Песнь огня

10 Старый друг

ЭННИ

КАЛЛИПОЛИС

День освобождения Норчии клонился к закату, и в сумерках мы с Аэлой отправляемся в обратный полет. Не успев добраться до побережья Каллиполиса, мы увидели флотилию, заходившую в гавань форта Арон, на флагах виднелось изображение желтого кита – символа Бассилеи. Пушки не стреляли, форт не оборонялся. Здесь были рады их прибытию.

Я пнула Аэлу в бок, и мы умчались вверх, в завесу слоистых облаков, подальше от посторонних глаз.

Продвигаясь на юг, мы то и дело вырывались из пелены облаков, поднимаясь вверх, чтобы разведать обстановку, вниз – чтобы сориентироваться, пока нити облаков, пронизанных солнцем, не исчезли, и теперь мы обозревали раскинувшиеся внизу холмы, разбросанные по равнинам, город и возвышающуюся вдали Крепость. Дракон размером с огромного кита лениво кружил над Крепостью, и на его фоне она казалась игрушечной. Ее тень, нависшая над городом, напоминала огромную карстовую колонну.

Я впервые увидела голиафана Фрейды.

После этого не было смысла подбираться поближе, чтобы рассмотреть, какие знамена реяли на ветру. Я уже все поняла.

Мы уже почти скрылись из виду, когда заметили патрульную пару.

Это два дракона-грозовика, но их доспехи не революционного красного цвета. Они серые, с тремя драконами Триархии, кружащими вокруг черного клевера. Белый цвет символизировал законорожденных представителей Триархии, эти же, в сером, судя по всему, Полукровки, о которых я слышала.

Драконы в питианских доспехах реяли над моим городом.

И одного из драконов я узнала.

Пауэр сюр Итер в серых доспехах летели в паре с врагом.

Они заметили меня сразу же после того, как я заметила их. На мгновение мы втроем застыли в миле друг от друга, озаренные золотым светом в пространстве между двумя слоями слоистых облаков. Хвост Итера напрягся на ветру. Аэла, которая знала Итера как партнера по спаррингу, фыркнув, дернулась подо мной, почувствовав, что здесь что-то не так.

Два грозовика развернулись к нам, и Аэла тут же нырнула вниз. Снова зарывшись в облака, мы начали петлять сквозь плотную пелену. Заходящее солнце наполняло туман золотистым сиянием.

Бац.

Внезапно из золотого свечения возникла огромная черная фигура и врезалась в Аэлу. Та пронзительно завизжала. Мы начали кружиться, теряя высоту. Я слышала, как ругается Пауэр. Когти Итера впились в крылья Аэлы, пригвоздив меня к седлу.

– Ты поймал ее? – послышался сквозь туман голос на драконьем языке.

Аэла билась, пытаясь освободиться, а я рыдала от разочарования.

– Ты вероломный ублюдок…

Пауэр зашелся грубым, безумным смехом. Аэла извернулась, укусив Итера за коготь. Итер взвизгнул, но не отпустил свою жертву. Пауэр ударил его в бок, а затем пробормотал дракону команду, которую я не могла расслышать.

Итер отпустил Аэлу.

– Почти! – крикнул Пауэр сквозь туман.

Я ударила Аэлу пятками в бока, но в этом не было необходимости, она уже улепетывала.

После, в преломленных облаками лучах закатного солнца, на ветру, пронизывавшем мой огнеупорный костюм, чувствуя, как ледяная изморозь сковывает мои волосы в сосульки, я зарылась лицом в гребень Аэлы и разрыдалась.

Пауэр не оставил больше сомнений: Каллиполис пал. Я покинула свой город, оставив его без охраны, когда он нуждался во мне больше всего. И теперь я могла только представлять, что происходит со Стражниками, которые не захотели, как Пауэр, переходить на сторону врага.

Я чувствовала тоску Аэлы по своему гнезду, по дворцовым логовам, где она думала, ее ждет Пэллор. Я не знала, как поведать ей, что, возможно, она навсегда потеряла это гнездо.

И где был Пэллор? Все ли с ним было в порядке?

А Ли?

Я едва осмеливаюсь думать об этом.

– Потерпи, дорогая.

Лишь когда стемнело, Аэла осмелилась высунуть голову из облаков. Под нами раскинулся темный Каллиполис, мерцавший россыпью огней. Аэла вскинула голову, сопротивляясь сдерживающей силы натянутых поводьев, не дававших ей ринуться к Огненной Пасти. Вместо этого я направила нас к дальнему краю Крепости, где у подножия карстовой колонны раскинулась девственная кедровая роща.

Продравшись сквозь мягкие ветви, мы приземлились на подстилку из опавшей хвои, а когда все вокруг стихло, до нас донеслось журчание воды. Источник Паррона был совсем близко. В последний раз я была у источника во время учебы, когда мы в детстве ходили в поход с другими Стражниками. Я была ребенком, но отлично запомнила тот урок. Как нам сказали, именно здесь Пито Объединитель вывел из яйца своего Паррона, а затем основал свою Крепость на карсте и положил начало золотому веку Каллиполиса. Но для меня сейчас было важно лишь, что источник пустынен и защищен густым лесом. Пасмурное небо окрасило кедры в черный цвет.

Я отстегнула сапоги от стремян и сползла со спины Аэлы. Мои бедра болели, и я почувствовала облегчение, ощутив под ногами твердую почву. Но не успела я распрямить спину, как Аэла начала рыскать в темноте, словно охотничья собака.

– Аэла, перестань…

Ветки хлестали меня по лицу, пока я вслепую мчалась за ней.

Я нашла ее у подножия карстовой колонны, перед отверстием, которое в темноте кажется огромной черной дырой. Ее ноздри раздувались, когда она вдыхала холодный воздух, скопившийся в глубинах пещеры, и как только образ Пэллора материализовался у меня в сознании, я все поняла.

Это был вход в драконьи гнезда. Подземная сеть пещерных туннелей под дворцом была обширна и подобна лабиринту, а самые нижние уровни, по рассказам, соединялись с городской дренажной системой. За те годы, что я спускалась по коридору в пещеры драконов-аврелианцев, где располагалось гнездо Аэлы, я познакомилась лишь с частью системы туннелей.

Я знала, что есть и другие входы, но до сих пор не видела ни одного.

Неподалеку река Фер ревела у подножия кедровой рощи и Источника Паррона. Перед нами зиял вход в гнезда. Аэла напряглась, принюхиваясь, ее чешуя встала дыбом. Ее тревога передалась и мне: она чуяла запах Пэллора, но он смешивался с запахом других незнакомых ей драконов. Чужих драконов в наших пещерах.

Наши тоже были там. Они были напуганы, из туннеля отчетливо доносился запах страха даже сюда, но пока что они все были целы и невредимы.

В том числе и Пэллор.

Внезапно она с рычанием бросилась в зияющий мрак, и прежде чем я успела шикнуть на нее, чтобы остановить, она уперлась мордой во что-то твердое и холодное.

