История про Лесника - в романе "Проклятая любовь оборотня". 18+, бывшие, страстно, откровенно, горячо) Обязательно подписывайтесь на мою страничку, читайте продолжение!
Проклятая любовь оборотня
Аннотация: Я вернулся из заточения в лесу в город, и первой, кого встретил, была она - моя жена. Та, которая предала, подставила, бросила. Я думал, что за три года изгнания смог выкинуть ее из головы, но это не так. Ненавижу ее и всех тех, кто причастен к крушению моей жизни. Хочу убить ее или...снова сделать своей, как раньше.
Вот только она смотрит на меня так, будто видит впервые. Ну что же, чертова девчонка, мой волк и я жаждем расплаты...
#встреча через время, #тайны прошлого, #очень откровенно
Пролог
Каждому уготована одна истинная любовь
Я не был в городе три года. Именно столько длилась моя ссылка за убийство оборотней от альфы стаи. Лес поглотил мое сознание, а зверь внутри стал главнее человека. Это помогло справиться с болью от предательства и несправедливости.
Наказание закончилось. Но что мне делать со своей свободой?
Город живет своей жизнью. Вокруг – люди, оборотни, снова люди…
Повернувшись в сторону, поймал заинтересованный взгляд смазливой куклы, которая тут же приняла соблазнительную позу. Расставила ножки удобнее, качнулась на каблуках и продемонстрировала нехилый разрез на юбке.
Повел плечом и отвернулся. Зверь внутри промолчал, ничего не дернулось навстречу, а тратить свой первый выход в город за три года на спонтанное удовольствие, которое ничего, кроме банальной физической разрядки не принесет, не хотелось.
— Эй, посторонись, — чертов велосипедист ошпарил уши клаксоном, дернул рулем и едва не впечатался в мое тело. На инстинктах выставил руку вперед, но не рассчитал силу – парень на двух колесах отлетел в сторону и влетел в витрину. Она зазвенела, затрещала, и через секунду осыпалась крошевом стекла. — Черт.
Я отшатнулся в сторону дороги, но вдруг замер. Какая- то невероятная сила стальным лассо захватила сердце и заставила биться его сильнее, даже в ушах кровь застучала отчетливее, оглушая. В грудной клетке запекло. Волк внутри заскулил, дернулся вперед, наружу, а боль накатила волной, заполнив собой вечную пустоту в душе. Я поднял глаза и увидел то, что так потрясло. На подиуме стояла, испуганно прижимая к себе белое платье, не решаясь сделать шаг вперед или назад, чтобы не натолкнуться на стекла, на ошалевших девушек вокруг, она. Хрупкая, как цветок, напуганная, как мелкий заяц, почуяв хищника.
Как всегда невероятно красива – тонкое шелковое белое платье облегает высокую грудь, покатые бедра, струится по длинным ногам и кокетливо открывает краешек алой шпильки. Сопротивляться такому откровенному соблазнению невозможно.
Подняла глаза, встретившись с моим темным взглядом, и я увидел, что там что-то дрогнуло. Промелькнуло что я точно знал, видел, ощущал и это что- то взорвалось во мне, запершило в горле, засвербело в сердце.
Оскал исказил мое лицо, и вдруг по спине пробежали мурашки, а внутри все начало вибрировать, будто натянутая струна от предчувствия чего- то сладкого, удивительного, необъяснимо – волнующего. Впрочем, как всегда рядом с ней.
— Ну, здравствуй, дьяволица моя, ангел мой ненасытный, — прошептал одними губами.
Она поморщилась. Качнула головой, поняв, что обращаюсь к ней.
— Мы знакомы?
И тут же меня прострелила ярость и злость, она запульсировала кипятком в жилах, застучала в сердце.
Не знакомы, значит?!
Три года - не срок, чтобы забыть такое!
Одним слитным движением оказался рядом, наплевав на всех и вся, дернул ее, как безвольную куклу, и увидел, как она задрожала от страха, будто мелкая собачонка. Этот страх подействовал на мое изголодавшееся по ее ласкам тело хлеще афродизиака, и я тут же провел горячей ладонью по ее груди, сжал сосок через тонкий шелк, нежное кружево. Провел языком по ее нижней губе, ощущая клубничную сладость, слизывая наслаждение и тут же ощутил, как тело начало дрожать от дикой, необузданной, животной похоти, — чувства, которое она всегда пробуждала во мне.
— Вы, наверное, меня с кем- то перепутали… — ее голубые невинные глаза открылись шире.
Между нами нельзя просочиться и иголке, одной рукой прижал к себе, так, чтобы она ощутила натяжение члена через ткань брюк, а другой придержал голову за идеально уложенные длинные светлые волосы.
— Но… — сглотнула она, в страхе глядя расширенными зрачками в мои.
Я ничего не перепутал и ничего не забыл. Возьму свое. Оставить такое вожделение безнаказанным нельзя.
Выдохнул сквозь зубы воздух над ее стремительно краснеющим ухом и шепотом проговорил, не узнавая свой человеческий голос:
— Ну, здравствуй, жена.
Продолжение уже есть на сайте, на моей страничке, идемте читать)))
А теперь уже к "Пленнице зверя"
Аннотация "Пленница зверя"
История моего замужества – это история боли и страха, жизнь в тюрьме, лишенная эмоций. Но в день, когда я, наконец, решилась сделать шаг прочь из его клетки, меня похитил враг мужа.
Я ненавижу этого человека, презираю, но не боюсь. Этот мужчина словно высококачественное, созданное вручную лезвие — тонкая работа, прекрасная и опасная достаточно, чтобы порезать меня до кости, если я буду вести себя неосторожно. Но только с ним я чувствую, что могу утолить голод, разбудить страсть, наполнить себя настоящим теплым чувством.
За три дня до этого
Я стою возле кромки леса и смотрю на большой темный дом, который возвышается мутной громадой за железным забором. Ветер завывает в ветках деревьев, гоняет последние желтые листья и пробирается под кожу. Прячу замерзшие ладони в карман худи на животе и жду.
До часа икс остаётся совсем немного времени – совсем скоро ОН появится здесь. Знаю точно: не может отказаться от своих привычек, иногда они выше него.
Рано темнеет, но для меня это не помеха. Я достаточно долго ждал, когда смогу подобраться к своему врагу, и, когда этот день настает, от свершения личного правосудия меня не остановит уже ничто.
Мысленно прикидываю время. Уже около десяти. Думаю, через несколько минут он появится. Клауд любит этот час. Когда уже достаточно темно, чтобы никто не заметил, как из его огромного дома в сторону леса бегут волки, и довольно рано для того, чтобы порядочные горожане нежились в постелях, уткнувшись носами в планшеты и телефоны.
Ему нравится щекотать себе нервы. Нравится уходить безнаказанным после совершенного злодеяния, но ещё больше ему нравится кровь.
Он нуждается в ней чтобы накормить своих внутренних демонов, отдать им дань и просить милости у дьяволов.
Как и я сейчас.
Вдруг раздаётся резкий звук, который практически простреливает мое напряженное, нервное тело.
Хлоп.
Все.
Время пришло.
Окна в маленьком доме гаснут: он выходит во двор. Несмотря на то, что сегодня Ночь
Справедливости, и никто в здравом уме не выйдет за пределы охраняемого периметра, Клауд не может пропустить свое ОСОБОЕ время, и это мне только на руку.
Резко стягиваю худи через верх, и прохладный осенний ветер ударяется о голую грудь. В ответ на ней тут же проступает щетина, которая растет каждую миллисекунду – адреналин подталкивает к быстрой регенерации клеток, и я тоже превращаюсь в зверя.
Холода нет, как нет и всей окружающей действительности. Здесь есть только я и ОН. Мой личный враг.
Скорее чую, чем вижу: специально для него выгнали из загона лося. В честь праздника тот, кого я жду, видимо, решает вкусить крови и мяса более крупного животного, чем обычно. И бежит не один, а с женой – белой волчицей.
Охраны нет: она остается в доме, приглядывать за гостями, которые прячутся, как крысы, от преследователей в Ночь Справедливости, чтобы никто не догадался, что их главарь, известный член общества, прилизанный советник мэра, обыкновенный садист и извращенец.
Темнота играет мне на руку. Запах животного, которого специально ранили, чтобы раззадорить запахом струящейся крови, наполняет легкие. Но я не отвлекаюсь. Мой зверь подчинен другой цели, и я четко следую ей.
Смотрю на следы, еле заметные на земле и примятой пожухлой траве, читаю историю, что разворачивается передо мной.
Сначала волки бегут друг за другом, но вот что-то происходит, и он запрыгивает ей на спину, прижимает к земле. Всеми фибрами чувствую здесь запах его дикого возбуждения. Он опьянен охотой, запахом крови, которым наполнился лес. Волк знает, что добыча от него не ускользнет, потому позволяет себе сексуальные игры. Но волчица вырывается и бежит. Хаотично, бросово, кидается из стороны в сторону.
Теплый след в земле говорит мне о том, что он снова ее настигает, подчинив себе силой, прикусив в холке. Волчица сопротивляется, и от того он сильно сжимает клыки, пустив кровь. Тут же валяются клочья белой шерсти, заляпанные бурой кровью. Похоже, добыча Клауда сильно наказана.
Но слышу шорох чуть дальше, и спешу в ту сторону. Бегу, отталкиваясь лапами от стылой земли что есть мочи. Знаю, что мой враг будет уязвим, и именно сейчас я смогу отомстить ему. Клыки чешутся в предвкушении. Кровь кипит, легкие будто хотят выпрыгнуть из грудины.
Миную последнее препятствие – перепрыгиваю через поваленное бревно - и вижу ИХ.
Волчица стала женщиной, и он тоже перевоплотился в человека. Их белые нагие тела опасно блестят при несмелом свете луны, пробивающемся сквозь ветки мрачных деревьев.
Он держит ее перед собой, практически лицом ко мне. Одной рукой наматывает на кулак ее длинные темные волосы, второй держит под животом. Она дрожит и ее полные груди колышутся от его движений, а рот изогнут в немом крике.
На поляне стоит убийственный коктейль запахов: страсть, похоть, страх, кровь.
Неожиданно Клауд резко толкает женщину, от чего она сгибается пополам и входит в нее, начиная резко долбиться сзади своим разъярённым членом. Она практически подскакивает в такт с ним, а он наслаждается господством: тянет кулак с волосами вверх, как у марионетки, и она выгибается, как кобра, открывая шею, по которой течет ее собственная кровь.
