Первые уроки

благополучно. Но не успел Печка облегченно улыбнуться, как его расстроил не сводящий с Полины внимательного взгляда Макс: - К сожалению, насколько мне

известно, у Петра Ильича первоначально финал этого балета был трагический. Принц не узнавал своей возлюбленной, а девушки навсегда оставались птицами.

Бдительно шныряющий по фойе прапорщик Кантемиров не слышал ни слова из того, о чем говорили ребята с преподавательницей, но ему достаточно было заметить

печально вытянувшееся лицо Перепечко и удивленный взгляд Полины, брошенный на этого несносного Макарова, чтобы поспешно вмешаться. Пулей подлетев к ним,

он с ходу набросился на Макса: - Я ведь тебя предупреждал – не ерничать! Что опять натворил? – грозно поинтересовался Философ, переводя подозрительный

взгляд с девушки на суворовцев и обратно. Однако Полина поспешила его успокоить. Она с легким удивлением посматривала на Макарова, который, откровенно

говоря, сильно ее поразил. Кто бы мог подумать, что он знает такие тонкости. - Подождите, товарищ прапорщик. Суворовец абсолютно прав. Первоначально этот

балет заканчивался именно так, как он говорит. Перепечко, надувшись, возмутился: - Полина Сергеевна, вы же сами только что сказали… Легонько дотронувшись

до его руки, Полина пояснила: - Как и вам, кому-то этот финал, видимо, показался слишком грустным, поэтому теперь все действительно заканчивается хорошо.

Принц узнает свою возлюбленную. Злодеи наказаны. Макс прищурился: - Совсем не так, как в жизни. Да, Полина… Сергеевна? – поинтересовался он с вызовом.

Та почувствовала неловкость (почему ей опять кажется, что Макаров ее задевает?) и уклонилась от прямого ответа: - Ну отчего же. Подобные финалы встречаются

и в реальной жизни, - и добавила: - Вот уж не думала, Макаров, что вас увлекает балет. Он смотрел на нее не мигая и ответил не сразу. От пристального взгляда

Максима Полина смутилась еще больше и, чтобы как-то скрыть это, сделала вид, что рассеянно изучает программку (а сама напряженно прислушивалась – что опять

выкинет?). - Вы обо мне еще очень многого, Полина Сергеевна, не знаете, - ответил наконец Макс и поспешил продолжить: - Я, например, больше люблю оперу.

Ну вот, кажем, «Бориса Годунова»… Ответить Полина не успела. Прозвенел третий звонок, и она, избегая почему-то смотреть на Макарова, начала собирать суворовцев

в зал. Оказавшись через два ряда от нее, Макс даже не сразу понял, что началась увертюра. Свет погас, и мальчик видел только профиль девушки и ее задумчивый,

внезапно ставший очень далеким взгляд, в котором плясали огни рампы. Полина смотрела в пустоту, чуть-чуть приоткрыв рот и наклонив голову, а Макс никак

не мог отвести от нее глаза и только иногда озабоченно оглядывался – не видит ли кто, как он на Полину откровенно уставился? Внезапно она словно почувствовала

что-то и резко обернулась. В глазах Полины мелькнуло удивление. Как будто ее вдруг разбудили на самом интересном месте. К счастью, Макс успел вовремя отвернуться.

Рядом сопел Перепечко. Вначале Степа сидел тихо, увлеченно пялясь вниз, но потом ему стало скучно, и он принялся, позевывая, тормошить Макса: - Скоро начнется?

- Терпи, - отозвался Максим. Печка еще немного поерзал, но вскоре затих. По крайней мере, на какое-то время… Наконец занавес поднялся. Но балерины и декорации

ненадолго задержали внимание Печки. Нет, сперва он восторженно щурился, пытаясь рассмотреть лица лебедей, но вскоре устал и вновь зашебуршился на своем

месте. Весь измучившись, он в конце концов не удержался и снова спросил у Макса: - А они говорить будут? Вздохнув, тот честно признался: - Нет, Печка,

говорить они не будут, - и тут же добавил, чтобы хоть как-то скрасить мучительную грусть, мелькнувшую на лице соседа: - Но в антракте можно посетить буфет.

- А прямо сейчас нельзя? – опять поинтересовался Перепечко. - В антракте, - отрезал Макс, теряя терпение. Вот привязался! Только на Полину смотреть мешает!

Когда первое действие закончилось, Макс выскользнул в фойе одним из первых. У буфетной стойки еще никого не было, зато призывно пахло красной рыбой. Оглядевшись,

Макс набрал пирожных, бутербродов и газированной воды, отнес все это на столик, аккуратно расставил и начал высматривать Полину. Пришлось даже на цыпочки

встать – зрители, понятно, все к буфету ломанулись. В такой толпе и задавить могут, озабоченно подумал Макс и наконец заметил, как мелькнуло знакомое платье.

- Полина Сергеевна! – завопил он, сложив руки рупором, - Полина Сергеевна! Она удивленно обернулась, а Макс замахал ей как ненормальный: - Сюда! Полина

подошла и недоуменно посмотрела на стол. - Максим! – она назвала его по имени! – А вам не много… еды? Макс широко улыбнулся. - Это для вас, - он качнул

головой, - А то вы совсем с нами замучились. Наверное, с утра ничего не ели? Сначала Полина решила, что суворовец опять шпильки в ее адрес пускает. Но,

недоверчиво оглядев мальчика, она успокоилась. Вроде нет. - Если честно, между нами, конечно, - она подмигнула ему, - Максим, вы правы, - пригладив складки

на платье, Полина обворожительно улыбнулась, - Но не стоило беспокоиться. Сколько я вам должна? Она открыла сумочку и достала кошелек. Макс даже обиделся.

- Полина Сергеевна! – возмущенно воскликнул он, - Когда мужчина угощает даму пирожными, она не спрашивает, сколько это стоит. В глазах Полины заплясали

смешинки. Иронически изогнув бровь, она хмыкнула: - Ну, если мужчина даму – тогда конечно! Но вы ведь еще мой ученик. Вы только представьте… - Полина запнулась,

подбирая слова, - что могут обо мне подумать, если я вот так позволю курсанту оплачивать мои обеды? И все-таки сколько? – продолжала настаивать она. Покачав

головой, Макс решительно сказал: - Это даже не обсуждается. Присаживайтесь, - он отодвинул стул, - Мне бы хотелось задать вам один вопрос. Сдавшись, Полина

села и взяла заботливо пододвинутое Максом пирожное. - Любопытно. И какой? Макс ответил не сразу: - Помните, вы как-то задали нам вопрос о чести? – он

тщательно подбирал слова. Полина кивнула: - Да, только я удивлена, что вы в курсе событий. Ведь в то время вы предпочитали получать совсем иные уроки?

– она откусила еще кусочек. Проигнорировав ее замечание, Макс продолжил, намереваясь довести свою мысль до конца. - Мне кажется, теперь я готов ответить

на него, - уверенно сказал он. - Да? – Полина заинтересованно подняла голову. - Да, - подтвердил Макс, - Я думаю, что честь – это когда человек уважает

самого себя настолько, что не позволит совершить ни одного противного собственной совести поступка. Полина долго смотрела в сторону, размышляя над сказанным.

А Макс, который поднял эту тему неспроста, а очень даже с умыслом, затаив дыхание, ждал ответа. - С одной стороны, вы как будто и правы, но… я еще подумаю

и скоро отвечу вам, хорошо? – вывернулась девушка. Что-то в тоне парня ее насторожило, и Полина решила не спешить. Максу ничего не оставалось, как согласиться.

4. Скучая, Андрей Леваков слоняется по фойе. Денег на буфет у него нет. Пацаны предлагали угостить. Но Андрей на отрез отказался. Он вспоминает, как они

в интернате ходили в театр. Спектакли ему нравились, а вот балет нет. Скучно. Внезапно он встречается с Сашей Ноздревой. Он просто счастлив. Они мило беседуют,

и в конце Андрей, набираясь решимости, быстро целует Сашу. Испуганно отстраняется, но та в ответ прижимается к нему…

Глава девятая. 1. Сырников приходит в кабинет к полковнику Ноздреву и в отвратительном тоне рассказывает о том, как детдомовец Леваков зажимает

его дочку по театрам. Ноздрев взбешен. Он выгоняет Сырникова и обещает, что в следующий раз ему это просто так не обойдется. Дома полковник серьезно говорит

с дочерью. Главный аргумент – детдомовец (к тому же сын алкоголички) не пара дочери полковника. Саша крайне возмущена. Она запирается в ванной. Полковник

тщетно колотит в дверь и приказывает ей выйти. Все напрасно. Саша не желает видеть отца. Ноздрева это несколько пугает. Саша плачет от разочарования в

отце, который до этого был для нее идеалом. 2. Илья Синицын мирится со своим отцом. Мать рассказывает Илье правду, о том, что в их ссоре виноват не отец,

а она сама. Она ужасно боится реакции сына. Но Илья говорит, что теперь все будет нормально. Отец ее очень любит и обязательно простит. Ольга Синицына

счастливо плачет, удивляясь, каким взрослым стал уже ее сын. 3. [Илья вместе с Ксюшей снова идет к дяде Славику и, пока девушка деликатно ожидает его в

подъезде, говорит с отцом. Тот по-прежнему плохо выглядит, и в начале интересуется, не драться ли пришел его сын? Илья говорит отцу, что все знает. А тот

внезапно признается, что хочет вернуться домой и все простить маме, потом с вызовом интересуется у сына: «Ты думаешь, я слабак? Осуждаешь?» «Восхищаюсь,

пап, - отвечает Илья, - Я не знаю, смог бы так или нет». Довольный Илья выходит на площадку, и Ксюша понимает, что все наладилось. Перед тем как уйти,

Илья говорит, что должен сделать еще кое что. Он звонит в дверь соседской квартиры. Ему открывает генерал Устинов. Он его сразу узнает и приглашает к себе.

Но Илья говорит, что он только на минутку…] … - Ну, тогда я тебя слушаю. Задавай свой вопрос. - Помните, - начал Илья, - мы с вами в прошлый раз говорили

о том, что когда-то у вас в училище, как и у нас недавно, произошла кража. Вора поймали, но потом простили. Я тогда еще какую-то глупость сморозил, а вы

сказали, что, когда мы нашего вора поймаем, тогда и поговорим. Так вот, мы поймали. И я у вас хотел спросить – почему вы простили вашего вора? Ну, вот

лично вы, например? Внимательно выслушав Илью, Павел Николаевич потер щеку, вздохнул и признался: - Ну, лично я вора простил, потому что сам и украл. А

остальные… - он сделал паузу, - Остальные впоследствии решили, что причина, по которой я это сделал, достаточно веская, чтобы меня оправдать. Удивленный

Синицын молча ждал, что генерал скажет дальше. Должен же он все объяснить. И Павел Николаевич действительно продолжил: - У меня сестренка маленькая с бабушкой

в городе осталась – ей теплые вещи нужны были. А у того, - Илья догадался, что генерал говорит о пострадавшем, - у того носков целых две пары было. Ему

тетка из Сибири прислала. И между прочим, - подчеркнул Павел Николаевич, - между прочим, я сначала его попросил, а уже после того, как он мне отказал,

украл. Ну, - он водрузил очки на нос, - я удовлетворил твое любопытство? Кивнув, Илья поблагодарил генерала и пошел к Ксюше… 4. Описание выходных информатика

Петушкова. В воскресенье утром он собрался печь блины. Петушков был в отменном настроении. Дело в том, что у него завелась тайная поклонница, которая по

несколько раз на день звонила ему и томным голосом признавалась в любви, расхваливая все существующие и несуществующие достоинства информатика. В начале

он был крайне заинтригован. И даже заподозрил в тайной страсти к себе Полину Ольховскую. Но однажды поклонница позвонила прямо в училище, а Полина как

раз в это время была рядом. Так что она отпадала. Петушков, конечно, пожалел, что Полина из себя вечно недотрогу строит, но быстро утешился. В том, что

его новая поклонница тоже красива он ничуть не сомневался - настолько у той был завораживающий голос. В этот момент в дверь его квартиры звонят. Петушков

открывает. В квартиру врывается Яков, избивает Петушкова, и угрожает: «Если ты, козел, только приблизишься к ней!.. Если только посмотришь!.. Я из тебя

системный блок сделаю, крыса компьютерная!» Сначала информатик решает, что это по поводу его телефонной пассии, и отвечает, что он не причем и она звонит

ему сама. На что Яков совсем звереет: «Ты, мразь, еще будешь утверждать, что Полина сама тебе звонит?!» Когда они во всем разбираются, Петушков, все еще

опасливо косясь на него, угощает Якова чаем с блинами, и клятвенно заверяет, что он никаких электронных писем Полине не присылал. Яков приказывает ему

узнать, кто это делает. У Петушкова нет выбора, так как он не желает быть избитым во второй раз.

