По ту сторону мести

Глава 1.

Резко вскочив, я даже не сразу поняла, что очередной ночной кошмар просто вернул меня в прошлое, на пятнадцать лет назад.

Несколько раз глубоко вздохнув? я постаралась успокоиться. Хотя пульс зашкаливал, и состояние было, словно после быстрого бега. Поднявшись и накинув на плечи халат, я вышла на балкон. В небе над городом громыхала гроза. Видно раскаты грома и спровоцировали дурные сны.
Август. Я зло усмехнулась. Пятнадцатая годовщина исчезновения Мириам Джабраиловой. Хотя на момент своей мнимой смерти я была замужем, но фамилию мужа я даже в страшном сне не готова была считать своей. Гази Зароева я как мужа не приняла. Он был моим убийцей, и то, что хоть и под чужой личиной, но я продолжала жить, факт моего убийства не отменял.

Понимая, что уже вряд ли смогу уснуть, я сварила себе кофе, и уселась с кружкой на подоконник. Тринадцатый этаж новой высотки позволял смотреть на город поверх окрестных крыш.
Растревоженная память против моей воли вернула меня обратно, в самый страшный день моей жизни, с которого начался мой личный ад. Мой отец, Бекхан Джабраилов, мне почти не запомнился. Мама была сильно младше его, и в дом мужа пошла второй женой. Её родители, долгое время прожившие в центральной части страны, были людьми более светскими и от традиционных правил и законов отошедшими. Решения дочери они, мягко говоря, не одобрили. Но разрывать отношений не стали.

Тем более, что уже вскоре родилась я. Дедушка с бабушкой проводили со мной очень много времени. Мама была разочарована моим рождением, она жаждала родить отцу сына. Но после меня новая беременность у неё не наступала. А потом глупая и трагическая случайность... Острый приступ аппендицита.

Живи родители в городе, возможно, все отделались бы лёгким испугом. Но дом, а точнее самое настоящее поместье, находилось высоко в горах. Спасти маму не смогли.

После её похорон, дедушка наступил на горло собственной гордости и попросил отца отпустить меня на воспитание к ним. Как утешение и память о дочери. Отец ко мне особенно привязан не был, и, наверное, только обрадовался столь удачному поводу избавиться от меня. По крайней мере, из своих воспоминаний я даже не могла точно сказать, каждый ли год он приезжал меня навестить. А дедушка с бабушкой обо мне и о себе особенно и не напоминали.

Возможность хорошо жить у них была. Конечно, мы не шиковали, но одета я была не хуже остальных, кушали вкусно и разнообразно, ездили раз в год отдыхать. В семье было две машины. Одна дедушкина, а на второй пожилой охранник возил меня сначала в школу, потом на занятия в изо-студию.

Когда мне исполнилось восемнадцать, не стало бабушки. Она всю жизнь маялась с гипертонией. Эта болезнь и забрала её от нас в конце весны. Дедушка сильно переживал, нервничал, замкнулся в себе.

Гораздо позже, вспоминая те дни затишья перед разразившейся катастрофой, я ругала себя, что списала все странности в поведении всегда приветливого дедушки на смерть бабушки. Хотя меня должно было насторожить многое. То что мне запретили куда-то выходить, под запретом оказались и встречи с друзьями, и без того редкие.

К тому же, так сложилось, что самой близкой, и, наверное, единственной настоящей моей подругой, была Катя, девочка из очень проблемной семьи, и нашего общения дедушка с бабушкой категорически не одобряли. Во-первых, они были, как говорилось, не наши, приезжие. И в нашем небольшом городке, больше даже посёлке, сильно выделялись. Во-вторых, мама Кати была дважды разведена, старший сын, Витя, уже работал. И работал в полиции, в следствии. Что тоже популярности не добавляло. Представителей власти у нас традиционно не любили, а тут ещё и работа такая, совать нос в чужие дела. Чему хорошему я могла научиться с такой подругой? В понимании дедушки и бабушки, ничему. Наша дружба с Катей поэтому и так была полу тайком, а сейчас и вовсе.

Дедушка не подпускал меня к телефону. О чём-то раздражённо разговаривал с охранником. Но у меня на носу было начало второго курса в местной художке, где я осваивала нелёгкий путь будущего художника, и от всех тревожных моментов в поведении деда я отмахнулась, посчитав просто стариковскими чудачествами.
В тот день мне нужно было ехать в соседний город, забирать литературу и оплачивать второй курс обучения. Дедушка решил ехать со мной. И даже расходящийся дождь не заставил нас отменить наши планы. В конце концов, опасных участков дороги между нашим городком и соседним не было.

К середине пути мелкий дождь превратился в ливень с грозой. А я, наблюдая, за бегущими по автомобильному стеклу струйками, задремала. Особенно сильный раскат грома и последовавший тут же толчок заставил меня резко встрепенуться. Я ударилась об отчего-то ставшую гораздо ниже крышу автомобиля и не сразу сообразила, где я и что происходит.
- С девкой осторожнее, не поломайте. - Прозвучал резкий и незнакомый мне голос снаружи.
Потом был только укол в плечо и ощущение качки. В себя я пришла в незнакомом помещении и с жуткой головной болью.
- Очнулась? - спросил мужской голос. - Вода рядом, на табуретке.
- Кто вы? - спросила я после того как буквально в несколько глотков выпила где-то с поллитра воды. - Где я? И где дедушка?
- Очень много вопросов. - Поморщился мужчина. - Я, Гази Зароев. Вы попали в аварию из-за дождя. Охранник не справился с управлением. Он и твой дед не выжили. Возраст и неудачное столкновение.
- Что? - не могла понять я, казалось бы, простые слова.
- Авария, ты единственная выжила. - Как-то странно усмехнулся мужчина. - Я и мои люди проезжали мимо и помогли тебе. Остальным помощь уже не нужна была.
- Я не верю... - прошептала я, не желая принимать факт смерти дедушки.
Но эти простые слова отчего-то взбесили мужчину, сидящего напротив. Он медленно поднялся и подошёл ко мне. Замаха я даже не заметила. Только закричала, ощутив удар по голове, потом второй...
- Слушай сюда внимательно. Твоё мнение никто не спрашивал. - Бросил он сквозь сжатые зубы. - Будешь выделываться, получишь ещё. И я не буду столь мягок, как сейчас. Это понятно? Отвечай!
Я несколько раз кивнула, прижимаясь к стенке и в ужасе глядя на незнакомца. За все мои на тот момент девятнадцать лет, я никогда не сталкивалась с подобным обращением. Меня могли поставить в угол, лишить сладкого, посадить в комнате в качестве наказания, но руку на меня никогда и никто не поднимал.
- Сейчас ты умоешься, и мы поедем в ЗАГС. Сегодня наша свадьба. - Сказал этот сумасшедший.

Глава 2.

К машине я шла мелко семеня. Голова кружилась, и к горлу подкатывала тошнота. Но я не жаловалась. И так шла, периодически получая тычки в спину, чтобы поторапливалась.

Возле машины стояли несколько мужчин. Один посмотрел с безразличием, остальные даже не пытались скрыть какой-то злой, глумливой насмешки. В салоне машины я вела себя тихо, пытаясь понять, что за кошмар вокруг происходит, и как вернуться обратно, в спокойную и размеренную жизнь, в которой не было места людям вроде тех, что меня окружали сейчас.
Когда мы вышли перед зданием на достаточно оживлённой улице, я чуть выдохнула. Мы действительно приехали в ЗАГС. Про себя я решила, что всё. Последние минуты этого ужаса нужно просто пережить. Я была уверена, что сейчас мы войдём в ЗАГС, а там охрана, куча народа, все эти регистраторы, секретари...

