Плохая девочка

Глава 2

Каждый по-своему переживает потерю близких, поэтому я должна постараться его понять. Должна.

Когда умерла моя мама, у меня не было сил даже разговаривать – сидела, уставившись в одну точку, и отказывалась верить в то, что это произошло на самом деле.

Злость пришла позже – от осознания, что вся наша отчаянная борьба за спасение ее жизни обернулась крахом. Мне казалось, врачи нас обманули, напрасно обнадежили, и тогда я впервые сорвалась на постороннего, ни в чем неповинного человека. Накричала на маминого лечащего врача, когда он позвонил, чтобы принести нам соболезнования. Потом было жутко стыдно, и пришлось извиняться, но факта это не отменяло – я выплеснула гнев и обиду на того, кто этого не заслуживал.

А когда умер Харри, я рыдала. Громко, отчаянно, на всю клинику – чем привела в смятение весь персонал. Сама от себя не ожидала. И не была готова к тому, что подобное может произойти со мной – сдержанной, немного замкнутой и, как говорили одноклассники, забитой девчонкой.

Каю труднее – речь идет о его родном отце. Какими бы ни были их отношения, он горюет. И потому имеет полное право на злость и отчаяние. Как бы меня не пугал взгляд этого парня, я собираюсь его поддержать.

– Прости, – говорю, входя следом за ним в спальню. – Кай?

Мое сердце стучит, точно сумасшедшее.

Парень стоит ко мне спиной, рассматривает что-то на экране своего телефона. Я быстро пробегаю глазами по обстановке: клюшка валяется посреди широкой кровати, огромная спортивная сумка – на туалетном столике. Видно, что он швырнул вещи небрежно, даже не заботясь о том, что им там совсем не место.

Я вдыхаю, судорожно выдыхаю и пытаюсь привлечь внимание еще раз:

– Кай?

Он выдирает из ушей наушники и швыряет на постель. Но не оборачивается. Значит, не слышал, как я вошла.

– Кай. – Прочищаю горло. – Ты ошибся комнатой.

Молчит.

– Мне очень жаль. – Я взволнованно топчусь на месте. – Но ты ошибся…

– Нет. – Холодно отрезает он.

Значит, все-таки слышит.

Я нервно облизываю губы.

– Я приготовила тебе соседнюю. – Говорю несмело. – Она тоже удобная и просторная. Пойдем, покажу.

– Нет. – Отзывается он. – Я остаюсь здесь.

– Но… – Мой голос сипнет.

Парень оборачивается так резко, что я невольно вздрагиваю. Мне не хочется показывать ему свой страх, но это происходит независимо от моего желания – он делает шаг, и я втягиваю голову в плечи, точно испуганный зверек.

Заметив это, Кай довольно ухмыляется.

– Мне нравится эта комната. – Произносит он.

Его пухлые губы кривятся.

Надо признать, злость идет этому парню. И он знает, какое впечатление производит на людей. Красивый и наглый засранец, считающий себя выше всех остальных.

– Ты не можешь здесь остаться. – Пищу я, отступая назад.

– Я всегда получаю то, что хочу. – Скалится он.

Эта самоуверенная улыбка обнажает щербинку меж его передних зубов. У меня не получается оторвать от нее взгляда: она идеально дополняет лицо, состоящее из небрежных шероховатостей, которые каким-то чудом все же складываются в грубую мужскую привлекательность.

– Но я… – Слова застревают в пересохшем горле, когда парень вдруг делает шаг и толкает дверь за моей спиной.

Та захлопывается, отрезая нас от остального мира. Теперь мы вдвоем в этой комнате. Наедине.

«Что он задумал?»

– Послушай, как там тебя..? – Резким движением Кай припечатывает меня к двери.

– Мариана. – Выдыхаю я.

Он не касается меня, но подходит так близко, что я вынуждена прижаться к дверному полотну затылком, лопатками и пятой точкой. Парень наклоняется к моему лицу, и от его болезненного, мрачного взгляда у меня начинает кружиться голова.

– Мариана. – Повторяет он мое имя с такой интонацией, с какой маньяк ломает жертве пальцы. С каким-то особым, садистским удовольствием. – Давай, ты сейчас свалишь из этой комнаты и больше не будешь попадаться мне на глаза? Хорошо? – Кай наклоняется еще ниже: так, что между нашими губами остается всего сантиметров десять, и мне удается почувствовать сладость мятной жвачки в его дыхании. – Если до вступления в наследство будешь паинькой, отделаешься малой кровью. Но если будешь меня раздражать… – Он резко ставит руки на дверное полотно по обе стороны от моего лица.

Бам!

– Да как ты смеешь… – Произношу я, краснея.

Нужно оттолкнуть его от себя, но у меня нет сил даже для того, чтобы поднять дрожащие ладони.

– Заткнись, умоляю. – Кай зажмуривается, трясет головой. – Я только с дороги, еще мигрени не хватало.

Я начинаю дрожать всем телом.

– За что ты так со мной? Так грубо. – У меня не хватает слов, чтобы выразить возмущение. Не на такое знакомство со сводным братом я рассчитывала. – Мы же… родственники!

И тут он смеется мне прямо в лицо.

– Серьезно? – На его лбу появляются резкие складки, глаза наливаются льдом. Парень оглядывает меня с таким презрением, будто собирается плюнуть в лицо или ударить. – Мне ты не запудришь мозги, кукла. Ты отняла у меня все, и теперь я сделаю то же самое с тобой!

– О чем ты? – Мой голос сипнет, выдавая испуг. – Мы… мы ведь даже не знаем друг друга. Как ты…

– О, да ты не промах! – Кай грубо хватает пальцами меня за подбородок и подтягивает еще ближе к своему лицу. – Предлагаешь узнать друг друга поближе?

– Пусти! – Я пытаюсь скинуть с себя его руку.

Это так унизительно, больно и обидно, что на глаза прорываются слезы.

