Не беспокоить. Уже на месте.
Весь вечер Рейес дразнил меня, касался моей руки, скользил кончиками пальцев по губам, и тело мое вибрировало и дрожало. Но нам никак не удавалось уединиться. В прямом смысле. Ставлю последний цент, что даже мистеру Вонгу, парящему в углу спиной ко всем, было тесновато. Шутка ли — заявились даже шеф полиции и окружной прокурор. Надо было мне вылизать квартирку. Зажечь свечи. Приготовить сырных шариков. Куки наливала всем кофе, а Эмбер строила глазки молоденькому полицейскому, которого, если он не перестанет заигрывать с девочкой, будут звать Покойником. Черт возьми, ей же всего одиннадцать! Разве что он просто ее развлекает. Впрочем, это даже выглядело мило. Пусть и пошловато, пусть и с педофильским душком.
И посреди этой суматохи мне позвонила кузина Кристал.
— Здравствуйте. Это мисс Дэвидсон? — неуверенно спросила она.
— Да. Это Дебра? — уточнила я, оглянувшись на Тедди. Я думала, что такое количество полицейских заставит его нервничать, но он держался спокойно и, казалось, испытывал облегчение.
— Ага, — ответила собеседница. — Кристал мне сказала, что вы ищете сестру Рейеса Фэрроу. Я позвонила своей подруге Эмили, и она вспомнила, как звали его сестру. Ким. У них с Рейесом разные фамилии.
Интересно. Наверно, она Уокер, как дочь Эрла Уокера.
— Это все, что мы о ней вспомнили, — продолжала Дебра. — Кроме того, что она была очень милой.
— Что ж, это больше, чем я знала вчера.
— Простите, что больше ничем не могу помочь. Знаете, Рейес и Амадор Санчес были очень близкими друзьями.
— Да, мне об этом уже говорили. — Похоже, этот Амадор Санчес классный парень. И явно хорошо знал обоих. — А в какую школу вы ходили?
— В среднюю школу имени Эйзенхауэра.
— Поняла. Значит, мне нужно искать некую Ким, которая примерно двенадцать лет назад училась в средней школе имени Эйзенхауэра?
— Именно так. Удачи вам в поисках.
— Спасибо, что позвонили, Дебра.
— Ну что вы, не стоит.
Увы, это дело небыстрое. Но, по крайней мере, я знаю, кого искать. Похоже, завтра мне снова придется прокатиться с дядей Бобом. Если, конечно, он не против. Интересно, пустит ли он меня за руль?
— Кстати, — проговорила Куки, подплывая ко мне. Она тоже флиртовала с полицейскими. — Я нашла адрес и телефон этого твоего Амадора Санчеса.
— Пр-р-релестно.
Перед тем, как ехать в школу, я навещу мистера Санчеса. Наверно, он подскажет мне фамилию Ким и объяснит, где ее искать. У сокамерников нет тайн друг от друга. Особенно у тех, которые дружили еще до тюрьмы.
Мы хлопнули друг друга по руке, и Куки пошла согреть еще чашечку кофе. Было почти одиннадцать, и меня неудержимо клонило в сон: сказались все бессонные ночи и передряги, в которые я попадала. От усталости и напряжения меня трясло, но мозг отказывался отключаться.
Я присела рядом с Тедди, чтобы узнать, все ли у него в порядке. Как ни странно, он взял меня за руку. Я сжала его ладонь. Парень похитил мое сердце в то мгновение, как шагнул из тени на свет. Терпеть не могу, когда так происходит. Расположившийся напротив нас окружной прокурор расспрашивал Тедди с интересом, к которому примешивалась тревога.
— Можно с вами поговорить?
Надо мной, потупившись, стоял Тафт. Я посмотрела мимо него на Исчадие Ада. Она изо всех сил пыталась уговорить мистера Вонга поиграть в классики.
— Вообще-то, Тафт, я не в настроении, — ответила я и холодно пожала плечами, чтобы его спровадить.
— Извините меня за утренний инцидент. Я не был готов услышать то, что вы мне сказали.
Я недоверчиво покосилась на Тафта и пошла на уступки:
— Но если вы опять взбеситесь, нам не о чем говорить.
Тафт поставил чашку кофе и опустился рядом со мной.
— Честное слово, я буду держать себя в руках. Позвольте, я все объясню.
Он был без формы, и я поняла, что Тафт пришел специально, чтобы поговорить со мной; он понятия не имел, что найдет у меня полный дом полицейских. В последний раз быстро сжав руку Тедди, я провела Тафта в спальню, где можно было пообщаться с глазу на глаз. Рейес последовал за нами. Меня это встревожило. Вдруг Тафт выкинет какую-нибудь глупость? Мне не хотелось бы объяснять, почему у него перерублен позвоночник. Неудобно получится. Наверно, придется дать показания, а я в этом не сильна. Гораздо лучше я умею бросать ледяные взгляды и язвительные реплики.