Зароев уверенно зашёл в кабинет.
- Нам расписаться, - кинул он.
- Вызовите полицию, меня удерживают силой. За этого человека я не то, что не собираюсь замуж, я его даже не знаю. - Громко сказала я.
Женщина, что явно была хозяйкой кабинета, засуетилась, начала перекладывать какие-то бумаги и переводить испуганный взгляд с меня на Зароева.
- Ты тупая? - развернулся ко мне мужчина, протягивая при этом два паспорта женщине.
Я не ответила. Я с ужасом смотрела, как эта женщина, прекрасно всё видевшая и понимающая, да и мои слова на каприз невесты мало походили, ставит штампы в паспорта. А потом протягивает Зароеву вместе со свидетельством, не глядя при этом на меня.
Мужчина выхватил у неё документы, больно сжал моё запястье и потащил за собой обратно. Вовнутрь машины он меня буквально запихнул.
- Я тебя предупреждал? - спросил он, не обращая внимания на внимательный взгляд водителя через зеркало заднего вида. - Или ты нормальных слов не понимаешь?
- Я не понимаю, что происходит. Авария, свадьба... Зачем я вам? - я чувствовала, как меня начинает трясти от страха.
- Ты мне не нужна. Мне нужен был огромный кусок земли, что принадлежала твоему деду. Я собирался его купить, но старый дурак упёрся, что после смерти твоей матери, это твоё приданное. Тогда я предложил брак. Но как жених тоже не угодил. Времени уговаривать у меня нет. - Совершенно бесстрастно произносил Зароев. - Теперь ты моя жена. Я получил, что хотел. Родишь мне ребёнка, чтобы твой отец не потребовал землю обратно.
- Как ребёнка? Я не хочу! Я вас не знаю! - слëзы сами покатились по щекам.
- Заткнись! - бросил жених после того, как не задумываясь, отвесил мне пощёчину. - Меня не интересует, чего ты там хочешь.
Оставшуюся часть дороги я провела, забившись в угол и, сама не понимая зачем, старалась запомнить дорогу.
Вскоре началась какая-то стройка. Похоже, мужчина, ставший несколько часов назад моим мужем, не из старых кланов. Там дома передавались по наследству и больше напоминали крепости. Здесь же явно старались выстроить нечто одновременно напоминающее и старые дома, пережившие не одно поколение хозяев, и современную военную базу, вроде тех, что можно увидеть в репортажах или играх.

Из машины, спотыкающуюся меня протащили буквально за шкирку. Меня представлять своим людям муж явно не собирался, отчего я только ещё больше испугалась. Большой кирпичный дом впереди казался тюрьмой, куда меня тащат, не смотря на то, что никакой вины за мной не было и быть не могло.
Внутри, в коридоре возле лестницы нас встретила высокая блондинка. Она стояла, обхватив себя руками, и явно была расстроена.

Я не удивилась, не в том состоянии была я сама, да и мало ли отчего может быть расстроена девушка в доме такого человека, как Зароев? А вот он обратил внимание.
- Рита? - строго, но при этом гораздо мягче, чем со мной заговорил он. - Мы же много раз всё обсуждали.
- Я не спорю, - тихо произнесла она.
- Если тебе тяжело, можешь пожить пока в городе. - Предложил ей Зароев, не оставляя сомнений в том, что с этой девушкой он близок.
- Я останусь, Гази. Тебе может понадобиться помощь... - опустила она глаза.
Мужчина только кивнул в ответ и потащил меня наверх, не обращая внимания на то, что я спотыкаюсь. На одной из ступенек я замешкалась и обернулась. Стоящая внизу девушка прожигала меня взглядом полным ненависти и злобы.
В комнате, куда меня притащил Зароев, не было ни одного окна. Да и мебели -буквально кровать и небольшой комод в углу. Мужчина толкнул меня на кровать.
- У вас же есть женщина. Эта Рита. Она явно была бы рада стать вашей женой. Зачем вы похитили меня и силой заставляете быть рядом? - попыталась я переубедить этого человека. - И девушку обижаете.
- Риту никто не обижает, - неожиданно ответил Зароев. - Она моя женщина и всё понимает. К ней все относятся с уважением, она здесь хозяйка. И ты будешь относиться к ней также, и слушаться её. Хоть раз попытаешься вякнуть в её сторону, и я тебе башку отшибу. Поняла?
- Поняла, - кивнула я, на самом деле готовая согласиться на что угодно, лишь бы меня больше не трогали.
- Раздевайся. У меня мало времени. - Сказал он мне, проворачивая ключ в дверном замке.
- Прошу вас, не надо... - упала я на колени, понимая, что он собрался делать.
- Надоела! - он рывком перевернул меня, прижав лицом к кровати, и задрал юбку.
Недолгое копошение, и я забилась от резкой боли из-за проникновения. Но на мои слëзы и крики никто не обратил внимания. Когда всё закончилось, я рыдая сползла на пол.
- Хватит набивать себе цену. Скулишь так, словно произошло что-то страшное. Ни одна баба от этого ещё не померла. - Хмыкнул Зароев, застёгивая ширинку. - За дверью толчок и душ. Сегодня можешь подмыться. Потом будешь лежать, чтобы забеременеть.
Мужчина вышел, а я осталась, скрючившись на полу. Я не была совсем уж не сведуща в некоторых вопросах. Бабушка осторожно разговаривала со мной ещё с шестнадцати лет. Да и Катя легко разговаривала на эту тему. Пару раз даже показывала особое кино, когда её брата не было дома, а она залезала в его тайник. Но то, что произошло сейчас совершенно не походило на то, что я видела на экране или о чём рассказывала бабушка. Это было не только страшно и больно, это было мерзко и унизительно. И больше всего напоминало случку бродячих собак.
Как и предупреждал, Зароев приходил он каждый день, молча хватал меня за плечо и разворачивал к себе спиной. Я пыталась пожаловаться, что там у меня всё щиплет и болит. Но реакции не последовало никакой.

Глава 3.

То, что я отошла от дома, еще не означало, что опасность быть пойманной миновала.
На моё счастье, наверное, из-за того, что шло строительство, и не было забора, ограничивающего территорию, не было и сторожевых собак. Я знаю, что многие, кто жил в больших частных домах, на ночь просто выпускал несколько крупных псов гулять по территории. И даже вооружённые грабители не могли справиться с натасканным на охрану территории сторожевым псом.

Что уж тогда говорить обо мне, которую чуть ли не от ветра шатало? Да и никогда не увлекалась я какими-то единоборствами и вообще спортом. Для меня занятия по физкультуре в школе были проблемой. И моя пятёрка была поставлена учителем, чтобы не портить аттестат и за постоянно красиво оформленные мною плакаты на стенде рядом с кабинетом физрука.
Я вздрагивала от каждого шороха и скрипа. Один раз чуть в стороне прошли переговариваясь о том, что что-то последнее было стрëмным, но бабок упало хорошо, двое людей Зароева. Мне кажется, что в тот момент, я поседела и научилась сливаться с кучей щебня одновременно.

Желание вырваться оказалось сильнее обезболивающего и успокоительного вместе взятых! Я торопливо, но осторожно шла, прячась за камнями. Через некоторое время начался лес, сквозь который шла дорога до городка. Леса у нас были густые, буйные. Прятаться в них, как мне казалось, было легче.

