Первая встречная

Злая шутка

Люди, которые без сомнений воткнут нож тебе в спину, улыбаются тебе в лицо, и надеются получить что-то от этого.

(Кора Рейли «Связанные ненавистью»)

— Пап, привет. Я хотела сказать, чтобы ты не беспокоился, я на даче, с друзьями, — Алессандро опешил. Из динамиков прозвучал голос живой Стефании. Охрипшей, слабой, но живой. Ему многое сейчас не понятно, кроме одного — мертвецы не говорят.

— Стефания, это ты? — Манфьолетти сначала растерялся и замолчал, но потом опомнился: время на сей момент явно не резиновое. — Ты с Джованни?

— Никаких мальчиков, ты что! — «Вот же черт. Значит, его держат отдельно». — Пап, ну мне пора, зовут, — на фоне послышались крики из рода «сучка, а ну отдала мобилу», от чего Алессандро невольно поморщился.

— Я тебя скоро вытащу, — прошептал, после чего сбросил вызов и встал с кровати. Мельком глянул в зеркало, пригладил свои волосы пятерней, потер глаза, затем быстро покинул комнату. Соколова даже знала, куда он направился: в свой кабинет. Необходимо отследить местоположение телефона, пока они не перевезли Руссо в другое место.

***

— Вот сучка, а ну отдала мобилу! — мужчина выхватил из руки Стефании телефон, после чего отвесил ей наотмашь сильную пощечину. — Вали обратно, жди, пока не скажем.

Ее пристегнули наручниками к батарее, перед этим не забыв хорошенько побить.

«Зато Манфьолетти теперь сможет найти меня, — на красные глаза проступили слезы. — Лишь бы Джо был жив»

Девушка уснула. Слишком вымотана, слишком голодна, слишком мало спала. Слишком много всего. На границе между сладкими грезами сна и реальностью она желала одного: «Господи, оставь Джованни жить».

***

— Вы заходите с этого входа, — рука взметнулась к парадной двери, — а вы с этого, — указал на неприметную серую дверцу. — Все, парни, давайте. Живее, живее! Где же ваш энтузиазм и жизнерадостность?

Один из молодых людей как-то нехорошо глянул на Алессандро.

— Дон Манфьолетти, — окликнул он его.

— Что еще? — Алессандро уже собрался выходить из автомобиля, но остановился.

— Убивать… всех? — запнулся после первого слова. Вздрогнул, будто что-то вспомнил, добавил: — То есть… — его перебили.

— Конечно всех, Джулиан! — рассмеялся Манфьолетти. — Всех, кроме Руссо и Конте, если последнего вообще там держат. — Опять взялся за ручку двери. — Ничего не желаю больше слышать. Времени в обрез. Ни пуха, ни пера.

«К черту, все к черту, черт его возьми»

***

Дом оказался пуст. Ее избили и бросили умирать, а сами, видимо, спасали свои задницы, убежав.

«Может, это и к лучшему — меньше хлопот. Остался только Конте»

Сейчас Алессандро вместе со Стефанией возвращались домой. Почти все закончилось. Еще чуть-чуть, и с этим адом покончено.

(Надолго ли?)

Приехали. Манфьолетти выходит из автомобиля, уже почти расслабившись, оказывается около двери своего дома, как его передергивает.

«Боже, только не это. Только не сейчас. Только не ее, она же тут вообще не причем…»

Надпись на стекле, красной помадой: «Дон Манфьолетти, будьте осторожнее». А снизу смайлик с рожицей, у которой выставлен язык, — видимо, жест насмешки над Манфьолетти. Только последний был намазан не помадой, а… кровью.

— Дерьмо!

Мигом в кармане нащупывает нужную связку ключей, но только со второго раза попадает в замок. «И с чего это я так волнуюсь? Нервы, это все нервы» — заставляет себя сбавить шаг, однако едва оказавшись на лестнице, удерживает себя от того, чтобы не перелетать через ступеньку.

Заходя в комнату и увидев Соколову, вновь просто лежащую на кровати и сверлящую взглядом потолок, выдохнул. Практически упал на край матраса, тихо, но очень грубо выругался итальянским матом и потер переносицу.

— Вы чего? — переводит взгляд на Алессандро, приподнимаясь на локтях. — Что-то со Стефанией?

— К тебе кто-то заходил?

— Нет, никого не было, — теперь Дарья полностью села, скрестив ноги в позе лотоса. — Так что со Стефанией?

— С ней все нормально. Она внизу с Мазарини, — ответил, скорее на автомате, затем снова замолчал, задумавшись. — А никто посторонний в дом не приходил?

