– Нынешняя молодежь стала совершенно безответственной и может позволить себе опаздывать на семейные советы. Но это ещё ничего, молодые люди вообще позволяют себе не выходить навстречу своим старшим родственникам, – сказала она спокойно и медленно, словно бы ни к кому не обращаясь.

– Прошу простить нас с Натальей Всеволодовной. Мы не знали… – начал Александр Иванович.

– Более того, – перебила его Клара Генриховна, всё так же неторопливо и растянуто произнося слова, – более того, молодые люди взяли моду говорить, когда никто не давал им слова.

– Да я всегда знала, что это нынешняя молодёжь совершенно отбилась от рук, их надо ещё учить и воспитывать, – торопливо начала госпожа Симпли, но Клара Генриховна лишь строго посмотрела на неё своим холодным, пронизывающим взглядом.

Госпожа Симпли тут же утихла и даже как будто сжалась в комок, стараясь стать незаметной для окружающих и более не привлекать к себе ничьего внимания.

– Вот тебе и тётушка приехала, ни «здравствуйте», ни «как поживаете», – прошептал Павел Егорович на ухо господину Симпли, который тоже немного оробел от такого обращения с его супругой, которую он сам боялся, как огня.

Клара Генриховна сделала вид, что не заметила этого.

– И так, дамы и господа, я позволю себе представить вашему обществу моих спутников: это Виктор Юрьевич и Анна Юрьевна Черводольские. Эти приятные молодые люди доводятся мне племянниками, и, если вам интересно знать, это дети моей покойной четвероюродной сестры, и находятся они под моей опекой. Прошу любить и жаловать, – сказала она.

Оба молодых человека встали, юноша поклонился, а девушка сделала изящный реверанс.

– Думаю, вы все потом познакомитесь поближе, – продолжала Клара Генриховна, когда Виктор и Анна сели на место. – Теперь же мне интересно знать, почему моего мужа похоронили без моего присутствия?

– Видите ли, уважаемая, Клара Генриховна, – обратился к ней Павел Егорович, – я всячески был против столь ранних похорон, но все остальные настояли, чтобы хоронили именно вчера, не дожидаясь вашего приезда.

– Вы напрасно поспеши, господа, я сильно разочаровалась в вас, – холодно ответила она.

– Но, понимаете ли, госпожа Уилсон, в другое время хоронить было никак нельзя, – начал оправдываться господин Симпли.

– Что ж, если похороны уже состоялись, то тут ничего не исправишь, – сказала Клара Генриховна, бросая на него спокойный и холодный взор. – Перейдём же тогда скорее к делу более важному, чем заботы о похоронах. Надеюсь, в моё отсутствие завещание не было обнародовано?

– Никак нет, ваша милость, – ответил Альфред, – кроме того, осмелюсь доложить, что господин нотариус изволили вчера-с прислать письмо, адресованное господам наследникам, – с этими словами дворецкий подошел к Кларе Генриховне и вручил ей запечатанный пакет.

Сломав печати и взглянув на густо исписанный лист бумаги, оказавшийся внутри, она недовольно усмехнулась и протянула письмо обратно дворецкому.

– Потрудитесь-ка, голубчик сами прочесть письмо, я не могу разобрать эти бестолковые каракули, – строго сказала она.

Альфред поправил голос и начал читать:

«Милостивые господа наследники, прошу меня простить, но в ближайшее время я не смогу прибыть в Уилсон Холл для оглашения последней воли умершего господина Уилсона. Дела не позволяют мне сделать этого. Я срочно уезжаю в город и прошу вас до моего возвращения не покидать замка. Обещаю, милостивые государи и государыни, что как только все дела будут улажены, я, в первейшую очередь, сообщу вам последнюю волю вашего дражайшего родственника, о котором мы все безмерно скорбим. Прошу вас не принимать никаких попыток по разделу имущества усопшего, храня уважение к его последнему волеизъявлению. Ваш покорнейший слуга, нотариус Никита Ильич Каингольц».

Окончив чтение, дворецкий вытер лоб платком и боязливо взглянул на госпожу Уилсон. Несколько минут никто ничего не говорил, ожидая реакции грозной тётушки.

– Да как этот мошенник смел такое написать! – гневно воскликнула она, нарушив молчание. – Как в голову ему могло прийти уехать и даже не дать нам возможности прочитать завещание моего мужа! Но я до него ещё доберусь, – на этих словах она опустила голову на руку и немного задумалась.

– Ну, впрочем, отсутствие завещания ничего не меняет. Всё будет по-моему, дамы и господа, мой слабоумный муженёк даже не мог нормально умереть, так что его завещание ничего не стоит. Сообщаю всем вам, что с этого момента я хозяйка этого поместья и отныне вы мои гости. Я уважаю законы, и дождусь нашего дорогого нотариуса. Но вы получите ровно столько, сколько я посчитаю нужным вам дать, вне зависимости от предсмертного бреда моего супруга. Вам понятно, мои дорогие родственники? – тут она грозно оглядела присутствовавших.

– Но, любезная Клара Генриховна, – обратился к ней Павел Егорович, – это будет не совсем законно и справедливо. Всё-таки воля покойного значит немало.

– Вам понятны мои слова? – спросила Клара Генриховна, сердито глядя на Павла Егоровича.

– Да, – ответил тот, робея, чувствуя, что не может сопротивляться стальному взгляду пожилой леди.

– Теперь вы, юная леди, – строго сказала госпожа Уилсон, взглянув на Наталью Всеволодовну, которая страшно испугалась, услышав эти слова. – Я попрошу вас подняться, ведь я обращаюсь к вам.

Натали встала, не смея поднять глаз, и сделала лёгкий реверанс. Она чувствовала, как глаза Клары Генриховны испепеляют её.

– Какова бы ни была воля моего дорогого супруга, вы теперь находитесь под моей личной опекой. Вы, моя дорогая, склонны, однако, считать меня бессердечной женщиной, желающей вам исключительно несчастья. Конечно, я до сих пор не понимаю, отчего Михаил взял вас в наш дом, но я искренне желаю вам только добра и надеюсь, что с сегодняшнего дня бы будите меня во всём слушаться. Забудьте все те глупости, что были в прошлом. Помните, отныне ваша судьба зависит целиком и полностью от меня, поэтому прошу вас быть благоразумной. И так, дитя моё, есть ли у тебя ко мне вопросы? – спросила госпожа Уилсон, стараясь казаться ласковой.

– Нет, тётушка, – со вздохом ответила Наталья.

– Ну, вот и хорошо, а теперь я прошу тебя сесть подле меня рядом с моими племянниками, – сказала госпожа Уилсон, указывая на кресло рядом с креслом кареглазой Анны Юрьевны.

Наталья склонилась в реверансе, но сама была готова заплакать. Она бросила Александру Ивановичу взгляд, полный тоски и отчаянья, и медленно отправилась к своему новому месту.

– Бедное моё дитя, ты всё ещё не можешь пережить утрату, – сочувствующим тоном произнесла госпожа Уилсон, заметив печаль Натальи Всеволодовны.

– Позвольте спросить, тётушка, – вдруг сказал Карл Феликсович.

– Что за вопрос, дорогой мой? – осведомилась Клара Генриховна, не спуская глаз с Натальи.

– А что если кто-то осмелится просить руки вашей новой воспитанницы? На что рассчитывать этому несчастному? – саркастически улыбаясь, спросил Карл Феликсович, поглядывая на Александра Ивановича.

– Неужели ты, мой мальчик решился просить её руки? – удивлённо воскликнула Клара Генриховна.

– О нет, тётушка, вы же знаете мой характер, – ласково ответил ей Карл Феликсович, – просто некогда любезный Алексей Николаевич изволили выказывать желание обзавестись такой женой, как достопочтенная Наталья Всеволодовна, – при этом он снова бросил недобрый взгляд на Александра.

– Это правда, Алексей Николаевич? – удивлённо спросила Клара Генриховна, переводя на него строгий свой взгляд.

Алексей же Николаевич страшно смутился и разнервничался при этом повороте событий. Он никак не ожидал подобного поступка от Карла Феликсовича и не был готов к ответу. Однако, собрав всю волю, он сказал:

– Ну что вы, любезная Клара Генриховна, у меня и в мыслях не было свататься к Наталье Всеволодовне. Вышло лишь небольшое недоразумение, вот и всё. Клянусь вам, Карл Феликсович изволили меня не так понять.

– Ну что ж, голубчик, вы прощены. Я верю, что вы и не думали делать каких либо предложений, ибо теперь мне решать, за кого моя дорогая Натали выйдет замуж. Более того, у меня для неё уже есть подходящая партия на примете. Я уже отослала письмо своему знакомому генералу. Сегодня вечером он должен приехать сюда со своей супругой и двоюродным братом. Этот его брат вполне преуспевающий предприниматель и фабрикант, к тому же не так давно овдовел. Богатств у него втрое больше, чем у нас всех вместе взятых, поэтому нам стоит его хорошенько принять. А уж если Наталья Всеволодовна придётся по душе нашему дорогому гостю, то тогда можно будет подумать и о свадьбе. Но я даю слово, что моя воспитанница не выйдет замуж за какого-нибудь нищего офицера или городского франта, – с этими словами госпожа Уилсон кинула грозные взгляды на Карла Феликсовича и Александра Ивановича.

– Простите мне мою бестактность, Клара Генриховна, – не вытерпев, сказал Александр, – но вы не можете заставлять девушку выходить замуж против её воли. Она в праве сама выбирать себе жениха.

– Молодой человек, – ответила она, устремив на поручика свой холодный взгляд, – никто не спрашивал меня, хочу ли я быть женой Уилсона, даже когда я была зрелой женщиной. Натали же сущий ребёнок, и кому, как не мне, решать её судьбу? Поверьте, речь идёт о её будущем, и оно должно быть обеспеченным, мой мальчик.

– Но Клара Генриховна, ради счастья Натальи Всеволодовны прошу вас не делать поспешных выводов, не обрекайте её на страдания в браке, – сказал Александр Иванович, стараясь достучаться до сердца госпожи Уилсон.

– Довольно об этом, – прервала она его, – я лучше разбираюсь в людях и мне лучше знать, с кем Натали найдёт своё счастье. Более я не намерена обсуждать этот вопрос. Надеюсь, господа, ни у кого нет иных вопросов ко мне, и я высказалась предельно ясно. Теперь же позвольте мне удалиться, я слишком устала от этих бесед.

После этого Клара Генриховна поднялась с кресла, и все в гостиной встали и поклонились ей. Госпожа Уилсон прошла до дверей, затем повернулась и строгим голосом добавила:

– Не забудьте, мои дорогие, теперь вы мои гости.

После этого она вышла, а за ней последовали Виктор и Анна Черводольские. Альфред повёл новую хозяйку замка и её воспитанников показывать им их комнаты. Когда они удалились, все вздохнули свободнее. Столь короткая беседа старой леди со своими гостями показалась им необычайно долгой.

– Вот тебе и тётушка приехала, – повторил озадаченный Павел Егорович.

– Сущее наказание, а не женщина, – подтвердил Алексей Николаевич, закладывая руки за спину.

Госпожа Симпли подошла к мужу и начала шептать ему на ухо, стараясь, чтобы никто не услышал её слова:

– Муженёк, – говорила она, – нам надо, во что бы то ни стало, выбиться в любимчики у этой старой вдовы, а то мы останемся без наследства. Делай, что хочешь, только пусть она полюбит нас, как самых близких родственников!