Помню, мы ездили с дедушкой и бабушкой в Карелию, так леса там словно прозрачные. Там чтобы спрятаться, надо быть корабельной сосной, по-другому никак.

Я старалась держаться рядом с серпантином дороги, оставляя её как ориентир. Через несколько часов, по крайней мере, небо, мелькавшее в просветах между деревьями, уже начинало светлеть, на мои ноги было страшно смотреть. Перепачканные, сбитые, ногти поломаны, некоторые до крови. Но это было такой ерундой по сравнению с тем, что я умудрилась вырваться!

Все мысли о том, что со мной произошло примерно за две недели, я отгоняла. Сбежать от Зароева было куда важнее.

Я замирала испуганным зверем, стоило послышаться шуму едущей машины, а к утру их стало гораздо больше. Вот такими перебежками, я шла, пока над головой не появилось солнце. Лес сразу наполнился светом. И стал опасным для меня. Поэтому я решила, что пора уйти немного вглубь.

Встретив небольшую речушку, скорее даже ручеёк, я пошла вверх по течению вдоль русла. На моё счастье, словно кто-то незримый мне помогал, вскоре я нашла нагромождение крупных камней. Видно принесло с гор весной, когда вот такие ручейки наполняются водой с ледников и становятся бурными речками.

Обойдя камни по кругу, я нашла щель между двумя булыжниками и спряталась там. Ни единой мысли, что там может быть змея, или какое дикое животное, или бродячая собака у меня не было. Была дикая усталость и какое-то отупение. Проснулась я от того, что меня бил озноб, тот, что бывает при температуре. И не сразу поняла, где это я и что произошло. Тело не просто болело. По всем конечностям проходили судороги и болезненное покалывание. Из облюбованной мною для того, чтобы переждать день, щели я вылезала по-собачьи, на коленках. На ноги пришлось подниматься, держась за один из камней. Мне казалось, что от колена у меня начинается пустота. Некоторое время я приходила в себя и расхаживалась. И думала.
Городок уже близко, ещё немного, и к утру я наверняка выйду к окраинам, где начинался частный сектор и небольшие многоквартирные дома, в два-три этажа. И куда мне идти? Дом дедушки и бабушки я в лучшем случае обнаружу закрытым, в худшем, меня там уже ждут. Попытаться связаться с отцом?
Я не сомневалась, что он сразу приедет. Выслушает, привезёт к себе домой, чтобы привела себя в порядок... И вернёт мужу.

Потому что сейчас я жена, всё, что произошло в стенах дома Зароева, это его головная боль и проблемы. Максимум, отец потребует удаления из дома любовницы и наказания для брата мужа. Но опять же, по-тихому, без привлечения внимания посторонних. А на ком Зароев сорвёт злость за то, что ему придётся выполнить требования отца? У меня сомнений не было.

А вот принимать обратно дочь, которую похитили и изнасиловали, причём ни один мужчина, и лечить от наркотиков, это позор. Значит, не уследили, плохо воспитывали, и значит, мой отец слаб. С дочерью сильного человека так поступить никто не осмелился бы.

А мне нужно где-то спрятаться хоть на пару дней. Нужно прийти в себя, находясь в безопасности, и решить, что делать дальше. Пока было понятно только одно, оставаться в этих местах мне нельзя. Иначе можно было и не убегать.
Катя! Это имя мелькнуло в голове озарением. Её мама, как я знала, уехала на север на два месяца. Там у неё жила старенькая тётя. И ей понадобился уход, так как она тяжело заболела. А значит дома только сама Катя и её брат, Витя. Тот самый, что служил в полиции и не где-нибудь, а в следственном отделе. Он реально мог мне помочь и подсказать, что делать. А вот искать меня там никто не будет, потому что наше общение с Катей мы обе тщательно скрывали, чтобы не злить моих дедушку и бабушку.
Дом, где жила Катя, был одним из первых многоквартирных домов на окраине городка. Сам наш городок начинался очень резко. Вот вам склон горы, куда редкие туристы приезжают посмотреть на большой кусок метеорита и несколько водопадов, а вот уже начинается асфальт и улочки, ограниченные заборами частных домов.
За домом Кати был небольшой пустырь, который жители дома использовали под небольшие огородики. Чтобы как говорится, зелень была к столу. Огораживать их было нельзя, поэтому сажали плодовые кустарники. Смородина, малина, войлочная вишня и жимолость в основном.

А ещё эти кусты прикрывали подвальные окна. В одно из таких окошек, самое крайнее и к счастью оказавшееся открытым, я и залезла. Дом был невысоким, но длинным. Целых семь подъездов. И попав в подвал неважно, в какой части дома, можно было подняться по широкой и надёжной лестнице в любой подъезд. Так строили специально. Потому что рядом горы и могли быть оползни и обвалы, или землетрясения. И если один из подъездов завалит, его жители смогут спастись, выйдя через подвал в другой подъезд.
Катина семья жила на первом этаже, прям первая квартира от выхода из подвала. Я замерла, набираясь смелости, прежде чем постучать. И всё равно стук вышел каким-то неуверенным.
Однако дверь открылась. Катя окинула меня взглядом и без слов затянула в квартиру.
- Мирька! - попыталась обнять она меня.
- Я грязная и от меня воняет, - остановила её я.
- Мириам! - строгим голосом ответила Катя. - В тот день, когда грязь и запах помешают мне обнять единственную подругу, я перестану себя уважать!

Глава 4.

- Давай помогу? - предложила мне помощь Катя, отправляя меня в ванну.
- Кать... Я сама. - От мысли, что нужно раздеваться перед кем-то и тем более, что кто-то ко мне прикоснётся, меня замутило.
- Понятно, - тихо сказала Катя, быстро отводя глаза от моих рук с синяками от уколов. - Подожди тогда, я вещи сразу принесу и полотенца. И... У мамы в аптечке есть специальная таблетка...
- Говори уже прямо, - заметила я, что Катя тщательно подбирает слова. - Слова мне вреда точно не причинят.
- Это экстренная контрацепция. Если тебе нужно. - Резко закончила подруга.
- Несколько дней назад у меня начались эти дни, - разговаривать о таких вещах было неловко даже с подругой. - Но очень странно, на пару дней... И меня не оставили в покое на эти дни... Неси, Катюш.
- Ты задумалась, Мирь. - Сочувствующе посмотрела на меня Катя.
- Кать... - то, что я собиралась сказать, меня убивало. Что-то ощутимо рвалось внутри и грозило сломать меня. Но я заставила эти слова прозвучать. - Я была с мужчиной. И не с одним. Не по своей воле, но это не имеет значения. И возможно, что я... Я могу быть беременной. Даже уже может несколько дней. Только... Мне кололи наркотики, Кать. Помнишь, в школе нам подробно рассказывали о последствиях, даже если мать в прошлом была зависимой? А если во время беременности? Да и вспомни о подработке твоей мамы. Я не хочу такой судьбы своему ребёнку. Нет.
Мама Кати, Алла Геннадьевна, была логопедом. И когда ей предложили приезжать пару-тройку раз в неделю в небольшой интернат в паре часов езды от нашего городка, она охотно согласилась. Сына и дочь она тянула одна. Только та самая тётя, к которой она сейчас уехала, слала посылки и небольшие переводы. Семьи её бывших мужей с детьми связей не поддерживали и не искали. А сами мужья...
- Алименты? Нет, в моей энциклопедии животных такого зверя нет. - Говорила она.
А тут нагрузка вроде небольшая, а доплата очень хорошая. Ездила туда мама Кати два года. И каждый раз приезжала разбитая и словно выжатая. Один раз мы вот точно как я сейчас пробрались с Катей через подвал к ней домой. Её мама была дома. Одна. На кухне на столе стояла бутылка вина. Это был единственный раз, когда я видела всегда строгую, уверенную в себе Аллу Геннадьевну такой. Возможно из-за алкоголя, но она была очень откровенна.
Дети, с которыми она работали, были отказниками. Все, по причине здоровья.
- Гуляют, развлекаются, пьют, торчат на всякой дряни! А потом рожают, награждая неповинного ребёнка всеми последствиями своего кайфа, и бросают. А он мучайся. Никому не нужный. - Она долго говорила. С болью, с отчаянием, со злостью на этот мир. А мы слушали, боясь шевельнуться.
В тот день умер один из тех, с кем мама Кати ездила заниматься. Про него было точно известно, что мать была наркоманкой. Из тех, кто превращал в дозу всё что угодно. Его маленькое сердце не выдержало тех мучений, что он терпел всю свою недолгую жизнь. У того ребенка было ДЦП, и он почти не разговаривал. И сама Алла Геннадьевна в тот день призналась, что занималась с ним, только чтобы ребёнок видел к себе внимание.