Проход преграждала железная решетка, каждый прут толщиной с мое запястье. Когда она попыталась исторгнуть пламя, я остановила ее.

– Если мы ворвемся сейчас, то сразу выдадим свое убежище. Надо придумать план.

Она обернулась ко мне в темноте, словно говоря: Тогда придумывай.

Образ Пэллора, серебристый, изящный, манящий, снова затуманивает мое зрение. Я хлопнула себя по затылку, отгоняя мысли Аэлы прочь. Манящий? Ух.

– Оставь эти мысли при себе. Он там, внутри. И пока в безопасности.

Но надолго ли?

Я отчаянно нуждалась в ответах. Ответах, которые не могла получить, будучи драконьим наездником.

– Днем надо затаиться, – сказала я Аэле. – Охотиться лучше ночью.

Аэла наклонилась вперед, уперлась мордой мне в лицо и выдохнула горячий воздух.

Похоже, это означало одобрение, потому что она начала наматывать круги, специально окуривая покрытую иглами землю, чтобы соорудить себе гнездо. Прижав крылья к бокам, она улеглась, обвив себя хвостом.

Взвалив на плечо седельную сумку, я почесала подбородок Аэлы, видя, как сонно закрываются ее глаза, и отправилась на берег реки Фер, мои сапоги хлюпали по плотной грязи. Остров Мертвых возвышался посреди реки, древние гробницы драконорожденных выступали черными силуэтами, потрескавшимися и разрушенными Революцией. Вода ревела громче моих мыслей, когда я обходила берег, двигаясь вниз по течению вокруг подножия Крепости. Сначала надо мной взмыли вверх стены арены, затем Внешние стены дворца и, наконец, мост Хаймаркета. Бродяги собрались у костра, пылавшего в бочке под каменными колоннами. Прежде чем покинуть берег, я скрылась в тени, роясь в седельной сумке. Платье, спрятанное в сумке, принадлежало Агге. Борясь с подступающими слезами, я снова натянула его поверх своего огнеупорного костюма и обмотала волосы ее шарфом.

Затем я поднялась по узкой лестнице на речной берег и перешла мост в Хаймаркет.

Первый раз я замедлила шаг, вспомнив один разговор. Энни, мне нужно с тобой поговорить… что-то происходит.

Она не тот человек, от кого я хотела бы получить помощь; она даже не нравилась мне. Во время нашего самого долгого разговора я угрожала ее семье драконьим огнем, а несколько дней спустя она опубликовала историю этого обмена мнениями на первой полосе Народной газеты. Но я не сомневалась, что, о какой бы реформе она ни мечтала, это было явно не то, к чему она стремилась. И я думала, что она пыталась рассказать мне об этом во время нашей последней встречи, когда я отмахнулась от нее.

Благодаря досье, которое я просмотрела перед тем, как допросить ее в Подземелье, я точно знала, где найти Мегару Роупер.

Мои усталые ноги понесли меня через Народную площадь, вниз по Триумфальному Пути и в Саутсайд, к таверне под названием «Мизантроп». Бар на первом этаже был открыт, несмотря на поздний час. Вэл Лазаре, дядя Мегары и лидер Отверженных, сидел у стойки и едва взглянул на меня, когда я вошла.

– Вытри сапоги, – потребовал он.

Я выбила речную грязь из своих сапог и спросила у мальчика-официанта, разжигавшего огонь, где найти Мегару.

– Мегара? – удивленно спросил он. – Это моя сестра. Что тебе от нее нужно?

Так это, должно быть, Лекс. В последний раз я встречала его имя в списке родственников, которыми я угрожала Мегаре.

– Я ее подруга из Лицея.

Лицо Лекса скривилось, словно ему неприятно было слышать об элитной школе, в которой училась его сестра. Он провел меня вверх по неровной лестнице на второй этаж таверны, указал на дверь с облупившейся краской в дальнем конце коридора и поспешно спустился вниз. На мой стук дверь открыла женщина средних лет с всклокоченными волосами с проседью и улыбнулась пустыми, слегка косящими глазами.

– Ты не Вэл, – сказала она.

– Мама, я же сказала тебе, что я…

Мегара Ропер подскочила к матери, замерев при виде меня. Ее черные волосы, остриженные во время ареста, ниспадали на лицо, ярко-зеленый цвет ее глаз выгодно сочетался с цветом шарфа, обмотанного вокруг шеи.

– Это, должно быть, шутка.

– Прости, я не знала, куда еще…

Мегара окинула пустынный коридор широко раскрытыми глазами, потом схватила меня за руку и потянула в комнату:

– Входи.

Мегара потащила меня к столу и, усадив на табурет, подала миску с супом, не сводя с меня глаз. Захламленную комнату освещала единственная масляная лампа, в воздухе витал запах затхлого постельного белья. Ее мать, Катарина, с отстраненным видом застыла у двери. Мегара сунула мне оловянную ложку, но я была не в состоянии ею воспользоваться. Я глотала суп прямо из миски, чувствуя, как тепло разливается по моему пустому желудку.

– А ты отчаянная.

Мегара стояла передо мной, не желая садиться со мной за стол, чтобы продолжить серьезный разговор. Я поставила на стол почти пустую миску и вытерла губы.

– Мне больше некуда пойти. Здесь произошло что-то вроде… переворота…

– Ты говоришь о смене правительства по приказу восстановленного Народного собрания?

Мое сердце ушло в пятки.

– Так, значит, это была законная передача власти.

Мегара пожала плечами:

– Законная, насколько это вообще возможно, когда ты голосуешь, а над головой кружит голиафан. Хотя, если честно, большинство людей были скорее в восторге от этого зрелища, а не напуганы.

– Почему они должны восторгаться при виде голиафана в нашем небе?

Мегара помедлила. Ее лицо сморщилось, словно она вот-вот рассмеется или расплачется.

– Какая-то принцесса… бросала хлеб со спины дракона.

И это было все, что требовалось.

Мегара, кажется, сама не заметила, как опустилась на табурет. Она невидящим взглядом смотрела на свои руки, как будто ужас воспоминаний на мгновение перенес ее куда-то в другое место.

Впервые в жизни мне показалось, что я понимала, что сейчас испытывает Мегара Роупер. После столетий жизни под гнетом драконорожденных, спустя всего лишь десять лет свободы от их режима, люди вновь выбрали правителями повелителей драконов. И все, что для этого потребовалось, – небольшое представление и несколько буханок хлеба.

И хотя я знала, что Народное собрание состояло из представителей городской бедноты, которая гораздо меньше пострадала при повелителях драконов и гораздо сильнее – от программы продовольственного распределения, выдвинутой Атреем, легкость, с которой рухнули революционные устои, – свидетельство того, как режим, которому я служила, подвел свой народ.

Возле двери мать Мегары издала неожиданный отрывистый смешок, продолжая пристально вглядываться в тени.

– Не обращай на нее внимания, – пробормотала Мегара, ее губы скривились.