– Ты совершенно права, моя душенька, – озираясь, ответил тот.

– Это бессмысленно, любезнейшие, – ответил Карл Феликсович, зло улыбаясь, – Клара Генриховна никого никогда не изволила любить, уж я, как внук её покойного брата, это знаю.

– Не смейте лезть в наши семейные дела! – воскликнула госпожа Симпли.

– Кстати, Карл Феликсович, – неожиданно произнёс Алексей Николаевич, – потрудитесь объяснить, с какой целью вы сообщили этой проклятой старухе о том недоразумении, что возникло между мной и Натальей Всеволодовной?

– Успокойтесь, Алексей Николаевич, – с улыбкой отвечал тот, – я лишь хотел пристыдить нашего молодого офицера. А то, что вы ничего не имели в виду серьёзного, когда уговаривали Натали выйти за вас замуж, мы давно поняли.

– И всё же, мне пришлось краснеть из-за ваших бестактных слов, милостивый государь, – сердито произнёс Алексей Николаевич.

– Прошу прощения, сударь, – вмешался в разговор Александр Иванович, обращаясь к Карлу Феликсовичу, – мои отношения с Натальей Всеволодовной абсолютно чисты, и в них нет ничего предосудительного. Более того, я присутствую здесь именно потому, что мой долг заботиться и защищать Наталью Всеволодовну. Кроме того, вам, как и Кларе Генриховне, известно, что срок траура истекает нескоро. До этого момента я считаю неуважительным по отношению к покойному её опекуну заводить какие-либо разговоры о браке, кто бы ни начинал их.

– Неужели вы так обиделись на мои слова, – спросил, не переставая улыбаться Карл Феликсович, – не стоит принимать всё так близко к сердцу, не то вы натворите немалых бед.

– Прошу вас оставить ваши советы для более подходящего случая, кузен, – холодно ответил Александр.

– Умоляю вас, Александр Иванович, – сказала Наталья слабым голосом, – не стоит тратить силы на бессмысленные споры, давайте уйдём отсюда.

– Разумеется, Наталья Всеволодовна, – ответил Александр, взял её под руку, и они вместе покинули гостиную.

После этого все остальные медленно направились к выходу, ощущая некое томление и робость. Теперь они оказались в чужом доме, который прежде каждый почитал своим. В одночасье переменились и мысли и поведение всех, кто прибыл в замок ради наследства. Спорить с властной госпожой Уилсон было невозможно. Она уже решила судьбу каждого, из присутствовавших на семейном совете, и от этого они почувствовали себя жалкими и ничтожными, подобно малым детям на ферме работного дома.

– Что ещё за генерал должен к нам приехать? – с недовольством спросил Алексей Николаевич у господина Симпли, когда они шли по коридору.

– Я сам не знаю, друг мой, – отвечал тот, озираясь по сторонам, – только его богатенький сродник ещё более важная птица.

– Не забудь, муженёк, – сказала ему госпожа Симпли, шедшая несколько впереди прочих, – с этим фабрикантом нам надо быть не менее обходительными, чем с тётушкой, он может нам очень пригодиться.

– Ты совершенно права, душенька, – отвечал господин Симпли.

И так все разошлись по комнатам, обдумывая то, как им в дальнейшем вести себя при тётушке, одним своим появлением затушившей огоньки их надежд. Каждый считал, что стал жертвой обстоятельств, что с ним поступят несправедливо, но, увы, поделать ничего было уже нельзя. Всем захотелось поскорее вырваться из холодных объятий Клары Генриховны, но желание получить свою долю в наследстве держало господ на привязи, заставляя быть покорными судьбе, и в частности госпоже Уилсон.

После того, как Наталья Всеволодовна и Александр Иванович покинули гостиную, они долго шли по коридорам в полном молчании. Их счастье подверглось страшной угрозе, ещё только зарождаясь. Трудно им было думать о будущем, зная, что их воля уже ничего не решит. Они шли рука об руку, смиренно и чинно, опустив головы, точно к алтарю, но алтарь этот был бесконечно далёк, а путь был усеян многими скорбями. Но они оба не хотели подчиняться чужой воле, сколь великое бы благо она не стремилась привнести в их жизни.

– Натали, – прошептал Александр, взглянув на свою спутницу.

– Да, Александр, – ответила она и тоже взглянула на него.

– Натали, я хочу быть с вами, и только с вами одною! Я желаю, чтобы мы остались вместе навсегда, – с жаром говорил он ей, чувствуя, как кровь закипает в нём и сердце начинает биться чаще.

– Но тётушка… – сказала Наталья Всеволодовна, – она не отдаст меня вам, а скорее женит на сатане, если от этого ей будет выгода. Она не допустит нашего счастья…

– Нет, нет, слышите, не будет того, что вы достанетесь какому-то торговцу, сколь бы он не был богат! Я не отдам вас ни за какие сокровища! Вы стали мне дороже жизни, и я готов это доказать! Одно ваше слово, и я брошусь в самый жаркий огонь! Я умолю Клару Генриховну разрешить вам самой решать свою судьбу.

– О нет, – прервала его Наталья, – пожалуйста, не стоит даже заговаривать об этом с тётушкой! Если она узнает о нашей любви, то разлучит нас навсегда! Прошу, сохраните нашу любовь в тайне даже от самых близких друзей!

– Но тайна рано или поздно будет раскрыта, друг мой, я не хочу, чтобы о вас потом говорили хоть одно дурное слово!

– Я не боюсь злых языков, – краснея, ответила она.

– И я их не боюсь, и никогда не боялся. Даю слово, что ни один человек не узнает о наших чувствах, пока не придёт время! – сказал он, глядя прямо в её нежные глаза, полные радости и страсти.

– И я буду хранить молчание, мой добрый друг, – ответила она.

Александр Иванович припал губами к её изящной бледной ручке, и они застыли так в полумраке широкого коридора замка. И уже ничто их не могло потревожить. Они были рядом, и это значило, что они были в раю. Любовь стала для них всем, любовь согревала их души, заставляла жить и дарила радость. Они не видели ничего вокруг себя, застыв, подобно мраморным изваяниям в парке замка. Они и не заметили чьей-то тёмной тени, мелькнувшей в дальнем конце коридора.

Но как не было им хорошо стоять рядом, глядя друг другу в глаза, им пришлось сделать вид, словно они просто прогуливаются, услышав неподалёку чьи-то шаги. И действительно, вскоре показались Виктор и Анна Черводольские. Они как будто кого-то искали, и очень обрадовались, увидев Александра с Натальей. Подойдя ближе, они учтиво поклонились друг другу.

– Виктор Юрьевич, – представился ещё раз кудрявый юноша, – а это моя сестра Анна Юрьевна, – девушка сделала изящный реверанс.

– Очень приятно, позвольте и нам представиться: поручик седьмого драгунского полка Александр Иванович; а так же честь имею представить: воспитанница покойного Михаила Эдуардовича, Наталья Всеволодовна.

– Ах, нам тоже очень приятно! – воскликнула Анна, сверкнув блестящими карими глазками. – Я уже и не надеялась встретить здесь столь же молодых людей, сколь и мы с братом. Признаюсь, мы ожидали найти здесь одних пожилых почтенных господ, которые много знают, но с которыми ужасно скучно.

– О нет, сестра хотела сказать, что мы ищем разностороннего общения, – покраснев, добавил Виктор.

– Ну что вы, мы сами рады, что мы здесь не одни молодые люди, – ответила Наталья.

– Ну, а как же Карл Феликсович? – спросил Виктор. – Он тоже совсем не старый, но весьма интересный собеседник.

– Увы, у нас с ним разные взгляды на некоторые вещи, мы с ним не находим общих интересов, – ответил Александр.

– Зато, кажется, с Натальей Всеволодовной у вас горазда больше общего, чем с ним, – заметила Анна, улыбнувшись.

При этих словах Натали вся покраснела и опустила глаза.

– Наталья Всеволодовна прекрасный знаток искусства и литературы, и для меня большая честь быть её собеседником, – ответил Александр Иванович, стараясь как можно чётче произнести каждое слово.

– О да, хорошая беседа дорогого стоит в наши дни, – добавил Виктор.

– Кстати, вы случайно не видели Карла Феликсовича? – спросила Анна. – Он отчего-то покинул нас, как только мы успели завести беседу.

– О нет, его мы не встречали, – ответил Александр.

– Что ж, если позволите, мы покинем вас, чтобы осмотреть замок, и, если нам повезёт, отыскать Карла Феликсовича. Он, кажется, весьма интересный человек, – сказал Виктор, учтиво кланяясь.

– Мы не смеем вас задерживать, – ответила Наталья Всеволодовна.

И так, раскланявшись, молодые люди разошлись в разные стороны. Каждая пара много думала об этом разговоре. Так Анна и Виктор долго обсуждали Наталью Всеволодовну и Александра Ивановича.

– Скажи-ка, Анна, – говорил Виктор, – тебе не показалось странным их поведение, когда она встретили нас?

– Странным? – отвечала Анна. – Да они просто застыли, словно поражённые громом, когда мы предстали перед ним, не могли и слова естественно сказать, всё словно по принуждению говорили. А ты видел, что творилось с Натальей Всеволодовной, когда я заговорила про них с Александром Ивановичем?

– О да, этого, сестрица, нельзя было не заметить. Они явно что-то хотят скрыть, – заметил Виктор.

– Вдруг они влюбились друг в друга? – предположила Анна, мечтательно поднимая кверху глаза.

– Но им же этого нельзя делать, тётушка Клара будут огорчены этим, ведь они страстно желают избавиться от опеки, выдав девушку за старого вдовца, от которого зависит наше дальнейшее благосостояние, – сказал Виктор.

– О, Виктор, ты рассуждаешь как средневековый инквизитор! – воскликнула Анна. – Если они любят друг друга, то разлучать их будет великим преступлением!

– А что если они совсем не любят друг друга? – возразил Виктор.

– Не любят? Да я всё сразу поняла, так же, как и когда ты влюбился в Викторию Стефановну, дочь нашего соседа, – заметила с улыбкой Анна.

– Но то было совсем иначе, мы были знакомы с Викторией более полугода, а эти двое встретились всего пару дней назад, как нам рассказали, если ты помнишь! – обиженно сказал Виктор.

– Вы вели себя точно так же, – сказала Анна, – вы просто стеснялись своих чувств. Точно, Виктор, они наверняка сами ещё не знают о своей любви! – воскликнула Анна.

– Только и тётушке Кларе лучше не знать о ней, а то она может разлучить их, – сказал обеспокоенный Виктор.

– Тебе, братишка, тоже понравилась эта пара, – улыбнувшись, заметила Анна. – Дай то Боже, чтобы у них всё получилось, – и девушка мечтательно подняла глаза кверху и закружилась по залу, в который они вошли с Виктором.

– Но лучше нам пока ничего никому не говорить, – тихо сказал он и отправился вслед за сестрой.

