лучшего варианта не было. Сомнение вызывало лишь ее строгое выражение лица. Деваться было некуда, попытка не пытка. Я сел рядом с ней с той стороны, с которой не было сумки, чтобы она не подумала, что я хочу ее украсть.

– Вы верите в Бога? – спустя какое-то время, спокойно спросил я с легкой улыбкой. Но она меня не услышала. Я скривил губы. Затем легко подергал ее за рукав, чуть выше локтя, чтобы она не подумала, что я хочу украсть у нее часы. Она встрепенулась. Я понял, что прежний вопрос уже не актуален, и задал другой:

– Простите, вы мне не поможете?

– А? Да, в чем дело? – приходя в себя, спросила она.

– Я когда проходил мимо, то увидел, что у вас в сумке находится книга, – глядя ей прямо в глаза, сказал я.

– А, эта? Да, мне ее подруга посоветовала, но я ее не поняла. Так что вряд ли я смогу тебе чем-то помочь. Я и себе-то не могу.

– А давайте я помогу вам, а вы поможете мне? В этом ведь нет ничего сложного. К тому же, чтобы что-то понять, нужно быть открытым знанию.

Женщина озадаченно посмотрела на меня и ответила:

– Чем я могу помочь тебе, молодой человек?

– Давайте сначала я вам помогу? – предложил я. Таким образом, помогая ей, я ставил ее в положение должника, и у нее не было шансов мне отказать. Принцип «ты мне – я тебе».

– Ну, хорошо, – улыбнулась она, посмотрев вверх, а затем влево. Я знал, что когда человек смотрит влево, он вспоминает, а значит, я был на верном пути. До этого я убедился, что она не левша: она сидела, скрестив руки, и правая кисть смотрела вверх.

– Вот у меня все есть для семьи: деньги, престижная работа, сама недурна, но с мужчинами не везет. Требований особых не выдвигаю, но почему-то они меня обходят. Я и к гадалке ходила, и у психолога была, и у бабки, которая обещала «отшептать». Все бестолку… Вот такая у меня беда: все есть, чтобы была семья, а семьи нет.

Для меня ситуация была рядовой. Ходила не к тем, еще и психолог плохой попался, не смог найти правильный подход. В глубине души мне даже было смешно, потому что она думала, что говорит с обычным мальчиком, а на деле – с врачом подходящего профиля.

– А вы не старайтесь быть с мужчинами первой. Все ведь знают, что они любят быть первыми, так зачем им та женщина, которая будет их подавлять? Не говорите о том, кем работаете, оденьтесь простенько, когда будете гулять. Представьтесь обычной домовитой женщиной. Единицы мужчин могут быть с карьеристками, – забывшись, начал я ей объяснять. Она смотрела на меня и, кажется, все понимала.

– Мне психолог говорила что-то подобное, но я ее тогда не поняла. Надо же! Откуда ты это знаешь? – спросила она. Я понял, что сказать правду будет неимоверно глупо, и выдал самое реалистичное, что пришло на ум:

– У меня папа работает психологом. И я иногда слушаю, о чем он говорит с клиентами.

– Хм… – озадаченно произнесла она.

– Мне удалось вам помочь? – спросил я, чтобы получить подтверждение, а значит, и помощь в ответ.

– Да, удалось. Даже не ожидала.

– Я рад. А сейчас не могли бы вы помочь мне?

– Да, конечно, а что случилось? – ответила она.

– Дело в том, что у меня есть девушка, и мы любим друг друга, но ее родители решили уехать в другую страну. Она не может остаться, а я не могу уехать. Я решил, – опустив глаза, продолжил я, – что мне нужно сделать ей подарок, чтобы она обо мне помнила. У меня есть деньги, их мне мой отец давал за то, что я перенимал у него знания. Он решил так меня мотивировать. Но сейчас он уехал читать доклад в Казань, а мама болеет, и я боюсь, что мне просто не поверят, что это мои деньги, и вызовут милицию, а маме и так плохо, я бы не хотел ее дергать.

Женщина посмотрела на меня с умилением, у нее заблестели глаза, и в этот момент я понял, что еще немного – и она бы заплакала. Немного подумав, женщина сказала, что согласна помочь. Мы дошли до ювелирного магазина, по дороге я рассказал ей, что хочу купить кулон, где можно внутри разместить две фотографии. В магазине я быстро нашел то, что нужно: золотой кулон с камнями. Моя спутница, конечно, была удивлена, но ничего не сказала, пока мы были в магазине. Но спускаясь по лестнице, произнесла:

– А ты, видимо, ее сильно любишь, раз потратил столько денег на нее. Эх… меня бы кто-нибудь так любил!

Услышав это, я развернулся, поднялся на пару ступенек вверх и поцеловал ее в щеку.

– Спасибо вам, вы мне очень помогли. Надеюсь, у вас скоро все наладится!

Мы тепло распрощались друг с другом. Я уже ехал в автобусе и вспомнил, что в прошлой жизни она была моей пациенткой. У нее был маниакально-депрессивный психоз. Мне не удалось его вылечить, но я смог уменьшить симптоматику. Долго о таких вещах я не думал, чтобы не мучить себя переживаниями, поэтому по привычке начал думать о другом.

