Песня моей души

«Необычная помощница»

Прошло пять дней с тех пор, как ушёл мой любимый. Войско Черноречья вернулось к себе. По пути испортило несколько полей с рожью и льном, подожгло приграничный лес и все деревни от столицы до границы. Догнать их наши воины не успели. Помогли только своим родственникам строить новые дома. Люди, спрятавшиеся в старинных развалинах и ближайших городах, вернувшись и обнаружив пепелища, ругали двух королей: одного за то, что поджёг, другого за то, что отсиживался в Дубовом городе и не защитил.

Где-то едва не вспыхнул мятеж. Какие-то отчаявшиеся люди из простого народа ночью ворвались в летний замок, находившийся ближе к Старому городу, чем к столице, и разворовали кур, увели королевских коров и быков, овец. Вместе с украденным скотом и птицей исчезла примерно четверть воинов, охранявшая сокровища. Семьи кормить нужно было всем. Дома не могли вырастать как грибы после дождя, нужно было их построить, нужно было найти из чего их строить. Да и защищать родных, спасать остатки будущего урожая кому-то было нужно. Ростислав, услышав о грабеже, рвал и метал, но добиться возвращения украденного добра не смог. Или, всё-таки, сжалился? Или вина его заела?..

Дожди смыли пепел сгоревшего леса. Обожжённая земля медленно начала покрываться зелёным дымком трав. Увы, стройные деревца, когда-то шумевшие листвой у границы, не вернуть. Вражда оставила свои чёрные следы на нашей земле и, хотя из воинов и простолюдинов никто не получил серьёзных ранений – хвала внезапно вмешавшимся магам – тяжесть собственной и чужой ненависти легла на множество плеч.

Было горько узнавать о случившемся, хотя сама я ни в чём не виновата. Любимый, чьего возвращения отчаянно ждала, всё не возвращался.

На шестой день, рано утром – мне снова ночью не спалось – моя надежда ушла. Вместо неё появился страх, что Кан уже переступил Грань. Сдерживаемые слёзы побежали по щекам. Новый день начался, а мне казалось, будто всё закончилось. Он не захотел остаться со мной. Он сам ушёл. Ради мести.

Отчаяние захлестнуло меня тяжёлой волной. Казалось, я задохнусь под его толщей и навеки сгину в его пучине. Вещи падали из рук, слёзы застилали глаза. Ничего не удавалось сделать. И скрыть моё состояние не получалось. Брат забеспокоился, спрашивал, но я не решалась открыть правду: он бы непременно упрекнул за то, что поверила Кану, за то, что ждала его возвращения. Любимый постоянно вспоминался мне. Много разных связных и несвязных мыслей носились в голове, наполняя душу невыносимой горечью.

А потом я вдруг с ужасом поняла.

Я ждала возвращения любимого, но ведь ничего бы не изменилось, вернись он! Даже если бы он стал моим мужем, разве помог бы вернуть моей родной стране мир с соседями? Когда-нибудь бы родились дети, когда-нибудь дети бы выросли. Их ждала незавидная участь: сыновей – быть убитыми в очередной битве, дочерей – горевать по мужьям и братьям. Если бы эти несчастья обошли их, пришли бы другие: каждый день ожидать, что он станет последним их днём, каждого человека из двух соседних стран считать заклятым врагом, проливать свою и чужую кровь, с детства к этому готовясь, возделывать поля, строить дома, которые в любой миг могут сжечь, и постоянно ждать, что кто-то может прийти и отобрать всё. У них не было бы радости, дружбы, любви, потому, что сердца и души занимала лишь чёрная ненависть. И никакого просвета бы не было, потому что затянулась эта вражда.

В то утро брат как-то внимательно наблюдал за мной, будто бы что-то почуяв. Скоро он уйдёт к воротам. Целый день не увижу его. Только вечером, когда вернётся, смогу поговорить с ним в последний раз. Ночью покину этот дом. Утром исполню мой незамысловатый план. Или… лучше уйти с утра, вскоре как он уйдёт?.. Узнает ли Роман о том, что случится? Будет ли ворчать или огорчится? Или…

Тишина угнетала. Робко нарушила её, выждав, когда Эндарс отлучится во двор:

– Роман, если я когда-нибудь тебя чем-нибудь обижу, ты меня простишь?

– Ты простила меня за моё враньё. Как я могу тебя не простить после этого?

– А если я тебя очень сильно обижу, ты всё равно меня простишь?

Брат долго разглядывал моё лицо, потом задумчиво сказал:

– Ты сегодня какая-то странная.

– Значит, простишь?

– Конечно, прощу, – посмотрел, прищурившись. – Что с тобой сегодня, сопля моя?

Долго обдумывала, как ответить, затем, не выдержав, хлопнула по столешнице рядом с ним:

– Ромка, так ведь нельзя!

– Чего нельзя? – он приподнял брови.

– Нельзя жить здесь беззаботно, не задумываясь об этой проклятой вражде!

– Как будто мы можем что-то изменить!

– Если будем сидеть, сложа руки, то точно ничего не изменим!

Мужчина тяжело вздохнул. Добавил мрачно:

– Алинка, глупая, ну, пойми, нам ничего не изменить. Мы – никто. Так получилось. Нам вообще надо думать только о том, как бы выжить самим.

Всхлипнув, сорвалась на крик:

– Но неужели, раз так сложилось, я обязана так жить?! Неужели должна терпеть, растить детей, чтоб когда-нибудь из-за этих проклятых битв…

Брат резко встал и сердитым взором впился в моё лицо:

– Каких детей?

– Моих будущих детей.

– И от кого они будут, эти твои дети?

– Я пока не знаю. Их пока нет, но когда-нибудь они непременно появятся.

Шумно выдохнув, Роман снова сел и проворчал:

– Вот появятся, тогда и будешь думать.

Я нервно выстучала ногтями по столешнице какой-то полузабытый мотив. Сердито спросила:

– Разве глупо сейчас о них не думать?!

– Сестра, не кричи на меня! – он возмущённо ухо потёр. – Я тоже о них думал и решил пока не жениться.

– Как будто случайно они…

– Никаких случайных детей у меня пока не будет, – отрезал мужчина. – Когда-нибудь женюсь, и тогда хоть случайно, хоть намеренно стану отцом.

Проворчала:

– Разве это выход? Не лучше ли помирить нашу страну с врагами, да так, чтобы они всегда были вместе?

Брат ненадолго онемел. Потом посерьёзнел.

– Значит, ты продолжаешь думать об тех обманщиках, – как бы для себя отметил он. – Запереть бы тебя и не выпускать, пока про эту глупость не забудешь!

То, что ты не задумываешься о будущих детях, выходит, умно, а то, что я о своих будущих детях задумываюсь – это глупо? И за то, что не хочу, чтобы моим детям когда-нибудь пришлось страдать, меня, будущую мать, можно запирать и считать дурой?!

Обида, возмущение, гнев загорелись, сцепились, переплелись в сердце. Было бы хоть что-то, способное всё изменить, не раздумывая, попробовала бы! Не важно, какие беды могут со мной случиться! Да хотя бы за Грань попасть! Не страшно! Меня пугает только будущее моих детей, в котором нет и капли какой-либо надежды.

Я оказалась в темноте. Это… она? Та самая Грань, с которой немногие возвращаются, за которую уходят все? Нет, это не Грань. Здесь что-то есть. Тёплое. Сияющее.

Подо мной появилось море. Не вода нежно плескалась в нём. Свет. Мягкий, приятный свет. И шорох чарующих волн звучал музыкой.

И вдруг мне захотелось петь. На душе как-то незаметно стало спокойно. Присев, протянула руку и прикоснулась к одной из волн кончиками пальцев. Как хорошо… так хорошо мне было в детстве на маминых руках, на коленях брата и рядом с моим любимым.

Зачерпнула немного света в ладони. Это не магия, а чудо. Это спокойствие и счастье. Это вдохновенье и вечность. Непривычно держать сияющие капли, и в то же время это самое сильное желание моей души, мечта моей души. Смысл всего существования: вечно быть, слившись с этим морем. Потому что жизнь начинается только рядом с ним. И жизнь заканчивается, когда удаляешься от него. Бывает время, когда его не замечаешь, но оно продолжает быть…

Роман заворожено смотрел мне в глаза. Похоже, он находился далеко-далеко. Вглядывался вдаль, стараясь увидеть то море. Может, оно как-то связано с обещанной мне силой? Увы, совсем не ясно, какая это сила, хотя нечто внутри меня будто бы узнало её.

Прости, брат, я уйду. Уйду, не раздумывая и не медля. Иметь хотя бы каплю из того моря и ничего не делать очень больно и очень грустно. Справлюсь ли я? Не знаю.

Надеюсь ли я на ту силу, о которой говорила невидимая незнакомка? Нет. Не будь у меня никакой силы, это не остановило бы меня. Понимаю ли, что хочу использовать ту силу, но положиться на слова непонятной магички не могу? Конечно. Страшно ли мне? Нет, мне только больно. Всего лишь больно уходить в никуда, к этой безумной, но драгоценной моей мечте, идти по неведомым дорогам. И существуют ли такие дороги, которые приведут меня к этой мечте? Существуют ли они вообще?! Может, существуют. Может, их никогда не было, нет и не будет. Я в любом случае это проверю, но проверять буду на себе и на своей судьбе.

И первый проблеск, первый шаг я уже придумала. Я к Ростиславу пойду. Я… пойду к Ростиславу! Даже самой смешно от этой затеи. Раньше и в страшном сне не решилась бы приблизиться к нему, да ещё и с такими словами. Но он же наш король! Люди живут, повинуясь ему, люди за ним идут воевать. Люди растят еду, которую он ест. Если он прислушается, то светопольцы тоже должны прислушаться. Или… он совсем не захочет слушать меня? Но ведь не убьёт же, если я просто скажу, что у нашего народа уже слишком мало сил, чтобы воевать?.. Или… или меня всё-таки отправят за Грань? Это страшно. Но и так, как живём, жить тоже очень страшно. Нет, меня нисколько не волнует, что будет потом. Или… почти не волнует. Я просто устала жить, как я живу сейчас, в постоянно страхе за своё будущее и будущее моего рода. Точнее, если у моего рода будет продолжение и будущее. Так-то от всего моего рода остались в живых только я и мой сводный брат. Всех остальных поглотили несколько десятилетий вражды: битвы, голодные годы, болезни, страх и боль за погибших и погибающих.

Может, Кан как-то похоже относился к тому, что последует за его удавшейся или не удавшейся местью. Он не думал, что может вернуться. Не строил планов на будущее. Не обещал мне вернуться. И не было заметно, что любимый боится гибели. Мне казалось неправильным такое отношение к жизни, но теперь я поступаю точно так же, как и он. Меня толкает отчаяние. Хотя саму себя убеждаю, будто сделаю это ради мечты. Хотя… и ради мечты заодно. Но, всё-таки, кажется, делать что-то ради мечты, доброй мечты, лучше, чем делать что-то ради мести? Но, впрочем, месть Кана – это его мечта. Он сам себе такую мечту выбрал. Но… если у него убили его близких, если он тоже – последний в своём роду или в своей ветви рода, то ему сложно было бы мечтать о чём-то ином. В этом плане я его понимаю. Хотя мне больно, что он ушёл от меня, чтобы отомстить врагу.

