10.

Я отползла в самый дальний угол зала. Спряталась там за огромные колонки, чтобы ни одна сволочь меня не нашла, села в кресло, вытянула ноги, закрыла глаза. И блаженно выдохнула. Наконец, я одна. В тишине. В покое… Один бог ведает, как я устала. Все-таки не привыкла я бодрствовать сутки на пролет. Обычно, перед тем, как отправиться полуночничать в бар, я отсыпаюсь целый день. И теперь очень хотелось поваляться в кровати. Пусть и под одной крышей с покойником. Честно говоря, мне было все равно. Однако остальные не разделяли моего желания.

— До рассвета еще бездна времени, — неожиданно воскликнул Суслик. — Пошлите играть в бильярд!

— Тут и такое есть? — встрепенулся Артемон.

— И бильярд, и шахматы, и шашки. И видео-салон. Вот!

— Это круто! А сауны нет?

— Не-е. Только душ.

— Тогда айда шары катать!

— Айда! — возопил Суслик радостно, потом как-то сник и забормотал. — Только это… Ломать двери я не буду. За это оштрафовать могут.

— Зачем ломать? — Артемон потряс в воздухе связкой Петиных ключей. — Откроем любое помещение. Тут универсальный ключик есть.

От Мишкиных криков проснулся Зорин и тут же присоединился к всеобщему ликованию.

— Как здорово! — воскликнул он и захлопал в ладоши. — Тогда отоприте видео-зал, я буду смотреть кино. «Титаник». Сонечка пойдет со мной?

— Не пойдет, — отшила его Ксюша, вынырнув из-за пальмы. — Она хочет играть в бильярд.

— Не хочу я играть ни в какой бильярд! Да и не умею я.

— А тебя Артемон научит. Правда, Артемон?

— Без базара!

— Да не хочу я! — озлилась Сонька. — У меня и так голова трещит, а тут еще вы со своим бильярдом привязались. Пошли лучше в библиотеку.

— Ты что решила «Отцы и дети» перечитать? — съехидничала Ксюша.

— Просто хочу побыть в тишине.

— И я хочу! — горячо поддержала подругу ваша покорная слуга, выползая из-за колонок.

— Да ну вас, — разочарованно протянула Ксюша. — Как старые бабки, честное слово!

Тем временем Артемон, словно Моисей, повел свою паству по двухэтажному зданию. Сначала он отпер видео-зал, запустив туда Зорина и Сеню Уткина, который, так же как и Юрка, млел от слезовышибательной Камеруновской картины. Потом открыл библиотеку, следом бильярд, в который, кроме него и Куки вознамерился играть только Суслик. Серега, помявшись, отправился вслед за Юркой и Тю-тю. Радист Стапчук скрылся в своей рубке, прихватив с собой тех четверых, имен которых я не знала. Одна Изольда все никак не могла определиться, куда ей направиться — сразу в бильярдную или сначала с Галиной Ивановной в уборную. Наконец, она решилась.

— Пожалуй, приведу себя в порядок. А-то растрепанная, потная, — Она смущенно хихикнула. — Галина Ивановна, я с вами. Мне надо попудрить носик. Прихорошиться.

Ксюша пренебрежительно фыркнула и забубнила:

— Носик. Только послушайте ее! У нее хватает наглости свой шнобель носиком назвать.

— Тихо, — шикнула я. — Вдруг услышит.

— А ничего удивительного, с такими-то лопухами…

Мы с Сонькой схватили раздухарившуюся Ксюшу под руки и уволокли в библиотеку.

Там стояла благословенная тишина. Было тепло и уютно.

— Девочки, — жалобно заскулила Ксюша, когда мы закрыли за собой дверь. — Дайте мне какую-нибудь веревочку…

— Зачем? Вешаться что ли собралась? — мрачновато пошутила Сонька.

— Штаны подвязать. Они постоянно сползают… — и она продемонстрировала свою распахнутую ширинку.

— Тебя что, изнасиловать пытались? — испугалась Сонька.