Благополучно добравшись до дома, я нашел две фотографии, вырезал лица, вставил их в кулон, написал небольшую записку, все это аккуратно упаковал в коробочку, которая продавалась с кулоном, и завернул ее в специальную подарочную пленку. Затем спрятал на сеновале до нужного времени, а сам, чтобы не мучить себя размышлениями и мечтами, лег пораньше спать.

Глава VI

Тане оставался один день до отъезда, и мы провели его вместе.

– Через какое-то время я найду тебя в интернете, в сети «Вконтакте» – позже ты узнаешь, что это, – сказал я ей. – Меня искать будет бесполезно, поэтому я сам тебя найду. Когда это произойдет – сложно сказать, но думаю, что года через два. Сейчас уже сложно вспомнить.

– Два года?! – растерянно переспросила она.

– Да, а пока мы будем друг другу писать, большего нам все равно не дано. Со временем будем созваниваться, но это будет очень дорого. Так что на звонки не стоит особо рассчитывать.

– А когда мы встретимся?

– Я не знаю, Танюш, – на выдохе сказал я. – Жизнь любовь не жалует.

– Почему так? Почему мы должны расстаться?

– Если б я знал …

Мы провели весь день вместе и под вечер были у нее дома. Сидели вместе с ее семьей, а потом она позвала меня за собой в комнату. В комнате был выключен свет. Она закрыла за мной дверь и начала целовать.

– Давай попробуем, – шепотом предложила она, запустив руки мне под футболку. На секунду я растерялся – много лет прошло после последнего секса. Затем собрался, поймал себя на мысли, что если она познает секс, то шансов, что она меня дождется, будет меньше.

– Нет, Тань, – убирая ее теплую руку из-под футболки, произнес я. – Оставим это на потом, когда встретимся снова. Маленькие мы еще.

– Нормальные мы! Кто знает, когда мы увидимся?! – возмутилась она. Я в свою очередь крепко обнял ее и прошептал ей на ушко: – Придет время, и мы сделаем это, а сейчас слишком рано.

Она долго не хотела соглашаться, но мне удалось ее уговорить. Стараясь сделать наш последний вечер красивым, мы зажгли свечи, укрылись теплым пледом, налили себе кофе с молоком и запели нашу песню: « Что происходит, друг? Ты спрятался от мира и не звонишь. И кто же теперь нас так рассмешит, как ты…»

Ближе к ночи я отправился домой. По пути мне встретилась пьяная компания.

– Эй, ты кто такой? – крикнул один из них.

Реагировать я не стал. Знать их знал, но они меня не знали.

– Ты глухой или борзый? Слышь!

– Да пошел ты к черту! – неожиданно для самого себя крикнул я.

Меня тут же догнали. Самый оскорбленный ударил меня по щеке, другой ударил по животу. Я даже ничего не успел сделать.

– Эй, вы! – услышал я знакомый голос. Это был Виталя. Разговаривать он ни с кем не стал и сразу перешел к избиениям. К нему подключился его друг. Через пять минут все закончилось: пьяные хулиганы валялись на земле. Справиться с ними особого труда не требовалось, потому что они еле стояли на ногах. Однако мне одному это было не по силам.

– Ты нормально? – спросил Виталя, отряхивая меня.

– Да-да, нормально, – ответил я, хотя на деле сильно болел живот.

– Завтра утром не забудь прийти, – похлопав меня по плечу, сказал он, а затем удалился.

Остальную часть пути я прошел без происшествий. Дома ничего не ел, а только попил чаю и всю ночь наворачивал круги по гостиной. Было тяжело осознавать, что еще немного – и она уедет, оставив меня одного. От боли мне сдавливало грудь и возник ком в горле. Поспать удалось всего два часа. За это время мне приснился сон. Во сне Таня вела меня за собой, держа за руку, а затем мы зашли в толпу людей и наши пальцы соскальзывали один за другим, пока мы не потеряли друг с другом физический контакт. Я проснулся весь холодный и начал снова наворачивать круги, а потом отправился попрощаться с Таней.

Дорогу я решил выбрать другую. Держа в руке подарок, я шел довольно быстро, но когда выворачивал из-за крутого угла, наткнулся на все ту же пьяную компанию. Шансов убежать не было, а отпор я просто физически не мог дать ни одному из них.

– Опа! А вот и наш красавец! – схватив меня за футболку, произнес один из них.

– Парни, мне надо…, – начал я, но был тут же перебит ударом в живот.

– А что это у тебя за коробочка? Дай-ка сюда!

– У меня девушка сегодня уезжает!

– А у меня она каждый день уезжает, и ничего, живой же! – издевался он. Я хотел вырваться и выхватить коробочку, но был встречен чередой ударов, свалился на землю и согнулся от боли.

– Она через полчаса уедет! Парни, я же никуда не денусь, сам приду после прощания!

– Нам было больно вчера, а тебе будет сегодня. Ничего, научишься старших уважать.

– Да ладно, парни, давайте отпустим, пусть попрощается, никуда ведь не денется, – сказал Женя, но его никто не поддержал. После они на этой почве поругались, и он ушел домой. Оставшиеся двое меня продержали два часа, забрали дорогой кулон, а напоследок одарили пинком. До Таниного дома я добежал быстро, но было уже поздно. На глаза накатили слезы, и даже не из-за того, что она уехала, а из-за того, что я не попрощался. Все это время у меня горели уши и лицо – она явно меня вспоминала, а я не мог к ней прийти из-за каких-то козлов! Знания психологии не помогли мне в банальной стычке с парой дегенератов. Я обозлился на свои знания и проклял все, что мог. Все, кроме Тани.

