Первая любовь

Глава 10

Открывая глаза, кажется, что я на корабле, качающемся на крутых волнах в шторм, понимаю, что голова кружится так сильно, как никогда еще не кружилась. Конечности с трудом слушаются меня, когда я на ходу пытаюсь запахнуть халат поверх ночной сорочки. В горле сухой ком, отчего тяжело дышать и мне срочно нужен стакан воды, а путь на кухню осложнен лестницей, с которой мне нужно спуститься, а не скатиться. Я двигаюсь медленно, чтобы не спровоцировать резкими движениями приступ головной боли. Тело настолько слабо, что я держусь за стену, чтобы не упасть. Вот и аукнулись мне мои босые ноги.

Спуск по лестнице занимает в разы больше времени и отнимает все мои силы. Ступив на паркет первого этажа, чувствую, что больше не могу сделать и шагу, опускаясь на пол. Силы покидают меня, и я теряю сознание.

Как хорошо ничего не чувствовать, пребывая в глухой темноте и тишине. Так ощущают себя люди, когда умирают? Или они вообще ничего не ощущают, растворяясь в полном забытье?

Мое бессознательное тело обнаруживает Краснов, возвращаясь из магазина, пуская в дом холодный воздух, стелящийся по полу. Я чувствую, как его холодные руки ощупывают моё горячее тело, и он зовет меня по имени. Я слышу его голос словно через толщу воды, не в силах разлепить глаза. Он поднимает меня на руки и распаленной кожей я ощущаю колючую ткань его пальто. Сколько раз он успел пожалеть, что стал моим опекуном?

Меня укладывают в постель, и я снова проваливаюсь в полную тишину.

Мои ноги ступают по мокрой траве, она приятно щекочет мои ступни, и я смеюсь. Приятно ощущать голой кожей прохладу земли, утопая ногами в сочной зелени поля. На холме возвышается огромный дуб, с ветвей которого свисают качели. На качелях я вижу родителей, они машут мне руками, и я как сумасшедшая бегу к ним навстречу. Вбегая на холм, мне не хватает воздуха, и я начинаю задыхаться, но преодолев препятствие, мне удается отдышаться, и я утопаю в крепких объятиях родителей.

— Лика, что ты тут делаешь? — мама обеспокоенно смотрит мне в глаза, удерживая в ладонях мое лицо. — Ты одна? — она смотрит мне за спину, пытаясь отыскать кого-то глазами.

— Конечно одна, — я утыкаюсь лицом в ее шею, как делала обычно, вдыхая родной аромат, который почему-то сейчас совсем другой. В нос вместо привычного аромата ванили, ударяют древесные нотки, что-то болезненно напоминающие, но я не могу понять что.

— Лика, — мама отрывает меня от своего тела. — Ты должна вернуться назад.

— Что ты такое говоришь?

— Мама права, — рука отца гладит меня по голове. — Ты не должна здесь быть.

Мама снова смотрит за мою спину, ища кого-то взглядом. Я оборачиваюсь, замечая знакомую фигуру. Высокий мужчина в черном костюме неподвижно стоит где-то вдалеке, но я не могу разглядеть его лица, испытывая стойкое ощущение, что мы знакомы.

— Кто это? — спрашиваю я, поворачиваясь к маме.

На её лице сияет улыбка.

— Он заберет тебя обратно.

— Что? Зачем? — я мотаю головой, не желая расставаться с семьей.

— Ты ему нужна, — говорит отец, сжимая мое плечо. — Мы всегда будем здесь, и однажды снова будем вместе, а пока ты должна быть в другом месте. Так что иди.

— Я не хочу, — слезы обжигают глаза, и я снова утыкаюсь лицом в шею матери.

Я срываюсь на рыдания, в отчаянии сжимая воротник её рубашки, ощущая холодное прикосновение широкой ладони на спине, и понимаю, что это не может быть ладонь моей матери.

Отстранившись и открыв глаза, попадаю под пристальный взгляд серых глаз, которые с беспокойством разглядывают мое лицо.

— Лика? — Краснов крепко удерживает меня в своих объятиях, лежа в моей кровати.

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, где я нахожусь и что мне приснился сон. Комната освещена тусклым светом прикроватной лампы, а за окном глубокая ночь. Я нехотя отпускаю из своих кулаков воротник мужской рубашки и поднимаю глаза.