Возможно, образ жизни матери к болезни ребёнка никакого отношения не имел. Но в моём понимании эти вещи связались навсегда.
Поэтому ту таблетку я проглотила без колебаний. Ребёнок, это огромный дар судьбы, и обрекать его на горе и болезни ещё до рождения, я считала преступлением против святого.
- Мирька, ты только не дури, хорошо? - обняла меня Катя. - Помнишь, как мы с тобой весной сбежали со своих занятий, и пошли гулять? И картинку в кафе помнишь? Даже если вас съели, у вас как минимум два выхода!
- Помню, - через силу улыбнулась я. - Кать, у тебя никакого конверта нет? Мне бы вот этот диск сохранить. А так я его или сломаю, или поцарапаю.
- Сейчас найду. Мойся пока. - Вышла из ванной подруга.
Вымывшись и переодевшись, я вышла и сразу повернула на кухню. Катюшка всегда любила вкусно поесть. И будущую профессию себе выбрала к кухне поближе.
- Давай, сейчас куриного суфле с яичной вермишелью. И вроде не тяжело будет, и поешь. А диск свой положи в обложку. Вон на столе лежит. У мамы их столько, что она и не заметит пропажи, тем более, что это из стопки "зря купила".- Щебетала Катя, крутясь между плитой и столом.
- " По ту сторону мести", - прочитала я. - Подходящее название.
Едва Катя забрала у меня опустевшую посуду, раздался звонок в дверь.
- О, Витька пришёл. Только он на звонок нажимает так, словно его током бьёт. - Метнулась к двери подруга.
- Что случилось? - Влетел в квартиру Витя. - Я как условленную фразу прочитал, чуть не поседел!
- Да вот что! - завела брата на кухню Катя.
- Привет, - запинаясь сказала я.
- Тааак... - протянул Витя.
- А я сразу говорила, что чухня это какая-то! Какая ещё свадьба? Уж мне бы Мириам точно сказала, что её замуж выпроваживают или что ей нравится кто. А уж чтобы она на похороны дедушки не приехала... И абрека этого, что с её отцом рядом стоял и соболезнования принимал, я впервые видела! - высказалась подруга. - Но кто б меня ещё слушал!
- Рассказывай! - строго сказал Витя, садясь к столу.
Всё, что произошло с момента, когда мы с дедом поехали в город и до сегодняшнего дня, я рассказывала без утайки. Хоть это и было сложно. Я говорила, опустив голову и тщательно рассматривая сцепленные в замок руки. В какой-то момент, мне на плечи опустились Катины ладошки. И даже как будто легче стало. Витя слушал, сжав большой кулак до побелевших костяшек.
- Одевайся, поедем в отдел. - Сжав челюсть, сказал он, когда я закончила. - Размотаем по всем статьям, и тётку ту из ЗАГСа, и что там за авария...
- Нет! - испугалась я. - Так только хуже будет. Он вывернется. Отец надавит, чтобы забрала заявление. Ещё вам беду навлеку. Ты же здесь сколько уже живёшь. Помнишь Диану? Тут ещё хуже. Отец меня первым к мужу обратно отвезёт.
Диана была одноклассницей Вити, и очень ему нравилась. Потом она исчезла. И вдруг месяц спустя появилась невестой на свадьбе. И не важно, что жених был аж на тридцать лет старше, а невеста ревела, закусывая губу всю свадьбу. Будущий муж схватил её в магазине и держал где-то у себя. После такого девушке деваться некуда, пойдёт замуж как миленькая. А иначе как? Это не большой город, где давно многое не так, у нас тут даже мой дедушка говорил, что средневековье.
- Пи@дец! - выругался Витя, распахивая форточку и закуривая.
- Мне бы уехать, исчезнуть... А лучше умереть. - Вырвалось у меня.
- Чепухи не пори! - резко сказал Витя. - Пока у нас живёшь. В себя приходи. А я подумаю, как тебя из города вывезти. Ищут же уже наверняка. Позор у них бл@, подумают что-то не то! Вот оттого такие с@ки, как этот Гази и творят подобное!
Я жила у Кати уже неделю, когда вернувшийся только под утро Витя позвал нас на кухню.
- Помнишь, ты говорила, что лучше тебе умереть? - пока говорил, Витя наводил себе чернющий кофе, и такой крепкий, что можно было вместо аромотизатора использовать. - Ночью притон накрывали. Там такой шалман, что спали вповалку, друг друга не зная. И не за столом будет сказано, где жрали, там и гадили. Там же себе и отраву делали. В маленьком старом домике на две комнаты и кухню взяли двадцать семь человек. И два трупа. Парень, но этот давнишний наш клиент. Торчок, вор и шестёрка. И девушка. Вот смотри.
На стол лёг раскрытый паспорт. И рядом пакет с кучей документов.
- Мы с ней чем-то похожи... - рассматривала я фотографию в паспорте.
- Типаж точно один. Осмотр чердака, где она была, проводил я. Прежде чем позвать своих, документы забрал. Она лежала рядом с раскрытым чемоданом. Кто-то из местных всё вывернул, наверное, думал, что хозяйка спит. То есть про эти документы никто не знает. - Продолжал Витя. - Дальше, девчонке семнадцать, восемнадцать ей будет только в ноябре. Она сирота, из отказников, прошла приёмное отделение, дом малютки, четыре детских дома. Что и почему я не знаю, узнавать было некогда, пробил основное, но по верхам. Поступила в мед, в нашей местной столице. По квоте, списком, то есть общих экзаменов с потоком не было. Ну, особо обольщаться не стоит, таких студентов берут как социальную нагрузку, мол, поддерживаем сирот, а потом первая сессия и адью. Максимум терпят их до конца первого курса. У неё вон с собой и студенческий был, и даже приписка к общежитию. Только вуз она себе выбрала, похоже, чтоб поближе быть к хозяину шалмана, что мы сегодня трясли. Он на три года старше, воспитанник того же детского дома, но попал туда уже подростком. Этот дом остался ему и его брату. Брат год назад сел. А девчонка, похоже, неровно дышала к бывшему детдомовцу. Судя по билетам, сорвалась сюда в начале лета, сразу после подачи документов и оформления. Здесь старый приятель её уже и подсадил. А у девочки было больное сердце.
- Алина Андреевна, - прочитала я. - Словно жизнями поменялись...

Глава 5.