Она не может кричать: видно, что боль разрывает до безумия сильно: глаза вращаются как сумасшедшие. Он рычит от удовольствия, и от того, что делает ей больнее, испытывает еще большее наслаждение. В какой-то момент даже закатывает глаза, протаранив ее нутро со всего размаха и ощутив вибрации ее ужаса.
Черт знает, как долго он будет так ее трахать, мне в любом случае нужно спешить. Обхожу их на волчьих лапах по кругу, целюсь, чтобы прыгнуть на него со спины и прокусить сонную артерию.
Но вдруг Клауд рычит на весь лес, запрокинув голову:
- Ты моя, моя! Моя! Ты принадлежишь мне! Да? Отвечай: да?
- Ддда, – хрипит она, полузадушенная его усилиями.
- Навсегда! Ты только моя! Мо… – он чуть отодвигает зад назад и тут же мощным рывком снова впечатывается в нее, поймав стон боли. – я! Моя! Никому не отдам тебя! Ни – ко - му!
Мышцы спины гуляют в бешенном ритме, и он будто похож на молнию посередине леса – такой же порывистый и грозный, цельный и страшный.
Но не для меня.
Я разбегаюсь, чтобы ударить со спины, и вдруг происходит то, чего не ожидаю, увлеченный только Клаудом: загнанный олень с другой стороны со всего размаха сбивает меня с ног. Скорость, с которой бежало животное, оправдывает себя: мощное тело зверя будто выбивает из меня дух на всем скаку.
Необычный, странный запах тревожит и волнует. Не сразу, но я чувствую чужое присутствие и реагирую быстро и четко, несмотря на только что пережитое насилие. Очередное насилие. И потому даже не втягиваю носом воздух, а думаю только о том, как мне избежать встречи с неприятелем.
Внутри все болит и плавится, каждое движение причиняет невыносимое мучение, и я стараюсь скорее перевоплотиться в волчицу. Мне удается это сделать почти сразу же. И как только кончики ушей покрываются последней шерстью, подпрыгиваю в воздухе и несусь со скоростью света вперед, в дом, туда, где есть охрана. Неведомый зверь гонится за мной, но я хитрее: знаю этот лес как свои пять пальцев, и, если он бежит не разбирая дороги, я бегу прицельно, четко, аккуратно.
Темно, хоть глаз выколи. Но мне это на руку. Бегу, а в голове пульсирует мысль: неужели Клауд решил от меня избавиться и отдал меня еще большему зверю, чем он сам? От этой догадки холодеет спина и выпускаются когти. Поджимаю от страха хвост, но решаю: не время оплакивать свою судьбу.
Может быть, погоня за мной возбудит самца, и он решит отыграться на мне с большей жестокостью, поэтому я старательно ускоряюсь. В доме хотя бы на несколько минут меня ждет укрытие, а там я что-нибудь придумаю. Всегда придумывала. Потому до сих пор жива, несмотря на все старания Клауда.
Вдалеке слышен вой: муж расправляется с загнанным оленем. Благодарю бога, что тот выскочил так вовремя на поляну и отвлек его внимание на себя. Пока Клауд бежит за добычей, я могу восстановиться в образе волка. Несмотря на погоню неизвестного зверя, ухмыляюсь. Пронесло. Обычно Клауд любит заниматься сексом во время расправления над животным. Страшное и кровавое зрелище. Он чертов псих, помешанный на крови придурок, которому место в ветеринарке или психушке.
Но ничего. Придет время…
Жму лапой на тайник в траве и ворота открываются. Отлично. У меня есть ровно три секунды, чтобы прошмыгнуть в охраняемую зону. И этого времени мне хватает.
Раз – добегаю до ворот, по которым пущено электричество.
Два – делаю шаг вовнутрь.
Три – слышу, как они резко с лязгом закрываются за мной, чуть не задев кончик хвоста.
Четыре – уже на человеческих ногах шагаю к гостевому домику, где меня ждет душ и вечернее платье. Выбранное, конечно же, Клаудом.
Стряхиваю с себя липкое чувство пережитого унижения, включаю воду в кране такой же горячей, как содержимое котла в аду, и встаю под струи кипятка. Вода обжигает кожу, и я тру гелем для душа руки, грудь, шею с едва заметным затягивающимся шрамом, чтобы смыть с себя этот ужас ночи – последствия любви моего дикого мужа.
Запрещаю себе плакать, потому что красные глаза его еще больше раззадорят, и он снова начнет издеваться, куражась над моей слабостью.
Смываю с себя унижение, грязь, боль и ужас, страх и ненависть.
И вдруг слышу, как щелкает замок в двери. О нет. Клауд расправился с оленем быстрее, чем я ожидала, и он снова здесь, и мы слова наедине. Торопливо поднимаю ногу из-за бортика душевой кабины, тянусь за полотенцем, но застываю в немыслимо неудобной позе.
Клауд, обнаженный, грязный, весь в крови и земле, довольно ухмыляется.
- О, милая моя. Я рад, что ты решила меня дождаться. Ты знала, что мне нужно угощение.
Он будто бы мурлычет, но глаза его опасно блестят. Хватаю пушистое белоснежное полотенце и прижимаю к груди, чтобы хоть как-то прикрыть наготу, его возбуждающую. Но ему все равно.
Он берет меня за руку, отводит ее в сторону, нажимает на местечко под ладонью и пальцы сами собой разжимаются, отпустив полотенце. Ткань падает на пол, к его черным от земли ногам.
- Пойдем, - нежно приказывает он мне и я не могу ослушаться. Он снова включает воду, одной рукой регулирует температуру, встает в душевую кабину, и тянет меня за собой. Я перетекаю за ним, как ртуть, молчаливая и покорная – если он поставит мне сейчас от злости синяки, их не прикрыть платьем, настолько оно открытое.
- Милая моя, - шепчет он мне в волосы, вспенивая в руках гель для душа. – Ты ведь знаешь, как я тебя хочу?
Опускаю глаза. Вода, смывая с его тела налипшую грязь, освобождает его тренированное тело, но внизу становится серой. Намыленной рукой он оглаживает свою грудь – бицепсы играют под белой пеной – а второй проводит по поднявшемуся члену. Вперед – назад. Головка ныряет, пропадая в кулаке, и снова показывается, а я не могу поднять глаза на него, потому что боюсь, что он прочтет всю ненависть, которую я к нему питаю.
- Всегда хочу, - мурлычет он, дотрагиваясь до меня, пробуя на вес сначала правую грудь, потом левую. – Только тебя.
Его движения чуть ускоряются, и я молю Луну, чтобы на этом все и закончилось. Но нет. Не в этот раз. Он встает под струи душа, и вода мягко скользит по его поджарому телу, скользя по каждому изгибу, каждому шраму, каждой напряженной мышце.
Он берет меня за руку, сжимает вместе с моей ладонью свою на своем члене и задает ритм движения. Вперед – назад.
- Медленнее, малышка, - шепчет в ухо, придвигаясь ближе, ближе, до тех пор, пока наши тела не впечатываются друг в друга. Как только мои соски скользят по его торсу, он резко выдыхает сквозь зубы от напряжения. Облизывает пальцы второй руки и медленно вводит в мое лоно, растягивая.
Другой рукой начинает оглаживать тело, уделяя особое внимание груди- большой размер его фетиш. Немного скручивает соски, наблюдая, как они выпрямляются под его руками, после чего наклоняется и начинает выцеловывать мою влажную от воды шею, плечи, ключицы, а потом поднимается и начинает терзать мои губы поцелуем. Резким, жадным, напористым. Его пальцы все еще во мне, и вот он медленно вынимает их, отстраняется и облизывает, глядя огромными глазами, практически без зрачков, на меня. Ухмыляется, а потом медленно приподнимает над полом, заводит мои ноги себе на поясницу и медленно опускает на свой эрегированный член.
Самка ускользнула, но я и не надеялся на победу: после удара с оленем все еще звенит в ушах. Но зато я точно понял, что мне нужно делать. Клауд просто помешан на своей жене. Это запредельное чувство: даже не добив оленя, он уже бежит назад, за ней, к ней, оставляя на своем пути следы крови животного. Хотя какой хищник бросит свою жертву на полпути?
Теперь я уверен, что Амалия – его настоящая боль, Ахиллесова пята. Волк, который бросит добычу во время охоты, просто одержим волчицей, и я использую это открытие против него с огромным удовольствием. Прежде чем уничтожить его физически, я раздавлю его морально, как комара на руке.
Клауд ныряет в тот же проход, что и его жена, и я вижу сквозь прутья, что он пропадает в домике, стоящем отдаленно от большого, освещенного замка, в котором играет музыка и в больших окнах видны силуэты людей, освещенные электрическими лампами.
У меня есть еще один туз в рукаве.
Бреду на волчьих лапах к дороге, и достигнув цели - старого «Форда» - ныряю в салон уже человеком. Очень быстро переодеваюсь в фирменную одежду, разглаживаю синие брюки ремонтника, застегиваю куртку, на голову – козырьком по самые глаза – натягиваю бейсболку. Хотя, если честно, я мог бы пойти к охранникам Клауда и просто в спецовке – всем известно, что люди в форме не запоминаются. И даже такие вышколенные волки, что стоят сейчас на воротах, скорее всего, даже не догадаются осмотреть мой грязный «форд» так, как нужно.
В завершении перевоплощения обрызгиваю себя из баллончика, похожим на простой мужской дезодорант, спецсредством, которое отбивает запах оборотня, и таким образом становлюсь самым простым, незаметным человеком в мире.
Прыгаю за руль, и медленно подъезжаю к черному входу коттеджа Клауда.
- Стоп! – огромная гора мышц ударяет по дверце машины, и я послушно останавливаюсь. Протягиваю через открытое окно документы. Он проверяет их, чешет лоб, принюхивается, но возвращает бумаги.
- Воду привез, как заказывали, - киваю я назад. Оборотень глядит на надпись «Water» на боку «форда», послушно убирает руку от автомобиля. Потом машет рукой своему напарнику, и тот открывает железные кованые ворота. Пост КПП благополучно пройден, но я готовлю себе и путь отступления. – Да можешь и не закрывать, я мухой: туда – обратно.
Мужики ржут, но ворота закрывают – четкие инструкции.
Паркуюсь почти возле маленького дома, где скрылись Клауд с Амалией. Подхожу к небольшому окну, и, аккуратно встав на цыпочки, заглядываю вовнутрь.