— Да нет, — девушка вскинула брови. — Что произошло?

— А кто выходил из дома? — казалось, Соколова готова была уже придушить Манфьолетти за обеспеченную ей тревожность на остаток дня.

— Что случилось то, в конце концов? К чему вы говорите загадками? — он все еще молчал. Поднялся с кровати, подошел к окну, открыл его, вновь закурил.

«В последнее время стал много курить. Не хватало мне сейчас еще и на стакан присесть»

— Алессандро! Вы меня вообще слышите? — она тоже подошла к окну, схватила с подоконника пачку его сигарет и достала зажигалку из своего кармана.

— На входе мне оставили послание. Одно — помадой, второе — кровью. Почему-то подумалось, что тебя тоже… — запнулся, прокашлялся и махнул рукой. — Не важно, у меня уже крыша едет.

Услышал шуршание картона и щелчок. Чуть позже завоняло табаком вдвое сильнее.

— Убери от себя это дерьмо, — смерил Соколову осуждающим взглядом.

— Вы сами сейчас курите, — кивнула на сигарету в пальцах Манфьолетти. — Да и какая вам ра… — девушка не успела договорить, ибо ее совершенно бесцеремонно схватили за запястье и отобрали никотиновую палочку. Едва начатая сигарета полетела в пепельницу и была затушена. Дарья округлила глаза.

— Кончай с курением. Тебе анорексии не хватает?

«Когда это он решил примерить на себя роль моего отца?»

***

24 сентября.

— Джулиан, ты в своем уме? Или прикалываешься? — четыре утра, телефонный разговор, больше походивший на ор, который услышит даже Соколова на другом конце дома. Алессандро не помнит, сколько выпил за эту ночь. Однако прекрасно осознает, что много. — Вы серьезно не можете найти Конте? Чего, мать вашу, в этом сложного? Придурки, вас там дюжина человек штаны просиживает!

***

Спать Манфьолетти приходит только в шесть. Усмехается, когда замечает застывшее дыхание Соколовой, — претворяется, якобы спит. Она вздрагивает и обхватывает себя руками, когда слышит перегар, исходящий от Алессандро. Матрас прогнулся. Дарья отодвигается на край кровати, но после облегченно выдыхает, когда слышит сопение.

Проснулся главный герой в одиннадцать, что максимально странно и противоестественно для него. Он спал бы и дальше, учитывая, сколько вчера выпил, только вот в дверь кто-то настойчиво стучал. Вторая половина кровати оказалась холодной и пустой, — Соколова куда-то ушла, — а голова нещадно болела, будто ее раскололи на две части.

— Дон Манфьолетти! — испуганный до чертиков Джулиан практически ввалился в спальню. Глаза бегали по отекшему лицу Манфьолетти. — Происходит какой-то абсурд, вы не поверите.

Молодой человек повел его на улицу. Подошли к забору, остановились подле толпы случайных зевак и его подчиненных.

— И что? Что происходит? — злобный взгляд метнулся в сторону Джулиана. — Мне кажется, что меня уже ничем не уди…

— Нет же, посмотрите вверх, — солдат позволил себе такую дерзость, как перебить Дона. Либо произошло что-то поистине чудовищное, либо…

— Какого… — его рот открылся и закрылся. На дереве, прямо перед ограждением участка было повешено тело Руслана. Губы размалеваны красной помадой, а на лбу кровавая надпись «Джо». И снова тот поганый насмехающийся смайлик. — Вот же уроды!

***

— Я же сказал тому подонку, чтобы избавился от его тела! Откуда этот полуумок тут вообще взялся? — Алессандро пил со Стефанией в своем кабинете.

При внешнем осмотре на вскрытии оказалось, что жертве посмертно вырезали язык и подвесили на шею, вдев в него золотую цепочку. Происходящее на этот момент больше походило на фильм ужасов, чем на реальность. Как будто нападавший решил применить психическую атаку, чтобы окончательно сломать их.

Девушка сидела едва ли не в истерике. По сути, она такая же, как Соколова — не в то время, не в том месте, не с теми людьми. А потом разгребай подарки судьбы половину (если не до конца) жизни.

— Кто это вообще может быть? Зайцев? Мой отец? Русские, в конце концов? — берет в руки стопку бумаг с некой информацией, начинает быстро перебирать каждый лист. — Если судить по отчетам Джулиана, Николая четыре года не было в Италии. Он лежит с раком желудка в немецкой клинике. Хотя, как я сейчас могу кому-то доверять…

— Ты говоришь сам с собой? — Стефания невесело усмехнулась и налила себе еще коньяка. Того самого коньяка, который пил Алессандро этой ночью.