- Вечером заеду, отвезу тебя подальше, чтоб не напоролась на знакомых. Кать, вещей на первое время хотя бы собери. - Сказал через день за завтраком Витя. - И на этом ваша дружба заканчивается.
- Да-да, - закатила глаза Катя.
- Не "да-да", Кать. А если не хочешь, чтоб ей башку снесли, и тебе заодно, то ты, кроме того, что учились вместе, ничего о Мириам не знаешь и не помнишь. И о том, что произошло, что она жива, и куда делась никому и никогда! Даже если замуж выйдешь за её ближайшего родственника! - строго ответил Витя. - От этого зависит и её жизнь, и наши.
- Чтобы я и за местного замуж? У меня в планах пункта с головой окончательно рассориться нет! - скривилась Катя. - Тёмные, лохматые, бородищу чуть не с пелёнок отпустят... Фууу! Но я тебя услышала...
- Девчонки, шутки закончились. Даже через год решите позвонить, увидеться или ещё что, и считайте, сами красной тряпкой помахали. Дело поганое донельзя! Мириам будут искать. Да, неофициально. Но от этого ещё страшнее. Если найдут, я за её жизнь и тем более здоровья не то, что гроша, состриженного ногтя не дам. - Объяснял нам Виктор. - Где гарантия, что тебе поверят? Что кто-то, что-то не видел? И не вспомнит, особенно за благодарность? У Гази Зароева хватит людей приставить к тебе глаза и на год, и на пять, и на десять, Кать. У него, похоже, очень многое завязано на то, что Мириам у него. А ты, Мириам... Забудь об этих местах. Хочешь жить, просто забудь. Как будто и ноги твоей никогда здесь не было. Ты теперь Власова Алина Андреевна, сирота, выпускница детского дома и студентка меда.
- Я поняла, - всхлипнула Катя.
- Спасибо, Вить. Ты мне жизнь спасаешь. Ты и Катя. - Поблагодарила я.
- Да иди ты, - отмахнулся он и ушёл.
Несколько часов мы провели с Катей в слезах. Кто начал первым всхлипывать я так и не поняла, но разревелись мы надолго.
- Всё! Тебе ещё собираться! - зло вытерла слëзы Катя.
- Ты с ума сошла? - не выдержала я. - Кать, а что ты маме скажешь? Вещи же явно на учёбу покупались, почти новые...
- Забыла, порвала, прожгла. Короче вывернусь. - Отмахнулась она. - Спортивный костюм, джинсы, пара футболок, свитер, блузка туда же.
- Кать, этот костюм тебе мама на заказ покупала, - показала я на песочного цвета брючки и короткий пиджачок с воротником стойкой.
- И он мне никогда не нравился! - фыркнула Катя. - Вот пара пижам. Это по комнате в общаге ходить. Общага! Точно! Держи, два полотенца, пара комплектов. Кто знает, что там за бельё дадут и дадут ли вообще. Трусы, носки, колготки. Мдаа... Не с моей, конечно, грудью тебе лифчики одалживать, но утрамбуешь как-нибудь.
Также меня снабдили тремя тарелками, кастрюлей, сковородкой, в кухонное полотенце Катя завернула ложки, вилки и два ножа. Канцелярия, средства гигиены, даже флакон со своими духами. Помимо двух больших дорожных сумок, она собрала ещё и пакет с консервами и крупами. Сверху положила "перекусить в дороге".
- Кать, это же твой любимый набор. Ты на него три месяца копила. - Тихо произнесла я, когда она достала из полки небольшой, полулитровый чайник-заварник в форме ягоды малины с ручкой и носиком и такой же бокал.
- Чтобы обо мне помнила! - всхлипнула Катя, отворачиваясь.
- Я и так не смогу тебя забыть, - обняла я подружку.
Приехавший поздно вечером Витя только утвердительно кивал, когда Катя перечисляла, чего она мне утрамбовала с собой. Последней через плечо повисла дамская сумочка, куда мы сложили все документы Алины. Мои документы. Попутно Катюшка и сама собралась.
- Отвезëшь меня на учёбу. Никто не удивится. И у тебя повод куда ездил. - Сказала она брату, тот только согласно кивнул.
Выходить из подъезда я боялась.
- Не бойся. - Заметил мою нерешительность Виктор. - Лампочка на площадке опять пропала. А фонарь у подъезда ещё позавчера перегорел. Машину я на работе попросил. Не первый раз уже, то маму отвезти или встретить, то мелочь свою отвезти в общагу на учёбу или домой на каникулы забрать.
Ехали мы спокойно, вот только на повороте к близлежащему городу, где училась Катя и я, останавливали все машины. Витя притормозил сам.
- Что случилось? Я вроде ничего не слышал, - спросил он у одного из останавливающих в форме, узнав какого-то знакомого.
- А это, профилактика. Сам знаешь, как накроем какой притон, потом бегут крысы. Иногда и с товаром. - Отмахнулся тот и посмотрел на дверь машины, откуда высунулась, якобы от любопытства, Катя. - О! А ты опять семейным таксистом подрабатываешь? Опять месяц все дежурства твои?
- А куда деваться, своих колёс нет. А сестру одну отпускать, сам понимаешь. - Попрощался Виктор.
Я почти оглохла от волнения, вдруг заглянут и не посмотрят, что машина из управления. А тут Катя и я. И всё равно услышала, как собеседник Виктора сказал кому-то, садясь в машину.
- Да это наш, из управления. Вечно с сестрой нянчится. Ходит к начальству на поклон. - Эти слова еще долго звучали в моей голове.
- Уже ищут... - протянула Катя испуганно.
- Ищут, с@ки! - выругался Виктор. - Катя, довезу тебя до общаги, а потом дальше. Думаю, на вокзале делать нечего. Там наверняка тоже ждут.
Перед тем как выйти из машины Катя меня крепко-крепко обняла. А потом, резко развернувшись, выскочила на улицу. Пока Витя её провожал, я сидела как на иголках. И хотя я прекрасно знала, что окна затонированы, и никто не увидит меня внутри, всё равно спряталась за сидения.
- Ложись, поспи. Дорога быстрее пройдёт. - Посоветовал Витя.
Я послушалась, и хотя была уверена, что уснуть не смогу, сама не заметила, как задремала. Проснулась уже утром от хлопка двери.
- А... А мы где? - спросила я.
- В нашей местной столице. Вон здание, это твоя общага. Занятия три дня как идут. Но сегодня суббота, так что есть время, чтобы уладить все дела. Специально рядом встал. Только аллейку перейти, а то ночью тебя и слушать бы никто не стал. Держи, кофе принёс. - Протянул мне Витя стаканчик.
Кофе мы пили молча. А чего говорить? То, что я обязана Кате и её брату по гроб жизни, я прекрасно знала. Знали и они. Об осторожности Витя мне уже сказал. А ещё я знала, что как только я вылезу из этой машины, Мириам Джабраилова окончательно умрёт. Останется только Власова Алина Андреевна.
- Держи, - протянул мне Витя сложенные пополам купюры. - На первое время хватит. А там стипендия.
- Вот почему ты решил отвозить сегодня, потому что зарплата была вчера? - спросила я. - Но ты сам как будешь?
- Ещё заработаю. Бери. Я и так себя муд@ком чувствую, что не настоял. Только и сам понимаю, ничего бы не добился. А так, хоть помог. Тем от совести и откупаюсь. - Ответил Виктор. - Удачи тебе, Алин.

Глава 6.