Глава десятая. 1. Пообещав Якову отыскать загадочного поклонника Полины, Петушков взялся за свое дело даже чересчур рьяно (и, наверное, не последнюю

роль здесь сыграла противно ноющая челюсть, которой довелось познакомиться с кулаком Якова). В субботу в училище намечалась дискотека, на которой Полина

должна была дежурить. Посчитав, что ему подворачивается благоприятный случай, Сергей Владимирович сам напросился ей помогать, мотивируя это тем, что молодой

девушке в одиночку будет сложно справиться с оравой оголтелых кадетов. Полина его опасения не разделяла, но, поколебавшись, согласилась. Когда вечером

Петушков вошел в актовый зал, Полина была уже там. В простом длинном сиреневом платье, а длинные волосы, обычно распущенные по плечам, собраны в строгий

пучок. Наверное, поэтому, несмотря на свою молодость, Полина выглядела значительно взрослее девчонок, наполнивших зал. (Признаться, так и было задумано.

Еще не хватало, чтобы ее с ними перепутали.) Прислонившись к стене, преподавательница сквозь ресницы наблюдала, как суворовцы постарше чинно приглашают

девушек на танцпол. Те, наверное, волновались, потому что вели себя неуклюже, постоянно хихикали и то и дело оборачивались к подругам в поисках поддержки.

Глядя на них со стороны, Полина непроизвольно отмечала все недочеты в поведении своих учеников, которые потом нужно будет разобрать на уроке. На занятиях

им уже удалось добиться определенных успехов. И хотя мальчикам явно не нравилось танцевать друг с другом, они, по крайней мере, научились вальсировать,

не падая после первого круга. Полина улыбнулась, вспомнив один из первых посвященных танцам уроков, когда, крепко сцепившись, грохнулись Макаров с Перепечко.

Причем споткнулся именно Макаров. Видно, ему впервые в жизни попалась столь плотная партнерша. Занятая своими мыслями, Полина не заметила, как с противоположной

стороны зала на нее внимательно смотрят. А смотрел на нее, естественно, Макс, кто же еще? Если бы Полина сегодня не дежурила, то и ноги бы его на сегодняшнем

мероприятии не было. Уж в клубах-то Макаров знал толк. А эта дискотека, по его мнению, даже до уровня сельской вечеринки не дотягивала. Вот Печке раздолье!

Несколько раз мимо Макса продефилировала одна и та же девчонка (ничего, кстати), но он сделал вид, что не замечает явного интереса с ее стороны. Откровенно

говоря, парню действительно было не до нее. Макс мрачно размышлял о последнем письме Полины. Макаров и сам толком не знал, на что именно он рассчитывал,

затевая эту переписку, но становиться личным сексопатологом любимой девушки его не грело. Полина писала о «дяде». Он, видите ли, хороший, добрый, к ней

всей душой, а она сомневается, стоит ли им быть вместе. И замечательно, что сомневается, ликовал Макс. Значит, все не зря! Только вот что бы ей такое умное

ответить? Интересно, как бы в подобной ситуации повел себя опытный мачо? Макс почесал затылок. Может, литературу там какую или журнал почитать? Внезапно

парень нахмурился и недовольно поджал губы. К Полине, которая до этого мирно стояла в стороне, подошел Петушков. «Все-то ему неймется, тоже мне, Казанова»,

- раздраженно подумал Макс. Кузя ему рассказывала, что информатик очень даже радостно воспринимает ее звонки. Даже пару раз зайчиком назвал. А если мужчина

называет девушку зайчиком, то это что-нибудь да значит! Но Петушкову, видимо, одной девушки мало показалось. Ему еще и Полину подавай! Наклонившись вперед,

Макс напряженно вглядывался, пытаясь определить, что информатику от Полины понадобилось. Впрочем, тут к гадалке не ходи – на танец ее приглашает. Может,

киллера нанять? Макс мрачно пожевал верхнюю губу. Пойдет Полина с ним танцевать или нет – вот в чем вопрос. На какое-то время танцующие пары закрыли от

Макса Полину и Петушкова. Недовольно ворча, суворовец наклонялся то вправо, то влево, пока обзор вновь не стал чистым. Жестикулирует, подлец. Ишь как вырядился.

Даже галстук нацепил! Лучше бы о работе думал, чем по дискотекам шастать. А Полина что? Ага, ногой нетерпеливо бьет, голову опустила. Сейчас отошьет! Но

Полина, напротив, согласно кивнула и вложила руку в растопыренные пальцы информатика. Черт! На танцпол пошли. Кадеты расступаются – как же, преподавателей

надо вперед пропустить! От досады Макс начал нервно дергать себя за форменную куртку. Ну что за женщина – на минуту ее одну оставить нельзя! Заиграла медленная

музыка, свет, до того бешено мерцавший, успокоился и в такт мелодии стал задумчиво скользить по залу. Суворовцы охотно приобняли своих партнерш. Петушков

тоже водрузил свои лапищи на тонкую талию Полины. Пальцы их сплелись. В этот момент Трофимов с какой-то долговязой девицей (с лица которой не сходила глупая

застенчивая улыбка) пристроились прямо перед носом Макса, полностью загородив тому обзор. Что же он стоит? Действовать надо! Решительно отпихнув недовольно

заворчавшего при этом Трофимова (а заодно, естественно, и его партнершу), Макаров двинулся вперед. … Девчонка, которая все крутилась рядом, наивно решила,

что красивый суворовец направляется к ней, расплылась в улыбке и с готовностью шагнула ему навстречу. Но Макс, не поворачивая головы и недовольно хмурясь,

прошел мимо. Она так и осталась стоять – только улыбка стала растерянной, а руки медленно опустились. Добравшись до мирно танцующей Полины, Макс вежливо

похлопал по руке Петушкова: - Позвольте, как принято говорить в лучших домах Европы, украсть вашу партнершу! – и он озабоченно посмотрел на Полину, - Я

все правильно сказал, Полина Сергеевна? Отстранившись, преподаватели, оторопевшие от подобной наглости, с удивлением уставились на Макарова, который замер,

смиренно склонив голову. Первой очнулась Полина. Не снимая руки с плеча партнера, она ответила: - Да, Макаров, вы все сказали верно. Но только исключительные

обстоятельства могут вынудить благовоспитанного офицера (в нашем случае – будущего офицера) прервать танец, когда дама уже приглашена, - и она ободряюще

кивнула Петушкову. А тот не нашелся что ответить и только, серьезно надувшись, кивнул. Однако Макс и не думал уходить. - У меня как раз исключительные

обстоятельства. И, не дожидаясь, пока информатик очухается, легко выхватил Полину у того из рук. Чуть не задохнувшись от возмущения, петушков попытался

возразить: - Суворовец, что ты себе позволяешь? А ну-ка немедленно… Но, увлекаемая Максом, Полина успела одарить информатика лишь растерянной улыбкой,

которая, казалось, говорила: «Вы уже меня простите, это не моя вина». Когда Макс с Полиной, танцуя, отошли достаточно далеко от Петушкова, она немного

отстранилась и, выразительно подняв брови, очень серьезно поинтересовалась: - Ну, Макаров, я вас внимательно слушаю, - но глаза ее при этом смеялись, что

вселило в Макса уверенность, - Что же такого важного вы надумали срочно мне сообщить? Макс округлил глаза в притворном возмущении: - Нет, Полина Сергеевна,

это я жду, что вы ответите на мой вопрос. - Какой вопрос? – искренне удивилась Полина. Виртуозно избежав столкновения с другой парой, Макс вывел партнершу

на свободное пространство и наклонил голову. - Вопрос о чести, - он улыбнулся, - Для меня это очень важно. Полина на мгновение опустила глаза, а когда

вновь подняла их, взгляд ее был задумчив. - Знаете, Макаров, вы не перестаете меня удивлять. Она смотрела на него в упор, и Макс, словно загипнотизированный,

почти перестал дышать. Ее сердце билось так близко, что он чувствовал это биение своим сердцем. А Полина, не подозревая, что в этот момент творится с кадетом,

невозмутимо продолжила: - Вы очень хороший мальчик, - слово «мальчик» больно задело Макса, но он постарался этого не показать, - Я, конечно, как и обещала,

думала над вашими словами. И в основном с вами, наверное, нельзя не согласиться… - А не в основном?.. – нетерпеливо перебил ее Макс. Замявшись, Полина

внимательно, словно впервые их увидела, осмотрела свои руки, лежавшие на плечах у Макса. - Ваши рассуждения о чести кажутся мне чересчур субъективными.

Лично я считаю, что разговор об этом будет неполным, если мы не будем считаться с понятием общечеловеческой морали. Макс отреагировал мгновенно: - То есть,

если сегодня считается, что деньги – это круто, а нищета – отстой, значит, красивая девушка, которая выходит замуж за богатого урода, поступает честно?

Перед собой – честно? Он быстро и зло глянул на Полину, в глубине души очень рассердившись на себя самого: ну почему не сдержался? Такая постановка вопроса

пришлась девушке не по душе. Часто моргая, она все-таки решила уточнить: - Максим, вы постоянно на что-то намекаете? Или мне кажется? - Вам кажется… -

глухо ответил Макс, но все-таки не удержался и добавил: - Вы же сами говорили – про общечеловеческую мораль… - он пожал плечами, - А ведь она сейчас именно

такая, как я только что сказал, эта ваша общечеловеческая… Или я ошибаюсь?.. Музыка смолкла, и ее разом сменили нестройные шумные разговоры. Полина опустила

руки. Она стеснялась посмотреть в глаза своему ученику. А ведь как Макаров прав! И как прав! Вот он говорит сейчас, и все кажется таким простым и очевидным,

что странно даже, как это она сама раньше не додумалась. - Вы правы, Максим… кажется, - шепотом призналась Полина. - И я так думаю, - жестко отрезал Макс,

не спуская с девушки пристального взгляда, - Спасибо, вам, Полина Сергеевна, за танец, - тут он замер и не удержался от комментария: - А все-таки, Полина

Сергеевна, я считаю, вы мне за такие речи просто обязаны поставить пятерку! Я про свою супергалантность, - уточнил он на всякий случай. Полина натянуто

улыбнулась: - Я подумаю. И тут как раз подоспел Петушков. Подозрительно поглядывая на Макса, он своей липкой ладонью взял Полину за руку и повел ее прочь.

На этот раз Макс не стал препятствовать информатику. Зачем? Все, что нужно, он Полине уже сказал. И все-таки она того богатого дяденьку не любит! Удовлетворенно

кивнув, Макаров направился к выходу. Открыл дверь в коридор, и первое, что увидел, было настороженное, даже, можно сказать, испуганное лицо Перепечко.

