Урок четвертый Физическая культура

Тема: «Бег с препятствиями»


Дежурные ночной смены освобождались от утренних лекций, чтобы отоспаться. Это и намеревалась сделать зевающая Настя. Место на единственной кушетке Макс освободил ей ближе к утру. Сам же Грошев предпочел прогуляться в Некропольский, зашел в маленький павильон местного оператора связи, без энтузиазма поглазел на пяток моделей сотовых телефонов и ушел. Перебьется – мать все равно отказывалась звонить на трубку, считая это расточительством, а больше с ним разговаривать некому.

Потом его за каким-то чертом понесло к дому художника. Он вряд ли смог бы ответить, что там забыл. Но через сутки с небольшим парень снова стоял на том же месте, где схлопотал по голове. Стоял, смотрел и ждал хоть каких-нибудь откровений. При свете дня место выглядело обыденным. Двухэтажный дом художника, приземистый пятистенок напротив, проулок между ними хорошо просматривался, вплоть до забора следующего участка. Откровение задерживалось.

Чуть ниже по улице гомонил и собирался народ, эмоциональные выкрики чередовались с не менее эмоциональной жестикуляцией. Парень неторопливо приблизился, черная форма удостоилась нескольких взглядов, но и только. С утра по поселку бродило с десяток студентов.

– Что она делает-то? – Дородная женщина прижала руку к необъятной груди, закрывая ярко-синий кад-арт.

– Не по-божески, – добавила вторая, ее камень был спрятан под растянутую вязаную кофту.

– Еще Ирыча не схоронили. – Дедок в рубашке крякнул.

– Да заткнись ты, – повернулась к нему бабка, ее фиолетовый камень, навскидку конхит, качнулся на белой тесемке. – Много она хорошего от него видела, чего ж дивиться.

Макс встал рядом со столпившимися у красного забора людьми. Все смотрели на деревянный дом и на женщину, которая в остервенении вытаскивала во двор вещи и кидала их в бочку, где весело пылал огонь.

– Сперва сын сбежал, теперь мужа убили, – проговорил мужчина в спецовке, стоящий ближе всех к Грошу. – Бедная баба.

Женщина со свинцово-серым кад-артом на груди решительно бросила в пламя две пары обуви. Действия при всей их истеричности напоминали ритуал. Рубашка, засаленный ватник и даже книга – все принял огонь.

– Ну и свезла бы в шахты острожникам, – не унимался дедок. – Палить-то зачем?

– Эх, Рутка…

Парень почувствовал это внезапно. Чужой, толкающий в спину взгляд. Макс, заставляя себя оставаться внешне спокойным, не торопясь, пошел вдоль забора, словно потерявший интерес к зрелищу зевака. Десять шагов до конца участка, он бросил рассеянный взгляд через плечо, женщина швырнула в бочку удочки. За ним шли двое. Точные движения, цепкие глаза. И хотя на мужчинах, обходящих толпу, не было формы, парень готов был спорить на все свои деньги, что она у них есть. И вполне возможно, что такая же черная. Но пока они шли следом в простых рубашках и со спрятанными кад-артами, у него развязаны руки, он не обязан подчиняться всяким недоумкам. Если они хотели пообщаться с Максимом Грошевым, им придется сделать это немного по-другому.

Парень свернул в переулок и быстрым шагом, почти бегом, бросился за угол дома. Скрывшись с глаз толпы, он ухватился за забор из красных досок, перепрыгнул, пригнувшись, миновал старый, со сдутыми покрышками автомобиль и замер под прикрытием куста шиповника.

Мужчины показались через секунду, они обменялись взглядами и разошлись в разные стороны. Коротко стриженный брюнет, не останавливаясь, пошел дальше, а патлатый задержался у кустов.

Шум голосов, который отдалился, когда Макс ушел с улицы, стал приближаться. Худощавая женщина, радовавшая своим костром народные сердца, решительно вышла на задний двор. В руках у тетки была канистра, она остервенело выплеснула жидкость на вросшую в землю машину. В нос ударил резкий запах горючего.

– Рутка! – закричал выбежавший из-за угла мужчина в синей майке и трениках. Он неловко перебирал ногами в растоптанных кроссовках. – Машина-то в чем виновата? Остановись, дурна баба!