– Тебе, наверное, ужасно не хочется делиться, да? – Усмехается он. – Привыкла к роскоши? Ну, теперь все изменится. – Игнорируя мои попытки вырваться, Кай все сильнее вдавливает меня в дверное полотно. – Теперь за тебя некому заступиться, девочка, и я прослежу, чтобы ты получила свое сполна. Я в этом доме не гость, ясно? Если захочу – отниму у тебя все. Так что держись от меня подальше!

– Уйди! – Я все-таки отрываю от себя его руку и вырываюсь. Бросаюсь к постели и скидываю на пол клюшку, наушники, затем дергаю с туалетного столика его сумку, и она тоже летит вниз. – Тебе нельзя оставаться в этой комнате, ясно?! – От крика у меня хрипнет в горле. – Уходи!

Сквозь пелену из слез я вижу, как среди содержимого его сумки, вывалившегося на пол, блестят квадратики фольги – презервативы. И жар ударяет мне в лицо.

– Тебе бы нервы подлечить, дорогуша. – Ухмыляется Кай. – Я же сказал: остаюсь здесь – мне подходит именно эта комната.

Тяжело дыша, я стираю с глаз слезы.

– Ты не будешь жить в спальне моих родителей! – Бросаю ему в лицо. – И не будешь спать в кровати, на которой умирала моя мать!

Кажется, мои слова слегка отрезвляют мерзавца.

На секунду самоуверенное выражение покидает его лицо, но затем возвращается вновь. Подумав, Кай открывает рот, чтобы сказать очередную гадость, но тут дверь распахивается и на пороге появляется его мать.

– Что за шум? – Она с неподдельным изумлением оглядывает нас обоих и, тут же сориентировавшись, бросается ко мне. – Что такое, Марианочка?

Я зарываюсь в ее объятия и всхлипываю. Только бы не разреветься снова, но этот хам и так уже видел мои слезы.

– Что такое стряслось? – Поглаживая мою спину, строго спрашивает Риту у сына. – Ты что, ее обидел?

Я беру себя в руки и высвобождаюсь из объятий женщины.

– Это комната моих родителей, и я хочу, чтобы здесь все осталось таким, каким было при жизни мамы. – Объясняю, глядя в лицо обидчика. – Мне важна память о ней.

– Уверена, произошло недоразумение. – Спешит успокоить меня Рита, метнув в сына осуждающий взгляд. – Кай, мой мальчик, Мариана приготовила для тебя хорошую комнату, она через стенку, и из нее открывается шикарный вид на сад. Жаль, что ты решил с ходу показать себя не с лучшей стороны, но мы ведь забудем этот маленький конфликт, да?

Глаза Кая сужаются. Он готов испепелить меня взглядом, но на его губах играет улыбка. Неторопливо собрав с пола рассыпанные вещи, парень закидывает их в сумку, вешает сумку на плечо, берет клюшку, наушники и выходит из комнаты.

– Прости меня, девочка. – Обнимает меня Рита за плечи. – Прости, что пришлось это вытерпеть. Я с ним поговорю, ладно? Он больше не посмеет вести себя так. Знаешь, с Каем непросто. Очень непросто. – Она кусает губы. – Я воспитывала мальчишку одна, без отца… Ему тяжело пришлось, не досталось мужского воспитания… Все это, конечно, отразилось на характере. Поверь, он тоже переживает. Как и все мы.

– Все хорошо. – Киваю, утирая слезы.

Я понимаю ее. Маме тоже было тяжело, пока в ее жизни не появился Харри. Жаль, в мире не бывает справедливости абсолютно для всех.

Кай

Войдя в нужную комнату, я хлопаю дверью так, что по стенам разносится гул. Яростно швыряю клюшку, затем сумку на пол и с досады ударяю по ней ногой.

– Вот дерьмо!

Обхватив голову руками, пытаюсь отдышаться. Не выходит.

– Черт! Черт!

Стискиваю челюсти до боли, до хруста зубов.

«Как же я тебя ненавижу, воровка! Маленькая хитрая дрянь!»

Не в силах совладать с напряжением, я начинаю мерить комнату шагами.

«Что со мной такое? Что же пошло не так?»

Если честно, я опешил. Там, в гостиной, когда мы вдруг столкнулись взглядами. Тот образ, который я ненавидел годами, конечно, не растворился и не исчез, но претерпел значительные изменения: девчонка подросла, избавилась от брекетов и нелепых очков, ее формы стали женственными, а лицо вытянулось и приобрело идеальные, почти кукольные черты. Длинные пушистые ресницы, большие, и оттого кажущиеся по-детски наивными и чистыми, голубые глаза, сочные алые губы.

И я снова будто получил удар под дых – совсем как тогда, в школе.

Только теперь это чувство было иным. Сродни тому, когда ты еще в процессе хоккейного мачта ощущаешь, что потерпишь поражение: противник сильнее, его команда превосходит твою на целую голову, и как бы ты ни старался, все, что ты можешь – лишь отбиваться. Едва увидев сводную сестру, я понял, что проиграю.

И мне пришлось взять паузу, чтобы вспомнить, кто я, и для чего нахожусь в этом доме.

«Да как ты смеешь…» – звенит в моей голове ее голос.

Пухлые губки обиженно надуваются, брови взлетают к переносице. От нее пахнет карамельными духами и ирисками – такой нежный, сладкий запах. Все девушки, которые были в моей постели, пахли иначе – страстью, хриплым шепотом, терпким желанием. Они знали, что хотят получить от мужчины, и что готовы ему предложить взамен. Мариана же источала аромат невинности. И взгляд, и осанка, и улыбка ее были такими же – открытыми, незапятнанными и хрупкими.

Девичьими.

«Мы же родственники!»

От этих слов мои внутренности будто провернули на мясорубке.

Вряд ли, папочкина любимица знала, что такое копить на новый рюкзак для школы или хоккейное снаряжение, подрабатывая все лето на солнцепеке грузчиком на складе. Вряд ли ей когда-то приходилось таскать на себе пьяных родителей или ощущать запах алкоголя в маминых поцелуях на ночь.