Степа сидел около окна на корточках, нервно вздрагивая каждый раз, когда из зала кто-то выходил. Он прятался. 2. [Перепечко опаздывает на дискотеку, ожидая

приезда дяди. Так и не дождавшись его, он уныло бредет на дискотеку, которая ему не нравится. Кадеты с самыми идиотскими выражениями на лицах зажимаются

по углам с девчонками, а он всегда остается один. Едва Печка появляется в зале, как радостный Трофимов знакомит его с двумя девушками. Одна из них – Катя,

несколько мужеподобная особа, зато вторая, которую Трофим «оставил» себе, сразу очень понравилась Перепечко. И, видимо, он ей тоже, потому что Вероника

тут же оставляет Трофимова и пытается пригласить Степу на танец. От волнения Печка говорит какие-то глупости, смущается еще больше и под предлогом, что

ему куда-то срочно надо, сбегает в коридор…] Закрыв дверь, Печка вздохнул. Вот девушка его ждет. А что он скажет, вернувшись? Ни одной умной фразы произнести

не сможет. Она над ним посмеется и все. А Перепечко вовсе не хотелось, чтобы Вероника над ним смеялась. Именно этими мыслями была занята Степина голова,

когда дверь вдруг открылась и появился Макс. - Ты что здесь делаешь? – удивился он. Перепечко ответил уклончиво: - Да я вот насчет матча прикидываю, -

это он прямо сейчас, на ходу, придумал. Не про Веронику же Максу рассказывать? Засмеет, - Очень не хочется, чтобы четвертый взвод победил. Макс какое-то

время молча рассматривал друга, а потом наконец ответил: - А чего зря думать? Тут тренироваться надо, - и достав из кармана помятый спичечный коробок,

бросил его на пол, - Лови, тебе пас. Удивленно переводя взгляд с коробка на Макса, Печка понял, что Макаров не шутит. Значит, так тому и быть. Лучше он

с Максом в футбол погоняет, чем будет перед Вероникой краснеть. И Перепечко с такой силой ударил носком ботинка по коробку, что тот, пролетев мимо Макса,

несколько раз перевернулся в воздухе. Гол!!! 3. … Футболисты третьего взвода как раз разминались, когда к ним неожиданно подошел Илья Синицын. Он уже давно

решил это сделать. Еще в тот день, когда у дяди Славы на кухне с отцом разговаривал. Но решить одно, а взять и помириться на самом деле – совсем другое.

Почти неделю промучился Илья, пока не сказал себе наконец: «Стоп – сегодня или никогда». Нарушить данное себе слово Синицын не мог. За последнее время

ребята уже начали привыкать, что он держится особняком и ни с кем не разговаривает. Поэтому при его приближении все замолчали, с интересом ожидая, что

будет дальше. А дальше произошло следующее. Синицын сел на скамейку напротив Макса и, спокойно оглядев всех, начал: - Я тут подумал и решил, что пришла

пора зарыть томагавки. Макс внимательно на него посмотрел и кивнул: - Согласен, давно пора. Илья пожал плечами: - Ну, давно не давно, но сейчас точно пора.

Нам этот матч ни за что не выиграть, если не будет команды, - он развел руками, - а команды не будет, если игроки начнут друг другу подножки ставить. Перепечко,

стоявший к Синицыну ближе всех, покрылся румянцем и забубнил: - При чем здесь это, мы же извинились, Синица. Ну с кем не бывает? Однако Макс, который все

это время задумчиво тер коленки, прервал Печкины стенания: - Успокойся, Степа. Синица имеет в виду совсем другое, - и обернулся к Илье, протягивая руку,

- Тогда мир? Вперед к победе! Не раздумывая, Синицын ответил крепким рукопожатием: - Мир! – и, усмехнувшись, добавил: - Сделаем Сырникова! Следом за Макаровым

с протянутыми руками потянулись остальные суворовцы, крайне довольные, что эта неприятная история наконец закончилась, и закончилась благополучно. Одним

из последних к Илье подошел Сухомлин. Нервно поправив очки, он, прежде чем протянуть руку, еле слышно извинился: - Ты, Синица, за крысу на меня не сердись.

Просто все факты на тебя указывали. А ты ничего объяснять не захотел. - И сразу крыса, да? – не удержался Синицын. Сухомлин беспомощно развел руками. Тогда

Илья примирительно кивнул и первый протянул ладонь Сухому, отрезав: - Проехали. Тут Синицын заметил Левакова, который все это время был совсем рядом, но

близко не подходил, а лишь издалека внимательно следил за разговором. Илья встал и не спеша подошел к Андрею. Они стояли друг напротив друга и не знали,

с чего начать. Андрей напряженно изучал пуговицы на своей форме, а Синицын смотрел в сторону. Первым не выдержал Илья. По-прежнему не поворачивая головы,

он тихо признался: - Я, Андрюх, много думал и понял, что, наверное, зря на тебя наехал, - Леваков украдкой на него посмотрел, - Я ведь тоже, получается,

тебе до конца не доверял, раз про Мурашко с самого начала не рассказал. Значит, и ты имел право во мне усомниться. Чувствуя неловкость, Андрей ответил:

- Может, просто забудем? Илья облегченно кивнул: - Согласен. И мальчики ударили по рукам. 4. Финальный матч, как кадеты и предполагали изначально, оказался

очень непростым. Поначалу третьему взводу не повезло. Трофимов, стоявший на воротах и благополучно взявший несколько мячей, вдруг поскользнулся, причем

как раз в тот момент, когда бежал ловить очередной мяч. Мяч вообще-то был простой, и, если бы не досадное падение, Трофимов бы его непременно поймал. А

так четвертый взвод открыл счет. Майор Ротмистров, сидевший на трибуне рядом с майором Василюком, не удержался и подпрыгнул на месте. - Нет, вы видели,

а? Орлы! – он с гордостью посмотрел на соседа. - Видел, - мрачно подтвердил Василюк, напряженно следя за развитием дальнейших событий. Разозлившись на

досадную неудачу, третий взвод яростно пошел в атаку. Теперь игра велась в основном на стороне противника. Синицын весь напрягся, готовый в любой момент

принять пас. Наконец Макарову удалось обойти рыжего Григорьева из четвертого взвода и передать мяч Синице. Тот вложил в свой удар столько силы, что Василюк

всерьез испугался, не взорвется ли мяч. Но… - Гол! – радостно завопил майор Василюк и повернулся к притихшему Ротмистрову: - Вы видели, да? Ротмистров

не ответил. Кусая губы, он наклонился вперед, бормоча что-то невразумительное. Его лоб покрылся мелкими капельками пота. Видно было, что он едва сдерживается,

чтобы не выскочить на поле самому. Впрочем, справились и без него. Сырников завладел мячом и, чуть не столкнувшись с Леваковым, который пытался его остановить,

забил второй гол. Заметно повеселев, Ротмистров откинулся назад. Молодец, Лешка, так держать! Игра стала напряженнее. Теперь кадеты были готовы лечь под

мяч, но не дать противнику возможности им завладеть. Десять минут игра шла без результата, и только на одиннадцатой минуте Максу удалось сравнять счет.

До окончания матча оставалось пять минут. Трибуна выла. Ротмистров то наклонялся вперед, то откидывался назад. Наблюдая за ним, Василюк не удержался: -

Не знал, товарищ майор, что вы такой рьяный болельщик. - Какой к черту, болельщик, - огрызнулся, не подумав, Ротмистров, - Мы должны победить – и баста.

- Ну-ну, - усмехнулся Василюк и отвернулся. Осталось три минуты. Игра перешла на сторону третьего взвода. Издалека видно было, как нервно скачет в воротах

Трофимов. Поминутно вытирает лоб, облизывает губы. Две минуты. Неожиданно мяч оказывается у Перепечко. Он делает пас Максу, тот – Синицыну, и… Ротмистров,

резко побледнев, вскочил. Не может быть! Это как же так?! - Кажется, победили все-таки мы, - услышал он довольный голос Василюка. Бешено вращая глазами,

Ротмистров зло посмотрел на офицера-воспитателя третьего взвода и перевел взгляд на поле. Там, неистово крича, прыгали и обнимались суворовцы из команды

противника. Он даже отсюда мог разглядеть счастливые лица Макарова, интернатовского, толстяка и других. В отдалении понуро плелся с поля Сырников. Не глядя

больше на Василюка, Ротмистров быстро покинул трибуну.

Глава одиннадцатая. 1. Выбежав вперед, Трофимов начал пятиться, а потом размахнулся и что есть мочи вмазал ногой по листьям так, что те взлетели

и, кружась, осели перед остальными суворовцами, испачкав им при этом сапоги мелкой осенней грязью. - И тут Синица – бум! – закричал Трофимов, - Сырников

аж завопил. А я стою и глазам не верю. До конца матча всего минута какая-то оставалась. И тут этот гол. Класс! - А я мяч ногой чувствую, а пнуть боюсь,

- пылко встрял Перепечко, - Думаю, ни за что до Макса не докину, - и торжествующе оглянулся. Еще бы! Он докинул, а Макс мяч Синице перебросил. Значит,

если бы не Печка, не видать бы третьему взводу победы. Они хоть понимают это? Кадеты шли по парку в сторону кинотеатра. В честь выигрыша им дали увольнительные

на три часа. На кино как раз хватит. В начале их командир взвода поздравил, а потом сам Матвеев. Сказал, молодцы. Но они ведь и правда молодцы. Как сказал

генерал: «Борьба была напряженной, но победил сильнейший». - Правда победила, - буркнул Леваков, - Сырников, перед тем как свой мяч забить, мне так конкретно

по голени съездил. Думал, упаду и не встану больше. Сухомлин удивился: - Ну и чего ты судье не сказал? Он бы сразу штрафной назначил. - А ты видел, как

он меня шибанул? - ехидно поинтересовался Андрей. Сухой призадумался и в конце концов был вынужден отрицательно покачать головой. То-то и оно, что не видел.

- Лева-то прав, - вмешался Синицын, - Вы что, Сырникова не знаете? Он бы все так повернул, что вообще получилось бы, что это Андрюха на него с ножом полез.

На это суворовцам, как ни печально, возразить было нечего. Они пошли дальше. В парке, из-за того, наверное, что день был будний, люди встречались редко.

Так, мамы прогуливались с ребятишками и колясками да пара стариков в старомодных беретах возбужденно спорила о чем-то на лавочке. А вообще тихо, птицы

не чирикают, слышно только, как шелестят листья под сапогами кадетов да гудит вдалеке электричка. Пахло сыростью и покоем. Мокрые облезлые деревья, как

бездомные собаки, стыдливо отворачивались от прохожих. Иногда мимо с карканьем, яростно маша громадными черными крыльями, пролетали вороны. Многие лавочки

к зиме убрали, чтобы не сперли деятельные горожане. А те, что остались, были заняты. Кадеты, которые решили присесть и съесть наконец еще раньше купленные

хот-доги, увидели было издалека свободную скамейку, но, подойдя ближе, разочарованно переглянулись. На лавочке спал мужчина. Сначала ребята приняли его

за бездомного, но потом поняли, что мужик просто-напросто в стельку пьян. Штанина задралась до колена, нога безвольно свесилась с узкой скамейки, руки,

как у покойника, скрещены на груди, а рот приоткрыт, и время от времени оттуда вылетают свистящие звуки. Ресницы во сне нервно подрагивают. Он выглядел

таким умиротворенным, что издалека могло показаться, что мужчина просто прилег, чтобы посмотреть в осеннее небо. Мальчики круто развернулись, но не успели

сделать и пяти шагов, как услышали позади себя сиплый, низкий голос: - Эй, кадетики! – на ребят пахнуло перегаром. Они оглянулись. Трудно было представить,

что мужик сможет очнуться так скоро. Казалось, он пролежит без признаков жизни до вечера. Но нет. Сел, опустил ноги, руками оперся о колени и теперь смотрел

на пацанов тяжелым туманным взглядом, одновременно растирая виски. Облизав потрескавшиеся губы, покрытые кое-где черной коростой, он повторил: - Эй, кадетики!

– теперь его голос уже не звучал так угрожающе сипло, как в первый раз, - Сюда! Ко мне! – приказал он. Понятно, что суворовцы и не подумали двинуться с

места. Нахмурившись, они следили за мужиком, готовые действовать по обстоятельствам. Пьяный нахмурился, поскреб подбородок и вдруг неожиданно спросил,

так и не встав: - Ребят, пятьдесят рублей есть? Поморщившись, Макс ответил: - На опохмелку не подаем, - и он уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг раздался

мелодичный скрип. Мужик, тяжело опираясь о лавку, встал. Глаза его сверкали яростью. - Ты как, сопляк, разговариваешь с офицером Советской армии? Недоверчиво

осмотрев через плечо мужика, Макс покачал головой: - Что-то не похоже на офицера! Остальные молчали и, затаив дыхание, рассматривали пьяного. Тот сразу

как-то обмяк, опустился обратно на скамейку и, уставившись в асфальт, печально вопросил: - Не похож, говорите? Да, наверное, уже и не похож, - он поднял

глаза и невесело усмехнулся, - А ведь я капитан… Даже Макс ошарашено замер после такого признания. Суворовцы невольно подошли к пьяному ближе. -В Германии

служил, - продолжил тот, - Жена… - он осекся, - Жена ушла, когда меня после возвращения с квартирой кинули. Сказала, ты, мол, меня счастливой обещал сделать,

вот и дай мне счастливо уйти, - мужик щелкнул пальцами, - Псыть – и нет жены! А пока в Германии жили, она мне пирожки с капустой по выходным пекла – чтобы,

- он причмокнул, как будто вспомнил вкус тех самых пирожков, - чтобы, говорила, я родину не забывал, - он быстро посмотрел на Макса, - Смешно? – в его

вопросе прозвучал такой вызов, что Макс невольно вздрогнул, но ответил: - Да нет, не очень. Мужик кивнул: - Во! Устами младенца, как говорится, - он поднял

указательный палец, потом бессильно опустил его, - Дальше бизнес лопнул… а, вам неинтересно, - он махнул рукой и затем неожиданно снова уставился на ребят.