Грош был согласен с мужиком. Судя по состоянию автомобиля, горючего в нем не было, и взрыв им не грозил, но огонь мог запросто перекинуться на дом, не локализованное бочкой пламя очень сложно контролировать. Но у тетки было другое мнение, потому как она, уронив канистру на траву, настойчиво чиркала спичками. С улицы стал подтягиваться народ, сообразив, что представление продолжается. Доводы разума затерялись в многоголосых выкриках.

Макс, сосредоточившийся на женщине, совсем упустил из поля зрения преследователей. И то, что его ухватили за волосы и вздернули голову кверху, стало для парня большой неожиданностью. Длинноволосый, в отличие от него, не отвлекался на массовку и успел перелезть через забор. Он ухватил Макса нарочитым, унизительным жестом – так поднимают за шкирку щенка. Было бы проще дать по шее.

В толпе вскрикнули, указывая на новых действующих лиц. Женщина со спичками, которые все никак не хотели зажигаться, неприлично широко открыла рот. Посторонние в поселке не редкость, в округе не меньше десятка шахт, то и дело нанимающих работников, плюс лагерь псиоников, но обычно пришлые не залезают в чужие огороды, если не хотят, чтобы их побили, конечно.

– Простите, мой племяш-ш-ш с-с-с…

Как патлатый собирался объяснить их присутствие, местные не узнали. «Племянник» заехал локтем «дяде» под дых.

Мужчина согнулся, Грош ударил еще раз в основание шеи. Преследователь упал. Это в фильмах героя надо мутузить минут тридцать, прежде чем тот свалится, в жизни же люди гораздо уязвимее, чем пытается представить студия «Импермакс».

Не дожидаясь аплодисментов со стороны зрителей, Грош бросился к забору, не останавливаясь, перескочил ограду и побежал. Что ж, на этот раз недостатка в тех, кто сможет опознать студента, не предвидится. Судя по доносившимся крикам, впечатление он произвел незабываемое.

Парень выбежал на параллельную улицу, свернул за угол, планируя обежать деревянный дом. Умник, блин. Бегал он, конечно, быстро, но забыл, что преследователь был не один. Стриженый ушел в противоположную сторону, но, видимо, успел вернуться. Максу стало не до рассуждений, когда его ударили в ухо.

В голове загудело, картинка перед глазами дрогнула и накренилась. Парень упал под ноги стриженому. Мужчина размахнулся и пнул Гроша в бок, даже не очень больно, скорее для острастки.

– Шустрый пацан, – процедил он, примериваясь пнуть снова.

Макс не очень любил, когда его били, и по возможности старался пресекать. Он поймал чужой приближающийся ботинок и повернул. Лодыжка – очень уязвимое место. Грош резко развернул ступню и оттолкнул от себя. Мужчина всплеснул руками, чтобы сохранить равновесие, не преуспел и завалился спиной в забор. Макс тряхнул головой, звон в ушах то приближался, то отдалялся. Он встал на ноги раньше стриженого. Ни пинать, ни вступать в открытую схватку студент не стал, он поступил так, как подсказывал ему разум, – снова побежал. Его преимущество – в скорости, в том, что он знал эти улицы, а преследователи, кем бы они ни были, нет.

Он не обыватель, ограбивший по пьяни торговую точку, он не боялся ни корпуса, ни службы контроля. Он мог бы остаться и выяснить, в чем дело. Но что-то подсказывало ему, что мужики будут злы, они не посчитали тощего пацана с цыплячьей шеей достойным противником, за что и огребли. Теперь ничто не помешает им отыграться. Выяснять мотивы незнакомцев он предпочел бы не с разбитой мордой и сломанными пальцами.

Макс остановился на северо-восточной окраине, когда понял, что никто его не преследует. Он ухватился за шаткий забор, восстанавливая дыхание. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше. В Империи как-то не принято хватать на улице студентов Академии. Стоит как можно скорее вернуться в лагерь. Если преследователей послал Нефедыч, то бегать бессмысленно. Но если нет, то стены могут послужить защитой от таких вот жаждущих общения энтузиастов.