По дороге я мысленно запел песню: « Мне без тебя здесь мир не победить. А помнишь, как вчера, мы выбегали под сумасшедший дождь? И весь твой смех был, будто последний день… Что происходит, друг, как будто ты не видишь больше в небе звезд. И я совру, я вру тебе, что их там просто нет…»

На календаре был конец октября. Две недели я не ходил в школу. Вроде бы и был психотерапевтом, но меня это ни капли не спасало. Когда психотерапевт или психолог находится в эмоциональной яме, тут все гораздо сложнее, потому что они всё понимают, всё знают, но сами же себя топят и не позволяют себе вылезти, потому что знают противопоставление к каждому методу. Конечно, психотерапевта было бы сложно достать, да и дорого, он еще толком и не помог бы, поэтому лучший доктор для меня был бумажный. В прошлом, когда мне было двадцать лет, мне помогла книга С.Н. Лазарева. Тогда она перевернула жизнь с ног на голову и страдание от неразделенной любви прекратилось. Причем довольно быстро. Я хотел повторить фокус: съездил в город и купил его более раннюю книгу, потому что та, что была мне нужна, еще не была написана. Я прочел ее, и лучшее что я смог к себе применить, это то, что это испытание нашей любви. А еще, это могла быть расплата за Вову. В голове промелькнул момент, когда я упал на банку. С другой стороны, она не разбилась и даже не повредилась и, более того, у меня все получилось. Совесть тогда не мучила, справился я со всем легко, и Тане помог, и ее сестре, а значит, дело было не в этом. Если же это испытание любви, то почему я не смог подарить кулон? Он мог привести к смерти Тани? Ее бы начали грабить, она бы в него вцепилась, и ее бы убили? Может, еще что-то? Я так просидел минут двадцать, перечисляя разные причины, пока не понял, что это не имеет никакого смысла. Факт в том, что мы не попрощались, и я не передал кулон. Не больше. Затем я перестал себя мучить, потому что настоял на мысли, что она мне напишет письмо, и я ей все объясню. Было сложно еще из-за того, что, кроме нее, я ни с кем толком не общался, были лишь приятельские отношения. Нельзя было все держать в себе, потому что стресс накопился бы, и я бы сорвался. А значит, нужно было найти того, кто знал бы то же, что и Таня. Я поставил себе цель найти друга.

В школу я пришел в начале ноября, предварительно солгав врачу, что до этого не мог прийти. Врач был в запое, и ему было плевать, что и как. Он просто расписался, поспрашивал, я, разумеется, поднял давление, пожаловался на астению и так далее. Все прошло успешно. Еще бы врач по профессии неудачно соврал…

Учителя особо не спрашивали, почему меня не было. Лишь классный руководитель кратко поинтересовался:

– Таня уехала? – спросил он.

– Да, – с трудом выговорил я.

– Как себя чувствуешь?

– Неважно...

– Ну, ничего, время лечит, как говорится. Если нужна будет помощь или совет – не стесняйся.

В маленьких школах все на виду и поэтому все друг о друге знают. Наш классный руководитель сам по себе был заботливым и поэтому его реакция меня не удивила. В классе меня восприняли с сочувствием, особенно женская половина. Я сидел один, поглядывал иногда в сторону пустого стула и тут же злился. Ненависть охватывала из-за того, что та компания не дала мне попрощаться с Таней. Мстить, конечно, было не лучшим делом, но чем-то я должен был себя занять, куда-то выплеснуть энергию. Совесть меня не мучила бы, потому что мне были плохо понятны чужие чувства, я знал их больше на уровне своих посредством ассоциаций. Не зря же иногда пациенты кидались на меня во время переноса в психоанализе. Это нормально, когда больные люди лечат других больных, стараясь сделать их здоровыми.

Первое время было очень сложно жить в одиночестве. Я привык к Тане, а в прошлой жизни – к детям. Меня раздирала тоска. В один из вечеров я задумался: а не потому ли я живу эту жизнь заново, что в прошлой отказался от любви? Вспомнились слова С.Н. Лазарева о любви, что ее нельзя убивать в себе, нельзя жить ради денег. А что в итоге? В моей голове родилось сомнение: а не уехать ли вслед за Таней? Но аргументов было недостаточно. Люди по природе своей неуверенные существа, им нужен тысяча и один повод, чтобы решиться на что-то.

Спустя некоторое время я встретил Женю. Он был один и сам подошел ко мне.

– Здорово! Ты не обессудь, что так вышло. Видит Бог, я не хотел, чтобы так получилось, – протягивая руку, произнес он. Я пожал руку в ответ, кивнул, что все в порядке, и он продолжил:

– К сожалению, твой подарок я не смог забрать, но вот записку уберег. Уже, наверное, месяц с собой ношу, – протягивая ее мне, продолжал он. – Ты, если что, обращайся, я тебе помогу, – с этими словами он развернулся и ушел, не дожидаясь моего ответа. Видимо, понимал, что ожидать нечего, а может, просто нервничал и не решился что-то услышать в ответ, чувствуя свою вину.

