Плохая фанатка

Глава 6

Наблюдать, как парикмахер набрасывает на плечи Уэллсу бирюзовую накидку, было до невозможного странно. Совсем недавно Уэллс был загадочной знаменитостью, которую она видела разве что по телевизору или с безопасного расстояния. Теперь он ругался себе под нос, что ему придется снять кепку. А мгновение спустя она поняла почему.

Уэллс выглядел так, словно его хорошенько шарахнуло током.

Шоколадного цвета волосы или торчали во все стороны, как сломанные пружины, или плоско липли к голове.

Но даже так ему удавалось сохранять свою диковатую привлекательность.

Разумеется, говорить об этом вслух Джозефина не собиралась.

– Уэллс. – Она подошла к парикмахерскому столу и нежно коснулась зеркальной поверхности. – Смотри, какое замечательное новое изобретение. Называется «зеркало».

Он оскалился.

– Я кого нанял, кедди или комика?

– Ну серьезно. – Она опустила руку. – Ты давно расчесывался?

– Времени не было. – Он отмахнулся от нее через накидку. – Сядь и помолчи, а? Парикмахера отвлекаешь.

Джозефина осталась стоять.

– Дай угадаю: женщины у тебя нет.

– И слава богу.

– Это еще что значит? – поинтересовалась она, склонив голову.

Уэллс покосился по сторонам.

– Ты сама притащила меня стричься. Вот тебе и ответ.

– А нужно было дать тебе пострадать в одиночестве?

– Именно.

Она хмыкнула, обменявшись с парикмахером веселым взглядом.

– Не забудьте побрить ему шею.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь пшиканьем пульверизатора, шумом фенов и приглушенными разговорами других парикмахеров. С любопытством покосившись на Джозефину, Уэллс сел чуть прямее, и стригущий его мужчина тяжко вздохнул.

– Ну а у тебя? Есть парень, Джозефина? Подозреваю, нет.

Парикмахер присвистнул.

– Смело.

Джозефина закатила глаза, скрывая смущение.

– Что? – Уэллс передернул плечами. – Я же не говорю, что она… – Он замялся, явно подыскивая слова. – Я же не говорю, что его не может быть. Но если бы был, вряд ли ему бы понравилось, что ты постоянно бегаешь меня поддерживать. Я имел в виду только это.

– По-твоему, нельзя быть болельщицей и иметь отношения одновременно?

Он коротко покачал головой.

– Если эти отношения со мной – точно нет.

– Без шансов, – прокомментировал парикмахер. – Вы сами себе яму роете.

– А можно не лезть со своими советами и просто меня постричь? – проворчал Уэллс и вновь переключил внимание на Джозефину. – Так есть парень или нет, Белль?

– Нет, – приторным голосом сказала она. – И слава богу.

Ответ ему явно понравился, но почему?

– Теперь моя очередь спрашивать, что это значит.

– Сама не знаю, – недолго подумав, честно призналась она. Вспомнила мимолетные свидания и отношения, которые так и не переросли в нечто большее. – Мне кажется…

Уэллс не сводил с нее внимательного взгляда.

– Да?

– От женщин обычно ожидают… не знаю, кротости? Благодарности? А я не такая.

– И почему же?

Джозефина откинулась на стену и подняла голову к потолку, пытаясь сформулировать, почему в последние годы она решила отодвинуть личную жизнь на второй план и плотно заняться работой.

– Мне кажется, отчасти дело в том, что в детстве я научилась бросать себе вызов, ведь никто ничего от меня не требовал. Наоборот, только предостерегали. Мне приходилось самой уламывать себя заняться спортом или поучаствовать в танцевальном конкурсе. Мне нравилось бросать себе вызов и добиваться успеха, и… не знаю. Видимо, мне постоянно кажется, что люди оценят, если я буду относиться к ним строже…

– Наезжать на них, то бишь?

– Иногда. – Она поморщилась. – Я выросла на поле для гольфа, а там наезды – главный признак любви. В итоге так и стала общаться. А парни сами-то за языком не следят, но когда отвечаешь им тем же – сразу сбегают.

Уэллс фыркнул.

– Что?

– Ничего.

– Ну правда. Что?

Парикмахер отвлекся от работы, прислушиваясь. Уэллс, откинувшись, лениво приподнял бровь, и тот снова зашевелился.

– Говоришь, тебе нужен парень пожестче, но сама же в итоге обидишься.

