Евгения
— Вот. Только посмотрите, какой обалденный муж у моей двоюродной сестры, — Инна произносит это с такой гордостью, словно сама вышла за него замуж. – Андрей Бакурин – известный гонщик.
Передав девочкам телефон, она продолжает рассказывать сплетни. Что долго женаты. Что были идеальной парой. Но поговаривают, будто разводятся.
Я пропускаю эту информацию мимо ушей и даже телефон не особо планирую брать в руки, но когда очередь поближе рассмотреть Бакурина доходит до меня – не отказываюсь.
Все равно, какой он. Я его не знаю, а гонки не смотрю. Неинтересно.
О жене Андрея немного наслышана, но только потому, что Алина – дизайнер одежды и владеет бутиком в центре города. Я бывала там несколько раз и не нашла ничего на свой вкус.
Как только мобильный телефон оказывается в моих ладонях, я почему-то застываю и неотрывно таращусь на дисплей. В фотографии Бакурина, казалось бы, нет ничего особенного. На заднем фоне – крутой автомобиль. Сам он в спецодежде, в левой руке держит шлем.
Я с трудом сглатываю, ощущая, как пересыхает в горле. Светло-зелёные глаза смотрят в камеру настолько пронзительно, словно заглядывают в душу, а от открытой улыбки почему-то становится невыносимо горячо. Не пойму только, в чём дело: в ровных белоснежных зубах, которые я тут же отмечаю, или в обворожительных ямочках на щеках?
— Женька! Меркулова! – смеются подруги. – Может, и нам дашь посмотреть?
Спешно вернув телефон, стараюсь перевести тему. Щёки при этом пылают.
Мне никогда не были интересны взрослые мужчины, а Андрей именно такой – лет на десять меня старше. Непроизвольно думаю, что дело наверняка в его ямочках.
— Ох, какая улыбка! – восклицает сокурсница. – Блядская такая. Готова поспорить – он много раз изменял Алине, поэтому она, наконец, решила подать на развод.
— Я тоже так думаю, — соглашается Инна. – Андрей часто улетает по работе. И скоро у него снова соревнование.
— Я слышала, что гонки вызывают адреналиновую зависимость.
Когда с очередной скандальной новостью покончено, подруги заказывают по последнему коктейлю и начинают собираться в клуб. Я обещаю, что их отвезу, потому что единственная, кто за рулём, и вовсе не употребляла алкоголь.
Я планировала провести этот вечер дома, но потом поссорилась с отцом и рванула в город. Повод повеселиться был. Моя подруга Инна улетает на стажировку за границу. Вообще-то мы вместе подавали заявки, но её кандидатуру одобрили, а мою – отклонили.
Отец, ожидаемо, взбесился и попрекнул тем, что я без него ничегошеньки не могу. Затем, как ни в чем не бывало, предложил договориться о месте в реабилитационной клинике своего друга на время летних каникул, но я категорически отказалась. В пылу ответила, что лучше отработаю в обычной районной больнице, после чего схватила ключи от автомобиля и поехала отвлечься.
Наверное, всё дело в том, что в нашей семье все врачи: родители, бабушки и дедушки, дяди и тёти. Моё будущее было предопределено задолго до того, как я родилась на свет. И вполне логично, что сейчас я являюсь студенткой третьего курса медицинского университета.
Учёба мне нравится, но отец требует, чтобы я была лучшей из лучших и не позорила его фамилию на весь город. Чем конкретно я его позорю с оценками выше среднего – понятия не имею. Он так и не объяснил.
Забравшись в автомобиль, который мне подарили на девятнадцатилетие, то есть два месяца назад, я прошу подруг пристегнуть ремни безопасности. Те смеются надо мной, но всё же слушаются.
— Жека, можно я свою музыку включу? – спрашивает Инна, тыча пальцем в магнитолу.
Я не привыкла ездить с кем-то. Музыка и взрывной смех меня отвлекают.
— Да, включи. Только негромко.
Инна сбивает выстроенный маршрут на навигаторе, ойкает. Я раздражённо качаю головой, но отвечаю, что ничего страшного – дорогу вроде бы запомнила.
Ночной клуб находится на одной из центральных улиц города, поэтому мне всего лишь нужно продержаться пять – максимум десять минут.
— Девочки, я вам по секрету скажу, — заговорщицким голосом произносит Инна. – Только никому из наших – ни слова!
Мы дружно киваем. Я продолжаю внимательно смотреть на дорогу.
— Эту стажировку я получила только потому, что папа договорился с деканом. Уж очень сильно ему хотелось похвастать перед друзьями, что дочь проходит практику в Европе.
С силой сдавив пальцами руль, бросаю взгляд на Инну. Несмотря на то, что мы подруги – сейчас я чувствую к ней злость. Её не было, когда я узнала результаты. Сейчас она шпарит на максимум.
Наверное, я, как и остальные, думала, что заграничные вузы лично отбирают лучших студентов, а оказалось – наш деканат, который куплен папой Инны – местным чиновником.
Сидящие на заднем сиденье подруги начинают наперебой задавать вопросы. Я молчу и давлю на газ, пролетая перекрёсток на зелёный цвет светофора и пытаясь унять растущую внутри агрессию.
— Я просила папу не делать этого, — пожимает плечами Инна. – Но разве он слушается?
— Он просто тебя любит, — подаёт голос Оля. – И желает лучшего.
***
— Пап, я сбила человека, — произношу истеричным голосом.
Кого именно, я уже знаю – известного гонщика Андрея Бакурина. Первого, кто принес стране значимые кубки и чемпионские титулы. Того, кого мы обсуждали в ресторане. Это не иначе как нелепая случайность…
После глухого удара первой из автомобиля вылетела Инна. Она сразу же узнала мужа двоюродной сестры. В крови и с травмами. Вызвала скорую и принялась оказывать первую медицинскую помощь.
В тот самый момент я невольно подумала о том, что Инна искреннее заслуживает стажировки в Европе.
Вскоре её обступили и остальные подруги. Все, кроме меня.
— Звони в скорую и полицию, — строго командует отец. – Включи аварийку, не двигайся с места.
— Я всё это уже сделала!
Если бы была возможность не звонить папе и разрулить ситуацию самостоятельно, я бы ни за что не набрала его номер. Но сейчас мне жутко страшно. И за себя, и за Андрея. И я ничего не могу поделать.
— Скинь геолокацию, – шумно вздыхает отец. – И не смей ничего подписывать до моего появления.
Дальнейшие события происходят как в тумане. На место совершения ДТП приезжает давний папин знакомый. Он отводит меня в сторону, пытается привести в чувство. Я же почти неотрывно наблюдаю за тем, как вокруг пострадавшего гонщика собираются врачи скорой помощи.
— Главное, что он жив, — хладнокровно произносит Юрий Степанович. – Дальнейшее мы уладим, Жень. Не трясись.
Папин знакомый закуривает и, прищурившись, внимательно на меня смотрит.
— Ты не употребляла?
Я резко вспыхиваю.
— Нет, конечно. Я бы не села за руль.
— Прекрасно. Тогда дунешь ментам в трубочку, чтобы отстали. Затем прокатимся к следователю, и через пару-тройку часов будешь дома. Продержись, пожалуйста.
Посмотрев на то, как Андрея перекладывают на каталку, а затем грузят в машину скорой помощи, невольно содрогаюсь.
Я только что сбила человека. Чьего-то сына, мужа, брата. Мужчину со своими планами и целями, который совершенно точно не думал, что попадёт под колёса на пешеходном переходе.
И то, что Бакурин чудом остался жив, но покалечен, никак не смягчает моей вины. Я чувствую себя отвратительно. Руки дрожат, слёзы подкатывают к глазам. Горло сжимается. Если бы можно было переиграть события – я бы непременно это сделала.
Пока жду дальнейших действий – нервно перетаптываюсь с ноги на ногу. На улице тепло, но меня по-прежнему трясёт так сильно, что зуб на зуб не попадает.
Права я получила ровно год назад. Долго тренировалась с инструктором, самостоятельно сдавала экзамен – и практику, и теорию. Что же тогда пошло не так? Наверное, не стоило хорохориться.
Когда приезжает папа, он сразу же хватает меня за руку и усаживает в свой автомобиль. Быстро куда-то везёт и сбивчиво объясняет ситуацию.
Всё, что от меня требуется — довериться ему и делать то, что скажут, чтобы выпутаться с наименьшими последствиями из этой истории.
Я послушно киваю на все идеи и предложения. Пусть будет так, но только бы скорее.
В следственном изоляторе меня ждёт общение с адвокатом, а затем и следователем. Я плохо соображаю – критическое мышление на нуле, но понимаю одно – мою катастрофическую ошибку отчаянно пытаются загладить. Возможно, не совсем честным путём.
— Ни с кем не общаться. Никому ничего не говорить, — произносит папа, когда мы во втором часу ночи выходим на улицу из душного кабинета. – В том числе и то, что ты не числишься как подозреваемая.
— Я сильно его травмировала, — тихо шепчу. – Кто же я тогда?
— Просто заткнись, Жень. На сегодня у меня не осталось ресурса, чтобы с тобой разговаривать. Постарайся уснуть, а утром будем дальше решать вопросы.
Попав домой, я послушно бреду в свою спальню. Принимаю душ и пытаюсь прийти в себя, но в голове по-прежнему стоит плотный густой туман. На секунду даже кажется, что произошедшее – это всего лишь моя фантазия. Но как только я ложусь в постель и вбиваю в поиск фамилию и имя гонщика, то понимаю, что это самая что ни на есть настоящая реальность. Моя.
СМИ пестрят ужасающими заголовками: «Андрей Бакурин попал в реанимацию», или же: «Известный гонщик, который должен был выступать на престижном мировом соревновании Ralley Monte-Carlo, в срочном порядке был госпитализирован».
Самое страшное, что мне доводится видеть, так это новость о его смерти. Когда я читаю это, то чувствую мерзкий холодок по позвоночнику. Не выдерживаю и, вопреки предостережениям папы, звоню Инне.
Подруга успокаивает и сообщает, что Андрей жив, но в данный временной период ему делают важную операцию, которая повлияет на ход карьеры.
Я успокаиваюсь, но в то же время не очень. Уснуть не могу, висну в сети. Наверное, никогда в жизни я не читала столь много о гонках, как этой ночью.
Об Андрее удается узнать интересные детали. Оказывается, его отец тоже был крутым гонщиком ещё в советские времена. Впоследствии стал тренером собственного сына, но два года назад трагически погиб.
***
От столь грубого приветствия спирает дыхание.
Со мной никто и никогда так не разговаривал. Ни друзья, ни родители, ни случайные знакомые. Поэтому я по-настоящему теряюсь, а щёки пылают с такой силой, словно мне отвесили позорных пощёчин и высмеяли перед толпой.
Всю прошлую и позапрошлую ночи я рассматривала фотографии Андрея в сети. Включала архивные видеозаписи соревнований, интервью и читала о нем много профессиональных статей.
Когда ехала в больницу, то ловила себя на мысли, что направляюсь проведать близкого человека — настолько много о нём знала. Но нет. Тот улыбчивый Бакурин в интернете и этот, что прямо сейчас посылает меня на хуй — совершенно разные люди. Резкий контраст. Абсолютное несовпадение.
Сильнее кусая губы, не могу не думать о том, что именно я его таким и сделала. Благодаря одной вопиющей ошибке. Возможно, непростительной.
Если бы я познакомилась с Андреем при других обстоятельствах, например, подошла бы к нему после гонок и попросила автограф, уверена, не нарвалась бы на грубость. Бакурин был бы приветливым и милым. Открыто улыбнулся бы, сверкая ямочками на щеках, и вывел бы размашистым почерком заковыристую подпись в моем блокноте.
Но нынешний Андрей глубоко и рвано дышит, презирая меня и ненавидя за то, что я сломала ему карьеру. А может, и всю жизнь.
Полное осознание этого наступает только сейчас, когда я внимательно рассматриваю мужчину. Его кровоподтёки на теле, обездвиженную руку. Голова после сотрясения наверняка раскалывается на части. Для спортсмена это катастрофа.
Я читала, что на престижной гонке в Монте-Карло выступают лишь единицы – самые крутые гонщики мира. Как Бакурин. Был.
— Андрей, мне очень жаль, — произношу как можно выразительнее.
Шансов на то, что он не услышал, нет. И не то чтобы я ждала мгновенного прощения, но от кричащего молчания становится не по себе.
Папа притащил меня в больницу, потому что жутко испугался реакции своих пациентов. Слухи разнесутся по городу, а его клинику, возможно, будут обходить стороной. Сгладить ситуацию с гонщиком любой ценой было делом чести и совести. Но в эту секунду мне и самой хочется всё исправить. Искренне. Не ради прибыли, а потому что за рёбрами давит.