Сам я мыслями был не там, где было мое тело. Я помнил каждое слово, написанное в записке. Специально выучил, чтобы, вспоминая Таню, мог в своей голове представлять, как бы она ее читала. Видимо, не судьба или просто не свезло. Я вспоминал, как писал записку, вспоминал, сколько эмоций в нее вложил, и как было тяжело написать что-то красивое. Короткое послание, в котором заключен смысл жизни двух маленьких людей. Представляя, что она читает ее, я мысленно повторял: «Целую жизнь я прожил так, словно у меня будет вторая попытка. И вот жизнь прошла, а я, словно опьяненный, стою в нерешительности и пытаюсь сказать те слова, которые ты не просила меня говорить, но каждый день повторяла сама…».Не выдержав, я пошел к школе, чтобы пробежаться. Мне это было нужно, чтобы выплеснуть эмоции и не натворить бед.

Возвращаясь домой, я увидел в почтовом ящике письмо. Оно было от Тани. Меня поражало, как же жизнь любит сваливать все в кучу! Ты еще не пережил первую новость, как в твою жизнь уже врывается вторая. Я был рад, что наконец-то пришла весть, и несчастен от того, что не знал, чего ожидать. Накидываться на письмо я не стал, принес его домой, положил на стол, походил кругами, но не тронул. Я специально ждал вечера, потому что вечером эмоции сильнее, и, чтобы все выплеснулось сразу и разом стало легче, я ждал.

Вечер пришел, время до него тянулось мучительно долго, но я справился. Взял свечку, спички, записку, письмо и немного благоразумия, чтобы на эмоциях не сделать какой-нибудь дикости. Зашел в гараж, сел в машину на заднее сидение, зажег свечу. С дрожью открыв конверт, я вытащил письмо. Из него выпала фотография Тани. Я улыбнулся ее изгибам губ, выждал некоторое время и начал читать.

«Привет, мой родной! Столько всего накопилось, но я даже не знаю, с чего начать. Наверное, с того, что было очень больно, что ты не пришел. Я ждала, хотела поцеловать тебя напоследок, всех задержала, а все зря. Не знаю, что с тобой случилось, и это сильно меня тревожит. Может, ты проспал? Или заболел? Что-то случилось? Напиши обязательно, почему не пришел. Я очень за тебя переживаю.

Пока мы ехали, я вспомнила, как мы вдвоем однажды разжигали костер, и ты себе нечаянно поджег рукав. Это, наверное, единственный раз после отъезда, когда я действительно смеялась. Ты еще тогда немного обжегся, а я поцеловала место ожога, и ты мне сказал, что теперь не больно, хотя я после узнала, что тепло моих губ обжигало. Глупая я, не то что ты! И почему не сказал? Впрочем, это не так важно. Главное– мы были вместе, и я рада, что мы есть друг у друга.

Доехали мы без происшествий. Тут все на немецком языке, и я немного теряюсь: это совершенно другой мир, не то что Россия. Словно я попала в кино, которое мы как-то смотрели. Все строго, немного холодно, а без тебя я совсем замерзла. Не представляю, как буду без тебя здесь! Я тут никого не знаю и не знаю немецкий. Просто инопланетянка какая-то. Боже, как я соскучилась без тебя! Прошу сил, обращаясь к пустоте, но это слишком тяжело. Я так привыкла, что ты рядом. Как же невыносимо это чувство одиночества! Надеюсь, ты думаешь обо мне и ждешь этого письма. С этим переездом я стала какой-то неуверенной. Все новое и необычное, сложно быстро перенастроиться.

Что ж, я написала уже много, пора заканчивать. Как будут новые вести, я сразу же напишу. Сильно люблю и безумно скучаю, жду не дождусь письма и прошу у неба встречи! Пожалуйста, дай мне знать, что МЫ существуем и обязательно встретимся и будем всегда вместе!

Твоя Татьяна»

Прочитав письмо, я провел пальцами по фотографии, в горле у меня появился комок, глаза заблестели от слез. Прижав ноги к себе, я достал ту самую записку, которую хотел ей передать, и поднес к пламени свечи. Она медленно начала гореть, а я повторял про себя строки, что были на ней написаны.

Письмо означало, что она добралась до места. И было больно даже не от того, что она уехала, а от того, что она уже там и уже не вернется. Вроде взрослый человек, а вел себя как мальчишка. Я вышел из машины во двор, мне нужен был воздух. Посмотрел на звезды и мысленно сказал:

– Мы будем вместе! Будем!

Так у меня появилась новая цель.

Весь следующий день я думал, как заработать денег, и неожиданно до меня дошло, что я их потерял! За эти годы цены изменились, и те деньги, что были на моем счету, за четыре года составляли двадцать восемь тысяч, а цена на дом поднялась с шестидесяти пяти до четырехсот пятидесяти тысяч рублей. Больно было осознавать, но я все потерял. То время, что я был с Таней, я не заботился о деньгах и совсем выбросил из головы мысль о том, что цены изменятся. Взорвавшись, я ударил кулаком об стену, а поскольку стена была очень твердой, я сломал правую кисть. Когда до меня дошло, что я еще и письмо написать не могу, нервы мои совсем сдали. Мир катился к чертям, все рушилось, девушка уехала в другую страну, руку сломал, денег не было, друзей тоже. Я не представлял, что делать, но нужно было придумать. А ведь был еще и возраст, в котором сильно не разгуляешься, – всего-то четырнадцать лет!