- На заселение являются минимум за неделю! Вы где гуляли, девушка? Уже занятия начались. - Скривилась, глядя на мои документы, комендант общежития. - Здесь вам не проходной двор и не ваш детдом, где двери открыты! У меня учёт и отчётность!
- Да я ездила, родня недалеко... - начала на ходу выдумывать я и запнулась, не зная, что врать дальше.
Щëки словно загорелись, от стыда глаза наполнились слезами. И хоть голову я опустила, комендант всё равно заметила. Вот правда поняла по-своему.
- Дай угадаю, решила, что раз родственники близко, то может, и ко двору придёшься? А тебе, похоже, не шибко обрадовались, потому как знать не знали о тебе красивой, а всё что у тебя есть, вот в этих двух сумках. А, ну да, и пакет ещё. Вот и ревёшь теперь. И ты не родня, а головная боль с голой жопой. А то ещё и претендовать на что начнёшь. Оно людям надо? Муж любит жену здоровую, а брат сестру богатую. Ну, чего ты теперь? Это жизнь. - Вздохнула комендант. - Зовут меня Любовь Рустамовна. Мест уже нет. И так уплотняли, как могли. Есть комнатка, бывшая кладовка для технического персонала. Условия не очень, но будешь знать, как не вовремя приезжать. Пошли. Кинешь вещи и беги в учебную часть, пока не исключили, как не явившуюся. А там, может после сессии или после лета, места и освободятся.
Пожилая женщина пару раз останавливалась, чтобы отдохнуть на лестнице. Шутка ли, подняться на пятый этаж.
Мы прошли ряд комнат, кухню, санузел с душевыми и остановились перед явно недавно поставленной дверью. Даже ещё не крашенной.
- Замок в понедельник менять будут, так что так мучиться не будешь. - Сказала Любовь Рустамовна. - Вот и комнатушка.
Это действительно была комнатушка. И я сразу поняла, почему сюда никто не хотел селиться. Она была очень маленькой.
- Раньше-то шкаф стоял только и стол, чтоб чай попить. А теперь комнату сделали. На одного человека. Можно подумать, тут второй поместится! - ворчала женщина. - До понедельника потерпишь. А в понедельник, перекроют стояки и дверь заколотят.
- Какие стояки? - не поняла я.
- Так говорю, раньше здесь персонал, что вуз обслуживает, собирался, разнарядку получал, обедали. Вон и туалет. Стояки перекроют, чтобы вода не тухла, и вони не было и дверь заколотят, чтоб оттуда не тянуло. - Объяснила мне комендант.
- А зачем? Может отмыть? - осторожно спросила я, заглядывая за вторую дверь.
- И кто ж это отмывать-то будет? - усмехнулась она.
- Наверное, я. Я же здесь жить буду. - Пожала плечами я.
- Ну если отмоешь... То будет несомненный плюс. Какой-никакой, а душ и туалет в комнате, и свой, а не общий. - Кивнула мне женщина. - Только драить придётся, как бы как раз не до понедельника.
Ожидаемых после визита в общежития проблем из-за опоздания на учёбу в учебном отделе не было. То ли всё равно было, то ли привыкли к неявкам и опозданиям, то ли помогло то, что полноценный учебный день был всего один, в пятницу. А в четверг торжественные линейки, поздравления, знакомства...
Сразу из учебного я побежала переписывать расписание и в библиотеку. Стопка учебников вышла внушительной. Как я буду разбираться во всем этом, я пока даже не думала. Но выбора не было. Либо я учусь, либо оказываюсь на улице.
- Куда уже посвистала? - оторвалась от какого-то рукоделия Любовь Рустамовна.
- В магазин. Надо порошки купить, губки мягкие, железную губку. - Ответила я.
Желания огрызнуться взрослому человеку у меня никогда не возникало.
- Ой, дурёха! Ты как выйдешь, не к магазину иди. А направо. Там торговые ряды с небольшими магазинчиками. Третьим будет бытхим. А в магазин и идти далеко и ценник конский. - Объяснила мне Любовь Рустамовна.
- Спасибо, - улыбнулась я.
Деньги мне сейчас нужно было экономить. И совет женщины пришёлся очень кстати. А когда я вернулась, комендант вручила мне ведро, ворох тряпок, причём отдельно для полов, батареи и рамы, и отдельно для окна.
- У нас поэтапный ремонт. Вот в прошлом году, крышу починили. В этом окна, двери и батареи новые поставили. Да не какие-нибудь, а чугуний. Проректор у нас по АХЧ новый. Как бы не ушёл. Больно мужик хозяйственный и строгий. А на следующий год обещал стены и полы в коридорах в порядок привести. И вот, держи перчатки. А то ведь все руки этой химией пожжëшь! - рассказала она.
Уборку я начала с комнаты. Оттащила тяжёлую кровать, кроме которой здесь ничего не было, на середину комнаты, на неё положила свои вещи и учебники. А сама начала отмывать теперь мою комнату.

Пока рамы и батарея сохли, я решила, что пора идти в санузел. Белоручкой я никогда не была. Слуг у нас с бабушкой не было, а дедушка любил, чтобы дома был порядок. Да и бабушка посторонних в доме не терпела. Она и охранника-то терпела из-за меня.
Когда первая грязь была смыта, и залила сам унитаз, раковину, что висела буквально над ним и квадратный железный поддон под душевой лейкой средством для удаления ржавчины, что посоветовал продавец, и пошла к окну. Те два часа, что нужны были, чтобы растворить многолетнюю ржавчину, я решила потратить на покраску батареи. А то рамы и подоконники покрасили, а батареи так и были чёрными.

Потом драила плитку в душевой от извести, осевшей от воды и всю сантехнику. Оказалось, что под слоем пыли, грязи и известкового налёта скрывалась крупная квадратная плитка нежно-голубого цвета. А раковина и унитаз были белыми, а не кремово-бежевыми. Да и сваренную из толстой арматуры раму, на которую установили когда-то душевой поддон, я тоже покрасила. Зря я что-ли на краску тратилась?!
День промчался незаметно. Часов в девять вечера в дверь постучали. На пороге оказалась Любовь Рустамовна.
- Я-то думаю, что за вонь на весь этаж? А это ты здесь хлорирование решила совместить с лакокрасочными работами? - оглядела она мои успехи. - А спать-то ты как будешь, дурёха? Потравишься же! Открывай, давай дверь в туалет, там вытяжка хорошая. И окно. Закрывай тут всё и пошли. В комендантской поспишь. О чём только думала? Но чисто, аккуратно. Этого не отнять. Пойдём, чаем с молоком напою. Надышалась же, поди.
На следующий день, Любовь Рустамовна заставила каких-то парней, наверное, таких же студентов, только похоже со старших курсов, поставить кровать к стене, принести откуда-то большой трёхдверный шкаф, стол и старенький холодильник.
- А нам за это что-то будет? - спросил кто-то из них у комендантши.
- Наоборот, кое-чего не будет. Например, моего рассказа проректору по воспитательной работе о пиве в вашей комнате, и явлении в общежитие в три утра, Усманов. - Подбоченилась Любовь Рустамовна.
- Ну, по доброте душевной, значит по доброте! - ответил тот же парень.
- Холодильник старенький и неухоженный. Но работает как надо, отмыть только. А это ты умеешь. Я уже знаю. - Усмехнулась комендант. - Матрас, одеяло и подушка. Не фирма, конечно, но новые. У нас весь фонд обновили. И вот... Это чистые и глаженные. Раньше висели в актовом зале. Они уже списаны, а тебе сгодятся. Всё не с голыми окнами сидеть. И будильник себе купи.
На край кровати лёг большой свёрток и стопка тëмно-зелëной бархатной ткани.
- Спасибо вам большое, Любовь Рустамовна. - Поблагодарила я эту с виду хоть и колючую, но на самом деле добрую женщину.
Через несколько часов, собираясь идти на кухню поставить чайник, я оглядела свою комнатку. У чисто вымытого окна, сейчас украшенного тюлевой дневной занавеской и тяжелыми ночными из зелëного бархата, стоял стол. С одной стороны от него стоял шкаф, куда я убрала свои вещи, а отделение с полками разделили немногочисленные пожитки, запасы и учебники. Впритык к шкафу, дверцей к выходу стоял отмытый холодильник. А вот с другой стороны от стола, в углублении, образовавшемся из-за наличия в комнате туалета, стояла уже застеленная моя кровать. Одну из занавесок из стопки я решила использовать как покрывало.