– Грошев Максим, – раздался голос, в котором в равной степени смешались укор и радость. – Ты почему не на лекциях?

Парень обернулся, он не предполагал встретить здесь человека, которому не наплевать, жив он или мертв, не говоря уж о лекциях. На крыльце соседнего дома стояла бабка Маша, библиотекарь и уборщица в одном лице.

– Иди сюда. – Женщина взмахнула рукой, парень нахмурился, не понимая, что могло ей понадобиться. – Иди, не съем. Даже наоборот, ты обедал?

Грош еще не понял, к чему все это, а поймал себя на том, что мотает головой, а руки сами открывают калитку.

– Давай-давай, – поторопила бабка, когда он замешкался у порога. – Суп стынет, да и котлеты.

Парень скинул в узких сенях ботинки и прошел в светлую комнату. Белые кружевные занавески на окнах, дощатый пол, вязаные половички, скатерть на круглом столе – все в лучших традициях. Жаль, что у него не было ни одной бабушки.

– Руки вымой, – приказала хозяйка, и он послушно пошел к белой эмалированной раковине. – Садись, а то и впрямь остынет.

– Кого вы ждали? – спросил Макс, подходя к столу и оглядывая полностью сервированный обед.

– Кого-кого, – библиотекарша села напротив и подперла голову рукой, – постояльца своего. А он, стервец, не пришел. Привар сказал, его машину на выезде видали. В Шорому[11] подался али еще дальше и хоть бы предупредил. – Она поджала губы. – Ешь давай, а то все смотрю на тебя и дивлюсь, как от ветра не падаешь, худоба.

– Угу. – Парень попробовал суп и взял хлеб. – Комнату сдаете?

– Сдаю. – Она кивнула. – Тут все сдают. Давеча шахтер жил, полгода аж, да к семье уехал. Теперь этот, молодой да ранний, тоже за романтикой потянуло.

– Романтикой? – Макс ел, пропуская половину разговора мимо ушей, библиотекарша была болтливой, но в отличие от остальных никогда не шпыняла Гроша, даже после того, как студент продал одну из книг налево.

– Романтикой. – У нее это слово получилось каким-то пренебрежительным. – В горах много камней и не меньше охотников на них.

– Продажа кад-артов частным лицам запрещена, – проговорил он с набитым ртом.

– Куда торопишься, не отберут ведь. – Она встала, забрала у него пустую тарелку и пошла на кухню за вторым. – Это по закону, тут много любителей искать обходные пути.

Она чем-то там загремела, а Макс быстро поднялся и, отодвинув занавеску, выглянул на улицу. У соседского забора мочился на доски кудлатый пес.

– Ну, бог с ним, с постояльцем. – Бабка Маша вошла в комнату с тарелкой дымящейся гречи, Грош вернулся за стол. – Ты лучше расскажи, чего на тебя Нефедыч взъелся? Опять у него погоны с кителя срезал, что ли? – Макс едва не подавился. – Ну, будет, будет. – Она хлопнула его по плечу.

– Откуда вы… то есть это не я.

– Не ты, не ты, – согласилась она, – не ты с Игроком спорил, не ты деньги получал в отделе периодики. Не слушай бабку, она слепая и глухая, шаркает себе потихоньку и ладно. Сейчас-то что? Погоны с утра вроде на месте были, когда он перед шоромскими специалистами гоголем ходил.

– Про убийство слышали? – вздохнул парень.

– Слыхала, весь Некропольский гудит. Ты, что ли, его? – Она провела ладонью по горлу, и парень подавился уже по-настоящему. – Ну, будет уже. – Она снова стукнула его по спине. – Экий студент нежный пошел, шуток не понимает. Знаю я, что его призрак прибрал, да чего там, все знают. Ты-то с какого боку?

– Хр. – Парень откашлялся и сипло продолжил: – В мое дежурство куб из хранилища пропал.

– Вот, значит, как.

– А вы этого Ирыча хорошо знали? – спросил парень. – У него много хвостов было?

– Но-но. – Библиотекарша поднялась и погрозила парню узловатым пальцем. – Следствие оставь шоромским, они за это деньги получают. – Бабка Маша подхватила опустевшую тарелку и понесла на кухню, на этот раз задержавшись там подольше, наливая в чайник воды и что-то бормоча.