Так жизнь меня сломала: я лежал на лопатках и не мог встать. Вдобавок я боялся, что на мои плечи может свалиться что-то еще. Я бы это, конечно, пережил, но смог бы после этого встать во весь рост и чего-то добиться – это еще вопрос.

Глава VII

Однажды наступает момент, когда просто начинаешь верить в себя. Так и случилось со мной. Я верил, что у меня все получится, и действительно получалось. Мысленно я беспрестанно повторял: «Я сильный, я справлюсь, я все смогу!!!». Учебу быстро наладил, цветной металл стал принимать активнее, письмо написал со сломанной кистью – получилось коряво, но зато я сделал это сам, без чьей-то помощи. Все это сильно меня стимулировало и настраивало на победу. Однако, сколько ни иди вперед, всегда будут сложности. Они не заставили себя долго ждать.

– Сань, ну прими, ну очень нужно! Я в следующий раз больше принесу, – говорил мне местный алкаш. Информация дошла и до них, и теперь они таскали буквально по проволочке, чтобы набрать на бутылку. Это осложняло бизнес тем, что меня постоянно отвлекали по пустякам, к тому же они могли пробраться ночью к нам домой и обворовать. Это, само собой, не могло радовать, и нужно было сразу дать от ворот поворот, иначе я рисковал все потерять.

– Ты знаешь, что я принимаю от одного килограмма, меньше мне нет смысла принимать, зря потрачу время.

– Я в следующий раз больше принесу, мне просто очень нужно, у меня похмелье, понимаешь?

– Нет, не понимаю. Я подросток и еще в этой жизни не пил. Если нет килограмма, то я ничем не могу помочь, увы.

Напоследок он лишь фыркнул. Стоило ему только отойти, как я почувствовал сначала головокружение, а затем влагу в носу. Проведя рукой под носом, я обнаружил, что у меня идет кровь. Запрокинув голову, я пошел домой. Что в прошлой, что в этой жизни, организм был один и тот же. Кровотечение было следствием гипертонического криза. Он напомнил мне, что нагрузки должны быть умеренными, а не как когда я на износ бегал по стадиону или вокруг поселка. В прошлой жизни меня из-за болезни не взяли в армию, но как только мне выдали военный билет, болезнь просто исчезла. Периодические головные боли резко прекратились, крови больше не было и ощущения стали немного другие. Я часто вспоминал этот момент, но не мог найти ему объяснение. Позже, когда я мерил давление, оно было всегда в норме: вместо привычных 150/90, были 130/80. От этой жизни я ожидал того же самого, поэтому мысль об армии не мучила. Да и армии можно было бы избежать очень легко: я же все-таки был врачом.

Промысел цветного металла был хоть и прибыльным делом, но не настолько, чтобы воплотить все планы в жизнь. Даже при хорошем раскладе я бы не смог в ближайшее время купить недвижимость в Германии. На это ушло бы лет десять как минимум, учитывая бумажную волокиту и прочие нюансы. Может, даже и больше. Инвестирование также требовало времени, но и дома деньги просто так складывать не было смысла. Это же деньги, они должны работать! Нужно было придумать, куда их вкладывать, но проблемой стало полное отсутствие финансовой грамотности. Капиталом в прошлой жизни управляла жена, и я на этот счет не беспокоился: все-таки она была экономистом и вполне удачно справлялась с делами. Книг по экономике у нас не было, в библиотеке я нашел лишь общую литературу, это дало представление о том, куда и как можно вложить деньги. Меня это устраивало. Я знал, какая земля вырастет в цене, и поэтому остановился на покупке именно ее, с последующей постройкой дома и продажей. Отстроив коттедж или два, а затем продав их через какое-то время, можно было бы выручить очень крупную сумму денег. Свой дом в прошлом я построил сам, поэтому вполне представлял, что и как делать, сколько материала уйдет и как муторно строить. Однако, потратив два-три года на стройку, можно было бы увеличить капитал с полутора-двух миллионов до четырех с половиной или даже шести, и это только за один дом. Вот только на строительство дома нужна рабочая сила, которая также будет требовать расходов. Приняв во внимание то, что стройматериалы будут дорожать и стройка займет много времени, я переосмыслил решение и отказался строить, избежав тем самым мороки. Выбрал исключительно скупку и продажу земли возле Челябинска, недалеко от жилого района. Именно на ней я и собирался делать деньги.

Идея с землей не была мной придумана, она мне досталась от одного из моих клиентов из частной психологической практики. Он все потерял и жаловался на бессмысленное существование. Потеря состояния могла стоить мужчине рассудка, если бы он не взял себя в руки. На память мне приходил один наш разговор, который я прекрасно помнил.

«Мы же пашем как кони, и нам не хватает времени на то, чтобы жить! Я своего ребенка вижу редко, а что он скажет через годы, указывая на меня? Кто этот мужчина? Какое у него было отличное детство?.. Я трачу кучу времени на то, чтобы заработать на жизнь, но это не приносит мне ни счастья, ни денег. Достойное будущее? Убить молодость на зарабатывание, а когда время подойдет, болячек будет больше, чем возможностей! С нашей медициной вообще можно не надеяться, что выйдешь из больницы здоровым. Всем всё нужно быстрее, никто не учится, а побирается по подъездам и клубам. Кто людей лечить будет? Наказывают за то, что человек умер, вместо того, чтобы поощрять за спасение жизни! С такой мотивацией нельзя хорошо работать. Одни запреты вместо побуждений. Нет! В России нельзя жить, тут можно только существовать! Никаких социальных гарантий, никаких возможностей, люди пьют и не работают! Какие из них работники, если они на работу уже пьяные приходят?! Культура – вообще отдельный разговор! Как жить? Вот как? Доктор, у вас же есть какие-то мысли на этот счет. Скажите, как жить? Вы же врач!»