Отец ушел потому, что мог это сделать. У меня такой возможности не было. Я варился в собственному аду, и из него не было никакого выхода. А девчонка в это же время получала все самое лучшее: образование, репетиторов, медицинский уход, развлечения, и самое главное – родительскую любовь. Поэтому мне не было ее жаль. Не было ее жаль!

«Мы же родственники»…

Я усмехнулся, прокручивая в памяти эту полную лжи и лицемерия фразу.

Да она издевалась, честное слово!

От меня не укрылось и то, как Мариана разглядывала меня там, в гостиной, – с брезгливым любопытством. С превосходством. Маленькая испорченная папина дочка, возомнившая, что она выше всех остальных.

Пусть и дальше изображает робость и невинность, я не собирался вестись на ее дешевые трюки. Чертова святоша с ангельской внешностью! Да я ей не верю! Не верю!

Так же, как и ее мать, которая увела моего отца из семьи, Мариана тоже считает, что может купить все, что захочет. Но я докажу ей, что она ошибается. Сводная сестрица будет страдать так же, как я когда-то. И даже больше… Я не успокоюсь, пока не превращу ее жизнь в ад. Пока она каждой своей слезинкой не возместит причиненный мне ущерб!

«Ты не будешь спать в кровати, в которой умирала моя мать!» – эхом отдаются в сознании ее слова.

И я зажмуриваюсь.

Снова вижу, как пылают ее щеки. Как слезы катятся из пронзительных голубых глаз. Как растрепанные светлые волосы рассыпаются по тонким плечам.

Но чем больше она трясется, изображая возмущение, тем сильнее меня бесит. Она просто притворяется. Каждая слезинка – очередная, наглая ложь. Сегодня девчонка добилась своего, но больше я ей не уступлю.

– И что это было? – Шипит мать, врываясь в мою комнату.

Она аккуратно прикрывает дверь, подходит и толкает меня в плечо.

– Мам, не трогай меня сейчас, – устало вздыхаю я.

– Не цепляй ее больше, понял? – Мама заставляет посмотреть ей в глаза.

– Мне плевать, что ты там задумала по поводу этой соплячки, но плясать перед ней на задних лапах я не намерен.

Лицо матери озаряется понимающей улыбкой и заполняется мелкими морщинками.

– И не нужно. – Ласково говорит она. – Просто давай полегче, хорошо? Она хоть и избалованная, но не тупая. С ней нужно осторожно. Сообразит, что может обойтись без нас, и разрулить ситуацию будет сложнее.

– В любом случае, мы получим треть. Сейчас, через полгода, какая разница? – Я отстраняюсь. – Зачем вылизывать ей задницу, ма?

Мать глядит на меня, как на умалишенного. Сочувственно щелкает языком.

– Ты еще слишком молод, чтобы понять, сынок. Поживи-ка с моё.

– Мам. – Хмурюсь я.

– Мне не нужна треть, Кай. – Она деловито поправляет прическу. – Мне нужно всё. Ее часть, бабушкина, накопления, этот дом. – Мать подмигивает мне. – Ты видел? Здесь есть бассейн. Прямо в доме!

– Я не собираюсь быть с ней ласковым.

Улыбка соскальзывает с ее лица.

– Тогда не мешай мне, у меня свои методы.

– Это бред какой-то! – Злюсь я.

– Еще спасибо скажешь. – Холодно бросает она и покидает комнату.

Я ложусь на кровать и уставляюсь в потолок.

В носу все еще щекочет от аромата ирисок. Этот запах пропитал каждый сантиметр дома и, кажется, въелся даже в мою одежду.

Я провожу ладонями по лицу и закрываю глаза.

Мариана смотрит на меня, не моргая, а я держу онемевшими пальцами ее за подбородок. В ее больших глазах огонь и вызов. Но вот слезинка, блеснув, скатывается с ресниц, и я понимаю – она меня боится. Я перепугал ее до ужаса.

Но стыд, нахлынув оглушающей волной, вдруг так же быстро отступает.

Я чувствую присутствие Марианы. Она за стенкой и одновременно повсюду в этом доме. Теперь у нас общее жилье, общая столовая, общая ванная…

Мое дыхание учащается, пульс ускоряется в несколько раз. Черт… Я ненавижу себя за то, что мысли о ней проникли в меня так глубоко. И за то, что тело неправильно на них реагирует.

Я представляю ее в ду́ше и вдруг ощущаю возбуждение.

Какого черта происходит?

У Марианы нет профиля ни в одной из соцсетей. На поиски у меня уходит около часа, но все бесполезно. Ни по имени, ни по месту проживания, ни по учебным заведениям, я не нахожу абсолютно ничего. Она не делает фото и не делится ими в сети, что только больше заинтересовывает меня. Девушки ее возраста снимают все: от завтрака до собственных ногтей, и отсутствие информации приводит в замешательство и заставляет меня подняться с постели, чтобы разведать все самостоятельно.

С первого этажа слышатся музыка и голоса. Мать разговаривает с Марианой и Лео. Я осторожно прикрываю дверь в свою комнату и направляюсь к соседней – она через стенку от моей. Вхожу. Спальня сводной сестры встречает меня теплом и уже знакомым запахом. Комнатка небольшая, мебели в ней мало: лишь платяной шкаф, кровать, да стол, и потому кажется, что свободного пространства много.

Я разглядываю ее вещи с любопытством. Стол завален кучей тетрадей и учебников, но все они педантично разложены по тематике на ровные стопочки. Ручки и карандаши в органайзере тоже расставлены согласно какой-то определенной системе. Ни одной пылинки, ни одной брошенной небрежно вещи или футболки на спинке стула – ничего. В целом – стерильно, как в операционной, но ощущается девичий дух: у кровати розовые тапочки, маска для сна у изголовья, на подушке книга – в розовом чехле, разумеется.