Там, в полутемной комнате, освещенной лишь одним бра, проходит настоящее представление. Но сначала я не вижу людей – только две тени, неясные, четкие, неровные, они кружат по стенам в неярком свете оранжевой лампочки.
А потом на арену выходят и обладатели призрачных теней. Клауд, уже полностью собранный, одетый в темный костюм с белоснежной сорочкой, помогает своей жене облачиться в платье. Она стоит посередине большой полупустой комнаты, как статуэтка богини Афины, такая же цельная, наполненная, ослепительно красивая. Клауд завороженно оглаживает ее большие налитые груди, приподняв сначала левую, потом – правую, отметив вес каждой; проводит рукой по тонкой руке, легонько трогает ключицы; двумя пальцами «проходит» человечком по впалому животику; легко касается кончика носа.
Амалия полностью обнажена, из одежды на ней только обувь – кроваво-красные босоножки на золотой шпильке. И я, честно говоря, зависаю, забывшись, на совершенном великолепии ее молочно-белого тела. Округлые линии груди, бедер, резкие – шеи, рук, ног. От нее веет таинством и не может не возбуждать.
Тени от Клауда, кружащего над ней, собственная тень девушки, когда она поворачивает свой подбородок в противоположную от мужа сторону, отблеск оранжевого бра придают ее фигуре какую-то мистическую составляющую. Она невероятно прекрасна, и я понимаю Клауда, почему он прячет свою жену от другого мира, не давая той даже самостоятельно отправиться за покупками. Чертову ублюдку повезло и тут, но я помогу ему осознать свою никчемность.
Клауд так увлечен процессом, что даже не ощущает, что кто-то наблюдает за ними.
Он берет с большой кровати шелковую длинную ткань и подносит ее к жене. Разворачивает ее, и я понимаю, что перед ней платье. Он встает перед женой на колено, расправляет материю, и она, оперевшись на его плечо, вступает в круг платья, в этом освещении больше похожего на пламя костра. Убедившись, что девушка устойчиво стоит, он поднимает его вверх, медленно, дюйм за дюймом закрывая тело своей великолепно сложенной жены от внешнего мира.
На шее он завязывает две ленты большим бантом и расправляет их концы на обнаженной спине. Ее грудь полностью закрыта до основания шеи, позади струятся остатки красного банта. Девушка прекрасно выглядит, с этим убранными в высокую прическу волосами, сережками, похожими на крылья огромных бабочек, узким стильным платьем. Она похожа на богиню или женщину из высшего общества, кем, впрочем, и является. Но только я знаю, что под платьем этой принцессы ничего нет.
Я и Клауд.
Он нежно целует ее губы, не трогая руками. Потом поцелуй углубляется, он явно не может совладать собой, даже сквозь стены я чувствую запах его дикого возбуждения. И тут вдруг он отстраняется от нее, вытирает рот тыльной стороной ладони и пятится задом. Нащупав опору в виде кресла, падает в него, не отводя глаз от своей жены.
А потом вдруг расстегивает ширинку, приспускает брюки. На волю из темного плена штанов выпрыгивает возбужденный член. Амалия поворачивается к окну спиной, и я не вижу выражения ее лица, только ощущаю, как ее спина напрягается, как поджимаются ягодицы. Перевожу взгляд на ее хозяина. Он смотрит огромными, возбужденными глазами, в которых горит огонь желания, и облизывается. А потом, вдруг, облизнув руку, берется за свой член.
Комната ослепляет резкими звуками, наплывом большого количества людей, незнакомых ароматов, звона. Вечеринка идет своим чередом, словно недавнее получасовое отсутствие хозяина и хозяйки никто не заметил. Кто-то болтает с фужером шампанского в руке возле окна, кто-то танцует в другом конце комнаты с партнером, кто-то оккупирует бар с алкоголем, выбирая, чем еще накачаться до конца Ночи Справедливости.
Мы входим в комнату одновременно с прибывшим мэром и его спутницей. На этот раз это девчонка, которой вряд ли есть восемнадцать, но по тому, как горят ее глаза, с каким выражением она оглядывает мужчин в помещении, я понимаю, что она далеко не невинна, а, возможно, даже подкованнее в сексуальном плане, чем я.
Передергиваюсь, когда липкий порочный взгляд чиновника скользит по моему телу. Клауд чувствует это – он вообще все чувствует, все оттенки и изменения моего настроя, - и тут же легко заводит меня к себе за спину.
Тут же берет фужер с шампанским у проходящего мимо официанта, расправляет плечи, и я чувствую, как он натягивает на лицо одну из самых своих широких улыбок. Мы направляемся прямо к этому пожилому пропойце с огромным животом, который руководит городом. Он тоже улыбается нам, и одновременно похлопывает девчонку по обтянутому ярко-желтым платьем заду. Та заливисто смеется, привлекая внимание к своей персоне, но никто и ухом не ведет – это вечеринка для своих, никто не сделает большие глаза от того, что мэр пришел с очередной любовницей.
- Как вам вечер? – вопрошает Клауд.
- Отличная идея провести эту ночь у тебя! – подмигивает ему мэр.
- Есть желание поохотиться? – улыбается Клауд.
Мужчина вздыхает и кивает на спутницу, которая во все глаза разглядывает Клауда.
- Не в этот раз. Все наказания розданы, пусть ночь катится своим чередом!
- Да восторжествует справедливость! – тостует фужером с шампанским Клауд, и к нему присоединяются все присутствующие.
- Да восторжествует справедливость! Да восторжествует справедливость! Да восторжествует справедливость! – несется изо всех углов.
Мэр довольно оглядывается, отмечая всех, кто поднял фужер, стакан, бутылку. И тут же спотыкается на мне. Потому что я молчу. Очень красноречиво. Лицо его сразу же вытягивается. Он щурится, открывает рот, чтобы что-то сказать, но Клауд, заметив это, тут же приходит мне на помощь, помогая сгладить неловкость:
- Пусть девочки пошепчутся, а нам есть о чем переговорить с вами!
Он отталкивает меня, я морщусь, но иду в другую сторону зала. Так, чтобы он мог меня видеть, но также и так, чтобы я могла отвернуться и не видеть его. За мной увязывается собачонка в желтом платье – подружка главного в городе.
Мы доходим до барной стойки, в сравнительно пустой угол, берем себе по стакану с пуншем. Немного алкоголя мне не повредит: уж очень тяжело даются мне эти ужасные ночи вместе с мужем.
- Ну, каково это – быть женой Клауда? – пищит девчонка, решив наладить светский диалог.
Смериваю ее презрительным взглядом сверху вниз, но та, похоже, совсем не понимает, о чем я.
- Ну, как это – трахаться с таким крутым парнем каждую ночь? – шуршит она соломинкой, опуская ее в земляничный пунш.
Закатываю глаза, но та не отстает.
- Клауд самый главный в городе, все это знают, - делится личной мудростью она. – Он руководит всеми бандами в городе. Мой пупсик, - хихикает она в сторону мэра, - подчиняется его словам. Это сразу видно. Когда Клауд звонит, мой малыш сразу же меняется в лице, и всегда берет трубку. Всегда! Даже когда ерзает на мне. Ну, ты понимаешь, о чем я.
Она противно хихикает, а мне хочется закрыть уши и сбежать подальше от этого фальшивого внимания куда-нибудь подальше, а лучше всего – в лес.
- И Ночь Справедливости тоже придумал он, - продолжает неугомонная девчонка. – Я это узнала совершенно случайно. Но, знаешь, нисколько не удивлена. Такое крутое дело. Такая офигенная идея. Такая важная ночь. Это мог придумать только он.
Я делаю из стакана глоток побольше и даже не чувствую в пунше алкоголя. Можно налить еще.
- Если есть на свете дьявол, то имя ему – Клауд, - выдавливаю хрипло из себя, едва дотронувшись до маленькой царапины на горле, которая осталась от ночной пробежки, когда он полоснул когтем, пуская мою кровь чтобы сделать наш секс еще более животным.
- О да, - смеется она, покачивая головой как китайский болванчик. – Он очень, невероятно крут. Благодаря ему я уже вторую ночь использую по назначению. И знаешь, как?
Она снова хихикает, к слову, невероятно противно, и я беру еще один стакан, чувствуя, что могу не сдержаться и ударить ее по лицу свободной рукой. Издалека вижу, как Клауд морщится – чувствует мое неудовольствие. Он едва заметно неодобрительно качает головой, и я понимаю его без слов: мне нужно быть доброжелательнее с подружкой мэра, это все-таки политический интерес, политес.
А к слову, если мэр скажет Клауду, что хочет меня, муж подложит меня под этого старикашку? Интересно было бы увидеть его реакцию.
Снова пью, чтобы не думать об ответе.
- В прошлую Ночь Справедливости, - доносится до моего воспаленного сознания голос профурсетки, – я заказала у охранников папика своего бывшего. Заплатила немного, намекнула только, что он хочет снова начать со мной встречаться. Уже наутро его нашли в лесу.
- А в предыдущую? – хриплю я, думая отстранённо, кем был ее бывший: волком или юным мальчишкой?
- В предыдущую - свою училку по алгебре.
Выгибаю бровь дугой, показывая свое удивление.
- Да да, надоела она мне жутко, – девчонка кривится, пытаясь изобразить покойную уже женщину. – «Сьюзи, не нужно быть такой тупой! Сьюзи, не стоит так тормозить!». И так постоянно.
Благодаря участию Марии Матвеевой (спасибо вам большое!) и путем небольшого голосования был выбран этот типаж:
Комната просто разграничивается на зону для приема приглашенных и официантов, и тех и других можно различить по смокингам и униформе. Некоторые женщины и мужчины в масках, и я их очень понимаю: в Ночь Справедливости они прятались в самой охраняемой норе во всем городе. И если уж здесь эти люди прятали свои лица, то даже не могу представить, как они охраняли свои бренные тела там, за пределами кованых ворот, по которым бежало электричество.
Все женщины в нарядных, роскошных, красивых вечерних платьях «в пол», и на секунду мне показалось даже, будто я стал участником съемок какого –то фильма. Резко и незаметно проверил – висит ли мой верный «глок» на бедре, если вдруг начнется заварушка с перестрелкой, - и повернулся на голос какого-то пижона.
— Ты из обслуживающего персонала?
Я повернулся лишь слегка, чтобы прикрыть большую часть своего лица и заметил синие слаксы и поношенные, но до блеска натертые выходные туфли. Хер знает, какое количество ключей свисало на кольце у него на поясе. Охрана.
