Плененное сердце

Глава первая

Был февраль и темнело в 6 часов. Я глядела на улицу из окна убогого гостиничного номера, который сняла днем. Запоздалые покупатели выходили из магазинов. Они толпились на автобусных остановках или шли на автостоянку к своим машинам. Все спешили домой, и стало грустно от того, что у меня дома нет.

Моросящий дождь стучал по запачканному стеклу, я отвернулась от окна и с тоской осмотрела комнату. Четырехлетняя дочь Робин, перенесшая сегодня столько испытаний, мирно посапывала в кроватке, не осознавая безвыходность нашей ситуации, и это порождало во мне панику.

Я остро чувствовала свою ответственность за ее спокойствие. Что мне следовало делать? Куда я могла пойти и к кому обратиться за помощью?

После суда, который состоялся сегодня утром, и ужасной встречи с Эдом мой мозг отказывался работать и единственное, что пришло мне в голову, — необходимо искать место для ночлега. Мысль о возвращении домой в Медохэвен даже на одну ночь была невозможной. Утром я упаковала все вещи в четыре чемодана, отвезла их на автовокзал и сдала в камеру хранения.

Перед тем, как идти в суд, я еще не знала точно, что буду делать потом. Я боялась даже подумать об этом.

Робин была с миссис Пэрри — сиделкой, нанятой через агентство. Я время от времени оставляла ее с миссис Пэрри последние несколько месяцев. До нее я оставляла Робин с Эмили, моей соседкой. Но многое изменилось, я стала смущать своих друзей. Арест Эда сильно взбудоражил наше маленькое уравновешенное общество. Поэтому, чем быстрее я исчезну из их жизни, тем лучше будет для всех.

Да, мы вызвали совершенный скандал и обеспечили бывших друзей бесконечной темой для сплетен. После того, как вся история была освещена в местных газетах, люди стали избегать меня. Мой телефон молчал, никто не приходил в гости. Словно я внезапно перестала существовать.

Даже сегодня утром, когда мы с Робин покидали дом и на обочине ждали такси, я чувствовала сзади враждебные пронизывающие взгляды.

Я сжала ручонку Робин. И была рада, что она еще слишком мала, чтобы понять все эти ужасные события.

Итак, люди избегали меня, а я избегала их. Пришлось даже пользоваться услугами небольшого магазина, курьеры которого доставляют продукты на дом. Я не могла вынести взгляды людей, которые не скрывали презрения ко мне из-за того, что мой муж взял чужие деньги и использовал их для своих целей.

Это был сплошной кошмар. Но я не представляла тогда, что настоящий кошмар лишь начинается.

Только позже, в этом мрачном отеле, когда Робин заснула (я старалась убедить ее, что это просто приключение), я осознала всю суть случившегося. Меня вдруг стало тошнить из-за того, что сильно перенервничала и ничего не ела. Я оперлась о бюро, чтобы прийти в себя, потом села и опустила голову на колени.

Когда я подняла голову и посмотрела на себя в зеркало, ужаснулась. Под глазами были синяки, зрачки стали стеклянными, а лицо — бледным. Автоматически дотронулась до своих растрепанных волос. Я уложила их, чтобы хорошо выглядеть сегодня перед Эдом. Он всегда хотел, чтобы его жена хорошо выглядела. Меня поразило то, что уже не имеет значения, как выгляжу сейчас. Без Эда все потеряло смысл.

Я закрыла лицо руками. Почему? Почему это произошло? Ныло мое сердце. Как я могла не знать о том, чем ты занимаешься?

Как могла простить такую ужасную слабость в тебе? Была ли я слишком близка тебе, чтобы понять: кто ты? Или очень сильно любила, что закрыла глаза на правду? И должна ли я разделить твою вину?

Я снова подняла голову и уставилась на себя в зеркало. Даже крашенные волосы были символом вины. Я предпочитаю их натуральный цвет. Но Эду нравились крашенные. Хотя менять цвет волос считала пустой тратой времени и денег. Деньги! Мы часто ссорились из-за них. Эд всегда говорил, что они нужны для того, чтобы их тратить. «Какой смысл в том, что ты упорно работаешь, но не можешь насладиться жизнью?» — повторял он часто.

Беда в том, что Эд убежден, что работа не единственный способ заработать деньги. Он любил играть, отправляясь на выходные в Лас-Вегас, где проводил часы за столом. Я не выносила безвкусицу казино, но партия в кости и возможность счастливого броска захватывали его. Он любил играть, предчувствуя удачу. Я закрывала на все глаза, чтобы сделать Эда счастливым. В конце концов, это его дело.