Глава 7.

- Доброго дня, уважаемые студенты! - вошла в аудиторию... Шапокляк.
Осень в начале сентября ещё очень тёплая, солнечная и мягкая. Поэтому до последних двух пар в пятницу мало кто досидел. Из потока человек в шестьдесят за партами сидела едва ли треть. К тому же по большинству предметов шли первые, ознакомительные лекции.
Так как я появилась на потоке позже остальных, то мне остались на выбор три первые парты. Крайние ряды были уже заняты, то есть сидеть придётся с соседом или соседкой. Поэтому я решила, что уж если верить в себя, то на полную, и заняла парту прямо перед столом преподавателя.
Вошедшая женщина была миниатюрной, удивительно изящной и очень пожилой. Совершенно белые волосы были собраны в объёмный низкий пучок на затылке. Одета она была в белоснежную блузку с пышными рукавами и кружевным воротником и чёрное платье без рукавов. Образ настолько соответствовал любимому персонажу, что я против воли ждала появления деловитой крысы Лариски.
- Зовут меня Зингер Элеонора Рихторовна, - продолжила она хорошо поставленным голосом. - Предупреждаю сразу, и больше к этому вопросу возвращаться я не намерена. Перечислять мне своих влиятельных и очень влиятельных родственников ни к чему. Мне не нужны лишние знакомства и вообще я социопат. Пытаться поправить моё финансовое положение за запись в зачётке не нужно. Я не на паперти, милостыню не принимаю. Рассказывать о трагедиях в семье, тяжёлой болезни, болезненной менструации, вчера наступившей беременности или сделанном только что аборте даже не начинайте. Рожать на моих лекциях, зачётах или экзаменах тоже не стоит. В нашем институте есть, кому оказать вам высококвалифицированную помощь, так что вашему наверняка блестящему, полному и точному ответу на вопрос ничто не помешает. Прогульщики лекций и семинаров могут также весело прогуливать зачёты и экзамены. Я искренне считаю, что недоученный врач, это убийца с лицензией. А в моём преклонном возрасте проблемы с уровнем подготовки докторов уже очень близки и понятны. И так, перекличка и на этом вводную часть закончим.
Такого представления педагога у нас ещё не было. Выйдя после двух пар гистологии в широкий и светлый коридор мы, знающие друг друга меньше недели, синхронно выдохнули.
- Возраст у неё, видите ли, о качестве обучения врачей она беспокоится. Какой ещё возраст, если на лице почти морщин нет? - недовольно проворчал кто-то из немногочисленных на потоке парней.
- Возраст у меня, юноша, почтенный. В одна тысяча девятьсот сорок шестом году, моя мать привезла меня в Советский Союз к отцу, который в числе военнопленных восстанавливал всё то, что так рьяно разрушали предыдущие пять лет. - Громом прозвучал уверенный голос за нашими спинами.
- Эээ... Так вы немка? - не смог придумать ничего иного, кроме этого уточнения влипший "юноша".
- Урождённая баронесса Зигхардинг. К счастью, в Советском Союзе о том, что Зигхардинг и Зингер соотносятся, примерно как Ульянов-Ленин, не знали. А мой внешний вид это хорошая наследственность и отсутствие вредных привычек. Надеюсь, ваше внимание к мелочам касается не только моего возраста, но и изучаемого нами предмета. Доброго вечера, уважаемые студенты. - Подтвердила зародившееся на свой счёт опасение Элеонора Рихторовна.
Лекции я посещала без пропусков. Да и поводов прогулять не было. В комнате я жила одна, причём в комнате, которая вызывала у всех насмешливые гримасы.
- Ааа, - протянула Нина, роковая красавица всего пятого этажа. - Ты из той норы?
- Ну да. А что? - разубеждать кого-либо и убеждать, что у меня шикарная комната, я не собиралась.
Я жила отдельно ото всех. Да и постоянное присутствие постороннего в комнате меня беспокоило бы. А так хоть какое-то подобие безопасности и уединения. И Любовь Рустамовна была абсолютно права, когда говорила, что свой отдельный санузел в комнате, это несомненный плюс. Боюсь, что в общую душевую, где дверь закрывалась на хлипенький крючок, я просто не смогла бы ходить. Раздеться там где я не чувствовала себя в безопасности... Я не смогла бы себя заставить отважиться на подобный шаг.
В общежитии все очень быстро узнали, что Власова Алина из детдома. А значит, денег и всех прочих атрибутов красивой жизни у меня нет. Как и родни, что могла бы помочь в учёбе или подкинуть деньжат. И для многих я сразу стала не интересна.
Так что в компании меня не звали, да и времени свободного у меня не было. Нравится или нет, собиралась ли я связывать свою жизнь с медициной или не собиралась, никого не интересовало. Я обязана была разобраться, понять и справиться. Я должна была уцепиться за этот шанс, который сулил, как минимум на время обучения, крышу над головой и стипендию. Поэтому, с первых дней я обкладывалась учебниками и справочниками, засиживалась в читальном зале вплоть до закрытия и все выходные проводила за книгой.
У меня по каждой дисциплине было две тетради. Одна черновая, в которой я писала на занятиях, и чистовая, куда я переписывала лекции, добавляя слова преподавателя выдержками и пояснениями из учебников, справочников, энциклопедий...