Катарину много лет назад арестовали за протест против роспуска новым режимом первого демократического Народного собрания. Из тюрьмы она вышла совсем другим человеком. Я узнала это во время допроса Мегары, когда та сама оказалась в застенках Подземелья.

Провалы, провалы, провалы. Мои провалы слились с провалами Атрея. Его режим погубил Катарину, а потом я угрожала сжечь Мегару в драконьем пламени от имени этого режима. Невинные жертвы, ошибки, засорившие этот город, оставив его беззащитным перед первым голосом, прозвучавшим, чтобы сделать новое предложение.

Иксион Грозовой Бич явился восстановить свою династию на обломках прошлого.

Я смотрела на остатки супа, понимая, что у меня больше нет аппетита.

– Тиндейл был в этом замешан, не так ли? И Ло Тейран. Твои друзья из Отверженных. Это об этом ты пыталась рассказать мне на днях.

Мегара кивнула:

– Они называют их Клеверами. В честь символа Триархии-В-Изгнании. Я не понимала, пока план уже не был в действии. Мой дядя тоже не знал.

– И теперь ты соглашаешься с этим?

Мегара поморщилась, проведя пальцем по прожилкам на деревянной поверхности стола. Тут я заметила, что это был вовсе и не стол, а дверь, установленная на двух бочках.

– Тиндейл говорит, что они позволят Народной газете свободно печататься. С помощью зерна из Бассилеи мы сможем накормить голодающих. Дядю пригласили представителем Нижнего берега на первом Тайном совете, и ходят слухи, что они позволят устоять Народному собранию. Так что… Я получила то, что хотела, не так ли?

– Ты говоришь не слишком уверенно.

Мегара подняла ладонь, стискивая пальцами стриженые волосы, размышляя над моими словами.

– Лицей закрыт, – сказала она. – Они говорят, что это временно. Но поговаривают о том, что могут открыть его, изменив условия приема, поскольку металлическая система уже отменена. – Она помолчала, и я с легкостью представила, какие условия приема могли ввести Иксион и ему подобные. – Как бы там ни было, – добавила она с горечью, – там всегда учились только дети богатых.

Но мы с ней, обе студентки Лицея, были прямым доказательством, что это не совсем правда.

Недостатки режима Атрея огромны, и пример тому – Катарина. Но основанный им Лицей иногда принимал, хотя и нехотя, простолюдинов и девушек. Триархическая Реставрация, поддерживаемая патрицианским заговором и оккупационной империей, имела все основания ликвидировать подобные реформы. Единственный кран, дававший доступ к социальному прогрессу, который режим Атрея предлагал беднякам, людям низкого происхождения и женщинам, чтобы пробиться в люди, несмотря на условия, в которых они родились, может быть перекрыт.

Металлический тест давал несправедливые привилегии, но с Иксионом у руля власти его отмена станет поводом отмотать время на десять лет назад.

– Тогда что же ты станешь…

– Я уже состою в штате Тиндейла в Народной газете. Мне не нужно заканчивать школу.

Но Мегаре не удалось обмануть меня своим равнодушным тоном.

– Собираешься попробовать изменить ситуацию изнутри? – спросила я.

Это была стратегия, за которую она меня высмеивала. Она нахмурилась в ответ на мой сарказм:

– Полагаю, ты здесь, чтобы подготовить еще один контрпереворот? Убить драконорожденных и всех членов Клевера, вернуть Атрея к власти? Все, что для этого нужно, – это устроить небольшую резню…

Я покачала головой:

– Нет смысла. Мы оккупированы. Я видела бассилеанское подкрепление по пути сюда.

Я не могла сражаться с целой империей. Ни с одним драконом, ни даже со всеми драконами Стражников против голиафана Фрейды. Возможно, мы могли бы доблестно выстоять до последнего, но меня это не интересовало.

Каллиполис уже достаточно повидал кровопролитий.

Кому я могла помочь, так это своим друзьям. Они были заперты во Дворце и, насколько я знала, уже подвергались пыткам и смерти. Каллиполис пал, но я по-прежнему отвечала за Стражников.

Допив остатки супа, я поставила миску на покрытый пятнами и усыпанный крошками стол Мегары.

– Ты не видела Кора или Ли с тех пор, как Триархия захватила власть?

Мегара покачала головой:

– Но Ли был довольно дружелюбен со своим кузеном на Народном собрании.

От этих слов у меня по шее побежали мурашки, и я с трудом подавила тревогу.

Мысль о том, что Ли вновь подружился со своей семьей, кажется мне вновь повторяющимся кошмаром, ужас перед которым давно забыт. Я напомнила себе: что бы там ни думала Мегара об увиденном на Народном собрании, я знала Ли и знала Иксиона. И их историю.

– Это дружелюбие – всего лишь уловка. Ли убил сестру Иксиона. И если ты не видела Кора, значит, его арестовали.

Я знала, что она считала Ли близким другом, а Кора, с которым они были знакомы со школы, еще более близким. Мегара барабанила пальцами по сложенным на груди рукам, заметно побледнев.

– Что тебе нужно?

– Проведи меня во дворец. А дальше я справлюсь сама.

11 Тайный совет

ЛИ

Утром второго дня Реставрации Клевера я присутствовал на заседании первого Тайного совета Иксиона Грозового Бича как Защитник Каллиполиса вместо Атрея. По пути сюда я смыл его кровь с рук в туалете. Государственные служащие были повешены во внутренних двориках, через которые я проходил, все из Золотого сословия и большинство из них – низкого происхождения. Один из них, молодой горец с волосами цвета соломы по имени Деклан, однажды танцевал с Энни на празднике. В рассветном свете на его раздувшемся лице видны трупные пятна.

Либо он провалил тест на преданность новой власти, либо стал жертвой теста на преданность, который прошел кто-то другой. Но послание выглядело вполне очевидным: новый режим не нуждался в паразитах низкого происхождения, которые так высоко поднялись.

Я вошел в Зал Советов, чувствуя, как сжимается мой пустой желудок. Иксион встретил меня на пороге:

– Кузен! Рад, что ты смог прийти. Как прошел твой визит к Защитнику?

– Весьма назидательно.

– Я так и думал. – Иксион протянул руку женщине, стоявшей рядом с ним, ее вуаль была откинута назад, покрывая длинные волосы. – Позволь представить тебе Ее Божественное Высочество, Фрейду Бассилеон.

Знания придворного этикета, которые я приобрел к началу Революции, не были обширными, и за долгое время я многое позабыл. Когда я отвесил поклон, который, как я считал, был уместным при знакомстве, улыбка бассилеанской принцессы показалась мне более чем удивленной. Лицо молодой женщины, явившейся с целью превратить Каллиполис в вассальное государство, не выглядело властным – лицо в форме сердца, светло-каштановые волосы, заплетенные в длинную косу, и лучившиеся улыбкой глаза, однако в ее движениях и осанке сквозила уверенность человека, привыкшего к повиновению. Невозможно забыть, что своей улыбкой она управляла голиафаном и целой империей.

– Лео сюр Пэллор, – гортанно произнесла она на драконьем языке. – Тот, о ком мы так много слышали.