Если бы только знать, к чему это приведет. Но я хотела быть такой, какой Эд желал меня видеть. Я не собиралась быть похожей на его ворчливую, глуповатую мать, которая жалела каждый цент. Эд убежал из дому, когда ему было 15 лет.

Я знаю Эдди Каммингза с десяти лет. Мы выросли по соседству. Наши отцы работали на авиационном заводе, и мы вместе ходили в начальную школу. В день святого Валентина он подарил коробку конфет и был первым, кто меня поцеловал. Он всегда дарил экстравагантные подарки, которые покупал на деньги, «заработанные» после уроков. Например, золотую брошку в форме солнца и кварцевые часы с изумрудом Эд купил, выиграв на ипподроме. По крайней мере, так он сказал. Мне казалось, я хорошо знала Эда, но, возможно, совсем его не знала.

Я достала фотографию улыбающегося Эда из чемодана. Она была сделана год назад, когда он получил повышение и стал ассистентом кассира в банке. Я всматривалась в каждую черту его худого красивого лица, на светлые густые волосы. Так он выглядел в 28 лет. Я сразу вспомнила угрюмое лицо, когда ему было 16 лет. Помню, мы сидели на крыльце и он сказал, что презирает бедность:

— Я ненавижу такое состояние, когда нет достаточно денег, чтобы купить машину и свозить тебя в разные места, Эми. — Тогда я заметила его взгляд, полный неистовства. — Но подожди-ка, когда-нибудь…

Не знаю, поверила ли я ему тогда или нет. Но позже, где-то лет через десять, убедилась, что «когда-нибудь» уже настало: у него было две машины, и он действительно показал мне прекрасные уголки нашей страны. Потребовалось много времени, чтобы из простого парня он превратился в «кого-то».

Эда отчислили из школы после побега из дома, и он посещал вечернюю, где и получил аттестат зрелости. Потом работал контролером в супермаркете и ходил на бухгалтерские курсы три раза в неделю в течение двух лет.

У Эда была цель, о которой знал только он. Ему пришлось добиваться многого.

Я все еще помню улыбающееся лицо, когда он произнес с триумфом, что банк принял его на практику. Он гордо усмехнулся, когда через 8 месяцев одевал обручальное кольцо на мою руку. В памяти остались все счастливые события: поездки, повышения по службе, появление ребенка, которого мы оба ждали, новый дом. Я не предполагала, что мы можем позволить себе его приобрести. А потом увидела лицо Эда, бледное от страха, в тот день, когда он пришел рано домой и рассказал, что банковская инспекция нагрянула внезапно и что они, наверняка, найдут его фальшивые счета. Это было ужасно.

— Я собирался все вернуть до цента, если бы у меня было больше времени… — стал он оправдываться. Даже тогда он не осознавал того, что натворил.

И было слишком поздно что-либо поправить. Я не могла поверить, что он действительно брал деньги в банке. Мне нечего было сказать, я просто смотрела, как он расхаживает по комнате. Этот порочный мужчина казался мне чужим. Человек, которого я знала, не был вором! Честолюбивый? Да! Он любил повеселиться, был романтичным, экстравагантным, а также ужасно щедрым. Любящий муж, исполнявший все желания моего сердца. Для Эда — слишком много было все равно недостаточно.

Почему за последние несколько месяцев я не заметила в Эде повышающуюся напряженность? Были же признаки опасения, но я не придала этому значения. Просто не могла подумать, что он ведет себя ненатурально. Он постоянно был в движении. Любил ходить на вечеринки и приглашать гостей в дом. Даже когда наши поездки в Лас-Вегас стали частыми, я не заметила перемену, привыкнув к нервной энергии Эда и его постоянному поиску деятельности.

Правда так и не открылась бы мне, но однажды я узнала, что Эд пытался вычитать некоторые суммы из банковских подсчетов. Таким образом, я должна разделить вину Эда и его наказание. Я принимала его образ жизни, его привычки и подарки. Теперь приговор неминуем. Эду грозит срок от 5 до 15 лет, но я также буду узницей.

Утреннее заседание суда запомнилось мне во всех деталях. Я очень боялась туда идти. Казалось, что грудь сжата стальными кольцами, и поэтому я не могла глубоко вдохнуть.

Я заняла место в зале перед столом, за которым сидел адвокат Эда и просматривал бумаги.