– Почему твои глаза так странно сияли? Ещё недавно, – брат недоумённо потёр лоб.

– Разве они сияли?

– Света не было, но казалось, будто бы был, – мужчина запутался и замолчал.

Кажется, пригоршня света из необыкновенного моря осталась со мной, в моей душе. Но не понимаю, для чего этот свет может пригодиться.

Так и не сказала ему ничего. Пожелала доброго дня и чтоб высыпался получше, а то мерещится спросонья всякое.

– Заснёшь тут, когда чужие мужики в твоём доме шастают! – проворчал Роман.

Прислушался, но звуков пребывания в доме светловолосого постояльца не обнаружил. Накрыл мою руку своей широкой ладонью и, наклонившись, шёпотом спросил:

– Он хоть раз к тебе лез? Золотые горы сулил?

– Вообще ни разу. Разве что предлагал пронести вёдра с водой или тяжёлую сумку.

Брат окинул меня критичным взором.

– Вообще, что ли, соловьём не разливался? И весь из себя такой вежливый и приличный?

– Да, он всегда вежлив. Ни единой вольности. Может, у него есть жена? И, вдобавок, жена любимая. Просто у нас прячется, чтобы поправиться, чтобы не огорчать её своим болезненным видом.

Роман задумчиво потёр подбородок.

– И вообще, сестрён, я его в ближайшие дни отсюда выставлю. Теперь я на работе, Кана нет – и следить за ним, охраняя тебя, некому, – он вытащил из кармана пять серебряных монет и положил около меня. – Ты сегодня свали за покупками или к подругам, или в дом каких-нибудь баб пригласи, на рукоделье и болтовню. А завтра или послезавтра я его выгоню.

– Но ты же сам его пустил на постой!

– Он уже оклемался вполне. А я – деньжат подкопил.

Тут хлопнула входная дверь: вернулся Эндарс. Брат напрягся, выжидая его появления на кухне. А ведь постоялец мог и расслышать его наущения. И будет неприятная сцена, может, даже с дракой.

Но светловолосый мужчина зашёл в кухню, улыбнулся нам как ни в чём ни бывало, руки ополоснул. Мы с братом переглянулись. Кажется, он не услышал. И хорошо.

Я стала накрывать на стол, Роман пошёл причесаться. Эндарс сходил в их комнату, вернулся с книгой, небольшой, тонкой, выглядевшей новой, стопкой бумаги и чернильницей. Примостился с свободного края стола, раскрыл книгу и стал делать какие-то выписки на бумаге. Когда Роман обернулся – и приметил его читающим – лицо у брата озадаченно вытянулось.

– Ты, значит, читать умеешь?

– Ага, – отозвался тот невозмутимо, перевернул пару страниц, ещё одну строчку написал.

Интересно, что это за книга?

– И ты, что ли, из этих богатых выскочек? – уточнил мой родственник чуть позже.

Так… практичный братец почуял наживу. А он точно Эндарса из дому выставит? Если раньше и собирался, то теперь, если окажется, что этот постоялец ещё и аристократ?.. Или из их приближенных слуг?

– А что, похож? – оторвавшись от книги, маг широко улыбнулся.

Роман пожал плечами.

– А кто тебя читать научил?

– Отец, – ответил постоялец совершенно спокойно, выписывая следующую строку.

Брат одарил его крайне задумчивым взглядом. Положил гребень в свою сумку, в карман, за стол сел. С очередным вопросом пристал:

– А что читаешь?

– Да так… вам это будет неинтересно.

– Экий ты… загадочный, – проворчал нынешний хозяин дома.

– Уж какой есть, – усмехнулся постоялец, покосился на стол – стол уже окутанный тарелками и запахом еды – закрыл книгу и пересел поближе к еде.

Какое-то время на кухне шумели лишь ложки, ударяющие о тарелки.

– А чем ты на жизнь зарабатываешь?

Что-то братец нынче уж очень разговорчивый. Проверяет, что ли, последнего и ныне единственного постояльца на предмет ценности аки жениха? Типа, выставлять или не выставлять?

– Послания доставляю, – невозмутимо ответил Эндарс.

– А умение драться тебе на что? У тебя там и меч, и кинжал, и несколько метательных ножей.

– А что? – усмешка.

– Как-то ты больше на воина похож, – мой подозрительный родственник впился в него внимательным взглядом. – Хотя вот у нас спокойно несколько недель прокуковал. Будь у тебя один хозяин – нашёл бы и прибил за безделье. Так что, скорее всего, ты наёмник.

Эндарс внимательно взглянул на него и уточнил:

– Наёмный посыльный. А оружие, чтобы послания и посылки благополучно добирались до адресата. Сам понимаешь, в неспокойное время с оружием поспокойнее будет.

– А на что посыльному уметь читать? Неужели, заказчики не боятся за сохранность содержания их писем?

– Некоторые послания проще устно передать.

Эндарс читать умеет, драться умеет, а ещё и маг. Не похож он на обычного простолюдина. Хотя и на аристократа не похож – не чванливый. Хотя… Кан вот из остроухих, а тоже вёл себя словно обычный простолюдин. Так что Эндарс отнюдь не прост. И, быть может, он о своём деле соврал. Но кто он? Да и… он прежде не шибко говорил о себе, а тут вот брат к нему с расспросами пристал, а он – берёт и отвечает.

– В общем-то, да, так надёжнее, – серьёзно кивнул мой любопытный родственник – и вернулся к поглощению завтрака.

Когда Роман ушёл к главным воротам на службу, начала собирать еду в сумку, оставленную Каном в нашу первую встречу.

Эндарс появился рядом неожиданно. Краюха хлеба едва не выпала из моих рук.

– Почему ты сегодня такая грустная?

Странный у него был голос, но ещё страннее было встревоженное лицо. А он…

Маг вдруг серьёзно сказал:

– Мне самому грустно, когда ты не улыбаешься.

Неужели, его хоть сколько-нибудь волнует моя жизнь и моё настроение? Или… он ко мне неровно дышит? Вот, выждал, когда Кан ушёл и мой защитник – и подошёл. Ещё и продемонстрировал, что грамоте обучен, как будто намекая, что он не из простых людей. Так что же… приставать начнёт или сулить золотые горы?..

Эндарс отступил от меня на несколько шагов, присел на край шкафа.

– Я понимаю, что у тебя сложная жизнь. И хочу хоть чем-нибудь тебе помочь.

Ответила резко:

– Не нужно.

– Не желаешь оставаться в долгу? – он широко улыбнулся. – Я не собираюсь ничего брать взамен. Разве только попрошу тебя улыбнуться.

– Мне ничего не нужно, – отхожу к другому шкафу, достаю сыр. – Ни вещи, ни что-либо другое.

– Ты гордая.

– Думай, как тебе хочется.

Надеялась, светловолосый маг уйдёт, однако мужчина не ушёл. Чуть помолчал, потом признался:

– Алина, я тебя люблю.

Неожиданно стало больно, как будто хлестнули плетью. Обидные воспоминания, давно выброшенные из головы, вновь напомнили о мрачных днях.

– Знаю я вашу любовь! Говорить о ней можете часами, а вот сделать чего-нибудь для своей «любимой» не в силах.

Похоже, и Кан из таких мужчин. Месть и пустота за Гранью дороже ему, чем один единственный день со мной. Как я могу поверить в любовь, когда ничего кроме страданий и унижений от тех, кто говорил мне о ней, не видела? Они то начинали говорить о любви, то, не дождавшись от меня какого-то особого ответа, начинали мстить, унижать меня и мучить. Но, собственно, моих подруг и знакомых, купившихся на заманчивые обещания, они тоже не щадили. Однако не хочется сейчас об этом задумываться. Ещё нужно обдумать, какие слова выбрать для обращения к моему королю.

Эндарс подошёл ближе, вдруг взял мою руку – я напряглась, готовясь отобрать её или ударить свободной – и вдруг пылко сказал:

– Я готов сделать всё, чего ты попросишь! Чтобы ты мне поверила.

Долго и пристально смотрела на него. Он не отводил глаз. И руку мою не выпускал. Хотя держал её осторожно, не причиняя мне боли. И дальше лезть не стал, хотя уже поймал меня, и в доме кроме нас никого не было. Буря чувств и мыслей всколыхнулась во мне. Наконец, вздохнула и тихо спросила:

– Точно всё?

– Я готов защищать и тебя, и твой город. Даже готов расстаться из-за этого с жизнью.

Что-то искреннее было в глазах молодого мужчины. А ещё в них был ответ – почему он уходил защищать Дубовый город. Потому, что за стенами была я. И… если верить рассказу брата, сказанному в спешке, пока Эндарс в лавку уходил, когда ко стенам столицы пришло чернореченское войско, два храбрых мага задержали его. И… Кан и Эндарс тоже были магами. Я выяснила это, когда они случайно похитили меня. И… вроде как других магов во всём Светополье не было. А если и притаились где-то, то немного. Так что одним из тех храбрецов мог быть сам Эндарс. И… он хотел защищать меня.

Встреча с чьим-то искренним чувством была неожиданной. Она приятно грела сердце, уставшее от презренья и безразличия других. На миг появилась мысль: «А не пойдёт ли он со мной, чтобы помочь исполнить мечту?». С ним мне было бы легче. Возможно, я бы когда-нибудь смогла его полюбить.

– Точно готов на что угодно? – прямо смотрю ему в глаза.

Для того, кто разделил бы со мной мою мечту, для того, кто помог бы сделать возможным то счастливое будущее, я бы с радостью родила детей! Любовь любовью, но будущее моих детей важней. Я никогда особо и не надеялась выйти замуж по любви, тем более, взаимной. Я не была столь наивна, чтобы серьёзно об этом мечтать. Найти надежного человека или хотя бы готового заботиться именно обо мне – уже большое везенье.

– Тебе нужны доказательства? – Эндарс широко улыбнулся, обрадованный моим интересом, слегка сжал мою ладонь. – Проси, чего хочешь.

Я долго молчала, не решаясь сказать. Я всё-таки понимала, что эта просьба чересчур тяжеловата. Но… такая возможность… и мужчина, влюблённый в меня, более того, он сам и воин, и маг. Могла ли я промолчать?.. Ну, а вдруг? А вдруг бы он согласился?

И всё же я не сразу смогла собраться с духом, чтоб попросить. Потом, глубоко вдохнув и выдохнув… и раз так десять… смущаясь и теряясь под его дружелюбным взглядом и улыбкой, становившейся всё радостнее от моего смущения… наконец-то я собралась с духом и попросила, дрожащим голосом, робко и тихо:

– Убери вражду между Светопольем, Черноречьем и Новодальем.

Маг вздрогнул. Пальцы его разжались – и я торопливо спрятала мою руку за спиной.

– Это невозможно, Алина, – грустно сказал Эндарс. – За шестьдесят два года их вражду никто не смог прекратить. Разве получится примирить их теперь?

– Думаю, никто и не пытался, – вздыхаю. – Никто здесь не думал о мире. И ни у кого нету сил, чтоб спокойно сказать об этом королям и народам.