– Ваше Божественное Высочество! – Бассилеанская почтительность, резко контрастирующая с каллиполийской традицией поклонения давно умершим богам, раздражала. На губах Фрейды по-прежнему виднелась улыбка.

Иксион занял привычное место Атрея во главе стола, Фрейда устроилась по правую руку от него, и Иксион жестом пригласил меня сесть слева. Убранство комнаты мало изменилось, лишь знамя Реставрации с тремя драконами, кружащими вокруг черного клевера, сменило революционного дракона на высокой стене. Единственный огромный дракон-грозовик с серебряным гребнем примостился снаружи на балконной балюстраде Огненной Пасти: грозовик Иксиона, Нитер.

На моем запястье по-прежнему не было браслета, и я не мог призвать Пэллора.

Члены только что сформированного Тайного совета Иксиона начали входить в зал. Некоторые из них – определенно давние члены Ордена Черного Клевера, например, Ричард Тиндейл и Люциан Ортос. Однако я сильно удивился, когда увидел среди них тех, кто выглядел не столь воодушевленно: генерал Холмс в замешательстве оглядел символы новой власти на стене, прежде чем занять место; Миранда Хейн, министр пропаганды, с синяком на смуглом лице, прятала дрожащие руки в коленях; Дора Митрайдс, одна из главных представительниц знати Яникула, сделала Иксиону неловкий реверанс, хотя ее губы напряженно поджаты. Вэл Лазаре, предводитель Отверженных и дядя Мегары Роупер, тяжело опустился в кресло рядом с Дорой, которая, с отвращением взглянув на него, отодвинулась подальше.

Интересно, подумал я, им угрожали или подкупили? Или они просто уловили направление изменившегося ветра и выбрали новый курс?

Надеялись ли они, как и я, что еще можно что-то изменить в лучшую сторону, действуя изнутри?

Последним явился Пауэр сюр Итер, громко смеявшийся над тем, что ему только что сказал Эдмунд Грейхизер. Заметив меня, он вскинул бровь. В отличие от меня, ему разрешили оставить браслет, чтобы призывать своего дракона.

Когда все собрались, Иксион начал свою речь:

– Первый Защитник нездоров. В его отсутствие Лео и я будем руководить Каллиполисом: Лео как ваш временный Защитник, а я стану вашим новым Первым Наездником.

Холмс мгновенно среагировал на эти слова, выразив свое недоверие:

– Вы не наш…

Но тут же опомнился и залился краской. Однако было уже поздно. Губы Иксиона скривились:

– Напомните мне еще раз, каким должен был быть результат теста вашего сына? Железо или хотя бы Бронза? Люциан сказал мне, что вы были весьма удивлены вчера этой новостью. – Когда Холмс ничего не ответил, Иксион, сцепив пальцы, положил ладони на столе перед собой. – И да. Вы только что представили наш первый пункт повестки дня. Так называемая Первая Наездница Каллиполийского флота Антигона Фархоллсерф, которая, кажется… скрылась под покровом ночи.

Иксион использует феодальное обозначение, применявшееся в образовании фамилий крепостных, как и в случае с Роком. Только теперь названная дракархия принадлежит не его отцу, а мне. Согласно своему дореволюционному статусу, Антигона принадлежала нам, как и земля, на которой она родилась.

Антигона сюр Аэла. Драконим звучал как защита от злых сил. Ее имя – Антигона сюр Аэла.

– Мы столкнулись с ней, – сказал Эдмунд Грейхизер. – Парсиваль даже вонзил в нее когти. Над Равниной Ферриш.

Снаружи послышался свист хвоста Нитера, полоснувшего воздух, и стекло задребезжало. Иксион спросил:

– И ты отпустил ее?

Пауэр пожал плечами, хотя его взгляд был устремлен на мечущийся в воздухе хвост Нитера.

– Она вырвалась. Но она не могла уйти далеко. Мы найдем ее.

Значит, Энни вернулась с Нового Питоса. Тогда возникает вопрос, что там произошло? И когда Иксион об этом узнает?

– Проследите за этим. Я бы хотел положить конец любой путанице по поводу моего титула.

Другой нерешенный вопрос – местонахождение Криссы сюр Фаэдра, которую Иксион называл Криссой Уорд. К настоящему времени мне стала окончательно понятна его элитарная модель: только патрицианские всадники сохраняли драконимы, которые мы приняли, когда вступили в ряды Стражников. Простолюдинов вроде Криссы и Кора называли по фамилиям. А Энни и Рок заслужили и того меньше.

– Титус занимается этим, – сказал Эдмунд. – Люциан сообщил нам, что Уорд отправилась с дипломатическим визитом на Деймос и должна вернуться в ближайшее время.

Далее Иксион перешел к нуждам своих избирателей, представленных Вэлом Лазаре, кандидатом от Нижнего берега, и Дорой – от Верхнего. Нижнему берегу Иксион готов оставить независимость Народной газеты, само собой, в пределах разумного, и более чем готов одобрить отмену законов о металлах, как решило Народное собрание в ходе референдума. Миранда Хейн заерзала на своем месте, услышав его слова.

– Миранда? – мягко обратился к ней Иксион.

С того места, где я сидел, был хорошо виден синяк на щеке Хейн. Ее тонкий голос звучал еле слышно:

– Появились вопросы о планах вновь открыть Лицей и… о критериях приема, теперь, когда тест на металлы был отменен.

Иксион улыбнулся:

– Ну, у нас есть много долгов, которые мы должны вернуть нашим щедрым благодетелям, – сказал он, кивнув в сторону Фрейды Бассилеон. – Я подумал, что образование могло бы стать непосредственным источником дохода. Государственные расходы в этой области были непомерно раздуты за счет государственных стипендиальных фондов Атанатоса, ставших совершенно ненужной роскошью в столь трудные времена. Пусть Лицей будет открыт для всех. Для всех, кто может за него заплатить.

Миранда громко сглотнула. Глаза Лазаре сузились. Всем стало понятно, что те, кто сможет заплатить за обучение в Лицее, будут исключительно патрицианского происхождения, по крайней мере из семей новоявленной элиты.

Пауэр заговорил первым:

– Умно, мой господин.

Он не выглядел таким злобно-веселым с того дня, когда Атрей ввел программу продовольственного распределения.

– Спасибо, Парсиваль. Это подводит нас к вопросу о… Яникуле.

Яникул – это район на Верхнем берегу, у подножия Крепости, где располагалась большая часть особняков, принадлежавших патрицианским семьям. Многие из богачей, таких как Дора, сохранили свой статус после Революции, поддержав Атрея. Дора Митрайдс, застигнутая врасплох, оттягивая горло своего свитера, словно он душил ее, вскинула голову, отвечая на взгляд Иксиона:

– Думаю, вы найдете поддержку у Яникула, сир.

– Правда? Отлично. Потому что, пока Дворец восстанавливают, возвращая ему былое великолепие, драконорожденным необходимо где-то разместиться. Я надеялся, что ваш особняк, как и остальные, будут доступны для нашего использования.