От такого напора я был в шоке, но виду не подавал. Были явные претензии к себе, но, по большому счету, проблема заключалась в скопившемся стрессе. Люди, поглощенные бизнесом, экономят на собственных нервах, а зря: один эмоциональный взрыв способен разрушить всю карьеру, отстраиваемую годами. О себе я, конечно, не стал говорить, этого делать нельзя, чтобы не уходить от темы. По банальным правилам конфликтологии, нужно уходить из-под удара оппонента и направлять его на себя самого.

– Скажите, вы любите свое отражение в зеркале? – спросил я.

– Отражение? Ну да, наверное, а что? Какое это имеет отношение? Я вам про смысл, вы мне про зеркало! Мне кажется, мы друг друга не понимаем.

– Все, что вы говорите о внешнем мире, есть ваш внутренний мир…

– То есть, вы… – перебил он меня.

– Позвольте, я договорю, – посмотрев ему в глаза и сделав движение ладонью вниз, продолжил я. – Вы сказали, люди не мотивированные, но какая у вас мотивация к жизни? Не перебивайте, – заметив, что клиент хотел вставить слово, отреагировал я. – У вас скопился стресс и сейчас вы распыляетесь по мелочам, пряча за мелочами главную проблему: отсутствие мотивации. Вы знаете, что вам нужны деньги, ведь деньги – это возможности, но вы сделали их целью, а не средством к достижению желаемого. Скажите, что вы хотите получить от денег?

– Что я хочу? – удивился клиент. – Ну, это же естественно – достойную жизнь!

– Говорите точнее: чего именно вы хотите?

– Пользоваться деньгами, покупать разные вещи, купить другую машину, сделать ремонт, съездить за границу с семьей. Что-то вроде этого.

– Ваша конечная цель аморфная, то есть бесформенная, не точная. Вы идете, но не знаете куда, вы хотите прийти и не знаете, в какую сторону направиться. Вы не мотивированы в достаточной мере целью, потому что ее нет. Просто иметь деньги? Деньги у вас были, а что дальше? Всех денег не заработаете, как ни старайтесь, а если и заработаете, то только у вас у одного будут деньги, а это бессмыслица. Люди гибнут, желая много заработать, но они не понимают, чего именно они хотят. Разве можно попасть в мишень, имея только лук и стрелы? Сколько бы вы ни стреляли, вы бы все равно промахивались, потому что мишени не существует. Вы тратите силы впустую.

Со своим клиентом я использовал директивный подход. Мне совершенно не хотелось выслушивать причитания вперемешку с чем-то похожим на резонерство. Разъяснил, что к чему, а после использовал логотерапию. Я часто использовал именно ее, поэтому люди уходили от меня со смыслом и желанием что-то делать.

Вспомнив этот случай, я задал себе вопрос: а зачем мне деньги? И ответил: затем, чтобы купить дом в Германии и быть с Таней. Ответ был вполне удовлетворительным. Оставалось только придумать что-то еще, что могло бы увеличивать капитал, ведь на одном цветном металле не вытянуть такую сумму.

В школе, сидя на уроке истории, я задумался над тем, любят ли психически нездоровые люди других людей или все их рвения определены инстинктами. В своей практике я такого не встречал, упоминаний в книгах тоже не находил. Из этого можно было бы сделать вывод, что "животное становится человеком, познав любовь", но это было бы поспешно, без изучения данной темы. И можно ли назвать того же шизофреника психически нездоровым человеком, если он любит? Ведь любовь рождает жертвенность, без этого она не может претендовать на звание любви. Были случаи, когда животное – собака – жертвовала собой, но суть в том, что она не знала, что может умереть. Можно ли человека назвать человеком, если он не любил?

Мои размышления прервала учительница.

– Ты слышал, что я сказала?

– Да-да, конечно, – рефлекторно ответил я.

– Тогда скажи мне, в каком году была Крымская война?

– В середине 19 века, точные цифры, к сожалению, я не запомнил. Это была война российской империи против коалиции, – начал я, но учительница меня перебила:

– Достаточно!

Затем она продолжила говорить дальше. У меня не было проблем с историей, я ее сдавал в прошлой жизни пять раз. Сначала в школе, затем в лицее, после два раза сдавал ЕГЭ и последний раз в университете. После уроков мы мыли пол в кабинете и меня оставили на уборку. Поскольку я сидел один, мне в напарники дали того, кто в этот день тоже пребывал в одиночестве. Это был тот самый татарин, которого не любила Татьяна Михайловна. Обычно он сидел с Олегом, но того сегодня не было. Мы начали убираться, преподаватель, естественно уходил, оставляя ключи нам, чтобы мы по окончании отдали их на вахту.

– Круто ты сегодня выступил. Учительница даже не говорила, против кого Россия воевала, а ты ей сказал. Откуда знаешь? – спросил меня Равиль.