— Ага.
— В мужском туалете проблема. Мне нужно, чтобы ты проверил, и быстро, — он прочистил горло, и я подумал, что, скорее всего, эту проблему и создал этот чувак.
— Уже занимаюсь.
Он помедлил минуту, а затем добавил:
— Не задерживайся слишком. У нас важные гости, — и ушел через двойную дверь.
Придурок. На моей униформе написано «Вода», а он и этого не смог прочитать.
Я глянул на часы и отметил, что до полуночи – времени, после которого гости могут разъезжаться, осталось всего двадцать минут. Внутри кармана я сжал маленький пузырек с гамма- гидроксибутиратом, который, как мне пояснили в даркнете, сделает покорной любую девицу, доведя ее до отключки. Не задерживаясь, тут же вышел вон, чтобы не засматриваться слишком на Клауда, и не привлекать слишком много ненужного внимания.
Я вышел из залы, где оказалось слишком много всего: людей, запахов, звуков, и очутился в просторном полутемном холле. Здесь оказалось свежо и тихо, а растения по углам придали помещению какой-то уютный вид. Здесь никого не было – гости не стремились покидать яркий хорошо освещенный зал, видимо опасаясь, что прислуга в этой норе тоже может быть подкуплена врагами для того, чтобы исполнить «заказ на билет» - убрать ненужного человека или оборотня.
Все знают, что в нашем городе правят деньги и власть, и неизвестно, что сильнее. В моем случае против сработало все: я не имел ни того, ни другого и поплатился за это, лишившись самого дорогого человека в мире…
В голове снова зашумело – верный признак надвигающегося приступа, и я тут же закинул в горло горсть таблеток.
«Колеса» подействовали незамедлительно: стало легче дышать, в голове прояснилось. Эффект недолгий, но зато действенный. Я открыл дверь в туалетную комнату и нос к носу столкнулся с ней.
С Амалией.
От нее ощутимо пахло слезами, она явно плакала в туалете, и ни духи, ни помада, ничего не спасло ситуацию: запах отчаяния так и разил от нее за три версты. Мне не хотелось ее поддержать: это не мое дело, но этот запах будто пробил брешь в моей броне, заставил присмотреться к ней внимательнее, и увидеть за величественным фасадом красоты что-то еще… возможно, маленького напуганного волчонка, а возможно и невесомую девочку, которая заблудилась в лабиринте.
Помотал головой, прогоняя ненужные ассоциации, и осматриваясь по сторонам, но так, чтобы это не было заметно, на предмет наличия охраны.
- Вам помочь? –спросил хрипло ее. От моего голоса он поежилась. Не хватало еще напугать добычу! При этом смотрел в сторону, чтобы она не сфокусировала свое внимание на моем лице.
- Нет, спасибо! – скривила губы эта невозможная мисс Снобизм.
- Тогда до встречи! - сказал ей в спину, когда она, развернувшись на высоких шпильках, двинулась вперед по коридору под защиту софитов.
Ничего не смог бы сделать сейчас: за ней по пятам следовал один из мордоворотов Клауда, которого Амалия, скорее всего и не видела: тот держался с подветренной стороны и никак не показывал своего присутствия.
Она постояла возле двери в общий зал и вдруг свернула в другую сторону – вглубь по коридору.
От неожиданности и я и мордоворот замерли, а потом каждый своим ходом направились за ней, только он при этом достал сотовый телефон и начал что-то набирать в нем. Думаю, поставил в известность хозяина, что его мышка бежит куда-то не туда.
Я же подавил раздражение от того, когда ее увидел. Потому что миссис Блэквуд была как все: продалась Клауду за деньги, драгоценности, машины. Противная мелкая дрянь. Из-за таких, как она, я и пострадал, и больше всех пострадала моя… волчица…
Дорогие читатели, предлагаю вам портрет Клауда Блэквуда. Подходит? :)
Вместо того, чтобы вернуться назад в зал с этими разряженными клоунами, я прошла вниз по лестнице, мимо фойе и по еще одному коридору – до кабинета Клауда. И тут же подумала испуганно: а что, если он там? Мне нужно придумать извинение. Даже взгляд в щелку двери его кабинета уже принесет мне наказание, тем более, что я отлучилась в туалет, лишь бы избавиться от назойливого общества этой дурочки – подружки мэра.
Я постучала в дверь. Один раз. Два. Оглянулась назад, но коридор, слава Луне, оказался пустым, охраны не было. На третий раз заглянула внутрь. Мое сердце билось так, будто было готово вырваться из груди и расплюснуться о эти дубовые двери. В горле словно встал ком.
- Клауд? – для проформы спросила я у пустоты кабинета. Тишина была мне ответом, и это обнадеживало. Скинув босоножки, каблуки которых стучали также громко, как сердце загнанного зайца, я прошла в кабинет.
В животе скопилась желчь, и показалось, что меня сейчас стошнит от волнения, поэтому я поторопилась приступить к осмотру помещения.
Обошла его огромный массивный стол и стала открывать ящики. Работа почти двух лет должна была завершиться прямо сейчас. Вчера я залила все документы на одну флешку, чтобы использовать ее содержимое против Клауда, но не смогла ее забрать с собой, потому что за мной неотступно следили.
Долгое, долгое время по крупицам я собирала все: документ или кусочек видео, или фотографии, или счет, или даже «билет» на отстрел в Ночь Справедливости, чтобы предъявить это в суде.
Конечно, я понимала, что он сможет легко сфальсифицировать любые обвинения на свой счет и обойтись без дополнительного слушания, легко выиграв дело, но я надеялась на правосудие другого города или штата, где нет подкупленных присяжных или судьи.
Его стол был похож на стол человека, который страдает обсессивно-компульсивным расстройством. Все аккуратно стояло на своих местах. Ничего не вызывало подозрений.
Два часа назад я вставила флешку в компьютер, чтобы как можно скорее слить последние документы, с которыми работал Клауд, и не успела ее незаметно забрать.
Пользуясь тем, что сейчас дом был полон гостей, за которыми Клауду нужно было следить, я решила во что бы то ни стало замести следы своего преступления.
Я нагнулась к компьютеру, извлекла флешку и нечаянно задела папку, которая лежала на столе. Нырнула под стол, чтобы поднять ее, я тут же быстро встала, выпрямляясь. И тут же резко вобрала в рот воздух от неожиданности — у двери стояла тень.
Стало так страшно, как не было до этого часа никогда. Грудь перестала подниматься и опускаться – легкие просто не пропускали кислород, сжавшись в испуге. Горло перехватило ледяной рукой паники, и я задрожала так сильно, как впервые с Клаудом во время охоты на человека.
- Что ты здесь делаешь? – его голос был обманчиво спокоен, но я знала, что скрывается за этим ледяным тоном. Он был разъярен, страшно зол и почему-то скрывал это.
«Вот сейчас и придет мой конец, вот прямо сейчас», - пронеслась у меня в голове похоронная мысль. Траурный марш ударил в виски – воображаемая музыка оказалась довольно говорящей, подходящей для этого страшного момента.
- Я ищу тебя, - выдавила, с трудом ворочая разбухшим языком.
- Эта дверь обычно закрыта. Ты знаешь правила, - низким, рокочущим тоном сказал Клауд, и я задрожала.
Черт, черт! Все не так. Все совершенно не так, как я планировала, как мечтала и как думала последнее время.
- В зале тебя не оказалось, - соврала я, медленно обходя стол.
- Конечно не оказалось, потому что я шел за тобой, надеясь улучить момент, чтобы провести его со своей женой. И что же я вижу? Она сама идет туда, где точно знает, что ее ждет наказание!
Он вальяжно, словно хищник, шагнул из полутьмы коридора в кабинет. Мое сердце забилось сильнее, и по его довольной ухмылке я поняла, что он слышит его испуганный перестук. Слышит терпкий аромат моего страха, знает, что давит своим присутствием сильнее, чем мраморная плита могилу.
- Наказание? О чем ты, Клауд? – прохрипела, стараясь сделать голос сексуальнее. – Я всегда мечтала заняться сексом с тобой здесь. На письменном столе. Среди твоих бумаг и твоих бесконечных отчетов, за которыми ты проводишь так много времени.
- Сексом? – он недоверчиво изогнул бровь и повел носом, будто принюхиваясь, проверяя степень моего мнимого возбуждения. – Не думал, что моя рутина может тебя заинтересовать.
Несмотря на его показательно безликие слова, было видно, что он заинтересован в том, чтобы повторить то, что было уже несколько раз за эту ночь: Ночь Справедливости всегда возбуждающе действовала на него, он не мог противостоять ее кровавой магии, доказательству собственного величия.
- Очень даже может, - шагнула я к нему на цыпочках, чтобы тело подобралось, приняло формы соблазнительнее, чем если бы я была босиком.
Я подошла к нему вплотную. Прильнула всем телом так, чтобы попка уперлась в его пах, как бы заигрывая. Он сжал руками талию, осторожно коснулся губами шеи, не давая возможности оставаться в трезвом рассудке. Горячим дыханием опалил мою шею.
Клауд повернул меня лицом к себе и окинул нежным взглядом. Я знала, что он видит сейчас: молодая упругая грудь прикрыта только тканью платья и так и манит впиться в нее губами. В глазах горит нескрываемое желание, и поэтому он раздумывал: взять как обычно – грубо и без прелюдий, или вкусить сладость кабинета – единственного места, не опороченного сексом, и заняться этим медленно и спокойно.
Решение он принял как всегда очень быстро.
Нежно обхватив шею рукой сзади, притянул к себе второй за талию, настойчиво впился губами в горячие губы.
"Хочу " – простонал его внутренний волк.
Язык Клауда бескомпромиссно проник внутрь моего ротика, нашел язык. Поцелуй превратился из нежного в страстный и настойчивый, не терпящий возражений.
Он прижал меня телом к стене. Потянул за концы красного банта, на котором и держалось платье, которое он самолично надел на меня буквально несколько минут назад.
Я вернулся в зал раньше Клауда – еще не хватало того, чтобы быть застигнутым врасплох. Резко стянул куртку с надписью «Water», оставшись лишь в одной белой рубашке. Практически вжался в стену, прошел вдоль столов и взял первую попавшуюся маску.