– Но это же безумие, говорить во Враждующих странах такие слова! – он усмехнулся.

Но это моя мечта! А впрочем, зря я попросила его об этом.

– Ты же понимаешь, что твоя просьба – бредовая?

– Понимаю, Эндарс.

Но всё-таки это ещё и моя мечта. А ты усмехнулся, услышав о ней. Да, я понимаю, что это слишком дерзкая просьба к влюблённому в меня мужчине, пусть даже и магу, может, даже, хорошему магу, но… мне так больно и так обидно, что ты усмехнулся, услышав о моей мечте, и даже назвал её бредом!

– Нет заклинаний, которые стирают ненависть! – он вздохнул. – И даже если и есть заклинания, которые стирают память, вряд ли они помогут, чтобы три народа – а это множество людей – забыли обо всей боли, которую друг другу причинили. Примирить Враждующие страны – это сродни чуду, понимаешь?

– Но… разве ты не маг? А маги творят чудеса. Так говорят.

– Есть то, что магия бессильна изменить. Например, ей не под силу стереть ненависть из сердца.

Я отвернулась, делая вид, что меня привлекла ворона за окном, опустившаяся на забор.

– Ты так сильно хочешь жить спокойно? – спросил мужчина тихо.

– Конечно. А кто этого не хочет?

Его ладонь вдруг легла на моё плечо. Сбросила её, резко обернулась. Он, столкнувшись с моим сердитым взглядом, отступил на шаг. И более прикасаться ко мне не дерзнул.

– Я живу в спокойной стране. У меня большая дружная семья. Меня и мою жену все примут с радостью. Пойдёшь со мной?

Отвернувшись, стала смотреть в окно. Хотя когда-то я иногда мечтала, чтобы кто-то искренне позвал меня за собой, в свой дом, своей женой. Просто… он усмехнулся, услышав о моей мечте, назвал её бредом!

– И я не бедный, – добавил Эндарс, – хотя и не аристократ. Захочешь, сможешь каждую неделю себе одежду и украшенья покупать. Я не обеднею.

Обернулась, внимательно взглянула на него. Мужчина улыбнулся:

– Наоборот, мне будет повод стать сильнее и трудиться ещё лучше.

– А разве это так важно – каждую неделю покупать обновки?

– А… разве тебе этого не хочется? – маг растерялся.

– Просто… спокойная жизнь важнее.

– Я буду стараться, – пообещал он. – Кстати, ты сумку собираешь. В какую лавку пойдёшь? Тебя проводить? – Эндарс вдруг подмигнул мне. – А то тебе тяжело, должно быть, таскать еду на трёх… то есть, уже на двух мужиков, не страдающих отсутствием аппетита?

Схожу в лавку, чтобы не заподозрил ничего, потом вернусь. А ночью уйду насовсем. Если у меня хватит сил, чтобы уйти.

– Ты думай, сколько хочешь, – добавил молодой мужчина. – И доверие Романа я со временем завоюю, не волнуйся. Даже если он меня из дому выставит, я тут неподалёку поселюсь.

Внимательно посмотрела на него. Уточнила:

– А ты, что ли… изначально тут для этого поселился? Доверие добывать?

– Меня раскусили! – он ухмыльнулся. – А что, я совсем на приличного человека не похож? Ну, вообще, даже ни капли?

Отвернулась от него, будто снова смотрела в окно. Сердце моё бешено стучало. Он… хороший. И, кажется, он серьёзно настроен. Но если я уйду вместе с ним в чужую страну, разве что-то изменится здесь? Люди продолжат ненавидеть друг друга и воевать. Люди… они не щадили меня, когда я осталась без брата, одна.

– Думай, сколько хочешь, – повторил Эндарс. – И, если позволишь помочь тебе с переноской провизии – зови, – и покинул кухню.

Я обернулась, смотря на опустевший коридор, на дверь, оставленную открытой. Смотрела в окно, не видя. Потом подхватила сумку и всё-таки пошла.

Сначала хотела перепрятать еду из сумки, потом передумала делать тайник. Вдруг Эндарс ещё наблюдает за мной? Кто их знает, магов этих, как они могут за людьми следить? Вот ведь ту женщину, что про силу говорила, я так и не увидела, хотя вроде она рядом стояла, когда говорила со мной! Я должна сделать вид, что не собираюсь никуда и, может, даже немного или много уже задумалась о его словах.

Прогулка по лавкам. Споры о цене со знакомыми лавочниками и торговками. Обед, такой же как обычно. Эндарс тоже был задумчив, но с ворчаниями или обидными словами лезть не спешил, хотя я никакого особого стремления отвечать на его любовь не проявила и даже на приглашение замуж отреагировала спокойно. Я с купленными сладостями сходила к соседкам на чай. Не то, чтобы мы дружили. Так, разговаривали иногда через забор или встречаясь на рынке.

Вечером вернулся Роман. И ужин тоже прошёл как обычно. И я болтала о разных пустяках с братом и новоиспечённым претендентом в женихи. Мне было уютно и спокойно дома. Дома…

А ночью я всё-таки не выдержала и ушла.

Подождала час или два, чтобы Роман и Эндарс точно уснули. Бесшумно двигаясь, собрала мои немногочисленные вещи и кой-какие припасы. И ушла. И никто моего ухода не заметил. Хорошо, но немного грустно, что никто не заметил.

Шла и любовалась россыпями звёзд, мягким светом луны. Спать не хотелось. Да и негде было. Дом остался на другом конце столицы. Точнее, дома у меня всё ещё не было, там осталось приютившее меня место, брат и… Эндарс. Хороший человек, но назвавший бредом мою мечту. Хотя… бредом она, конечно же, и была. Но она была моей мечтой. Особенно, после того, как ушёл Кан.

Рассвет застал меня у главных ворот стены вокруг королевского дворца. Стражники нелюбезно поглядывали со стены. Через несколько часов подошёл какой-то наряженный толстый мужчина, от которого расплывался во все стороны тяжёлый приторный запах духов.

– Ты чего тут кругами ходишь? – недовольно спросил он.

Глубоко вдохнув, решительно посмотрела ему в глаза и громко сказала:

– Я хочу поговорить с нашим королём.

– Ему своего металла да разодетых дам хватает. Ты-то ему на что? – он презрительно сощурился. – Хотя, конечно, лицо-то у тебя смазливое.

Шумно вздохнув, твёрдо сказала:

– Я всего лишь хочу кое-что ему сказать.

– А, опять с жалобами… – аристократ, поморщившись, аккуратно снял со своего рукава ползущую тлю, раздавил, долго оттирал от её останков пальцы роскошно вышитым платком, потом всё-таки спокойно спросил: – И что там у тебя? Пожар, дети малые голодные, муж с битвы не вернулся? Да причём тут король?! Ему забот и без тебя хватает! Ходют всякие бабы и ходют!

– Я не умолять и не жаловаться пришла. У меня к нему важное послание.

– Да? – в глазах мужчины зажёгся интерес. – Что же это может быть за дело? Говори, я передам, если оно будет чем-то ему полезно.

Робко улыбнулась:

– Вы точно ему передадите?

– Что, двадцать раз повторять тебе нужно?

– И раза хватит. Передайте следующее…

Казалось, будто капли, сохранившиеся где-то рядом, засияли ярче, едва только начала говорить. Увы, он меня не дослушал. И света не видел и тепла не почувствовал. Скорчил презрительную гримасу.

– Да ты сумасшедшая! Уходи отсюда и не приставай к людям со своим бредом, или тебе не поздоровится!

Словно ледяной водой облил. Пыталась объяснить, что так жить больше нельзя, что и так мужчин в нашей стране поубавилось и семьям тяжело, а меня назвали сумасшедшей.

– Чего прилипли к стене? Схватите её и бросьте в тюрьму. Пусть посидит пару месяцев вместе с крысами. Может, одумается! – брызжа слюной, завопил толстяк.

«Беги! – появился в моей голове голос той самой магички. – Я их задержу!».

Из-за стены, окружавшей дворец и королевский сад, выпорхнула стая воробьёв и отважно устремилась на чёрствого богача. Чуть запоздало с ближайшей крыши взлетела голубиная стая и устремилась на выскочивших из-за ворот стражников. Через мгновение показались две вороньи стаи. Полетели кулаки, перья, ругательства, вопли, нитки. Врасплох застигнутые птицами прикрывали глаза, толстяк волновался лишь за свою голову, а стражники пытались схватить арбалеты и выстрелить в птиц. Убегать бесполезно: от болтов, которые вот-вот полетят в меня, мне ничем не укрыться.

Ветер подозрительно стих, потом яростно взвыл, пролетая в волоске над мощёной дорогой. Не успела ни испугаться, ни отпрыгнуть, как он сбил меня с ног, подхватил упругой лапой и подбросил вверх. Судорожно вцепившись в завязанную сумку, я взлетела над сражающимися с птицами людьми, над толстой стеной. Затем невидимая лапа исчезла.

Мой крик потонул в рёве ветра. Ветер подхватил и понёс над столицей родной страны. Иногда опускал, но спустя мгновение бережно подхватывал. Проносились изумлённые люди и крыши домов, кроны деревьев.

Ветер закашлялся, немного ослабел. Перенёс через городскую стену, кусок леса, понёс так низко, что, казалось, протяни я руку – могла бы коснуться верхних веток двухвековых деревьев. Чуть позже опустил на небольшую полянку.

Долго лежала, в странной, скрюченной позе, боясь разогнуться, продолжая чувствовать пустоту под собой.

«Как ты?» – заботливо спросила женщина. Впрочем, нет, было в ней нечто иное, чем у людей: она могла читать мысли и управлять ветром.

Эльфийка, что ли? Говорят, что те особенно ладят с природой. И будто бы умеют управлять животными, не дрессируя их, сразу. Хотя это только слухи. У Кана я спросить не успела.

«Постепенно успокаиваюсь. Вот только не знаю, куда идти. Наверное, пойду в какую-нибудь деревню. Попробую убедить её жителей»

«Надумаешь, куда идти, скажи. Укажу направление. Зверей не бойся: они тебя не тронут»

Отчётливо всплыли и исчезли в памяти волки, которые ластились ко мне. Она ещё их заставила Романа ко мне выгнать.

«Они видят тот свет» – добавила странная собеседница.

«Свет того моря? А другие могут его видеть?»

«Звери видят всегда, в отличие от людей, поэтому я прошу тебя: не бойся зверей и береги свет в своём сердце»

Поблагодарив незнакомку за помощь, задумалась, в каком направлении пойти. Вряд ли ей известна каждая тропа в Светополье. И, тем более, ей неизвестны помыслы всех светопольцев. Но… она мне подсказала, где я могу встретиться с братом. И… она как-то узнала, что мне дорог именно он.

«Мне известны все тропы и дороги этого мира»

«Правда, все? Обычные тропы? И те, которые были, и те, которые появятся? И дороги, которыми люди могут прийти к неудачам или счастью?»