Только на этот раз в глазах его не было ярости, только жалкая мольба: - Может, дадите пятьдесят рублей? Молча, не дожидаясь, пока очнутся остальные, Синицын

вытащил из кармана сотню и протянул ее капитану. Глаза того вспыхнули. Он одним резким движением выхватил деньги и, судорожно запихивая их в карман, заговорил

быстро, заикаясь и забывая слова: - Ой спасибо, ой… молодцы. Я сейчас верну. Верну сдачу, - он бойко вскочил и перед тем, как убежать, энергично замахал

руками, - Вы, кадетики, никуда не уходите. Я сейчас, - и быстрым шагом пошел в сторону магазина. Синицын, внимательно провожая его взглядом, сказал: -

Пошли отсюда! Илья развернулся и двинулся в сторону, противоположную той, куда скрылся капитан. - А как же кино? – начал было Перепечко, но поймав на себе

хмурый взгляд мальчишек, замолчал. Только пробормотал под нос так тихо, что никто не услышал: - Ну, нет так нет. Про недавнюю победу больше не вспоминали.

Так, лениво болтали ни о чем. Вернее, о чем угодно, только не о капитане и синицынской сотне. Сам Синицын угрюмо шел впереди и о чем-то напряженно думал.

Вдруг уже на выходе из парка он резко остановился и повернулся к остальным. Илья выглядел растерянным. Когда он заговорил, взгляд его беспокойно скользил

с одного кадета на другого – словно он искал что-то в их лицах. - Как вы думаете, и мы также когда-нибудь, да? – он нервно потер лоб, - Ведь нет никакой

вероятности, что наша жизнь сложится по-другому? Вот станем мы офицерами, - Илья загнул палец, - Отслужим, - второй палец, - А потом вдруг окажемся никому

не нужны… Ну вот так же, как этот капитан. - Что так же? – уточнил Сухомлин. Илья покачал головой и махнул рукой в сторону парка: - Так же, как и он. Отслужим

и окажемся не у дел, - повторил он взволнованно, - На лавочке в этом самом парке. Подойдя поближе, Макс похлопал Синицына по плечу. - Лично я предпочитаю

оказаться в другом парке – в Центральном. Здесь, по-моему, плохо милостыню подают. Илья шутки не оценил: - Не паясничай, Макс, я серьезно. Тот пожал плечами:

- Да кто его, Синица, знает, что серьезно, а что нет, - и, пристально посмотрев на друга, Макаров спросил: - Вот ты, например, Илья, если бы вдруг узнал,

что существует девяносто процентов вероятности оказаться на месте этого капитана, бросил бы завтра Суворовское? - Нет, - подумав, ответил Синицын уверенно.

- А почему? – Макс прищурился. Илья улыбнулся: - Потому что остается еще целых десять процентов вероятности другого развития событий. Разведя руками, Макс

отвесил Синицыну поклон: - Тогда ты меня понял, старик. Илья задумчиво кивнул. 2. Саша Ноздрева приходит на КПП, чтобы поздравить Левакова с победой в

футбольном матче. Он удивлен, что она в курсе. Их увлеченную беседу прерывает появление Ноздрева, который ни за что дает Левакову наряд вне очереди. Саша

возмущена до предела, и не желая разговаривать с отцом, уходит сразу же после ухода Андрея. Ноздрев догоняет ее на остановке. В ответ она говорит отцу,

что он тоже вначале был их маме не пара, забыл, как ее дедушка его с лестницы спускал? Ноздрев ошарашен. Откуда дочь знает такие подробности. Она говорит

– от матери, и так же как ее мать, Саша не отступится. Она уезжает, а полковник задумчиво садится на лавочку и рассматривает свое отражение в луже. 3.

Заранее назначенная встреча Саши и Андрея срывается из-за учителя рисования, который неожиданно перенес занятия на более позднее время. Саша нервничает

– у Левакова нет мобильного. Она просит свою подругу Самохину прийти на место встречи и попросить, чтобы Андрей подождал ее часик. Самохина нехотя соглашается.

Андрей нервно дожидается опаздывающую Сашу и думает, уж не передумала ли она с ним встречаться. В это время Самохина подкрадывается сзади и закрывает его

глаза руками. Он вначале рад, думая, что это Саша, потом удивленно видит позади себя Самохину. Та говорит, что Сашка сегодня прийти не сможет. Но она попросила

передать ему кое какую вещь, только она у нее дома. Расстроенный Андрей без особой охоты идет к Самохиной домой. Она предлагает ему вино и включает музыку.

Андрей несколько озадачен таким поведением Сашкиной подруги. Несколько раз у Самохиной звонит мобильный, но она игнорирует его. Наконец, начавший о чем-то

догадываться Андрей просит у нее мобильник позвонить и видит, что она отклоняет звонки Саши. Леваков возмущен, и говорит, что Сашка считает ее своей лучшей

подругой. Самохина равнодушно пожимает плечами, и Андрей уходит.

Глава двенадцатая. 1. Естественно, Леваков не застал уже Саши на месте их несостоявшегося свидания. Он несколько раз звонил ей домой, но попадал

на полковника Ноздрева, поэтому молчал в трубку. В конце концов тот его обругал и яростно швырнул трубку. Когда же Андрей, наконец, дозвонился до Саши,

та была холодна и зла. Андрей понимает, что виноват, но извинения не помогают. Сашка обвиняет его в домогательствах к своей подруге. Андрей в шоке: это

ей Самохина так сказала?! Сашка не желает ничего слушать и бросает трубку. Андрей расстроен. Ну почему он ей первым не рассказал? Хотя что значит его слово

против слова ее лучшей подруги? 2. [Василюк заболевает ветрянкой и офицером-воспитателем третьего взвода временно назначается майор Ротмистров… ] … Ротмистров

пошел вдоль строя, мимоходом делая про себя замечания, которые впоследствии могли облегчить его работу с третьим взводом. Так, кто у нас здесь? Толстяк

(хм, бекон с ушами) – с этим проблем быть не должно. Вон как глазами хлопает. Боится – замечательно. Он был глубоко убежден, что курсанты должны бояться

офицеров. Только на этом армия и держится! Дальше? Ага, местный воришка – Трофимов. Тоже, видно, обеспокоен. Но храбрится. Не бойтесь, ребятки, любые перемены

только к лучшему! Макаров – это заноза, которую надо удалять хирургическим путем. Эх, если бы не его папаша… И наконец, интернатовский! Здесь все понятно.

Ну что же, Ротмистров приосанился, для начала совсем неплохо. Вернувшись на место, он выразительно сказал: - То, что я сейчас вижу, меня удручает. Кадеты

внимательно следили за каждым движением офицера. Ротмистров – зверь. Об этом все училище знает. Им остается только ждать, какую особую программу он для

них подготовил. Или, может, пожалеет? Нет, это вряд ли… Майор тем временем продолжил: - А вижу я толпу расхлябанных дворовых мальчишек, а не курсантов

Суворовского училища, - «Молодец, хорошо сказал», - похвалил себя Ротмистров, - Что вы мне на это скажете? Возражения есть? Майор не сомневался, что в

ответ на его убийственное обвинение суворовцы понуро опустят головы и пристыжено промолчат. Каково же было его удивление, когда вице-сержант взвода Макаров

сделал шаг вперед и невозмутимо ответил: - Лично я с вами согласен. Ротмистров только открыл рот и ошарашено уставился на суворовца. Как, впрочем, и все

кадеты, не сговариваясь. Что это Макс задумал? А тот, не обращая на них внимания, пояснил свою мысль: - Вам с нами надо что-то срочно делать, а то, куда

ни плюнь, мы первые. Вон даже матч выиграли, - Макс печально покачал головой, - Сделайте с нами что-нибудь, товарищ майор. А то ведь мы так и училище досрочно

закончим. Глядя на побагровевшее лицо Ротмистрова, суворовцы с трудом удержались от смеха. И только его злобный взгляд, молнией пронзивший всех сразу,

успокоил ребят. Однако, несмотря на душившую его ярость, майору довольно быстро удалось взять себя в руки. Он поинтересовался: - Ваше имя, суворовец? –

хотя ответ был ему прекрасно известен. Макс с готовностью сообщил: - Вице-сержант Макаров! Ротмистров кивнул: - Хорошо, вице-сержант, выводите взвод на

спортплощадку. - Началось, - шепнул соседу Сухомлин, поворачиваясь направо. Выбежав трусцой на спортплощадку, кадеты поежились. Свежо, что ни говори. Довольно

потирая руки, Ротмистров подошел к Перепечко, испуганно втянувшему голову И, прежде чем что-то сказать, задумчиво пощупал его руку чуть пониже плеча. На

лице майора отразилось притворное недоумение. Потерев висок, он заботливо спросил: - Суворовец Перепечко, а вы ничего в казарме не забыли? Недоуменно оглянувшись,

Печка начал судорожно припоминать, что он мог забыть в казарме, но так ничего и не вспомнил. И это всполошило Степу гораздо сильнее, чем если бы он действительно

что-то оставил. Он исподлобья испуганно смотрел на офицера, ожидая приговор. Ротмистров не спешил. Ласково похлопал турникет, при этом рука его стала неприятно

мокрой, и он, поморщась, вытер ладонь платком. Потом майор обернулся. - А ты мускулатуру случайно нигде не оставил? Покраснев, Печка опустил голову и тихо

пробормотал: - Нет… - Не слышу? – наклонился Ротмистров к самому уху Перепечко. - Никак нет, товарищ майор! – проорал Степа, вытянувшись во фронт и глядя

прямо перед собой. Казалось, майор удовлетворен. По крайней мере, он соизволил улыбнуться. Ядовито, скользко. И оглянулся, как бы приглашая остальных суворовцев

присоединиться. Но те угрюмо молчали, неодобрительно наблюдая за происходящим. Тогда улыбка сползла с лица офицера, и он, кивнув на перекладину, сказал:

- А я думаю, забыл. Вперед! Печка не сразу понял приказ, поэтому перевел полный недоумения взгляд на Ротмистрова, чем только разозлил его. - Вот дубина,

- не сдержался майор, особо не церемонясь с суворовцем, - На перекладину давай прыгай. И подтягивайся. Двадцать раз. Без перерыва. Время пошло, - со стороны

казалось, что майор скорее рычит, чем говорит. Не заставляя Ротмистрова повторять в третий раз, Печка шустро подскочил к перекладине и подпрыгнул, но не

удержался и грохнулся вниз. В другой день кадеты, наверное, отпустили бы какое-нибудь едкое замечание, но только не сегодня. Сегодня все с сочувствием

смотрели, как Степа, явно волнуясь, поднимается с земли и пытается залезть обратно. И лишь один человек не испытывал к Печке ни малейшего сочувствия –

майор Ротмистров. Брезгливо покачав головой, он пробормотал: «Мешок сала», - и обернулся к остальным: - А вы чего носы повесили? Я и вам скучать не дам.