— Почему ты здесь? — спрашиваю я на вдохе, пытаясь вспомнить что вообще было.

— Я вообще-то у себя дома, — Краснов улыбается и крепче стискивает меня в своих объятиях. — У тебя ангина.

— Да?

— Я вошел в дом и увидел тебя без сознания на полу, вызвал врача, сделал тебе пару уколов, а ты начала бредить и метаться на кровати, пришлось принять меры.

Я кладу свои ладошки на его грудь, пытаясь совладать со своим распаленным сознанием, который подбрасывает мне яркие картинки. Трудно поверить, что Алексей лежит рядом со мной, отчего я начинаю думать, что и это сон. Красивый, светлый сон, где всем хорошо и все счастливы. Но этот сон омрачается резким приступом тошноты, и я вынуждена вырваться из крепких рук мужчины, бежать в ванную, спотыкаясь о собственные ноги.

Меня выворачивает абсолютно ничем. Желудок, не видевший нормальной еды последние сутки, не может ничего отдать унитазу. И меня просто скручивает над белым другом в рефлекторных спазмах желудка.

Алексей удерживает меня от падения, но я не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии, поэтому между позывами бормочу, чтобы он ушел.

— Ты давай героиню из себя не строй, — мужчина крепко держал меня, убирая от лица пряди волос.

Когда меня отпустило, я повисла на мужчине, не в силах стоять на ногах.

— Я хочу намыться, — я перевела взгляд на свое тело, обнаруживая, что ночная сорочка насквозь мокрая, как следствие жара, и ткань неприятно липнет к телу, совершенно ничего не скрывая.

— Я наберу ванну, но тебе в таком состоянии нельзя долго лежать в горячей воде.

— Спасибо.

Алексей усаживает меня на кровать и скрывается в ванной, я слышу, как начала наполняться ванна. Голова тяжелая не только из-за повышенной температуры тела, но и из-за мыслей, которые не могут собраться в одну логическую цепочку.

Мужчина возвращается с большим полотенцем в руках.

— Ты должна попытаться снять ночную сорочку и закутаться в полотенце.

Алексей кладет рядом со мной полотенце и отворачивается, предоставляя мне возможность раздеться. Руки, словно залитые свинцом, сложно поднять выше головы и после очередной неудачной попытки выбраться из сырой одежды, я вынуждена обратиться за помощью к мужчине.

— Мне нужна помощь, — мои щеки розовеют, и я надеюсь, что он спишет это на высокую температуру.

— Я встану за твоей спиной и помогу снять одежду, затем оберну полотенцем и помогу дойти до ванной.

Я киваю, поднимаясь на ноги.

Алексей аккуратно снимает с меня одежду, не задевая руками кожу, и я даже слегка разочарована. Он делает все аккуратно, не давая возможности испытывать неловкость или стыд, мне должно быть приятно за такое отношение, но мне почему-то грустно. Когда я оказываюсь замотана в огромное полотенце, которое закрывает мои колени, мужчина провожает меня до ванны. Проверив температуру воды, он помогает мне забраться в приятное тепло и оставив стоять в ванной скрывается за дверью, прикрыв ее наполовину.

Я разматываю полотенце и аккуратно, облокотившись о стену, погружаюсь всем телом в воду. Мужчина добавил пену для ванны и поверхность воды была скрыта воздушным облаком пузырьков, полностью прикрывая мою наготу.

Я смотрю на дверь, которую он не закрыл до конца, как делал обычно. И это ещё одна интересная особенность Краснова Алексея Александровича. Он не может жить с закрытыми дверьми. Возможно у него клаустрофобия или еще какая-нибудь фобия, но это никак не вяжется у меня с образом Алексея. Он прошел Чечню, хладнокровный бизнесмен, который разбрасывается угрозами по телефону, но боится замкнутого пространства? Как-то все это странно. Все очень странно.

Когда кожа на подушечках палец скукожилась, в дверь постучали и в щели показалась голова Алексея.

— Ты закончила?

— Я не могу сама голову намыть.

Мужчина некоторое время о чем-то думал, борясь со своими внутренними демонами, и шагнул ко мне.