«Будущее творите вы. Знаю, что было и что происходит, но что будет, того не знаю. Лишь иногда могу предугадать. Вы так противоречивы! В сердцах одно, в голове другое, а говорите вообще о чём-то третьем. Или строите планы, или неожиданно срываетесь с места. Обманываете не только друг друга, но и самих себя»

Серьёзность, печаль слышались в голосе незнакомки. Было в ней и что-то знакомое, родное, и совсем другое, не как у меня. И странное чувство, будто она всегда была рядом. Кто же она? Какое место занимает в нашем мире? И какое место занимает в нём бескрайнее море света?

Вдруг мне показалось, словно среди моих мыслей проскользнула какая-то особая, важная мысль. Долго старалась вспомнить, что же думала, когда летела над столицей, над краешком леса. Не нашла ничего важного. Вернулась к моменту, когда уловила некую особенную мысль. Осознание пришло сразу, затопило душу удивлением и радостью.

Мир и она. Эти два слова зацепили меня, когда проскользнули близко друг от друга. Мир и она. Мириона. Земля нашего мира. Всё, из чего соткан наш мир. Мириона. Ох, а ведь похоже на то, что имя мира составлено из слов «мир» и «она»! Столько раз называла мой мир Мириона и только сейчас обратила внимание на это! Вдруг моя догадка верна? Как же объяснить, почему сложили именно «мир» и «она»? И имеет ли какое-то значение буква между ними? Ну, для чего слово «мир» ещё как-то можно предположить, но кто таинственная «она»?

Мир и она. Мне кажется, будто между магичкой и тем морем света есть что-то общее. Мир и она. Почему-то вспоминается именно магичка и море света. Они как будто связаны.

Какие-то необычные мысли вертятся в моей голове. Отчего-то продолжаю повторять имя земли мира. Как будто пытаюсь вспомнить нечто уже знакомое.

Мир и она. Так, они явно вместе. Мир и она. Земля, всё живое на ней, растения, вода и остальное. И некая «она». Кем бы она могла быть? Может, какая-то сила, необычайно важная для самого мира, для жизни обитателей? Мир и она. Да что же это за сила? Мир и она. Вряд ли бы связали с именем мира нечто незначительное. Магия кажется слишком ничтожной для того, чтобы звучать в имени мира, того, без которого нас всех бы не было. Так же не подходит алхимия. Сила? То, что мы подразумеваем под силой, будто бы нелепо по сравнению с той силой. И можно ли их сравнивать?

«Ты сможешь прекратить вражду той силой, которая у тебя появится. Ты не будешь ни воином, ни магом, однако тебе удастся то, что не удаётся ни воинам, ни магам» – вдруг вспомнилось мне. Вроде бы это никак не связано с той загадкой, которую я пытаюсь разгадать.

Буду отвлекаться – и ничего толкового не придумаю. Вообще воины и маги тут ни при чём. Воины и маги… по словам магички, с той силой мне как-то удастся помирить Враждующие страны. Да что же это за сила, с которой такое возможно? Ох, да эта магичка не только человеком, но и эльфийкой, и драконкой может быть! Если говорила о себе правду, то, во-первых, она давно со мной знакома, во-вторых, она как-то умудряется быть везде и одновременно рядом со мной. Мало этого, ещё разбирается в целебных травах, в ядах, знает, что находится вокруг меня, а так же умеет читать мысли и отвечать не вслух, но слышно! А про ветер, про птиц, которых она как-то заставляет выполнять её волю, лучше вовсе не думать.

Пожалуй, только про мой мир можно сказать, будто он повсюду и одновременно рядом со мной. Мир? Неужели?.. Да, мир окружает нас. Как мир может быть со мной знаком? Ну, в каком-то смысле он меня знает: я в нём живу и также являюсь его частью. Как будто бред. Однако некий смысл в этом всём есть. Так, читает ли мир наши мысли? Кто его знает! Возможно, они каким-то образом становятся известными ему или занимают в нём определённое место. Говорит ли с нами? Возможно, как-то говорит, но слушаем ли мы его? Да и вообще слышим ли? Может ли знать о свойствах разных трав? Ну, они в нём растут, почему бы и не знать? Управляет ли мир ветром и птицами? И ветер, и птицы являются частью мира. Мог бы он управлять своими частями по своему усмотрению? Вот рука – это часть меня – и я могу ею управлять. А вот сердцем…

С другой стороны, моя странная собеседница сказала: «Будущее творите вы. Знаю, что было и что происходит, но что будет, того не знаю». То есть, она способна управлять ветром, стихиями, животными, как я – своими ногами и руками, видит и знает о том, для чего все растения и какие тропы где проходят, то есть, видит их ещё, как я – руки и ноги. Она также знает, что было и что есть в мыслях, чувствах и деяниях людей, но управлять людьми сама не может, как я вот не могу приказать своему сердцу. Я только чувствую, что оно ещё бьётся, как бьётся, но управлять его биеньем не могу. Хотя оно важное для меня, но… Получается, что люди – это сердце мира? Те, кого мир чувствует, те, кто важны для него, но кем миру не под силу управлять самому?.. Эх, что-то я совсем загнула. Люди – это сердце мира? Та часть, чьё движение сильно влияет на мир, но кем миру не под силу управлять?! Ладно, по крайней мере, выходит, что сам мир разумен, в какой-то степени. А мысли у Мирионы есть? А чувства? А, не знаю, не знаю, не знаю!!!

Попыталась успокоиться. Некоторое время смотрела куда-то в пространство. Запоздало припомнила: начала размышлять о Мирионе. Кстати, у моей собеседницы женский голос. Впрочем, какая мне разница, женский ли у неё голос или мужской? Она и без того очень странная. И вот ещё: незнакомка утверждала, будто я её видела, хотя всё было совсем наоборот. Ладно, поразмышляю ещё немножко.

Если я её не вижу, но при этом как-то должна видеть? Вот смотрю я вперёд. Вижу ствол дерева. Дерево точно есть. И оно точно видимо. Как же я могу видеть её и одновременно не видеть?

«Ты меня видишь» – вдруг сказала моя таинственная собеседница.

«В смысле, тогда видела или вообще я тебя вижу?»

«И тогда видела, и сейчас видишь»

«Да где же ты?!»

«Перед тобой, вокруг тебя, сбоку от тебя»

«Может, ещё и подо мной?»

«И под тобой» – невозмутимо призналась она.

Допустим, она умудряется быть везде. Необычно, но всё-таки допустим. У меня вот-вот заболит голова. Но…

И вдруг меня озарило. Эта магичка могла быть только ею. Точнее, даже не магичка. Совсем не человек.

«Так ты… сама Мириона?»

«Да, я Мириона» – сразу же ответила она.

Ну, тогда, почему бы ей не быть вокруг меня и подо мной? Вот только…

«Ты ещё и надо мной?»

«Ты же помнишь, я уже говорила тебе»

«Если ты – земля мира, как ты можешь быть ещё и надо мной?»

«Могу»

«Как?!» – наверное, я сошла с ума, раз предположила такое.

«Я – Мириона»

«Да, ты Мириона, а дальше что?»

«А ты как думаешь?»

Уже никак не могу думать. Хоть сам мир, хоть сама земля мира, мне уже всё равно.

«Я всё-таки запутала тебя, прости»

Мы долго молчали, не решаясь заговорить.

«Должно быть, тебе всё известно лучше, чем мне. Не могла бы ты хоть немножко объяснить?»

«Ты уже сама о многом догадалась»

«О чём догадалась?»

«Я и мир, и она, поэтому меня назвали «Мириона». Она – это сила. Вместе с ней мы даём вам жизнь. Мы самостоятельны и в то же время едины. Мы разговариваем с тобой. Только ты слышишь наш общий голос»

«И… люди?»

«Люди – это сердце мира, которое важно, чьё биение мир ощущает, но кем ему управлять неподвластно. А растения, звери, птицы и прочее – они мне как руки или ноги. Ты правильно поняла»

Я вздохнула:

«Тяжело, должно быть, тебе бывает, мой мир, с таким сердцем!»

Мир помолчал, потом всё-таки ответил:

«Да, бывает тяжело»

Чуть погодя, я уточнила:

«И вы, мир и она, мне вместе обещали, что у меня появится некая могущественная сила?»

«Верно»

«А что это за сила?»

«А ты ещё не поняла?»

«Нет»

Мириона немного помедлила, прежде чем сказать:

«Надеюсь, ты однажды это поймёшь»

«А вдруг не пойму?» – вздохнула.

«Можешь и не понять»

Ох, мне вредно ещё о чём-нибудь думать. Пусть не объясняет, какая у меня сила. Хватит знания, что я ни воин, ни маг. Не буду занимать места ни воинов, ни магов.

Некоторое время вслушивалась в шум леса, наблюдала за облаками на небе. Как-то сумела успокоиться.

«Твой брат и Эндарс ищут тебя» – неожиданно предупредил меня мир. Или земля мира? А, земля мира – это тоже его часть.

Ой, Эндарс же может найти меня каким-то заклинанием! Он вернёт меня домой, а дома брат будет долго ругаться, а затем запрёт. В заточении не помогут даже разговоры с Мирионой и её советы.

«Они расспрашивали разных людей. Сейчас Эндарс признался Роману, что он – маг. Эндарс собирается искать тебя заклинаниями, поскольку рассказ людей о девушке, перенесённой ветром через дома и городскую стену, его насторожил»

«Эндарс знает, отчего я убежала?»

«Ты же сама ему рассказала. Ещё вчера»

«Ах, да, точно. А… ты знаешь, что он хочет сделать, когда меня найдёт?»

«Маг считает, что пока ты не успокоишься, для твоего же блага следует запереть тебя в доме. В подвале лучше, пока память о шуме возле стен дворца слишком свежа. Он собирается быть с тобой, разубеждать тебя. А Роман решительно настроен тебя запереть, даже подумывает связать и рот заткнуть, считает, что так ты заклинания не сможешь прочитать, рассказанные помогающим тебе магом»

Значит, они оба хотят меня запереть. Не дадут выполнить моё обещание, мою мечту, но…

«Мириона, а ты можешь сделать так, чтобы никто не смог меня найти?»

«Ты будешь жалеть после того, как я исполню эту просьбу»

«Я потерплю. Больше не буду просить тебя ни о чём подобном!»

«Они никогда не смогут тебя найти: ни Кан, ни Эндарс. Об этом ты меня просишь, но выдержишь ли ты?»

«Кана уже нет, он ушёл за Грань»

«Кан жив и, может быть, тоже будет искать тебя. Он хочет вернуться»

Так мой любимый жив! Нет ничего радостнее этой вести! Только…

«А если Кан узнает о моей мечте и захочет мне помочь, найдёт ли он меня?»

«Ты хочешь, чтобы он нашёл тебя, если захочет помочь, но не нашёл, если помогать не захочет? А Эндарс?»

Не справедливо устраивать такое. А они не хотят выслушать и понять меня. Ох, вот если бы они меня поняли…

«Мириона, я решила. Прошу, пусть никто не найдёт меня с помощью магии, если захочет мне помешать. И пусть любой найдёт, если искренне пожелает помочь. Если так можно»

«А обычные пути? Вы ведь можете случайно где-то столкнуться. Или ты хочешь, чтобы я сбивала их с пути?»