— Обалдела что ли!? — возмутилась Ксюша. — Я с горы каталась, вот они и лопнули… Ну что, нет ни у кого веревочки? Тогда булавку дайте! Я уже устала портки локтями придерживать!

— А все почему?

— Почему устала?

— Почему лопнули, — разозлилась Сонька.

— Я ж тебе сказала — с натуги…

— Нет. Потому что штаны у тебя фирменные. — Она вцепилась в карман Ксюшиных джинсов и глянула на лейбл. — Ну точно. «Кельвин Кляйн». А ихние американские молнии не справляются с русскими брюхами.

— Сонь, ты акцию что ли проводишь? «Поддержим отечественного производителя»?

— Нет. Просто у меня вот, например, никогда ничего не ломается. Ни молнии, ни застежки. А я покупаю вещи в обычных магазинах, не в бутиках…

— Ты покупаешь вещи на вьетнамской барахолке, — запальчиво возразила Ксюша. — И выдаешь их за турецкие или наши, российские. Знаю я тебя.

— Ну и что? Пусть так? Но у меня еще ни дна молния не…

— Они не успевают ломаться, потому что вещи, в которые они вшиты, рассыпаются после первой стирки!

— А вот и нет!

— Ладно, после второй, — миролюбиво согласилась Ксюша.

— После третьей, — тихо поправила Сонька. Потом как-то грустно на нас покосилась и пробормотала. — Знали бы вы, как мне надоело отовариваться на этих рынках! Рыться в этих коробках! Что смотрите? Вы разве не знаете, что на вьетнамских рынках вещи не на манекенах висят, а свалены грудой в коробки? — Мы отрицательно замотали головами. На что она сказала. — А они свалены.

— Но зачем ты…

— А ты думаешь, на учительскую зарплату можно одеваться где-то еще, кроме рынка? Знаешь, сколько я получаю со всеми нагрузками, дополнительными часами и пособием на Алену? 75 долларов!

— В неделю? — уточнила Ксюша.

— В месяц, — припечатала Сонька.

— Как это?

— Так!

— Выходит, учителя за месяц получают меньше, чем проститутки за час?

— Вот именно! — Сонька гневно сверкнула глазами. Она у нас очень любила жаловаться на тяжелую учительскую долю.

— И на какие тогда шиши мы телефончик купили? — спросила я осторожно.

— Говорю, сэкономила, — буркнула Сонька.

— На чем? На молниях?

— Нет, — отрубила она.

— А на чем? — не отставала я.

— Какая тебе разница?

— Я тоже хочу научиться экономить, — почти честно ответила я. — У нас с Колюней вечно денег до зарплаты не хватает.

— Еще бы! Он себе джинсы дешевле 50 баксов не покупает, а ты… про тебя я вообще молчу!

— А что есть джинсы дешевле 50 гринов? — как-то заволновалась Ксюша. Она, видимо, только что поняла, что живет совсем не так, как основная часть населения.

— Ха! Есть и за 10! И за 8 можно найти!

— На кого они? На кошку?

— Нет, погодите! — прервала я их диалог. — Мы ушли от темы… На чем ты экономишь? Колись.

— Ну ладно, ладно, — Сонька махнула на меня своей детской ручонкой. — Не сэкономила, а закалымила.

— Я же говорила! — захохотала Ксюша. — Она обирает избирателей!

— Ничего подобного! Я… только между нами… иначе придушу обеих. Ясно? — Мы послушно закивали — угроза жизни, чего уж тут не ясного — Мы с маманей ее фирменную маску для лица продаем.

— Ту хрень, которой ты морду мазала? — ахнула Ксюша.

— Ну. — Сонька кивнула. — Это ж старинный рецепт. Он мамане от бабки достался. Эксклюзив!

— И как вы его продаете, я не поняла?

— Сварганили осенью побольше этой хрени, разложили в баночки, этикетки наклеили, помнишь, Леля, ты мне их на компьютере делала…

— Но ты же сказала, что это Алене в школе задали!? По рисованию! — поразилась Сонькиному вероломству я.