Тем временем Карл Феликсович бродил по замку один, размышляя лишь над тем, как бы ему уговорить госпожу Уилсон дать ему как можно больше денег. Он с трудом смог уйти от брата и сестры Черводольских, которых искренне возненавидел за их чрезмерное желание общаться. Они, по его мнению, слишком много хотели разузнать о том, что происходило в замке. Карл Феликсович не желал им ничего рассказывать, по той причине, что не был до конца уверен в своей выдержке и боялся выдать какой-либо компрометирующий его факт. И не дай бог, если бы тётушка что-то узнала, что могло опорочить его в её глазах, она бы точно не дала бы никаких денег. В брате и сестре, приехавших со старухой, он видел исключительно шпионов, могущих вырвать из рук заветное наследство. Он был так погружён в мысли, что даже не обратил внимания на Наталью Всеволодовну и Александра Ивановича, стоявших подле друг друга в тёмном коридоре. Да и какое ему было в тот момент до них дело? Самой важной задачей было для него избегнуть встречи с Анной и Виктором, которые, как он полагал, специально подосланы госпожой Уилсон, чтобы доносить ей обо всех мыслях и намерениях родственников. Но разве он даст себя одурачить? Нет, он не такой человек, и даже если он ошибается, предосторожность никогда не бывает излишней. А уж если дело касается больших денег, которые наверняка оставлены и ему, и многим другим, то здесь надо быть особенно бдительным и никому доверять нельзя, так он решил и будет этому следовать.

Карл Феликсович прервал свои стремительные шаги и прислонился к стене, тяжело вдыхая и выдыхая застоявшийся воздух. Но на душе у него стало легче, так как он определил для себя наиболее приемлемую модель поведения, которая должна была привести его к успеху. Он улыбнулся сам себе, воображая, как его финансовые проблемы решатся в ближайшем будущем, причём самым благоприятным образом. Но какой-то шорох вдруг привлёк его внимание и немало встревожил. Карл Феликсович, хоть и говорил, что не верил в призраков, однако недавно встреченный им тёмный силуэт заставил молодого человека усомниться в своих убеждениях. Он отпрянул от стены, и шорох стих. Тогда Карл Феликсович вновь подошёл к стене и приложил ухо. И что же он услышал? За стеной раздавались отчётливые торопливые шаги. Карлу тут же всё стало ясно: кто-то шпионит за обитателями замка, используя при этом систему тайных переходов, которыми всё кругом просто испещрено. Все необъяснимые явление – это просто шутки какого-то любителя заговоров. Но вот кто он?

Тут в голову молодого человека, который был склонен к авантюрам различного рода, пришла гениальная идея: он поймает этого таинственного шпиона и преподнесёт его Кларе Генриховне, чем заслужит немалую её признательность. Само собой, награда будет щедрой. Главное, до поры до времени не проболтаться, чтобы какой-нибудь поручик не опередил его, а уж он-то своего не упустит. Теперь оставалось найти вход в тайные проходы, и шпион будет пойман. Карл Феликсович вне себя от радости, вызванной неожиданной удачей, пошел далее по коридору, простукивая все стены.


Глава IV

Увы, Карл Феликсович стал не первым из гостей замка, кому удалось обнаружить существование тайных ходов. Как это ни странно, его опередили Александр Иванович и Наталья Всеволодовна, даже не подозревавшие о том, что от великой тайны Уилсон Холла их отделяет всего лишь несколько дюймов кирпичной кладки. Молодые люди просто шли вместе, держались за руки, смотрели друг другу в глаза и разговаривали. Их беседа могла длиться долгие часы, и от этого разговора они не уставали, но лишь набирались сил. Они дарили друг другу радость, которой прежде не знали их сердца, которая наполняла их души нежностью, и мир становился краше и веселее. И уже не были им страшны ни тётушка Уилсон, ни богатый фабрикант, который скоро должен был приехать в замок к его новой владелице, ни кто иной, и даже сам дьявол. Чтобы их не застали вдвоём, они спустились в прихожую залу, свод которой поддерживался множеством колонн, и отошли в дальний угол, чтобы даже слуги, проходившие в людскую, не могли их видеть. В полумраке старинного зала двое влюблённых стояли тихо и прислушивались к биению их сердец. Александр обнял Натали за плечи, а она положила ему руки на грудь, ласково и преданно глядя ему прямо в глаза.

– Наталья, – прошептал Александр.

– Да, Александр, – прошептала Наталья.

Молодой офицер приоткрыл рот, но так ничего больше и не смог произнести, ибо чувства перемешали в нём все мысли, и разум заполнил один бесконечный восторг.

– Александр, – прошептала Наталья.

– Да, Наталья, – прошептал в ответ Александр.

И губы их сближались неумолимо, готовые слиться в страстном поцелуе любви. Они были всё ближе и ближе, так близко, что чувствовалась тепло дыхания возлюбленного. И вдруг тишину прервал страшный крик, раздавшийся из людской. Александр и Наталья сразу бросились туда, откуда доносились вопли. Александр резко открыл дверь и прямо перед собой увидел горничную Марту, которая кричала что было сил. Увидев Александра в тёмном дверном проёме, она лишилась чувств и упала на каменные плиты пола. На крик Марты сбежались слуги, примчался Альфред, а следом за ним Борис с ведром воды, решивший, что начался пожар, потом подбежали Анна Юрьевна и Виктор Юрьевич, вслед за ними подоспел Павел Егорович. Марту бережно внесли в людскую и положили на скамью. Она была бледна и чуть дышала.

– Что? Что случилось? – спрашивали все.

– Что с ней? – восклицала перепуганная Анна Юрьевна, никогда не видевшая прежде подлинных обмороков.

– Дайте ей уксуса! – посоветовал Борис.

– Расступитесь, господа, – приказал дворецкий, – её нужен воздух.

– Я слышал, при обмороках помогает коньяк, – тихо пробормотал Павел Егорович.

– Всё будет в порядке, я уверен, с ней ничего не случилось страшного, – сказал дворецкий, похлопывая Марту по щекам.

Вскоре горничная и вправду пришла в себя, но говорить не могла ещё долго. Она приподнялась на скамейке и со страхом оглядела собравшихся вокруг неё людей. Альфред налил ей стакан портвейна, и та выпила его залпом, немного подавившись и раскашлявшись.

– Ничего, портвейн не разорит госпожу Уилсон, – сказал дворецкий, закрывая бутылку.

Постепенно к Марте вернулся дар речи. Она села на скамейку, дрожа всем телом, так как не до конца оправилась от пережитого потрясения. На вопрос, отчего она кричала, бедная женщина поведала о том, что ей явился призрак покойного господина Уилсона. Марта рассказала, что собиралась зайти в кладовку за перцем, и услышала там какой-то треск. Она решила, что это мыши разоряют запасы, взяла в руки метлу, но как только открыла дверь, то чуть не умерла от неописуемого ужаса, охватившего её: перед ней стоял призрак покойного господина Уилсона в полный рост. Он был весь чёрным, только белая, полупрозрачная голова его, покрытая трупными пятнами, была отчётливо видна. Тело же покрывал чёрный, как ночь, балахон, который верно вручил ему сам сатана, как решила бедная горничная.

– Зачем же он приходил? – удивился Павел Егорович.

– Не знаю, ваша милость, – ответила Марта, – быть может, замок теперь проклят. Я слышала и раньше приведений, они выходили ночью после смерти старого хозяина.

– Не говори глупостей, Марта, тебе наверняка это всё просто показалось, – сердито сказал дворецкий. – И если присутствующим угодно знать, то это я ходил ночью по замку и проверял, всё ли в порядке.

– Но я слышала странные звуки не только по ночам, и не только в этом крыле, – начала оправдываться Марта, обиженная тем, что ей не верили, но вдруг она вздрогнула и с ужасом посмотрела на дверь в кладовую. – Вдруг оно ещё там? – тихо спросила она.

Александр Иванович на цыпочках подкрался к двери и резко распахнул её. Но призрака там не оказалось. Полки были чинно заставлены банками со специями, кадушками с мёдом и бутылками уксуса. Поручик тщательно осмотрел кладовую, но не нашёл ничего подозрительного.

– Скорее всего, Марта и вправду увидела привидение, – заключил Виктор Юрьевич, обходя людскую и кладовую вслед за Александром Ивановичем. – Мы не встретили никого постороннего, когда прибыли сюда, спрятаться тут негде, а других выходов, похоже, нет. Так что это точно был не человек.

– Совершенно так, ваша милость, – подтвердила Марта.

– Эх, Виктор, тебе бы в сыскном отделении служить, – ласково заметила Анна Юрьевна.

– Прошу прощения, дамы и господа, – перебил Альфред, – но призраков в замке Уилсон Холла нет и не было, ведь за всё время моей службы никто никогда даже не упоминал о них. Более того, сам покойный господин Уилсон строго настрого запрещал любые разговоры о привидениях. Я смею полагать, что Марта просто перетрудилась, поэтому ей нужен отдых.

– Возможно это и так, – тихо произнёс Александр Иванович, медленно прохаживаясь по людской.

Тут горничная неожиданно для всех громко расплакалась. Она рыдала как дитя, безутешно и жалостливо, так что барышни тут же стали её успокаивать, как могли, но их старания ни к чему не приводили. Марта всхлипывала всё громче, при этом жалобно причитая:

– О, боже милосердный, за что, за что же мне, рабе твоей, такие страдания? Почему меня искушает лукавый? Разве я согрешила? Боже, за что?

– Марта, всё будет хорошо, не стоит, право, не стоит… – тихо говорила ей Наталья Всеволодовна и гладила горничную по плечу, осознавая то, что утешить её она не сможет.

– Ей нужен свежий воздух, ваша милость, – сказал Наталье Альфред.

Дворецкий вместе с Борисом взял бедную плачущую женщину под руки, и осторожно вывели из людской, и некоторые слуги последовали за ними, перешёптываясь между собой. Два повара и кухарка отправились готовить ужин.

– И на кухне тоже никого, – сказал с задумчивым видом Виктор Юрьевич, провожая всех троих взглядом.

– Пойдём, братец, – позвала его Анна, – мне что-то страшно здесь находиться после этого происшествия.

– Да, да, сестрёнка, Павел Егорович, вы с нами? – спросил Виктор, успевший уже поладить с этим начитанным и мягким джентльменом.

– О, конечно, Виктор Юрьевич, – отозвался тот с немалой охотой.

– Позвольте присоединиться к вам чуть позже, господа, – сказал Александр Иванович.

– Разумеется, только не пропадайте, – ответил Виктор, уводя Анну под руку из людской.

После того, как все ушли, Александр подошёл к кладовой и начал пристально вглядываться в темноту. Затем он повернулся к Наталье Всеволодовне, тихо сидевшей в раздумье за столом, и спросил:

– Натали, неужели вы верите, что ваш добрый дядюшка и мой дед не обрёл покоя?

– Мне тяжело и страшно об этом думать, – дрожащим голосом ответила она, – если это так, то, что нам теперь делать? Неужели это мы виноваты в том, что его душа вынуждена мучиться на земле?

– Наталья Всеволодовна, – сказал Александр, – мне кажется, что это мог быть вовсе не призрак.

– Но тогда что это было? – удивлённо спросила Наталья.

– Я пока не знаю, но думаю, что вам тоже стоит взглянуть на кладовую, быть может, вам посчастливится найти что-то важное.

Девушка встала, прошла к кладовой и заглянула туда. Всё было идеально чинно: баночки стояли по форме и по размеру, выстроенные от пола и до потолка, везде были таблички и ярлычки. Однако было очень темно, так что она не сразу привыкла к мраку. Но когда глаза приспособились видеть при тусклом освещении, Наталья указала на одну из стен и промолвила:

– Эта полка мне кажется странной, не знаю, почему, но она не такая, как все.