Я плюхнулась на кровать. Тафту не осталось ничего другого, как остаться стоять. На единственном в комнате стуле разместились несколько джинсов, большая рубашка и древняя пара казенных наручников. И перцовый баллончик. У каждой девушки должен быть перцовый баллончик. Подбоченившись, Тафт прислонился к моему туалетному столику.
Но Рейес… Рейес повел себя иначе. Похоже, он начинал терять терпение. Он отирался вокруг меня, касался моей руки; его дыхание овевало мне щеку, раздувая волосы на шее. Его близость пробуждала во мне желание. Я задрожала, вспомнив, на что он способен. Когда дело касалось Рейеса, я до смешного не владела собой.
Исчадие Ада пробралось в комнату и замерло на пороге, круглыми, как летающие тарелки, глазами уставившись на Рейеса. Мне его толком не было видно, но девчонка, должно быть, рассмотрела все хорошенько. Так и стояла, раскрыв рот, и таращилась на него.
Рейес, словно внезапно засмущавшись посторонних, переместился к окну, и с его уходом меня пробрал озноб. Дьявольское отродье замерло, точно боялось пошевелиться. Забавно.
— Девочка, которую вы описали сегодня утром, — начал Тафт, возвращая меня к реальности, — не жертва аварии.
— Ах вот оно что. Понятно.
Похоже, мой сарказм его не обескуражил.
Тафт опустил голову и вцепился руками в туалетный столик.
— Это моя сестра.
Вот черт. Мне следовало догадаться, что это не просто бывшая одноклассница из начальной школы.
— Она утонула в озере возле дома родителей, — добавил он сдавленным голосом.
— Он пытался меня спасти, — вставила противная девчонка, не сводя глаз с Рейеса. — Чуть сам не утонул.
Решив не поддаваться на уловки Исчадия Ада, не замечать маленьких ручек, сложенных на груди, любопытно блестевших больших голубых глаз и кукольного приоткрытого ротика, я посмотрела на нее с самым жгучим презрением, на какое только была способна.
— Какая гадость, — выдавила я.
— Что? — переспросила она и на секунду оторвала взгляд от Рейеса, чтобы тут же снова уставиться на него, словно в ее роговицу была встроена система слежения.
— Ты его так любишь? — пояснила я, припомнив ее прежние слова. — Он же твой брат.
— Она тут? — уточнил Тафт.
— Только не начинайте. Сейчас у нас есть куда более важные дела.
Сахарная Слива перевела на меня смущенный взгляд.
— Но я и правда его люблю. Он пытался меня спасти. Неделю провалялся в больнице с воспалением легких, потому что наглотался воды.
— Понятно. — Я подняла руку, словно присягала. Постоянно забываю, что на свете есть братья и сестры, которые действительно любят друг друга. — Но все-таки он твой брат. Ты не должна его преследовать. Это неправильно.
У нее задрожала нижняя губа.
— Он больше не хочет, чтобы я была рядом.
Черт бы все это побрал! Стараясь не замечать слез, набухающих меж ее ресниц, думать о чем угодно — налогах, ядерной войне, пуделях, — я спросила:
— А тебе самой чего хотелось бы?
— Я хочу остаться с ним. — Сахарная Слива вытерла щеки рукавом пижамки и села на пол, скрестив ноги. Пальцем она чертила на ковре круги и отвлекалась лишь для того, чтобы мельком оглянуться на Рейеса. — Но если он не хочет, чтобы я была рядом…
Устало вздохнув, я сообщила Тафту:
— Она говорит, что вы пытались ее спасти.
Он изумленно вытаращился на меня.
— И после этого неделю лежали в больнице.
— Откуда она узнала?
— Я там была, — объяснила девочка. — Все время.
Я передала это Тафту, наблюдая, как с каждым словом его лицо все больше вытягивается от изумления.
— Она говорит, что теперь вы ненавидите зеленое желе, отказываетесь его есть с тех пор, как лежали в больнице.
— Она права, — подтвердил Тафт.
— Вы хотите, чтобы она ушла?
Мой вопрос застал его врасплох. Он несколько раз порывался что-то ответить и наконец выдавил:
— Нет. Я не хочу, чтобы она уходила. Но мне кажется, что в другом месте ей будет лучше.
— Не будет! — закричала его сестра, вскочила на ноги и подскочила к нему. Девчонка вцепилась в его штанину с таким отчаянием, словно речь шла о жизни и смерти.