Андрей раздражённо вздыхает на мои слова и, опираясь на здоровую руку, садится, свешивая ноги на пол. На лице читается болезненная гримаса, которую он умело прячет. Но я её почему-то вижу.
Мы снова смотрим друг на друга. В глазах Бакурина острая сталь, о которую можно порезаться, но взгляд я не отвожу. Вскидываю подбородок, дав понять, что не отступлюсь от своих слов. Мне правда жаль. Я прошу прощения. Если нужно — буду повторять это изо дня в день.
— Вы что-то хотели? — залетает в палату медсестра.
Взглянув на гонщика, понимает без слов. По-своему.
— Обезболивающее, да?
Знаю, что Андрей хотел прогнать меня из палаты, но в данный момент он почему-то меняет решение. Слегка кивает в знак согласия. Я воодушевляюсь.
Сделав несколько шагов навстречу, ставлю пакет с гостинцами на тумбу. Скольжу взглядом по лицу Бакурина, опускаюсь ниже. Туда, где на футболке пятна крови. Наверное, одежду нужно сменить, но для этого необходима помощь.
— Я будущий врач. И хотела бы быть полезной, — произношу чуть увереннее. — На данный момент я являюсь студенткой третьего курса.
Андрей насмешливо вскидывает брови.
— Странно, я был уверен, что врачи лечат, а не калечат.
Его вторая попытка задеть меня нигде во мне не откликается. Уже даже не обидно. Почти.
— Мне действительно очень жаль, что так вышло. Я не хотела. Простите. Если нужна моя помощь — я всегда с радостью отзовусь. Если нужны деньги — мы с папой покроем необходимые расходы и выплатим компенсацию.
— Они вам больше пригодятся, — обрубает Бакурин. — Например, чтобы прикрыть уголовное дело. Думаю, это стоит немалых денег.
Пульс ускоряется. Стыд снова со всей дури хлещет по щекам.
— Вы можете посадить меня, если станет легче, — нервно дёргаю плечами.
— В том-то и дело, что не станет. Надеюсь, папа додумается отобрать у тебя ключи от машины, пока ты не убила других случайных прохожих.
Наше общение напоминает дурацкую игру. В ней я подаю, он — отбивает. Попадает прямо в меня. В цель. Отбить в ответ я не решаюсь по одной простой причине — потому что неправа.
Могу только представить, что Бакурин обо мне думает. Что я тупая неумеха-мажорка, которая на купленных правах катила в клуб с подругами. Наверняка пьяная или под наркотой. Теперь богатый отец пытается отмазать меня от наказания с помощью денег. И вроде бы не должно царапать, но, боже мой, как сильно задевает.
В палату возвращается медсестра и вводит Андрею обезболивающее. Интересуется, нужно ли что-нибудь ещё. Жалуется на загруженность и тут же убегает.
Мы снова остаёмся вдвоём. Пауза затягивается. Тишину в палате разрывает звонок мобильного телефона.
Бакурин берёт его с тумбы, смотрит на экран и хмурится. Кажется, даже сильнее, чем когда увидел меня. Затем отвечает в трубку.
***
— Ну? Как прошло? — интересуется папа, когда я выхожу на крыльцо больницы.
Меня всё ещё потряхивает после общения с Андреем, поэтому я только и могу, что передёрнуть плечами. Слёзы я смыла в уборной, а покрасневших глаз отец, к счастью, не видит.
На самом деле всё прошло ужасно. От начала и до конца. После того как я заново собрала гостинцы, быстро попрощалась с Бакуриным и вылетела из палаты.
— А словами изъясняться можешь, Жень?
Мы спускаемся по ступеням и направляемся на парковку. Я опускаю все матерные слова и смягченно пересказываю то, как принял меня гонщик. Агрессивно, что неудивительно.
— Ничего лишнего ему про аварию не болтала? — интересуется отец. — Я дал тебе пошаговую инструкцию, но мало ли…
Всё, что нужно было говорить — выветрилось из головы, когда Андрей впился в меня взглядом. Мой монолог был чистой импровизацией. И да, я, должно быть, озвучила то, чего не должна была. Например, что на момент столкновения находилась за рулём собственного автомобиля. Но папе я в этом не хочу признаваться, поэтому усерднее мотаю головой.
— Пока тебя не было — я общался с врачами, — произносит он, когда выезжает за территорию больницы.
— И какие прогнозы?
Судя по тому, как морщит лицо отец, дела плохи. И мне снова становится больно.
— Гонщику вставили в предплечье пластину и двенадцать шурупов. Сложность заключалась в положении лучевого нерва: он как раз проходит вокруг той части кости. Но вроде бы обошлось.
Я удобнее сажусь в кресле, чтобы наблюдать за отцом и не упустить ни единого слова об Андрее. Мне почему-то важно знать всё, через что он прошёл и пройдёт.
— Гонщик отказался от денег, — тихо заявляю.
— Знаю. Созванивался с его менеджером ещё в первый день. Тот вроде бы был не против, но Бакурин слишком гордый и принципиальный. Наотрез отказался иметь с нами какие-либо контакты. Впрочем, лечение пока что с лихвой покрывает страховая — это не самое страшное.
— А что самое?
— Будущие прогнозы. Они пока не столь радужные, как хотелось бы. Если Андрей и вернётся в спорт, то нескоро. Такие травмы очень редки. Нужно минимум три месяца не нагружать руку. Если не слушать рекомендации, то существует повторный риск перелома. Среди топовых гонщиков практически никто не возвращался на лидирующие позиции после длительного пропуска — особенно если в причинах перерыва виновата серьезная травма.
Домой я возвращаюсь в ещё более отвратительном настроении. Иду к себе в спальню, закрываю дверь на замок. И весь оставшийся день посвящаю тому, что изучаю новые статьи об Андрее.
Их так много, что разбегаются глаза. Заголовки пестрят провокациями, только бы поймать хайп на этой теме.
Кто-то ставит пожизненный крест на карьере Бакурина, а кто-то даёт прогнозы, что гонщик больше никогда не будет Первым, если вернётся в автоспорт.
Я так сильно злюсь, что на все статьи кидаю жалобы. Позже пишу своему другу-программисту, чтобы нашёл мне человека, который утопит эти статьи на самом дне сети. Они больше никогда не всплывут в поиске.
Могу только представить, как сильно бесится Андрей от прогнозов недокритиков. Если, конечно, читает. Но надеюсь, что всё же нет.
Рядом с ним обязаны быть люди, которые поддержат и не дадут пасть духом. Мать, жена, друзья и коллеги. Хочется верить, что после столь сложного перелома Бакурин рано или поздно вернётся в спорт и снова станет чемпионом.
Во время ужина отец интересуется моими дальнейшими планами. Просит, чтобы я не давила на Андрея. При желании он может поднять всех друзей и знакомых на уши, воспользовавшись привилегиями и достижениями, и устроить папиной клинике настоящую забастовку. С гонщиком нужно действовать осторожно и ненавязчиво.
— Может, пока не приезжай к нему. Даже не знаю, как лучше поступить. Раскаяться или скрыться в тени? Позже я сделаю так, чтобы Бакурин прошёл реабилитацию в клинике Литвина. Заодно и тебя туда пристрою.
Папа посмеивается и пьет вино. Он редко употребляет алкоголь, но стресс недавних дней прямо-таки располагает, чтобы расслабиться.
— Я уже пообещала Андрею, что приеду завтра, — серьезно заявляю.
Даже если он не ждёт — всё равно приеду.
После ужина я возвращаюсь в спальню и сажусь за ноутбук. Ищу хотя бы близко похожую информацию на тему травм у гонщиков. Важное — печатаю. Пессимистичное — откладываю в сторону.
Затем неожиданно натыкаюсь на историю двадцатисемилетнего каталонца — шестикратного чемпиона MotoGP. Ему провели операцию, но парень переусердствовал и уже через две недели стал тренироваться. Как итог — пластина сломалась, и ему потребовалось повторное хирургическое вмешательство.
На всякий случай распечатываю и эту статью, чтобы показать Андрею — так делать не надо, даже если очень хочется. Сейчас главное – покой и здоровье.
В одиннадцатом часу, когда я скрепляю степлером всю информацию для Бакурина, звонит мама.
Она не живёт с нами давно. Когда мне было десять лет, мама заявила отцу, что без памяти влюбилась в итальянца, с которым познакомилась на медицинской конференции. Дальше были запретные чувства, страсть и муки выбора.
***
Воспользовавшись бахилами и накинув на плечи халат, прохожу в отделение травматологии.
Бакурин был госпитализирован в дорогой частный госпиталь с лучшими врачами и оборудованием. И это не может не радовать. Значит, ему здесь помогут. Изо всех сил постараются.
— Добрый день!
Медсестра на посту вежливо здоровается со мной и возвращает взгляд к журналам. Если бы Андрей захотел, то строго-настрого запретил бы мне посещения. Но он не сделал этого, а значит, можно.
Привычно застыв перед дверью палаты, пытаюсь успокоить ошалевшее сердце, но ничего не выходит. Оно работает навылет, долбит рёбра. Я прижимаю ладонь к левой половине груди и тихо проговариваю:
— Хуже уже не будет — это точно.
Постучав для приличия и, конечно же, не услышав разрешения — прохожу в палату без спроса.
Гонщик стоит у шкафа, перебирает одежду. Не могу сказать, что выглядит он лучше вчерашнего, потому что для полного восстановления нужно больше времени, но цвет лица не такой бледный.
— Здравствуйте, Андрей, — произношу, прикрывая за собой дверь. — Как себя чувствуете?
Бакурин равнодушно осматривает меня с головы до ног и отводит взгляд. Не шлёт на хуй, что уже приятно.
Расправив плечи, иду по палате. Не раз и не два ловлю себя на мысли, что ступаю, словно по минному полю. Один неверный шаг, и взрыв неминуем. Нужно быть осторожной, подобно сапёру. Об этом меня просил и папа.
— Я принесла цитрусовые, как и обещала. Продавец на рынке предложил попробовать ещё манго и папайю. Я взяла на всякий случай — вдруг вы любите. Если нет — выбросите в мусорное ведро.
Я не жду поддержания беседы и ответов от гонщика. Боже мой, я вообще от него ничего не жду, честное слово. Но дело в том, что меня никогда всерьёз не ненавидели. Что в детском саду, что в школе, что в университете — любили и уважали. Я всегда была умницей и никого не обижала, но всё бывает в первый раз, правда?
Остановившись у злосчастной тумбы, которую вчера опрокинул Бакурин, ставлю на неё пакет с новыми гостинцами. Где старые — понятия не имею. Я могла бы красиво разложить фрукты по полочкам, но боюсь, это будет чересчур.
— Кстати, я вчера нашла много интересной информации о переломах, подобных вашему.
Андрей закрывает шкаф и, достав оттуда чистую одежду, оборачивается ко мне. Без лишних слов понятно, что я раздражаю его своим голосом и присутствием, но спасовать и уйти — точно не то, чего я добивалась, а о том, что искупать грехи будет непросто, знала задолго до личной встречи.
Открыв сумочку, достаю оттуда папку с файлами. Утром я сто раз меняла решение. То скрепляла листы степлером, то вкладывала каждый в отдельный файл. Никогда не считала себя столь дотошной, но всё, что касалось гонщика, невольно делало меня именно такой.
— Я распечатала важное. Там медицинские статьи, комментарии. Истории реальных спортсменов, которые пережили травмы и благополучно вернулись в спорт. Я понимаю, что сейчас сложный период. И невозможность что-либо исправить медленно убивает, но главное – не сдаваться.
— Нет, не понимаешь, — перебивает Бакурин. — Ты ничего не знаешь обо мне, чтобы спокойно рассуждать о том, что я чувствую.
Это первые за сегодня слова от Андрея. И, к моему удивлению, они не звучат грубо. Просто резко. Я неотрывно смотрю в зелёные глаза напротив, понятливо киваю. Но, тем не менее, остаюсь верна тому, что изначально говорила.
— Я знаю достаточно.
Выдержав тяжёлый взгляд, продолжаю:
— Андрей Бакурин — раллийный автогонщик, самый титулованный в стране за всю историю. Обладатель рекордов по количеству побед, очков, выигранных спецучастков и подиумов в чемпионате мира. Тридцать лет, женат. Лев по знаку зодиака. Вес — восемьдесят пять килограммов. Рост — метр девяносто. Для гонщика много — в этом спорте любят низких и юрких, но к вам никогда не было претензий.
Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Мне жарко, к спине липнет платье. Информации в голове так много, что я могла бы рассказывать ещё и ещё — часами. На лице Андрея при этом не дёргается ни единый мускул.