— Нет, это были этикетки. Красивые получились — спасибо. Ну и вот…

— А знаешь, какое их, так называемая, фирма имеет лейбл? — обратилась я к Ксюше.

— Даже представить себе не могу!

— Софи Анаис! — провозгласила я торжественно.

— Ну правильно, — поддакнула «Софи». — Если бы на банке было написано Софья Аниськина, некто бы нашу маску не купил. А «Анаис» очень по европейски звучит. Народу нравится.

— И где ты это продаешь? — спросила я.

— И почем? — спросила Ксюша.

— Распространяю по знакомым. Говорю, что я независимый консультант французского косметического концерна «Софии Анаис». По домам хожу. Предлагаю товар по оптовой цене, вру, что в магазине такую маску они купят втридорога. Еще в электричке пробовала, но там не берут, им бы платков носовых 3 штуки на десятку, да батареек по той же цене. — Сонька недовольно поморщилась. — А наша косметическая маска стоит гораздо дороже.

— Сколько? — вновь поинтересовалась Ксюша.

— 5 долларов.

— 5 баксов за хрен с глицерином? — обалдела я. — Вы что сдурели?

— А накладные расходы? — накинулась на меня «Софи»

— Мне вы ни копейки не заплатили! А я, между прочим, трудилась над дизайном! Да еще бумагу для принтера на работе сперла!

— А тара? Мы же баночки заказывали…

— Врет она! — отчеканила Ксюша. — Она у меня все пузырьки от использованных кремов подчистила. Говорила — не выбрасывай, у меня Алена ими будет играть… Врунья!

— Ну ладно, банки мы по знакомым насобирали, это правда. А знаете, сколько мы от них этикетки отдирали? У меня до сих пор на пальцах мозоли!

— Врунья! — пропела Ксюша.

— А удобрения для огурцов…

— Они еще их нитратами подкармливают! — хохотнула я. — А потом выдают за экологически чистый продукт!

— Никакими не нитратами, а навозом!

— Час от часу не легче! — продолжала заливаться я. — Маска с какашками!

Сонька запыхтела, не зная, что бы еще такое придумать, чтобы мы отстали, не обсмеяв при этом ни ее, ни ее эксклюзивный товар.

— А, знаешь, сколько приходиться бегать, чтобы втюхать эту маску покупателю? — нашлась «Софи». — Я ж все вечера только тем и занимаюсь, что по подъездам бегаю. Все обувку уже стоптала.

— А вы рекламу сделайте, — шуткой предложила я. — Красочные плакаты. И маленькие черно-белые буклетики. Плакаты на столбах развесишь, а буклеты в почтовые ящики сунешь.

— Это очень дорого, плакаты-то…

— А тебе Леля сделает, — подсказала Ксюша. — Опять бумагу на работе украдет и сделает. А ты ей за это 5% от прибыли.

— Да я пошутила! — возмутилась я.

— А мы серьезно.

— Кто это — мы? Ты-то тут причем?

— Я решила помочь подруге. — Ксюша смерила Соньку строгим взглядом. — Только за вознаграждение, конечно.

— Как помочь? — пролепетала «мадам Анаис».

— Инвестициями.

— Чем? — совсем сникала она.

— Бабок дам. На тару, на пакеты фирменные, потом, вам бы зарегистрироваться не мешает.

— Зачем?

— Когда мы поставим дело на широкую ногу, налоговая наезжать начнет.

— Не надо! Не хочу я на широкую! — испугалась Сонька. — И в налоговую не пойду! И вообще, отстаньте от меня со своими советами!

— Лель, ты как думаешь, — не обращая внимания на вопли подруги, спросила Ксюша, — сколько в эту мадам Анаис надо денег вложить?

— Если они ассортимент расширять не собираются, то ни копейки.

— Софи, у твоей маман больше никакого рецептика эксклюзивного нет на примете?

— Почему нет? Полно. — Сонька начала загибать пальцы. — Есть тоник огуречный. Есть маска для волос из корня лопуха. Еще скраб для лица с дрожжами, с хреном опять же…

— О! У нас целая серия экологической косметики будет! С хреном!