Я вздрогнула.

«А ты… можешь?»

«Я иногда пытаюсь огородить людей друг от друга и от совершения большого зла. Но мне подвластны только силы природы и неразумные существа. Людьми я не в силах управлять. Я могу иногда вам мешать, но полностью вас переубедить не могу. Да и Творец мне такого права – мыслить и решать за вас – не давал. Я только должна вас сохранять, всеми силами, пока я ещё живу! Творец поручил мне заботу о своих творениях, и я… мы, мир и она, поклялись вас защищать! Насколько мы это можем»

«Но… послушай, если ты… если вы только поклялись самому Творцу нас защищать… вас не накажут за помощь мне?»

«Так ведь твоя мечта созвучна нам – сохранить и украсить жизнь»

«Так… ты поэтому хочешь помогать?»

«Как может мир не захотеть участвовать в воплощении прекрасной мечты? Ведь не всегда в сердцах людей рождаются такие прекрасные мечты! Ведь доброты и красоты сейчас так мало стало, что миру не хватает счастливого сиянья ваших глаз, сияния прекраснейших мечтаний, так не хватает красоты, которую могли б вы сотворить! Как я могу не поучаствовать в рожденьи красоты, пришедшей из красивейшей мечты?»

«А разве мало в мире красоты? Ведь есть художники, поэты, мастера, творцы… ведь много их… иль мало?..»

«Мир соткан был красивым, чтобы расцветали в нём и вы, и ваши прекрасные мечтания. Но мало осталось красивейших мечтаний в ваших душах. Так много боли стало, а красоты так мало»

«Но разве ж я художник особенный? И разве ж я особенный поэт? Я только лишь о мире помечтала: о мире для родной страны с соседями. Ведь три страны – для мира целого так мало!»

«Но три страны – ведь это часть от целого, часть мира, и, если боли станет меньше здесь, я буду с ликованьем слушать душ ваших радостную песнь! Как может мир мешать рожденью и воплощению мечты такой красивой?..»

«Да, но вот только… слаба я, мир, меня прости! Не маг я. Не воин я. С простой семьи»

«Как может слабым быть тот, чья душа поёт с душою мира вместе красивейшие песни?!»

«Так магия… ведь маги чудеса творят, а воины так просто телу вены перережут… в чём моя сила, мир?»

«Вы магами зовёте людей, узнавших часть того, как на меня влиять, но только часть, ведь жажда управлять сердца людей тех поработила, они, вдруг возгордившись, мир себе решили подчинить, людей других себе решили подчинить. И, знаниям, упорству их мир вынужден порою подчиниться, но если душа кого-то с моей душою вместе не поют, как может им вся сила их сердец открыться, и как могу я им собою подчиниться?!»

«Я вижу, что мой мир, как в правду в легендах старых говорится, живой, разумный и, более того, упрям!»

«Но мир был создан, чтоб в своих объятьях жизнь лелеять вам! Зачем мне всеми силами своей души стремиться помогать тому, что жизнь разрушит вам?! Я лишь хочу, чтоб жили дети, что мне доверил их Творец-Отец! И всеми силами моими я, мир, красивые лелеять буду мечтания людей и помогать им в воплощении красивых их мечтаний!»

«И вправду, коль Творец тебе детей своих доверил, ты вряд ли помогать захочешь им друг другу злом вредить! Но знаешь, мир, чудно мне думать, что я могу так запросто со всем же миром как с другом говорить»

«Так больно мне, что люди больше не хотят со мной дружить и говорить!»

«Так… легенды старые не врали – и люди в правду когда-то с миром могли и говорить, и понимать его, и даже… дружить?»

«Легенды старые не врали: когда-то мир и люди могли спокойно говорить, когда-то мир и люди друг друга понимали и когда-то… когда-то были мы друзьями! Как больно мне, что вот теперь другие времена настали! Как больно вам кричать и видеть раз за разом, что голос мой не слышат, что больше вы не стремитесь мир свой понимать! Но как мне хочется поддерживать красивые мечты людей! Как хочется, чтоб снова люди начали стремиться понимать меня и разговаривать со мной!»

«Да, должно быть больно… терять друзей»

«Но ты услышала меня! – и голос Мирионы зазвучал ликующе. – Как рада я, что кто-то услышать смог и захотел меня!»

«Но что я? Что могу я? Вот маги могут чудеса, мне не подвластные»

«А маги могут только часть всего»

«А воины…»

«Я не хочу вам помогать во чьи-то жизни боль вливать!»

«Так, значит, я сильнее их?»

«Сильнее те, в чьих душах мечты созвучны песням души мира»

«Хочу тебе я верить, мир мой! Хочу тебе я верить!»

«И за доверие тебе спасибо!»

«Ты знаешь, когда я думаю, что не одна иду я, а мир идёт со мной, а мир стоит за мной и мечта моя созвучна миру, мне как-то бодрее становится идти, сильнее себя я ощущаю!»

«Сильнее те, созвучья больше в душах с кем-то. Сильнее те, чьи души созвучны душе мира»

«Тогда… давай мы, мир, с тобою вместе споём красивейшую песню!»

«Давай! Давно вы, люди, не пели вместе со мной красивых чудес и песен»

«Но, мир мой, я вдруг заметила… я говорю с тобой… ты говоришь со мной… и речь с тобою моя звучит как песня!»

«Слова души звучат как песня»

«Поэты, значит, говорят душой – и потому слова поэтов звучат как песня?»

«Поэты говорят с душой и говорят душой, поэтому слова поэтов звучат как песня»

Я легла на мягкую траву. Сердце билось быстро, потом вдруг поспокойнее. И было мне приятно лежать на земле, на мягкой траве, как будто в тёплых объятиях матери… я вдруг вспомнила то самое чувство, нежность маминых объятий, хотя, казалось, давно то было и я уже совсем его забыла, то чувство нежности. Так, значит, мы, люди, можем не только купаться в нежности объятий материнских, не только в нежности объятий любимых?..

«И мир с любовью и нежностью обнимет людей, коли они себя обнять позволят миру»

«Понятно»

Лежала я, прильнув к земле. Тепло так было мне, так хорошо. И звуки природы, песня мира иль музыка его, звучали нежно так и ласково, и так красиво…

Я вдруг вскочила. Опять забилось быстро сердце моё. Встревожено забилось.

«Но для чего тогда все наводнения и бури? Засухи зачем нужны, скажи?»

«Когда от тела вашего кусок отрезать плоти вдруг, то кровь идёт?»

«Идёт»

«И вы кричите?»

«Так мы кричим от боли»

«И я кричу»

«Так бури – крик твоей души?»

«Мой полный боли крик»

«И наводнения – то кровь твоя?»

«То кровь моя, коли из раны льётся»

«А засуха?..»

«Так не всегда из раненной, сожжённой кожи волосок пробьётся»

«Земля трясётся, значит, мир кричит, трясётся, стонет?»

«Бывает так больно мне смотреть на вас, что я сдержаться от боли не могу»

«Мой милый мир… должно быть тяжело быть вместе с нами!»

«Бывает… но знаешь, я всё жду возможности… как душа кого-то созвучно с моей душою запоёт – и песня наша в просторах жизни расцветёт. Я верю, что люди не всегда глухими будут. Что люди вспомнят, как мы вместе пели с ними, и красоту, рожденную от песни созвучья наших душ, все люди вспомнят»

«И мир мечтает?»

«И даже мир мечтает! И та мечта меня держаться вдохновляет, чтобы ещё пожить, чтобы ещё хранить… вдруг сможет кто-то вспомнить? Песню вместе с миром спеть? Я буду песню ту и друга моего хранить!»

Я снова легла, прильнув к земле. Так хорошо, уютно было. Вот вроде я где-то в глубине лесной, одна. Однако же выходит, что не одна я здесь. Весь мир со мной. И я в объятиях прекраснейшего мира. И мне не страшно. И я устала от волнений. Глаза смыкаются. И спать мне хочется. Так спать мне хочется…

«Алина, обожди!»

«А что, мой милый мир?»

«Там Эндарс готовит заклинание, чтоб тебя найти»

«С тобой хочу я песню вместе спеть, мой мир»

«Тогда, пока Кан с Эндарсом присоединиться не решат к твоей мечте, мне охранять тебя?..»

«Тогда… мне больно просить об этом, Мириона, но мне также будет больно, коли погаснет моя мечта»

«Тогда?..»

«Тогда…»

Я проснулась на заре, отдохнувшая, бодрая. Не сразу смогла вспомнить вчерашний разговор с Мирионой. Не сразу смогла поверить, что всё это было. Что я вдруг с миром заговорила. И что я как поэты красиво вдруг заговорила. И что мир мне будто б песней отвечал!

Потом я вспомнила, как просила мир заслонить меня от Кана и от Эндарса. И горько стало мне, когда я вспомнила.

«Так… мне к тебе обоих их вести? Иль одного из них?» – спросила Мириона, едва только у меня появилось чувство досады на моё вчерашнее решение.

«А ты можешь?»

«Я привела к тебе и Кана, и Романа. Я ведь могу своими стараниями вас пытаться столкнуть с одной тропы и провести другой. Хотя, конечно, решенье основное за вами. Вы новые тропы сумеете найти, если захотите. И я однажды вынуждена буду убавить старания мои иль прекратить»

Подумав, попросила, чтобы она помогла с ними встретиться, если кто-то из них или оба перестанут стремиться меня запереть и помешать воплощению моей мечты. Всё-таки, так будет лучше. А я и мир пока попробуем что-нибудь сделать для примирения Враждующих стран или хотя бы двух из них.

Сидела, смотрела на рассвет. Потом живот свело от голода.

Вдруг заметила целый караван белок, направляющийся в мою сторону. Замерла растерянно.

Подул вдруг ветер, резко, как-то странно. Откуда-то принёс отломанный большущий лист. И лист упал близ моих ног. И к листу неспешно потянулся беличий поток. Я растеряно наблюдала, как каждая белка укладывает на лист очищенный орех или ягоду, или траву.

«Ты переволновалась вчера, так что и травы немножко пожуй, лечебная она» – топливо объяснила Мириона.

– Хорошо, – ответила я ей, на сей раз вслух.

И сидела, боясь пошевелиться, смотря, как течёт ко мне и к листу и дальше куда-то в лес беличья река, как поблёскивают блики солнца в некоторых шерстинках.

– Послушай, мир мой, милый мир, я лопну, столько съев! – не выдержала я, когда гора лесных подарков стала выходить за границы листа, а её вершина уже доставала мне до колен – я сидела, подтянув к себе ноги и обняв колени.

– Так то с запасом, – мир степенно отвечал. – Ох, прости, ты, верно, проголодалась сильно.

И белки, что не успели отдать своё подношение, пошли второй шеренгой, рядом с отдавшими подарки, обратно куда-то в лес. Ещё немного колыхались, поблескивали солнца бликами в шерстинках два колыхающихся беличьих ручья, потом иссякли. Я радостно объелась ягодами, орехами и травами. И вкус у некоторых из трав был приятный или интересный.

«Вот у кого мне надо готовке поучиться!»