Десять кругов резвым галопом. Может, и не резвым галопом, но кадеты послушно поскакали на первый круг. И уже сзади услышали недовольное ворчание Ротмистрова:

- Быстрее, быстрее… Не завтракали вы сегодня, что ли? Трофимов, не отставай. Опять тебя на себе нести придется? Трофимов пристыжено опустил голову, но

Макс тут же оглянулся и громко ответил за него: - Ничего, товарищ майор, донесем! Но Ротмистров его уже не слушал. Он с интересом смотрел, как, извиваясь,

пыхтит, пытаясь подтянуться на перекладине в седьмой раз, Печка. - Задницу втяни, рукам легче будет, - подбадривал он кадета снизу. В этот момент к ним

подошел прапорщик Кантемиров. Мельком глянув на покрасневшее лицо Степана, державшегося из последних сил, он отвернулся и сказал Ротмистрову: - Там к суворовцу

Перепечко пришли. Скривившись, Ротмистров, не удостоив прапорщика взглядом, ответил сквозь зубы: - Суворовец занят, - и язвительно добавил: - Худеет по

моей новой методике. Навострив уши, Печка, повернул голову и бросил через плечо жалобный взгляд на прапорщика. Дядя, наверное, пришел, догадался он. Эх,

уйдет, так они и не повидаются. Ни за что не отпустит его Ротмистров. Но тут за мальчика неожиданно вступился Философ. - Отпустите его, товарищ майор,

- прошептал он потихоньку, чтобы Печка не слышал, - К нему из деревни приехали. А там, сами знаете, автобусы, расписание. Посмотрев, наконец, на прапора,

Ротмистров вспылил: - Откуда я, позволь тебя спросить, могу знать расписание деревенских автобусов? Он вопросительно уставился на Кантемирова. Тот, не

найдя что сказать, только плечами пожал. Ротмистров мрачно дернулся, но махнул рукой: - Ладно, пусть идет, - и, громко, обращаясь к Перепечко, который

так и висел, гадая, что решат старшие, крикнул: - Эй, ты, давай на КПП! Разжав руки, Печка кулем свалился вниз. Поднялся, спешно отряхнулся И, бросив полный

благодарности взгляд на Кантемирова, зайцем припустил к дяде. 3. Дядя приехал к племяннику с определенной миссией. Он осторожно выведывал у Степы про девушек

и его отношения с ними. А Степа, отвечая, даже не подозревал, что дядя намерен сосватать за него Анжелку Козлову…

Глава тринадцатая. 1. Наверное, если бы не случай, Петушкову так никогда бы и не удалось вычислить Макса. Не с той стороны он к проблеме подошел.

С самого начала Сергей Владимирович почему-то решил, что если он будет постоянно отираться около Полины, то рано или поздно ее тайный воздыхатель непременно

себя проявит. А может, ему заодно удастся обнаружить что-нибудь подозрительное и в поведении самой Ольховской. Однако, время шло, но ничего не происходило.

Полина вела себя невозмутимо, как никогда. И уж если кого и можно было заподозрить в тайной страсти, то именно его, информатика. Маленькая фея продолжала

с завидным упорством названивать в преподавательскую, вызывая красноречивые взгляды коллег. Надо сказать, что информатик чувствовал себя почти влюбленным.

Но только почти. Чтобы окончательно и бесповоротно отдаться во власть неведомых ему ранее чувств, не хватало самой малости – увидеть чаровницу. Однако

девушка упорно отказывалась от встречи, что немного тревожило Петушкова. Впрочем, куда сильнее его беспокоил друг Яков. Чем больше времени проходило со

дня их памятного разговора, тем чаще высвечивался его телефон на дисплее мобильника Сергея Владимировича. Вначале Яша просто интересовался, как продвигаются

поиски анонима. Потом стал угрожать. А в конце концов прямо сказал, что уже почти перестал ему, Петушкову, верить: не он ли и есть тот самый загадочный

писака, не запудрил ли он ему мозги своими блинами? Одним словом, положение – не позавидуешь. И вот, когда Петушков уже стал всерьез задумываться, а не

обратиться ли ему за помощью в соответствующие органы, как раз и произошел тот самый счастливый случай, разом изменивший все. Дело было так. Шел обычный

урок информатики. В кабинете за компьютерами пыхтел третий взвод. Урок мало чем отличался от предыдущих. Сухомлин с Трофимовым болтали, наивно полагая,

что петушков глух и слеп. Леваков, высунув язык, старательно водил мышкой по коврику, время от времени консультируясь с Синицыным. Перепечко вертелся.

Макаров затаился за монитором. Когда взгляд информатика остановился на Максе, Петушков нахмурился, вспомнив про дискотеку. Нахальный все-таки парень этот

Макаров! Но толковый, ничего не скажешь. Недавно такую программу состряпал, что, несмотря на всю свою к Макарову неприязнь, информатик не смог удержаться

от похвалы. Словно почувствовав на себе взгляд Петушкова, Макс выглянул из-за компьютера, нервно огляделся по сторонам и исчез обратно. Информатик почесал

шею и хотел уже вернуться к новой игрушке, прикупленной недавно на развале, как в дверь постучали. Это пришли за Макаровым. Его зачем-то требовал к себе

майор Ротмистров. Срочно! - Ну, срочно так срочно, - развел руками Петушков, отпуская суворовца. С явной неохотой встав из-за стола, Макаров в развалку

пошел к выходу. Но и после ухода Макса информатику не удалось приступить к приятному занятию – освоению новой игры. Случайно бросив взгляд на кадетов,

он с досадой заметил Перепечко, с мычанием тянувшего руку. - Говорите, суворовец, - Петушков устало махнул мышкой, но потом спохватился и отложил ту на

коврик. Перепечко встал и тревожно (он заранее опасался, что испортил дорогой компьютер) признался: - У меня страницы закончились. Петушков приподнял брови:

- Так мы вроде как, суворовец, сейчас с принтером не работаем. Мальчик кивнул, нервно облизал губы, осознавая весь ужас создавшегося положения, обреченно

пояснил: - Да нет, у меня в компьютере страницы закончились. Класс замер. Это услышали даже те, кто, казалось, был целиком поглощен собственными делами.

Петушков поднялся и заинтересованно подошел к суворовцу. - Должен сказать, что это уникальное явление, которое стоит отметить в Книге рекордов Гиннесса.

На моем веку страницы в компьютере еще ни разу не заканчивались, - он наклонился над столом Перепечко и, нажав «ENTER», перенес текст на новую, благополучно

возникшую страницу. Степа облегченно вздохнул, а информатик с сожалением констатировал: - Увы, рекорда нам не видать. Он хотел было уже уйти, но тут взгляд

его случайно упал на соседний компьютер. Компьютер Макарова. Первое, что увидел Сергей Владимирович, было неосмотрительно оставленная открытой электронная

почта. Информатик уже занес руку, чтобы ее закрыть, а потом сделать суворовцу выговор, но в этот момент внимание его привлек один очень знакомый адрес

в папке «отправленные письма». Сомнений быть не могло! Это же электронный адрес Полины Ольховской! Именно его целых три раза диктовал информатику по телефону

Яков. Петушков резко выпрямился. Значит, Макаров? Он недоверчиво покачал головой. Суворовец? Так просто? Он снова наклонился и, делая вид, что поправляет

провода, открыл первое попавшееся письмо. Быстро пробежав его глазами, информатик удостоверился, что догадка его верна. Очень довольный, он сел обратно

на место задолго до того, как вернулся Макс. А сразу после окончания занятий преподаватель, оставшись в кабинете один, набрал номер Якова и с чувством

выполненного долга отчитался перед ним о проделанной работе. Тот внимательно его выслушал, зловеще помолчал и сказал, что будет ждать Петушкова около училища

через полтора часа. - Зачем? – не понял информатик. - Покажешь мне этого… деятеля, - нетерпеливо пояснил Яков и отрубился. Когда через полтора часа Петушков,

оглядываясь, вышел за территорию училища, Яков его уже нетерпеливо поджидал, сидя в автомобиле. - Ну? – не здороваясь, спросил он, выбрасывая в окно докуренную

сигарету. Наклонившись, информатик доверительно зашептал: - Нам повезло. Сейчас третий взвод как раз на плацу, - он неопределенно кивнул в сторону училища,

- Если мы к забору подойдем, то я вам этого парня покажу. Его зовут Максим Макаров. - Меня мало интересует, как его зовут, - огрызнулся Яков, вылезая из

машины. Хотя Петушков шел первым, ветки, которые он заботливо отодвигал в сторону, больно хлестали Якова по щекам. Он ругался, но, делать нечего, не останавливался.

Подошли к забору. Чувствуя себя самым идиотским образом, Яков по совету Петушкова встал на цыпочки и увидел толпу ребят, марширующих на площадке. Одинаково

одетые, а под головными уборами даже цвет волос разобрать трудно. Обернувшись, Яков вопросительно посмотрел на информатика: - Это что, игра такая? Как

в сказке, да? – хотя на первый взгляд он говорил абсолютно спокойно, Петушков занервничал: - Угадай, который настоящий? Энергично замотав головой, Сергей

Владимирович выставил вперед правую руку (надо сказать, она слегка дрожала) и торопливо заговорил: - Ну вон же, вон там. Нет, не туда смотрите. В самом

начале строя. Вот, вот, вот, - обрадовался Петушков, заметив, что Яков наконец начинает догадываться, о ком идет речь. И действительно, выражение на лице

Якова мгновенно поменялось. Теперь он выглядел весьма и весьма заинтересованным. - Этот, что ли? – он тоже выставил палец, ткнул им в сторону активно марширующих

кадетов и медленно уточнил: - Вон тот, темненький? Смазливый? Что-то особенное прозвучало в голосе Якова. Нечто такое, что заставило Петушкова с любопытством

на него посмотреть. - А вы, никак, его знаете? – предположил он. Не удостоив информатика ответом, Яков отошел от забора. Интересный поворот. Целая шоколадка,

значит. Ну хорошо… И Яков недобро улыбнулся. 2. А тем временем ни о чем не подозревавший Макс вместе с остальными суворовцами готовился на плацу к строевому

смотру, который должен был состояться через полторы недели. Надо сказать, ни один взвод не готовился к строевому смотру так обстоятельно, как третий, ведь,

едва узнав о предстоящем событии, майор Ротмистров озабоченно покачал головой и сказал: - Нет, вы опозоритесь на все училище. Работать, работать и еще

раз работать. Кто-то, правда, пытался ему возразить, что до этого третий взвод вполне пристойно справлялся со своей задачей. Но Ротмистров, понятно, и

слушать не стал. - До совершенства вам очень и очень далеко. Я бы сказал: берите пример с четвертого взвода, - смиренно добавил он, - Но, боюсь, кое-кто

может подумать, будто я бахвалюсь. В результате со спортплощадки, на которой с того момента, как заболел майор Василюк, кадеты третьего взвода проводили

больше времени, чем в учебных кабинетах, ребята плавно переместились на плац. И едва только суворовцы показали новому воспитателю все то, чему научил их

Василюк, как Ротмистров, схватившись за голову, опрометью помчался к полковнику Ноздреву с просьбой выделить ему дополнительное время для «достойной» подготовки

мальчиков к смотру. Кадеты пытались возражать. Макс долго, но безуспешно убеждал майора, что завтра четвертная контрольная по физике. Им позарез нужно

подготовиться, это очень важно. Однако Ротмистров был неумолим. - Пока я замещаю вашего командира – вы подчиняетесь непосредственно моим приказам. Мое

слово – закон. И только я решаю, что для вас важно, а что нет. Вот станете офицерами, - он хмыкнул, - если, конечно, станете, - и тогда будете командовать,

- и он, больше не обращая внимания на кипящего от глухой злости Макса, хлопнул в ладоши: - А сейчас все с начала, и без разговоров! Вечером мальчишки в

гробовом молчании вползли в казарму. Каждый мечтал только об одном – рухнуть в кровать. Вытянуться, руку под подушку засунуть – и спать. […Один только

Петрович, хромая, начинает готовить шпоры по физике на себя и на весь взвод. Однако на контрольной этими шпорами успевают воспользоваться не все. Суворовец

Гришин, дождавшись своей очереди, очень неловко использует шпаргалку и физик ее отбирает. Результат – пятнадцать двоек.] 3. Пятнадцать суворовцев третьего

взвода коротают время в расположении, пока в училище полным ходом идет очередная дискотека. Среди них – Леваков и Перепечко, которые мечтают оказаться

там по своим причинам. Им обоим сообщают, что на дискотеке их ищут какие-то девушки. И Леваков, поменяв свою хэбэшку на пардку принесшего столь волнующее

известие Петровича, самовольно отправляется на дискотеку. К его разочарованию, Саши там нет. Зато есть Самохина, которая снова пристает к Андрею, и говорит,

что она намного лучше «папенькиной дочки» Ноздревой. Андрей грубо отвечает ей и уходит. 4. По примеру Левакова Перепечко тоже идет на дискотеку самовольно,

в надежде увидеться с Вероникой. Та танцует с Трофимовым. Пачка горестно думает, что Петрович просто над ним прикольнулся. Но, заметив его, Вероника радостно

машет рукой и спешит к Степе. Перепечко засовывает в рот жвачку и спешит навстречу девушке, но в этот момент наперерез ему направляется дежурный по дискотеке

- майор Ротмистров. Степа бежит в туалет. Там Сырников со своими дружками распивает пиво. Только они уходят, как в туалет заходит майор Ротмистров и обвиняет

Перепечко в распитии спиртных напитков. На помощь совершенно растерявшемуся суворовцу опять приходит прапорщик Кантемиров.