— Девочки! — подскочила я. — Эврика! Всю эту хрень можно через Ксюхину парикмахерскую реализовывать!

— Точно! — обрадовалась Ксюша. — А потом на мировой уровень выйдем! Пустим по миру всех этих Диоров и Лаудеров! Будем бога-а-а-атыми!

Сонька промолчала, хотя по глазам было видно — фигушки она нам свой эксклюзивный рецепт выдаст. И на «хреновую серию» не подпишется. И на мировой уровень не выйдет. Так и будет по-тихому втюхивать свою хрень легковерным домохозяйкам. Потому что Сонька у нас дама осторожная. Рисковые операции не для нее. Душевные порывы ей чужды. Оно и понятно — единственный раз послушалась зова сердца и, нате, на первом курсе с пузом, в 18 молодая мама, в 20 разведенка. Так что теперь Сонька прежде, чем отрезать, тридцать раз отмерит, потом перемерит, а в итоге резать передумает. Потому что так спокойнее…

— Девчонки, — вновь подала голос Ксюха. — А что если нам фирму по-другому назвать, например «Ксени Мари»?

— Что еще за фигня? Какая Ксени? — начала выходить из себя Сонька. — Нет такого имени.

— Можно Осанна Мари, — мечтательно прошептала Ксюша, — я ж по паспорту Оксана.

— Ты тут к моей фирме не примазывайся! — вышла-таки из себя Сонька. — Ишь чего надумала! Осанна Мари! На чужом горбу хочешь в рай въехать? — все больше распалялась она. — Ворюга! Мою идею решила присвоить!

— Да я помочь хочу… — начала оправдываться Ксюша. — А про другое название я пошутила…

— Зря я вам рассказала! Зря!

— Ну ладно, Сонь, ну не кричи ты так, — начала увещевать я.

— Завистницы! Ворюги! Интриганки! — не унималась подруга.

— А ты врунья!

— А вы мегеры!

— Но ты все равно нас любишь, — примирительно промурлыкала я.

— Я вас ненавижу! Катитесь обе к ядрене фене! — очень по-доброму, даже ласково послала нас Сонька.

— Так как насчет веревочки? — миролюбиво проговорила Ксюха, тыча «мадам Анаис» в бок.

— Где я тебе возьму? — почти спокойно спросила она. — Вон шнурки их ботинок вынь.

— Тогда ботинки будут слетать. Надо что-то другое…

— Шнурок от телефона! — нашлась я. — Он как раз длинный, к тому же кожаный…

— Точно! — воскликнула Ксюша, выуживая из-за ворота кофты свой «Самсунг», который болтался у нее на груди. — Жалко, конечно, его разрывать, но ничего не поделаешь…

Мы перерезали шнурок ножницами (к счастью они нашлись на столе, иначе нам пришлось бы кожу грызть, потому что разорвать сплетенный в косичку жгут не было никакой возможности). Потом подвязали Ксюшины штаны. Получилось не очень эстетично, потому что размочаленные концы шнурка не желали лежать красивым бантом, а торчали в разные стороны. Но, по крайней мере, теперь джинсы держались на талии, а не болтались в районе ластовицы колготок.

Посчитав дело сделанным, мы залезли с ногами на потрепанный диванчик, включили настольную лампу, развалились, укрывшись скатертью. Сонька, выспавшаяся днем, взяла старые газеты и начала их листать. Мы с Ксюшей собрались подремать.

Вдруг Сонька ойкнула.

— Ты чего шумишь? — Ксюша приоткрыла один глаз. — Дай поспать-то.

— Девочки… Мне такой жуткий сон приснился… Будто Петя умер. — Сонька отбросила газету. — Даже не то, что умер. Его убили. И он весь в крови лежит в комнате, где лыжи выдают… Вот ведь присниться! — ее передернуло.

Я прокашлялась.

— Сонь, ты только не волнуйся…

— Да ладно. Мне и раньше кошмары снились.