— Сядь и запрокинь голову назад, — сказал он и взял в руки лейку душа.

Я сгребла пену, прикрывая свою наготу и села, как он сказал.

Он аккуратно намочил мою голову, нежно помассировал кожу голову, намыливая ее шампунем и быстро смыл пену. Этот момент я навсегда сохраню в своей памяти, как самый трепетный и нежный, даже если однажды наши пути разойдутся, и мы никогда больше не увидимся.

— Теперь ты должна смыть пену и обернуться полотенцем, как только все сделаешь — позови меня и я тебя достану из ванны.

Он снова скрылся за дверью.

Распаренное тело стало еще непослушнее и если со смыванием пены я справилась, то замотаться в полотенце оказалось сложнее, чем я думала, поэтому прикрывшись им, я крикнула, что готова.

Когда Алексей зашел, я заметила в его руках махровый халат.

— Очень предусмотрительно, Алексей Александрович.

Он улыбнулся и помог мне надеть халат, замотав волосы в полотенце. Подхватив меня на руки, отнес в кровать, которая была застелена свежим постельным бельем. Он высушил мои волосы феном и это все въелось мне под кожу острым ощущением, что он уже делал это раньше. Как будто в его жизни была женщина, которая стала той самой причиной его навыков по уходу. Спросить об этом я не решилась. Как только я оказалась закутана в одеяло, тепло разлилось по всему телу приятной негой.

Несмотря на все неприятные слова, что мы успели наговорить друг другу, поступки значат гораздо больше. Мужчина поставил на мои колени поднос с горячим куриным бульоном и уже привычную мне зеленую жижу. Руки немного потрясывало, но я смогла осилить тарелку бульона. Все это время Алексей сидел в кресле максимально сосредоточенный и его пальцы порхали над клавиатурой. Когда я прикончила фруктовое смуззи, мужчина поднялся и забрал поднос.

— Молодец. А теперь ложись и засыпай.

Он погасил свет и вышел из комнаты.

Стоило только мне прикрыть глаза, как я тут же погрузилась в сон. Но мне ничего не снилось, я просто пребывала в успокоительной темноте.

Утром меня разбудил Алексей, вырывая меня из рук повелителя морфея.

— Пора делать укол, — мужчина начал подготавливать раствор для инъекции.

— Это обязательно? — я не боялась уколов, мне было неловко думать о том, что придется оголять пятую точку будучи в здравом сознании, а не под крепким градусом жара.

Тем более, что вчера никто не потрудился надеть на меня нижнее белье, оставив меня ногой под махровым полотенцем.

— Я должен съездить в офис, и чтобы ты пережила мое отсутствие, надо тебя уколоть.

Я послушно легла на живот, предоставляя мужчине полный контроль над моими ягодицами. Рука у Краснова была легкой, я даже не успела понять, что мне сделали укол, лишь адская боль, сковывающая ногу от распространения лекарства, была доказательством процедуры.

— Мне пришлось вызвать Вячеслава, он приедет через пару минут, я постараюсь закончить как можно скорее, — горячие губы мужчины оставили влажный след на моем лбу. — Температуры вроде нет.

Такой простой жест, а внутри все закипело от трепета, посылая горячие волны по телу. И пронзительные серые глаза больше не смотрят с отстраненной холодностью, а заботливо всматриваются в лицо. Поразительно, как одна ночь может изменить отношение одного человека к другому.

— Если будут силы, можешь спуститься поесть на кухне, если чувствуешь слабость, то попроси Славу, он принесет поднос в постель, — мужчина взял мой мобильный и набрал сам себе, и только сейчас я поняла, что до этого момента у меня не было его номера. — Если будет что-то важное звони.

Как легко Краснов управлял всем, что происходило вокруг него, приставив ко мне Славика, он избавил себя от необходимости контроля за непослушным ребенком в моем лице. Все мои передвижения, все мои действия отслеживались через Вячеслава и у него даже не было потребности в номере моего телефона. Но что изменилось? Славик приедет через некоторое время, и он может, как и раньше, звонить ему. Но мне хотелось верить, что, возведенная между нами стена начинает рушиться и мы можем попробовать жить как нормальная семья, несмотря на всю ненормальность наших взаимоотношений.