Глаза Доры расширились:

– С удовольствием, мой господин.

– Моя семья тоже сочтет за честь принять гостей, – заявил Пауэр. – Я имею в виду, моя приемная семья. Дом Гесперидес.

– Моя жена с радостью примет вас, мой господин, – добавил Ло Тейран.

Иксион улыбнулся:

– Возможно, нам стоит распространить эту информацию, – сказал он, – и посмотреть, какие благородные патрицианские дома больше всего этому обрадуются. Те, кто жаждет этого больше всего, должны сообщить имена тех, кто настроен менее решительно. Особой благосклонностью будут пользоваться те, кто сможет назвать имена преступников, творивших беззаконие в Дворцовый день, которые еще не понесли заслуженного наказания.

Подбородок Доры слегка дрожал, когда она склонила голову.

Далее приступили к обсуждению международной ситуации. Фрейда сообщила, что корабли с зерном, следуя по графику, перемещались по каналам, соединявшим порт в форте Арон с рекой Фер. Бассилеанские военные корабли должны были доставить в Каллиполис ее вещи и слуг, а также ее личную армию – подразделение Имперской гвардии, предназначенное для охраны наследной принцессы и известное как Маленькие Бессмертные. Когда Иксион похвалил готовность нарушить обычай, по которому слуги заранее подготавливали все к приезду госпожи, она ответила:

– Вот увидишь, я полна сюрпризов.

Иксион, очарованный ею, расхохотался. Фрейда улыбнулась в ответ. Брови генерала Холмса поползли вверх.

Значит, не я один считал Иксиона идиотом.

– А дракон? – спросил Холмс.

Никому не нужно было разъяснять, о каком драконе шла речь. Фрейда ответила:

– Обизут свила гнездо на вершине Крепости. Ей нравятся высокие насесты.

Не говоря уже о том, что эта позиция располагалась вне досягаемости наших пушек, и оттуда голиафан мог спалить большую часть города одной струей пламени. Холмс, шумно выдохнув, сложил руки на груди:

– Несомненно.

Два гонца Серого Клевера на небесных рыбах отправились на Новый Питос, чтобы сообщить ожидающим там драконорожденным, что все готово для Долгожданного Возвращения.

– А отважные норчианские наездники смирения? – спросила Фрейда.

Это замечание, похоже, ударило по больному месту, улыбка Иксиона сделалась натянутой:

– Как и обсуждалось. От них избавились.

Если только Энни не приготовила для тебя большой сюрприз.

Казалось, его слова еще больше развеселили Фрейду.

– Отлично, милорд, – сказала она.

– А что насчет моих наездников? – спросил я.

Иксион впервые взглянул на меня:

– Ты имеешь в виду моих наездников?

Хейн изо всех сил уперлась ладонями в край стола, словно хотела отгородиться от нашей перепалки. До меня донесся голос Атрея, вызывающий и холодный. Настало время обсудить, как ты поступишь, выйдя из этой комнаты.

– Я имею в виду Стражников.

– Думаю, с голиафаном и драконорожденными у нас нет необходимости в других наездниках, не так ли?

В своем роде эта завуалированная угроза и была той информацией, которую я искал. Это означало, что Иксион станет использовать Стражников как рычаги давления. Значит, они все еще были живы. Значит, они ожидают его окончательного решения в какой-то темнице.

Снаружи донесся громкий шелест крыльев Нитера, и стекло снова задребезжало. Мое запястье зудело от желания снова ощутить браслет, от желания призвать Пэллора. Я заставил себя перевести взгляд с дракона на Иксиона:

– Хранители – знаменитости Каллиполиса. Городские дети знают их по именам. Их не так легко вычеркнуть из памяти, и если вы хотите, чтобы ваша… наша… Реставрация прошла успешно, они нам понадобятся.

– Я готов оставить патрицианских Стражников. От остальных можно избавиться.

Избавиться. Как будто он очищал кладовую от испорченных продуктов. Патриции составляли, возможно, треть революционного флота. Поговаривали, что в жилах их семей текла и кровь драконорожденных, от иногда случавшихся браков с Тремя Семьями. Дора упоминала при мне, что это было особым предметом гордости.

– Это как раз про меня, – сказал Пауэр.

Я видел, как Пауэр раздраженно говорил, что его мать была из Чипсайда. Но, похоже, сегодня такой вспышки не предвидится. И в этом не было ничего удивительного, потому что если что и можно было знать наверняка, так это то, что на Пауэра нельзя положиться. Мои пальцы начали сжиматься в кулаки.

– Некоторые из наших самых популярных наездников вышли из низов. Не говоря уже о самом высоком ранге. Кор сюр Маурана, Ричард сюр Баст…

И Крисса сюр Фаэдра, и Антигона сюр Аэла, только вот о них мне сейчас совсем не хотелось упоминать перед Иксионом.

– Но в том-то и дело, – сказал Иксион. – Ведь все это может сбить с толку людей. Подобно Антигоне Фархоллсерф, претендующей на титул Первой Наездницы, эти подозрительно высоко поднявшиеся наездники из низов создают впечатление, будто любой простолюдин способен летать не хуже драконорожденного. Что, как мы все знаем, не соответствует действительности.

Произнеся эти слова, Иксион ждал, не возразит ли ему кто-нибудь, а все остальные старательно прятали глаза. Фрейда ухмылялась, хотя непонятно чему.

– Вы видите, в чем трудность, – продолжал Иксион, удовлетворенный нашим молчанием. – Не может быть двух Первых Наездников, двух Алтерн, двух Терциев и так далее. Это бы всех ужасно запутало.

Мое сердце стучало в ушах.

– Тогда пусть они покажут, на что способны.

Иксион склонил голову набок:

– У тебя есть два претендента на Кварту, пусть они встретятся лицом к лицу. Поставь Кора сюр Саттер против Эдмунда Грейхизера на арене.

В ответ Эдмунд грубо расхохотался, как будто я пошутил.

К моему удивлению, Иксион тоже улыбнулся, и у меня тут же возникло предчувствие, что мне удалось добиться своего.

– А знаешь, кузен, – заявил он, – мне нравится эта идея.

12 Собеседование

ЭННИ

Проснувшись, я обнаружила, что дискомфорт в теле, оставшийся после приключений в Норчии и длительного и непростого полета, перешел в тупую боль, сковавшую мышцы словно бетон. Мне потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, что я проснулась не от кошмара, а в кошмаре: я была дома и здесь повсюду реяли желтые знамена Бассилеи. Моих друзей заперли во дворце, который теперь контролирует Иксион. А я спала на куче прокисшего белья в доме девушки, которую я до недавнего времени терпеть не могла. Когда она потрясла меня за плечо, тараканы бросились врассыпную.

– Который час?

– Полдень. Мне показалось, что надо было дать тебе поспать.