— Я здесь, потому что искреннее хочу помочь. Не знаю, чем — если несложно, то озвучьте. И, поверьте, невозможность что-либо исправить в этой ситуации медленно убивает и меня. Как и бездействие.
Бакурин указывает в сторону ванной комнаты.
— Ладно. Поможешь мне принять душ?
Я мгновенно теряюсь. Сжимаю пальцы в кулаки, густо краснею. Должно быть, это видно, потому что гонщик едва уловимо усмехается.
— Да, конечно, — отвечаю с небольшой заминкой. — Пойдёмте.
Андрей включает свет, проходит в ванную комнату. Я снимаю с плеча сумку, оставляю её на мягком кресле. Папку с распечатанной информацией кладу на кровать.
Откидываю волосы за плечи, направляюсь следом. Пока не понимаю, что от меня требуется, но стараюсь не акцентировать внимание на путаных мыслях.
Когда перешагиваю порог ванной комнаты, то удивляюсь тому, насколько она тесная. Здесь стоят унитаз и душевая кабина. Есть чистые полотенца и гигиенические принадлежности. Ничего лишнего. Но для нас двоих слишком мало свободного пространства.
***
«Я буду поздно – ужинай без меня», — получаю сообщение от папы.
И следом новое: «Много работы».
Поставив сердечко, блокирую телефон и спускаюсь на первый этаж дома. Мне давно не десять лет, и то, что отец иногда заезжает к любовницам, не является для меня новостью. Просто он щадит мои чувства даже в девятнадцать.
Когда родители развелись, то сама мысль о том, что в доме появится другая женщина, кроме мамы, приводила меня в ужас. Казалось, что как только каждый из родителей создаст свою семью, я останусь в стороне. Никому не нужной, преданной и одинокой.
С годами моё восприятие изменилось. Я стала достаточно взрослой, чтобы понимать, как сильно папа нуждается в женском внимании и любви. В данный момент он встречается с Ирой — девушкой, которая проходит в клинике интернатуру. Хочется скрестить пальцы, чтобы у них получилось.
За ужином я снова лезу в сеть, чтобы проверить новости о гонщике. Это становится плохой традицией, но притормозить я не могу. С одной стороны, хочу, чтобы о нём помнили и говорили, а с другой — только хорошее.
Обжегшись чаем, прокручиваю в голове сегодняшнюю встречу. Мне не сразу, но стало понятно, что Андрей попросту надо мной издевался. Было ли обидно? Нет, ни разу. Если это поможет ему пережить крах в карьере и жизни в целом — то окей, какое-то время я смогу побыть грушей для битья. Он же для этого меня оставил?
Интересно только, что бы он сделал, если бы я набралась смелости и сняла с него штаны и бельё? Щёки ярко вспыхивают, когда думаю об этом. А я бы сделала это?
Наша вторая встреча закончилась ожидаемо плохо, но я почти не расстроилась. Казалось, что чем чаще мы будем видеться, тем лучше будет двигаться дело по искуплению вины. Рано или поздно Андрей должен понять, что я искренна в своих желаниях, а за рулём была трезвой и вовсе не пренебрегала правилами дорожного движения — просто так вышло, отвлеклась. Жутко, но это так.
Но пока что, чем хуже гонщику — тем хуже мне. И я уверена, что это вовсе не предел, и даже не пик. Разогрев. Когда всё начнёт по-настоящему сыпаться — тогда и случится мощный взрыв.
После обеда Андрею поставили капельницу, а я села в кресло и попыталась прочитать ему что-то из подготовленного накануне материала. Вряд ли он вообще слушал меня, потому что равнодушно смотрел в потолок, но не перебивал и не затыкал. Думал, хмурился, играл желваками. Я украдкой посматривала.
Когда увидела, что он горит, то позвала медсестру и попросила уколоть жаропонижающее.
Прошёл час, но легче не становилось. И тогда я не придумала ничего лучше, чем сбить температуру с помощи влажной марлевой повязки, которую попыталась положить на горячий лоб Андрея — за что наткнулась на уничтожающий взгляд.
Гонщик строго попросил меня уйти. У него даже не было сил, чтобы отбивать в мою сторону болезненные удары, хотя я подавала и подавала. Равнодушие оказалось хуже грубости. Кто бы мог подумать.
Мне пришлось покинуть стены палаты. Я вышла в коридор и просидела на посту у медсестры до тех пор, пока Андрею не стало легче. Когда температура спала, и он уснул, я со спокойной душой уехала домой, но попросила звонить мне, если состояние станет хуже.
Сделав глоток чая, не могу перестать прокручивать в голове прошедший день. Взгляды, слова, реакции. Я понимаю, что Бакурин не терпит непослушания, но на месте его близких я бы дневала и ночевала в больнице вопреки его приказам. В соседней палате, на парковке — неважно. Ему больно и одиноко. Прекрасное будущее ускользает как песок сквозь пальцы.
Позже я с интересом обнаруживаю, что старые статьи утонули в сети, но всплыли другие — первые заголовки по запросу фамилии Бакурина показывают свежий материал. Я расправляю спину, просматриваю.
Жена известного гонщика Андрея Бакурина, Алина, вынужденно перенесла презентацию своей новой коллекции на неопределённый срок.
Пытаюсь вспомнить, почему мне не понравились её дизайнерские вещи, и никак не могу. Тру лоб, напрягая память.
Нахожу личную страничку в социальной сети, вижу закрытые комментарии к постам. Насколько мне известно из давних интервью Андрея – они с женой вместе уже семь лет. Молодые, красивые. До этого долго дружили.
Гонщик тепло отзывался об Алине и всегда утверждал, что она – его стимул и вдохновение. Может, моя подруга преувеличила размер их ссоры и от скуки разогнала информацию о разводе?
Когда нахожу рабочую страничку Бакуриной, наконец, вспоминаю, почему мне не подошли её вещи. Всё дело в откровенных вырезах и мини-длине. Наверное, я не доросла до такой одежды. Для меня это слишком, хотя, безусловно, выглядит красиво.
— Я дома! – звучит голос отца в прихожей.
Он приезжает в одиннадцатом часу. Весёлый, в хорошем расположении духа.
— Какие планы на завтра? – спрашивает, подойдя к холодильнику и достав оттуда бутылку воды.
В свои сорок два папа выглядит просто отлично. Никакого лишнего веса, глубоких морщин. Я видела, как Ирина смотрела на него полным восхищения взглядом. Впрочем, не только она, а и многие другие женщины.
— Не хочешь поехать со мной к Литвиным? – снова интересуется. – У Валерия именины. Будут шашлыки, танцы. Заодно и развеешься.
***
— И кто же согласился участвовать в подобной авантюре? — спрашиваю сиплым голосом.
Пальцы сами собой сжимаются в кулаки. Чувствую, что так нечестно и неправильно, но с другой стороны — я же сама набрала номер близкого человека после ДТП, чтобы попросить помощи и защиты. Вот он и защищает — как может и как умеет. Делая всё, чтобы исправить мои чудовищные ошибки.
— Какая разница, Жень? — неприятно кривит лицо отец. — Есть люди, которым плевать на запятнанную репутацию. Мне и тебе — нет.
Озвученное глубоко ранит. На самом деле мне как раз таки плевать на репутацию, но так как я — часть своего отца, то деваться некуда. К сожалению, перекладывание вины на другого человека никак не успокоит мою взбушевавшуюся совесть.
— Я же должна знать, как зовут моего личного водителя, и как он выглядит, — пожимаю плечами.
— Когда придёт время — расскажу подробнее. В данный момент я тщательно прорабатываю этот вопрос.
Понятливо кивнув, опускаю взгляд. Смаргиваю проступившие слёзы.
— Пап, я до сих пор помню тот глухой удар. Скрежет шин, лежащего на асфальте гонщика. Это было ужасно. Если бы я не мчала на огромной скорости и внимательно смотрела на дорогу, то никого бы не покалечила.
— И что? Считаешь, что должна понести за это заслуженное наказание? Думаешь, ты единственная, кто отмазывается подобным образом? А, Жень?
Вздрагиваю, когда отец ударяет кулаками о стол.
— Отвечу за тебя — нет, не должна. И пойми меня — я поступаю так, как считаю нужным. Это решение больше не обсуждается. Ты чистая и беззлобная девочка, которая невольно оступилась. Моя цель как родителя — подхватить тебя и не дать упасть. Чего бы мне это ни стоило.
Он шумно дышит, шея покрывается красными пятнами.
— Ты знаешь, что травматизм у гонщика — это почти норма? Как и смертность, Жень. Такой спорт, бывает. На адреналине, риске. Балансе между жизнью и смертью. Кто знает, если бы не ты, то может быть, в Монте-Карло ему вообще было суждено умереть!
Наверное, папа думает, что успокоит меня этим, но ничего подобного — трясёт ещё сильнее.
Я поднимаюсь из-за стола, убираю грязную посуду в раковину и мою чашку. Отец не унимается и продолжает доказывать собственную правоту на совершенно неуместных примерах.
Позже, будучи в напряженных отношениях, мы желаем друг другу доброй ночи и расходимся по комнатам.
Мне не сразу удаётся уснуть, потому что я пытаюсь представить реакцию Андрея, когда он узнает о несуществующем личном водителе. Вот позор-то.
Скорее всего, на его лице отобразится кривоватая ухмылка. Он скажет что-то вроде: «Я так и думал. Папина дочка, мажорка — что с неё взять».
Когда проваливаюсь в сон, то мне снится гонщик. В душе, с голым торсом. Я кожей чувствую его злость и агрессию. Впитываю её в себя до последней капли.
Трогаю горячий живот кончиками пальцев, искреннее жалею. Андрей безжалостно бьёт меня словами, а затем… накрывает мои руки своими ладонями и сжимает. И так жарко становится, что, когда звенит будильник и я возвращаюсь в реальность, то обнаруживаю мокрую насквозь футболку.
— Доброе утро, котёнок, — как ни в чем не бывало произносит папа, когда я застаю его на кухне в домашней одежде и фартуке.
У нас есть семейная традиция. В будние дни готовлю я, а в выходные — он.
— Доброе. Пахнет изумительно. Это омлет с томатами и беконом?
— В точку. Я почему-то думал, что ты попозже проснёшься. Хотел успеть ещё и блинчики.
Сев за тот самый стол, за которым вчера состоялся громкий разговор — признаюсь как есть. Встала раньше потому, что планировала приготовить для Андрея домашней еды. Раз он оставил меня в качестве единственного посетителя, то нужно оправдать этот почётный статус на максимум.
Позже мы с папой завтракаем и смотрим любимый сериал. ДТП не трогаем — слишком остро, поэтому обсуждаем другие актуальные темы. Например, мою стажировку.
После этого я убираю посуду в мойку, занимаю плиту и начинаю варить домашний куриный бульон, кашу и постную говядину. Не исключено, что еда отправится в мусорное ведро, как и всё, что я приносила раньше, но попробовать стоит.
Когда заканчиваю — папа уже собран и ждёт меня в машине, чтобы закинуть по дороге в больницу. Он собирается в гости к друзьям, и, судя по частым звонкам и сообщениям, не один, а с Ириной.
Я тороплюсь и надеваю первое, что попадается под руку: короткие шорты и свободную белую майку. Длинные волосы собираю в удобный высокий хвост.
— Уверена, что не хочешь со мной? — спрашивает отец, когда останавливается у ворот больницы.
— Да. Передавай Тёмке привет.
В груди плещется странное чувство, которого совершенно точно не было раньше. Я вдруг осознаю, что хочу увидеть гонщика. Хмурого, злого. Неважно. Просто хочу.
— Жень, чтобы снизить уровень твоего самобичевания, скажу, что, если Андрей будет проходить реабилитацию у Литвина — я проверну одно приятное дельце.
Я тут же закатываю глаза. В последнее время мне не совсем нравятся папины идеи.
***
Настроение меняется со скоростью света. Я то хмурюсь, то задыхаюсь от обиды. Без слов понятно, что моё присутствие, скорее всего, мало трогает Андрея, но всё равно почему-то неприятно.
— Мне несложно повторить, — спокойно проговариваю, после того как беру себя в руки и вспоминаю, что это не у меня, а у гонщика жизнь пошла под откос.
Не упуская ни единого слова, начинаю рассказ от начала — когда только вошла в палату, и до конца. Возможно, даже с большим энтузиазмом, потому что теперь точно знаю — меня слушают.
Гонщик блокирует телефон, кладёт его на тумбу. Бросает беглый взгляд на полупустой флакон с лекарством.
— Зачем ты сюда таскаешься? — спрашивает ровным тоном.