— Что последнее ты помнишь со своей свадьбы?

— Я общаюсь с тетушкой Джованни, а после… ничего, — ее лицо побледнело. — Ничего. Абсолютно ничего, — Руссо даже едва не пролила алкоголь мимо рокса. — Нет, ты не понимаешь. Как провал в памяти!

— А когда пришла в себя? Первое, что увидела?

— Я… я не знаю.

— То есть?

— Вообще ничего не помню. Не помню даже как смогла позвонить тебе.

Манфьолетти выжал из себя что-то нечленораздельное, из рода, «вот дела» и они продолжили пить. Ему было страшно вновь вернуться к алкоголизму, но, сейчас он хотя бы не бухает в одиночку.

«И что от этого меняется?»

***

Соколова устроилась на подоконнике, крутя вокруг пальца кольцо. Не обручальное, а то, которое ей одолжил Алессандро. Вопрос: зачем? Зачем он дал ей свое кольцо?

«Маячок? Чтобы следить за мной? Да ну, бред же. Я ему к чертям не сдалась. А что тогда? Скрытая видеокамера?» — Дарья даже усмехнулась. — «У меня непомерно завышенное самомнение».

Девушка настолько ушла в свои мысли, что даже не заметила, как в комнату зашел Манфьолетти. Да и тем более, она сидела в наушниках, так что будь у нее хоть тысячу раз идеальный слух, ее бы это не спасло.

— Алессандро, что вы… — он ее уже не слушал. Резко накрыл холодные иссохшие губы девушки своими, сразу вторгаясь языком ей в рот. В нос Соколовой ударил проклятый ею запах спирта, от чего она поморщилась и захотела отстраниться, только спина уже упиралась в стекло окна.

Вот сейчас происходит реальный бред.

Левая рука Манфьолетти мгновенно оказалась на ее талии, а правая держала за подбородок, не давая даже малейшего шанса выбраться из его хватки. В эту же секунду его ладонь каким-то образом сместилась с талии под футболку.

Чудовищная нелепица, больше походившая на начало акта изнасилования. Это вообще реальность?

— Алессандро, — мужская рука поднялась выше, игнорируя протесты девушки и обводя холодными пальцами каждое ее ребро, подбираясь к ложбинке груди. На глазах Соколовой уже проступили слезы: он бухой, причем в стельку. В обычном состоянии до него не достучаться, о чем уж говорить сейчас. — Алессандро! Остановитесь, — голос дрогнул.

Стало ужасно страшно, поэтому Дарья даже не помнит, как ее рука взметнулась в воздух и залепила мужчине пощечину. Слабую, но это не отменяет того факта. Воспользовавшись моментом, девушка быстро соскальзывает с подоконника и едва сдерживает себя, чтобы не побежать куда-нибудь в подвал, за семь замков.

Эту ночь она явно будет спать в гостиной.

***

25 сентября.

Снова просыпается с головной болью и отекшим лицом в двенадцатом часу дня. Снова от стука в дверь и возгласов Джулиана. Снова в ужасном настроении: воспоминания этой ночи, словно (от всего сердца извиняюсь) дерьмо в проруби, всплыли наверх сознания с мыслями «какой же я чертов придурок».

(Снова)

— Дон Манфьолетти, мы отследили местоположение Конте.

Оказалось, что телефон Джованни вновь появился в сети и вышка, в порту Марсалы, запеленговала его. Это совершенно ничего не доказывает, но хотя бы попытаться надо.

«Да и сейчас не время для самобичевания. Вернусь домой — извинюсь»

***

— Он не передвигается? — Манфьолетти хотел услышать «да». Простое «да», после чего вжал бы педаль газа в пол автомобиля и за несколько минут достиг порта.

— Нет, так и остается на месте. — Алессандро закатил глаза.

Двое суток. Сорок восемь часов, после которых отыскать без вести пропавшего становится значительно труднее, а шансы, что он останется жив, весьма снижаются.

Сто двенадцать часов. Уже идут пятые сутки. Он может быть давно как мертв.

— Мы…

— Движется! — вскрикнул Джулиан, тем самым в который раз перебив Манфьолетти. Последнего уже это начинало изрядно бесить, однако на сей момент он даже не стал акцентировать на этом внимания.

— Телефон?

— Да, он уходит в море.

Алессандро выходит из машины. От причала только что начала отдаляться небольшая яхточка. В эту минуту больше никто не отплывал.

Манфьолетти извлекает из внутреннего кармана плаща ключи, подобные автомобильным, и быстрым шагом направляется вдоль берега.