Я наклоняюсь и беру ее в руки. Что же там в голове у этой больной розовой Барби?

Брэдбери.

Брэдбери? Серьезно?

Ее выбор приводит меня в смятение. Я читал этот роман пару лет назад, и он меня буквально поразил.

Проверяю закладку: Мариана остановилась на середине. Значит, книга у нее лежит не для красоты. Возможно, девчонка состоит в каком-нибудь литературном клубе универа, и роман стоит в образовательной программе учебного заведения? Но сейчас ведь еще только начало учебного года…

На всякий случай, я пробегаю взглядом по ее книжным полкам. Учебники, толстенные хрестоматии по мировой литературе, античная, греческая литература, справочник по культурным эпохам, анализ современной литературы, реализм и метамодерн. А на верхних полках труды авторов двадцатого века и модные современные – от Кутзее до Свифта.

Черт подери.

Обнаружив на полке ежедневник, я бегло пролистываю страницы – у этой псевдо-святоши расписан буквально каждый день и час. Похоже, она тронута на теме самоорганизации и контроля. Откладываю ежедневник, заглядываю в платяной шкаф – вещи развешаны в строгой последовательности по цветам и на одинаковом расстоянии друг от друга. Никаких кричащих оттенков, в основном пастельные тона и скучные образы на повседневку: блузки, юбки, платья в деловом стиле.

Она одевается так, будто трудится клерком в банке или просиживает задницу в приемной у мелкого чиновника. Совершенно нет вкуса.

Я провожу пальцами по мягким кашемировым водолазкам, сложенным в аккуратные стопки на полках, а затем открываю выдвижной ящик. В нем оказывается ее нижнее белье – хлопковые трусики, свернутые аккуратными трубочками и разложенные по специальным ячейкам, кружевные лифчики – белые, черные и, конечно же, розовые. Все такое невинное, что пошлых мыслей и не должно возникнуть, но у меня почему-то учащается сердцебиение. Мне хочется коснуться нежной ткани, ведь мое воображение уже рисует, каково это – снимать ее с бархатной кожи Марианы.

И разозлившись на самого себя, я захлопываю ящик и закрываю шкаф. Нельзя позволить этому дерьму захватить мои мысли. Нельзя!

– Мы с Лео познакомились на танцах. – Слышится голос матери, когда я спускаюсь вниз. – Знаешь, а ведь я когда-то была звездой этого города. Примой! – Она хохочет. – По мне и не скажешь теперь, да? Но когда-то, до травмы, я была красивой, худенькой и танцевала партию Кармен.

– Не может быть! Кармен?

– Серьезно!

Слышится топот. Наверняка, мама показывает, как блистала в свои лучшие годы на сцене.

– Вот это да!

Я останавливаюсь на последней ступени. Мать с Лео танцуют у входа в столовую. На отчиме брюки с золотистыми подтяжками, белая майка и стоптанные туфли на низком каблуке, а на голове – широкополая шляпа. На матери халат с вышивкой – явно с чужого плеча, мягкие тапочки, а в волосах – роза. Довольно сюрреалистичная картинка, но это именно то, к чему я привык дома. Шум, смех и балаган, достойные бразильских сериалов.

– Браво! – Хлопает им Мариана.

Ее лицо светится неподдельной радостью.

– Спасибо, Лео. – Мать отвешивает поклон своему сожителю, а затем возвращается за стол. – Так вот. – Она берет руку девушки. – Когда я решила вспомнить молодость и тряхнуть стариной, я пошла в местный клуб и записалась на зумбу. Оказалось, что в соседнем зале преподают латинское направление, и вуаля! Мы познакомились с Лео!

– Вы преподаете танцы? – Искренне изумляется Мариана.

Она делает взгляд, как у олененка Бэмби, и я стискиваю зубы.

– Танго, сальсу, ча-ча-ча и бачату. – Склоняет голову в полупоклоне Лео. – У меня старшая возрастная группа.

Его шляпа валится на пол.

«Шут гороховый», – качаю головой я.

– Наверное, это очень интересно. – Говорит девушка, пока, кряхтя, поднимает головной убор. – Жаль, я совсем не танцую.

– Так не бывает! – Возмущается Лео. – Все танцуют, моя милая.

– Только не я. – Отвечает Мариана и вдруг осекается, увидев меня.

Такая хрупкая радость, наполнившая ее взгляд, мигом растворяется, уступая место печали и страху.

Надо признать, это мне больше нравится.

Правда, ужасно бесит, что она все еще пытается строить из себя недотрогу.

– Сынок? – Оборачивается мать. Ее тон ласков, но в глазах предупреждение. – Я делаю маникюр Мариане, а потом мы будем ужинать.

– Я не голоден. – Бросаю грубо. – А где бабушка?

– Отдыхает у себя в комнате. Проводи его, Лео.

– Сам найду. – Останавливаю бросившегося мне на помощь преподавателя танго для престарелых.

Мариана опускает взгляд, когда я прохожу мимо.

– Может, что-нибудь яркое? – Предлагает мать, проводя пилочкой по ее ровным аккуратным ноготкам.

Судя по тону, она старается делать вид, что никакого напряжения между нами нет.

– Ой, нет, я не люблю. – Понижает голос девушка почти до шепота. – Стесняюсь, когда на меня смотрят.

– Если не хочешь красный, давай, синий. Синий всегда поднимает настроение, ведь так, Лео?

– Так, моя звезда! – Крякает подхалим.

– Лучше светло-розовый. Вот такой.

Я оборачиваюсь и вижу, как она указывает тонким пальчиком на цвет в палитре. Мы снова сталкиваемся взглядами, и я прищуриваюсь. Мариана сглатывает и отводит глаза.

– Отличный выбор для тех, кто не любит выделяться. – Хвалит ее моя мать. – Но, все же, надеюсь, однажды ты поймешь, как красива, и отважишься подчеркнуть то, чем тебя так щедро наградила природа.

Я оказываюсь в коридоре и толкаю дверь в одну из спален.