Сев в кресло, выжидающе смотрю на Андрея. В его глазах непривычно тихо — почти штиль. Есть ли шанс, что однажды там появится если не симпатия, то хотя бы капля тепла для меня?
Сердце усиленно стучит по рёбрам. Я бы хотела этого, правда. Наверное, мне было бы интересно увидеть от гонщика чувства, диаметрально противоположные тем, что появились у него при первом нашем знакомстве.
— Тебе что, заняться нечем, Жень? — снова интересуется, когда я долго молчу.
Вздёрнув подбородок, набираю в лёгкие побольше воздуха. Разговоры — это хорошо. Лучше, чем молчание и короткие обрывистые фразы, полные презрения.
— Инициатива приехать сюда впервые была папиной — признаю. Но дальше — исключительно моё желание. И да, мне нечем заняться. Я сдала сессию, поэтому в данный момент абсолютно свободна. На свидания не бегаю, шопинг предпочитаю онлайн, а с клубами завязала. Наверное, надолго.
— Ты же не ждёшь от меня похвалы? — приподнимает брови Андрей.
Новая доза сарказма звучит довольно незаслуженно. Я родилась в обеспеченной семье, но, тем не менее, это не означает, что в свои девятнадцать я прожигала жизнь на вечеринках и в клубах, ни о чем не беспокоясь. Жаль, что у Бакурина сложилась иная картинка. Он думает, что папа подчищает за мной косяки всегда и везде, но на самом деле — это впервые.
— Я не напрашивалась на неё, — медленно проговариваю. — Просто хочу, чтобы знал: пока ты здесь — я буду приходить. Пользуйся на здоровье.
Андрей хмыкает, а я осознаю многозначительность сказанной фразы и тут же смущаюсь.
— Почитать тебе? — перевожу тему.
— Валяй, — соглашается гонщик. — Может, даже подремать получится.
Следующие полчаса я громко и выразительно читаю отобранный материал. Изредка прерываюсь, чтобы передохнуть и попить воды. Позже снова продолжаю.
Вскоре глаза цепляются за интервью молодого чемпиона, который сломал руку в том же месте, что и Бакурин. Это должно быть интересно.
— Спустя четыре дня после выписки Марк приступил к занятиям и даже приехал на второй этап сезона, чтобы попробовать провести квалификацию. Итог плачевный. На следующий день после неудачного заезда мир облетела ещё одна новость о здоровье спортсмена: ему пришлось перенести повторную операцию из-за поломки пластины в повреждённой руке.
Я отрываю взгляд от текста, смотрю на Андрея. Он, как ни странно, не спит. Смотрит в потолок, слушает. В то время как в его вену продолжает поступать лекарство.
— Отчаянный парень, — осуждающе качаю головой, чтобы проверить реакцию Бакурина.
— Почему отчаянный?
— Ну… Это же опасно и глупо — сразу после операции садиться за мотоцикл.
Андрей дёргает плечами. Для него, похоже, это норма. В интервью известному немецкому изданию Бакурин делился, что гонки — вся его жизнь, и по-настоящему наполненным он чувствует себя за рулём. В остальное время перебивается подготовкой и томительным ожиданием.
— Я в курсе, что ты с пяти лет вовлечён в автоспорт — с тех пор как начал ходить в секцию картинга. Но ты же не собираешься? Сразу после выписки?..
Гонщик суживает глаза и планирует ответить, но наш разговор прерывает вошедшая в палату медсестра. Я даже не заметила, когда закончился препарат во флаконе. Увлеклась.
Андрей приветливо разговаривает с девушкой, улыбается и даже подшучивает. Оказывается, у него чуть хрипловатый и безумно притягательный смех, который пробирает до самых мурашек.
Я неоднократно ловлю себя на мысли, что со мной он никогда так свободно не общался. Не заслужила.
Медсестра расправляет плечи, мило смущается. После того, как отсоединяет систему, вводит антибиотик. Возможно, из-за волнения дёргает рукой и неудачно задевает катетер. Тот выпадает из вены, пачкая Андрею одежду.
— Боже, простите, пожалуйста! — мгновенно спохватывается.
Девушка принимается вытирать белоснежную футболку спиртом, но это мало помогает. Бакурин великодушно прощает, отвечая, что не произошло абсолютно ничего страшного. Вот бы он и мне когда-то так сказал.
Когда мы, наконец, остаёмся в палате вдвоём, то закончить начатый разговор всё равно не получается. Андрею звонят, он осторожно встаёт с постели и подходит к окну. Выслушивает длительные оправдания, не перебивая.
— Кир, я же ясно дал понять, что пока никого не хочу видеть, — отвечает после вступления. — Какой договор? А, понял. Разрывают?
***
Кирилл Наумов приходит к Андрею и в воскресенье, и в понедельник. Каждый раз с плохими новостями и ворохом документов. И когда я вижу его на пороге, то мысленно выталкиваю прочь, потому что он всё портит.
Без него почти хорошо. Точно лучше. После его ухода у моего гонщика напрочь портится настроение. Оно эхом передаётся и мне.
В разговоры мужчин я не вслушиваюсь, но порой невозможно игнорировать высокий тон и жаркие перепалки, хотя я и пытаюсь отвлечься с помощью телефона и социальных сетей. Андрей непоколебим, а Кирилл пытается его сломить. Постоянно что-то требуя и манипулируя.
Внешне менеджер казался мне приятным, но чем больше я узнавала его, тем сильнее он мне не нравился. Правда, Бакурин работал с ним последние девять лет. И весьма успешно.
Иногда я не выдерживаю накала и выхожу на улицу, несмотря на то, что Андрей меня не прогоняет. Брожу по парку, сижу на скамейке и всматриваюсь в лица случайных прохожих.
Возвращаюсь, когда точно убеждаюсь в том, что Кирилл уехал на своем новеньком Порше с территории больницы.
— Как дела? — интересуюсь у Андрея.
— Всё херово. Ничего нового, — обыденно жмёт тот плечами.
Внутри всё сжимается от его тона и настроения. Я прячу за спиной мороженое и прошу Бакурина угадать, в какой руке оно находится — так сильно хочу его порадовать, но абсолютно не знаю, как и чем. Слова точно лишние, а действия уже сделаны и, к сожалению, необратимы.
Гонщик сопротивляется, но больше для вида. Вытягивает шоколадное эскимо с глазурью, ест со мной за компанию. Возможно, ему нельзя, но если чуть-чуть — то можно, правда?
Буквально вчера, прогуливаясь по парку, я встретила санитарку, которая трудится в отделении. Она нянчила внука, играла с ним в прятки. Позже мы присели на одну и ту же скамейку, разговорились. Я по секрету попросила её признаться, выбрасывает ли Андрей мою еду в мусорное ведро. Женщина удивилась и уверенно ответила, что нет.
В тот момент я абсолютно точно поняла, что движусь в правильном направлении. Ему нужны моё присутствие, забота и тепло. Как бы он ни транслировал обратное.
— Ты же знаешь, что скоро будет лучше? — серьёзно спрашиваю.
Гонщик не отвечает, потому что давно разуверился. Он только шумно выдыхает и стреляет в меня раздражённым взглядом.
На днях его главный соперник выиграл ралли-марафон в Монте-Карло и заработал приз в размере нескольких сотен тысяч евро. А должен был Бакурин. Все ставили на него. И я бы поставила, если бы чуть раньше с ним познакомилась.
— Можешь не верить, — снова отвечаю Андрею. — Но я точно знаю.
Решив не развивать тему, мысленно ассоциирую наше общение с морем. Оно то обманчиво тихое и спокойное, то опасно тёмное и штормовое. Когда я замечаю, что поднимаются высокие волны — не лезу. Перевожу разговор в другое русло, или вовсе ухожу. Когда глаз радует безмятежная гладь воды — окунаюсь с головой. Много болтаю, шучу.
И если начистоту, то постоянно ловлю себя на мысли, что живу от встречи к встрече.
Бывает, перед сном лежу и планирую наше будущее. Не в глобальном смысле, конечно. Но старательно ищу новые точки соприкосновения по тем или иным темам. На самом деле сложно находить контакт с человеком, который старше тебя на одиннадцать лет, не слишком приветливо настроен и переживает серьезные изменения в жизни. Почти драму.
В сети теперь всё меньше и меньше упоминаний о гонщике. Папа был прав — такими темпами о нём забудут.
Не поехал в Монте-Карло — бывает. Попал в аварию — жаль. Выпал из спорта на долгое время — что же, прощай, Андрей — бывший номер один. Вместо тебя обязательно придут другие.
Во вторник я задерживаюсь у Бакурина дольше положенного. Признаков шторма нет, а это отлично сказывается на нашем общении.
Я читаю интересную статью о том, как лечат переломы в Китае. Бакурин слушает, слушает. Затем неожиданно перебивает и спрашивает:
— Ты в курсе, что в Китае водители часто добивают пешеходов, чтобы сэкономить?
— Что за бред? — искреннее возмущаюсь.
Андрей откидывается на спинку кресла, закинув здоровую руку за голову. Дёргает уголками губ. Я смотрю на него и хмурюсь, хотя в груди огнём горит. Когда я здесь, со мной так часто происходит. И у меня почти получается с собой справляться.
— Нет, правда. Китайские водители, если уже сбили человека, могут сдать назад и переехать бедолагу еще несколько раз, чтобы окончательно убедиться в том, что пешеход мертв. Они прибегают к такой жестокости из-за того, что в стране предусмотрена высокая материальная компенсация за нанесение травм. Если сбитый пешеход выживет и останется искалеченным — виновнику до конца своей жизни нужно будет выплачивать пострадавшему деньги. Поэтому водителю добить пешехода дешевле — средства придется выплатить лишь раз.
Я слушаю, широко раскрыв глаза. Звучит как безумная легенда. Поэтому я почти тут же лезу в интернет и… впадаю в шок. Такое действительно случается. Страдают и маленькие дети.
— Боже мой. Нет, я бы так не смогла, — тут же качаю головой. – С тобой или с кем-то другим. Лучше бы до конца жизни платила пособия и ездила проведывать.
***
Сегодня я опоздала часа на полтора, поэтому в палате непривычно тихо.
Клянусь, я никогда не лазила по вещам Андрея (только по личной просьбе), но сейчас не удерживаюсь и кидаюсь к шкафу. Открываю дверцы, проверяю наличие одежды. Вижу на полках идеально сложенные штаны и футболки. Набираю в лёгкие максимум воздуха и шумно выдыхаю. Сердце по идее должно успокоиться, но стучит почему-то чаще и чаще — по нарастающей.
Фу-ух! Он здесь!
На секунду прикрываю глаза от облегчения, затем оборачиваюсь. Обращаю внимание, что внутри тумбы по-прежнему лежат личные вещи Андрея. Господи. Мне показалось, что их нет, и Бакурин выписался. И мне бы порадоваться этой новости, но на душе настолько тяжело, что сложно пошевелиться.
Закрываю шкаф. Чувствую, как потряхивает. Нынешнее состояние выбивает меня из колеи. Я не должна была настолько привязываться к гонщику и нашим встречам — в чём-то папа был прав, когда попытался пресечь мои визиты. Теперь же одна только мысль о том, что Андрей навсегда исчезнет из моей жизни — приводит в ужас.
Я прохожу в ванную комнату, умываю лицо. Подняв голову, смотрю на себя в зеркало. Пытаюсь увидеть то, что узрела Олька. Обычная я. Ни капли не влюблённая дурочка. В привычной свободной майке, коротких шортах и кедах. Волосы распущены, на лице минимум косметики — но всё же немного есть.
Вспоминаю и анализирую, с какой целью всё утро выпрямляла волосы утюжком, подкрашивала ресницы и губы – и впадаю в панику. Да, я хотела быть красивее. Для гонщика. Интересно, чем планировала его удивить?
Тело окатывает жаром. Я вытираю лицо салфетками и снова впиваюсь в отражение. На самом деле, если внимательно присмотреться, то можно увидеть, что мои глаза выглядят настолько перепуганными, словно за мной гнался серийный маньяк. Но нет. Я всего лишь осознала, что могу больше никогда не увидеть Андрея.
И всё же я дурочка. Станет ли мне легче, если он попрощается перед выпиской? Скажет, мол, лучше бы никогда в своей жизни тебя не встречал?
— Привет… — я дёргаюсь, когда возвращаюсь в палату и встречаю гонщика.
Он кивает в знак приветствия, бросает на тумбу телефон и идёт к шкафу. Мне вдруг начинает мерещиться, что Бакурин в одну секунду меня раскусил. И то, что влюбилась. И то, что испугалась его отсутствия. Как же всё-таки хорошо, что он не умеет читать мысли.
— Я опоздала, потому что встречалась с подругой, — проговариваю как можно невозмутимее.
— Без проблем.