— Она хочет остаться, но только если вы не против.
Тут я заметила, что Тафт дрожит всем телом.
— Не могу поверить, что все это происходит на самом деле.
— Я тоже. Я не шутила, когда сказала, что она исчадие ада.
Пропустив мимо ушей мою реплику, Тафт проговорил:
— Если она хочет остаться, я буду только рад. Но я не представляю, как с ней говорить. Как общаться.
Ага. Догадываюсь, к чему он клонит.
— Послушайте, я не собираюсь работать вашим переводчиком, ясно? Даже не думайте о том, чтобы приходить ко мне каждый раз, как вам захочется узнать, что у нее на уме.
— Я бы вам заплатил, — предложил он, совсем как Сассмэн. — У меня есть деньги.
— И сколько же вы хотите мне предложить?
Негромко постучавшись, дядя Боб просунул в дверь свою большую голову с густыми усами.
— Мы уходим, — сообщил он.
— Что вы намерены делать с Тедди? — озабоченно поинтересовалась я.
— Он поедет в надежное место в сопровождении двух полицейских. А завтра придумаем что-нибудь более подходящее.
Мы с Тафтом вышли из спальни; квартира почти опустела. Окружной прокурор горячо пожал мне руку.
— Мисс Дэвидсон, вы сделали исключительно важное дело. Исключительно.
— Спасибо, сэр, — поблагодарила я, словом не обмолвившись, что мое исключительное дело состояло в том, что я свалилась с крыши и приготовила сэндвич с ветчиной и индейкой. — Мне помог дядя Боб. Отчасти.
Прокурор рассмеялся и вышел. Тедди заключил меня в крепкие объятия и последовал за ним. Мне было приятно. У парня все будет хорошо. Конечно, если до него не доберется Прайс.
— Ну так что, завтра вечером устроим ловушку? — спросила я у Диби, когда ушли последние полицейские.
— Завтра утром с нами хочет встретиться следственная группа. Посмотрим. Может, у них достаточно улик, чтобы его посадить.
— Погоди-ка, — возразила я, — но мы не можем рисковать жизнью парнишки. Нам надо собрать больше улик на Прайса, не прибегая к показаниям Тедди. А еще нужно найти отца Федерико. Что, если он у Бенни Прайса?
Дядя Боб нахмурился: было видно, что это волновало и его.
— Сейчас показания Тедди — единственное, что у нас есть. Мы должны поставить этого мерзавца Прайса на колени, Чарли, причем как можно скорее. Надо положить конец всей его деятельности.
Я не сдавалась, стояла на своем и даже топнула ногой… мысленно.
— Дай мне всего один шанс. Ты же знаешь, что я могу. Надо хотя бы попытаться.
Дядя Боб обдумал мою просьбу и так тяжело вздохнул, будто держал на своих плечах сумоиста.
— Посмотрим, что завтра скажет следственная группа.
— Что ты еще задумала? — поинтересовалась Куки, когда Диби ушел.
— Ну ты же меня знаешь, — ухмыльнулась я в ответ и указала на Эмбер: — Ничего такого, с чем бы я не смогла справиться.
Эмбер заснула на диване; густые волосы мягко обрамляли точеное личико. Эта девочка станет настоящей сердцеедкой.
Куки поджала губы, сдерживая улыбку, и покачала головой:
— Флирт ужасно утомляет.
— Не то слово, — согласилась я, обогнула диван и пошла открыть дверь.
Куки разбудила дочку и отвела через площадку домой, к себе в квартиру. Едва не промахнувшись мимо дверной ручки и не свалив цветок в горшке, подруга обернулась ко мне и заметила:
— Не думай, что тебе удастся увильнуть от разговора о том, что случилось сегодня.
Ах да, конечно. Я же чуть не погибла.
— Не думай, что тебе удастся увильнуть от разговора о твоей наглости, — отшутилась я, чтобы разрядить обстановку.
Куки подмигнула мне и закрыла дверь.
И мы остались одни. Дрожа от предвкушения, я вцепилась в ручку двери, словно в спасательный круг. Рейес вихрем пронесся по комнате и вмиг очутился возле меня. Земляной, стихийный, густой запах окутал меня. Одна рука обвила мою талию, а вторая закрыла дверь.
Рейес прижал меня к груди, и я растаяла. Казалось, будто я падаю в огонь и его жар обжигает все тело.
— Ты — это он, — проговорила я, и голос мой дрожал сильнее, чем я рассчитывала. — Ты был, когда я родилась. Как такое возможно?
Его губы прижались к моей шее и опалили кожу; рука скользнула мне под свитер, и в животе у меня вспыхнули языки пламени. Он осторожно ощупал то место, куда вонзилось острие его меча. В глубине души я была благодарна ему за заботу.