Резко натянул картонку на глаза, спрятав половину лица. Аккуратно принюхался к себе: не пробивается ли мой настоящий запах сквозь парфюмерную преграду. Но пока все было спокойно. Можно было внутренне приготовиться, потому что ждать осталось совсем недолго: буквально через несколько минут кончится Ночь Справедливости, настанет новый день.
Клауд вошел в зал и сразу направился к мэру: видимо, боялся оставить его одного. Через несколько мгновений в зал прошествовала миссис Клауд – Амалия. Она медленно обвела глазами помещение, увидела в углу комнаты приятельницу мэра, резко сморщилась, и направилась к бару, явно решив выпить перед неприятным разговором.
Это мой шанс!
Я резко выхватил фужер с шампанским из рук проходившего мимо официанта, и практически побежал к Амалии навстречу. По пути подхватил поднос, и, в тот момент, когда она только подняла руку, привлекая внимание бармена, я резко поставил фужер с напитком на серебряную подставку, влив несколько капель наркотика в шампанское.
Черт знает, сколько нужно было капать гамма- гидроксибутирата, я плеснул почти половину флакона. Лишним не будет.
Амалия даже не смотрела на меня. Она глядела за мою спину, на мужа, а потому выпила шампанское залпом. Я облегченно вздохнул: ее волчий нюх не успел распознать опасность, поскольку мозг был занят перевариванием совершенно другой информации.
Она резко поставила фужер на поднос, от чего тот громко звякнул, и посмотрела мне прямо в лицо. Я понял: наркотик начал действие. Ее взгляд затуманился, губы раскрылись, дыхание стало резким и нечетким.
Еще несколько мгновений, и она будет моей, но эти мгновения нужно выдержать!
- Я вас видела, - вдруг прошептала Амалия, и от ее нежного низкого голоса по спине пробежал холодок. – Вы были в коридоре. А теперь – здесь…
Я кивнул, не отрывая глаз от нее, держа ее в лассо своего пристального внимания.
- Вы не простой работник, - она немного пошатнулась на каблуках, и немного пьяно приподняла руку, указательным пальцем уткнувшись мне в грудь. – У вас какая-то цель…причина, почему вы здесь.
Я снова утвердительно кивнул, моля Луну, чтобы в этот момент Клауд не прислушивался к тому, что говорит его женщина.
Минутные стрелки на огромных часах над входом в зал, наконец, зашевелились, двигаясь в нужном направлении. Отсчет пошел на секунды.
- Нам с вами нужно уйти, - сказал я ей твердо. – Только вы и я.
Наркотик оказался чересчур хорошим. Амалия послушно кивнула и облизнула губы. Черт знает, что она подумала, но я бы очень хотел фигурировать в этот момент в ее мыслях в главной роли.
Я отставил поднос в сторону, резко достал из кармана «глок», прижав его к груди, а другой рукой ухватился за ладонь Амалии. Узенькая, маленькая ручка тут же утонула в моей большой руке. Девушка сжала пальцы и этот жест на секунду задел что-то в моей душе. Будто бы колокольчик звякнул: чистый, мягкий, спокойный.
Но тут минутные стрелки встретились с часовыми, и я, наконец, вздохнул. Час икс!
Ночь Справедливости завершилась.
На залу резко обрушилась тишина, часы загорелись неоновым светом, а потом также резко все пришло в движение. Вокруг захлопали люди, завизжали радостно, зашумели. В разных углах начали взрываться хлопушки и петарды, оркестр грянул какую-то невозможную какофонию. Прозрачные двери из зала в парк раскрылись сами собой, и толпа хлынула на воздух, будто овцы из загона. Было похоже на то, как люди отмечают Новый год. Хотя, судя по тому, какой великосветский сброд пригласил Клауд к себе под охрану от зверств улицы в Ночь Справедливости, они правда отмечали еще несколько месяцев вольготной и разбойничьей жизни.
Едва только секундная стрелка отлепилась от часовой, только Амалия успела моргнуть, как я тут же взвалил ее себе на плечо и понесся с быстротой кометы вон отсюда. Я ждал этого переполоха: когда все кругом начали увлеченно праздновать торжество жизни, я уже бежал со своей ношей к заднему входу, где был припаркован мой старый «форд».
Резко распахнул заднюю дверь, бросил в нутро автомобиля ничего не понимающую девушку и тут же начал действовать. Шнурком от кроссовок связал ей руки за спиной, оторвал кусок рукава рубашки, засунул ей в рот и вторым шнурком укрепил кляп, завязав его на голове.
Из бардачка вытащил свой специальный дезодорант, обрызгал с ног до головы свою ношу, чтобы отбить ее настоящий запах – аромат самки, пшикнул несколько раз на себя на всякий случай, и рухнул за руль.
Резко повернул ключ зажигания. Машина затарахтела, но не подала никаких признаков жизни. Я ругнулся, резко ударил себя по колену и снова повернул ключ. Блять. Только этого мне не хватало: весь план на помойку только потому, что я не взял напрокат тачку получше.
С заднего сиденья донеслось мычание.
Этого еще не хватало. Если вдруг она сейчас надумает блевать, мне точно далеко не уйти, даже одному. Не хотелось бы кончить свою жизнь в доме, полном психованных волков.
Жар опалил лицо, и от этого я внезапно очнулась. Руки крутило – было жутко больно в запястьях, во рту было сухо, похуже, чем в пустыне. Губы потрескались и еле растягивались в гримасе – очень хотелось пить.
Открыла глаза. Очень странно, но я очнулась в комнате, освещенной только лучами солнечного света, пытающимися пробиться сквозь шторы с узором огурцов. Серые темные стены и темное дерево старой мебели – вот и весь антураж. Только пауков не хватает для полного сходства с картиной из фильма ужасов. Взглянула наверх и поняла причину, по которой руки тянуло и саднило запястья: я была прикована к кроватному столбу.
Теплый запах дерева наполнил ноздри, нотки кедра поверх вкусного запаха муската. Не был бы мой рот сухим, словно пустыня, он бы наполнился слюной от этого аромата.
Сжимания и разжимания пальцев не принесли ничего, чтобы унять оцепенение. Я поерзала и поняла, что в общем-то все не так плохо, как показалось на первый взгляд. Я была прикована только за руки, остальные части тела были свободны. Если обернусь волчицей, снесу и эту преграду.
Я напряглась, сжала ладони в кулаки. Потом еще раз. Но все внутри будто протестовало против переворота в волка, насильственного, между прочим.
Меня замутило, в животе все скрутилось узлом. К горлу подступила тошнота.
В последней безрезультатной попытке вырваться из оков я взбрыкнула и закричала, словно сумасшедшая. Скрип и стук кровати выбивал ритм вспышки моего гнева, пока я не грохнулась обратно на кровать, принимая свое поражение.
— Оцепенение еще не прошло? — Глубокий гулкий голос привлек мой взгляд к темной фигуре, стоявшей у стены со скрещенными руками на груди.
Паника прострелила мое тело, но утонула в горячей крови, словно кубики льда, тающие в кипящей воде.
- Так и будешь стоять и смотреть? – спросила я нагло, понимая, что показывать страх – последнее дело. Мало ли что может быть на уме у похитителя.
— Я мог бы тебя развязать, - насмешливые вибрации в голосе придали ему поддразнивающее звучание.
Этот человек в дверях, в темной куртке и капюшоне, был слишком спокоен для киллера.
- Тогда я бы могла назвать тебя нормальным человеком. Хотя на самом деле ты просто…
Козел.
Конечно, последнее слово я проглотила. Несмотря на то, что голова страшно гудела и раскалывалась на части, здравомыслие победило.
- Кто? - Он оттолкнулся от стены, и первое, что я увидела, были его глаза — сногсшибательные голубые озера, которые порабощали, манили и звали за собой. Выразительные, глубокие и очень умные глаза, которые не могли принадлежать бандиту, похитителю, убийце.
Я даже замерла от неожиданности. Я всегда думала, что у маньяков и похитителей глаза похожи на Клауда – такие же черные, как ночь, холодные, злые. Но у этого парня…
Он был слишком спокоен и слишком похож на ангела. Я бы даже сказала, что он стоял у стены, как умиротворенный человек, выполнивший свою часть работы. В общем, он мог бы прикончить меня также быстро и легко, как открыть банку с персиками.
Волосы его находились в беспорядке, белая майка под черной курткой открывала сумасшедше привлекательный вид на мышцы. Я всегда находилась среди волков- оборотней, но этот вид заставил забыть о многом. Глубокие впадины между буграми выглядели, будто вырезанные дерева. Майка настолько хорошо облегала тело, что было видно и не намётанным взглядом: парень слишком физически хорош, тело накачанное и развитое. Мышцы бугрились при малейшем движении, и даже куртка не скрывала этот завораживающий вид.
На его лице не было ни единого изъяна, оно было симметричным, нос в меру длинным, подбородок – волевым, а задумчивые глаза глубоко посажены под большими бровями. Самодовольный изгиб его губ, гладких и идеально пропорциональных, зародили во мне намерение прикусить свою собственную губу.
— У моего мужа есть связи. Он найдет тебя. И тебя убьют, если он сам этого не сделает, — сказала я ему, а сама в это время подумала: Клауд и меня заодно убьет, если вдруг окажется здесь, потому что в ярости он мог творить ужасные вещи. Мне ли не знать об этом, ведь я была его женой.
Но взгляд похитителя оставался неподвижным. Мои слова не произвели на него никакого впечатления. Он смотрел на меня своим пугающе пустыми, совершенными глазами, молчаливо предупреждая о том, чтобы я держала рот на замке.
— Я не боюсь твоего мужа.
Ну, судя по всему, бояться нужно будет мне. Но я, если честно уже не боялась.
А почему? Да все просто: кажется, я уже так давно смотрела в глаза дьяволу, так часто слышала звук хлыста, который потом завершался на моем теле, так долго была не уверенна в том, что смогу проснуться утром после череды болезненных, на грани жизни и смерти игрищ Клауда, что была готова ко всему.
Я всегда находилась в напряжении. Была готова к войне, к тому, чтобы дать отпор тому, кто наступает, и приняла на себя такое количество ударов, что на многое мне было все равно.
Выражение лица парня было чистым спокойствием, и палящая власть исходила от него волнами. Я принюхалась, чтобы понять, знаком ли мне запах этого человека, но ничего, кроме легкого флера химии, распознать не могла. Пахло как будто стиральным порошком, кондиционером для одежды, пеной для бритья… Но, самое странное, что человеком похититель не пах.