— Пришла, а тебя нет.
Андрей отворачивается.
— Был в соседнем корпусе на МРТ.
Я подхожу к креслу и обессиленно в него сажусь. Вытираю влажные ладони о шорты, прислушиваюсь к себе. Лучше бы я этого не делала.
С Костей у меня и близко не было похожих эмоций. Сердце учащённо стучало, когда он находился рядом, но на этом всё. Я влипла. Боже мой. Я так сильно влипла!
— И как результаты? — заботливо интересуюсь.
— Жить буду. Это из приятных новостей.
— Ты всегда такой пессимист?
Бакурин возвращает взгляд. Смотрит чуть иронично и высокомерно, но я уже привыкла. Более того, как оказалось — мне нравится. Всё в нём нравится. До мельчайших деталей.
— Только когда меня калечат на переходе.
Я с силой вжимаюсь в сиденье и ёрзаю бёдрами на месте. Снова просить прощения — глупо.
— Две секунды — я душ приму, — произносит Андрей. — На улице адски жарко.
Он скрывается за дверью, а я, наконец, перевожу дыхание и прислушиваюсь к шуму воды за стеной, стараясь лишний раз не визуализировать. Я будущий медик, в конце концов. Меня не удивить обнажённым телом. Сильным мужским телом, в котором масса нерастраченной энергии. И это остро чувствуется — волнами, импульсом. Чем угодно.
Я лезу в сумочку и достаю оттуда телефон, пытаясь отвлечься и чем-то занять себя.
Андрей возвращается спустя несколько минут. В спортивных штанах, с голым торсом. Я старательно смотрю на дисплей, но перед глазами вспышками появляются красочные пятна.
Блокирую мобильный, поднимаюсь на ноги. Сотню раз напоминаю себе, что без пяти минут являюсь врачом. Не стану же я от каждого красивого мужика то краснеть, то бледнеть? Нет, конечно.
— Достать тебе футболку? — спрашиваю с наигранным энтузиазмом.
Гонщик садится на край кровати, разминает плечо сломанной руки. Наверняка не догадываясь о том, что происходит у меня внутри.
— Я в состоянии передвигаться, но если тебе понравилось меня одевать — то вперёд.
Подойдя к шкафу, рассматриваю полки.
— Чёрную с красной эмблемой, — подсказывает Андрей. — Она на самой верхней полке.
Узнав в обманчиво-приветливом голосе издевку, слегка улыбаюсь. Беру стул, встаю на него и перебираю одежду. Спину жжёт от насмешливого взгляда, но я не сразу догадываюсь, что не так.
— Чёрная есть, с красной эмблемой — не вижу.
— А, чёрт. Она осталась дома. Что ж, тогда любую — на твой вкус.
***
— Тём, а покажи Женьке, где можно найти тарелки, — просит отец, весело подмигивая сыну товарища. — Пожалуйста.
Меня передёргивает от этого неуместного «тонкого» приёма, который очевиден всем присутствующим.
Стреляю в папу недовольным взглядом, тот отмахивается. Пусть скажет спасибо, что я вообще согласилась ехать на дачу к Литвиным. Сдались мне эти рыбалка, баня и шашлыки. Лучше бы дома осталась — к Андрею всё равно не собиралась ехать. Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо ещё. Особенно после того позорного поцелуя.
— С радостью, — подхватывается со скамейки Артём.
— Я бы и сама нашла, — ворчу в ответ.
— Это вряд ли, Жень. Наша дача нестандартной планировки, для начала – хоть бы не заблудиться.
На удивление Тёма оказывается прав. С виду обычный двухэтажный дом внутри напоминает лабиринт, и чтобы пробраться на кухню, нужно пройти множество ненужных комнат и длинных зауженных коридоров. Сколько блуждаю по первому этажу — никак не могу сориентироваться.
Артём показывает, где находятся тарелки. Позже помогает накрыть на стол. Наши отцы как раз заканчивают приготовление шашлыка и располагаются в просторной деревянной беседке.
Повод вроде как есть — уже с понедельника я приступаю к практике в реабилитационной клинике Валерия Семёновича, но, конечно же, можно было вполне обойтись без никому не нужной (особенно мне) попойки за городом. Это была инициатива наших с Артёмом родителей.
Сдавив пальцами стакан с соком, выслушиваю наставления отца. Он просит быть умницей и не позорить его фамилию. Я пью, киваю. Уверяю, что не разочарую.
Когда Валерий Семёнович начинает вспоминать свою весёлую практику в студенчестве — и вовсе теряю нить разговора. Всё потому, что слышала об этом, и далеко не один раз — на каждом празднике, когда мы собираемся вместе. Стоит только зацепить тему медицины и приправить вечер крепким сорокаградусным алкоголем.
— Как тебе здесь, Жень? — чуть позже интересуется отец.
— Здорово, — искреннее отвечаю.
— Ну вот! А ты ехать не хотела, — шутливо укоряет. — Классная дача, правда? Надо и нам обзавестись. Вокруг красивая природа, свежий воздух — даже голова кружится от такого количества кислорода.
Вдыхаю, чтобы попробовать. Глубоко, на полную грудь.
— Буду садом-огородом заниматься в свободное от работы время, — задумчиво продолжает отец. — Построю теплицу.
Я несдержанно смеюсь.
— Перестань. Ты так говоришь, словно в свои сорок два готовишься к пенсии. В твоём возрасте вполне можно обзавестись новой женой и ребёночком.
Папа довольно улыбается. На самом деле он любит, когда я делаю ему комплименты.
— Посмотрим, Жень. После твоей матери я зарёкся жениться. Нам что, плохо с тобой вдвоём?
Отрицательно мотнув головой, обнимаю папу за плечи. На самом деле, после того как мама оставила нас, мы сильно сблизились. До её отъезда папа работал семь дней в неделю, чтобы обеспечить нам безбедное будущее. Мы редко виделись, мало времени проводили вместе. Позже всё изменилось, когда отец скорректировал график. Ему не хотелось, чтобы я когда-либо пожалела о том, что я выбрала его, а не маму.
После откровенных разговоров мы возвращаемся в беседку. Снова звучат истории и тосты.
Под вечер мне хочется зевать от скуки, чего не скажешь о папе. Он принял внушительную дозу алкоголя, достал с чердака Валерия Семёновича расстроенную гитару и принялся громко бренчать по струнам.
Чтобы чем-то отвлечь себя и не раздражаться, я опускаю взгляд в телефон. Открываю социальные сети, листаю. Натыкаюсь на новостной канал нашего города и непроизвольно вздрагиваю.
Жена Андрея Бакурина — Алина, назначила новую дату показа…
Задержав взгляд на снимке семейной пары, ощущаю, как немеет в грудной клетке. Гонщик открыто улыбается, обнимая жену за талию. В чёрном костюме и белой рубашке. Его жизнь до меня была насыщенной и интересной.
Наша последняя встреча целиком и полностью провалилась. Понятия не имею, почему я решила, что поцеловать Андрея будет уместно? Потому что почувствовала взаимность? Очевидно, мне показалось.
После поцелуя я отстранилась, смутилась. Помню, как пылало не только лицо, но и уши. Гонщик же не торопился убирать руку со внутренней стороны бедра. Смотрел с насмешкой, слегка прищурившись. Тогда казалось, что было проще провалиться сквозь землю, чем так.
Прижимаю пальцы к губам, тру. Вспоминаю, фантазирую. Сердце снова заходится, а мурашки мигом рассыпаются по телу.
Как бы мне ни было стыдно, но я ни о чем не жалею. Ни о том, как прижималась к твёрдым губам. Ни о том, как позволяла жестким ладоням гладить внутреннюю сторону бедра. Простые примитивные движения до сих пор заставляют низ живота пульсировать в ожидании разрядки. Это было… вау. Запредельно ярко.
Заблокировав телефон, кладу его на стол. Пошагово прокручиваю дальнейший разговор с Андреем. Как отстранилась, сказала, что мне пора. Гонщик совершенно ровно спросил: «Завтра придёшь, Жень?».
Я ничего не ответила, вылетела из палаты. С тех пор идёт второй день, как мы не виделись. И, откровенно говоря, меня до сих пор ломает от желания увидеть Андрея.
***
Я затаиваю дыхание и боюсь шелохнуться.
С детства знаю, что подслушивать разговоры взрослых нехорошо, потому что именно так и узнала (в довольно грубой форме), что у мамы появился новый любимый мужчина — не папа. Но, тем не менее, припадаю к двери и продолжаю начатое.
— Я тебя очень сильно люблю, — воодушевлённо произносит Алина.
Раздаётся медленный и неуверенный цокот каблуков по кафельному полу. Затем шумный выдох.
Гонщик продолжает молчать и испытывать нервную систему жены на прочность. И если раньше я думала, что только меня он воспринимает в штыки, то нет — каждого. Все вокруг – враги. Алине вот тоже не повезло — она пока не успела понять, как именно нужно себя вести с мужем, попавшим в беду и проживающим сложный период.
— Больше жизни люблю, Андрюш. Слышишь? — тихо-тихо спрашивает.
Я подхожу почти вплотную к дверному проёму и решаюсь не только подслушать, но и подсмотреть. Ненадолго. Буквально на минутку. Кончики пальцев покалывает от интереса. Такие ли Бакурины в реальной жизни, как и в сети?
Андрей стоит у окна, агрессивный и хмурый. Алина плавно движется ему навстречу. В коротком откровенном платье, на шпильках. Дизайнерские вещи, которые она создаёт — для меня слишком откровенны. На Бакуриной сидят словно влитые, подчёркивают красивые изгибы талии и груди. Поэтому на Алю я пялюсь даже дольше, чем на гонщика.
Она застывает на расстоянии не больше пятидесяти сантиметров и… будто бы боится. Надо же — такая сногсшибательная, уверенная в себе, и боится любимого мужчину, с которым прожила долгих семь лет. Если присмотреться, то можно увидеть, как подрагивают тонкие изящные пальцы, увешанные драгоценными колечками.
— Помнишь, на нашей свадьбе звучали слова: и в болезни, и в здравии, и богатстве, и в бедности?..
Бакурин хмыкает и отворачивается — устремляет взгляд на улицу.
— Это не мои личные клятвы, Аль. Обыкновенные шаблонные заготовки, которые зачитывают всем парам подряд. В жизни нет ничего стабильного, поэтому я обещал тебе только то, что действительно мог дать.
— Не до тех пор, пока смерть не разлучит нас.
— Нет.
Алина прижимает ладони к щекам, всхлипывает. Хрупкие оголённые плечи дёргаются вверх.
— Ты мой единственный мужчина вот уже много лет. Я не хочу ничего менять. И разводиться тоже не хочу.
Я бы тоже, наверное, не хотела. На её месте.
— Аля, мы вступали в брак с похожими планами и целями. Не знаю, как так вышло, но в последние годы мне приходилось буквально отстаивать свои. Это странно и некомфортно — так не должно быть.
Андрей разминает плечо, слегка волнуясь.
— Когда меня сбила машина, то первое, что я подумал: Алька, наверное, обрадуется, что придётся завязать с автоспортом.
— Прости.
— Да брось, — раздражённо отмахивается. — В твоём голосе не было ни грамма сочувствия. Играть не надо, притворяться – тоже. Это вполне честно, но мне не подходит.
Алина в считанные секунды преодолевает оставшееся расстояние и прижимается к Андрею. Она беззвучно плачет, тянется губами и коротко чмокает мужа в колючий подбородок. Гонщик не отвечает и даже не предпринимает попыток поделиться каплей нежности. К собственному ужасу, единственное, что я чувствую — это ликование и радость. Наверное, нет ничего хуже, чем влюбиться в несвободного мужчину.
— Я сходила с ума без тебя, Андрюш. Бесилась, когда охрана не пропускала мою машину. Множество раз переносила презентацию уже готовой коллекции и не выходила из дома.
— Попробуй заново — без манипуляций и давления, — предлагает Бакурин. — С чем конкретно ты пришла? Какие решения видишь?
От напряжения у меня между лопаток стекают капельки пота.
— Если предложить вложить накопленные средства в бизнес – то мимо.
— Андрей…
— Аля.
Гонщик предупредительно смотрит, Алина опускается с носочков на полную стопу и отрицательно мотает головой.
Боже. Ему всего лишь важно услышать, что он восстановится и вернётся в спорт. Разве так сложно просто подыграть в столь непростой период?
— Ты долбаный адреналиновый наркоман, — произносит Бакурина. – Думаешь, я не понимаю, как тебя здесь ломает? В четырёх белоснежных стенах? С гипсом и пластиной в руке?
