Мой чай горячий и в нем больше всего ощущается вкус мяты, но послевкусие такое превосходное и это делает чай весьма приятным. Теплая, светло-оранжевая кружка с фарфоровой ручкой и со сколотыми краями в моих руках, приносит с собой немножечко счастья. Помещение постепенно наполняется энергией. Она медленно возрастает и ощущается с каждым человеком, который приходит сквозь открытые двери. Отовсюду слышатся взволнованные голоса, и где — то на заднем фоне играет нежная музыка, такая чувственная и спокойная.
Я просто киваю Тренту, подметив тот факт, что его улыбка становится ярче, когда я на него смотрю. Я перестаю смотреть на Трента, как только захожу в толпу. Я ищу светлые волосы Крейн среди людей. Она выше большинства молодежи нашего возраста и старше тех, что стоят в пяти- десяти футов от меня.
Это один из лучших моментов моей жизни. Находиться в одном месте с людьми моего возраста, которым нравится то же, что и мне. Незнакомые люди, кажется, тоже чувствуют энергию, которую чувствую я. И произнося слова, они говорят их с теми эмоциями, с которыми произнесла бы их я. Впервые за свои семнадцать лет я чувствую, что принадлежу к чему — то. И это чертовски приятно.
Когда я наконец их нахожу, Крейн пялится на свой телефон, а папа убирает что-то с маминого лица. Я шмыгаю носом и задумываюсь о Тренте. Интересно, ему нравится поэзия или он воспринимает это как часть своей работы? В тайне я надеюсь, что он оценивает каждое выступление, которое проходит здесь раз в неделю. Я стаю между мамой и Крейн, и смотрю в сторону сцены. Им, и вправду, удалось найти прекрасные места в центре, только слегка левее от сцены. Наш вид на сцену лучше, чем я ожидала и я в предвкушении начинаю отсчитывать минуты, перед тем как Мая Крауфорд появится на сцене.
- Он милый, правда? — Крейн наклоняется ко мне, вдруг вспоминая, что есть мир вне ее телефона, не то, что бы я не делала тоже самое. Она обнимает меня за плечи. Я закатываю глаза, подталкивая ее и она поднимает палец, чтобы показать его мне, но мама бросает на нее предупредительный взгляд и она убирает свою руку прежде, чем я успеваю засмеяться.
— Для кого? Для тебя или для меня? — Спрашиваю я, наполовину дразня, наполовину искренне интересуясь, до того как я стану строить из себя дурочку. Я знаю, она встречается с Джес, и я не хочу делать поспешных выводов.
— Конечно же для тебя. — Крейн пыхтя, закатила глаза.
Я ничего не говорю ей. Просто улыбаюсь и слегка поджимаю губы. Я не знаю, в какой такой момент, я стала единственным другом, которого все хотят исправить и попытки найти этому объяснение в себе оказались тщетны. По крайней мере, не сейчас. Свет в помещении тускнеет и я поворачиваюсь к сцене, концентрируя все свое внимание.
Адреналин внутри меня поднимается, как только Мая Крауфорд появляется на сцене. Даже если она нервничает, она это хорошо скрывает. Ее взгляд резкий и ярко-красная помада потрясающе сочетается с коричневыми оттенком кожи, притягивая к себе внимание.
Кажется, она совсем не нервничает, когда проходит мимо высокого стула в центре круга. Она кладет руку на его спинку и отталкивает в сторону.
Ее глаза, словно маленькие полумесяцы, едва открыты. Она делает последние шаги и останавливается у микрофона. Она не трогает стойку, пока не начинает. Мая Крауфорд даже лучше, чем я могла себе представить.
Слова, слетающие с ее язык, в воздухе превращаются во что- то большее. Как будто они плывут в пространстве, заполняя слух каждого слушателя, а по коже пробегает дрожь. Я тоже ощущаю эту дрожь. Когда она говорит, я чувствую, что я живу, а не существую. Ее слова заставляют нас быть теми, кто мы есть. Мая Крауфорд рассказывает об одинокой матери и о её невероятной жизни, о том что ее брат работал, все время, что они помнят. К концу ее голос становится такой быстрый, она читает о своей работе, о своей вере, о своей цели и эта цель подпитывает и меня.
Это вдохновляет меня — это невероятно! Она говорит с таким страстным убеждением, что ее голос начинает петь внутри меня. Я украдкой смотрю на притихших зрителей и понимаю, что до глубины души поражена не только я.
Не могу представить свое выступление хотя бы близко похожим на ее. Сейчас, здесь творится волшебство. Но когда-нибудь я все равно хочу попробовать. Я должна. Я осознаю это в последние двадцать минут выступления Маи Крауфорд.
Она закончила свое выступление на оптимистичной ноте и я не могу поверить, как быстро все прошло. Я хочу, чтоб она вернулась на сцену.
— Это было … вау! — Крейн поет и стремится к сцене. Я знаю, разговорная поэзия не так интересна Крейн, как музыка или мода, но мне нравится, что она действительно принимает во внимание те вещи, которые важны для меня. Когда нам было по двенадцать, она со мной проходила прослушивание для средней школы на Рива Ридж. Я хотела роль Сенди, но лишь после того как Джен и Крейн десять минут уговаривали директора, я получила роль официантки. Наша дружба идет одинаковыми путями, я даже присутствовала на семинаре по макияжу с ней прошлым летом и услышала такое слово «контур», который играет шутку с моим телом. Я улыбалась все время, даже тогда, когда проводила большую часть своего времени, держа ручку в руке, записывая строчки, вместо того, чтобы мое лицо загорало на солнце и выглядело так, словно я покрыта слоем грязи.