Полицейский ввел Эда, и мое сердце чуть не остановилось. Я никогда не забуду выражение его лица, когда он увидел меня. Это лицо было ужасным. Он мельком взглянул на меня, затем на окружающих. Я думала, что он готов разломать все преграды, которые разъединяли нас столько мучительных дней.

Судья вошел в зал, и Эда спросили, считает ли он себя виновным. «Виновен» — ответил он. Я узнала тогда, что он отказался от присяжного разбирательства. Надежда оставалась на свидетельства в пользу Эда, которые бы помогли ему. Я все еще ждала, что администрация банка отзовется о нем как о хорошем работнике, его раскаяние, поведение и обещание возвратить деньги могли бы гарантировать менее жесткий приговор. Но помилование оказалось полнейшим сумасшествием.

Суд отметил, что статья, по которой проходит Эд, предусматривает наказание сроком от пяти до пятнадцати лет! Это был шок. Если Эд получит полный срок, то он выйдет, когда ему исполнится сорок три года. А мне сорок. Мы будем еще молоды. Робин станет уже взрослой. Я видела, как вздрогнули плечи Эда, когда судья произносил приговор.

Чувства хлынули наружу, когда я вошла в маленькую мрачную комнату, где Эду и мне разрешили встретиться на пятнадцать минут.

Но мы были не одни. В дверях остался огромный охранник.

Когда я подошла к Эду, чтобы обнять его, он попятился. Вместо нежных объятий, Эд схватил меня за талию и начал резко выговаривать.

— Послушай, Эми! У нас мало времени, и к тебе есть две просьбы, которые ты должна выполнить. — Его напряженность испугала меня.

Я кивнула тупо. В тот момент я могла пообещать что угодно, лишь бы он успокоился.

— Сначала ты должна развестись со мной.

— Эд, ты не должен упоминать об этом.

— Я не шучу. Следующее, ты должна увезти Робин куда-нибудь подальше отсюда, даже из штата. Я хочу, чтобы ты вернула себе девичью фамилию и начала новую жизнь. По крайней мере, это нужно сделать ради ребенка, она не будет носить имя осужденного вора.

— Нет, Эд, я никогда не разведусь с тобой, потому что я люблю тебя.

Его пальцы больно сдавили мое тело.

— Эми, это необходимо сделать для меня. Если ты меня любишь, то обещай. Запомни, Робин будет жить с этим клеймом. Я сделал ужасное, и теперь мне надо платить. Но единственное, что я могу решить, чтобы не коверкать вашу жизнь, это дать вам шанс начать все сначала. Обещай мне!

Его голос был полон такого отчаяния и такой болью, что я отшатнулась.

— О, Эдди, не проси меня об этом. Я увезу Робин куда-нибудь, изменю свою фамилию, если ты хочешь. Но я не могу дать развод или забыть тебя! Ты часть меня! Любимый, это не будет продолжаться долго. Всегда найдется возможность сократить заключение за хорошее поведение или, может быть, тебе не дадут полный срок.

— Эми, ради Бога. Обещай мне, — настаивал он.

Его глаза прожигали меня насквозь. Я никогда не отказывала Эду ни в чем, но тогда он не просил слишком многого.

— Эд, я сделаю все, что ты просишь, но не разведусь с тобой!

Он оттолкнул меня и направился к двери.

— Эми, это уже бесполезно. Я велел своему адвокату собрать необходимые бумаги, они готовы, чтобы ты их подписала.

Я побежала за ним и схватила за рукав:

— Эдди, подожди, пожалуйста.

Он освободился от меня и хотел прошмыгнуть мимо, но я встала в дверях и слезы полились из моих глаз. Я попыталась обнять его, но он отвернулся.

— Дорогой, не делай этого ради меня, ради нас! Мы не сможем начать все сначала, ведь тебя не будет рядом. Всегда найдется выход из положения. Послушай, Эдди.

— Бесполезно, Эми. Поверь мне, все кончено. Это — единственный выход. Я хочу поступить так ради нашего ребенка! Разве ты не разрешишь мне сделать это?

Я была не способна себя контролировать и схватила его.

— Уведите меня отсюда! — крикнул Эдди конвоиру, и тот освободил мужа из моих объятий.

Даже полицейский был поражен, он открыл дверь, и Эд вышел в коридор, ни разу не обернувшись. Я осталась совсем одна.

Вспоминая ту сцену, все ужасные чувства того утра возвращаются снова, я опускаю голову и начинаю плакать о том, что так жестоко было отнято у меня и что уже никогда больше не повторится.