Она тычет указательным пальцем в грудь мужа и начинает заводиться. Смахивает слёзы, включает истеричные нотки:
— Я устала сидеть дома и ждать: выживешь ты или нет? Вернёшься или разобьёшься в хлам? Может, это знак, что хватит? Пора уходить в завязку на пике карьеры?
Андрей крепко сжимает челюсти до играющих желваков, а я вспоминаю интервью, где он говорил, что живёт от одного соревнования к другому. Возможно, нужен новый фокус внимания, но определённо не менее интересный, чем гонки, чтобы Бакурин согласился уйти из автоспорта навсегда.
— Я заебалась подсчитывать овуляцию и думать: успеем мы или нет? Получится ребёнок, или снова пролёт? У всех моих подруг давно есть дети, а у нас только ссоры и тренировки двадцать четыре на семь!
***
Повесив сумочку на плечо, выхожу из здания «Территория здоровья» и направляюсь к пешеходному переходу. Телефон разрывается от количества входящих сообщений.
У меня есть ровно сорок минут на обеденный перерыв, который я решила провести вместе с подругами в ресторане через дорогу.
Оля и Катя сидят на летней веранде за дальним столиком. Что-то оживлённо обсуждают, перебивая друг друга, но резко прерываются, увидев меня на противоположной стороне улицы и начинают не только активно махать руками, но и выкрикивать моё имя. Вот дурочки!
— Мы устали ждать, — возмущается Олька. — И уже заказали себе по десерту.
— Простите. Я с трудом вырвалась, — качаю головой. — Очень много работы. Старшая не отпускала, пока не закончу с документами.
Сев в удобное плетёное кресло, жму кнопку вызова официанта. Тот появляется у столика в считанные секунды. Я даже меню не успеваю как следует изучить, поэтому заказываю то, что предлагают и готовят быстрее всего — салат с курицей и лимонад с облепихой.
— Сложно? — сочувствующе спрашивает Катя.
— Нет, не сказала бы, — отмахиваюсь. — Дни пролетают почти незаметно, потому что центр забит под завязку, но мне интересно и даже нравится. Нагружают, но не сильно — не так, как остальных студентов. И всё из-за личного указания Валерия Семёновича.
— Пошла бы в районную больницу — охренела бы от объема работ, — фыркает Олька. — Как хорошо, что у тебя есть такой замечательный папа, который может устроить в тёплое и непыльное место.
Я соглашаюсь с подругой, хотя часто чувствую себя не совсем комфортно, когда каждый из сотрудников непременно этим тыкает. Отец бывает у Литвина минимум раз в неделю. Его все здесь знают, а теперь и меня.
Официант приносит лимонад со льдом и сообщает, что салат будет готов в течение пяти минут. Я тут же тянусь губами к трубочке и делаю несколько жадных глотков, утоляя жажду. На улице самое пекло — под сорок градусов. Когда после работы я рискую добраться домой на общественном транспорте, то потом падаю с ног от усталости. Водить так и не рискую, хотя папа потихоньку начинает злиться, ведь он так сильно торопился забрать мою малышку из автосервиса. Теперь она стоит под навесом во дворе и ждёт своего часа. Дождётся ли?
— Что вы тут так активно обсуждали? — спрашиваю у девчонок, поглядывая на часы.
Оля стреляет в меня загадочным взглядом, достаёт из сумочки электронную сигарету и подаётся ближе.
— Вчера состоялся показ новой коллекции Бакуриной, а сегодня вся местная пресса не унимается и обсуждает её предстоящий развод. О самой одежде ни слова.
Я выпрямляю спину и обхватываю ладонями запотевший стакан с лимонадом. Подруга поясняет:
— Дело в том, что Алина была одна — без мужа, хотя все прекрасно знают, что Андрей в городе и не участвует в гонках из-за травмы.
— Ну и что? — тут же перебиваю. — Разве это причина — так думать? Возможно, Бакурин не захотел дурацких вопросов и пристального внимания к своей персоне.
— О, нет. Дело определённо в другом, — качает головой Катя. — Тем более Инна, являющаяся родственницей Али, в переписке подтвердила — сейчас идёт кропотливая работа над разводом и разделом имущества.
Я шумно выдыхаю. Наверное, чересчур. Нервно ёрзаю в кресле, заново прокручиваю в голове разговор, который подслушала под дверью палаты чуть меньше месяца назад.
С тех пор мы с Андреем ни разу не встречались, но совсем не думать о нём у меня не получалось. По правде говоря, я по привычке продолжала смотреть архивные интервью и свежие новости о гонщике. Сегодня — просто не успела.
— Поговаривают, что у Андрея уже кто-то появился, — присвистывает Оля. — Шустрые мужики нынче пошли. Впрочем, и любовницы не отстают. Им плевать на моральную сторону вопроса, на кризис в семейной жизни — лишь бы залезть к красивому мужику в штаны. Ну ничего. Потом таких идиоток обязательно настигает карма. Внезапно, как обухом по голове.
Я знаю, что это личное — отец подруги ушёл из семьи в прошлом году – но не могу поддержать разговор.
— Я бы не стала верить сплетням, — осторожно вставляю своё слово, чувствуя, как заливает краской щёки. — Уверена, мы не знаем и десятой части того, что происходит в семье Бакуриных.
— Жень, не будь такой наивной, прошу тебя, — кривит лицо Олька. — Сплетни не появляются из ниоткуда.
К счастью, обсуждение довольно скоро приходится свернуть из-за недостаточности информации, хотя девчонки стараются и якобы ищут неоспоримые доказательства того, что Андрей — не святой. Мол, его не единожды ловили в обществе других девушек во время соревнований. Я же вспоминаю, как в первый день нашего знакомства он искреннее просил Алю приехать, и не спорю.
Дальше мы обсуждаем Инну и её практику в Европе. Кажется, девушка совершенно точно не собирается домой. Она ведёт насыщенную жизнь. Не только рабочую, но и личную — уже и парня успела найти за столь короткий срок. Теперь же бесконечно постит общие снимки в соцсети.
— Была рада поболтать, но мне пора, — спохватываюсь, когда до окончания обеденного перерыва остаётся ровно пять минут.
— Ты же придёшь на мой день рождения? – спрашивает Катя, когда я достаю из кошелька новенькие купюры и опускаю их на стол. – В пятницу, в «Романтике».
***
— Жень! — настойчиво зовёт администратор. — Женя-я! Мы тут!
Неля щёлкает пальцами и зло хмурится, заставляя меня отмереть и сделать несколько невероятно сложных шагов. Пациентов центра ни в коем случае нельзя заставлять ждать, если это не какой-нибудь форс-мажор. Таковы правила.
Я подхожу к стойке и забираю медицинскую карту Бакурина. Пока ещё новенькую, неисписанную.
Щёки опаляет жаром. Я делаю вид, что внимательно слушаю указания Нели, а у самой мысли превращаются в желе. Ситуацию усугубляет тот факт, что пока я смотрю на администратора, Андрей неприкрыто блуждает по мне взглядом. Не сказать, что радостным.
— Хорошо. Да, всё поняла, — быстро киваю.
Стыдно признаться, но несмотря на то, что гонщик довольно грубо отшил меня, я продолжала ждать его появления в «Территории здоровья» каждый божий день. Высматривала среди других пациентов и даже листала электронный журнал, когда Неля просила заменить её на несколько часов за стойкой. Потом отчаялась и смирилась. Да, наш реабилитационный центр — один из лучших не только в городе, но и в стране. Вот только кто сказал, что Андрей не захочет лечиться за границей, например?
Я бегло читаю имя и диагноз Бакурина. Зачем — понятия не имею, потому что и без того знаю о нём гораздо больше, чем написано в карте. Кто-то сказал бы, что это помешательство, но я ничего не могу с собой поделать.
— Здравствуйте, Андрей Романович, — поднимаю взгляд, стараясь сделать лицо непроницаемым. — Я провожу вас в физиокабинет на электростимуляцию.
Гонщик продолжает смотреть в упор. В его глазах – чистая ирония, в моих — страх быть опозоренной. Я жду всего. И скандала, и грубости. И того, что Бакурин прямо сейчас откажется от наших услуг из-за меня.
Вжав голову в плечи, напрягаюсь и готовлюсь.
— Ладно, Евгения… — Андрей на секунду опускает взгляд на бейджик, затем возвращает его к моему лицу, — Александровна. Я готов.
С облегчением выдохнув, заряжаюсь уверенностью. Господи, он согласился...
Смотрю чуть смелее, а затем и вовсе разглядываю с головы и до ног. Мы не виделись месяц. Ясно же, что Андрей не соскучился, но я — очень.
Гонщик выглядит, как и всегда, отлично. В светлых спортивных штанах, кроссовках и белой футболке. Он приехал в центр в максимально удобной одежде, что правильно.
За этот месяц волосы Андрея стали чуть короче, а щетина на лице — меньше, а ещё так странно видеть его без гипса. Почти здорового, но только внешне. Я знаю, что впереди долгий и непростой период реабилитации и работы над собой.
Вымученно улыбнувшись, прощаюсь с Нелей. Та желает удачи. Переживает, что я не справлюсь, что тоже имеет место быть.
— Наш кабинет находится на первом этаже в левом крыле, — поясняю Бакурину по дороге. — В следующий раз вам придётся прийти на процедуру без сопровождения. Впрочем, в карте написан номер нужного кабинета. Думаю, это не проблема.
Андрей неизменно следует за мной. Я чувствую его энергетику, запах. Волоски на коже встают дыбом от того, что он рядом. Поверить не могу, что всё сложилось именно так. Курс будет длиться минимум десять сеансов, а это означает, что впереди у нас много встреч.
— Мы вроде бы переходили на ты, Жень, — спокойно произносит гонщик прямо за моей спиной.
Я оборачиваюсь, смущаюсь. Дыхание перехватывает, когда Андрей опускает ладонь на мою поясницу и легонько подталкивает вперёд, чтобы не создавала пробку в переполненном холле.
— Пойдём, — просит он.
И вроде бы снова ничего не значащий жест, но прикосновения гонщика вызывают мощный прилив эйфории. Место, где он трогал меня, ощутимо покалывает. Откуда-то появляются силы и желание расцеловать весь мир.
Я открываю кабинет, пропускаю Андрея вперёд. Накрываю кушетку одноразовой простынёй. Волнуюсь так сильно, что боюсь облажаться и что-то перепутать.
— Ложись, — обращаюсь к Бакурину уже на ты.
После чего нахожу пульт от кондиционера и включаю обдув на максимум, чтобы немного остыть.
— Это обязательно? — хмуро спрашивает.
— Что именно?
— Ложиться, — поясняет Андрей. — Мне же только руку.
Я снова вспыхиваю, разглаживая низ халата.
— Да, конечно. Ты прав. Тогда можно просто присесть.
Бакурин располагается на кушетке и прижимается лопатками к стене. Внимательно наблюдает за тем, как я обрабатываю кожу руки, затем поочерёдно подключаю электроды. Касаться его приятно. Наверное, даже слишком. Приходится постоянно напоминать себе, что я нахожусь на рабочем месте, а Андрей — всего лишь один из пациентов центра. Просто особенный для меня.
— Метод электростимуляции активно используется после травм с целью восстановления повреждённых функций, — начинаю рассказывать то, что обычно говорю всем. — Продолжительность и частоту подбирают индивидуально. Тебе показано двадцать минут.
Я перевожу дыхание и включаю аппарат. Опускаю руку гонщика на подставку. Невзначай бросаю взгляд на обручальное кольцо, не понимая: где правда, а где ложь?
— Процедура является совершенно безболезненной, но действенной. Импульсы тока способствуют тому, что клетки органов приходят в состояние возбуждения. Усиливается приток крови, а обменные процессы запускаются с новой силой.
***
Поднявшись из-за стола, снова подхожу к Андрею. Стрелки часов словно нарочно быстро идут. Пора отсоединять электроды и отключать аппарат, а мне — не хочется. Совсем не хочется.
— Не больно? — спрашиваю у гонщика, отсчитывая последние секунды.
— Нет. Приятно даже, — отвечает он.
Я коротко смеюсь, не зная, куда деть руки. То складываю их на груди, то прячу в карманы халата. Невозмутимость, и ту не могу отыграть.
— Никто из пациентов никогда не говорил, что электростимуляция — это приятно. Странно и необычно — да. Бывало, даже жаловались, что импульсы тока слишком явно ощущаются. И тогда я сбавляла частоту.
Гонщик слегка улыбается — не так открыто, как остальным, а одними уголками губ, но следы ямочек тут же появляются на щеках, отчего моё глупое и влюблённое сердце ярко трепещет.
— Ок. Буду первым, — произносит Бакурин.
— Замётано. Буду и дальше делать приятно, Первый. Только бы скорее восстановился.