Макс снова подошел к окну, улица была все так же пуста, пса у забора сменила воробьиная стайка.

– Кого высматриваешь?

Студент вздрогнул, в комнату хозяйка вернулась бесшумно, хотя до этого шарканье войлочных тапок разносилось по всему дому.

– Уж не патруль ли? – Она поставила на стол пузатый, накрытый варежкой чайник. – Они будут минут через двадцать. И нечего глазами сверкать, не в бега же ты надумал податься?

Парень пошел к выходу, он понял, что чувствует мышь, съевшая сыр из мышеловки.

– Молодость и глупость синонимы? – Библиотекарша оперлась о стол, всем видом показывая, что задерживать и тем паче гоняться за студентом она не собирается. – От кого ты надеялся убежать? От кого прятался в моем доме? – Макс скривился. – Я тебе не конвой вызвала, а охрану.

– Обойдусь.

– Ну конечно, а потом меня будут спрашивать, вышел ли ты отсюда с целыми зубами и не упал ли на пороге, потеряв добрую половину?

– Это не ваши зубы! – Он резко развернулся, руки сжались в кулаки.

– Твоя правда, – беззлобно согласилась старуха. – Кстати, у Ирыча было четыре хвоста.

Парень остановился, так и не перешагнув порог. Злость схлынула.

– Чаю? – невозмутимо предложила бабка Маша, и студент вернулся к столу. На этот раз глупой мыши предложили сыр повкуснее.

– Четыре хвоста, – напомнил он библиотекарше.

– Четыре, – кивнула та, опять присаживаясь напротив. – Первый он схлопотал давно. Друг детства или враг, тут как посмотреть. Умер в шахте, под обвалом.

– Имя?

– Не имею ни малейшего представления. Это было задолго до того, как я сюда переехала. – Она пододвинула к нему кружку, к которой он не прикоснулся.

– Кто еще?

– Диша. Теща. Потом Капитоныч, собутыльник. И какая-то девка из Малоозерца, именем не интересовалась. – Женщина подняла руки.

– Все?

– Все, мальчик, все, – покивала она, но он уловил маленькую заминку, слишком привык прислушиваться, очень привык искать подвох.

– Марья Курусовна, – попенял он.

Она подняла дугообразные, начерченные черным карандашом брови и не смогла удержать улыбку.

– Хм, теряю форму. Вроде ничего особенного, но неделю назад у Рутки сын сбежал.

– Ищут?

– Нет. Он совершеннолетний. И давно мечтал уехать в Заславль, говорил об этом на каждом углу.

– Тогда что в этом интересного?

В дверь постучали. Бабка, вздохнув, нарочито тяжело поднялась и отправилась открывать. В комнату вошли двое в черной форме и с повязками патруля на руках. Грош не был знаком с ними лично, но здоровый бугай справа победил в личном первенстве по рукопашному бою среди старших курсов.

– Ноги, – сурово сказала библиотекарша, и те послушно повозили ботинками о коврик.

– Сам пойдешь? – исподлобья спросил бугай. – Или как?

– Или как, – ответила за него библиотекарша. – Или больше за пирогами и не приходи.

У старшекурсника покраснела шея, но отнекиваться он не стал. Грош – не того полета птица, чтобы ссориться. А библиотекарша не того уровня человек, чтобы прислушиваться к ее мнению в случае серьезной заварушки. Так что парни могли пообещать ей что угодно, а сделать все по-своему. Но смысла ломать копья не видел никто.

Грошев встал, парни расступились, пропуская его на выход. И лишь в сенях студента догнал голос бабки Маши.

– Собака Лапка. – Библиотекарша выглянула. – Мелкая глупая пустолайка, но Сварик, сын Рутки, в ней души не чаял, а отец грозился утопить докуку.

– И? – Студент стал обуваться, парни из патруля терпеливо ждали.

– Парень уехал без собаки. Чемодан взял, паспорт взял, деньги – и те у матери спер. А собаку забыл.

– Бывает, – равнодушно кивнул Макс.

– Точно, – подтвердила библиотекарша, выходя следом за ними из дома. – Ирыч отвез Лапку в горы и… – она не договорила, но этого и не требовалось.