– Эмм… я заранее изучаю материал, чтобы можно было не слушать преподавателя. Она рассказывает целый урок, минут сорок, а на чтение уходит минут пятнадцать-двадцать, и, плюс ко всему, не нужно читать дома перед занятием. А еще так развивается память. Ну, и если вдруг придется писать практическую работу, я уже буду готов.

– Ты все уроки готовишь заранее?

– Когда как, – ответил я, макая тряпку в ведро. – Сейчас не о том голова болит. Утром она работает лучше, поэтому я и думаю о том, как делать деньги, утром, а не вечером.

– И как успехи? Придумал что-нибудь?

– Да, но нужно место, а его у меня нет. На мелочь размениваться не хочется, – сказал я. Равиль сдвинул брови. – Я хочу набирать и сдавать металлолом, но нужно место, где можно его складировать. И еще нужна техника, чтобы вывозить.

– А сколько с этого можно получить? – спросил он.

– Тысячи. Считай, тонна – шесть тысяч. Учитывая, что металлолома кругом полно, то за лето можно тонн десять точно вывезти, – сказал я, чтобы заинтересовать его большой суммой. Представь, сколько всего можно на это купить!

Равиль задумался. Я знал, что у него есть место для склада, а у Олега есть техника, так что можно было бы набрать больше денег и купить первый участок земли. Помимо этого, я обдумывал покупку заброшенного садового участка для последующей реализации. По дороге домой Равиль предложил мне свою помощь. Затем мы зашли к Олегу и поговорили с ним.

– Есть такая идея, как сбор металлолома. С меня металлоискатель, с Равиля – место, куда все складывать, а с тебя – техника, – глядя на Олега, сказал я.

– Мы тысяч шестьдесят сможем сделать! – воскликнул Равиль. – Это по двадцать на каждого!

– Когда начинаем? – немного подумав, спросил Олег.

– Как потеплеет, начнем. Сейчас мне нужно все подготовить.

Так мы решили набирать металлолом и сдавать его. Помимо этого, я принимал цветной металл и планировал покупку садового участка на отделку и последующую продажу. По плану к концу лета у меня должно было получиться около трехсот тысяч рублей. С осуществлением плана я не затягивал и в этот же день собрал металлоискатель. Отец раньше работал электриком, поэтому все необходимое было под рукой, а чего не хватало, то я заранее нашел, потому что знал, что однажды все равно буду заниматься черным металлом. Живя в поселке, где работы как таковой нет, других вариантов я не находил. В городе можно было бы активно заниматься садовыми участками или что-то перепродавать, к примеру, те же антикварные ценности. Имея интернет, патентовать концепты, идеи или проекты. Создавать то, на чем люди позже сделают миллионы, и, заранее запатентовав и в нужный момент появившись на сцене, отсудить огромную сумму денег. Проблема была в моей юридической, экономической и финансовой неграмотности. К тому же, связываясь с большими деньгами в крупном городе, можно было рискнуть жизнью. Ставки там гораздо выше, поэтому такой вариант до совершеннолетия я не рассматривал.

Еще я вспомнил, что можно купить пару породистых питомцев и с их размножения заработать денег. Так и случилось: я купил кота и кошку на разведение. Пара породы мейн-кун обошлась в восемнадцать тысяч, через продажу котят можно было бы вернуть потраченные деньги с лихвой, поэтому я не стал затягивать с покупкой. Держать их было где: живности у нас, кроме кроликов, не было, некогда было ею заниматься, поэтому место в сарае пустовало.

Все планы получили быстрое осуществление, и я, казалось, забыл, зачем все это делаю, пока не пришло письмо от Тани. Я был безумно рад и уже не выдумывал, где и как буду его читать, потому что спокойнее относился к ее отъезду, и никакие специальные условия не нужны были, чтобы выдавить из себя стресс.

«Привет, мой хороший, очень скучаю. Получила твое письмо, прыгала как сумасшедшая! Идея твоего переезда ко мне хорошая, я тоже постараюсь заработать денег, чтобы увидеться скорее. Первое время можем пожить у моих родителей, как думаешь?

У меня все налаживается, стала понемногу понимать немецкий язык, слушаю, что говорят, в голове перевожу, отвечаю. Это уже не так, как поначалу, когда я была словно с другой планеты. Подружилась с двумя девочками, мы не разлей вода теперь…»

Письмо было длинным, с типичными женскими переживаниями. Чувствовалось, что Таня уже успокоилась и начала жить в рамках новой общественной системы. Она всегда была активная, общительная, не то, что я. Если бы меня не было в ее жизни, подруг у нее было бы хоть отбавляй. В Германии этот замечательный экстраверт реализовался в полной мере. Я же не смог найти себе друзей, но помнил старых, знал, что они есть, и в будущем появятся в моей жизни. Нужно было только помочь сбыться обстоятельствам, способствовавшим нашей дружбе. Пока было рано, поэтому я занимался деньгами. Зайдя проверить своих питомцев, я остановился на какое-то время возле них, а затем незаметно для самого себя начал с ними разговаривать:

– Повезло же вам: сидите и ничего не делаете, чтобы быть вместе, – я взял кота на руки и продолжил: – Вот что бы ты ради нее сделал? – спросил я его, показывая пальцем на кошку. Затем, осознав нелепость ситуации, рассмеялся. Мне банально не хватало Тани. Да, мы с ней ссорились, но наши ссоры имели профилактический характер: ни разу не звучали слова о расставании. Я хотел поговорить с кем-нибудь о ней, и случай не заставил себя долго ждать. Когда я возвращался из библиотеки, мне встретился Женя.