Выключив аппарат, убираю электроды и ненароком задеваю кожу Андрея кончиками пальцев. Она на несколько тонов темнее моей и на несколько градусов горячее. Это ощущается так явно, словно на Бакурина у меня выстроен личный датчик.
После всех необходимых манипуляций я возвращаюсь к столу, чтобы отдать Андрею медицинскую карту. На всякий случай проверяю, всё ли заполнила.
Гонщик встаёт с кушетки, выравнивается в полный рост и бросает беглый взгляд на настенные часы, которые висят в кабинете прямо над дверью. И вроде бы говорить больше не о чём — пора прощаться, но эта неожиданная и тёплая встреча не дает шансов остаться равнодушной. Она что-то переворачивает во мне.
— Хочешь выпить чай, Андрей? — спрашиваю первое, что приходит в голову, только бы продлить момент.
Бакурин опускает руки в карманы штанов, слегка покачивается с носка на пятку. Смотрит настолько неприкрыто и пытливо, что у меня подгибаются колени. Кажется, спросит о личном — и я непременно признаюсь. Возможно, предложение почаевничать было лишним, но я, увы, не сдержалась.
— Ты всем пациентам предлагаешь? — отвечает вопросом на вопрос.
— Только тебе, — говорю честно. — Чаще на чай зовут меня. У нас тут много спортсменов после травм.
Скорее профессиональных, а не тех, которые являются следствием ДТП, — но этого вслух я не добавляю.
— А ты? — снова интересуется Андрей.
— Отказываюсь.
Гонщик заглядывает в карту, сверяет время. Он не отвергает предложение категорически и вовсе не грубит. И, Боже мой, даже не посылает.
Я в этот момент судорожно вспоминаю, есть ли у нас что-то к чаю. Точно знаю, что вчерашние эклеры съели коллеги, тем не менее, обычное галетное печенье должно остаться в запасах.
— Жень, давай в другой раз, — произносит Андрей. — У меня через пять минут начинается массаж, а я пока не подозреваю, где искать кабинет.
Ни капли не расстроившись, киваю. Наоборот, «в другой раз» очень воодушевляет. Я тщательнее подготовлюсь и буду иметь в виду, что такой вариант в принципе возможен.
— Ты можешь снова подойти к стойке администратора, а лучше — давай я тебя провожу?
Андрей не говорит ни да, ни нет. Придерживает дверь, когда я выхожу из кабинета.
Спустя двадцать минут в коридорах и холле ничуть не стало пусто. Наоборот, поток людей будто увеличился.
В лифте набито битком, но мы с гонщиком втискиваемся. На втором этаже к нам добавляется ещё два человека, отчего мне приходится буквально вжаться в Андрея всем телом.
— Подвиньтесь, а? — требует ворчливый пожилой голос.
Бакурин слегка отступает назад. Пока я размышляю, стоит ли мне поступить точно так же, кто-то болезненно толкает меня в спину. Я пошатываюсь, случайно наступаю на ногу Андрея, а ладонями упираюсь в его грудь.
— Прости.
— Не парься, Жень, — спокойно произносит он, устремив взгляд на табло, которое показывает номер этажа.
Лицо при этом непроницаемо. На моём — наверняка целый спектр эмоций. Приходится опустить голову, чтобы не выдать себя.
Его запах кружит голову, а тепло тела окутывает целиком. Когда двери лифта открываются на третьем этаже, я с трудом отлипаю и выхожу первой. Бакурин — следом.
Не успеваю я показать Андрею нужный кабинет, как одна из массажисток — бойкая и болтливая Ника, перехватывает нас в коридоре. Она благодарит меня за помощь, увлекает гонщика за собой. Сразу же располагает своими словами: «Ой, а я вас знаю!». Мы даже попрощаться как следует не успеваем, но, тем не менее, когда я возвращаюсь в свой рабочий кабинет, то буквально порхаю от счастья.
Всё прошло хорошо. Нет, просто прекрасно. Без агрессии, вспышек злости. Без ненависти и неприязни. Кажется, Андрей немного остыл по отношению ко мне.
Вскоре с обеденного перерыва возвращается Анна Сергеевна и нагружает меня монотонной бумажной работой. Я сажусь за письменный стол и, пока она проводит физиопроцедуры пациентам, старательно вывожу буквы в сводках. Правда, мыслями нахожусь где-то далеко-далеко. Планируя и предвкушая завтрашний день и новую встречу.
***
— За знакомство! – поднимает бокал папа.
Мы чокаемся втроём, включая меня и Ирину. Не алкоголем, а газировкой. Чего-то покрепче в доме не нашлось, а ехать в ближайший магазин после утомительного переезда ни у кого не было ни желания, ни сил.
— Да. За приятное знакомство! – тут же подтверждаю.
Первый совместный ужин проходит неплохо, вот только поздно. Стрелки часов показывают половину двенадцатого ночи. Мне жутко хочется спать, а ещё я с трудом борюсь с зевотой.
После работы отец отвёз меня домой, а затем несколько раз подряд мотался за вещами Ирины на другой конец города. Переносить переезд на завтрашний день категорически отказался, потому что настроился закрыть планы одним махом, или же сильно хотел, чтобы любимая женщина как можно скорее оказалась рядом. Окончательно и бесповоротно.
— Салат положить, Саш? – участливо спрашивает Ирина. – Ты не наелся.
Я с удивлением кошусь в сторону отца – давно не помню его таким смущающимся и милым. И, скорее всего, только сейчас, когда на нашей кухне сидит молодая инициативная девушка – в мягком домашнем халате и с небрежным пучком на голове, я окончательно осознаю, что мама никогда-никогда не вернётся домой.
— Да не голоден я! – со смехом возмущается папа. – Лучше ты ешь, да побольше. За двоих.
Вытянувшись, как струна, пытаюсь понять, не послышалось ли мне. Ирина прячет взгляд, накрывает руку моего отца своей ладонью. Слегка сжимает, шепчет: «Пора, Саш». И хотя я с первого слова догадалась, что к чему, озвученная информация настолько неожиданна, словно выпавший снег – знойным летним днём.
— В общем, Жень. Вторая новость заключается в том, что скоро у нас родится ребёнок, — откашливается папа. – Ну, как скоро… через семь месяцев. Представляешь, твои слова на даче у Литвина оказались прямо-таки пророческими.
Я силюсь улыбнуться, но получается, откровенно говоря, плохо. И дело вовсе не в том, что я не рада – просто шокирующих новостей в этот день оказалось слишком много.
— Поздравляю, — наконец, выдавливаю из себя после недолгой заминки. – Ох, ребята, мне нужно переварить.
Качнув головой, подсчитываю примерный месяц появления будущего брата или сестры. Зима, февраль. К тому времени желательно переехать, чтобы не стеснять новоиспечённую семью своим присутствием. Я была бы рада помогать и нянчить ребёнка, но не уверена, что это будет уместно. И что мне вообще позволят.
Детские страхи, которые преследовали меня долгое время, снова возникают в мыслях. Мама живёт в другой стране, а папа скоро женится и окунётся в новую семью, где мне не будет места. Знаю, он продолжит меня любить, но ощущение, что я уже стою на обочине, никому не нужная и одинокая, никак не исчезает.
— Спасибо, Жень, — улыбается Ирина. – Эта беременность была незапланированной, но мы очень счастливы. Правда, Саша, как только узнал, первым делом впал в панику – за тебя переживал.
— А я-то что? – тихо ворчу. – Уже не маленькая, пап. В ближайшем будущем выскочила бы замуж и упорхнула к мужу. И если бы не Ирина и ваша незапланированная беременность, остался бы ты в этом доме один.
Кажется, я успокаиваю саму себя, но плевать... Отец улыбается, Ирина воодушевляется. Это тот ответ, которого от меня ждали.
— Я тебе упорхну… — шутливо фыркает родитель. – Доучись для начала, а потом и замуж можно. За Тёмку.
Недовольно цокнув языком, встаю из-за стола и убираю за собой грязную посуду. В ушах так сильно шумит, что я перестаю слышать разговор отца и Ирины, посвященный тому, что Артём Литвин – это моя судьба.
Я скомканно прощаюсь, желаю всем доброй ночи. Поднимаюсь на второй этаж дома, где прожила целых девятнадцать лет.
Папа любил хвалиться тем, что, когда мать была на девятом месяце беременности, он в считанные недели успел выполнить объемный фронт работы, чтобы забрать меня из роддома не в малосемейную квартиру, а в купленный на последние и даже одолженные деньги дом – просторный и светлый. До развода родителей мы называли его семейной резиденцией Меркуловых. Позже – как-то язык не поворачивался, хотя двое — это тоже семья.
Закрывшись у себя в комнате, опускаюсь на кровать и прислушиваюсь к долгожданной тишине. Через семь месяцев здесь будет иначе. Не хуже – нет. Просто не так спокойно и гладко, а может, и вовсе непривычно. Не знаю.
Уставшая после сложного насыщенного дня, приправленного появлением Андрея, я засыпаю почти без сил, не удосужившись умыться и переодеться, а просыпаюсь по звонку будильника, не сразу вспоминая, для чего его завела.
— Ты всегда так рано встаёшь? – зевая, интересуется Ирина, застав меня на кухне.
— Нет. Захотелось испечь печенье.
— Кому-то особенному?
— Что?
Я вскидываю взгляд, замечая в глазах папиной возлюбленной неподдельный интерес. Наверное, было бы неплохо найти общие точки соприкосновения. Любые, девичьи. К тому же папа был бы явно доволен.
— Я бы ни за что не проснулась в шесть утра, чтобы испечь печенье, — поясняет Ирина. – Если только не кому-то очень важному для меня.
— К нам в центр ходит один травмированный спортсмен, — выдаю важный секрет, который никому до этого не рассказывала. – Он мне нравится. Сильно.
***
Разве могут всего двадцать минут контакта с объектом влюблённости сделать человека счастливым на все оставшиеся сутки?
Оказывается, могут. И ещё как.
У нас с Андреем по-прежнему мало общих тем для разговоров, а слова приходится судорожно перебирать в голове, прежде чем озвучить, но в целом между нами что-то неуловимо меняется. Тон, взгляды. И атмосфера – она больше не такая мрачная и тягучая. Бакурин впускает в наши отношения капельку света, несмотря на то, что я до конца жизни буду являться главной и основной причиной его разрушенной карьеры. И это ужасно нечестно.
Вспоминаю гонщика в первый день знакомства – и мороз проходится по коже. Интересно, что было бы, если бы я тогда испугалась и сбежала? Наверное, не влюбилась бы так сильно. Более того, если бы случайно встретила Андрея в реабилитационном центре, попросила бы перевод в другой кабинет, чтобы не пересекаться и не мучить ни себя, ни его.
***
Чаще всего Бакурин приходит на электростимуляцию к двум часам дня.
Как только он переступает порог кабинета, Анна Сергеевна больше не пытается сделать работу вместо меня. Наоборот, уходит, оставляя нас почти что наедине – если повезёт.
Вот только почаевничать ни разу не удаётся. Ни в среду, ни в четверг. Я то не решаюсь, то загружена новыми пациентами. Тем не менее, за двадцать минут общения с Андреем получаю такую сильную концентрацию эндорфинов, что хватает ровно до следующего раза.
Я пока понятия не имею, что будет, когда курс электростимуляции Бакурина подойдёт к концу – стараюсь настолько далеко не заглядывать. Просто живу, наслаждаюсь и чувствую. Много, молча. Ничего не требуя взамен.
В пятницу Андрей опаздывает, но зато приходит, когда в кабинете пусто.
Он привычно опускается на кушетку, протягивает руку. Мои движения отточены и не предполагают ничего лишнего, хотя иногда так и тянет задержаться на выпуклых венах, ненароком коснуться кожи и ощутить наполняющее тепло.
Я подключаю электроды, задаю стандартные вопросы. Андрей спокойно отвечает, но при этом смотрит чересчур внимательно и изучающе. У меня мало опыта, но иногда кажется, что — как на женщину.
Настроив необходимую частоту импульсов, сажусь за рабочий стол и вношу данные в программу, а затем и в медицинскую карту гонщика. Взглянув на дату рождения, расслабленно откидываюсь на спинку кресла и придаю голосу как можно больше невозмутимости:
— У тебя завтра день рождения?
Бакурин подтверждающее кивает, отложив телефон на кушетку по левую сторону от бедра. Обручальное кольцо снова цепляет взгляд, но теперь я точно знаю, что документы на развод уже переданы в суд. Инициатор – Андрей. Об этом не пишет только ленивый, а я тщательно фильтрую информацию, чтобы в очередной раз не обжечься.
— Где-то отмечаешь? – задаю очередной вопрос.
— Хочешь посоветовать заведение?