В караулке их ждали. Макс почему-то был уверен, что его в очередной раз отведут в кабинет к Куратору, а потом уже знакомым маршрутом в карцер, который уже должен освободить Самарский. Он ошибся. Наполовину.

Арчи взмахом руки отпустил дежурных и уставился на парня тяжелым взглядом.

– Что еще случилось? – спросил Макс.

– Еще один куб пропал. – Наверное, на лице Гроша отразилось что-то такое, само по себе бывшее ответом на незаданный вопрос. – Слава императору, на этот раз не активный. Призрак должен был исчезнуть на днях, если уже не исчез, на атаку он неспособен. Настя, как старшая, дала исчерпывающие объяснения.

– Но они устроили не всех. – Парень скрестил руки на груди.

– Второе твое дежурство и вторая кража. Настораживает, знаешь ли.

– Отлично, вы насторожились. И что? Почему меня не вызвали к старшему? Почему позволили уйти? Если я вор, то мог этот куб в дюжине мест спрятать. Или…

– Или, – согласился Андрей Валентинович. – Шоромские ребята так и сказали, за тобой отправили наружку. Все ждали, когда ты приведешь нас к тайнику.

– Привел?

– Мне не до шуток, Макс. У меня здесь злой Куратор, который, может, втайне и гордится тем, как ты сделал двоих спецов из района, но ни в жизнь в этом не признается. Вывих лодыжки и шишка на башке у следаков из Шоромы, упустивших студента-третьекурсника. И что прикажешь делать?

– Отойти в сторону, – предложил Грош.

– В этом ты весь. Марье Курусовне не забудь спасибо сказать. Знает, кому звонить. Идем. – Арчи открыл дверь. – Посидишь пока в карцере, а там, глядишь, все остынут и соображать начнут. Тогда и поговорим.


Когда говорят о карцере, все представляют себе темную узкую комнату, больше похожую на поставленный вертикально гроб. Макс не раз видел что-то подобное в имперских блокбастерах, где очередного безвинного страдальца сажали в тюрьму. Но у них здесь не тюрьма и даже не армия.

Арчи оставил его в комнате без окон, с умывальником и вонючим толчком в углу, достаточно большой, чтобы влезла железная койка без матраса, и достаточно маленькой, чтобы он мог сделать больше, чем один шаг.

Пружины скрипнули, когда Макс вытянулся на кровати. Кое-что все-таки роднило имперские фильмы и реальность, света в каморке не было. Наказание надлежало отбывать в темноте, давясь слезами и чувством вины. Со слезами было негусто, с чувством вины – тем более, зато мыслей было в избытке, одна другой гаже.

Грош таращился в темный потолок и пытался представить, как все происходило.

Его дежурство с Самарским стояло в графике, и любой желающий мог ознакомиться с расписанием на доске в главном корпусе. То есть узнать, когда он будет в хранилище, не составило труда. Дальше сложнее, потому что кто и как вынес куб, он по-прежнему не представлял. Они с Артемом сменили парня и девушку со второго курса, тех наверняка тоже проверили. В хранилище они с отличником заходили два раза, регулировали термостат и меняли перегоревшую лампочку.

Пропажу заметили днем, когда аспиранты и преподы начинали работать с призраками. И что интересно, никто не пересчитывал узилища, если не считать проводимой раз в полгода инвентаризации. На отсутствие блуждающего могли бы и не обратить внимания до этого знаменательного дня. Но обратили, значит, с этим кубом работали или с соседним. Что это? Стечение обстоятельств или грамотно организованная подстава?

Вечером убивают Ирыча и вырубают Макса. Еще вопрос: как этот невзлюбивший Гроша чел узнал, что парень будет в нужном месте и в нужное время? Впрочем, дорога тут одна, и если не мудрить, не скакать по переулкам и огородам, не наматывать лишние километры по окружной, то маршрут просчитывается на раз-два. Значит, его ждали. А его ли? Или любого другого псионика? Пока непонятно.

Счастливчика вырубают, перетаскивают в дом художника и привязывают к руке призрака. Это значит, что против него играет по меньшей мере такой же пси-специалист.