– Позвольте и мне взглянуть, – сказал Александр, освещая свечой крохотную кладовку.

Он ощупал декоративную резьбу на крайнем к стене стеллаже, упёрся рукой в бронзовый цветок, который был будто намертво приделан к деревянной раме, и внутри за этой рамой что-то щёлкнуло. Александр налёг на стеллаж, и тот отъехал вглубь стены, открыв изумлённым взорам его и Натальи новую, почти незаметную дверь. Александр толкнул её, и перед молодыми людьми предстал длинный тёмный и узкий коридор, ведший в неизвестность. Оттуда веяло холодом и сыростью, и нельзя было сказать, длинный он или тянется всего несколько шагов, и что кроется в его пугающем мраке.

– Глазам не верю, – прошептала изумлённая Наталья Всеволодовна, – выходит, что кто-то нарочно переоделся в привидение, чтобы пугать всех в этом замке!

– Не уверен, что только ради того, чтобы напугать кого-то, человек стал бы наряжаться в привидение. Возможно, за нами тайком кто-то наблюдает, и я думаю, что стоит выяснить, кто это, – решительно сказал Александр Иванович, зажигая свечи в подсвечнике.

– Неужели вы собираетесь идти туда один? – с ужасом в голосе спросила Наталья Всеволодовна.

– Простите меня, Натали, но я должен попробовать найти этого таинственного призрака. Кроме того, нам лучше будет сохранить в тайне нашу находку, ведь если все узнают о существовании тайных коридоров, то непременно начнут говорить только о них, и тогда этот незнакомец, а может и знакомый нам человек, затаится, и выследить его станет совсем непросто, – произнёс Александр.

– Что же, пусть и этот ход станет нашей тайной, – с улыбкой ответила Наталья. – Но одного вас я всё-таки не смею отпускать, прошу, позвольте пойти с вами.

Александр Иванович хотел было возразить, что это может быть опасно, но, взглянув в глаза своей прелестной собеседнице и увидев там столько мольбы и искреннего переживания за его судьбу, согласился идти вместе с ней, куда бы ни вёл этот ход, хоть в саму преисподнюю. После того, как девушка вошла под тёмные мрачные своды потайного коридора, Александр придвинул полку на место и закрыл дверь, так что свечи остались единственным источником света.

– Зачем вы это сделали? – спросила Наталья Всеволодовна. – Что если мы не отыщем дороги назад?

– Положитесь на меня, Натали, – сказал Александр, принимая из её нежных ручек тяжёлый кованый подсвечник, – здесь, я уверен, есть множество других тайных входов и выходов, так что выйти мы сможем всегда. Не бойтесь, пока я с вами, вам ничего не угрожает.

– Я ничего не боюсь, ведь я верю вам, – с улыбкой ответила Наталья, и глаза её сверкнули огоньком счастья в тусклом свете свечей, – вы однажды уже спасли меня, и я уверена, что спасёте снова, если понадобится.

Она взяла его за руку, и они осторожно пошли по узкому коридору. Молодой человек шёл немного впереди, освещая путь. Стены покрылись седой паутиной, и она бахромой свисала от потолка до пола, который тоже изрядно запылился за многие десятилетия. Воздух был тяжёлым, чувствовался сладковатый запах плесени, и под ногами что-то шуршало. Но ни Александр, ни Наталья не обращали на всё это богатое убранство таинственной старины почти никакого внимания. Ощущение того, что они прикоснулись к великому секрету – вот, что занимало их умы. Загадка мрачного потайного коридора влекла их и завораживала. Кто пользовался раньше всем этим лабиринтом, и зачем он был нужен, не давало покоя юным любителям приключений. Открытая тайна будоражила их воображение. Что ждёт их за следующим поворотом? Какие ещё сюрпризы готовит им замок Уилсон Холла?

Через некоторое время Александр и Наталья приблизились к странной выемке в стене. Подойдя ближе, они обнаружили, что это не просто выемка, а глазок, через который можно спокойно наблюдать за событиями, происходящими за стеной. Наталья осторожно отодвинула заслонку, что была на уровне её глаз, и заглянула в отверстие.

– Боже мой, да ведь это малая гостиная! – воскликнула девушка шёпотом.

– Неужели, – удивился Александр, – значит, за нами действительно могли наблюдать.

– Ого, да тут сидят госпожа Симпли и её муж, и Алексей Николаевич с ними, – прошептала Наталья Всеволодовна, – они, как всегда, играют в преферанс.

– Вы позволите и мне взглянуть? – улыбаясь, спросил Александр.

Он долго вглядывался в то стройное изображение, которое давал глазок. Всё было как на ладони, вплоть до мельчайших деталей.

– Ого, да Алексей Николаевич изволят жульничать, – с улыбкой заметил Александр.

– А я думала, что только Карл Феликсович знаток карточных тонкостей, – добавила Наталья.

Они ещё немного постояли, наблюдая за игрой в карты через маленький глазок. Они могли отчётливо слышать почти каждое слово, так как их отделяла от залы, где сидели игроки, только тонкая кирпичная стена. Господа же были настолько увлечены игрой, что не обратили внимания на подозрительные шорохи, доносившиеся откуда-то из дальнего угла. Когда же молодым людям наскучила эта детская забава, они пошли далее. В узком тёмном пространстве, где почти не было воздуха, им мерещились призрачные силуэты, возникавшие на каждом шагу в слабом свете, исходившем от нескольких свечей. Эти призраки манили их за собой всё дальше и дальше, очаровывая воображение, заставляя забыть обо всём на свете. Паутина, пыль и мелкий мусор летели в лицо незваным гостям тайного лабиринта. Вскоре свечи обагрили оранжевым светом небольшую дверцу в стене. Александр и Наталья остановились перед ней в нерешительности. Куда она могла вести? За ней было тихо, так что молодым людям захотелось узнать, что же скрывается за ней. Александр нащупал на стене рычаг и опустил его вниз. Дверь тут же отворилась, тихонько скрипнув. Молодой офицер осторожно вышел наружу, затем помог Наталье. Они оказались в одном из коридоров первого этаже в южной части замка. Дверца эта была замаскирована под зеркало, так что никто бы и не подумал, что эта простая часть интерьера скрывает одну из самых больших тайн замка. Дверцу возможно было открыть только снаружи, поэтому ни один человек так и не нашёл этого скрытого хода.

– Теперь я понимаю, что даже стены здесь имеют уши, – сказал Александр Иванович.

– Интересно, сколько людей знают об этом тайном лабиринте? – прошептала Наталья Всеволодовна.

– Это нам, увы, неизвестно, но пока лучше, чтобы их было как можно меньше, – ответил Александр и закрыл дверь.

– Ох, взгляните на себя, Александр Иванович, вы весь в пыли и паутине, – улыбнувшись, заметила Наталья.

– Право, вы тоже слегка испачкались, – ответил молодой человек, указывая на подол её платья.

– Нам срочно нужно привести себя в порядок, пока нас никто не увидел, – прошептала Наталья Всеволодовна.

И они вдвоём, весело перешёптываясь, направились к своим комнатам, стараясь, чтобы никто их не заметил, ведь в этом случае могли возникнуть вопросы, на которые им пока не хотелось отвечать. Ещё одна тайна объединила и сблизила их, хотя и без этого души молодых людей сплелись, точно корни деревьев, выросших рядом, и уже ничто не могло разорвать их связь. Конечно, эта таинственная находка вызвала у них только новые сомнения, но они верили, что тайны скоро развеются, и всё станет ясно, как день. Однако это было только начало опасного пути, на который они встали, сами того не желая.

Тем временем Карл Феликсович был как раз неподалёку от того коридора, где Александр и Наталья выбрались из потайного хода. Он буквально чувствовал, что близок к цели, он знал, что кто-то обязательно выдаст эту тайну, но он просто не успел подойти к замаскированной дверце, когда молодые люди уже ушли. Карл Феликсович тут же распознал секрет этого зеркала, но открыть потайной проход у него так и не получилось. Тогда его охватило сомнение, и он стал простукивать все стены и переворачивать все картины, что были в коридоре, но это было напрасно, и никакие двери, ведущие в неизвестность, ему не открылись. Раздосадованный своим просчётом, он встал перед зеркалом и пристально вгляделся в своё отражение. Но не мог же он ошибиться, ведь именно неподалёку от этого места он явственно слышал шаги, но не видел ни одного человека. Карл Феликсович изучил бронзовую раму зеркала, которая, казалось, была намертво приделана к стене, однако ничего подозрительного так и не обнаружил. Он стоял так очень долго, как вдруг услышал за спиной голос Альфреда.

– Прошу прощения, ваша милость, не стоит долго смотреться в это зеркало, у него плохая репутация, – сказал он.

– Вот как, – сказал Карл Феликсович, поворачиваясь к дворецкому лицом, – и с чем же это связано?

– Мне рассказывали, ваша милость, что один джентльмен много лет тому назад сошёл с ума прямо на этом месте, глядя в это самое зеркало, – ответил Альфред шёпотом.

– Не стоит верить всякому вздору, Альфред, – сухо произнёс Карл Феликсович и повернулся, чтобы уйти.

– Как вам будет угодно, ваша милость. И ещё вам просили сообщить, что ужин будет в восемь, – сказал дворецкий ему вслед.

Карл Феликсович ничего не ответил, он только ускорил шаг. По его мнению, дворецкий явно знал что-то, чего не знал никто другой. Конечно, Альфред мог быть осведомлен о наличии тайных ходов, но об этом тот расскажет в самую последнюю очередь. Так как же заставить его выдать этот секрет? Нет, он должен действовать осторожно, чтобы не привлекать постороннего внимания. Пусть зеркало надёжно хранит свою тайну, он найдёт и другой вход в скрытые помещения замка, найдёт, чего бы это ему ни стоило, ведь от этого зависит его благосостояние. А когда он найдёт вход, он поймает наглого шпиона, кем бы тот ни был, и тогда его ждёт признание и уважение в глазах родственников, и, самое главное, Клары Генриховны Уилсон.

Сама же новая хозяйка Уилсон Холла тем временем спустилась в малую гостиную, где супруги Симпли играли в карты с Алексеем Николаевичем. Но игра тут же прекратилась, когда вошла пожилая леди. Вслед за ней вошли Анна и Виктор Черводольские, немного позже подошёл Павел Егорович. Он был задумчивее, чем обычно, и почти не обращал внимания на присутствовавших в гостиной родственников. Клара Генриховна была в темно-коричневом платье, она села в одно из роскошных кресел в центре залы и тоже о чём-то задумалась. Вид её был как всегда мрачен, но на этот раз казалось, её что-то тревожит.

– Как вы себя чувствуете, Клара Генриховна? Этот переезд должно быть вас совершенно утомил, – сказала госпожа Симпли, стараясь проявить как можно больше почтения.

– Спасибо, душенька, я чувствую себя прекрасно, пока я в этом доме, я абсолютно спокойна, – равнодушно ответила госпожа Уилсон, не меняя выражения лица.

– Не угодно ли вам распорядиться насчёт чашечки чая, – предложил господин Симпли.

– О да, – заметила Клара Генриховна, – это было бы совсем не лишним.