Гонщик упирается затылком о стену, смотрит чуть иронично. Кажется, с лёгкостью меня читает — как открытую книгу.
На самом деле я прекрасно знала, когда у него день рождения. И даже успела расстроиться, что двадцатое пятое июля выпадает на выходные, потому что планировала подарить Андрею подарок. Теперь придется перенести его вручение на понедельник — если, конечно, отважусь.
— Знаю, что хвалят «Романтик» и «Медузу», — загибаю пальцы. – Сегодня я как раз направляюсь в первое заведение на день рождения подруги.
— Удачно повеселиться, — кивает Бакурин.
— Спасибо. Не волнуйся, я на такси – пока так и не рискнула начать водить.
Андрей жмёт плечами, словно ему всё равно.
— Я рассматривал «Медузу», но пока не бронировал стол. Хотя пора бы.
Я приосаниваюсь, когда налаживается диалог. Что-что, а рассказать о лучших заведениях города могу без запинки.
— Чудесный выбор. Там хорошая акустика, много пространства и, самое главное – кухня на достаточно высоком уровне. Думаю, ради тебя обязательно подыщут стол.
— Надеюсь. Друзья не простят, если я и в этом году не буду отмечать. В прошлом – выступал на чемпионате по ралли-кроссу. Когда вернулся – все разъехались в отпуск.
Я жадно ловлю каждое слово и впитываю любую положительную эмоцию от гонщика.
— У тебя много друзей? – заинтересованно спрашиваю.
— Человек пять, но все парами. С годами на поддержание дружеских отношений сложнее тратить время, поэтому остаются лишь те, на кого его не жаль.
— Это плохо, если я скажу, что у меня почти нет друзей?
По крайней мере, тех, кому бы я могла искреннее довериться.
— Без них сложно, — отвечает Андрей. – Особенно когда переживаешь непростые жизненные ситуации.
Крепко задумавшись, вдруг делюсь личным:
— Новая папина возлюбленная набивается ко мне в подруги. Возможно, что-то получится. Она милая и ждёт ребёнка.
Гонщик слушает, не перебивает. Его жизнь рушится по кирпичику. Сначала профессиональная, теперь личная. И мне так сильно хочется, чтобы он знал – во время непростых жизненных ситуаций я была бы рада находиться рядом, если вдруг другие не смогут.
***
В субботу после завтрака мы с Ириной берём автомобиль и едем в город. По дороге слушаем музыку, общаемся. Удивительно, что рядом с папиной возлюбленной мне настолько легко и комфортно, словно мы давно друг друга знаем. Я не пытаюсь казаться лучше. Она, вроде как, тоже.
— Он не приглашал тебя на празднование? — интересуется Ира.
Я благодарна за то, что ко мне не лезут с просьбами рассекретить имя гонщика. Он – это просто он. С особыми интонациями.
— Конечно, нет, — мотаю головой. — Мы не на том этапе, когда это уместно даже по-дружески.
Вокруг Андрея и без того кружит много сплетен. Ситуацию с разводом пресса планирует довести до конца, а официальных причин как не было, так и нет.
— Подарок я вручу в понедельник, — поясняю дальше.
— Ему будет приятно.
Если Ирина думала, что в первом же магазине я определюсь с выбором, то зря. Мы ходим по торговому центру часами. Позже — делаем перерыв в кофейне на первом этаже, чтобы передохнуть. Мне часто приходится напоминать себе, что папина возлюбленная беременна. И ей, возможно, сложно совершать такой марш-бросок.
— Ты хочешь объять необъятное, Жень, — произносит Ирина. — Думаю, стоит остановиться на чем-то более классическом. Например, присмотреться к портмоне, подарочному набору для виски или визитнице. Оригинальность в данном случае может отпугнуть.
Я прислушиваюсь к совету и проверяю баланс на карте. Там давно лежит кругленькая сумма — подарок мамы на день рождения весной. Я не тратила деньги и отложила их до лучших времён. Кажется, они настали.
Следующий магазин, куда мы приходим с Ириной — ювелирный. И хотя это опасный (по всем параметрам) манёвр, так как нас с Андреем связывают неопределённые отношения, я всё же выбираю дорогие и красивые запонки. Затем оплачиваю и прошу консультанта упаковать подарок.
Домой мы возвращаемся после обеда. Ира сразу же идёт отдыхать в спальню, а мне приходится отвечать на все вопросы отца касаемо шопинга. Впрочем, я отлично подготовилась и купила на распродаже короткое вечернее платье. Запонки же надёжно спрятаны на дне сумки.
— Выглядит неприлично, — кривится папа, когда я достаю из бумажного пакета наряд. — Задницу-то хоть прикрывает?
— И даже белье.
Нужно видеть выражение лица моего родителя. Оно то багровеет, то синеет от недовольства. Приходится сказать, что я пошутила. Позже — примерить и покрутиться.
— В целом — я думал, будет хуже, — с облегчением выдыхает отец. — А теперь мой руки и марш обедать — пока вы с Ириной шопились, я успел сварить уху.
За столом собираются все. Наверное, в этом доме давно не было столь шумно и живо. Мама бы удивилась. Она до последнего не верила, что папа кого-нибудь себе найдёт, с его-то непростым и даже суровым характером.
Вскоре мы обсуждаем предстоящую свадьбу, которую запланировали на начало осени. Составляем список гостей, подбираем ресторан и меню. Интересно, будет ли странно, если мама прилетит на торжество вместе с Альберто?
На самом деле развод родителей был болезненным для всех, включая меня. Помню слёзы, истерики и непрекращающуюся ругань. Не знаю, как мама не сломалась и дошла в своих действиях до конца. Видимо, действительно сильно любила.
С годами отец остыл и научился спокойно реагировать на имя бывшей жены. Стал общаться с ней лично, если хотел уточнить какой-то момент. Это не могло не радовать.
— Если родится мальчик, то назовём его Валерием, — доносится до меня голос папы свозь воспоминания. — В честь лучшего друга.
Глаза Ирины становятся круглыми и выпученными. Она закашливается, когда пригубляет сок.
— Валера? — на всякий случай уточняю. — Блин, надеюсь, что у вас всё же родится девочка.
— Я что-то не понял. Тебе не нравится? Чем плохо это имя?
Спор затягивается до самого вечера. Мы с Ирой предлагаем сотню красивых вариантов мальчишечьих имён, но папа, хоть в лепёшку расшибись, не желает ничего слушать. Все доводы мимо. Есть только его мнение и неправильное.
В конце концов, устав от разговоров по кругу, я поднимаюсь из-за стола и ухожу к себе в спальню.
Закрывшись на замок, заваливаюсь на кровать и листаю список непрочитанных сообщений. У нас с подругами есть общий чат. И если в последнее время там тихо, потому что лето, и каждый занят своим делом, то сейчас в нём – хаос. Всё из-за одной пикантной новости.
В сеть слили интимную переписку жены известного гонщика Андрея Бакурина…
Я резко подхватываюсь на ноги, хожу вперёд и назад, больше не чувствуя усталости. Статья гласит, что Алина Бакурина отправляла нюдсы лучшему другу Андрея — Юрию Фролову.
Он тоже спортсмен, но пловец — двукратный призёр Олимпийских игр, чемпион мира на короткой воде 2019 года, многократный чемпион Европы и победитель летней универсиады.
Его знакомство с Бакуриным состоялось ещё в школе. Это была крепкая дружба, которая длилась более семнадцати лет.
Увеличив скриншоты переписки, чувствую себя неловко. Такое ощущение, что копаюсь в чужом грязном белье. И я бы не делала этого, если бы все не касалось моего гонщика.
Андрей
Вместо поздравительных открыток я весь вечер получаю фотографии вагины своей жены. Крупным, мать его, планом.
«Здорово, Андрюх! Видел?» – читаю сообщение от коллеги, молчу. Значок, что я в сети, светится зелёным.
«Это правда?» – прикрепляет ссылку на основной канал, выжидает. Когда планирую заблокировать телефон, быстро печатает:
«С днём рождения, кстати!»
Спасибо, сука.
Ничего не ответив, снова увеличиваю довольно эстетический снимок с каким-то ненормальным мазохистским порывом. Подобные были и у меня, за семь-то лет брака, но я стирал их почти сразу же — хранить опасался. Юра, похоже, не мог себя заставить. Наслаждался, нравилось. Наверняка не единожды подрачивал на мою, блядь, жену.
Юля что-то спрашивает, Антон подливает коньяк. Откинувшись на спинку дивана, перестаю слышать музыку и голоса. Думаю о том, что видел лишь переписку одного дня, а сколько их было ещё — до и после? Как далеко зашли? Как долго это продолжается?
Вопросов столько, что, кажется, взорвётся голова. При всем своем желании я мог бы получить достаточно развёрнутые ответы и подтверждения, но больше не хочу мараться.
Выйдя из-за стола, набираю номер знакомого хакера. Тот пообещал, что в считанные часы вычистит все снимки из сети, но время идёт, а сообщения продолжают бесконечно атаковать мою личку, опуская и без того испорченное настроение в жирный минус.
— Бакурин, дай мне ещё два часа, — торопливо произносит хакер. — Отчёт отправлю в переписке.
— Живее, пожалуйста. Я уже не вывожу.
Завершаю звонок, получаю ещё с десяток сообщений. Среди них есть и от Али. Она пишет много, настойчиво. Звонки тоже поступали, но желания общаться с женой так и не появилось.
Удивительно, конечно. Мы же много раз собирались за общим столом вместе с Фроловым, веселились. У нас дома, в клубе, на даче. Почему я не замечал ничего подозрительного? Потому что слепо доверял?
«Андрюш, мы не трахались, клянусь! Чем угодно клянусь — даже здоровьем своей матери!»
Перечитываю раз за разом. Гадко настолько, что даже потряхивает. И дело не в том, что я не верю — нет, вполне допускаю, что до секса всё-таки не дошло, но этот факт никак не снижает пробудившуюся агрессию ни на градус. Наоборот, накаляет до максимума.
Спрашивается: какого хера мы пытались спасти брак? Кому это было нужно? Для чего ходили к психологу? Стремились быть внимательнее друг к другу? В мае, причем, довольно активно.
В те даты, когда велась переписка, я как раз улетел в Швецию на чемпионат. Алю, как всегда, звал с собой. Она наотрез отказывалась уже который год, потому что тошнило от гонок. И я вполне пытался принять эту позицию.
Вернувшись за стол, выслушиваю поздравления от друзей. Они говорят много, от души. За столом человек двенадцать — все адекватные, приняли мою сторону. Никто даже не заикнулся об идиотской переписке Юрки и Алины, за что я премного им благодарен.
— Это фанатка твоя, что ли? — интересуется чуть позже Юлька.
Она кивает в сторону бара, указывая на знакомую тонкую фигурку. Усмехаюсь, когда понимаю, что это Евгения Меркулова — собственной персоной. В коротком облегающем платье на тонких бретелях. Пьёт разноцветный коктейль из трубочки. Помнится, она говорила, что ей нравится это заведение. Совпадение? Вполне.
— Понятия не имею, — резко отвечаю.
— Пялится на тебя довольно долго. Я было подумала, что вы знакомы.
К нашей компании присоединяется Матвей со своей девушкой. Пожимает мне руку, вручает подарок. Я отвлекаюсь на новый тост, отключая голову и пытаясь отпустить ситуацию.
На самом деле, наверное, всё довольно закономерно. Переписка, развод. Алина давно утверждала, что устала от моей работы. Таскаться по всему миру ей было не в кайф, дети не получались, а взаимные ссоры и обиды превращали отношения в прах.
С целью откупиться я помог жене подыскать помещение для магазина, наладил организацию производства и нашёл каналы сбыта. Казалось, если каждый будет занят любимым делом, то получится вырулить из кризиса с наименьшими потерями, но ебучая травма всё только усугубила.
— Может, автограф хочет? — снова спрашивает Юля, кивая на Женю.
Я нехотя устремляю взгляд в указанном направлении. Прошло чуть больше двадцати минут, а девица так и не сдвинулась с места. Думал, с подругой пришла, но нет — точно одна.
Сидит за высоким барным стулом, смотрит чётко на меня. Волнуется, поправляет волосы. Мнётся: не то подойти хочет, не то уйти из заведения. Даже не знаю, что в её случае будет лучше. Вернее, знаю, но вмешиваться не планирую.
— Я не в настроении, — отмахиваюсь от подруги.
— Ты напряжен, — произносит Юля, опустив ладонь на мою ногу. — Как справляешься с адреналиновой ломкой?
Почти никак. Раньше было проще: спорт и секс. Сейчас что с одним, что со вторым пунктом — напряг.
— Выплеснуть бы куда-то, чтобы стало легче.