Мегара поставила бутылку с уксусом рядом с дымящимся чайником, в котором ее мать, Катарина, помешивала черный чай. Их импровизированный стол – одно из немногих подобий мебели в комнате; большинство вещей семьи Руопер, белье и кухонная утварь были сложены в кучи прямо на полу. Ее брат Лекс храпел на другой куче одежды. У меня мелькнула смутная мысль, что за все то время, которое мы с Мегарой были рядом, злясь друг на друга из-за предполагаемых привилегий, которые выдумывали друг для друга, ее дом оказался почти таким же скромным, как и мой, только был в еще большем запустении.

– Тебе повезло, – сказала Мегара, протягивая мне корректуру статьи, которая должна была появиться в дневном выпуске Народной газеты.

ИКСИОН СЮР НИТЕР,

ПЕРВЫЙ НАЕЗДНИК КАЛЛИПОЛИСА,

ВЫЗЫВАЕТ НА АРЕНУ

АНТИГОНУ ФАРХОЛЛСЕРФ

– Фархоллсерф?

Мегара кивнула:

– Руководства по стилю были обновлены.

Все происходило стремительно. Я пролистала остальную часть статьи: любой Стражник, претендующий на высокий чин во флоте, должен участвовать в публичных состязаниях с драконорожденными, проходя так называемое Отсеивание; даты состязаний будут объявлены в ближайшее время. Любой, кто знает местонахождение Антигоны Фархоллсерф, получит награду за информацию.

– Ну?

– Что? – спросила я, передавая ей газету обратно.

– Ну, разве ты не должна встретиться с ним лицом к лицу?

– И чего я этим добьюсь?

Мегара уставилась на меня. А затем изо всех сил хлопнула газетой по полу, где мы сидели, с хрустом раздавив таракана.

– Ты думаешь, это ловушка.

Я едва не расхохоталась. Конечно, это ловушка.

– Проблема не в этом. Хотя, возможно, ты захочешь получить вознаграждение.

Мегара закатила глаза:

– Если ты не придешь, люди скажут, что ты струсила.

– Люди и так много чего обо мне наговорили.

Мегара поджала губы. То, что они говорили обо мне – что я бессердечный и жестокий лидер, что я пробила себе путь наверх, используя чувства Ли, – все это было информацией из историй, которые она придумала и втиснула в Народную газету во время Бункерных бунтов. После стервы-командующей и женщины – повелителя драконов почему бы не добавить еще и трусиху?

– Я понимаю, – медленно произнесла она, – что Иксион может оказаться тебе не по зубам.

– Я могу размазать его по полу. – Я произнесла это с такой уверенностью, что Мегара вскинула голову. Но к чему скромничать? Аэла и я уже встречались с Иксионом сюр Нитер в воздухе. Мы знаем свои возможности и на что способен он. – Но это не поможет моим друзьям выбраться из тюрьмы или попасть в безопасное место, а ведь именно для этого я здесь.

– Ты – Первая Наездница! – воскликнула Мегара. – Разве у тебя нет желания отстоять свой титул?

И почему она не перестанет?

– Моя цель не в этом.

Мегара шумно выдохнула воздух.

– Отлично, – сказала она. – Тогда переходим к плану Б.

План Б – это чай с уксусом. Во дворце проходили работы по реконструкции, и пока драконорожденных расквартировали по особнякам Яникула, шел набор служащих в рамках новой инициативы лояльности к власти; Мегара собиралась покрасить мои волосы, чтобы я могла пройти собеседование неузнанной.

– Клеверы говорят, что переходная команда заинтересована набрать в штат нескольких горцев, – сообщила Мегара. – Ты все еще можешь изобразить акцент?

– Не знаю.

– Но это же просто, девочка.

– Пожалуйста, перестань.

Полбутылки уксуса и чашки черного чая. Спустя время я смотрела в грязное оловянное зеркало, откуда на меня взирала темноволосая молодая женщина. В покрытом заплатами платье Агги я больше напоминала крестьянку из своей родной деревни, чем Стражницу, чей огнеупорный костюм лежал в углу. Я почувствовала себя неуютно от этого зрелища.

И хотя Мегара перестала подстрекать меня, мысли об этом не давали покоя. Ты – Первая Наездница. Разве у тебя нет желания отстоять свой титул?

Я вспомнила о том моменте, когда Роксана сказала мне, что я выиграла битву, но проиграла войну, потому что, пока я помогала Гриффу, мой собственный город пал. Такой вот поворотный момент спустя недели и месяцы, потраченные на то, чтобы служить городу, который писал обо мне оскорбительные замечания на своих стенах.

В конце концов, все эти обидные замечания оказались справедливыми.

Я могла бы размазать Иксиона по полу. Но это не сделало бы меня достойной звания защитника Каллиполиса. Уже нет. Победа над ним не изменила бы того факта, что на вершине нашей Крепости восседал голиафан, а наши улицы кишели бассилеанскими солдатами. И если неприятная правда заключалась в том, что я чувствовала себя в большей безопасности, спасая своих друзей, переодевшись в крестьянское платье, а не в огнеупорном костюме, это вовсе не означало, что мой план был плох.

Когда я впервые вышла из дома Роуперов, меня встретили обжигающе-холодный воздух и солнечные лучи, проливавшиеся с ярко-синего неба. Тонкая коричневая накидка миссис Роупер была накинута поверх платья Агги для тепла, а мой браслет Стражницы со свистком-призывателем Аэлы, который я повесила на ту же цепочку, что и мамин кулон, спрятан внутри бюстгальтера. Казалось, минула целая жизнь с тех пор, как Ли подарил мне его.

Идя по городу, я замечала изменения, произошедшие с тех пор, как я в последний раз проходила по этим улицам: эмблемы с желтыми китами Бассилеи, украшавшие форму солдат, следивших за распределением пайков; триархальное знамя Реставрации, развевавшееся на стенах дворца, и силуэты незнакомых драконьих всадников в небе. Единственный дракон, которого я узнала, – Итер.

Аэла не почуяла из драконьих пещер запаха насилия, лишь страх. Я инстинктивно понимала, что, хотя наша с Аэлой связь значительно ослабла на таком расстоянии, я все равно почувствовала бы, если бы у Агги возникли причины для серьезной тревоги.

Они все были там. Мне просто надо было добраться до них.

По пути я оставила письмо от Дака его семье на ступеньках заднего крыльца, в котором он сообщал, что жив.

Перейдя Хаймаркетский мост, я влилась в медленную струйку горожан, проходящих через охрану у боковых ворот Внешнего дворца. Соискатели, которых пропускала охрана, открыв рты, глазели на величественные дворы. Девять лет назад я вела себя точно так же.

Привратник направил меня в очередь на собеседование в боковом зале, и когда я поняла, куда иду, то с трудом подавила едва не вырвавшийся наружу жуткий смех. Это зал, где ученики, успешно прошедшие металлический тест, когда-то участвовали в Церемонии Выбора. Именно здесь Аэла выбрала меня, и я стала Стражницей.