Глава четырнадцатая. 1. Все трое: Ротмистров, Кантемиров и Перепечко оказываются на ковре у Ноздрева. Майор обвиняет Степу, Кантемиров защищает

своего суворовца. Ротмистров ничего не может доказать, кроме того, что Перепечко появился на дискотеке самовольно (за что тот немедленно получил наряд

вне очереди от полковника) и взбешенный покидает кабинет. Когда все уходят, полковник в дурном расположении духа размышляет об окончательно испортившихся

отношениях с дочерью и о своей молодости, когда он ухаживал за Сашкиной матерью, скрываясь от ее отца. Ноздрев вызывает Андрея к себе. Тот приходит в кабинет,

настроенный на решительную борьбу до последнего. Ноздрев грозно разрешает ему встречаться с его дочерью, и говорит, если он только обидит Сашу – он его

из-под земли достанет… Андрей потрясен. Теперь он уверен, что даже если сам полковник свою неправоту признал, то и Сашка его обязательно простит, так как

он ни в чем не виноват. А все-таки есть справедливость на земле! 2. Но уже через полчаса настроение у него в корне изменилось. Мрачно вытирая чуть теплую

густую лужу с плавающими в ней капустинами: Андрей с грустью констатировал: нет в мире справедливости, все решает сила. Он с трудом сдерживался. Да и не

только он один. Если их офицер-воспитатель проболеет еще хотя бы месяц, то они точно этого Ротмистрова в туалете утопят. И Сырникова вместе с ним. А какой

хороший дядька был майор Василюк. Вот уж точно: по-настоящему человека начинаешь ценить в его отсутствие. Не разгибаясь, Андрей бросил убийственный, как

он считал, взгляд на беспечно обедающих за их столом четвертый взвод. Почему за их столом? Да потому что майор Ротмистров так решил. Привел своих на обед,

увидел огромную лужу кем-то разлитого супа и принял единственно верное, с его точки зрения, решение – отобедать нынче за столом соседей. Даже прапорщик

Кантемиров, который сопровождал третий взвод, недовольно поморщился, недобро посмотрев на майора. А тот сделал вид, что не заметил. Он рукой этак небрежно

махнул и вроде как объяснил: - Столы ни за кем, как вам известно, не закреплены. Что смотрите? – это он уже суворовцам третьего взвода, - Убирайте! И тут

Макс Макаров чуть не взорвался. Все заметили, как он побледнел, глаза блеснули, кулаки сжались. Но к счастью, Философ его вовремя остановил. Можно сказать,

перехватил. За руку – так цепко, что Макс скривился от боли. Однако сдержался, лишь недоуменно глянул на Философа: мол, пусти, знаешь же, что я прав! Тот

ему ничего не сказал – просто так посмотрел, что Макс мигом все понял. А ведь и правда, какой смысл бунтовать? Ну, получит он наряд вне очереди. Порадует

майора. Нет, Макс потрогал едва заметную ранку под бровью, возмущаться в открытую слишком глупо. С такими как Ротмистров надо по-другому. А как? Ну ничего,

уж он-то придумает, не будь он Максим Макаров. Парень слегка успокоился, глубоко вздохнул, сел за стол и стал хмуро, не чувствуя вкуса, забрасывать кашу

в рот. Что-то у него в последнее время все идет наперекосяк. Вот, например, выходные у Макса выдались еще те. Вначале он потратил чуть ли не целый день,

убеждая Кузю завершить эту глупую (и порядком ему поднадоевшую) шутку с Петушковым. Но его бывшая одноклассница неожиданно решила проявить характер, и

скрестив руки на груди, наотрез отказалась. - Между прочим, он очень милый, - выдала она, повергнув Макса в самый настоящий шок. - Кто милый? Петушков?

– Максим ходил взад-вперед по кузиной комнате, в отчаянии размахивая руками, - Да он старый и страшный. И к тому же кретин! – в сердцах добавил он, приставив

горизонтально к носу палец и выкатив глаза, - Вот такой! Однако Кузя была категорически не согласна. - Какой же он кретин? – девушка поправила волосы и

глупо улыбнулась, - Он очень умный и, главное, как и я, безумно романтичный, - тут она пренебрежительно посмотрела на Макарова, - Не то, что вы, пацаны,

- при этом она противно гнусавила, почему-то считая, что истинные москвичи говорят именно так. Макс только руки опустил: ну, если Петушков умный, а Кузя

романтичная, ему остается одно – уйти в монахи. Впрочем, успеется еще. Вместо этого Макс ушел от Кузи. На улице уже стемнело. Но раньше, еще до поступления

в училище, он частенько гулял допоздна, чтобы не возвращаться домой слишком рано и не ужинать вместе с отцом, если тот соизволит быть дома. Макаров усмехнулся.

Вроде сейчас все почти как тогда, да и времени прошло совсем немного, но вот только сам Макс изменился. Вернее, повзрослел. Как-то незаметно вдруг детство

кончилось. Парень вздохнул, поднял воротник и поежился. Что-то ветер усиливается… До дома оставалось пройти еще несколько кварталов. Свернув с оживленной

улицы в переулок, Макс бросил взгляд на пустынную дорогу и сразу заметил, что за ним следят. Вернее, совершенно открыто его преследуют. Не прячась, вдоль

тротуара ехала хорошо знакомая Максу «ауди». Сделав вид, что не заметил машину, он перешел на другую сторону и, не прибавляя шагу, двинулся по направлению

к дому. Макаров решил выждать и посмотреть, что предпримет «дяденька». Очень может быть, размышлял Макс, что он просто хочет продолжить их тесное сотрудничество.

Хотя… Ерунда! Если бы «дяденька» хотел вновь подрядить Макса следить за Полиной, он бы подъехал к училищу, а не ездил за ним вечером по темным улицам.

Следовательно, Макс перевел дыхание, следовательно, у «дяденьки» совсем другие цели. Парень мгновенно принял решение и одобрительно кивнул сам себе. Какой

смысл ждать удара в спину и гадать на кофейной гуще? Хочешь узнать ответ – задай вопрос. Круто притормозив, Макс обернулся и, небрежно засунув руки в карманы,

пошел к машине, которая, в свою очередь, тоже остановилась. Стекла опущены, водителя не видно. Обойдя «ауди» со стороны проезжей части, Макс остановился

около места водителя и пальцами отбил такт по стеклу. Оно неспешно опустилось, и показался курящий Яков. Громкая музыка неожиданно взорвала тишину спящей

улицы. Где-то недовольно скрипнула оконная рама. Яков приглушил звук и посмотрел на Макса. Тот с пониманием встретил его взгляд и спросил: - Вы чего-то

хотели? А то, смотрю, машинка ваша юбчонку подобрала и крадется за мной на цыпочках. Ничего не ответив, Яков распахнул дверцу автомобиля. Макс посторонился,

наблюдая, как он с трудом вылезает из машины. - Может вам помочь? В вашем возрасте… - договорить Макс не успел. По прежнему не произнося ни слова, Яков

изо всей силы двинул парню в солнечное сплетение. Глухо охнув, Макс согнулся пополам и, хрипло дыша, отступил назад. Очередной удар – и вот уже мальчик,

не удержавшись на ногах, упал, ударившись бровью о бордюр. Боль была такой сильной, что закружилась голова. Как будто желудок лопнул т теперь желчь медленно

растекалась внутри. Все еще держась за живот, Макс поднял голову и с ненавистью посмотрел на Якова. В носу защипало, и суворовцу пришлось что есть силы

сжать зубы, чтобы не дать слезам выбраться наружу. Стоя над корчившимся на асфальте подростком, Яков опустил руки и впервые за все это время произнес:

- Если ты еще раз, писатель, напишешь Полине хотя бы «здравствуйте», то мигом окажешься в больнице. И запомни: я не угрожаю. Я просто предупреждаю. Попытавшись

встать, Макс оперся о локоть и, усмехнувшись, ответил: - I’ll be back, - в голосе прозвучал металл. - Что? – угрожающе сдвинул брови Яков. - Английский

учи… терминатор! – Макс встал было на четвереньки, но тут же снова получил удар по животу – на этот раз ногой. Не удержавшись от слабого вскрика, он рухнул

обратно. Обойдя мальчика вокруг, Яков злорадно заметил: - Шути, шутник, пока можешь… но если увижу около Полины… Макс не дал ему договорить. Пытаясь дотянуться

до ноги противника, чтобы повалить его, он заорал: - Да ты мизинца ее не стоишь! Она просто не может тебя любить! Хоть завались своими деньгами, а такую,

как она, тебе все равно не купить! Ехидно наблюдая за тщетными потугами Макса схватить его, Яков наконец не выдержал и наступил кадету на руку. Парень

от боли закричал так громко, что Яков невольно отступил. И вдруг – тишина… … Когда шум мотора стих вдалеке, Макс медленно, очень медленно, потирая ушибленный

бок, с трудом отполз к стене. Наконец ему удалось даже сесть, прислонившись спиной к холодному бетону. Отдышавшись, Макс похлопал себя по карманам, нашел

мобильный и грязными пальцами уверенно набрал номер Светланы, отцовской секретарши. Девушка ответила почти сразу же. Макс постарался, чтобы его голос прозвучал

бодро: - Света, привет… Да, это Максимчик… У меня к тебе маленькая просьба… Нет, бомба пока не нужна, но спасибо, я подумаю… Одного плохого дяденьку проучить

надо… Да, только чтобы папа не знал… Спасибо… Макс нажал на кнопку «отбой» и довольно улыбнулся. Светлана подключит ребят из службы безопасности, а уж

те сделают все в лучшем виде. Должен ведь «дяденька» понять, что маленьких обижать нехорошо… 3. После обеда майор Ротмистров вновь вывел суворовцев на

плац. Те плелись понуро, еле передвигая ноги. Было очевидно, что, если так будет продолжаться и дальше, на послезавтрашнем строевом смотре они просто упадут.