— Дело в том, что тебе это не приснилось.

— Как это?

— Петю убили.

Сонька открыла рот. Потом закрыла. Снова открыла. Наконец, обретя дар речи, пробормотала:

— Не может быть. А кто?

— Милиция разберется, — дежурно ответила я.

— Кстати! А где милиция? — Сонька вскочила. — Где следователи, эксперты? Где Геркулесов, наконец?

Мы объяснили. Сонька не поверила.

— Не может быть, что никакой связи с внешним миром! Не верю! На дворе 21 век! Мы запускаем спутники на Марс, клонируем людей! А вы хотите мне сказать, что на этой долбанной турбазе нет ни одного рабочего телефона?

— Так точно.

Сонька вытащила свой мобильник и забегала по комнате.

— Ну давай, ловись… Ловись, я сказала!

Она запрыгнула на подоконник, руку с телефоном вытянула к самому потолку, потом, не увидев результата, высунула в форточку.

— Ну хоть эсемеску бы послать, — захныкала она. — Черт! Одно и то же — поиск сети.

— Сонь, успокойся. До утра осталось несколько часов. Как только начнет светать, Артемон с Кукой на лыжах доедут до шоссе…

— А вдруг этот маньяк еще кого-нибудь шлепнет?

— Да почему ты решила, что это маньяк? — удивилась я.

— А кто же? Зачем нормальному человеку убивать Петьку? Он что миллионер, милиционер, игрок, шантажист?

— А может и шантажист, откуда ты знаешь?

— И кого он шантажировал? Антошку что ли Симкова, за то, что тот на рабочем месте водку пьет? Или Витьку? А может Санина с Маниным? Их есть за что — вон сколько у государства уворовали…

— Сонь, мне такого про этого Петюню порассказали, что я ничему не удивляюсь…

— А что? — Сонькины глаза загорелись огнем любопытства.

Я вкратце передала содержание бесед с Зориным и Тю-тю, потом спросила:

— И что вы по этому поводу думаете?

— Не знаю… — Сонька нахмурилась. — Ничего не думаю…

— А я думаю, что убили его не за это! — воскликнула Ксюша. — Да знаешь, сколько таких вонючек, как этот Петька, на свете живет? У моего Педика, что не партнер, то гнида. Один ко мне пристает, спасу нет, другой за ним шпионит, третий споить пытается! И все живы!

— Ты это к чему? — не поняла Сонька. — К тому, что весь мир бардак?

— К тому, что Петьку убил маньяк! — припечатала Ксюша. — Садист! Вон как его изуродовал…

— Что ты на маньяках зациклилась? — начала спорить Сонька. — Это тебе не кино американское! Это жизнь. А в жизни убивают даже за бутылку…

— Нет, это маньяк. У них в НИИ полно маньяков… Химия, волшебница, постаралась!

— Тогда почему этот маньяк еще кого-нибудь не убил? Они ведь одной жертвой не ограничиваются…

— Погоди! Еще не вечер!

— Типун тебе на язык! — по-настоящему разозлилась Сонька.

Ксюша сплюнула через левое плечо, потом испытывающе на меня посмотрела и спросила:

— А ты, Леля, как думаешь?

— Думаю, что маньяк тут не при чем. Но доказательств у меня нет. Разве что одно, — я понизила голос. — Девочки, я вам не говорила, что слышала, как кто-то кому-то угрожал?

Девочки, переглянувшись, замотали головами. Тогда я поведала им содержание подслушанного разговора. Когда я замолкала, Ксюша неуверенно произнесла:

— Ну это может и ничего не значить… Мало ли, кто кому грозит. Ты, например, Соньку раз 100 убить грозилась. А ничего, жива пока подружка.

— Все верно, я тоже сначала так подумала… Но ведь у нас труп в соседнем здании.

— И полутруп в больнице, — влезла Сонька.

— Какой еще полутруп?

— Ну не совсем, конечно, полутруп. Я хотела сказать, что есть еще один пострадавший. Не погибший только чудом.