– Эй, Альфред, – позвал господин Симпли дворецкого, – принеси-ка нам чая, да побыстрее.

– Сейчас стоят удивительно холодные ночи, – заметила госпожа Симпли, – да и не удивительно, зима не за горами.

– Да, зима будет долгой и трудной, если к ней не подготовиться, – вдруг произнесла госпожа Уилсон, так что все совершенно сконфузились и не знали, что сказать.

Вскоре Альфред и Марта принесли чай, подавали его ещё две молодые служанки, Гретта и Фрида. Они всеми силами старались скрыть волнение, испытываемое в присутствии пожилой госпожи, ведь знали, что ничего хорошего от неё ожидать не стоило. Правда и сама Клара Генриховна волновалась не меньше их, но волновалась она из-за приезда её знакомого генерала, который должен был прибыть вместе со своим кузеном, о богатстве которого она так много слышала. Если бы Наталья Всеволодовна пришлась ему по душе, тогда она обеспечила бы достойную старость в роскоши и достатке и себе, и своим воспитанникам Анне и Виктору. Конечно, замок и земли вокруг него способны приносить немалый доход, но Кларе Генриховне хотелось много большего. Ей хотелось, чтобы даже в столь почтенном возрасте о ней говорили как о самой могущественной женщине, которая когда-либо рождалась в здешних местах. С детства ей говорили, что богатство принесёт ей счастье и почёт, и так оно и случилось. Она выросла в семье обедневшего мелкопоместного дворянина, и всю жизнь мечтала о богатстве, которое так несправедливо обошло их семью стороной. Её выдали замуж за обеспеченного герцога, но тот вскоре погиб при загадочных обстоятельствах. К несчастью у герцога было много долгов, так что ей пришлось по настоянию родни искать себе нового мужа, чтобы сделать свою и их жизнь богаче. И вот в один прекрасный день нашёлся джентльмен, у которого было полно денег, и который страстно влюбился в Клару Генриховну. Этим джентльменом оказался господин Уилсон, который не жалел средств на свою жену и её родственников, однако детей у них не было, и это огорчало Михаила Эдуардовича. С появлением же воспитанницы Натальи, Клара Генриховна стала совершенно невыносима, ведь она ревновала мужа к маленькой девочке, которая, как объяснил он, была круглой сиротой. Да и её муж изменился, став к ней гораздо строже. Они стали часто ссориться, причём без всяких видимых причин. В конце концов, господин Уилсон купил жене особняк в центре уездной столицы, и с тех пор Клара Генриховна жила там, не желая видеться с мужем. Она завела светский салон, и её дом был в очень большом почёте среди местной аристократии. И так эта властная женщина сидела с чашкой чая в руках и размышляла о своей жизни, о прошлом и будущем.

– Чай совсем не плох, – заметил Павел Егорович.

– У одного моего знакомого я пил такой чай, что этот по сравнению с тем просто заваренное сено, – откликнулся Алексей Николаевич.

– Вам, господа, не нравится чай в моём доме? – строго спросила госпожа Уилсон, словно бы очнувшись ото сна.

– Ну что вы, Клара Генриховна, чай просто великолепен, – натянуто улыбаясь, произнесла госпожа Симпли.

– Да, пожалуй, чай не очень хорош, – сухо сказала пожилая леди, сделав глоток из фарфоровой чашки, – и откуда этот чай только взялся у моего покойного мужа?

Тут служанки задрожали так, что даже посуда зазвенела, гнев хозяйки грозил обернуться для них настоящей бедой. Однако Клара Генриховна сохраняла спокойствие.

– Мой муж, да спасёт господь его душу, никогда не умел найти что-либо хорошее, он всю жизнь тратился на недостойные вещи. Альфред, голубчик, вам следует поискать хорошего чая, а то наши гости решат, что мы беднее приходских служек, раз предлагаем им такой ужасный чай, – сказала она, ставя чашку на поднос, удерживаемый дворецким.

– Как вам будет угодно, ваша милость, – ответил тот и отошёл в сторону.

– Осмелюсь спросить, Клара Генриховна, отчего вы столь задумчивы? Неужели что-то может всерьёз волновать такую уважаемую даму, как вы? – осведомился господин Симпли.

– Ну что вы, голубчик, меня ничто не беспокоит, это просто осень заставляет меня думать о прошлом, – ответила госпожа Уилсон, прикрывая глаза.

– О, эта осень, – воскликнул Павел Егорович, – прекрасная и яркая пора, что может быть прекраснее прогулки по осеннему лесу в погожий день.

– Ох, как это романтично, – согласилась, мечтательно глядя в тёмное окно, Анна Юрьевна.

– Павел Егорович, – недовольно заметила Клара Генриховна, – не стоит возбуждать в юной леди эти игривые настроения, она должна доверять разуму, но не доверяться чувствам.

– Но что в этом плохого, тётушка, – возразил удивлённый Павел Егорович, украдкой взглянув на покрасневшую Анну, – разве вы никогда сами не хотели броситься в объятия матери-природы, ведь она же совершенна и удивительна.

– Страсть не подобает юным особам, – твёрдо и решительно произнесла пожилая дама, холодно оглядывая родственников и слуг.

– О, любезная тётушка, – вмешался Алексей Николаевич, – не судите строго моего кузена, он помешался на сентиментальностях. Позвольте поговорить с вами о деле.

– У меня нет настроения говорить сейчас о делах, – медленно произнесла она, отводя взгляд в сторону.

– Но Клара Генриховна, моё дело совершенно незначительно, и я уверяю, что оно не затруднит вас нисколько, – продолжал Алексей Николаевич, подойдя прямо к её креслу. – Я лишь смею просить вас о небольшой субсидии в мою пользу, дабы я смог продолжить своё дело. Даю слово, что эти деньги к вам вернутся и с немалыми процентами.

– Но помилуйте, голубчик, откуда же у меня найдутся для вас средства? – возразила госпожа Уилсон, понимая бесполезность и нелогичность своей отговорки.

– Прошу вас по-родственному одолжить мне совсем небольшую сумму. Умоляю, проявите снисхождение, ведь мы с вами отнюдь не чужие люди, – продолжал медовым голосом Алексей Николаевич, лисом вертясь перед тётушкой.

– Ну, хорошо, я над этим подумаю, – нехотя ответила Клара Генриховна.

– Благодарю вас, милейшая тётушка! – радостно воскликнул Алексей Николаевич, целуя ей руки и низко клянясь.

Госпожа Симпли только фыркнула, увидев счастливое и довольное его лицо, которое стало как будто совсем круглым от удовольствия.

– Кстати, у нас с мужем очень выгодное дело, мы даём людям деньги в долг и забираем их с большими процентами. Если бы нам увеличить капиталы, мы смогли бы стать очень влиятельными людьми, – скороговоркой произнесла она.

– Жаль, что мой супруг оставил мне только полуразрушенное поместье, а не рог изобилия, – ответила Клара Генриховна, – я подумаю и насчёт вас, милочка, но только не сейчас, я и без того вся в хлопотах.

В этот момент в гостиную вошёл Борис. Он был одет в новенькую ливрею, и учтиво поклонившись, сказал:

– Ваша милость, к замку приближается карета господина генерала.

Все тут же оживились и посмотрели на госпожу Уилсон. Она степенно встала, окинула гостиную взглядом и произнесла:

– Ну, что ж, пора вам, мои дорогие, учиться встречать важных гостей.

Затем она неспешно вышла из гостиной залы, а за ней последовали все остальные, ведь не каждый день можно было видеть персон, которых уважала сама Клара Генриховна. И всем уже новые гости замка показались суровыми снобами, которых стоило остерегаться более чем Клару Генриховну.

Между тем, по тёмной дроге в свете двух масляных фонарей ехала карета, запряжённая четвёркой резвых лошадей. На козлах сидели кучер и лакей из отставных военных. В самой же карете сидели трое: седой генерал, лицо которого было украшено пышными усами и бакенбардами, его пожилая супруга, одетая в старомодное сиреневое платье и чепчик, и кузен генерала, сутулый лысоватый джентльмен, на голове которого был потёртый черный цилиндр, а на носу сидело мутное пенсне. Этот господин и был тем человеком, за которого Клара Генриховна чаяла выдать Наталью Всеволодовну. Все трое молчали, ибо их сковывала дремота, но многочисленные кочки, создававшие жуткую тряску, мешали заснуть.

– Ах, дорогой, уже совсем стемнело, а мы ещё не доехали, неужели придётся ночевать в поле? – сказала жена своему мужу.

– Не бойся, моя дорогая, – ответил генерал, – мы наверняка скоро прибудем.

– И зачем мы только к ней едем? – недовольно спросил лысоватый джентльмен.

– Нас пригласила такая почтенная дама, как Клара Генриховна, а вы ещё и не довольны этим! – отозвался генерал, сурово глядя на кузена.

– Напомните мне, с какой целью она изъявила желание познакомится со мной, – попросил джентльмен, поблёскивая стёклышками пенсне.

– Помилуйте, сударь вы мой, неужели я могу упомнить всего на свете? Кажется, речь шла о её воспитаннице и сострадании к вашему одиночеству, – сказал генерал.

– И много ли за этой воспитанницей приданого? – осведомился джентльмен.

– Полно вам, кузен о женщинах думать, вы дважды овдовели, пора бы и на покой, – ответил генерал, поглаживая ус.

– Вы не представляете всей моей великой скорби, брат мой, – поднимая глаза кверху, сказал пожилой джентльмен.

В этот момент карета неожиданно остановилась, и её пассажиров хорошенько встряхнуло. За окном сгустился сумрак, лишь только можно было различить силуэты голых деревьев, росших у самой дороги.

– Эй, Никанор, что там случилось? – крикнул генерал кучеру, открывая дверь кареты.

– Там экипаж застрял, ваше превосходительство, – ответил кучер.

– Так слезь и спроси, не нужна ли им помощь, а заодно узнай, кто там едет и куда, – приказал генерал и закрыл дверцу кареты.

Через некоторое время к карете вернулся кучер.

– Ваше превосходительство, – доложил он, – там изволят ехать местный помещик Иван Андреевич Коршунов. Они направляются в замок Уилсон Холла, экипаж совершенно в грязи увяз, так что не вперёд, не назад.

– Так что ж ты благородного человека не позовёшь к нам в карету! – возмутился генерал. – Живо зови его сюда, и пусть тот не думает отказываться.

– Стоит ли кузен так хлопотать, – возразил сутулый джентльмен.

Но генерал только махнул рукой, ведь он привык самостоятельно принимать решения, и не любил, когда они обсуждались. Ещё через пару минут в карету постучались. Открылась дверь, и взору сидевших в карете господ предстал стройный, крепкий господин лет сорока семи с изящной тростью в руках. Он приятно улыбнулся и сказал:

– Честь имею представиться, дворянин Иван Андреевич Коршунов, здешний помещик.

– Рады знакомству, сударь, моё же имя Степан Богданович Серженич, отставной генерал, а это моя супруга, Евгения Петровна, и мой кузен, Антон Сергеевич, прошу любить и жаловать, – отозвался генерал.

– Очень рад знакомству, – ответил Коршунов, – так значит, и вы тоже изволите ехать в замок Уилсон Холл?

– Так точно, сударь, – сказал довольный генерал, который был несказанно рад новому попутчику, – прошу вас садиться к нам в карету, ведь вы, кажется, изволили застрять в этой непролазной грязи.