Огромная площадь, широкая кровать, встроенные шкафы, зеркала в пол, шикарный вид из окна. Заприметив разбросанные тут и там вещи матери, ухмыляюсь – да, такую комнату она бы никому не уступила.

Бабушкина комната оказывается гораздо меньше – скромная каморка в самом конце перед поворотом к входу в бассейн. Если бы не окно, я решил бы, что ее задумывали, как помещение для хранения инвентаря.

Внутри темно.

– Ба! – Зову я, входя и прикрывая дверь.

– Мариана? – Раздается голос с кресла-качалки.

Отлично. Девчонка решила забрать у меня последнее, что осталось от отца – его мать. Единственную часть Харри, которая еще поддерживала с нами хоть какие-то отношения все эти годы.

– Нет, это я – Кай.

– Маргарита? – Слабо спрашивает она, пытаясь приподняться.

Я вздыхаю и подхожу ближе.

– Нет, ба, это я. – Беру ее за руку.

Ладонь бабушки сухая и дряблая.

– А, это ты, мой мальчик. – Она пытается разглядеть мои черты в полутьме.

Я опускаюсь на колени, чтобы ей проще было это сделать.

– Харри… он… – ее голос обрывается.

– Да, бабушка, мне очень жаль. – Говорю я.

Мне всегда было интересно, что говорил ей мой отец, когда навещал. Чем объяснял свой поступок и нежелание общаться с сыном. Он приезжал редко, но все же приезжал – к ней. Значит, их связь многое значила для него. Наверное. Спрашивал ли он обо мне? Интересовался ли моими успехами? Бабушка никогда не рассказывала об этом.

– Я дома? – Вдруг шепотом произносит она. – Почему я не узнаю эти шторы?

– Если захочешь, я отвезу тебя домой.

– Сегодня был дождь.

– Да.

– Когда Харри был маленьким, он очень любил дождь. Всегда выходил гулять. У него были маленькие желтые сапожки, такие с завязками…

Я опускаю голову на бабушкины колени и закрываю глаза. Когда ее морщинистые руки гладят мои волосы, мне всегда становится чуточку легче.

С утра мне приходится тяжко. Полночи я лежал, глядя в потолок и прислушиваясь к звукам, а теперь нужно вставать едва ли не на рассвете, отвезти в университет документы и постараться не опоздать на тренировку в новой команде. И все это в городе, в котором я еще не очень хорошо ориентируюсь. Без тачки, конечно, будет сложнее, но зато у меня теперь есть деньги – на первое время хватит.

Быстро приняв душ, я одеваюсь и складываю на дно сумки пачки купюр, сверху – экипировку и все необходимое. Прихватив клюшку, покидаю комнату. Стараюсь шуметь как можно громче – чтобы сводной сестрице жизнь медом не казалась. Пусть привыкает, ее королевская жизнь окончена. Но, на удивление, едва я спускаюсь вниз, мать огорошивает:

– Иди, позавтракай, ее нет.

– Ты о ком? – Я делаю вид, что не понял.

– Я про Мариану. – Она ставит на стол тарелку с омлетом и бутерброды. – Свалила в универ. Боялась, что опоздает на автобус.

За столом уже сидит Лео, перед ним чашка кофе.

– Доброе утро, сынок. – Улыбается он, обнажая ряд серых зубов.

На нем та же майка, но шляпа уже другая.

– Привет. – Отвечаю я и, свалив на пол сумку с клюшкой, сажусь рядом.

– Твой кофе. – Мать подает кружку.

– С каких это пор ты готовишь завтраки? – Вдруг спохватываюсь я.

– Это доставка из ресторана. – Отмахивается она, укладывая на поднос точно такую же тарелку с омлетом и мини-сендвичами. – Удобно и быстро.

– Как это у тебя получилось запустить руку в деньги Харри до истечения нужного срока? – Нахмуриваюсь я.

– Лео отнес в ломбард часы, у Харри их целая коллекция.

– Ты начала распродавать его имущество?

– А что тут такого? У них в спальне целая коробка с украшениями. Ни Харри, ни его новой женушке они больше не понадобятся, а нам ведь нужно на что-то жить здесь!

– А если девчонка узнает? – Я оглядываю их обоих по очереди. Лео с невозмутимым видом берет свежую газету, а мать ставит на поднос чай. – Когда содержимое коробки уменьшится, у нее появятся вопросы. Ты же вроде выступала за мирную дележку, мам?

– Она не узнает. – Улыбается мама, подхватывая поднос. – Пока ее не волнует ничего, кроме чертовых учебников. И если ты не станешь цепляться к ней, все так и останется. К тому же. – Она останавливается у стола. – Я временно заменяю этому беспомощному созданию мамочку. Кто-то должен оплачивать мой труд? Кто, если не Харри?

– Может, ты и права.

– Так-то лучше. – Подмигнув мне, мать уносит поднос из столовой. – У меня тут еще завтрак для Хелены. Приходится обслуживать старую неблагодарную стерву, которая не пожелала вразумить сына, когда еще могла. Не могу поверить, что я это делаю! Харри теперь со мной никогда не расплатиться!

Спортивный комплекс оказывается грандиозным сооружением, находящимся недалеко от территории университета, и поэтому мне везет – я успеваю к назначенному времени. В последнее время меня мало беспокоили опоздания на тренировки, ведь в родном Сампо я был восходящей звездой, но здесь – здесь по-прежнему никем, пустым местом.

В любой команде бывают свои лидеры, сыгранные тройки, звенья, и вряд ли кто-то из основного состава захочет подвинуться ради новичка. Мысль о том, что придется заново доказывать, что ты ценный игрок, хороший партнер и отчаянный боец, подогревает напряжение до предела. Мне приходится отдышаться прежде, чем постучаться в кабинет тренера, но наш с ним разговор оказывается коротким:

– Давай сразу на лед, Турунен. – Говорит он мне, торопливо покидая тренерскую. – Все уже там. Посмотрим, на что ты способен.