— Девочки! — я вскочила. — Где Витька? Надо с ним поговорить! Может, это он тогда ссорился с одним из своих друзей. Или знает, кто ссорился. Может, наши подозрения выеденного яйца не стоят.

— Или наоборот! — тут уж вскочила Сонька. — Вдруг это Витька Петюню убил!

— Или знает, за что его убили! — докончила Ксюша и понеслась к двери. — Уж кому, как не Витьку, знать все Петины грешки!

Мы вылетели из библиотеки и помчались по лестнице.

— Это точно Витька! — кричала Сонька, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. — Он же Петюне завидовал. Значит, ненавидел. Зависть — страшное чувство.

— Точно! Я видела, как он зубами скрипел, когда Петюня пытался тебя завалить.

— Меня? — Сонька резко затормозила. — Он что, ко мне приставал?

— Еще как!

— Но я не далась? Да, девочки? Уж это я бы запомнила… наверное…

— Ты не далась, — успокоила ее Ксюша. — Ты, как всегда, стояла за свою честь насмерть.

— Слава тебе господи! — Сонька просияла и возобновила свой сумасшедший бег.

Вот мы и в фойе. Как слоны, промчались по нему. Чуть не снесли по пути все еще спящего на ящиках с мусором Блохина. Ворвавшись в Музыкальный зал, остановились на входе.

— Где он? — Сонька начала рыскать взглядом по помещению.

— Был за роялем.

— Ни фига не видно…

— А ты свет включить.

Сонька пошарила рукой по стене, нащупала выключатель, стукнула по нему. Тут же помещение озарилось ярким светом.

Сонька наклонилась.

— Он и сейчас за роялем. Спит, наверное, пьянюга.

Я этими словами, она поскакала к разнесчастному инструменту. Мы следом. Не добегая метра, Сонька резко затормозила.

— Ты чего? — заверещала Ксюша.

Сонька обернулась. Глаза ее были широко открыты, лицо бледное. Она что-то квакнула и указала пальцем в пол.

— Чего? — опять не поняла Ксюша. Она отстранила Соньку и сделала шаг…

… Витя лежал, неестественно скрючившись — руки вывернуты, будто он потягивается, ноги, согнутые в коленях, растопырены. А в его обнаженной груди торчал большой кухонный нож с облезлой ручкой. Из раны все еще вытекала багровая, густая кровь.

— Мама! — басом произнесла Ксюша и попятилась.

— Вот тебе и мама, — прошептала я, тоже включая задний ход.

Так мы и пятились, пока не наткнулись спинами на распахнутые двери.

— Артемон! — заголосила Ксюша и выбежала из зала.

Мы с Сонькой дунули следом. Не то чтобы мы были уверены, что Артемон нам поможет, просто не хотелось находиться рядом с трупом в чисто бабском обществе.

До бильярдной добежала за 3 секунды. Влетели, как бешенные.

Пять пар удивленных глаз уставились на нас.

— Вот вы тут играете, — выпалила Ксюша. — А там Витю убили!

— Хорош шутить! — насупился Артемон.

— Да какие тут шутки, — вылезла вперед Сонька. — Лежит за роялем. Мертвый.

— Девчонки, я не виноват, — забормотал банкир. — Я его только разочек. Кулаком под дых. От этого не умирают.

— Его зарезали, идиот! Причем, совсем недавно.

— А ну пошли, посмотрим, — скомандовал Артемон, отбрасывая кий.

Мы повели любопытствующих в Музыкальный зал. Однако зашли в него только мужики, впечатлительные старые девы остались мяться у дверей.

Артемон без страха подошел к телу. Окинул его проницательным взором, потрогал кровь, стекшую на пол. Нахмурился и произнес:

— Кука, запри-ка входную дверь. Чтоб не одна падла не вышла.

— Что еще? — с готовностью откликнулся телохранитель.

— Веди сюда всех, кто есть в здании. Остальным оставаться на местах. Вы все подозреваетесь в убийстве!

Загрузка...