– От всего сердца благодарю вас, – сказал Иван Андреевич, садясь рядом с сутулым Антоном Сергеевичем, – дороги в наши дни стали просто ужасны.

– И не говорите, сударь, дороги – это сущее наказание, – подтвердила Евгения Петровна. – Второй день трясёмся по ухабам.

– Да, да, – поддержал Иван Андреевич. – А я, знаете ли, являюсь соседом покойного господина Уилсона, и вот решил засвидетельствовать своё почтение и выразить глубочайшие соболезнования вдове Уилсон.

– Так что ж это, мы на поминки едем, кузен? – удивлённо воскликнул Антон Сергеевич, снимая с головы цилиндр и набожно крестясь.

– Хм, – удивился генерал, – а нам Клара Генриховна не писала ничего о постигшем её горе.

– О, госпожа Уилсон крайне деликатная леди, я хорошо её знаю, она не стала бы расстраивать вас раньше времени, – ответил Иван Андреевич, сверкнув глазами.

– А как же ваш экипаж? – спросила Евгения Петровна после недолгого молчания.

– Я отправил одного из слуг в деревню за помощью, – ответил Коршунов, думаю, мой экипаж скоро так же прибудет к замку.

– Вы ездите один с двумя слугами? – изумился Антон Сергеевич.

– Ну, в наших краях эта предосторожность никогда не бывает лишней, тем более в такую погоду, – с улыбкой ответил Иван Андреевич, – а потом я собирался заехать ещё в одно место. К тому же здесь развелось много волков в последнее время, и лучше ездить втроём.

– Помилуйте, сударь, здесь должно быть прекрасные охотничьи угодья! – воскликнул генерал, который страстно любил охоту.

– О да, ваше превосходительство, – ответил Иван Андреевич, – я, к сожалению, ни разу не охотился на землях покойного Михаила Эдуардовича, так как он всегда был против охоты в его лесах, но, поверьте, дичи здесь водится превеликое множество! А какие кабаны здесь, а какие зайцы, вы таких, готов поспорить, нигде не встречали! А уж волков давно пора перестрелять, ведь от них просто не стало житья. Только представьте, господин генерал, трубят рога, лают собаки, запах пороха, бешеная погоня за зверем, свежий ветер…

Иван Андреевич попал в самую точку своим вдохновенным монологом. Степан Богданович слушал его, закрыв глаза от наслаждения. Старый генерал живо представил себе всё, о чём говорил его попутчик, и голова его закружилась в предвкушении обожаемой им псовой охоты. Он так давно не участвовал в травле зверя, что захотел непременно поохотиться в окрестных лесах на следующий же день.

– Завтра, завтра же будет охота! – воскликнул генерал, поглаживая пышные усы.

– Ох, батюшка, да ты же шестой десяток разменял, а всё тебя в бой тянет, – вздохнула его жена.

– Ничего не хочу слушать, – решительно возразил ей Степан Богданович, – завтра же на охоту! Недаром ведь я взял с собой охотничье ружьё!

– Вы всегда носите его с собой, кузен, – заметил Антон Сергеевич.

– Я сам хотел просить госпожу Уилсон о том, чтобы она согласилась разрешить мне немного поохотиться в её землях, но боюсь, она мне откажет, – с улыбкой ответил Иван Андреевич.

– Ничего, мне она отказать не сможет, я знаю одну военную хитрость, – сказал генерал, подмигивая попутчику. – А вы, сударь, тоже охотник?

– В некотором роде да, правда, я охочусь на не совсем обычную дичь, – загадочно улыбаясь, ответил Коршунов.

Генерал Серженич не обратил внимания на эту фразу, он был поглощён воспоминаниями о славном своём охотничьем прошлом. Ему всё мерещились тучные своры собак, мчавшихся меж тёмных стволов вековых сосен и елей, звуки рожков и выстрелы звучали громоподобным эхом в его голове. Ах, эта аристократическая забава, охота, скольких молодых людей она влюбила в себя навеки, как этого седого генерала. Он уже и позабыл, куда едет, и в голове его вертелось лишь одно слово «охота».

– А что за дела, смею спросить, привели вас в Уилсон Холл? – осторожно осведомился Коршунов.

– Ах, – произнёс Степан Богданович, пробуждаясь от сладких воспоминаний, – Клара Генриховна были столь любезны, что пригласили и меня с супругой, и даже моего кузена в её новый замок, где она просила нас погостить. Ну да уж я думаю, что мой кузен более важная для них птица, чем я, ведь только о нём мне почти и было писано. А потом, вы знаете, мы с женой уже не так молоды, чтобы нас принимали как прежде во всяком доме, вот и приезжаем только по приглашению.

– Это чудесно, когда есть такие внимательные люди, как Клара Генриховна, надеюсь, она не откажет мне в одной маленькой личной просьбе, – заметил Коршунов.

– Я вижу, вы дельный человек, сударь, так что, если вам будет угодно, я могу оказать вам протекцию. Госпожа Уилсон порой бывает ужасно несговорчива, – с важным видом заявил генерал.

– О, благодарю вас, ваше превосходительство, но моё дело сугубо личное, и, поверьте, для вас оно интереса не представляет, – с мягкой улыбкой ответил Иван Андреевич, придвигаясь к Степану Богдановичу ближе из тёмного угла кареты, где были видны только два поблёскивавших в темноте глаза.

– Ну что ж, как вам будет угодно, – ответил генерал, немного огорчившись отказу, ибо попутчик понравился старому вояке, и ему захотелось во что бы то ни стало сделать для того что-либо приятное.

Но вот, наконец, карета подъехала к замку. Его огненные глаза окон были видны ещё издали во тьме холодной осенней ночи. Чёрные стены и башни производили пугающее впечатление, а парк, все деревья которого стояли наполовину голыми, был похож на кладбище, и мраморные статуи его, призванные веселить глаза гостей и хозяев, походили на мрачные надгробия. Какое-то томление охватило новых гостей замка, что-то давило и угнетало их, точно им не стоило приезжать в этот жуткий вечер, да и вообще хотелось бежать подальше от этого гиблого места. Но генерал Серженич был человеком чести и слова, и никакие предчувствия и кошмары не могли заставить его повернуть обратно.

Карета остановилась прямо напротив парадного входа в замок. По обеим сторонам вымощенной мрамором дорожки стояли шестеро слуг в нарядных ливреях, а головы их покрывали напудренные парики. Слуги держали в руках факелы, горевшие очень ярко, так что весь дворик перед замком было очень хорошо видно. Они тут же отворили дверцу кареты и помогли её пассажирам выбраться наружу. Замок Уилсон Холла показался господам чудовищным колоссом, по сравнению с которым они чувствовали себя букашками. Причудливый орнамент и изваяния мифических чудовищ на фасаде, переливавшиеся мрачными красками в ослепительном свете факелов, завораживали и пугали гостей. Никто из них прежде не мог вообразить такой возвышенной симфонии формы, света и тени. Любой художник дорого бы дал за возможность писать этот необычный пейзаж. Степан Богданович, его супруга, кузен и Иван Андреевич, хоть прежде и бывавший в замке, смотрели, запрокинув головы, на таинственный шедевр, рождённый тьмой и огненными отблесками. Это было похоже на сон. Когда они поднимались по лестнице к массивным дверям, то им казалось, что каменный левиафан их вот-вот поглотит вместе с телом и душой. Ещё шаг, и перед ними в мгновение ока растворились тяжёлые дубовые двери, точно были они нарисованы на куске картона. И за этими дверями их встретил хор из множества свечей, от которых вся зала с готическими колоннами, поддерживавшими её свод, буквально полыхала, залитая ярким светом. Этот огонь слепил глаза после долгой поездки в тёмной карете, заставляя верить, что всё кругом огромно и невообразимо прекрасно.

Гости чинно шли вперёд к широкой лестнице, а навстречу им в мерцании драгоценностей спускалась по красной ковровой дорожке сама пожилая хозяйка в сопровождении всех своих родственников. Бриллиантовое колье сверкало на чёрном кружевном платье Клары Генриховны, её пальцы были украшены несколькими кольцами со старинными алмазами, а аккуратный пучок седых волос поддерживали две булавки с крупными жемчужинами. Слева и справа от неё шли Анна и Виктор Червидольские, за ними Супруги Симпли, Павел Егорович, Алексей Николаевич, Карл Феликсович, Александр Иванович и Наталья Всеволодовна, которая трепетала больше всех перед солидными гостями госпожи Уилсон. Все они были одеты в лучшие костюмы, хотя на них и присутствовали знаки траура. По обе стороны от лестницы стояли Альфред и Борис с канделябрами в руках.

Эта процессия была великолепна, так что даже сам старый генерал, принявший на своём веку немало парадов, несказанно удивился столь пышному приёму. Без сомнения, Клара Генриховна могла достойно принять даже монаршею чету. Степан Богданович и все остальные остановились в нескольких шагах от лестницы. Участники же процессии, спустившись вниз, встали полукругом. Клара Генриховна сделала пару шагов вперёд и учтиво поклонилась генералу. Тот в свою очередь, сняв шляпу, припал к её руке.

– Для нас большая честь принимать вас в замке Уилсон Холла, – торжественно произнесла госпожа Уилсон, – мы рады, что вы почтили нас своим визитом, господин генерал.

– Ах, сударыня, это для меня и моих спутников настоящая честь быть приглашёнными вами в ваш гостеприимный дом, – улыбаясь и потирая седые усы, ответил Степан Богданович. – Позвольте представить мою супругу, Евгения Петровна. А это мой троюродный брат, владелец хлопковых фабрик и текстильных заводов, Антон Сергеевич Миндальский. Да, с нами ещё прибыл ваш сосед, господин Коршунов, если бы не наша помощь, они бы изволили сидеть сейчас на дороге и мёрзнуть в окружении волков.

Тут Иван Андреевич, всё это время тихо стоявший сзади, вышел вперёд и поцеловал руку хозяйке замка, при этом очень галантно раскланявшись.

– Очень рад видеть вас, Клара Генриховна в добром здравии, примите мои искренние соболезнования по случаю кончины вашего супруга, так любимого всеми нами, – мягким, словно гипнотизирующим голосом произнёс он.

– Благодарю вас, любезнейший Иван Андреевич, мир его праху. Я так же рада видеть вас в своём доме спустя столько лет. Мне конечно не известна цель вашего визита, но о ней, если позволите, мы поговорим позже, – спокойно и холодно произнесла она.

Коршунов же снова припал к её руке, затем отошёл на прежнее место за спины генерала, его жены и брата.

– Я счастлива видеть здесь и вашу супругу, господин генерал, надеюсь, Евгения Петровна, поездка вас не слишком утомила? – обратилась госпожа Уилсон к жене Степана Богдановича уже более ласковым голосом.

– Большое спасибо, я прекрасно переношу долгие переезды, Клара Генриховна, – ответила та, слегка смутившись, – я с мужем разъезжала по всей стране в прежние годы, так что в этот раз я только вспомнила молодость.

– А вы, Антон Сергеевич, не слишком ли утомились в пути? – спросила она, подходя к сутулому, несколько обрюзгшему джентльмену в потёртом цилиндре, который он так и не успел снять.

– Что? – произнёс тот, словно пробуждённый от сладкого сна. – Я совсем не устал, сударыня. Я так же рад знакомству с вами, и примите мои соболезнования по поводу смерти вашего супруга.