Коллаж от прекрасной Киры Фокс
Амалия пришла в себя на удивление быстро, хотя, может быть, оборотни легче переносят наркотики такого рода, не знаю. И, как только она открыла свои глаза, сразу начала вести себя как обычная снобка, зарвавшаяся сучка. По ее лицу было видно, что девушка только и ждет момента, чтобы раздавать команды. Меня сначала это рассмешило, а потом здорово разозлило.
Было видно: она – настоящая Блэквуд, привыкшая к деньгам, дорогим машинам, комфорту, поклонению и тому, что перед нею лебезят, стараясь выполнить все ее малейшие прихоти.
Поэтому сначала я даже решил оставить ее прикованной к постели до того самого момента, как приедут парни, но как только она открыла глаза, поморщилась от боли в руках, как, сам не понимаю почему, но сначала решил удовлетворить ее базовые потребности.
В какой-то момент, дотронувшись до нее, я почувствовал, как теряю контроль, как будто земля уходит из-под моих ног. Еще чуть-чуть, и я бы сорвался, задрал ее платье, впился губами, зубами, в ее нежную кожу, оставляя отметины.
И в этом бы не было ничего такого из ряда вон – потому что она была женщиной, подстилкой моего врага, и, в общем –то, насилие я и планировал, хоть и не от себя. И почувствовав на себе ее взгляд, странный, тяжелый, решил: еще не время.
Если я наиграюсь сейчас с ней до того, как в этом доме на краю леса соберутся другие оборотни, тогда эффект будет совсем другим. Не таким впечатляющим для Клауда, а я хотел, чтобы все было красиво, как по нотам. Чистая красота взамен за невинную кровь.
- Я хочу пить, - прохрипела Амалия. От ее голоса у меня внутри снова что-то екнуло, как тогда, в доме Клауда, когда мы впервые с ней столкнулись нос к носу возле женского туалета.
Она начала растирать затекшие от долгого плена руки и плечи, и едва не стонала от удовольствия, когда кровь скорее бежала по венам, даря облегчение. У меня внутри все засвербело.
Черт, она явно не хочет сделать мое нахождение здесь проще!
А как только девушка встала, платье распрямилось и опало красными волнами в пол, я тут же вспомнил, что под ним ничего нет.
- В следующий раз тебе нужно лучше продумать похищение. Ни еды, ни воды. Ты как собрался заботиться о похищенных?
Пф…даже сейчас, понимая, что ей грозит смерть, она не теряла присутствия духа и продолжала дерзить. Да уж, нелегко Клауду пришлось с такой женой!
- А я не собираюсь о них заботиться. Зачем заботиться о мертвых? – ответил и увидел, как ее зрачки расширились от страха. Будет знать, как играть на моих нервах.
Я открыл перед ней дверь в маленький закуток в гардеробной, в которой поставил биотуалет и ведро с водой до того, как она проснулась. У меня не было времени обдумать, в каких условиях я буду содержать пленницу, но я точно не собирался ее держать здесь живой долго. У меня для нее было приготовлено только одно дело, с которым она должна была справиться – первое и последнее в ее жизни.
Как только Амалия увидела, что она оказалась не в туалетной комнате, где могли быть окна, чтобы сбежать, то чуть не закричала от злости на весь дом. Она даже напряглась, чтобы перевоплотиться, но у нее ничего не вышло: наркотик все еще гулял в ее крови, и до того, как он полностью выйдет, у меня было около десяти часов.
Достаточно большой промежуток времени.
Девушка сжалась от страха. Она явно находилась в замешательстве - никак не могла понять, почему перевоплощение не получается. А тут еще новость: план побега сгорел синим пламенем. В гардеробной не было даже намека на окно. Все было обито деревом, и дверь была только одна: та, которую я открыл перед ней. Глядя на ее вдруг сгорбившуюся спину, я испытал огромное удовлетворение – будешь знать своё место!
Она вошла внутрь, и, увидев, что я пристально наблюдаю, распрямила плечи:
- Ты собираешься составить мне компанию? Или ты из вуайеристов? (прим.: те, кто любит подглядывать).
Я резко захлопнул дверь.
- У меня другая фамилия, - буркнул в ответ.
Она зло расхохоталась. Кажется, я ответил не так, как нужно.
Прислушиваться к тому, что она делала внутри этого маленького помещения, не было нужды. Сбежать оттуда было нельзя. Я убрал все лишние предметы, которые так или иначе могли ей помочь при побеге, не оставив ничего колюще- режущего.
Не было даже расчески, не говоря уже о зеркалах, которые можно разбить; шпильках, которые можно воткнуть в глаз; кусков веревки, которыми можно было задушить противника. Хотя не ей тягаться со мной силами. И дураку ясно, кто выйдет победителем из любой потасовки.
Черррт, этот придурок сделал туалет практически в шкафу.
Я рассчитывала, что он поведет меня в туалетную комнату, и я смогу воспользоваться окном, или стащить что-нибудь вроде ножниц, или плойки, или фена, чтобы вырубить потом этого громилу. Чуть не зарычала от злости, когда он открыл дверь и я увидела биотуалет.
Все, все не так. Хорошо хоть дверь закрыл, ума не приложу, как бы я справляла нужду перед этим мужиком с мускулатурой, как у Халка.
Я зачерпнула воду из ведра, которое стояло рядом с унитазом и умыла лицо. Если на мне и оставались жалкие фрагменты косметики, они благополучно осыпались за время, пока он меня сюда тащил.
Кстати, интересно, а как далеко мы находимся от города? Где мы вообще? Я напрягла слух, но ничего, кроме шелеста веток за пределами дома не услышала. Видимо, мы находились за городом. А может быть, вообще в лесу.
А может, и в другом штате, городе, вселенной!
Так. Спокойно. Не время разводить панику. Всем известно – страх отупляет. И если я поддамся этому чувству, то никогда не смогу выбраться отсюда живой. Потому что пока все карты в моих руках проигрышные: по какой-то причине я не могу перевоплотиться в волка, чтобы прогрызть этому убийце глотку; не вижу ни одной возможности сбежать, и совершенно ничего не знаю о планах громилы – охранника.
Мне нужно собраться с мыслями, с силами. Я столько раз побеждала, столько раз обходила изворотливый разум Клауда, что справиться с громилой, который не знает значение слова «вуайерист», справлюсь и подавно.
Мне нужно все обдумать, хорошо взвесить.
Во-первых, нужно попробовать попасть в какую-нибудь другую часть дома, вдруг у меня появится возможность стащить нож, или ножницы, или еще что-то режущее.
Во-вторых, нужно расслабиться. Может быть, из-за стресса, сильнейшего эмоционального напряжения я не могу перевоплотиться в волчицу, а это мне сейчас просто необходимо.
Также надо постараться воззвать к разуму этого киллера. Может быть, я смогу предложить денег больше, чем поступило от заказчика? Сейчас их у меня, конечно же, нет, но я знаю место, где их можно будет достать.
Я сделала легкое упражнение, известное мне давно, чтобы проверить себя и привести нервы в порядок.
Вытянула вперед руки, несколько раз вздохнула и выдохнула с закрытыми глазами. Посмотрела вперед: тело все равно била сильная дрожь, и пальцы тряслись, выдавая страх. Нет, так не пойдет. С похитителями нужно держать себя совсем по-другому: быть спокойной, собранной, полностью контролировать ситуацию.
Сложила ладони «лодочкой» и приложила руки ко рту. Вдохнула-выдохнула, а потом еще и еще раз. Это нехитрое упражнение помогло собрать себя в кучу, как бывало уже не раз и не два, будто немного прочистило мозги.
Сказала себе: я все равно выпутаюсь из всей этой истории. Смогла же выжить до этого…
Ополоснула лицо, расправила плечи. На шелковое платье упало несколько капель воды, и оно неприятно прилипло к телу в районе груди. Я подула на растекающиеся капли, как будто дыханием можно было высушить платье, встряхнула руками, и раскрыла настежь дверь.
Похититель стоял прямо напротив двери, вперившись в меня своими удивительными глазами. Мне казалось, что он будто читал все мои мысли, проносившиеся в голове со скоростью света, - настолько ехидной стала ухмылка на лице.
- Мне нужна одежда, - достаточно громко сказала я. Голос не подвел: звучал ровно и спокойно, как будто я разговаривала с прислугой в своем доме.
Он, ничего не говоря, заломил бровь.
- Ты довольно странный похититель, ты знаешь об этом? – продолжала нарываться я. – Не могу же я находиться в плену в вечернем платье!
Он хмыкнул, и я подумала, что вот сейчас –то он или пошлет меня, или съязвит что-нибудь в роде того, что в плену можно находиться и без платья.
А ведь он легко может устроить это, сорвав мой наряд своими огромными ручищами, на которых бугрятся мышцы, а их можно ощутить даже сквозь куртку.
- Одежда, говоришь? – снова глухо пророкотал он, от чего мои руки молниеносно покрылись гусиной кожей, реагируя на его низкий тембр. – Больше тебе ничего не нужно?
- Достаточно будет негазированной воды, спасибо, - приподняла я подбородок чуть выше.
Он осклабился. Внимательно посмотрел на меня, а потом вдруг прошел своим взглядом по моему телу сверху вниз, словно ощупывая. От этого очень мужского взгляда мне стало не по себе.
Я сглотнула вязкую слюну.
Очень надеюсь, что главным условием моего содержания в плену у этого парня будет моя неприкосновенность.
- А знаешь, что? – он вдруг сделал шаг ко мне, поставил одну руку на косяк двери прямо возле моего лица. – Ты права. Платье тебе в моем плену не понадобится.
Я округлила глаза, не сразу поняв, что он имеет в виду. А он и не думал отводить взгляд: глядя практически зрачок в зрачок, медленно поднял вторую руку и потянул за концы банта. Шелк прошелестел медленно и тихо, но этот звук будто стал залпом из пушки.
Мужчина вдруг резко и рвано задышал, от чего ноздри раздулись и рот чуть приоткрылся.
В моем мозгу пронеслось тысячи вариантов развития событий.
И, не думая дать ему возможности сделать то, что читалось в глубине его глаз, что поднималось с самого темного дна его подсознания, я резко прижала руку к груди, удерживая съезжающее платье, второй резко подхватила подол. Нырнув ему под руку, устремилась к приоткрытой двери из комнаты.
Все-таки я – оборотень. Даже не став волчицей, должна быть несколько сильнее обычных женщин. Сильнее, и, самое главное, - быстрее.