– Хорошо. – Немного теряюсь я.

– Раздевалки налево. – Указывает он, удаляясь по коридору.

По пути сюда я видел комнату заточки, но, похоже, сбегать туда, у меня уже не выйдет. Торопливо направляюсь в раздевалку и чуть не сшибаю плечом какого-то здоровяка с папкой документов в руке.

– Новенький? – Усмехается он.

Парень моего возраста. Судя по фигуре, тоже хоккеист.

– Да, – киваю я, – раздевалки там?

– Ага. – Незнакомец прихрамывает. – Идем, покажу.

Он провожает меня до нужного помещения и останавливается в дверях:

– Так это ты живчик из Сампо?

– Что?

– Тебя взяли на мое место. Так?

– Не в курсе.

Парень оценивающе прищуривается.

– Я слышал разговоры в тренерской. У меня оскольчатый перелом, и в нашу тройку нужна была замена. Видимо, никто из своих не подошел, раз выбрали тебя.

– Послушай, мне жаль, что с тобой так вышло. – Хмурюсь я. Затем нахожу свободный ящик и швыряю сумку на пол. – Хотя, нет, не жаль. Твой перелом – мой шанс заиграть в команде, и я планирую им воспользоваться.

И тут он разражается смехом.

– А ты молодец. – Подойдя ближе, парень протягивает ладонь. – Виктор.

– Кай.

Мы жмем руки.

– Если тебя реально поставят в нашу тройку, то ты должен знать, с кем имеешь дело. Ян Климов выделяется сильнейшими снайперскими бросками и комбинационным дарованием, а у Лехи Стерхова необъяснимое чутье надобивания – он всегда оказывается там, где шайба. Этому звену нужны не сольные голы, а голевые передачи.

– Спасибо. – Я отворачиваюсь и начинаю переодеваться.

– И слушай защитников, они у нас опытные, плохого совета не дадут. Не удивляйся, что Климов постоянно впереди, у нас уже так сложилась комбинационная игра в нападении.

– Ты вообще возвращаться не планируешь? – Спрашиваю я в лоб, поворачиваясь к нему.

На лице парня появляется добродушная улыбка.

– За команду переживаю, впереди ведь чемпионат. – Он пожимает плечами. – Но если я вернусь, тебе придется отчалить домой. Для меня здесь достойных соперников нет.

Он мне уже нравится.

Я возвращаю ему улыбку и добавляю:

– Ни за что.

Команда принимает меня ни холодно, ни горячо. На тренировке они будто и не замечают меня вовсе, а вот когда начинается игровая, тут сразу все дают понять, что не собираются меня щадить.

Хоккеист должен уметь терпеть боль, и синяки и ушибы для меня привычны, но тут совершенно другие скорости, и другие броски. Борта трещат от ударов тел, и мне пару раз попадает так больно, что, кажется, будто больше не смогу подняться. Но, отдышавшись, я сам себе напоминаю, ради чего все это, и, встав на ноги, снова кидаюсь в бой.

Виктор был прав – мне дают попробовать сыграть с Климовым и Стерховым. Несколько минут, пока идут чужие смены, мы отдыхаем, а затем вскакиваем, переваливаемся через борт и мчимся в гущу схватки. Я замечаю, как напряженно следит за игрой тренер. Но все же у меня сильные ноги, и я виртуозно владею коньками: при необходимости мгновенно меняю ритм, набираю и тут же гашу скорость.

К тому же, выручает развитое периферическое зрение: маневрируя скоростью, я играю с поднятой головой и отлично вижу «поляну». Смотрю влево, давая понять противнику, что пошлю туда пас, а затем неожиданно даю передачу вправо. Вот и в этот раз: прорываюсь с шайбой к линии, и на меня бросаются два мощных защитника. Торможу, набираю скорость, объезжаю. Они только разворачиваются, а я уже один на один с вратарем – броском отправляю шайбу в сетку.

Но радость оказывается недолгой. Тут же кто-то из парней врезается в меня сзади. Вряд ли это случайность. Я падаю лицом вниз и слышу смех.

Но они просто плохо меня знают.

Может, я и из Сампо, но там мне не приходилось прохлаждаться. Я ежедневно подолгу изнурительно тренировался, таскал на себе товарищей в полном снаряжении, гонял по льду в свинцовом поясе, набирал темп до предела и не сбавлял ни на секунду. Что мне какое-то падение? Так, ерунда.

Пересиливая себя, встаю, сжимаю зубы и, подгоняемый криками тренера, бросаюсь в самую гущу битвы. «Полезный», «быстрый», «упорный», «непримиримый» – своими действиями на льду я оправдываю каждый из эпитетов, которыми сопроводили мое личное дело. Идеально даю голевой пас, и Климов вталкивает в сетку важную шайбу.

Гол!

– Турунен, а кто за тебя в обороне отрабатывать будет?! – Орет тренер, едва я плюхаюсь на скамейку, чтобы перевести дух.

– Климов, а где передача?!

– Стерхов, что с добиванием?!

И в этот момент я ощущаю то самое удовлетворение, которое всегда помогало мне чувствовать себя живым. Сердце бьется, как бешеное, места ушибов болят, а тренер кричит так, что закладывает уши, – значит, ты все еще часть игры.

Позже, в раздевалке, партнеры по команде пожимают мне руку, и мы впервые заводим разговор.

– Неплохо. – Улыбаясь, говорит мне Виктор.

В раздевалке он по-прежнему свой.

Все смеются, спорят, шумят, кидаются одеждой, подначивают друг друга, и я с удовлетворением отмечаю, что больше особо не выделяюсь среди этих ребят.

Даже вручая деньги тренеру, я понимаю, что так делают все. Дальше некоторых из нас ждет громкая карьера, и необходимость во взятках и откатах отпадет. Менее же удачливые продолжат играть в лигах уровнем ниже и продолжат платить. Главное, не оказаться в числе вторых.

Мариана

– Мариана!