— Вы куда? — ей-богу, главный герой уже сто раз успел пожалеть, что согласился нанять этого слабоумного к себе на службу в советники. Вряд ли он еще когда-то станет искать себе консильери.

— За ним, — мотнул рукой куда-то себе за спину.

***

— Синьор, можете, пожалуйста, повернуть к причалу? — кричал Манфьолетти, ибо из-за ветра и шума моторной лодки едва ли что-нибудь можно было расслышать.

— Извините, конечно, но с какой это стати? — глаза Алессандро недобро сверкнули, когда на них упал луч солнца. Он полез в карман брюк, вытянул из него свой паспорт. Распахнул один из разворотов и буквально ткнул незнакомца носом в свою фамилию. Тот без лишних слов повернул к берегу.

Суша. Под ногами наконец-то устойчивая земля.

— Я вынужден обыскать вас и ваше средство передвижения, — Джулиан кивнул в сторону все той же яхточки, на этот раз привязанной канатом к берегу.

— Да вы в своем уме? — пожилой мужчина был готов сесть от удивления прямо на песок. — Это частная собственность, вы не имеете никакого… — он замолчал, когда Алессандро подошел к нему вплотную и вжал в его живот дуло пистолета. Прохожие могли заметить только побледневшее лицо хозяина парусника, ибо оружие полностью скрывалось под плащом.

— У меня глушитель, так что не надейся, что кто-то услышит выстрел, — вжал дуло сильнее. Теперь холодный металл упирался в ребро, не смотря на количество жира в теле этого мужчины. — И только попробуй заорать. Пискнуть даже не успеешь, поверь мне на слово.

Джулиан получил одобрительный кивок и ступил внутрь судна, следуя по навигатору.

Стоп. Он на месте.

Смартфон Джованни просто лежал на журнальном столике, на палубе. В других помещениях никого не было. У пожилого синьора тоже ничего не нашли. Алессандро коротко извинился перед ним, сунул в руку несколько купюр и поспешил убраться прочь.

— Черт, да что ж такое-то! Нас, как лохов, за нос водят, — Манфьолетти от досады даже пнул пустую жестяную банку из-под пива, оказавшуюся на его пути.

Но внезапно он остановился, из-за чего Джулиан едва не врезался в его спину.

— Да, мы действительно лохи! — стремительно подошел к своему автомобилю, завел его и нажал на газ, не став дожидаться своего спутника и оставив его на побережье.

***

Часом ранее.

— Даш, привет, — этот ломаный русский и тихий стук в дверь она узнает из тысячи.

— Джованни? Это вы? — Соколова мигом забывает про существование интернета и быстро откладывает телефон в сторону. Обводит взглядом мужчину, замечая, что на его теле не оставлено ни единого следа травм.

(Весьма странно)

Конте закрывает дверь изнутри на защелку, вытягивая из кармана неизвестный Дарье предмет в чехле.

— Да, это я, — резко набрасывается на нее, поначалу попадая ножом в правую сонную артерию, а затем ведет кровавую полосу до левой.

Соколова вскрикивает от неожиданности, отшатывается, а после оседает на пол. В этот раз ее не спасут. Вся удача давно уже исчерпана.

(Это конец)

Пока летит на паркет, мельком, будто сквозь толщу воды, слышит стук чего-то металлического о деревянную доску. Это кольцо. То самое кольцо Манфьолетти сорвалось с ее тонкого пальца и покатилось под кровать. Теперь на камень попадает луч солнца и тот его возвращает пространству, отражая от своей гладкой поверхности.

(Звон в ушах)

Дарья не чувствует боли, нет. Совсем нет. Только едва лишь ощущает, параллельно пытаясь дышать через порез, как по ней течет что-то теплое и липкое.

(Кровь)

Противнейший звон становится громче, черная сеточка перед глазами становится все толще, в итоге чего сознание и вовсе погружается в темноту.

(Смерть)

Последний вдох дается ей с трудом. Закрывает от слабости глаза и больше их не откроет.

(Никогда)

***

Дом его встречает оглушительной тишиной, точно на кладбище. Словно все люди в этом доме вымерли.

(Так не бывает)

Это просто не естественно для данного места.

Вот сейчас Алессандро, зажав в руках пистолет, нисколечко не сдерживал свой бег. Перескакивая через ступеньку, оказывается на втором этаже.

(Море)

Приехал с побережья Средиземного, попав в центр кровавого. Вся, абсолютно вся площадь коридора усеяна телами. Красная помада на их губах, смайлики на лбу, а в руки вложены отрезанные языки. Их языки.

Алессандро едва сдерживал рвотный позыв. На подгибающихся ногах заходит в свою спальню. Зажмуривается, затем распахивает глаза настолько сильно, насколько это вообще возможно.