И вот его рот оказался возле моего уха.
— Датч, — шепнул он, и его дыхание овеяло мою щеку. — Наконец.
Я повернулась к нему, но он отстранился, всмотрелся в мое лицо, и я наконец как следует разглядела живое совершенство по имени Рейес Фэрроу.
Увиденное не разочаровало меня. Он был самым восхитительным мужчиной, которого я когда-либо встречала. Крепкое и подвижное, его стройное сильное тело казалось высеченным из камня, способного расплавиться в мгновение ока. Взъерошенные волосы цвета кофе спадали на крутой лоб и волной ложились на уши. В глубоких карих глазах плясали золотистые и изумрудные сполохи и блестело еле сдерживаемое желание. Пухлые, резко очерченные, мужественные губы были приоткрыты. Я узнала его одежду — тюремную форму, как и говорила Элизабет. Закатанные рукава открывали длинные мускулистые предплечья.
Рейес бережно дотронулся до моей нижней губы; лицо его было сосредоточенно, как у ребенка, который впервые в жизни увидел светлячков и не может понять, почему они светятся точно по волшебству.
Когда он коснулся моих нижних зубов, я чуть прикусила его палец и обхватила губами, впитывая земной и необычный вкус кожи. Рейес громко вздохнул, прижался лбом к моему лбу, закрыл глаза и, казалось, пытался справиться с собой, а я втягивала его палец все глубже в рот. То ли чтобы подхватить меня, то ли чтобы не упасть самому, он оперся рукой о дверь и с рычанием прижал меня к ней; другая рука неожиданно обвила мое горло и не отпускала, словно Рейес пытался и никак не мог справиться с собой.
Это были самые чувственные мгновения в моей жизни. На каждое прикосновение Рейеса мое тело отвечало дрожью возбуждения. Меня томило желание — такое сильное, что тянуло в животе. Исступленная, раскаленная добела страсть охватила все мое существо, точно вихрь, и зноем расплылась по телу. Я хотела, чтобы он навсегда стал моим; в голове пульсировала, не давая покоя, мысль: что будет, если он умрет? Станет ли он по-прежнему спать со мной? Придет ли ко мне после смерти или перенесется через меня в мир иной, оставив меня влачить земное существование? Я до дрожи боялась, что, если его тело умрет, я его потеряю. Я хотела, чтобы он очнулся, был моим — и телом, и душой. Вот такая я эгоистка.
— Рейес, — жалобно выдохнула я, когда его губы коснулись особо чувствительного местечка у меня за ухом, — пожалуйста, очнись.
Он отстранился, нахмурился, словно не понимая, о чем я, а потом наклонился ко мне, прижался губами к моим губам, и я потеряла ощущение реальности. Поцелуй сначала был нежен: его язык скользил по моему языку, дразня и пробуя на вкус. Но возбуждение нарастало, как лесной пожар; прикосновения становились настойчивее, жестче, он впивался в мои губы, исследовал и захватывал их с неистовой первобытной силой. Поцелуй поглотил последние крупицы сомнений, которые я так тщательно прятала. Рейес был на вкус как дождь, закат и огонь.
Он шагнул ближе, придвинулся ко мне, и меж моих ног, казалось, зажглась искра. Мои руки нырнули вниз, стремясь коснуться напрягшегося члена, прижатого к моему животу; но Рейес вдруг замер.
Так стремительно, что у меня закружилась голова, он прервал поцелуй и повернулся. В мгновение ока на нем оказался плащ — точно туман, окутавший нас обоих, — и я услышала звон ожившего металла: Рейес вынимал меч. Из его груди вырвалось зловещее рычание, глухое, низкое, и я моргнула, приходя в себя. Меня охватила такая слабость, что я с трудом держалась на ногах. Неужели в комнате, кроме нас, был кто-то еще? Или что-то?
Я не видела, что скрывалось за широкими плечами Рейеса, но чувствовала, как от напряжения твердеет каждый мускул его тела. Что бы ни приближалось к нам, оно было реальным и очень опасным.
Наконец Рейес снова повернулся ко мне, свободной рукой обнял за талию и притянул к себе, пытаясь встретиться со мной взглядом; в его темно-карих глазах блеснула мольба.
— Если я очнусь, — прерывающимся от боли шепотом сказал он, — они меня найдут.
— Что? Кто? — спросила я, и тревога сжала мне сердце.
— Если они найдут меня, — продолжал Рейес, не отрывая взгляда от моего лица, — то найдут и тебя.
С этими словами он исчез.
Несколько мгновений спустя я рухнула на пол.