Буквально в один прыжок я достигла двери. Вторым прыжком преодолела расстояние по темному коридору до лестницы. Практически не отталкиваясь от скрипучих деревянных ступеней, оказалась на первом этаже, обернулась, чтобы понять, осмотреться, найти дверь или окно, через которое можно было бы сбежать, и тут же замерла и чуть не упала от неожиданности.
Прямо за мной стоял он. Хищник, зверь. Мой похититель. Совершенно неслышимо, быстро, легко, он обогнал меня.
Меня – оборотня!
Мужчина стоял близко, и по его виду было видно, что погоня не стала испытанием: ритм дыхания не сбился, в глазах не полыхала злость, он только смотрел на меня и медленно, очень медленно, приближался.
Я сделала шаг назад, ступая босыми ногами по дощатому полу.
Что же сейчас будет?
Что он сделает со мной?
Мое сердце трепыхалось, билось усиленно, и я чувствовала, прижимая к груди кулак, в котором все еще был зажат верх платья, что еще немного, и оно выпрыгнет наружу.
Он медленно моргнул, будто бы согласно кивая на мои невысказанные мысли, и продолжил свое наступление: тихо, опасно.
Я сглотнула. Вздохнула, и вдруг затараторила, переходя на ультразвук:
- Пожалуйста! Пожалуйста! Давай поговорим! Мы можем договориться!
Он встал передо мной, оказавшись так близко, что я почувствовала движение его длинных ресниц, когда он опустил глаза, с интересом разглядывая мой кулак на груди.
На секунду все словно замерло вокруг нас. Если и до этого было тихо, не было слышно ни человеческих голосов, ни движения машин, то сейчас мы будто оказались под звуконепроницаемым колпаком. Только кровь отчаянно бухала в ушах.
Я задержала дыхание. Зажмурилась.
И тут он резко, быстро, ухватился за ворот моего платья и рванул ткань вниз. От его напора платье пошло по шву, раскрываясь, будто цветок на видео в ускоренной перемотке. Тут же моя рука повисла в воздухе, все также сжимая концы банта, который уже не держал ничего. Платье распалось на две части, опав к нашим ногам. Я широко открыла глаза и завизжала, что есть мочи.
В этом крике было все: страх, предупреждение, мольба о помощи.
Но никто мне не помог, из глубины дома никто не откликнулся. Похититель резко притянул меня к себе, развернув спиной, прижал к стальной груди. Одной рукой зажал мне рот, но, как я ни пыталась, никак не могла укусить его твердую ладонь. Второй рукой он удерживал меня поперек живота.
Я начала брыкаться и извиваться, сражаясь за свою жизнь, как бешенная лиса, как змея, которую вытащили из норы. Но мужская хватка оказалась стальной и оттого страшной: обычный человек не смог бы удержать оборотницу в истерике.
Мои ребра буквально трещали от его захвата, но я никак не могла поменять положение тела, чтобы хоть на немного ослабить его хватку. Замок куртки неприятно впивался в голую спину, царапал до крови, пряжка джинс задевала копчик и обжигала холодом.
Вся эта безрезультатная борьба могла бы продолжаться долго, если бы мужчина, не потеряв терпение, не прошипел мне в ухо:
- Прекрати. Иначе я убью тебя прямо сейчас.
Словно в подтверждение своих слов он сильнее прижал меня к себе, от чего из груди толчком вышли остатки крика вместе с воздухом.
Я обмякла в его захвате и тут же сделала страшное открытие: эта потасовка возбудила моего похитителя. Между ягодиц практически встал обтянутый джинсами его тугой член, довольно внушительного размера. Я сжалась от страха, от чего все тело напряглось до невозможности.
- Вот и правильно, - снова шепнул он мне в ухо. – Не ори, голова раскалывается.
Я кивнула согласно, давая понять, что больше не сделаю подобных попыток.
Он втянул воздух сквозь зубы, и буквально толкнулся мне в попу, выдавая свое недвусмысленное желание. Медленно убрал руку от моего рта, и я еле сдержалась, чтобы не впиться в ладонь зубами, чтобы доставить ему такую же боль, как и он мне.
Мужчина, не раздумывая долго, положил руку мне на грудь и немного сдавил ее. А потом зажал между пальцев сосок и чуть-чуть покрутил, оттягивая вниз. Мне резко перестало хватать воздуха, легкие будто налились свинцом, хотя воздух в комнате был прохладным и свежим. Что-то темное будто встало перед глазами, и руки стали горячими, ладони обожгло несуществующим огнем, будто я их в костер засунула.
Рукав куртки больно впился в живот, но даже эта боль не отрезвила меня. Я чувствовала дрожь во всем теле, а это значит, что ЭТО подступало, и должно было скоро начаться.
Оказавшись в маленькой комнате в одиночестве, Амалия будто пришла в себя. Я слушал, как она ходит из угла в угол маленькой комнатенки и пытается воззвать к своей внутренней волчице, но безрезультатно. Хотя, на самом деле, даже если бы она смогла перевоплотиться, это бы ей никак не помогло – я успел увести ее довольно далеко от города, туда, где никто нас не смог бы найти достаточно долгое время.
Это я знал очень хорошо – какое-то время дом был моим, пока я приходил в себя. Лесник переселил меня сюда, чтобы я смог спокойно прочувствовать свою связь с природой, лесом, внутренним зверем.
Никто бы и не подумал, что в лесу можно безнаказанно прятать самое дорогое, что есть у второго по значимости человека в городе – его дражайшую супругу.
Я услышал, как она остановилась, и я понял, что делает эта девушка. Она придумывает, как сможет обхитрить меня. Понимает, что ей нужно бежать, до того, как я начну претворять в действие свой план. Чувствует это на подкорке своего звериного обличия, а инстинкт кричит: беги, спасайся.
Дверь распахивается, и Амалия выходит из комнаты. В глазах горит решимость и спокойствие, насколько можно их сохранять в такой ситуации, когда тебя обложили неприятности со всех сторон. Да уж, силы воли этой волчице не занимать. Тем слаще будет ее нагибать, на самом деле.
Я делаю то, чему сам немного удивлен: продолжаю с ней пикироваться, а сам приближаюсь к ней настолько близко, что стираю все интимные границы: чувствую, как она дышит, и это почему-то заводит невероятно.
Не хочу начинать свою расправу так рано, мозгом понимаю, что нужно потянуть время и уже потом оторваться на всю катушку, если уж так припрет, но почему-то прямо сейчас, в такой близости, единственное, что хочу, это поднять ее платье, раздвинуть ноги и войти в нее резко, глубоко, а потом вколачиваться так часто, чтобы выпустить на волю всех своих демонов, которые скребутся из темноты души.
Хочу смять ее тело, подчинить себе, хочу хлестать по заднице, слушая отзвуки шлепков, хочу взять ее лицо одной рукой так, чтобы она открыла рот, и, входя на всю длину члена в нее, видеть, как глаза наполняются страхом, мольбой и ужасом от понимания того, что ее ждет ДАЛЬШЕ.
И только эта мысль оформляется в моем взгляде на нее, как девчонка, верно считав ее, тут же делает попытку к побегу.
Наивная! Она думает, что сможет сбежать от меня, - меня, настоящего волка, не скованного никакой наркотой, свободного, сильного, практически здорового! Да никакая волчица не сможет сбежать от матерого хищника, и мне это наглядно доказали, тогда… в ту самую Ночь Справедливости…
Как только ее кроваво-красное платье скрывается за поворотом, я слышу, как она достигает лестницы, мне становится дико смешно. Смех распирает, рвется из груди, стучит в висках. Глаза наполняет тьма из боли, и зверского желания догнать добычу, которая посмела сбежать и решила, что сможет обогнать меня.
Пожимаю плечами и даю ей фору. Двух секунд будет достаточно, чтобы волчица огляделась на первом этаже и поняла, что в доме никого нет. Пока никого нет. Интересно, а она уже видела тот сюрприз, что я ей приготовил? Хищно лыблюсь. Наверное, не успеет увидеть. Ну что ж…
Дергаюсь вперед, перепрыгиваю через лестницу и оказываюсь прямо позади нее на первом этаже. Амалия замечает меня не сразу, я даже удивлен этому: кажется, у кого-то совсем не развиты инстинкты, или она действительно сильно заторможена после приема наркоты, что я влил в нее в доме Клауда.
Ох, как же возбуждает погоня… Странно, что девчонка этого не поняла за время жизни с этим придурком, зверем в обличии человека. Как только жертва срывается с места, как внутри тебя все переворачивается. От предвкушения, сдерживаемой радости. Чешутся руки и немного клыки, которые едва заметно проступают в полости рта от волнения.
Кровь бурлит так сильно, что кажется, бухает в ушах. Еще чуть-чуть и переворот необратим. Но мне этого пока не хочется. Я хочу насладиться ею вот так, почувствовать податливость плоти, радость от того, что могу держать в руках, сжимать, играть, вкушать пьянящий аромат самки.
В глазах немного темнеет от эмоций и даже голова кружится от эйфории, когда прижимаю ее к своему телу. И, как только попка задевает налитый кровью член, тут же срывает клапан в мозгу, который и без того еле держался, готовясь слететь в любую секунду от внешнего давления.
Шиплю ей в ухо что-то, призывая к спокойствию, а сам не спокоен. В груди бурлит ураган эмоций, возбуждение накатывает такими сильными волнами, что меня начинает трясти. Я готов клацать зубами, настолько мощное чувство сейчас раздирает меня. Не могу даже думать о причинах такого сильнейшего возбуждения, которого не чувствовал со дня полового созревания.
Руки дрожат, когда я, наконец, отпускаю ее рот и перехожу на теплую, большую, мягкую, податливую грудь. Соски тут же отзываются: о да, самочка очень горячая, жаркая, она – настоящее сокровище, если даже в такой ситуации ее тело реагирует быстрее, чем мозг.
Носа тут же касается аромат ее возбуждения, даже несмотря на то, что я всю ее обрызгал своим химическим препаратом, чтобы никто не смог отследить нас по запаху. А это значит, что она, сама того не понимая, чувствует, или начинает чувствовать примерно тоже, что и я.
Сексуальное возбуждение.
Хвала Луне! Не сразу понимаю что происходит, очнувшись от истерики, осознав, что он снова тащит меня наверх. После того спасительного телефонного звонка что-то переменилось, и он будто передумал заканчивать начатое.