– Ну что, как твои дела? – спросил он меня.

– Да ничего, потихоньку, – ответил я.

– Как у тебя с той девушкой?

– Переписываемся, хотим в будущем быть вместе. Думаю, у нас получится.

– А вы молодцы, многие сдаются. Любишь ее?

– Думаю, да, – ответил я, улыбнувшись.

– Думаешь? Ты не уверен? – рассмеялся он. – Ты хочешь быть с ней, несмотря на то, что она уехала куда-то, но не можешь признать, что любишь ее? Ты странный тип.

– У меня тяжелые отношения с чувствами. Особенно с любовью.

– Почему?

– Ну… это слишком небезопасное чувство: стоит только признать, что ты любишь другого человека, как из тебя делают жертву, – правду я не мог сказать, поэтому пришлось завуалированно намекнуть на психологические трудности. На деле все было проще: я слишком много любил, чтобы так легко сдаться любви.

– Может, ты ошибаешься? Ты ведь не знаешь наверняка.

– Книги не обманывают, нужно только найти хорошую. Вот представь, что у тебя есть шанс выслушать человека, которого ты никогда не увидишь. Он может быть из другого века и из другой страны, при этом никогда не жившим в России, но он просто поделится опытом с тобой. Опытом, который однажды сможет уберечь тебя от боли. Книга – это друг, но друг временный, потому что после прочтения наступает этап расставания. Книга не лучше настоящего друга, но может быть умнее его, и на некоторое время помогает растворить одиночество, если настоящего друга еще нет.

– Черт, парень, да ты философ! Мне бы твои мозги и твой возраст, я бы таких дел натворил! – он рассмеялся. Мы оба понимали, что его слова не более чем шутка. Я улыбнулся и про себя подумал, что он не знает, что такое заново переживать прошлое.

Через некоторое время мы разошлись, и мне стало легче. Но вместе с тем я вспомнил, что нужно отомстить. Тем двум нужно было расплатиться за кулон. Нельзя, чтобы такие поступки оставались безнаказанными! Сложность была только в том, что нужно было придумать, как отомстить. У одного из них машина стояла возле дома. С него я и решил начать.

Месть не должна была быть физической: порчу тормозов я не брал в расчет, сжечь машину было бы банально. Решил сработать оригинальнее: разбить окно, а салон забросать человеческими экскрементами. Боль эти двое мне принесли не столько физическую, сколько душевную, вот и месть была не столько физической, сколько морально уничтожающей. Ужасно обидно увидеть любимую машину в подобном виде, к тому же фекальный запах выветрится далеко не сразу, но и я не сразу успокоился после того, что они сделали. Почти равноценная месть с психологической точки зрения. Сложность была в том, что на дворе было холодно, поэтому приходилось искать средство, чтобы известный состав не замерз. Выход был простым: я взял бензин, налил его в емкость, потихоньку добавлял свои экскременты и все это смешивал. Затем закрывал крышкой и убирал. Это было ужасно мерзким занятием, но месть есть месть. Нельзя было просто так взять и лишить человека последней встречи с любимой, да еще и забрать подарок. Сломать жизнь двух людей только потому, что ты пьяный козел! Это многое объясняет, но не оправдывает.

Выбрав день, я проснулся в три часа ночи, все подготовил и отправился вершить справедливость. На голове у меня была старая шапка с козырьком – такие были модными в СССР, в ней лицо скрывалось, оставались видны только глаза. Это уберегало меня от возможности быть узнанным. На ноги я специально обул валенки большего размера – в пятнадцать лет моя нога была уже немаленькой, поэтому сильных неудобств мне это не приносило. С машиной было легко разобраться, потому что это поселок, и тот парень жил с краю, что существенно облегчало мой план мести. Убедившись, что никого рядом нет, и проверив пути отступления, я взял стеклорез, нарисовал крест в кругу на стекле и ударил замотанным в ткань молотком. Сердце бешено застучало. Я был ходячим улавливателем любого звука. Кругом стояла мертвая тишина, услышать такой стук было почти невозможно, потому что люди спали, на дворе еще была зима, и окна были утепленные. Так я рассуждал и оказался прав. Дальше было просто: задержав дыхание, я открыл банку и разбрызгал содержимое по всему салону, уделив особое внимание торпеде. Ему придется менять очень много деталей, поскольку смесь с бензином просто так не отмыть. Затем я вернулся домой, немного походил по комнате, обдумав, все ли я правильно сделал. Придраться было не к чему, но что-то внутри терзало меня. Решив, что сон успокоит это чувство, я улегся на кровать и уснул.

Сон был крайне неприятным. Мне приснилось, что я проснулся, а все, что я расплескал в салоне машины, оказалось на моей постели! Все было пропитано зловонием, и я побежал в ванную, чтобы отмыться, но не сумел смыть коричневые пятна с рук. Они словно впитались в мою кожу и не поддавались моим тщетным усилиям. Когда я посмотрел в зеркало, то увидел не себя, а того парня, которому испортил машину. Он посмотрел на меня, покачал головой и ушел. Я взглянул на запятнанные ладони и проснулся.