С этими словами он неуклюже поцеловал руку госпожи Уилсон, и только потом снял цилиндр, обнажив лысую голову, на которой ещё кое-где остались седые жидкие волосы. Головной убор он нехотя отдал подошедшему слуге.

После этого Клара Генриховна представила своим гостям родственников и воспитанников. Особенно она старалась обратить внимание гостей на хорошенькую Наталью Всеволодовну, насчёт которой у неё уже были большие планы. Генерал же, заметив мундир Александра Ивановича, тут же подошёл к нему.

– Драгун, сынок? – спросил он бодро молодого человека.

– Так точно, ваше превосходительство, – звонко ответил Александр, – поручик седьмого драгунского полка.

– Молодец, сынок, бравый ты, я вижу, малый, так держать! Я сам когда-то в драгунах начинал! Так держать! – весело сказал генерал, любуясь выправкой и красотой молодого офицера.

– Рад стараться, ваше превосходительство! – сказал Александр, гордясь похвалой старого вояки.

– Ну, теперь вольно, сынок, чай мы не на параде, а в гостях, – улыбаясь, ответил растроганный старик.

Затем он подошёл к Наталье Всеволодовне, поцеловал ей ручки и тихонько прошептал на ухо:

– Вот, какой бравый солдат, за ним точно не пропадёшь, дочка, я тебе говорю, не пропадёшь.

От этих слов Наталья залилась краской и совершенно смутилась. Потом генерал окинул взглядом всех остальных и, не найдя не одной замечательной для себя персоны, вернулся к своей супруге.

– Всё тебя, батюшка ты мой, к молодым тянет, – шепнула она ему с укором.

После того, как все обменялись любезностями и познакомились друг с другом, Клара Генриховна объявила, что через полчаса всех ждёт в большой столовой зале к ужину. А до этого слуги отправились провожать гостей к их комнатам. Господа, оставшиеся в прихожей зале, долго ещё чувствовали себя скованно, испытывая безотчётный страх перед Степаном Богдановичем, его супругой и особенно трепетали перед его богатым кузеном. Но страх этот возник лишь потому, что их тётушка внушила им его. Встреть они этих же господ в другое время и в другом месте, не было бы и тени того раболепия, которое испытывали они в тот вечер. Но сейчас всё должно было быть по воле госпожи Уилсон, абсолютно всё, ибо от неё зависело благосостояние всех присутствовавших в замке родственников. Им не казалось удивительным и странным превращение в безвольных рабов старой вдовы, так как они понимали, что придёт время, когда и они станут командовать племянниками и внуками как им будет угодно. Они будут влиятельны и богаты, только надо немного потерпеть это унижение, а уж награда будет поистине королевской. И чем богаче будет жизнь господ наследников, тем счастливее они станут.


Глава V

К назначенному времени все господа собрались в большой обеденной зале за длинным столом. Изысканные угощения удались на славу, все ели и пили, восстанавливая силы после тяжёлого дня. Слуги то и дело подносили новые блюда, бутылки шампанского и бургундского вина. Но все, в то же время, ощущали себя неловко и напряжённо. Казалось, что в зале есть ещё кто-то кроме господ и прислуги, и этот кто-то следит за каждым, пытаясь просмотреть его насквозь и увидеть все мысли, чувства и желания. Ужин проходил довольно скучно, господа молчали, опасаясь произнести лишнее слово. Наконец Степан Богданович не выдержал и легонько постучал серебряным ножом по бокалу и произнёс:

– Дамы и господа, не выпить ли нам за всех нас, желая друг другу счастья, ведь эта встреча – поистине замечательное событие. Хотя дом сей и постигла печаль, жизнь продолжается. Так давайте поднимем бокалы, чтобы мы так же встречались ещё ни один раз!

С некоторой нерешительностью все поняли бокалы с вином и осушили их, хотя пить никто особенно не желал. После этого наступила совсем грустная пауза, ставшая невыносимой для гостей замка. Было слышно, как выл ветер и скрипели деревья, и эти звуки только усиливали томление.

– В прежние времена встречи проходили куда веселее, – заметила Евгения Петровна, – я помню, как мы когда-то танцевали и пели на приёмах у князя Главацкого, жаль, что теперь не те времена. В молодости я прекрасно танцевала.

– Что ж, господа, если вам угодно развлечься, то прошу в большую гостиную, – произнесла Клара Генриховна. – Надеюсь, мои слуги ещё не разучились играть на музыкальных инструментах.

С этими словами она строго посмотрела на Альфреда, который тут же понял, что от него требуется. Уже через несколько минут все перешли в гостиную и расположились на креслах и диванах вокруг дорогого, богато украшенного фортепьяно. Клара Генриховна села в роскошное кресло рядом с генералом и его женой, с другой стороны от неё сидел Антон Сергеевич, с которого та не сводила глаз. Напротив фортепьяно сели Александр Иванович и Наталья Всеволодовна, а рядом с ними устроились Анна и Виктор Черводольские. Несколько поодаль сели супруги Симпли, Павел Егорович, Алексей Николаевич и Иван Андреевич, подробно расспрашивавший всех господ о том, не замечали ли они что-либо необычное в замке, на что ему отвечали крайне неохотно. Карл Феликсович несколько замешкался, так как он всё пытался найти тайный вход в сокрытые коридоры замка, но действовал он очень осторожно, чтобы не привлекать к себе внимание. Госпожа Уилсон кивнула головой, и к фортепьяно вышел Альфред со скрипкой и ещё один слуга, севший за клавиши. Клара Генриховна сделала повелительный знак рукой, и они заиграли грустную мелодию, от которой у гостей замка начали путаться мысли, и захотелось спать. Этот дуэт играл тихо и печально, так что их вскоре перестали слушать. Сама хозяйка замка беседовала с Антоном Сергеевичем, стараясь расположить его к себе, и тот тоже старался быть любезным, хотя светские манеры он давно успел позабыть. Молодые люди сидели тихо, размышляя лишь о том, что было ближе всего к их сердцам, о любви. Почтенные господа дремали, за исключением Павла Егоровича, который мечтательно глядел прямо перед собой, размышляя о красоте и превратностях жизни, о том, что он пережил за долгие годы, и что ему предстоит. Музыка поглотила его романтическую душу, унося на вершины мечтаний, составлявших смысл его бытия. Но вот дуэт кончил играть, однако, казалось, никто не обратил на это внимания.

– Вы случайно не видели Карла Феликсовича? – вдруг шёпотом спросил у Павла Егоровича Иван Андреевич.

– Ах, он наверно любуется портретами в коридоре, – ответил Павел Егорович, – довольно странный молодой человек, но он не лишён таинственности, и, доложу вам, этим хорош.

– Очень интересный джентльмен, – добавил Иван Андреевич, зорко оглядывая гостиную.

– А вот, кстати, и он, – сказал Павел Егорович, указывая на вошедшего в гостиную Карла Феликсовича.

Он выглядел очень задумчивым, казался сам не свой, точно его мучила навязчивая идея, причинявшая невыносимое беспокойство. Карл Феликсович сел в дальнем углу гостиной и погрузился в тяжкие мысли.

– Любопытно, но не он, – проговорил Иван Андреевич, пристально посмотрев на молодого человека.

– Вы что-то сказали? – переспросил Павел Егорович.

– О нет, сударь, я просто увлёкся своими размышлениями об одном важном деле, – ответил, улыбнувшись, Коршунов.

В это время генерал очнулся от дремоты, посмотрел по сторонам и с улыбкой сказал:

– Клара Генриховна, вы всех нас усыпили своими развлечениями.

– О, ваше превосходительство, не расстраивайтесь, моя воспитанница очень хорошо поёт, так что я уверена, вас она точно развеселит, – ответила госпожа Уилсон с лёгкой улыбкой на лице.

Затем она обратилась к Наталье Всеволодовне:

– Дитя моё, Натали, подойди ко мне.

С замирающим сердцем девушка подошла к ней и склонилась в реверансе.

– Дитя моё, – продолжала госпожа Уилсон, – в пансионе ты изучала премудрости вокала, и, как мне докладывали, была одной из первых в искусстве пения. Не могла бы ты как раз спеть для нас какой-либо романс.

– Да, но тётушка, – попыталась возразить Наталья Всеволодовна.

– Будь добра, спой для нас, – строго глядя на неё, повторила Клара Генриховна, и слова её прозвучали как приказ, которого нельзя было ослушаться.

– Да, тётушка, – покорно ответила Наталья.

Затем она подошла к Альфреду и слуге, сидевшему за клавишами фортепьяно, сказала им пару слов, на которые они закивали головами и приготовили ноты. Натали бросила ласковый взгляд на Александра Ивановича и улыбнулась ему.

Все, кто находился в гостиной, замерли в ожидании песни. И песня началась. Сначала вступила партия фортепьяно, потом мелодию подхватила скрипка, и все господа и дамы тотчас будто бы проснулись и ожили, подхваченные искусной игрой, которая на этот раз не навевала тоску, но будила дремавшие чувства и переживания. И тут из прелестных уст Натальи полилась чарующая песня. Она пела старинный польский романс, написанный неизвестным композитором. Её голос звучал отчётливо и чисто, пробуждая великую печаль и радость в сердце каждого. Такого ангельского голосочка никто прежде не слышал, и слушали его, затаив дыхание, боясь спугнуть неосторожной мыслью неповторимое настроение, воцарившееся в гостиной. Но пела Наталья в этот вечер лишь для одного единственного человека, который был ей дороже всего на этом свете, которого она страстно полюбила с первого взгляда и на всю жизнь. Лишь на него она смотрела, а он смотрел на неё, не веря своему счастью, заворожённый голосом своей возлюбленной, который казался ему в тысячу раз прекраснее пения всех райских птиц. Он был навеки околдован в этот вечер, душа его парила, подхваченная звуками романса, и он забыл обо всём на свете, лишь Наталья существовала для него, а всё остальное осталось далеко-далеко за горизонтом.

И каждый чувствовал нечто подобное в эти минуты, и хотелось, чтобы романс никогда не кончался, чтобы он был вечен, и чтобы жизнь сама была вечной. Даже Карл Феликсович встал со своего места и подошёл поближе, чтобы уловить каждую нотку, каждый звук этого романса. Он слушал и глядел на Наталью Всеволодовну, которая вдруг преобразилась в его глазах. Она стала для него роднее и ближе, Карл Феликсович почувствовал приятное тепло, которое разливалось по его телу и согревало его при мысли о ней. Наталья Всеволодовна казалась ему всё прекраснее и прекраснее, пока тот не понял, что красивее женщины он не встречал ещё никогда в своей жизни, что теперь готов умереть ради неё. Он готов даже не просто умереть, но и воскреснуть во имя Натальи, воскреснуть и снова умереть, и ещё тысячу раз повторить свою кончину ради неё одной. Вот она, его богиня, такая близкая и прекрасная, святая и непорочная, точно Дева Мария, и он готов молиться на неё. Всё пропало для Карла Феликсовича, и была лишь одна Наталья, которой так шло её траурное платье, и которая была так прелестна и нежна, что хотелось броситься перед ней на колени и припасть горячими губами к её бледной руке.