Чувство освобождения от неминуемой гибели накатывает волнами, иссушает меня, и я будто нахожусь в одном шаге от обморока. Только ударившись головой о косяк двери, прихожу в себя.
- Я освобождаю твой поганый рот, а ты молчишь. Моргни, если поняла, - шипит похититель, который только что чуть не перешел все границы.
Никаких игр, это я понимаю очень хорошо и послушно моргаю. Киваю головой на всякий случай, если он не понял сразу.
Он осторожно убирает ладонь, ставит меня на пол. Я стою на холодном кафеле – оу, мы оказываемся в туалетной комнате, о которой я так мечтала вечность назад. Не успеваю оглядеться: он поворачивает меня к себе лицом, и, сверкая своими ужасающе голубыми глазами, указательным и большим пальцами одной руки надавливает мне на щеки, заставляя смотреть прямо на него.
- Сейчас ты быстро напяливаешь эти шмотки, и идешь за мной. Ясно?
Киваю.
- Никаких сюрпризов, иначе я быстро распотрошу твое брюхо. Поняла?
Сглатываю и киваю, удерживая слезы страха и беззащитности.
Он отпускает мою голову, немного оттолкнув в сторону и тут же натягивает штаны, которые были расстегнутыми еще там, внизу. Жмурюсь: я уже чувствовала напротив своего лона его горячую плоть.
От этой мысли краснею, бледнею, и тут же закрываю грудь руками. Хотя это смешно – он уже видел все, что только можно, но моему мозгу спокойнее, если будет создана хотя бы иллюзия того, что кое-что будет скрыто от его порочного всевидящего взгляда.
Он резко поправляется и кивает на стопку вещей, которые свалены на стиральной машинке. Отворачиваюсь к нему спиной и пытаюсь найти в этом ворохе что-то, что могло бы мне подойти.
Выуживаю спортивные штаны, тут же натягиваю их, надеясь, что вещь принадлежит моему похитителю, а не какому-нибудь несчастному, которого держали в доме ради залога.
И только когда первый шок схлынул, понимаю, ЧТО должна была понять уже давно. Все эти вещи пахнут волком. Причем самцом.
Кошусь на своего похитителя, который, достав откуда-то сумку, скидывает все, что видит, из туалетного шкафчика, в ее нутро, но продолжает при этом искоса следить за моими действиями.
Ничего не понимаю. Кажется, что все вещи здесь принадлежат этому похитителю, по крайней мере, очень похоже по размеру и стилю, но пахнут они иначе, чем его тело. Или это какой-то новый вид оборотня? От этого становится еще страшнее и в груди все вибрирует, как будто подступают слезы.
- Быстрее, что ты копаешься, - подгоняет он меня.
Я хватаю футболку, простую, белую, натягиваю на свое тело и тут же чуть не падаю – этот аромат совсем…другой… мне хочется прижать вещь к своему телу и вдыхать ее запах все время, что мне будет отведено.
Похититель толкает меня в бок, еле заметно, от чего я тут же прихожу в себя. Очень странно. Что со мной? Неужели скоро…?
Боже, нет! Нет! Нет! Тогда мне точно не выжить!
Поверх футболки надеваю на себя худи. Мужчина, оглянувшись, довольно хмыкает. Потом вдруг натягивает капюшон мне на голову, почти по глаза, и заталкивает внутрь волосы. Хочется зашипеть на него, окрыситься, укусить, но я держусь: он уже показал, на что способен.
И вдруг похититель делает совсем неожиданную вещь: он достает из шкафчика белый баллончик, похожий на дезодорант, обрызгивает с головы до ног сначала себя, потом меня, закидывает его и еще какие-то баллончики в сумку. Я чихаю, кашляю, а потом не выдерживаю:
- Что это?
- Моя защита, - отвечает, к моему вящему удивлению, он. Ну что ж. Хоть какой-то ответ.
Тут мужчина, схватив меня за руку, тащит за собой, и я понимаю, что мы бежим – в другой руке его бьется о стены сумка, набитая вещами и какими-то банками. И тут, ощутив ногами холод коридора, резко торможу его, насколько это возможно: по ощущениям я словно привязана к скоростному поезду.
- Ну? – недовольно оборачивается он, сверкнув своими огромными глазищами, и мне кажется, что они снова покрыты корочкой льда.
- Мне нужна обувь. Срочно. Обувь! – лепечу я.
Он вздыхает и снова тащит меня, как на буксире, к лестнице.
- Нет, ты не понимаешь! – верещу я. – Мои босоножки! Мне нужна МОЯ обувь!
Он не слышит и не видит ничего, продолжая идти вперед, как ледокол.
Луна! Неужели все мои труды, все мои страхи были напрасными? Неужто я зря страдала и мучилась с Клаудом, еле вынося его невозможную близость? Правда ли, что я умру просто так, зря?
Нет, нет. Не бывать этому.
Я резко толкаю его свободной рукой в спину, пинаю в каменную икру ногой.
- Ты! Чудовище! Мне нужна моя обувь! – он поворачивается ко мне, застывает, нависнув прямо надо мной, и я читаю в его глазах, что еще чуть-чуть, и он убьет меня прямо тут. В глазах полыхают костры безумия, и мне снова становится страшно.
- Ее нигде нет, - начальник охраны, Ларс, прячет глаза, дебильный трус.
- Ты хорошо искал? – спрашиваю спокойно, сквозь зубы, потому что кругом бродят шпионы – первые лица города.
Оборотень в ответ прикрывает глаза.
- Возьми еще кого-то, у кого нюх получше! – резко выхожу из себя, и толкаю этого дебила в плечо. Он даже не морщится.
- Я искал не один. Нас было пятеро, - докладывает он.
- Камеры? – пытаясь держать себя в руках, продолжаю допрос.
Оборотень открывает рот, чтобы что-то сказать, как сзади меня хлопает по плечу этот слизняк. Мэр Лейстауна.
- Клауд, спасибо за прием. Ночь Справедливости закончилась, это был отличный праздник. Но и они кончаются, наступают будни, и всем нам пора расходиться по домам, - его голос вальяжный, стекающий с языка медленно, как застывший мед. Девчонка, Сьюзи, кажется, оглаживает его по спине и одновременно подмигивает мне.
Работает на два фронта, стерва:
- По домам и по постелькам. Правда ведь?
Даже без этого словесного намека понятно, что она готова залезть ко мне в штаны прямо сейчас. Думаю, ее даже наличие наблюдателей не остановит. Деньги и власть этого жирного мудака находятся в приоритете в ее пустой головешке. Хотя хер знает, может быть она будет согласна и на перепихон втроем. Или вчетвером, судя по стойке, которую тут же сделал начальник охраны на ее откровенное декольте.
В ответ на ее слова я льстиво улыбаюсь.
- Почему бы и нет, - от того, что я поддержал ее незамысловатый намек, она расплывается в улыбке, думая, что удачно закинула наживку.
- Клауд, - вдруг резко пресекает наш тупой флирт мэр. – Я надеюсь, ты решил мою маленькую проблему?
- Со мной вам не о чем волноваться, - почти честно отвечаю я. Со мной-то как раз ему есть о чем волноваться. Особенно сегодня, после этих дебильных новостей.
- Я не сомневаюсь в тебе, мой мальчик, - милостиво снисходит до похвалы этот тюфяк и хлопает меня по плечу. Держу себя в руках, прячу за оскалом налившиеся ядом клыки. Ненавижу такой род общения, когда низшее звено пищевой цепочки пытается прыгнуть выше своей головы. Чтобы не выдать специфическое изменение глаз, когда обращение в оборотня близится от накала эмоций, опускаю голову.
Мэр смеется, думая, что так я выражаю свою покорность. Хер тебе, лысый мудак.
- Доказательства уже уничтожены? – снова спрашивает он. И его слова будят во мне зверя. Я чувствую, как щетина пытается проступить на груди и простым усилием воли ее не сдержать: сказывается раздражение, тяжелая ночь, и этот невероятный косяк, из-за которого под вопросом не только карьера этого дебила напротив, но и все наши жизни.
- Безусловно. Сразу же. Волноваться не о чем, - сладко вру, смотря в сторону. Начальник охраны раздувает ноздри: понял, что я могу сейчас прыгнуть волком и тут же отвлекает внимание на себя:
- Господин мэр, ваша машина уже у входа. Проводить вас?
Все демонстративно косятся на него с негодованием, но эта секундная отсрочка помогает мне прийти в себя и обуздать оборотня, который рвется наружу. Вздыхаю полной грудью и беру себя в руки:
- Хорошо, что вы провели этот праздник Справедливости в моем доме. Это честь.
Его щеки будто теплеют от этой лести. Девка рядом тут же смотрит на него подобревшим взглядом.
- Ну что ты, Клауд, - отмахивается он. – В городе не так много мест, где можно отлично провести судную ночь, а твой дом, твое общество, твоя хозяйка дома, просто созданы для этого.
Все понятно, он намекает, что следующая Ночь Справедливости снова должна пройти здесь. И немудрено: здесь только охраны, оборотней, оружия, и совсем нет лишних людей. И эта удаленность от города…
Наконец, он решается.
- Клауд, вызови Сьюзи такси. Я направляюсь домой. Не хочу, чтобы кто-то успел меня сфотографировать или заснять на видео. Как в прошлый раз.
Он снова косится на меня, многозначительно выделяя свои последние слова. Я тут же киваю, мол, да, понял, все в порядке.
Девка радостно хихикает и чуть ли не хлопает в ладоши. Начальник охраны закатывает глаза. Она начинает что-то щебетать, но мэр, махнув пальцами, удаляется.
- Господин мэр, - вдруг бросает ему в спину мой главный по стае. – Девушку везти домой, или она вам еще нужна?
Кажется, я что-то пропустил за время этой длинной адской ночи. Не может быть, чтобы этот старый хер оставил девчонку нам, после того, как практически представил ее высшему сословию города.
- Да, да, вы меня правильно поняли, - ответил он. – Мои планы немного сменились, хочется вкусить плод сочнее.
Ха, видимо, девчонка старовата для нашего любителя сладких кисок, а мой начальник охраны его сразу раскусил. Кошусь на него, но оборотень, как всегда, профессионально отстранен.
Мимо нас проходят остальные участники Вальпургиевой ночи: прокурор, священник, руководители крупных организаций, директорат, и многие, многие другие, - все те, кто так или иначе дрожит за свой зад во время Ночи Справедливости и пока пользуется переменчивым уважением руководства города.