Я оборачиваюсь. Это Алина машет мне рукой.

Я надеялась, что сяду за столик в углу столовой, разберусь с расписанием, скорректирую план по изучению пропущенного за время моего отсутствия материала и буду там настолько неприметной, что не придется разговаривать ни с кем. Но, кажется, эта девушка очень рада меня видеть.

Не то чтобы я была сильно удивлена – в школе у меня имелись друзья, но за время болезни матери я настолько привыкла держаться особняком и хранить все переживания в глубине себя, что уже и забыла каково это – нормально общаться с кем-то, созваниваться и проводить свободное время вместе.

– Привет. – Я останавливаюсь у столика, ожидая приглашения.

Рядом с Алиной сидит еще какой-то паренек. Щуплый, с растрепанными волосами, впалыми щеками и большими выразительными черными глазами. Он кажется слегка растерянным.

– Привет! Да падай ты! – Алина стучит ладонью по стулу. – А это… – Она указывает на парня. – Как тебя? Никита?

– Да. – Он кивает.

– Никита. – Подтверждает она.

– Вы что, только что познакомились? – Удивляюсь я.

– Нет, мы лучшие друзья. – Улыбается она. – Уже целых… – Девушка смотрит на часы. – Целых семь минут!

– Так бывает? – Я кладу на стол поднос, вешаю сумку на спинку стула.

– Думаю, это судьба. – Хохочет Алина. – Один из придурков-хоккеистов начал задирать Ника в очереди, намекая на его ориентацию. Ну, я подошла и поцеловала Ника: «типа, какие еще вопросы?» Он сразу отстал, и мы решили зафрендиться по-настоящему. – Девушка припадает крашенными губами к коктейльной трубочке и шумно тянет напиток. – И самое смешное, знаешь что?

– Что?

– Похоже, Никита и в самом деле гей.

– Да? – Я поворачиваюсь к парню. – Так тебе не требовалась помощь?

Он пожимает плечами. Выглядит растерянным.

– Твой новый друг не разговаривает? – Спрашиваю я у Алины.

– Разговариваю. – Хрипло отвечает Никита. Его длинные, тонкие пальцы впиваются в стакан. – Просто… не знаю… переволновался. – Он косится куда-то в сторону. – Виктор все еще смотрит на нас.

Я осторожно поворачиваюсь. Через два столика от нас сидят крепкие парни. Один из них, широкоплечий, с темными волосами, смотрит на нас, развернувшись в полкорпуса.

– Я бы тоже завела себе дружка-хоккеиста. – Тихо произносит Алина. – Прости, Ник. Но эти самодовольные павлины все как на подбор красавцы, ослепнуть можно! Говорят, в честь осеннего бала будут организованы соревнования между студентами разных групп. Будет на что посмотреть.

– Мне больше нравятся светловолосые. – Уперев локти в стол, хмыкает наш новый знакомый.

– Такие, как этот? – Напевно произносит рыженькая. – Извини, но его уже заняла Мариана. Он не сводит с нее глаз с тех пор, как вошел в столовую.

Я с удивлением следую за ее взглядом и натыкаюсь на Макса Лернера, который в первый день помог мне найти нужную аудиторию. Парень проходит меж столов, здоровается за руку с каждым из хоккеистов, а затем направляется к нам.

Три, два, один – боже, мое волнение готово перелиться через край!

– Привет, Мариана, – он бегло проводит глазами по сидящими за столом, а затем впивается взглядом в меня. – Я – Макс, помнишь меня?

Жар начинает медленно приливать к моим щекам.

– Э… привет, да.

Наверное, нужно встать? Как-то неудобно, что он смотрит на меня сверху вниз. Но не вскакивать же с места? Поэтому я остаюсь сидеть неподвижно.

– Как дела? – Парень добродушно улыбается.

– Хорошо, – отвечаю я на дежурный вопрос.

Повисает неловкая пауза.

– Уже освоилась в Большом? – Спасает положение Макс.

Теперь я понимаю, почему девушки в гимназии бегали за ним толпами: он любезен, вежлив и чертовски неотразим.

– Немного. – Вру я.

У меня не было времени привыкать к здешней обстановке и порядкам, потому что я пропустила неделю из-за смерти отца. Но не вываливать же все это на первого встречного?

– Это хорошо. – Кивает он. – Приходи со своими друзьями ко мне на вечеринку в выходные, ладно? Родители уезжают на курорт, и сестра хочет оторваться.

– Кто-то еще будет? – Брякаю я.

И неумолимо краснею. «Надо же такое ляпнуть!»

Но Макс дарит мне очередную сногсшибательную улыбку:

– Думаю, да. Вика, моя сестра, уже раструбила о вечеринке на весь универ, так что я жутко переживаю, как бы гости не разнесли весь наш дом. – Он склоняет голову на бок. – Так ты придешь?

– Я… – У меня в горле пересыхает.

– Придет, конечно. – Отвечает за меня Алина. – Мы как раз обсуждали, где бы оттянуться в выходные.

– Отлично. – Макс как бы невзначай касается моего плеча. – Ладно, буду ждать. До встречи!

И махнув рукой нам на прощание, удаляется из столовой легкой, уверенной походкой.

– Дыши! – Приказывает Алина, обмахивая меня тетрадью с конспектами.

– Что? – Я пытаюсь сделать невозмутимое лицо.

– Похоже, у тебя поднялась температура. – С улыбкой замечает Никита.

– Ерунда. – Ворчу я, ерзая на стуле.

– Не переживай. Ничего такого в этом нет. Красивый парень из состоятельной семьи пригласил тебя к себе на вечеринку. – Мечтательно говорит Алина. – Любая бы разволновалась!

– Только не я. – Отвечаю сердито. – И никаких вечеринок! Я не флиртую, не пью алкоголь и не встречаюсь с парнями – это мое правило. Я обещала маме, что буду серьезно относиться к учебе.

– Ну-у-у… одно другому не помеха. – Заявляет Ник.