И вот романс закончился, мягко и плавно, и скрипка протяжно пропела последний аккорд. В этот же момент гостиная взорвалась аплодисментами. Все в восторге кричали «браво», и даже Клара Генриховна хлопала в ладоши, поражённая талантом своей новой воспитанницы, ведь теперь её дело было почти завершено, так как и Антон Сергеевич был в восторге. Наталья залилась краской и смущённо отвечала на похвалы реверансами. Карл Феликсович, не отрывая от девушки взгляда, направился к ней, дабы поцеловать её прелестную ручку и выразить своё восхищение, однако к несчастью путь ему преграждали кресла. Но что он увидел? Какая-то чужая мужская фигура приблизилась к предмету его обожания. Соперник склонился перед Натальей Всеволодовной и нежно поцеловал ей руку, потом он выпрямился и стал с ней о чём-то говорить, а она с любовью во взоре смотрела на него. На него! Но не на Карла Феликсовича. Его точно поразило громом при этой страшной сцене. Весь мир перевернулся для него с ног на голову. Как такое могло произойти, чтобы кто-то другой его опередил? Почему он оказался лишним, почему именно он? Такого прежде не бывало, и происходящее казалось абсурдом. Отчаяние и ревность охватили Карла Феликсовича, и он был готов убить своего конкурента. От ярости он даже не сразу распознал в нём Александра Ивановича. Как, как мог он, блестящий дамский угодник, так обмануться? Почему он не заметил раньше этого цветка, который теперь расцвёл в руках другого?

– Вам понравился романс? – неожиданно прервала его мысли госпожа Симпли.

– Да, вот повезёт господину Миндальскому, – вполголоса добавил её супруг.

– Какому господину Миндальскому? – с трудом произнося слова, выговорил Карл Феликсович, душимый ревностью и злобой, которые старался скрыть из последних сил.

– Ну как же, нашему дорогому гостю, хлопковому миллионеру, швейному фабриканту. Это ради него всё тут устроено тётушкой, – тихо произнесла госпожа Симпли, указывая на господ в переднем ряду.

– Оригинальные смотрины, – заметил господин Симпли.

Тут разум бедного молодого человека окончательно помутился, он почувствовал себя словно в лихорадке, губы скривились и он прохрипел:

– Не может быть…

– Отчего же? Очень даже возможно, что у нас скоро появится новый весьма богатый родственник, – прошептал господин Симпли.

– Нет, такого не может быть, ибо не может быть никогда, – задыхаясь, простонал Карл Феликсович и выбежал из гостиной, чуть не сбив с ног пожилого лакея, несшего поднос с бокалами вина.

– Что это с ним? – удивился Иван Андреевич, подошедший поближе.

– Не знаю, сударь, странный он сегодня какой-то, – ответил господин Симпли.

– А может быть и он,– задумчиво произнёс Коршунов, забирая у слуги с подноса полный бокал.

Пока Клара Генриховна рассказывала Антону Сергеевичу Миндальскому обо всех достоинствах своей любимой воспитанницы, генерал с супругой подошли к Александру и Наталье, которые стояли рядом и глядели друг на друга. Они в самых добрых и приятных выражениях похвалили дар девушки, а Степан Богданович, пользуясь случаем, шепнул молодому поручику:

– Такие барышни на дорогах не валяются, сынок, уж коли взял, так держи крепко.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – с улыбкой ответил Александр Иванович.

Потом их отвлекли супруги Симпли своими пустыми расспросами, целью которых было желание произвести впечатление учтивых господ. Вся гостиная наполнилась гулом речей различного толка.

– И не обидно вам будет отрывать такое сокровище, как ваша дорогая Натали, от сердца? – спрашивал Антон Сергеевич.

– Ох, моё материнское сердце желает ей только добра, – отвечала со вздохом Клара Генриховна. – Где же мне найти ей достойного, опытного и обеспеченного супруга?

– Она достойна лучшего, – поддержал господин Миндальский.

– Без сомнения, моей девочке необходим супруг, знающий жизнь, к тому же она страдает от одиночества под моим заботливым крылом, – продолжала госпожа Уилсон.

– Я тоже одинок в моём огромном доме, – с печалью сказал Антон Сергеевич, – с тех пор, как умерла моя прежняя супруга, да спасёт всевышний её душу, я не могу найти покой. Верите ли, но я ещё молод, а подходящей жены мне не удаётся найти. Вот если бы у меня была такая жена, как ваша воспитанница.

– Ну что ж, думаю, ваше желание вполне осуществимо, – заметила Клара Генриховна.

– Вы, сударыня, хотите сказать, что если осмелюсь просить её руки, то вы мне не откажите? – обрадовано произнёс Антон Сергеевич, приглаживая остатки растрёпанной шевелюры.

– Скажем так, милостивый государь, я не стала бы спешить со свадьбой, но всё в ваших руках. Если вы окажите мне небольшую услугу, то считайте, что Натали уже ваша навеки.

– Всё что угодно, Клара Генриховна! – обрадовано воскликнул господин Миндальский, припадая к её руке, но потом вдруг о чём-то вспомнил. – А она не будет ли против? – спросил он.

– Помилуйте, пока я её опекаю, она будет послушна любой моей воли, – строго ответила госпожа Уилсон, – это теперь молодые люди заключают браки, как им вздумается, но ещё сохранились носители патриархальных традиций благородной старины, которым не безразлична судьба их потомков. Моё слово закон, но вы не забудьте о данных вами обязательствах.

– Разумеется, сударыня, – ответил Антон Сергеевич, целуя ей руку. – Сделаю всё, что будет в моих скромных силах!

– Натали, душа моя, пойди к нам, – обратилась Клара Генриховна к своей воспитаннице.

Девушка медленно приблизилась к высоким креслам и склонилась в реверансе.

– Ты поразила наши сердца своим дивным пением, я горжусь тобой, – продолжала она.

– Благодарю вас, тётушка, – кротко ответила Наталья.

– Ты должно быть ещё не успела хорошенько познакомиться с нашим дорогим гостем, Антоном Сергеевичем Миндальским. Он очень влиятельный и обеспеченный человек, так что прошу, окажи ему внимание и заботу, моя милая, – сказала Клара Генриховна.

– Безумно рад знакомству, – произнёс тот, касаясь липкими и мокрыми губами хрупкой ручки девушки.

Наталье захотелось отдёрнуть руку, но острые пальцы хлопкового фабриканта и промышленника крепко впились в неё и не желали отпускать. Полупрозрачные серенькие глаза его в упор смотрели на бедную девушку, не знавшую, куда деться от их невыносимого взгляда. К счастью в этот момент подошла Евгения Петровна, которая обратилась к Кларе Генриховне.

– У вас просто замечательное общество, госпожа Уилсон, нам с мужем давно не было так уютно и комфортно, как у вас, – радостно сказала она.

– Благодарю вас, я всегда рада таким гостям, как вы, – со сдержанной улыбкой произнесла Клара Генриховна.

К супруге подошёл генерал, он был весел и доволен.

– А что, душенька, – сказал он, обращаясь к ней, – тебе здесь нравится?

– Прелестное место, – отозвалась Евгения Петровна.

– Вот и я так считаю, душенька, ещё бы здесь устроить псовую охоту, скажем на волков, – сказал генерал, пристально глядя на госпожу Уилсон.

– Мой муж запрещал охотиться в его угодьях, в некоторые места на его земле он вообще не велел никому заходить, – сухо ответила Клара Генриховна.

– Отчего же? – удивился генерал. – Ну да это и не так важно, раз мне нельзя поохотиться на проклятых волков в этом диком рае, то тогда нам придётся уехать, ибо моё сердце, сударыня, жаждет преследовать волка и поймать его.

– Мой муж помешался на охоте, Клара Генриховна, – добавила Евгения Петровна.

– Прошу прощения, господин генерал, если вам и в самом деле так понравились мои угодья, то я не смею вам препятствовать в вашей охоте, – смягчившись, ответила хозяйка замка. – Волков и в самом деле здесь было слишком много.

– Вот это замечательно, сударыня, я рад, что вы мне разрешили снарядить охоту, – воскликнул Степан Богданович, поглаживая усы и бакенбарды. – Господа, приглашаю всех желающих со мной вместе пойти на зверя! Кто со мой?

В ответ Александр Иванович, Виктор Юрьевич, Павел Егорович, господин Симпли и особенно Иван Андреевич Коршунов выразили все вместе своё одобрение высказанной идее.

– Полагаю, Карл Феликсович тоже не откажется от этой забавы, – сказала Анна Юрьевна, – он, по-моему, прирождённый охотник.

– Анна, не слишком ли ты увлеклась этим мошенником? – сердито шепнула Клара Генриховна, но та сделала вид, будто не слышала её слов.

– А вы, кузен, разве не примите участие в охоте? – спросил Павел Егорович у Алексея Николаевича, который усиленно налегал на вино.

– А почему бы и нет, – заметил тот, – я некогда хорошо стрелял из ружья.

– Позвольте и мне участвовать в охоте, – робко попросила Наталья Всеволодовна.

Тут воцарилось молчание, так как никто не ожидал подобного поступка от хрупкой юной леди, и всем было интересно, что же скажет её опекунша.

– Барышня на охоте? – наконец произнесла Клара Генриховна. – Это же невозможно, сударыня! Твоя дерзость, моя девочка, переходит всякие границы, не так ли, господин генерал?

Тут она строго посмотрела на Степана Богдановича, который пригладил усы и сказал:

– Барышня на охоте это не новость, мне лично думается, что это к удаче. Госпожа Уилсон, пусть она примет участие в нашей мужской забаве, от этого ей худо не станет.

– Как вам будет угодно, господин генерал, но вдруг с ней что-то случится? – ответила Клара Генриховна, пристально глядя на Степана Богдановича.

– О, что-то мне подсказывает, что с ней всё будет в полнейшем порядке, сударыня, – произнёс генерал, глядя на Александра Ивановича, стоявшего как всегда подле Натальи.

– Хорошо, пусть и она поохотится с вами, – равнодушно ответила госпожа Уилсон.

– Благодарю вас, тётушка. И спасибо вам огромное, ваше превосходительство, – смущаясь, произнесла Наталья Всеволодовна.

– Вот это славно. За охоту, господа! – сказал генерал и залпом осушил бокал вина.

После этого гости замка немного разошлись по гостиной, обсуждая предстоящую охоту. Там и тут вспоминались случаи на охотах прежних лет. Всем безумно надоело проводить время впустую, так что намечалось отличное развлекательное мероприятие.

–А я и не знал, что вы любите охоту, – сказал Александр, обращаясь к Наталье.

– Я просто люблю верховую езду, и ещё мне очень хочется быть с вами, Александр Иванович, – ответила она, опуская глаза.

В это время Клара Генриховна, не слишком обрадованная тем, что всё шло не совсем так, как она хотела, продолжала разговор с Антоном Сергеевичем.

– А вы не примите участие в охоте? – спрашивала она.

– О нет, сударыня, я не так проворен для охоты, как кажется. Да и вообще, если вам угодно знать, я предпочитаю тихую размеренную жизнь, – отвечал господин Миндальский.

– Да, это самое лучшее, – поддерживала его Клара Генриховна.

Тут к ним снова подошла Евгения Петровна, которой хотелось быть ближе к уважаемым господам.

– У вас потрясающий замок, Клара Генриховна. Признаюсь, я сначала решила, что в этих стенах могут обитать призраки, – сказала она.

Загрузка...