Крейн и я осознаем разницу между нами, но никто из нас не пытается бороться, чтобы изменить что-то друг в друге. Эта ошибка большинства девочек нашего возраста и может быть по этому большинство дружеских отношений не доживаю до девятого класса.
Но наша дружба прошла через это, и я не могу не быть благодарной. Даже в такие моменты, как сейчас, когда мы хлопаем глазами и делаем вид, что рыдаем.
Мой папа подходит ближе к нам.
— Это было невероятно! — Он хлопает руками перед собой, делая вид, как будто его руки взрываются в звуковом эффекте.
— Она была потрясающей! — Папа обнимает своими руками маму и она наклоняется к нему.
Толпа увеличивается и мы пробираемся к передней части магазина. А я борюсь с желание взглянуть на кофейную стойку. У меня нет достаточного самоконтроля, и я все таки оборачиваюсь, чтобы посмотреть на стойку, но Тренда там не нахожу. Я начинаю просматривать других сотрудников и вздрагиваю, когда нахожу Тренда. Вздрагиваю я от того, что по моему виду было совершенно очевидно, что я кого — то ищу.
Он все еще смотрит на меня. Его зеленые глаза невероятно обворожительны и кривоватый, большой нос, как ни странно смотрится довольно мило. Крейн хватает мое запястье и тянет меня к двери. Я пытаюсь помахать ему, но неуверенна, что он заметил. А если и так, то я выглядела как ненормальная. Возможно я просто накручиваю себя.
Я накручиваю себя? Да, я несомненно накручиваю себя.
Пока мы идем к машине, мои родители изливают свои чувства по поводу моего вкуса в поэзии и я получаю удовольствие от их перерыва, их молчание — это вообще моя самая любимая часть.
— Я не могу дождаться твоего выступления здесь. Ты можешь себя представить, что все эти люди будут здесь, чтобы посмотреть на тебя? Даже больше, спорим? — Голос Крейн такой уверенный, такой непоколебимый. Я не могу представить себе этого. Это, кажется, таким не реальным, независимо от того, насколько оно будет захватывающим.
Я залажу в машину и сажусь за папой.
- Эй, позволь мне ввести адрес. — Мама берет сотовый телефон из рук папы. Он известен тем, что пытается пользоваться навигатором, когда ведет машину. Вот только и то, и другое у него не особо хорошо получается.
Я возвращаю разговор к сегодняшнему вечеру.
— Плакучая Ива действительно требовательна к тому, кто выступает. — Говорю я. Знаю, Крейн не видит преград в том, что я делаю. Но я не хочу, чтоб она думала, что здесь так просто выступать.
— Да, я знаю. Вот поэтому ты должна тут выступить. — Отвечает Крейн и я пялюсь в окно, представляя как бы чувствовала я себя, стоя на сцене Плакучей Ивы. Я бы нервничала, знаю, но так же я знаю, что мои чувства были бы невероятными, видя всех этих людей, которые пришли сюда в свое свободное время, чтобы послушать мои стихи. Я могу представить свое имя вместо имени Мае Крауфорд и людей смотрящих на меня часами.
Мы покидаем квартал, но движение затруднено. Пока родители пытаются придумать самый быстрый способ выехать, мы с Крейн говорим о Джесе. Она говорит, он пишет ей насколько раз в день. И она уже скучает по нему, хотя видела его сегодня. Идея скучать по кому-то после того, как вы расстались в течение всего нескольких часов вызывает у меня тошноту, но эта улыбка на лице Крейн просто прекрасна. Спустя час мы подъехали к дому Крейн, вокруг все выглядит так же, как и когда мы забирали ее. Пусто. Я спрашиваю ее, может она хочет остаться с нами, но она отказывается, говорит, что ее мама вероятно будет дома уже рано утром. Я надеюсь так и будет.
Когда мы заходим домой, то я отказываюсь от предложения родителей заказать пиццу и иду к себе в комнату. Я измучена и вдохновлена одновременно, не могу дождаться когда начну писать. Я ищу свою тетрадь, но не могу вспомнить, куда ее положила. Я осматриваю в ее поисках стол, кровать и туалетный столик. Ее здесь нет. Я спускаюсь вниз, проверяю стойку, диван, и даже в машине. Нигде не нашла. Я начинаю паниковать, пытаюсь вспомнить все детали вечера и когда в последний раз ее я видела. Там столько много написанных стихов, слишком много слов, чтобы исчезнуть. Я быстро иду наверх и хватаю телефон. Я спрошу Крейн, когда она ее видела в последний раз. Раньше со мной такого не случалось. Я не могу себе представить, что просто оставила ее где-то.
Трент и его грязно-светлые волосы всплывают у меня в памяти. Он протянул руку для рукопожатия и я отложила тетрадь. Вот оно! Я оставила ее в кафетерии. Я смотрю на часы и вздыхаю, когда вижу, что уже одиннадцать. Я должна подождать до завтра и вернуться в Плакучую Иву, чтоб забрать мою тетрадь. Что если кто-то нашел ее? А если они прочитали ее? Или еще хуже, если он тот, кто нашел и прочел ее?