– Подожди. – Алина кладет ладонь на его руку, затем поворачивается ко мне. – Кстати, как там дома? Ты ведь только что похоронила отца, Мариана.

– Все замечательно. – Говорю я неуверенно. – Теперь со мной живет бабушка, сводный брат и его родители.

– Это… та тетка, похожая на цыганку? – Морщит лоб девушка.

Я улыбаюсь.

– Да, они немного… своеобразные. Бывшая жена моего отца из Сампо, и она очень простая и очень душевная. Видно, что Маргарита Семеновна многое пережила в жизни, что не хватала звезд с неба – она так искренне восхищается всему, что видит вокруг! И ко мне отнеслась с теплотой… – Я пожимаю плечами. – В доме теперь уютно, и всегда кто-то разговаривает. Не представляю, что я делала бы одна в полной тишине. Сошла бы с ума, наверное. А тут… тут мне есть с кем поговорить, да и бабушка во мне нуждается: она совсем старенькая, временами путается в происходящем – еще бы, ее сын умер. В общем, я чувствую, что должна поддержать ее.

– Хорошо, что ты не одна. – Сочувственно сжимает мою руку Алина. – Мне жаль, что так получилось с твоим отцом.

– Мне его очень не хватает. – Признаюсь я. – Харри всегда помогал мне преодолевать застенчивость, подталкивал, чтобы я была смелее, поддерживал в любом начинании.

– Тогда я сделаю это сегодня за него. – Говорит девушка. – Ты должна быть смелее и увереннее, Мариана. Учеба никуда не убежит. Давай, пойдем на эту вечеринку и отдохнем там, как следует!

– Я за! – Оживляется Ник.

И я, сама не знаю зачем, смущенно киваю им головой.

– Ну, хорошо.

– А потом я втиснулась кое-как в этот автобус и ехала в таком положении до самого универа! Чуть не прозевала нужную остановку! – Смеюсь я, рассказывая за ужином о своих утренних злоключениях.

– Бедная ты моя девочка, – сокрушается Рита. – Но ведь в гараже стоит машина Харри! Разве ты не водишь?

– Папа каждое утро сам возил меня в университет. А я… У меня еще совсем нет опыта.

– Тогда Кай мог бы подбрасывать тебя по пути! Все равно будет ездить туда на лекции и утренние тренировки.

– А что? – Поддерживает ее Лео. – Хорошая идея. Так вы быстрее найдете общий язык.

– Ты могла бы дать ему шанс, Марианочка. – Кивает Рита. – Он ведь у меня хороший парень. Просто стал заложником наших дрязг с Харри: мы были молодыми и глупыми, когда разошлись. – Она трясущимися руками комкает в руках салфетку. – Это он на нас злится, а не на тебя.

– Я поговорю с ним. – Обещаю я. – Уверена, все наладится.

– Ты поступаешь правильно. – Улыбается женщина. – Я бы хотела иметь такую дочь, как ты: целеустремленную, серьезную, благородную, добрую.

– Спасибо.

После душа я возвращаюсь в свою комнату, обернувшись полотенцем. Проходя мимо комнаты брата, отмечаю, что внутри тихо – возможно, он уже спит. Рита говорила, что Кай сегодня был на хоккее – наверное, сильно устал. Насчет машины можно будет поговорить и утром.

Я вхожу в свою спальню и вздрагиваю от неожиданности: Кай стоит у моего стола, разглядывая мои учебники.

– Привет, – тихо говорю я, инстинктивно прихватывая края полотенца сверху.

Его взгляд быстро проносится по моему телу: от мокрых ступней до ключиц, покрытых капельками воды, и тут же мрачнеет.

– Что ты тут делаешь? – Спрашиваю я.

Кай продолжает молча сверлить меня недовольным взглядом.

– Хорошо. – Говорю я примирительно. – Зачем бы ты ни пришел, я тоже собиралась с тобой поговорить. Если ты дашь мне переодеться…

Выражение его лица не меняется. Парень не собирается покидать помещение.

– Ладно. – Вздыхаю я. По спине разбегаются мурашки. Вся эта его враждебность, насупленный вид, татуировки – все это ужасно пугает меня. – Кай, я хотела сказать, что… мы с тобой не с того начали. Поверь, я тебе не враг. И отношусь к тебе совершенно нормально. Я… не собираюсь препятствовать тому, чтобы ты получил все, что тебе причитается от отца. Ты должен владеть этим по праву. – Я подхожу ближе и беру со стола ключи от автомобиля Харри. – Вот. – Протягиваю ему. – Это ключи от машины твоего отца. Думаю, нам обоим будет удобно, если мы станем добираться на ней до универа утром вместе.

И в этот момент парень начинает хохотать. Звонко и издевательски заливисто.

– Я понимаю, как ты это воспринимаешь. – Говорю я, кусая губы. – Но поверь, я сейчас говорю совершенно искренне.

Кай резко перестает смеяться и сжимает челюсти. Это движение заставляет меня настороженно съежиться. Клянусь, в этот самый момент я вижу в его глазах настоящее безумие.

– Мне не нужны твои подачки. – Выдыхает он мне прямо в лицо. – Все, что мне нужно, я возьму сам. Потому что оно и так мое.

– Кай… – Я сглатываю. – Ну, почему тебе нужно все время быть таким…

– Каким? – Нависает парень надо мной.

– Таким… ужасным, грубым… плохим.

Его бледное лицо озаряется ядовитой улыбкой.

– Потому что мне нравится. Быть. Плохим. – Отвечает он победоносно.

Я дрожу, глядя на него.

– А почему тебе нужно всегда быть такой… правильной? – Спрашивает Кай, касаясь пальцами края полотенца на моей груди. – Ведь это же просто маска, разве нет? Зачем ты обложилась учебниками, словно какая-то зубрила? Лучше бы подыскала себе мужика, который станет тебя обеспечивать. Разве не этим ты занималась последние два года? Не обслуживала моего отца?