Звонкая одиночная птичья песня прорезалась сквозь все другие, звучала как-то немного непривычно, то резко проявляясь, то замолкая. Как будто мир смеялся.

– Как будто мир смеялся, – чуть позже Мириона подтвердила, когда затихла песня та.

Следуя подсказкам Мирионы, я шла по лесу. Встречала лося, медведя, волков. Никого не боялась, а они не нападали на меня. Когда захотелось пить, прошла девять шагов, куда она указала, и обнаружила между кустов чистый ручей со вкусной водой. Когда сильно проголодалась, то пожевала её подарков, а ещё она мне подсказала путь до земляничной поляны – и я наелась вкусной крупной земляники, росшей на маленькой полянке между старых упавших деревьев. Пару раз из-под моих ног торопливо уползали ужи.

Мириона представала передо мной то как умная собеседница, желающая помочь, то как разговорчивая девчонка, то как заботливая мать. От знания, что я иду вместе с миром – и мир готов поддерживать меня и мою мечту – у меня не осталось ни страха, ни грусти. Остался только восторг от незаметно открывающихся взору картин, таинственных трелей птиц вдалеке и над моей головой, тихого шуршания, едва слышного шёпота листвы. И неожиданно открывавшиеся моему взору красоты были как случайно услышанный кусочек сказки, когда холодным осенним днём бредёшь по хрустящей листве мимо чьего-то дома, а из-за затворённых ставень вдруг слышишь обрывок истории, которую чья-то мама рассказывает своему малышу тёплыми словами…

А потом стемнело, засверкало звёздами небо. Оно было такое глубокое, такое вдохновляющее, бездонное. Где-то на востоке спускался на лес чарующий свет луны. Я смотрела вверх. И казалось мне, будто я сливалась с небом, я летела к нему, падала в него… я смотрела на небо, такое глубокое, такое тёмное, густо усыпанное звёздами. Смотрела и чувствовала себя лишь маленькой крупинкой вечности… и этим полётом в глубь звёздного неба, и этим чувством падения в какую-то прекрасную вечную загадку, скрытую в звёздном свете, охватывающими всю душу восхищением и счастьем, так хотелось с кем-то поделиться!

Блаженным, полным полётов был сон под этим небом.

Засыпая, я ощущала, как легко и почти незаметно поглаживал мои волосы, моё лицо ветерок. А проснувшись, долго пыталась понять, почему люди когда-то скрылись от этой сказки за каменными или деревянными стенами, почему они ненавидят друг друга и не замечают эту красоту?.. Ответа не нашла. Не сразу вспомнила: я ведь и сама ещё недавно была такой. И двинулась дальше, к отдалённой деревне. Сказка сказкой, но время исполнять прекрасные мечты! Ведь это моя заветная мечта! И я также хочу порадовать и мой мир ею!

Вокруг в тихом сне раскинулся лес. Как живёт теперь мой любимый, чем занят? Сильно ли злится? Простит ли меня? Забудет или нет? Будь он рядом, я бы, возможно, не ушла одна. Вовсе бы не ушла. Но он ушел. Ушёл мстить. Месть была ему дороже, чем я. Неужели, ему всё равно, где родятся его дети? Мне хотелось, чтобы ему было не всё равно. Знаю, каково это – бродить одинокой, беззащитной и ненужной. Мои дети не останутся одни! Я буду стараться, чтобы им не угрожали опасности и битвы. Мои дети… я не знаю, кто будет вашим отцом. Но я уже встретила мужчину, от которого я хотела родить моих детей. И было так больно, что он не хотел этого! Было больно его потерять.

Ноги, немного отвыкшие от долгой ходьбы, вначале уставали, потом вспомнили прежние дни, окрепли.

Из леса вышла на заросший луг. Пройдя по нему, перебралась через обмелевшую речушку и вышла на пустынное поле. Рожь качалась на ветру лишь на половине его. И у видневшихся за полем домов и заборов был жалкий и облезлый вид. Первой меня встретила тощая собака. Вначале зарычала, потом смущённо умолкла и с виноватым взором пропустила в деревню.

Кто-то ругался через забор с соседом, кто-то уныло пел. Подавленно кудахтали куры. Зрели плоды на старых яблонях. Очевидно, враги прошли мимо этого села. Если наши соседи не появятся в этом году, кое-где соберут хороший урожай яблок. Со сливами и вишнями дело обстоит хуже.

Зайдя в одну избу, попросила продать мне еды: часть денег, данных братом накануне моего побега, сберегла. Хозяин неохотно согласился. Подавая недавно испечённый хлеб, ещё сохранивший тепло печи и очень вкусно пахнущий, ворчал:

– От этих битв одни лишь беды. То поле весной подожгли, то пришлось в Средний город бежать укрываться, от дел оторвали. Ну, обошли нас стороной, а радости? Всё забросили, всё, вернувшись, поправлять нужно! Или придут и еды себе отберут. Будто нам кормиться не надо! И короли наши… отцы их дрались, деды их дрались. И им, видите ли, полагается дело продолжать! Да чести с этого «дела»?!

– Вы бы возмутились.

– Мы бы возмутились, да только смелых среди нас не осталось. И никому отвечать не охота!

– Но если бы не драться! Еду лишнюю спрятать! Ведь, не корми вы их, откуда они возьмут себе еды?

Селянин задумался. Потом навис надо мной и сурово поинтересовался:

– Девица, а ты на что это меня толкаешь?

– Да только сказать, чтобы давали вам хлеб спокойно растить и врагов к вам не подпускали.

– Проку с того не будет. Поела? Иди отсюда.

Заходила ещё в две избы, заводила разговор о мире, потом, испугавшись косых взглядов, ушла в лес, уселась под деревом и задумалась, как лучше говорить с людьми моей страны. Пока не обдумаю, ни к кому выходить не буду.

Утром меня нашли в лесу несколько мужиков. Мир их почему-то пропустил.

«Так они тебя обижать не собирались»

«Тогда ладно. Прости за подозрения»

«Я понимаю, Алина. Детство трудным было у тебя и юность твоя. И недоверие тебе выжить помогало»

Мириона примолкла. А селяне ещё долго стояли неподалёку, задумчиво разглядывая меня. Потом один из них – я узнала в нём моего вчерашнего собеседника – степенно сказал:

– Знаешь, мы бы намекнули, что с их битвами ни зерна, ни молока, ни сыра им не останется у нас, да вот говорить не умеем. Нам бы как-нибудь без оружия подойти, мирно.

После долгих уговоров согласилась идти с ними в Средний город и говорить от имени всех с прежним министром короля, самым важным в том городе. Только попросила не брать с собой оружие, а то ещё в Среднем городе решат, будто мы устроили мятеж.

Меня не послушали. Каждый привязал к поясу ножны с острым мечом. Мне велели идти впереди всех. Запоздало поняла, какую опасность на себя навлекла: скажу чего-нибудь лишнее – и между стражниками и селянами вспыхнет серьёзная битва. Нужно было подобрать какие-то слова, которые не приведут к бойне, а растолкуют не дошедшую до короля вещь: народ истосковался по миру, спокойствию. Впрочем, уже поздно ругать себя. Надо вернуть мужчин, шедших за мной, домой целыми.

К обеду мы почти дошли до Среднего города. Перекусили прихваченной с собой провизией и двинулись к главным воротам. Мне дали сухарь, маленький и подгорелый, который один из мужиков не захотел есть. Я, не обидевшись, вычерпнула из сумки орехов – и поделилась с ближайшими спутниками: мне Мириона много орехов принесла и ещё обещала дать, если потребуется. Люди, удивившись, поблагодарили. Один мне сыра отломил от куска своего. Грызя сухарь, пересчитала мужчин, шедших на переговоры. Пятьдесят. Наверняка ещё кого-то из ближайших деревень позвали. С таким числом могут заподозрить, будто мы пришли беспорядки устраивать или горожан на мятеж подбивать.

– Они вернулись? – помрачнев, спросили стоявшие у ворот стражники.

– Нет, нам бы видеть самого главного. Мы хотим передать кое-что королю, – выступив вперёд, отвечала я.

Стражники пошептались и попросили пройти на площадь.

– Пойдём? – спросил тот самый селянин, который передал мои слова другим.

Думаю, там уже подготовились. И стражников хватает, и вооружённых горожан. Одно лишнее слово – и горожане с селянами подерутся. Снова будет проливаться кровь, только на этот раз светопольцы сойдутся не с врагами, а со своими. Пойди я одна, то одна и пострадаю в случае чего. Это самое плохое, чего можно сделать. Хотя… нет, не самое. Пойти со всеми селянами и устроить бойню гораздо хуже. Или всё же взять кого-то с собой?

– Пусть меня проводят двое или трое, остальные остаются здесь.

Спутники переглянулись. Идти меньшим числом никто не захотел: им спокойнее или кучей идти на разговор с королём, или вообще никак. Наверное, будет лучше без этих осторожных и жестоких мужиков.

Защитники с городской стены, смотревшие на нас издалека, растерялись, увидев, что поговорить вышел только один человек, да и «девка-то зачем?».

Меня провожали двое стражников. Один как бы невзначай говорил о поисках невесты, другой расспрашивал, как нынче живут в сёлах, много ли полей пострадало из-за битв в этом году, много ли зерна посадили, по каким овощам и фруктам будет урожай. Так же уточнял, много ли по слухам выросло подосиновиков в приграничье Эльфийского леса.

«Нет там подосиновиков, и никогда они там не росли! – вовремя подсказала Мириона. – Три поля пострадало, те, которые самые большие. Хоть он обо всём знает, но скажи так же и…»

С подсказками всезнающей земли я отвечала на вопросы стражника. Через пять улиц он переглянулся со вторым и замолчал.

«Зачем он спрашивал, Мириона?»

«Проверял, не враги ли тебя подослали, чтоб селян восстать подговорила. Теперь понял: ты из светопольцев»

«Значит, теперь всё будет хорошо?»

«Посмотрим»

На большой площади между двух маленьких фонтанов нас поджидал коренастый рыжеволосый мужчина, одетый в черную атласную одежду и около восьмидесяти вооружённых стражников.

Кто-то выглядывал из окна, присматривался к нам, кто-то не обращал внимания, проходил мимо.

– Где остальные?

– Ждут у ворот, – объяснил стражник.

Мужчина заметно повеселел:

– Я – граф Дворцовый, всегда желанный гость у молодого короля. Если вы сообщите нечто важное, то я обязательно ему это передам, – говорил он будто бы доброжелательно, но было в голосе и в блеске его глаз чего-то настораживающее.

Вначале я спокойно и вежливо говорила о том, к чему привела непрекращающаяся война нашу страну, и к чему приведёт, если будет продолжаться, однако вскоре посерьёзнела и старалась как можно понятнее объяснить. И граф, и стражники, и случайные прохожие вначале слушали несколько насмешливо, потом, похоже, задумались.

– Не беспокойтесь, я всё объясню нашему королю, – ответил рыжеволосый, дослушав меня. – Теперь вы можете возвращаться. Эй, кто-нибудь, проводите её. Иногда у нас на улицах неспокойно.

Те же стражники, с которыми шла на площадь, развернулись и направились к воротам. Любезно сообщили, что проводят меня, чтобы я не заблудилась.