Но сегодня меня ждали не драконы. Вместо этого в пустом зале я увидела три стула, и пухлая женщина средних лет с круглым розовым лицом на каллийском языке с бассилеанским акцентом пригласила меня занять свое место.

Рядом с ней сидел наш старый инструктор по строевой подготовке Уэс Горан. На его лацканах красовались эмблемы с клевером.

При виде него я едва не упала замертво. Последнее, что я слышала, – это что его уволили из администрации Атрея за предвзятое отношение к таким, как я. Похоже, он нашел более терпимого хозяина.

И теперь мой план провалился.

На мгновение я застыла, глядя на своего инструктора и думая, как сбежать.

Но потом он перевел взгляд с планшета на мое лицо и даже бровью не повел.

– Абигейл Неархоллраб? – со скучающим видом спросил он.

Зал был слабо освещен, и мои вымоченные в чае волосы и одежда простолюдинки никак не вязались с командующей флотом, которого он должен был узнать. Но я подозревала, что Уэс Горан плохо помнил мое лицо, потому что большую часть своей жизни я была мерзостью, на которую он старался не смотреть.

И теперь немного черного чая оказалось достаточно, чтобы он вообще меня не разглядел.

Я, дрожа, кивнула в ответ.

– Прошу, садись, – тепло предложила розоволицая женщина со своим гортанным бассилеанским акцентом, и я послушно села. – Я – Бетсуна, фрейлина принцессы Фрейды. Это Уэс Горан, Верховный Управляющий Реставрации Клевера.

Я натянула на себя вид, который, как я надеялась, примерно соответствовал благоговейному ужасу.

– Вы из горных районов? – спросила Бетсуна, сверяясь со своим списком.

Мне пришлось вспоминать свой прежний говор, тренируясь перед зеркалом вместе с Мегарой. По крайней мере мой, в отличие от Мегары, звучал естественно.

– Да, госпожа.

– Как ты оказалась в столице?

– Искала работу, госпожа. Продовольственная программа Узурпатора истощила нашу деревню.

Рассеянно-скучающий взгляд Горана задержался на моем лице дольше, чем мне хотелось бы.

– Вы, горцы, действительно все на одно лицо, – заметил он. – Кровосмешения… – проворчал он Бетсуне на драконьем языке. – Ты думаешь, что твоя власть плоха.

Бетсуна закрыла рот ладошкой, чтобы подавить изумленный, звонкий смех. Я держалась со спокойным и невозмутимым видом, чему научилась, когда этот человек был моим инструктором и постоянно оскорблял меня, глядя в глаза.

– Я напомнила вам кого-то знакомого, милорд? – спросила я на каллийском.

Горан, не став исправлять меня, когда я назвала его милордом, лишь проворчал в ответ:

– Та девчонка забыла свое место.

Бетсуна переводила взгляд с него на меня, удивленная вызовом, прозвучавшим в его тоне. Я наклонила голову, чувствуя, как мою шею начинает заливать краска. А затем глубоко вздохнула и начала речь, которую придумала в комнате Мегары и практиковалась с ней до тех пор, пока мое лицо не запылало от усердия.

– Никто бы так не сказал, – заявила мне тогда Мегара.

– Мой отец сказал бы.

– Твой отец раболепствовал?

Я подняла на нее глаза:

– Когда ему это было нужно.

И теперь я вспомнила об отце. Я не должна показывать свои чувства. И сказала то, что хотел услышать Уэс Горан. Они хотели преданности? Они ее получат.

– Ваша служанка знает, кто ее господин. Ее семья благодарна давно усопшим богам за то, что господин Иксион сверг Узурпатора и вернул себе свое законное место. Служить в доме драконорожденных – высочайшая честь и величайшая привилегия, на которую смел надеяться такой ничтожный человек, как я.

Я уперлась взглядом в колени, чувствуя, как бешено колотится сердце. Кожа на моей обнаженной шее дрожала под пристальным взглядом Горана. Сколько я себя помнила, когда Горан все же удосуживался посмотреть на меня, он всегда видел крестьянскую девушку, которая забыла свое место.

Теперь пусть он увидит ту, которая его помнила.

Он обратился к Бетсуне на драконьем языке:

– По крайней мере, она миловидна.

Вернувшись в дом Мегары, я опустилась на табуретку и, уткнувшись лицом в колени, разразилась отчаянными рыданиями. Я сдерживала их всю обратную дорогу.

– Что случилось? – встревожилась Мегара, забыв о гранках еженедельного выпуска, разложенных на захламленном столе. – Тебя узнали?

Взяв носовой платок, который она сунула мне, я утерла слезы. Мое дыхание было прерывистым, словно я всю дорогу от Дворца бежала сломя голову.

– Я получила работу. Дворцовый персонал. Окончательные указания дадут после завершения реконструкции.

– Это ведь хорошо, не так ли? – спросила Мегара, все еще недоумевая. Она опустилась на колени рядом со мной: – Тебя кто-то обидел?

Она понизила голос. Я покачала головой.

Никто меня не обижал. Но до этого собеседования я не вспоминала, каково это быть столь уязвимой. Когда о тебе говорят, словно ты пустое место. Не вспоминала о ребенке, которого держали и били, о выжившем свидетеле, которого заставляли смотреть на смерть близких. А теперь, каково быть женщиной, чья привлекательность обсуждалась с откровенным безразличием ее начальством…

И я получила то, что хотела, – возможность вернуться и сделать то, что необходимо.

Мои слезы высохли, но Мегара по-прежнему не сводила с меня глаз. Я попыталась объяснить:

– Собеседование проводил мой бывший инструктор. Он меня не узнал.

– Ну, это хорошо, – сказала Мегара. – Чай сделал свое дело.

13 Костюм принцессы

ЛИ

Особняк Доры Митрайдс переполнен выходцами из семьи Грозовых Бичей. Дора перебралась в свой каретный домик. Ее слугам приходилось самостоятельно разбираться с Полукровками, напивавшимися вдрызг в ее винном погребе, пока их драконы шныряли по ее садам. Наблюдая за тем, как садовник рыскал по территории, туша небольшие пожары, я как никогда отчетливо осознал причины, по которым дворец был построен из камня. Мне трудно было представить, что один из этих грозовиков, вечно кипящих яростью, присущей их породе, должен был стать моим. Мне так до сих пор и не разрешили увидеться с Пэллором.

К ужасу Иксиона, Энни по-прежнему нигде не было. Ее дракона больше не видели. Даже его призыв в Народной газете не смог заставить ее выйти из подполья.

– Твоя шлюха – трусиха, – бросил он мне за завтраком, лакомясь тостами Доры.

Я улыбнулся ему в ответ.

Теперь, когда меня лишили моего дракона и мой домашний арест был вполне очевиден, у меня было достаточно времени, чтобы познакомиться со своим сводным братом и другими наездниками Серого Клевера, пока Иксион решал дела во Внутреннем дворце. Полукровки завтракали поздно, разбавляя сок приличными порциями шампанского. Несмотря на все усилия измученного персонала, чтобы сдерживать их напор, эти сборища все больше напоминали студенческую вечеринку. Многим из наездников Серого Клевера слегка за двадцать, как и Эдмунду.

