С утра я проснулась в препоганейшем настроении. Ладно хоть сегодня суббота, и мне не придется общаться с этим Завьяловым, черт бы его побрал. Хотя мамочкин прием вполне способен затмить общение с новым начальником.
– Ну чего тебе? – спросила я у мопсихи, не сводящей с меня шоколадных глаз. – Дождь на улице как из ведра, давай уж, делай свои дела дома, – милостиво разрешила я, но Маруся укоризненно взвыла, словно говоря «ты сама не знаешь, чего хочешь».
А как псинке объяснить, что мне просто лень переться в непогоду? Пришлось натягивать спортивный костюм, который, наверное, сел после стирки и теперь нещадно жал, врезаясь в мое тело швами, хотя в рекламе обещали, что их не будет. Странно, Маруськина куртка тоже усохла в размерах, отказываясь застегиваться на барабаноподобном собачьем пузце…
…Вернувшись с прогулки промокшая до нитки, я призадумалась. Мать на ветер слов не бросает, точно меня колесует, если я не принаряжусь для очередного старпера. Интересно, она правда считает, что молодые парни в мою сторону не посмотрят? Или просто у ее приятельниц контингент знакомых перевалил за определенный возраст?
Платье я нашла не сразу. Оно валялось у задней стенки шкафа, щедро заваленное скомканными в жгуты остальными предметами моего небогатого гардероба. Почему небогатого? Да потому что, как изящно выразилась одна из продавщиц, «Чехлы для тяжелых бомбардировщиков нам редко завозят». Я обиделась и ушла, но, как оказалось, такая ситуация была во всех торговых точках города. Платье обтянуло меня, словно перчатка. Интересно, где были мои глаза, когда я покупала это великолепие? Наверное, на той части тела, которую я вчера позорно показала Завьялову.
Черт, черт, черт! Ну почему я все время вспоминаю этого нахала?
Да уж, цвет у платьишка бомбический – взбесившегося поросенка.
– Что ж, за неимением лучшего сойдет, – решила я.
Все равно жених на него вряд ли обратит внимание, сраженный моей неземной красотой. Нервно хихикнув, я схватилась за подол и задрала его, пытаясь освободиться от тряпки, но она почему-то села намертво, словно приросла к телу. В дверь загрохотали – ногами и кулаками, судя по всему.
– Привет, соседка, – уставился на меня мутным взглядом Лелик, местный алкаш, считавший меня своей приятельницей. По крайней мере, он так себя вел. – Дай тугриков, а? Трубы горят, сил нет!
– Слушай, как думаешь, идет мне платье? – задумчиво спросила его, прекрасно осознавая, что за фуфырик Лелик вознесет меня до небес, объявит богиней и даже несколько дней будет молиться моему светлому лику и проповедовать соседям пришествие спасительницы.
– Ты великолепна, – на голубом глазу соврал алконавт, – сейчас, подожди…
Я удивленно смотрела в спину удалявшемуся со скоростью криво летящей стрелы мужику. Леликом его прозвали не просто так. Очень уж похож на усача из «Бриллиантовой руки». Люди говорят, что когда-то наш Лелик был подающим надежды стилистом, но что-то у него не срослось.
– Вот. – Интересно, когда он вернуться успел? Я посмотрела на свою ладонь, в которую сосед вложил серебристый шнурок, и удивленно приподняла бровь. – Это пояс, – пояснил Лелик, – к розовому вообще зачет. И талию подчеркнет. Последний писк моды, между прочим. Шик. Давай деньги.
Я отсчитала ему несколько сотен и, закрыв дверь, подошла к зеркалу. Да, определенно, с пояском лучше…
…Из дома я вывалилась в самом радостном настроении. Ничего, нам бы ночь продержаться, да день простоять. В конце концов, даже мамины суаре заканчиваются рано или поздно. Да и придраться к наряду ей будет затруднительно. С серебристым пояском я казалась себе элегантной и даже постройневшей. Правда, туфли на каблуке пришлось сменить на балетки, потому что в них я выглядела как мисс Клювдия из Утиных историй. Каблук упорно отъезжал назад, явно преклоняясь перед моим весом, и грозил вот-вот сломаться.