Поворачиваясь к графу спиной, заметила выскользнувшего из-за фонтанов пожилого мужчину, который слишком внимательно меня разглядывал и слишком старательно вслушивался в каждое слово. Откуда-то появилась уверенность: от старика следует ждать чего-то плохого. Сердце на миг замерло, потом забилось, но не так же, как раньше.

Стражники молчали, широкие и узкие улицы тянулись одна за другой. Вроде бы всё хорошо и ко мне прислушались. Мириона молчала, вероятно, наблюдала за оставшимися сзади людьми.

До ворот оставалась одна длинная и просторная улица, когда…

«Беги!»

«Куда?»

«Направо. Там узко и темно. Только быстро, быть может, успеешь выскочить в другие ворота!»

От неожиданности, чуть задержалась: хотела спросить Мириону, чего произошло. Из закоулка выскочили семь стражников. Один закричал, чтобы меня ловили. Побежала, но слишком поздно: они меня догнали, схватили за волосы, связали руки толстой и грязной верёвкой.

– Посол велел посадить её в тюрьму. Он пошлёт гонца королю. Тот, кажется, её разыскивает.

«Но почему?» – в отчаянии подняла глаза к небу.

«Министр, которого ты встретила у главных ворот королевского дворца, решил, что ты и твои слова могут быть опасными, и народ из-за них способен восстать»

«Отчего ты не предупредила меня?»

«Ты не спрашивала о нём. Ты не спрашивала, стоит ли идти одной. Ты сама решила. Вы сами должны решать. И, какие бы глупости вы не затевали, мне остаётся лишь смотреть на вас!» – с отчаянием сказала она.

Не может помогать без наших просьб? Наверное, это невыносимо: быть не в силах многое изменить и молча лишь смотреть за всем. Верить в людей, ждать от них красивых поступков: от тех, кто может сейчас в такой же ситуации, от тех, кто стремится. Верить и видеть, что человек ничего не смог и не захотел.

«Мы всегда верим в вас» – почему-то возразила Мириона. И замолчала.

Мы – это мир и она? Но кто та «она»? Да и… какое мне сейчас до этого дело?!

Меня привели в тюрьму, заперли в сыром и мрачном подвале. Почти под самым потолком было крохотное окошко, в которое проникал воздух, шум города, иногда пыль, слабые лучи солнца и изредка капли дождя. У меня отобрали сумку, не оставив даже кусочка от той еды. Впрочем, обиднее было потерять подарок от любимого, которого теперь больше не увижу.

Первый день просидела на начавшем плесневеть сене. На душе было мерзко. Ничего делать не хотелось. Стражники и тюремщик несколько раз проходили мимо и язвили. Мол, должна говорить спасибо, ведь они помогут мне встретиться с королём.

С королём было бы хорошо увидеться, но вряд ли Ростислав меня выслушает. Или всё зависит от того, что я скажу? Чего говорить не представляла. Каждый светополец знал, какой жестокий, упёртый и несговорчивый человек наш молодой король. И к этому человеку я пыталась попасть. Отчаяние толкает на немыслимые поступки. И брат не зря хотел запереть меня дома, да ещё и связать. Впрочем, что толку думать об этом теперь? Выбраться бы!.. И слова подобрать, такие, которые тронут сердце Ростислава и заставят задуматься о перемирии, о том, какое благо – дружба с соседями, мирное время.

На второй день задумалась об истории, о людях, живших задолго до моего появления на свет. От многих из них ничего не осталось. Ни имени, ни упоминания в летописях. А в сердцах некоторых горела и не угасала любовь. Они могли отдать свои жизни, чтобы кто-то из их потомков или из людей их народа был счастлив. Они могли предпринять что-то. Им или удавалось чего-то изменить, или не удавалось. Потомки тех людей и потомки их друзей забыли о них. Память, похоже, не вечна. Она, как и всё, рано или поздно уходит. Грань отделяет чью-то жизнь от небытия. Есть ли что-то за Гранью для души – неизвестно. Кого-то утешает думать, что там тоже что-то есть, кому-то – бодрее жить, думая, будто там нет ничего. И другая грань закрывает от нас прошлое.

Я как песчинка в море. Море смоет меня и унесёт. Место, где лежала песчинка, без этой песчинки обойдётся. Проигравших легко забывают. Помнят только о победителях. Тех, кто не всегда добивался победы честным путём. Ох, Мириона, я, похоже, сумасшедшая! Мечтаю примирить три страны, враждующие около шестидесяти лет! Надеюсь всем объяснить, что нужно жить без ненависти, да ещё и стать друзьями своих врагов!

«Ты не первая и не последняя. Такие, как ты, бывали и будут» – отозвалась она. Голос её долетал как будто издалека.

«Они ведь тоже старались ради будущего? Будущего своего, своих родных или всех?»

«Конечно. Они хранили жизнь и мир. Светили во тьме и тишине. То были люди, которые не могут не светить, либо уставшие от тьмы. Я помню каждого из этих людей. Что они думали, что они чувствовали, о чём мечтали, как они старались и как им было больно. Хотя, вообще-то, я помню каждого из когда-либо живших людей. И прочих существ. Я помню вас всех, но я с нежностью храню память о тех, кому был дорог мир, кто совершал добро. Только вы не спрашиваете меня о них. Вы считаете, будто всё исчезает, но есть то, что никогда не пропадёт. Вся память о вас остаётся со мною»

«Расскажи мне о них, пожалуйста! Возможно, моей жизни не хватит, чтобы услышать про всех из них, но мне хочется знать хоть о ком-то!»

Целый день и часть ночи слушала её. Узнала много интересного. Когда Мириона увлекалась рассказом, я будто бы проваливалась в реку её воспоминаний. Как будто бредила или видела сон, где чётко могла разглядеть тех людей, яркие события из их жизни. Мир, как признался, выбирал самые яркие крупицы из своей бездонной памяти, так как полностью услышать обо всех я бы за всю свою жизнь не смогла. И я, слушая рассказы мира, будто бы видя их, восхищалась делами других, смелых, добрых и благородных… сочувствовала их боли. Волнуясь, смотрела, как изгибались, как поворачивали и как обрывались их жизненные тропы…

И я поняла, что память обо всех не сохранилась только среди людей, но это не значит, будто бы их не было, ведь в памяти души мира они все по-прежнему были живы.

Через шесть дней пришли молодые воины и вывели меня из подвала. Руки опять связали, потом меня грубо, как мешок со свёклой, закинули на телегу. Покормить перед дорогой забыли. Почти все шутки, которыми они перебрасывались, были обо мне. Сначала издёвки меня задевали, потом подумала: иными эти парни стать не могли, ведь им не говорили, что можно вести себя по-другому, и попробовала пропускать шутки мимо ушей. Воины ещё около часа продолжали смеяться, прогоняя скуку, потом, не дождавшись ни единого слова от меня, одновременно обернулись взглянуть, чего со мной случилось, не свалилась ли я ненароком с телеги где-то по дороге, не развязалась ли, не сбежала ли? Убедившись, что я только села, а так там же еду, резко отвернулись и дальше ехали в молчании.

На нас никто не нападал, поэтому через три дня мы целые и невредимые, если не считать моих синяков, добрались до столицы. Я ослабела от голода. А они и поесть успели. Хотя за всю дорогу им уже надоело надо мной шутить.

Сердце на миг замерло, когда мы выехали из леса. Роман обычно находился рядом с воротами, может, смогу его увидеть? Вот только что ему сказать? Не знаю, кинется ли брат меня выручать. Надеюсь, не кинется, ведь его могут серьёзно ранить или сразу отправят за Грань. Пусть лучше он живёт, что бы ни случилось с его сестрой.

«Он пока с порученьем отправлен к другой стене. Мне его вернуть? Хочешь его увидеть?» – заботливо поинтересовался мир.

«Ему будет больно видеть меня такой. А то и кинется меня отбивать. И вдруг его убьют в этой драке? А ты… ты чего молчишь?»

«Так ты ж хотела поговорить с Ростиславом»

«Ага, я таки еду к Ростиславу – и ты потому молчишь?»

«Ты хочешь по-другому добраться до твоего короля?»

«Да ладно, раз уж меня уже к нему везут. Тем более, он и в столице бывает не часто, всё охотится, да сидит в имении своих родителей. Не любит показываться на люди. Я, пока жила в Дубовом городе, ни разу его не увидела. И прежде не пришлось. А тут хоть точно смогу его увидеть»

«Хорошо, пока пойдём этой дорогой, – согласилась Мириона. – Раз уж они сами её проложили для нас»

И телега поехала в городские ворота. Пока не понятно, в тюрьму меня везут или в центр города, за стену, ограждающую дворец короля, его сад и личные мастерские от остальных горожан. Так-то встретиться с нашим королём было бы интереснее во дворце. Тем более, что я никогда не была за королевской стеной. Говорили, там был красивый сад, большие мастерские, да дворец изнутри был роскошно обставлен. Наверное, красивее, чем у того графа. Не то, чтобы я хотела стать богатой. Нет, просто стало вдруг интересно, как там, в королевском-то дворце?..

Кстати, интересно, где теперь мой любимый и где Эндарс? Впрочем, сейчас нужно надеяться только на саму себя. Мириона не сможет выручать из всех переделок и бед. Да и не обязана она меня всегда и во всём выручать. В чём моя сила, неясно. Надо выяснить, пока не поздно.

Возница остановил лошадь почти сразу за воротами. Стражники на нас уставились со стен. И те, что ходили около ворот, тоже подошли. Тринадцать мужчин, двое калек, безрукий и безглазый, три парня и подросток, в кольчуге, да при кинжале. Усы у него ещё не росли, но взглянул на меня грозно, будто матёрый воин. А горожан поблизости не было. Им не сказали, кого везут? А могли и не сказать: если сочли опасной мятежницей, то надобно и уши народа от меня прятать. Но ладно, не похоже, что собрались казнить. По крайней мере, не здесь. Не сейчас.

Обо мне все воины, охранявшие главные ворота столицы, уже знали. Приглядывались, силясь разглядеть покрасневшие глаза, следы слёз, хоть какую-то тоску или испуг. Моё спокойствие настолько изумило их, что удивительно, как пауки не сплели паутину в разинутых ртах, а то бы мух поймали много.

– Сидит девка неподвижно как камень. Неужели и не догадывается, чего наш король с ней сделает? – спросил подросток у стоящего рядом парня.

– Да ей, похоже, всё равно, чего с ней сделают. К Среднему городу воинов привела, а с собой на переговоры ни одного из спутников не взяла. Дура.

– Чего с неё взять-то? Разве бабы чего-то понимают, кроме как огороды растить да жратву готовить? И до чего наглая девка – попёрлась говорить к королю!

Подобных речей я за свою жизнь слышала немало, потому не обиделась и не ответила грубостью. Меня оглядели со всех сторон, обсыпали усмешками. Только после этого воин, сидевший в телеге, прикрикнул на лошадь – и та неохотно потянула нас с телегой по мощеной дороге. Трое на лошадях заняли места справа, слева и сзади телеги.