— Нет… Нет-нет-нет. Это же бред, — сначала бросает взгляд на Соколову с перерезанным горлом, а следом переводит на… своего отца. Андреа нависал над телом Дарьи, с любопытством разглядывая язык в ее руке.

— Алессандро, я знаю, о чем ты сейчас думаешь, но выслушай, — пожилой мужчина поднял руки вверх, показывая тем самым свою безоружность.

Но Алессандро не захотел его слушать. Недолго думая и глотая ком в горле, спустил курок. Звука не было — глушитель. Тело Андреа тяжелым грузом валится на все тот же паркет, пока главный герой оседает на колени.

(Все кончено)

По щеке Алессандро катится слеза, но он находит в себе силы подняться.

(Только лишь подняться)

Манфьолетти не смог подойти к Дарье. Не посмел. До сих пор не верил во весь этот кошмар.

(Только в этот раз она обречена)

Неожиданно в голову приходит мысль о Стефании. Если мертва и она — Манфьолетти попросту сам себя застрелит.

***

Наконец, обыскав весь дом, врывается в свой кабинет. Последняя надежда. Если Руссо нет и здесь, он серьезно сейчас пойдет и приступит вязать себе пе…

— Алессандро, вот так встреча! — его мысли оборвал знакомый до чертиков голос. Смотрит на Стефанию, потом на Джованни, затем вновь на Стефанию.

Девушке тоже отрезали язык, но убивать не стали, поэтому она сидела связанная на стуле. Все по классике: красная помада, кровавый смайлик на лбу.

— Джованни, какого черта ты все это время пропадал? — на Конте обрушивается трехэтажный мат, но тот даже не морщится. Напротив: достает из-под ремня брюк пистолет, направляя дуло, прямиком, в голову Алессандро.

— Здорово это я придумал, да? — смеется Джованни. На сей момент, он выглядит точно как сумасшедший. — Запутал тебя, подставив твоего же отца. Твоя вспыльчивость сыграла с тобой очень злую шутку.

Манфьолетти недоумевал. О чем вообще он сейчас говорит?

— А до того? Я нанял Мастронарди, подставив Руслана и заставив Себастьяна плясать под мою дудку, — еще раз рассмеялся, теперь сильнее прежнего. — Близкие! Их близкие — это рычаг управления над людьми. Смотрю, эта девочка оказалась тебе ближе и дороже родного отца…

— Это ты убил ее? — голос Алессандро сел. Он не верил. Просто не хотел верить. Да это же невозможно.

— Ой, а ты только сейчас это понял? — вновь залился дьявольским смехом, а в его глазах пляшут чертики. — Я перехитрил вас всех. Отвлек тебя, а твои люди без твоего управления — жалкие громилы, ничего не смыслящие и с абсолютным отсутствием логики, — Джованни зажал пистолет в руках покрепче. — Не хочешь убить меня? Твоей ненаглядной Стефании явно необходима медицинская помощь, какую она никогда не получит, пока я здесь нахожусь.

— Для чего? Для чего ты их убил? Их всех, — казалось, что Манфьолетти сейчас выронит оружие из рук. В эту секунду он слаб, действительно слаб. Так его еще не предавали. Это было поистине сродни ножом в спину.

— Для чего? Я не знаю. Захотелось.

— Серьезно? «Захотелось»? — главный герой даже ссутулился. Конте сошел с ума. Его психика не выдержала такой нагрузки и сломалась. Теперь, он намеревается сломать психику остальных.

— А сейчас, когда ты знаешь причину, может, выстрелишь в меня?

Манфьолетти не мог. Все равно не мог. Каким бы уродом не был его друг, он не…

— Выстрелю.

Их пальцы нажали на спусковые крючки одновременно, практически на раз-два-три. Однако пистолет Джованни оказался незаряжен, и его хозяин об этом прекрасно знал.

С ухмылкой отшатывается и падает. Во лбу Конте зияет дыра, Алессандро жив, а Стефания в эту секунду потеряла сознание.

(Он убил своего лучшего друга и отца за один день, овдовев)

Наверное, 25 сентября для него теперь тоже самый ужасный день, подобный 24 декабря 1999 года. Но теперь Алессандро вырос и точно знал, что как прежде уже не будет.

(Теперь точно все кончено)

Манфьолетти остался один, среди моря трупов. Его родители, брат, друзья и даже жена — мертвы. Как иронично — сейчас его психотерапевт сама забилась в угол и нуждается в психологической помощи.

(Если не психиатрической)

— Почему все так закончилось? — практически падает на пол подле Стефании, вызывая «скорую».