В пятницу ребята маршировали три часа, под конец уже едва ли не поддерживая друг друга, чтобы не свалиться. Но майор все равно остался недоволен. И когда

суворовцы уже с трудом передвигали ноги, Ротмистров устроил им очередную выволочку. - И куда только смотрел ваш офицер-воспитатель? – можно подумать, он

знать не знает его имени, - Вас даже в поле выпустить стыдно! – как будто они бычки! – В понедельник повторим. - «В понедельник повторим!», - уже в умывальнике

передразнил майора Трофимов, - И чего он только добивается? Леваков устало пожал плечами: - Понятно чего. На последнем смотре кто лучший был? - Известно

кто, - проворчал сидящий рядом Петрович: - мы. Разведя руками, Андрей констатировал: - Ну так что вам не ясно? Ротмистров очень хочет, чтобы на нынешнем

смотре лучшими оказались не мы. Этот разговор происходил в пятницу. Макс тогда промолчал. Но зато в понедельник, перед тем, как вывести взвод на плац,

он собрал всех своих и быстро зашептал: - Мы его план сорвем. Ротмистров и впрямь хочет нас из игры вывести, но лучшей местью ему будет наша победа. Вы

меня поняли? Наш взвод должен стать лучшим. Петрович усомнился: - Да мы не сможем. Я после той тренировки до туалета едва дополз. Прищурившись, Макс уверенно

повторил: - Сможем. А если не сможем… - он задумался: что бы придумать такое страшное? И придумал: - Если не сможем, то на следующий же день все положим

на стол Ноздре рапорта на отчисление. Разом примолкнув, мальчишки ошарашено уставились на своего вице-сержанта. Издевается, что ли? Однако Макс выглядел

необычайно серьезно, и это пугало еще сильнее. Ребята переглянулись. Каждый ждал, что первым заговорит кто-нибудь другой. Ну пусть найдется хоть кто-нибудь,

кто осмелится возразить и решительно откажется от этой затеи. И тогда все остальные его поддержат, а Максу скажут: «Это всего лишь строевой смотр. Зачем

рисковать нашим будущим ради такой ерунды?» И конечно, Макаров все поймет. Наконец Илья невозмутимо потер лоб ладонью, посмотрел на вице-сержанта, прикусил

на мгновение губу и открыл рот. Кадеты было радостно оживились, но, как оказалось, напрасно. Ибо сказал Синицын всего два слова: - Я согласен. И протянул

Макарову руку. Макс с готовностью ее пожал. Он и не рассчитывал, что кто-нибудь поддержит его безумное предложение. С облегчением переведя дыхание, Макаров

осмотрел остальных. Что скажут они? - И я, - отозвался Андрей Леваков, тоже пожимая Максу руку. Вслед за ними участвовать в пари согласились Трофимов,

Петрович, Сухомлин и некоторые другие. Те, кто решительно возражал против ставки Макса, встали, и, покачав головами, отошли в сторону. Последним к смельчакам

примкнул Перепечко. Вложив свою влажную мягкую ладонь в руку Макса, он обреченно вздохнул: - А я уже успел к вам привыкнуть, ребята. Жаль будет расставаться.

Но Макс подбадривающее шлепнул толстяка по спине: - Не боись, Печка! У нас все получится, вот увидишь. По крайней мере, нервы они Ротмистрову точно помотают.

Когда суворовцы построились для занятий, майор отошел на приличное расстояние и, равнодушно оглядев их изможденные худые физиономии, приказал: - На-пра-во!

– кадеты повернулись, - Ша-гом марш! Но не успели стихнуть в воздухе его последние слова, как Макс, стоящий впереди шеренги, протяжно, как попрошайка в

электричке, затянул: - Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов… Ребята знали только эти строчки. И хором дружно повторили их за Максом.

Лицо Ротмистрова вытянулось. Он заорал: - Это что еще за самодеятельность? Но кадеты, не слушая его, вновь и вновь, как заведенные, повторяли эти слова,

пока Ротмистров наконец не замолчал, а из окна не высунулся заинтересованный Ноздрев. Майор возмущенно махнул на кадетов рукой, бросил беглый взгляд на

полковника и быстро скрылся в здании училища.

Глава пятнадцатая. 1. Рассказ о болезни Василюка, который, как любой мужчина, болеть не умел совершенно. Он все время рвался в училище, но его

не пускали. Не хватало, чтобы он еще суворовцев заразил. Еле домучив положенный ему больничный, Василюк рванул в училище. Но радостное настроение ему еще

с КПП испортил майор Ротмистров, жалуясь на его суворовцев. Он считал, что те совершенно не готовы к смотру, и более того – безнадежны. «Товарищ майор,

вы ведь, кажется, офицер-воспитатель четвертого взвода? Вот и занимайтесь вверенным вам взводом», - посоветовал, наконец, Ротмистрову Василюк . «Такой

же хам, как и его выродки», - уязвлено подумал Ротмистров. 2. А что, если эти обормоты и впрямь перед Ротмистровым оплошали?» - угрюмо прикидывал Василюк,

направляясь в расположение своего взвода. И, как назло, смотр завтра. Уже и сделать ничего не успеют. «Ну и ладно, - невесело успокаивал себя Василюк,

- и ничего страшного: этот смотр не последний, к следующему разу наверстаем». Еще издалека услышал он возбужденный вопль какого-то суворовца: «Идет, идет,

стройтесь!» - и в ответ ворчание – похоже, Макарова: «Вот войдет, тогда и построимся. Не дергайся, Кузнечик». Усмехнувшись, Василюк толкнул дверь и вошел.

Не успел майор переступить порог, как Макс скомандовал: - Третий взвод, стройся! Мальчишки, которые, видно, только того и ждали, мигом встали в строй.

Однако от Василюка не ускользнуло, что двигаются кадеты тяжело, а некоторые тайком кривятся от боли. Что здесь, черт возьми, без него произошло? Нахмурившись,

Василюк не спеша, как обычно, пошел вдоль строя. Не без удовольствия он отмечал, как радостно сверкают глаза у кадетов и как усиленно они тянут подбородки,

глядя перед собой, с трудом сдерживая губы, чтобы те не растянулись в довольной улыбке. Наконец Василюк остановился. Еще раз оглядел взвод и с притворной

строгостью поинтересовался: - Ну, что успели натворить, пока меня не было? Робкое хихиканье пронеслось по казарме. А Макаров сделал шаг вперед и глазом

не моргнув, доложил: - Взвод противника еще не уничтожен, но враг дрогнул, товарищ майор! Василюк удивленно поднял брови: - От тебя не ожидал. Теряете

сноровку. Плохо, Макаров, плохо. Макс повел плечами: - Виноват, товарищ майор! Но сами понимаете, без вашего чуткого руководства… - и он скромно потупил

взор. Скрыв в усах ухмылку, майор огляделся: - Кому еще не хватало моего чуткого руководства? Печка с готовностью посмотрел на командира и жалобно начал:

- Хорошо, товарищ майор, что вы вернулись, а то… - он не договорил, потому что Петрович, стоявший рядом, больно наступил ему на ногу и прошипел сквозь

зубы: «Ты че, обалдел?» - А то нам вас очень не хватало, - закончил Печка, бросив на Генку виноватый взгляд. Майор, который было нахмурился, ожидая, что

суворовец начнет жаловаться на Ротмистрова, оттаял, пригладил усы и спросил: - Дайте-ка я угадаю, чего вам больше всего не хватало. Леваков, хмыкнув, шепнул

Синице: - Это вряд ли. Если Василюк и услышал комментарий, то никак на него не среагировал. Он весело оглянулся и предположил: - Вечерних поверок с командиром

третьего взвода? Тихое невольное «у-у» было ему ответом. А Макс замотал головой, от чистого сердца заверив майора: - Ну что вы! Мы вас и так любим. Кашлянув,

Василюк смерил Макарова пристальным взглядом и неожиданно спросил: - Про смотр завтрашний все помнят? Выкрикнув «Так точно!», мальчишки переглянулись –

и про смотр и про все остальное они отлично помнят! Забудешь такое… Василюк продолжил: - Готовы? - Так точно, готовы! – ответили суворовцы. - Не оплошайте,

- попросил их командир негромко. 3. Ребятам как-то вдруг очень сильно захотелось победить. Захотелось всем, даже тем, кто еще недавно недоверчиво хмурился

и неуверенно пожимал плечами. Это как в деревне на речке. Кто-то обязательно предложит переплыть на другую сторону. Расстояние приличное. Откажешься –

трусом прослывешь. А согласишься – есть унизительная вероятность того, что проиграешь. И вот ты заходишь в холодную воду, закрываешь глаза и ныряешь. Слышишь,

как где-то рядом с бульканьем и брызгами плывут остальные. И хочется посмотреть, далеко ли они, и понимаешь, что нельзя – совсем нельзя останавливаться,

нельзя оглядываться. А только плыть, причем плыть так, как в последний раз. Чтобы мышцы сводило, чтобы в ушах звенело и казалось, что все – сейчас уже

не выдержишь. Лечь бы на спину и отдохнуть, глядя на облака, которые уютными пышными матронами бродят по небу, как по проспекту. Но рядом шлепают о воду

товарищи, которым до зарезу хочется приплыть первыми. И тебе тоже хочется. Не столько победить, сколько доказать себе самому, что смог. Но если откровенно,

Макс до последнего сомневался, что у них получится. Нет, в себе и в ребятах, которые его поддержали, он был уверен. Но вот остальные… Им-то зачем животы

надрывать? Ничем вроде не рискуют. Макаров даже хотел с ними еще раз поговорить, да подумал-подумал и рукой махнул. Толку-то? Насильно он их будет за собой

тащить? Ясное дело, что не будет. Василюка только жалко. Огорчится, наверное. И пацанов… Он-то, может, и готов уйти из училища. Какой из Макса офицер?

Отец небось и тот не захочет, чтобы сын после «краба» в военное шел. Вот Синицын – тот прирожденный офицер, сразу видно. Этот и на смотре до конца выложится.

Надежный парень. Только много их, Синицыных-то? То-то и оно, что не особенно. Но хоть Макс и не Синицын, он покажет Ротмистрову, на что способен. Может,

офицер из Максима никакой, но злости хватит, чтобы заставить этого урода побледнеть от ярости. Макс бросил взгляд на майора Василюка. Интересно, о чем

тот думает? Лицо непроницаемо, усы только чуть-чуть подрагивают. И тут Максу показалось, что командир подмигнул ему – мол, ничего, прорвемся. Может, конечно,

ему и почудилось, только вице-сержант третьего взвода подтянулся и кивнул. А чтобы уж совсем все пути к отступлению себе отрезать, Макс еще один специальный

зарок придумал: если окажутся не первыми, он никогда-никогда больше Полине писать не будет. Ни писать, ни звонить. Он сначала придумал, но потом усомнился

– может, это слишком? Правда, кто знает, что он этот зарок себе дал? Никто. Значит, вроде как и не обязательно его выполнять. Наверное, не обязательно…

Макс задумался. С другой стороны, он-то сам знает об этом. И получается, что если они опростоволосятся, а Макс Полине все-таки напишет, значит, он сам

себя обманет. И в чем тогда выгода? Окончательно запутавшись, Макс махнул рукой и решил об этом не думать. Суворовцы стояли, ожидая начала смотра. Молчали.

Печка, нервно переступавший с ноги на ногу, не выдержал и спросил: - Неужели нам прямо так вот обязательно нужно будет уходить? – и с надеждой предположил:

- Может, не отпустят всех-то? А то ноги, боюсь не выдержат! – Степа попробовал было поныть, но быстро осекся. Понял: сейчас не время. Трофимов скривился:

- Ты, Печка, не о том думаешь. Лучше забудь, что у тебя есть ноги. И вперед. «Если я забуду, что у меня есть ноги, - с сомнением подумал Перепечко, - то

как же я вообще смогу бежать?» Макс глянул на майора. Пора или нет? Тот глаза прикрыл. Значит, пора! Скоро уже. Обернувшись к остальным, он незаметно сложил

пальцы латинской буквой «V». Вперед! Как с обрыва в холодную воду. Как в последний раз. Когда все закончилось, Макс с бьющимся сердцем снова посмотрел

на майора. Если тот и не улыбался, то лицо его как-то разгладилось и посветлело. Плечи расправил, расслабился. И смотрит куда-то в сторону. Проследив за

его взглядом, Макс увидел, что Василюк наблюдает за Ротмистровым. Не удержался майор, хмыкнул Макс. Но кто бы на его месте удержался, спрашивается? А что

Ротмистров? Лицо его недовольно вытянулось. Игнорируя пристальный взгляд Василюка, он всем своим видом показывал, что нечего, мол, раньше времени флаг

вывешивать. Однако Макс думал иначе. И не только Макс. Синицын, тоже внимательно следивший за командиром, пробормотал: - Ну что, похоже, остаемся? Повернув

голову, Макс одарил приятеля улыбкой: - Неужели сомневался? Илья скосил глаза: - Ну, не то, чтобы сомневался… - и, улыбнувшись, добавил: - Опасался, что

родители не поймут. Макаров вроде как призадумался: - А мои бы оценили. Как насчет кафешки в субботу? - Забито, - с готовностью согласился Синицын, - Только

я не один. С Ксюхой. - Да хоть с тремя, - отмахнулся Макс. Мечтательно улыбнувшись, Илья покачал головой: - Нет, только с одной, - и повернулся к Левакову:

- А ты, Андрюх? Но Андрей решительно отказался: - Я никак. У меня дела. Вообще-то дело у него было только одно, но очень важное. Леваков решил серьезно

поговорить с Александрой Ноздревой. 4. Леваков приходит к Саше домой. Та очень обижена и резка с ним. Андрей утверждает, что он ни в чем не виноват. Саша

захлопывает перед его носом дверь. Тогда Андрей краской на одном из гаражей под окнами ее квартиры выводит огромными буквами: «САША, Я НЕ ВИНОВАТ!» Спустя

некоторое время полковник Ноздрев обнаруживает эту надпись и задумчиво хмурится.