Когда оказалась во дворце, мне почему-то подумалось вдруг, будто Кан где-то поблизости. И как-то от этих странных мыслей плевать стало на роскошный сад и обстановку внутри королевского дворца. Но, впрочем, не надо пока думать о Кане. Я же речь заготовила для Ростислава! Рассказы Мирионы помогли мне составить обращение к королю намного лучше, чем прежде: я у героев былых эпох и разных стран, показанных Мирионой, их речи подсмотрела и самые яркие словесные сочетания запомнила. Вроде бы. Ну, хоть что-то же запомнила!

За очередными створками высоких дверей оказался наполненный людьми зал. В глубине зала, на массивном троне сидел молодой мужчина в темно-бордовых одеждах. От его жестокого взгляда по спине пробежал холодок. Он точно не собирался меня выслушивать, скорее всего, желал поиздеваться. С одной стороны от трона застыл светловолосый эльф в одежде с какой-то мелкой вышивкой. С другой… я не знала лица этого эльфа, но когда его серые глаза впились в моё лицо, я вдруг почувствовала, что это он, это Кан стоял возле Ростислава и взволнованно смотрел на меня! Впрочем, даже если он и волновался, на лице его этого не отразилось. Разве что пальцы его как-то судорожно сжались на поясе, стиснули какую-то висюльку-украшение.

«Прости, Алина, я не успела его отсюда увести» – тут же отозвалась Мириона, подтверждая мою догадку.

«Да ладно, я так рада видеть его! Ведь это он? Это Кан?»

«Это он»

И я с трудом удержалась, чтобы отвести взгляд от такого родного незнакомца.

– Нахалка, ты хочешь попросить прощенья? Может, я тебя помилую, – губы короля растянулись в язвительной усмешке, – Может.

– Я всего лишь хотела, чтобы вам передали мои слова, мой король, – почтительно поклонилась.

– Об этом уже позаботились.

– Полагаю, вам передали не то, чего должны были передать. Я никого не просила восставать против вас, говорила лишь о том…

– Никто никого не призывает восставать. Мятежи происходят лишь из-за каких-то ничтожных недоразумений, – ядовито сказал Ростислав, поигрывая медальоном из кроваво-красного камня в форме когтя. – Всегда одна и та же история.

– Прошу вас, выслушайте, мой король! Меня оклеветали!

– Как будто я обязан вас всех выслушивать! – поморщился молодой мужчина. – Все могут приводить воинов, сыпать яд в мою еду, прокрадываться с кинжалами в спальню – и почему-то их всех нужно выслушивать. Почему-то их ещё нужно отпускать, чтобы они опять возвращались, – он как-то хищно ухмыльнулся. – Не дождётесь! Пока трон мой – решать, как с вами поступать, мне. Особенно, когда вы сами приходите мне в руки.

Наши глаза встретились, взгляды столкнулись, как мечи. Ох, так же ничего не добьюсь, надо его переубедить. Понимаю, его другому не учили, ему ни словом, ни намёком не сообщали, что можно быть иным. Он устал, боится, замёрз от холода, сопровождающего его.

Дай же согреть тебя, дай рассказать о другой жизни! Вокруг меня её свет, вечное море, коснуться которого дано и тебе…

Король не заметил свет, лениво отвернулся, зевнул:

– Она мне надоела. Эй, кто-нибудь, перережьте ей горло.

Кан сразу же шагнул вперёд:

– Я избавлю вас от неё.

У меня на миг потемнело в глазах. Неужели, он появился здесь только для этого?! Но… за что?! Он хочет убить меня? И с таким спокойным лицом предлагает это моему врагу?!

«Он хочет отправить тебя к Роману и Эндарсу, притворившись, будто тебя сожжёт, – сообщила Мириона, – А оттуда ещё куда-нибудь, подальше»

Так, значит, Кан вернулся?!

«И счёл, что у тебя в голове помутилось, раз ты полезла мирить тех, кого соседи давно уже зовут Враждующими странами»

Значит, он тоже против меня.

«Против твоей мечты. Но, впрочем, времени на раздумья нет. Ты к ним или со мной?..»

Если я вернусь домой, то Роман меня запрёт. Надолго. В подвале явно, так как и в Дубовом городе меня в лицо видели, а король вообще велел казнить. И маги будут меня караулить. Эндарс так точно. И опять мне ничего не удастся! Ох, могла бы я сбежать от них, вместо того, чтобы безуспешно объяснять, что случилось на самом деле!

«А если ты будешь жалеть, что не договорила с Ростиславом или что сбежала от Кана?»

«Ростислав вообще не хочет со мной разговаривать. Помоги, прошу!»

Меня окружило пламя. За два удара сердца накрыло с головой. Казалось, вот-вот задохнусь дыма или боли. Но его пламя не обжигало, лишь сильно грело. По лбу скатилась капля пота.

«Ты правда не хочешь увидеть брата и Эндарса?»

«Я хочу мира во Враждующих странах! Помоги!»

Непривычное чувство, такое, какое бывает только во сне: я сливаюсь с лёгким ветром, таю, рассыпаюсь и растворяюсь в окружающем мире. Какие-то мгновения снова вижу зал, вижу, как исчезает вспыхнувший огонь, как нервно сжимает подлокотники трона молодой король, как испуг в его глазах сменяется виной. Лица окружающих его расплываются, успеваю лишь запомнить взгляд любимых серых глаз. Затем начинаю видеть вместе с ней.

Теперь для нас нет иллюзий, мы отличаем правду ото лжи. Непонятно лишь, почему Кан раздвоился. Хотя… нет, Кан один. Только тот второй эльф на него чем-то похож.

О, какой полёт! Я свободна, бесконечна, лечу в небе и вижу столько всего красивого подо мной! Только меня никто не видит! Как это похоже на сон…

Очнулась, когда моя спина намокла. Лежала на влажном мхе, на колючей хвое, где-то в тёмном лесу. Скрипели деревья. Дул холодный ветер. Осознание того, чего натворила, сменило прекрасное чувство полёта и единства со всем миром. Не следовало бояться недоверия, можно было им доказать, пусть и не сразу, через много дней, но сказать! Увы, теперь Романа и Кана рядом нет. Может, они возненавидят меня за моё упрямство и очередной побег. Может… или простят меня когда-нибудь?.. Может, кто-то из них простит меня когда-нибудь? Кан?.. У него тоже была опасная мечта. Или хотя бы Эндарс? Ну, хоть кто-то?..

Впрочем, хватит ныть, Алина. Надо идти дальше. Выполнять мечту, тем более, что сам мир на моей стороне и будет чем-то мне помогать. И… если мы с братом, Каном и Эндарсом больше не встретимся, если они возненавидят меня за упрямство, за мой побег, виновата буду только я со своей мечтой. Но я сама выбрала такой путь. Я сама всё это выбрала. А потому, что толку мне роптать?..

Ни единой слезинки не позволила себе уронить с тех пор, как убежала из дома, а теперь не смогла удержать ни первую, ни вторую, ни третью.

«Но почему он оказался там, Мириона? Почему там был мой любимый?»

«Он пришёл, чтобы спасти тебя. Услышал слухи, что к Ростиславу везут какую-то сумасшедшую девицу, устроившую мятеж в Среднем городе, предположил, что это ты – и решил подобраться к королю поближе, чтобы было больше шансов тебя спасти»

Выходит, Кан всё-таки вернулся, обнаружив мой уход, искал меня, а выяснив о том, что меня поймали, желал спасти. А я сбежала от него. И просила Мириону, чтобы никто не нашёл меня, если не захочет помочь исполнить мечту. Какая я корыстная, глупая! К чему теперь просить мир что-то изменить? Мириона предупреждала, что буду жалеть, но я не послушалась. Да и сможет ли мой любимый простить меня, понять меня? И имею ли право плакать? Раз хотела идти к мечте, значит, и иди к своей мечте, Алина. Стерпи боль, ведь ты сама её выбрала. Стерпи непонимание, ведь ты не желала дать им время тебя понять. И не плачь: твои слёзы ничего не изменят. Твой путь будет нелёгким. Тебе придётся вынести все падения, все ушибы.

Поднялась, утёрла слёзы.

«Что за лес окружает меня, Мириона?»

Она назвала.

«Но я не слышала о таком!»

Чуть помолчав, Мириона уточнила:

«Ты сейчас в Новодалье»

У меня ноги подкосились.

«Я… в Новодалье?! У этих?..»

Она степенно пояснила:

«В Светополье тебя искать будут. Особенно, в ближайшие дни. К тому же, легче всего было переместить тебя сюда»

Кричать, что в Лысегорье, протянувшееся за Эльфийским лесом, или в Многоречье, укрытое за Лысегорьем, я отправилась бы с большей радостью, чем к врагам в Новодалье, я постыдилась. Хотя, думаю, она это всё заметила.

«Я понимаю, что ты боишься, – грустно добавил мир. – Но, вообще-то, Враждующих стран целых три. Можно начинать с любой»

«Но здесь мои враги!» – возмутилась я.

«С такими мыслями ты их не помиришь»

Вначале я на неё обиделась. Но, чуть погодя, поняла, что она права. Считая их врагами и проявляя ненависть, я ничего не добьюсь. Да и… и правда, мне опасно сейчас лезть в светопольские города, особенно, где меня уже знают. Вот только, что делать с моей одеждой? Ведь я одета как светополька.

«Неподалёку есть растение, соком которого здесь красят ткань» – Мириона не выразила ни малейшего недовольства моим переменчивым настроением.

«Ещё бы ниток, вышивку на платье сменить»

«Там лишь пару веточек нужно срезать, я тебе камень покажу острый»

«Пару веточек? Но ведь у меня вышивка светопольская!»

«Между нами говоря, новодальская вышивка простонародья не сильно отличается от светопольской»

«Погоди, а рукава?.. На моём верхнем платье они широкие и по локоть, а у них поуже носят, до запястья. Да меня же сразу раскроют, по покрою платья!»

Помолчав, Мириона сама предложила:

«Одень нижнее платье наверх – оно с узкими рукавами, как у новодальек. И они разные нижние платья носят, такие тоже»

Выглядеть будет очень просто. Но и в глаза бросаться не буду. Только… рукава! Рукава широкие будут заметны под узкими, набухшими. Как бы ни догадались новодальцы. Вот зачем, спрашивается, я к ним припёрлась?!

Уныло растянулась по земле. Мир меня легонько травинкой погладил по щеке.

А! Или рукава верхнего платья оторвать?

«Без рукавов нижние платья тут тоже носят»

А вышивку, увы, придётся срезать. Жаль, что у меня в тюрьме сумку отобрали: там нитки и иголки были. Да, впрочем, в моём положении глупо привередничать.

Мир траву для покраски ткани нижнего платья посоветовал. То есть, уже верхнего.

К счастью, никто не подошёл из людей, пока я переодевалась, траву мяла камнем, платье в соку вымачивала, сушила, оделась уже в покрашенное. Разве что птицы летали, да звери бегали мелкие. Наверное, мир помог.

Было непривычно вместо привычного мягко-белого платья, с вышивкой красной, одеть зеленоватое. Вышивки своей срезанной было жаль. Но мир уверял, что теперь я похожа на новодальку. И что косы их девушки заплетают как мы.