Ирыча убили до или после этого события? Как он там оказался? Выбор жертвы случаен? И, самое важное, какой призрак сжег мужика? Похищенный из хранилища? Невозможно. Пропавший не мог атаковать местных, он их не знал при жизни. Могли специалисты упустить какое-нибудь шапочное знакомство мертвого Лукина и местного нелюбителя собак? Кто знает, все контакты не отследишь. Или это был другой блуждающий? На этот вопрос ответят снимки полей энергии. Как бы ему на них взглянуть, вряд ли шоромские спецы покажут их ему по доброте душевной.

Макс перевернулся на бок, теперь перед глазами оказалась облупившаяся стена.

За первым дежурством с интервалом в сутки следует второе. И вторая кража. Но их с Лисой ночь в хранилище была спонтанным изменением в графике. Опять вопрос: везение или кто-то узнал о дежурстве? Неприятное предположение, ставящее под подозрение преподов. На этот раз забирают с последней скамьи неактивный куб. Зачем? Фиг его знает. Грошу почему-то вспомнился ненормально спокойный блуждающий, привязанный к руке. Если его энергия иссякала, это бы объяснило заторможенность вернувшегося. Но куб похитили после.

Специалистов из следственной бригады можно понять, он отличный подозреваемый. Его комнату наверняка тщательно осмотрели и, ничего не обнаружив, предположили наличие тайника. Слежка – логичный шаг.

Что изменилось? Почему они решили его взять? Он засветился на месте преступления, но это можно списать на банальное любопытство. Затем он отправился к дому жертвы, уверен, психолог вывел бы не одну теорию. И что? Там половина Некропольского собралась, чтобы посмотреть концерт. Парень перелез через забор, чтоб схорониться в кустах…

Макс хлопнул себя по лбу. Спецы решили, что у него там тайник. Они посчитали его дураком, который полез в захоронку рядом с теми шаманскими плясками, что происходили вокруг бочки с огнем.

Парень снова перевернулся и вновь стал вспоминать все сначала: дежурства, кража, убийство, призрак. Он думал, гадал, предполагал, перебирал события последних дней, вертел их и так и сяк, пока не уснул. И слава Императору – спал без сновидений. Единственное, чего ему не хватало в эти часы, так это одеяла.

Разбудил Макса свет, ярким прямоугольником легший на кровать.

– Подъем, – голосом Арчи скомандовала появившаяся в проеме тень. – На выход.

– Только не говорите, что еще кого-то убили, – хрипло пошутил студент.

По его внутренним часам был поздний вечер, может, уже ночь. Вряд ли его захотели допросить в такое время, разве что случилось что-то из ряда вон.

– Раз не хочешь, не скажу. Тем более что у тебя лучшее алиби, которое только можно придумать. – Андрей Валентинович указал на стол охранника, там стояла кружка с кофе и тарелка с двумя бутербродами.

Макс потер глаза и потянулся.

– Ты не удивлен? – Препод прислонился к стене. – Не спросишь, кого убили?

– Раз я вне подозрений, то нет, – буркнул парень, плюхаясь на стул, и взялся за чашку. – Но вы ведь все равно скажете. Вы для этого меня разбудили? – Настал черед Арчи многозначительно молчать и разглядывать студента. – Хорошо, я спрошу. Кого боги прибрали?

– Шахтера в десятке километров отсюда. Но я разбудил тебя не поэтому. Твоя мать в больнице. – Макс вскочил, опрокидывая стул. – До тебя пытались дозвониться с обеда, потом связались с Академией, а те уже перекинули на нас.

– Что с ней? – Глаза парня из темно-серых стали почти черными.

– Упала с лестницы и сломала ногу.

– Я должен…

– Я знаю, – перебил Арчи, доставая из кармана бумагу, на которой синела круглая печать. – У тебя пять суток, рапорт напишешь задним числом, приказ Старший подмахнет, я прослежу. До Шоромы тебя подбросит Игроков, он сегодня на транспорте, автобус на Троворот отходит через три часа.

Он отдал бумагу парню. Тот молча взял. Благодарности и уверения в вечной дружбе решили оставить до другого раза, впрочем, как всегда.

Загрузка...