Глава шестнадцатая. 1. Поправив большие, на пол-лица, темные очки, Яков мельком глянул на настенные часы, висевшие над стойкой бара, и, погрев

в руке бокал, отпил глоток коньяка. При этом, скривившись от боли, он невольно прикоснулся к губам. С внутренней стороны губа была разбита, как, впрочем,

и лицо. Стал бы он иначе в очках сидеть. Чай, не сопливый мальчишка! И снова посмотрел на часы. Прошло пятнадцать минут. Но это не Полина опаздывала, это

он пришел на полчаса раньше. Когда Яков знал, что ему предстоит серьезный разговор, он всегда являлся намного раньше назначенного срока. Чтобы заставить

понервничать того, кто придет вовремя. Тот неизбежно подумает, что опоздал, и начнет делать глупости. В том, что разговор с Полиной предстоит серьезный,

Яков не сомневался. В конце концов, сколько можно его за нос водить? Уже давно пора определиться и дать ему четкий, желательно положительный ответ. И если

бы только это… Яков потрогал языком губу, которую пощипывало от боли. Полина, наверное, сильно удивится… Макаров! Как он сразу не насторожился, услышав

эту фамилию? Хотя если подумать: сколько их, этих Макаровых, на свете! Кто же мог знать, что ублюдок окажется сыном того самого Макарова. Ничего, зато

теперь его просветили, спасибо огромное. Якова подкараулили около дома. Их было трое. Похожие друг на друга, здоровенные и с мускулами, похожими на надувные

матрацы. Судя по всему, профессионалы. Пара точных ударов – и все. Причем старались бить так, чтобы было не больно, но унизительно (это у них удачно получилось).

И все повторяли: «Только тронь еще пацаненка, без ушей останешься». А потом уехали. Под глазом у него мгновенно расцвел фингал. Еще не видя себя в зеркало,

Яков догадался, что эти козлы ему заодно и губу расквасили. Сплюнув красную слюну на асфальт, он пнул от злости свою машину. Ничего, Макаров, мы в обход

пойдем. Да, еще раз повторил он про себя. Полина очень удивится, когда он назовет ей имя ее тайного воздыхателя. А вот и она сама. Яков поставил бокал

на столик и приподнялся навстречу девушке. Едва глянув на нее, он нахмурился. Полина выглядела смущенной, и это Якову сразу не понравилось. Стараясь на

него не смотреть, девушка присела на заботливо отодвинутый стул, даже не сняв пальто. Потом спохватилась, вскочила, задев локтем столик, и смутилась еще

больше. - Да ты не психуй, - не выдержал в конце концов Яков, - Никто тебя здесь бить не собирается. Почему опоздала? – это он просто так спросил. Полина

пришла вовремя. Просто ему очень захотелось чем-нибудь ее уколоть, но в голову пришло только это. Удивленно бросив взгляд на часы, Полина покачала головой:

- Я не опоздала. Опять твои штучки? Яков недовольно покрутил в руке бокал. Ох и непросто с этими так называемыми умными и проницательными. - Может, хоть

поздороваешься? Виновато глянув на него исподлобья, Полина поспешно кивнула: - Да, Яш, здравствуй. - Ну, - протянул он, - и что ты надумала? Полина явно

не ожидала, что он вот так с ходу задаст самый главный вопрос, поэтому попыталась выиграть время. - Может, - она кокетливо подняла брови, - я для начала

что-нибудь закажу? Яков хотел было улыбнуться, но вспомнил про губу и ограничился тем, что с наигранным изумлением спросил: - А ты разве есть сюда пришла?

Девушка покраснела. И Яков не мог понять – от стыда или от с трудом сдерживаемой злости. - Я жду! – повторил он грубо, - Ну что, согласна? Решительно поджав

губы, Полина покачала головой. - А почему? – Яков не удивился. Он сразу понял, каким будет ответ, едва девушка вошла. Неловко пожав плечами, она быстро

глянула на него и снова опустила глаза. - Ты не поймешь, - и как будто сама испугалась того, как резко это прозвучало, - Нет, Яш, ты очень хороший, добрый,

но… - она осеклась, подумала и твердо закончила: - Не спрашивай, пожалуйста. Мигом озлобившись, Яков сжал кулаки так, что заболели пальцы. «Ты не поймешь!»

Куда уж ему понять? Он делом занимается, а не танцует все дни напролет с сопливыми спиногрызами. Кстати о спиногрызах… Подняв взгляд на притихшую Полину,

которая обеспокоенно терла пальцы и дула на ладошки, словно замерзла, Яков ядовито поинтересовался: - Это из-за твоего виртуального дружка? - При чем здесь…

- начала было она и вдруг замерла на полуслове, с удивлением на него посмотрев: - А ты откуда знаешь? – и тут же сама себе ответила: - Почту мою читаешь?

Как тебе не стыдно? Хотя Полину это и возмутило, но в душе она обрадовалась. Теперь от обороны можно перейти к нападению. Однако Яков равнодушно проигнорировал

ее последний вопрос. Вместо этого он, отставив пустой бокал в сторону, наклонился над столом и, глядя на девушку снизу вверх, негромко спросил: - А не

боишься в тюрьму за совращение малолетних угодить? Полина удивленно вскинула брови: - Что ты имеешь в виду? Яков откинулся обратно и небрежно бросил: -

А то, что твоему Макарову еще нет восемнадцати лет. Только и всего. Окончательно запутавшись, Полина, теряя терпение, спросила: - Может, хватит говорить

загадками? При чем здесь Макаров? – и раздраженно добавила: - И сними, наконец, эти дурацкие очки. Хмыкнув, Яков неторопливо подозвал официанта и заказал

себе еще одну порцию коньяка. Когда парнишка-официант скрылся, Яков, не сводя с Полины внимательного взгляда, сообщил: - Как, разве ты не знаешь, кто твой

загадочный поклонник? Можешь не отвечать, не знаешь, - Полина, вновь растеряв всю уверенность, пожала плечами, - Представь себе, тот таинственный воздыхатель,

с которым ты так мило общаешься уже месяц, - это не кто иной, как сынок небезызвестного в нашем городе Петра Макарова – Максим. Едва сказав это, он сразу

понял, что удар попал в самую точку. Полина мигом покраснела, отвела глаза в сторону и прикусила губу. Вспоминает, что ему писала, решил Яков злорадно.

Но девушка на самом деле думала о другом. В последнем письме ее таинственный друг признался, что она ему нравится. Что она ему очень нравится. Как у нее

сердце тогда чуть ли не в горле забилось, когда она это послание читала! А потом еще несколько раз перечитывала. Значит, Макаров. Как же она не догадалась?

Все же было очевидно. А она-то размечталась. Думала: вот оно, то самое, пришло наконец. А теперь оказалось, что это всего лишь Макаров. Полина поднялась

и стала молча надевать плащ. - Ты куда? – не понял Яков. Едва взглянув на него, девушка ответила: - Мне, Яш, надо подумать, что делать дальше. Возможно,

придется уходить из училища. Яков даже не стал скрывать своего восторга: - И правильно. Я тебе давно уже об этом талдычу. Съездим отдохнем. А потом все

и решим. Он постоянно говорил «мы», хотя десять минут назад Полина отказалась выйти за него замуж. И это от девушки не ускользнуло. Но она промолчала.

Не стала поправлять Якова или напоминать ему о своем отказе. Как будто решила оставить лазейку на всякий случай. Яков понял это и приободрился. Откинувшись

на спинку стула, он не спеша отхлебнул из рюмки и пообещал: - Поля, - она обернулась, - а ведь ты все равно выйдешь за меня. Вот увидишь. Полина внимательно

на него посмотрела, но опять ничего не ответила. Однако Яков ясно услышал в ее задумчивом молчании ответ. Не произнеся ни слова, девушка сказала: «Поживем

– увидим!» По крайней мере, ему так показалось. 2. В понедельник полковник Ноздрев неожиданно выдает Андрею увольнительную и отвозит его в свой двор. Там

он вручает ему спортивную форму, банку краски и кисточку. Андрей узнает, что по иронии судьбы написал оправдание перед Сашей на гараже полковника. За работой

по покраске гаража его застает возвращающаяся из школы Сашка. Они мирятся. 3. К Перепечко на КПП приходит симпатичная девушка. Степа даже сначала не верит

дежурному. Потом выходит и видит Веронику. Она приглашает его на свой день рождения. Печка счастлив, но вдруг смертельно бледнеет. На КПП появляется… призрак.

А спустя несколько минут туда врывается до предела взволнованный генерал-майор Матвеев… 4. Вечером после отбоя ребята никак не могли успокоиться. Они бросали

любопытные взгляды на портрет лопоухого суворовца и возбужденно шептались. Новость о возвращении погибшего героя принес Перепечко. Он ворвался в кабинет

самоподготовки и, яростно жестикулируя, рассказал о том, что видел на КПП. - Как же этот Разбегаев, интересно, спасся? – удивленно спросил Сухомлин. Расстроенный,

что не может ответить на этот вопрос, Печка пожал плечами: - Он бы обязательно рассказал, да Матвеев его к себе увел. Игорь Разбегаев провел в кабинете

генерала несколько часов. Матвеев приказал никого к нему не впускать и даже запер дверь. Однако, несмотря на это, по училищу поползли различные версии

чудесного спасения Игоря. Говорили, что из его подразделения не выжил больше никто. Поэтому и решили, что и он тоже погиб. А Игорь не погиб. Он, последний

оставшийся в живых, сдерживал напор боевиков, пока не потерял сознание. Так Разбегаева взяли в плен. А вскоре подоспело подкрепление. И все то время, пока

Игоря считали погибшим, он был в плену. Затем отряд, который его захватил, уничтожили, а офицера освободили. Это все, что суворовцам удалось выяснить про

Разбегаева. Перед тем как уйти, он вместе с Матвеевым зашел в их казарму, в которой жил много лет назад, когда учился в Суворовском . При виде офицеров

мальчишки вскочили, не сводя с Героя России внимательного, чуть удивленного взгляда. Вроде ничего особенного. Парень как парень, самый что ни на есть обыкновенный.

И все равно они испытывали перед ним какую-то непонятную робость. Оглядевшись, Игорь подошел к своей бывшей кровати, потрогал, усмехаясь, тумбочку, оглянулся

и тут заметил на стене свой портрет. Подошел поближе, внимательно его рассмотрел и глянул через плечо на Матвеева, скромно стоявшего в дверях. - Чего пацанов-то

пугать? – он кивнул на свою физиономию, застенчиво глазеющую с фотографии, - Им небось кошмары по ночам снятся. Мальчишки переглянулись. А Макс вышел вперед:

- Ничего, товарищ капитан, мы не из пугливых. Быстро посмотрев на Макарова, Игорь покачал головой: - Ну-ну, - и, мельком напоследок окинув задумчивым взглядом

казарму, вышел вслед за генералом. Больше суворовцы его не видели. Вечером Трофимов, щурясь, сел на кровати и бросил долгий задумчивый взгляд на портрет

Разбегаева. А потом вдруг спросил, не обращаясь ни к кому конкретно: - Как вы думаете, его завтра снимут? Капитан ведь живой? К портрету в казарме уже

привыкли, а некоторые даже здоровались с ним по утрам и желали спокойной ночи вечерами (тайно, разумеется). Синицын повернулся на бок, тоже посмотрел на

портрет и уверенно сказал: - Не, не должны. Портрет действительно не сняли. И конопатый лопоухий Игорь Разбегаев по-прежнему смотрел на кадетов со стены,

застенчиво сдерживая улыбку и стараясь не жмуриться от яркой вспышки фотоаппарата, которая, казалось, застала его врасплох.

Конец второго тома.