– Из опыта говоришь, Уитакер? Что, много женщин отправил к психологу?

– Понятия не имею. – Он поморщился, заметив, как парикмахер точит лезвие бритвы. – Я при расставании вопросов не задаю.

– Может, и стоит. Вдруг что интересное услышишь.

– Я и так прекрасно знаю, что они скажут. Меня не интересуют чужие…

– …Наезды? – Она улыбнулась шире. – О-о-о. А я говорила! Сразу сбегают.

Он бестактно фыркнул.

– Я не такой.

Джозефина вытянула губы трубочкой.

Уэллс скривился.

Из груди рвался смех, но Джозефина сдержала его. Она искренне хотела задеть его и не собиралась брать свои слова назад – но ей было весело. Чего не скажешь о последних восьми парнях, с которыми она ходила на свидания. На свидания, которых в ее жизни и было-то всего восемь.

На турнирах она иногда перекидывалась с Уэллсом парой слов, и эти короткие разговоры всегда были интересными. Колкими. Запоминающимися. Было приятно осознавать, что в жизни эта динамика сохранилась. Вовсе не потому, что она хотела с ним встречаться, или потому, что раздражение делало его немного – ну ладно, намного – привлекательнее обычного. Просто ей нравилось, что его… можно было подначивать без опаски. Для нее это было в новинку.

– Сам знаешь, какое у меня было детство. Больше в моем окружении таких детей не было. В итоге приходилось доказывать, что я не просто такая же, как остальные, но даже лучше.

Джозефине не верилось, что она произнесла это вслух.

На самом деле, кажется, она не признавалась в этом даже самой себе. Но теперь, нащупав нить мысли, хотелось распутать ее до конца.

– Как-то в шестом классе мы поехали с ночевкой в Окалу. Без родителей. Правда, подозреваю, мама с папой тайком сняли номер в соседнем отеле, но они так и не сознались. – Она покачала головой. – В общем, один мой одноклассник, Перси Д’Амато, сказал, что видел в лесу медведя, и все перепугались до смерти. – Она сделала паузу, вспоминая. – Я взяла фонарик и пошла в лес одна. И знаешь что? Медведь все-таки был.

Уэллс уставился на нее огромными глазами.

– Врешь.

– Не вру. Я заорала во все горло и понеслась обратно так, что пятки сверкали.

– Теперь понятно, почему я тебя не пугаю.

На этот раз она не смогла сдержать смех и на губах Уэллса Уитакера промелькнула мимолетная улыбка, но он тут же нахмурился еще сильнее, добавив пару очков к и без того немалой горе сексуальности. Даже в парикмахерском кресле, перемазанный пеной для бритья, он больше походил на разъяренного гладиатора, чем на гольфиста.

– Значит, любишь пугать людей? – поинтересовалась Джозефина.

Он ответил не сразу.

– Оно само получается.

– Ну да, а мрачный ты от природы.

– Зато ты светлая.

Его слова застали врасплох.

– По-твоему, я… светлая?

– Вот так… уже лучше… – пробормотал парикмахер.

– Я… – Он открыл рот и снова закрыл его, раздраженно махнув рукой под накидкой. – В тебе точно есть какой-то внутренний свет, иначе ты не стала бы с улыбкой болеть за проигрывающего спортсмена. Хотя мне-то какая разница…

Сердце опасно дрогнуло. Только не это.

Она потерла горло, разгоняя вставший там ком.

– Ну конечно, – сказала она.

– Наверное, поначалу я действительно пугал людей специально. Я вырос без гроша в кармане, ходил в школу пешком, хотя остальных подвозили родители. Еще и обед им с собой собирали. Приглашения на дни рождения печатали, чтобы можно было раздавать их на перемене. Вот я и делал вид, будто мне на них пофиг.

На этот раз сердце дрогнуло особенно больно, и она даже не попыталась его унять.

– Но тебе не было пофиг?

Он не ответил – тема явно была ему неприятна.

– Не знаю. Наверное. – Он перевел недовольный взгляд на парикмахера. – Можете горло мне перерезать? А то я больше не выдержу.

– Весело будет в Техасе, – жизнерадостно сказала Джозефина.

– В гольф играют не ради веселья, Джозефина.

Она подчерпнула пальцем пену для бриться и мазнула его по носу, героически игнорируя идеальный изгиб.

– Просто ты не играл со мной.