– Сводный братец! – весело приветствовал меня Эдмунд, вставая с дивана на застекленной террасе. – Выпьешь с нами?

На часах было десять утра.

– Не надо, спасибо.

Стеклянные двери на балкон, откуда открывался вид на сады, были распахнуты, дракон-грозовик с ноздрями, дымящимися, как две сигары, наполовину просунул голову на террасу. Эдмунд пригласил меня присесть рядом с ним, его слова прозвучали как нечто среднее между шутливым приглашением и приказом, и небрежно махнул рукой в сторону двух других наездников, пьющих с ним, у которых черные, как у всех Грозовых Бичей, но вьющиеся волосы. Все наездники Серого Клевера – холостые мужчины; вечером Яникул начал устраивать в их честь званые обеды, на которые пригласили дочерей патрициев.

– Позволь представить Тита и Анджело… наших кузенов-полукровок. Это сводные братья Иксиона. Дракона зовут Ярость. Это имя он получил за свой нрав.

При звуке своего имени Ярость выпустил столп искр прямо на ковер. Тит и Эдмунд, откинув головы назад, разразились хриплым хохотом, похожим на собачий лай, когда языки пламени охватили края ковра. Анджело, тощий младший брат Тита, разражаясь проклятиями, отодвинул свой стул подальше от пламени.

– Ой, но мы же договорились!

– Не поможете? – обратился Тит к горничным, которые застыли на месте, забыв о пустых фужерах из-под шампанского.

Они принялись суетиться вокруг дракона, их непрочная обувь не позволяла затоптать пламя, и потому служанки попытались потушить его декоративными подушками Доры, вскрикивая от боли в обожженных пальцах, а их чепцы то и дело сползали набок. Юноши, хохоча, наблюдали за ними и не думая подняться с места. Молодые повелители драконов всегда славились своими разгульными кутежами, но сегодня я впервые увидел, на что это было похоже. Я схватил первый попавшийся графин с соком, разбавленным вином, и опрокинул его на ковер. Пламя с шипением потухло. Служанки перестали прыгать и кричать, юноши умолкли, а Эдмунд, нахмурившись, уставился на меня:

– Мы собирались это выпить.

– Ты должен загасить своего дракона, если пускаешь его в дом.

Эдмунд встал. Я отставил графин. Сжав кулаки, я приготовился к удару, с нетерпением ожидая его, но внезапно до нас донесся крик из центрального внутреннего дворика особняка Доры.

– Похоже, это кричит ваш сводный брат, – сказал Эдмунд Титу и Анджело.

– Ну, – сказал Тит и, потянувшись, встал, – семью не выбирают.

Иксион стоял посреди двора и рвал на себе волосы.

Причиной его негодования стало послание, принесенное наездниками Серого Клевера, только что вернувшимися с Нового Питоса.

Или почти с Нового Питоса, потому что они не смогли добраться до своего прежнего острова. Им не удалось пролететь дальше края Башен Моряка, где норчианские наездники под предводительством Гриффа Гаресона образовали заслон. Там они обнаружили лодки с выжившими драконорожденными и прахом их мертвых. Выжившие направлялись в форт Арон, оттуда их должны были переправить в Каллиполис на барже.

Грифф и другие наездники, которые когда-то были оруженосцами, но теперь величали себя наездниками Вайды, отправили гонцов Иксиона домой с известием о том, что Новый Питос теперь именуется Норчией и что, хотя они не хотят ссориться с возрожденной Триархией, они взяли заложников, чтобы оградить себя от нападения драконорожденных.

Как же произошло это восстание? Я услышал ее имя, произносимое быстрым шепотом, ощутил, как холодная волна мурашек пробежала по спине. Эти гонцы забыли о новых правилах в речи. Они сообщили, что Антигона сюр Аэла пришла с драхтаназией, разбила намордники и крепость Полуаврелианцев сгорела.

А все, что я мог сейчас сделать, – это сохранять видимость спокойствия.

Она сделала это.

Иксион бушевал, как ребенок в истерике, не обращая внимания ни на драконорожденных, окруживших его во дворе, ни на слуг Доры, молча поджавших губы. Узнав о гибели правящей семьи Полуаврелианцев и его друзей Руода и Роксаны, он рвал на себе волосы и вопил. Я наслаждался этим зрелищем, пока не различил слова, прорывавшиеся сквозь его яростные рыдания:

– Я вырежу их всех. Я выжгу их с лица земли…

Нитер ревел рядом с ним, пепел и искры извергались из его пасти.

– Ты этого не сделаешь.

Феми Небесная Рыба, прибывшая с одним из гонцов, спрыгнула со спины его дракона. Она одиноко застыла перед Иксионом. Вместо накидки голубого цвета, символизирующего Дом Небесных Рыб, на ней было рубище небесной сироты. Пепел покрывал ее веки и щеки с подтеками от слез. Она была высока и стройна, из-под ее коротко остриженных волос проглядывала смуглая кожа черепа. Сейчас она была похожа на ходячий призрак.

Иксион, стоя на коленях, молча смотрел на нее.

– Ты не нападешь на Норчию, – сказала она ему, говоря так, будто произносила слова древней клятвы. – Ты обеспечишь безопасность моего брата, который пожертвовал всем, чтобы защитить меня, оставшись в заложниках у норчианцев. Ты не дашь норчианцам повода причинить вред Астианаксу Полуаврелианцу, последнему оставшемуся в живых наследнику Радаманта, или Электре Грозовой Бич, двоюродной бабушке, которая тебя вырастила.

– Эти неблагодарные животные заслуживают расправы, Феми, – хрипло произнес Иксион.

Феми опустилась на колено перед Иксионом, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Ты проявишь милосердие ради моего брата. Ты услышишь мольбу той, кто только что потеряла своего дракона. Поклянись смертью своей сестры.

Иксион вытер слезы и коснулся влажными пальцами ее ладоней, и Феми стиснула их, скрепляя клятву.

– Клянусь.

Затем Иксион встал на ноги и обернулся к Пауэру, приземлившемуся на Итере справа от него:

– Найди ее.

Холод, который я чувствую, ничто по сравнению с выражением лица Пауэра, когда тот кивнул в ответ.

Но вечером Пауэр снова вернулся ни с чем, и тогда Иксион устроил свое представление. Во внутренний дворик Доры приволокли две связанные фигуры с мешками на головах, поставив их на колени перед Иксионом. Анджело и Тит Грейхизер удерживали меня на противоположной стороне двора. Когда мешки сняли, я увидел двух Стражников: Рока, распростершего руки, бледного, как смерть, с кляпом во рту, и аврелианского наездника Брайса. Брайс – простолюдин из Саутсайда, абсолютный дилетант в воздухе, несмотря на дополнительные тренировки, которые я специально проводил с ним, пока был командиром эскадрильи. Когда вытащили кляп, он принялся умолять пощадить его на каллийском языке; заметив меня, он принялся умолять меня.