Там где другие записывали только определение с кратким пояснением, я исписывала подробным разбором лист другой. Ну и какой толк от такой девицы в компании, если за мной уверенно закреплялась слава ботаника и зубрилы?
Последним, окончательно превратившим меня в изгоя студенческой тусовки, стал факт того, что у меня не всё в порядке со здоровьем.
Меня и до этого то неожиданно начинало трясти в ознобе, то становилось неимоверно жарко, словно резко поднималась температура, начинали дрожать руки или ни с того ни с сего я резко начинала потеть. Целая проблема была встать с кровати утром. Я не редко просыпалась с головной болью. Но чем больше времени проходило от последнего приёма наркотиков, тем более странно я себя ощущала. Меня раздражали люди, яркий свет, шум.
Но страшнее всего были судороги. Приступы были достаточно неожиданны. Я научилась их предугадывать по неприятному покалыванию, начинавшемуся у основания шеи. Несколько раз приступ заставал меня на общей кухне.
- Фу, ты что, припадочная? - не давала мне покоя Нина. - Что это с тобой?
- Врождённое, - отделалась я общей фразой.
К концу октября я стала той, с кем дружить было не просто не престижно, а стыдно. Возможно, это и было бы проблемой, но я друзей и близкого общения ни с кем не искала. Рисковать тем, что кто-то может узнать мою тайну, я не собиралась.
Прошлое, причём не моё, а настоящей Алины, напомнило о себе неожиданно. Так как я была временно прописана в общежитии, туда и пришло заказное письмо, что после Нового года, я должна явиться в родной город Алины на комиссию по распределению и вручению жилья сиротам.
Я долго думала, ехать или нет. Первая сессия отгремела, я умудрилась не только её преодолеть, но и оказаться в числе лучших. У меня не было ни одного хвоста, а в зачётке на странице с экзаменами были только отметки отлично. А это не только тешило моё самолюбие, но и означало, что до следующей сессии я получаю повышенную стипендию.
- Ты когда собираешься домой ехать? - строго спросила Любовь Рустамовна, когда я ввалилась в общежитие с огромной стопкой книг.
Впрочем, это была вполне привычная картина. Почти всё свободное время я тратила на чтение и конспектирование. А в читальном зале мне уже предлагали принести подушку.
- Так вроде сессия только закончилась... - неуверенно протянула я.
- Ну откуда ж ты такая взялась? Вроде и голова на плечах, а всё равно дурында. - Вздохнула комендант. - Послушай старуху, я жизнь прожила. Какая никакая, а крыша над головой, это первое дело. От своего угла вся жизнь начинается. Тебе положено? Вот и получай, да нос не вороти. Может, ещё отучишься, и распределение дадут. А там или приработаешься, тогда продашь и на новом месте жильё купишь. А нет, так ты не бродячая, что та собака. У тебя своя конура есть! Когда за спиной есть куда отступать, она, знаешь ли, и осанка ровнее, и походка увереннее.
Наверное, именно эти слова стали той самой, последней каплей, из-за которой я всё-таки решила рискнуть. Мысли о том, где и как я буду жить после учёбы меня и так посещали. А уж когда тебе прямо об этом говорит посторонний, но опытный и умный человек, то такие мысли приобретают особый вес.

Глава 8.

Родной город Алины встретил холодным ветром и кашей из снега и грязи под ногами. Добиралась я сюда почти двое суток поездом, и погода здесь была куда неприятнее. Похоже, прав был Виктор, когда говорил, что Алина выбрала наш мед, только потому, что он был близко расположен к месту жительства её друга.

Вещей у меня с собой особо не было, да и зачем они мне, если ехала я буквально на день?
Пока расспросила как добраться на нужное мне место, пока нашла... До конца рабочего оставалось не больше двух часов. К нужному мне кабинету в здании местной администрации я подходила с бешено бьющимся сердцем. Я боялась, что там будет толпа людей, среди которых могло быть и руководство детского дома, и те, кто рос вместе с Алиной. Но там никого не оказалось.

Чувствуя, как от страха всё поджимается, я решила сходить в дамскую комнату и выдохнуть. Следом за мной зашли две дамы, наверное, посчитавшие, что они здесь одни.
- Много там ещё? - спросила одна другую.
- Да нет, две девки остались. Одна из нашего детдома, вторая из района. - Ответила ей вторая. - В этот раз ещё хорошо, тихие всё. В прошлом году скандал на скандале. И чуть что крики, визги... На телевидение писали, в администрацию президента, в прокуратуру. Нам потом полгода продыху не давали со всякими проверками! Да и чего говорить, и фонд в этом году получше, чем обычно.
- Ты смотри, есть-то шваль подзаборная, а все грамотные, права выучили, требуют чего-то! Нет бы, тихо любому углу радоваться, эти нос воротят, метры спрашивают, сертификаты им подавай, заключение комиссии о пригодности жилья и состоянии. Вот скажи, какая им разница? Кто они все? Будущие алкаши и наркоманы. Что из этого дерьма путного получиться может?- возмущалась первая.
- Да о чём ты? Шалавы и зеки. Максимум в ЖЭК какой пристроятся, а потом будут на местном рынке ящики за триста рублей таскать к прилавку, и от прилавка на помойку. Но ты ж поди! - возмущалась вторая. - Какая-то шалава в пьяном угаре выплюнет очередное последствие своих кувырканий, и оно ей не надо, она отказывается! А этих, слов нет, и кормят и одевают, и учиться, пожалуйста, сирота же! Мой из-за таких сироток в этом году только на платный смог поступить. Представляешь? И стипендию им, и квартиру! А зачем им квартира? Вот во что они её превратят? Очередной притон для пьянок, куда полиция будет как на работу ездить? А ты своего и растишь, себе ничего не позволяя, и крутишься всю жизнь... Но квартиру ему никто не подарит! Ему вот квартира от государства не положена, потому что мать не шалава и всю жизнь работала! А с моих налогов всяких отбросов жильём обеспечивают!
- Ой, несправедливо, да. С кем носятся-то? Вот заходят они, смотришь, и вот прям неприятно. Прям брезгливость какая-то, - согласилась с ней собеседница.
К раковине я подошла только, когда они ушли. Вот значит как... Отбросы, шваль... Такой злости как на этих тёток, я не испытывала уже очень давно! Я просто не могла вспомнить такого момента.

Хотелось схватить их за грудки́ и закричать. Закричать, что да, спиваются, падают на дно и уже не поднимаются. А не по вине ли вот таких как эти две сотрудницы? Потому что как стервятники пытаются урвать кусок от чужого, потому что считают, что им нужнее! Они больше заслуживают! И отнимают шанс у таких, как Алина.

Да, поступают на бюджет, да, по льготе. Но в документах Алины была целая пачка грамот за разные годы за призовые места на олимпиадах по биологии и химии. От городских до областных. И если бы не эта её поездка... Не просто так она попала в медицинский!
От злости я даже забыла о собственном страхе. Паспорт я поменяла ещё два месяца назад, сразу после дня рождения Алины. По документам, мне только исполнилось восемнадцать.
Коротко постучав, я зашла в большой кабинет, где находились четыре стола.
- Власова Алина, - вытянула я руку с паспортом. - К кому я могу подойти по поводу получения государственного жилья.
- Ко мне подходите. Что вы так поздно? - недовольно прозвучал знакомый по разговору в туалете голос.
- Разве? - улыбнулась я. - В письме было указано с часу до пяти, время двадцать пять минут четвёртого.
- Спасибо, что не пятого. - Поджала губы женщина. - Ключи, ордер, документы. Может ещё успеете к паспортисте в ЖЭК.
- Спасибо, - улыбнулась я. - А можно ознакомиться с заключением комиссии о пригодности жилья, сертификатом и выпиской, что на квартире нет обременений, а дом в котором она находится, не нуждается в капитальном ремонте? Или это всё уже есть в документах?
Я хорошо воспринимала информацию на слух. Конечно, основной у меня была всё-таки зрительная память. Но читая вслух, я запоминала тоже неплохо.
Женщина недовольно зыркнула мне за спину, и указала кому-то на меня глазами.
- Девушка, жильё всё вторичка. Сами понимаете, в разряд социального переходят квартиры, оставшиеся от одиноких пожилых людей, бывшие ведомственные квартиры. Это не жильё из элитных застроек. - Заговорила со мной другая женщина, у которой на табличке, стоявшей на столе, была надпись "ведущий специалист".- К сожалению, вы пришли действительно одной из последних. Квартир осталось немного. Но можете сами выбрать. Татьяна Васильевна, покажите девушке документы.
Понятно, видно до скандалов и повторных проверок на следующие полгода решили не доводить. Квартир на выбор было четыре. Ту, что пытались подсунуть мне, я отмела сразу. Дом барачного типа. А я ещё от дедушки слышала, что они по генеральным планам строительства постепенно все идут под снос. Вторая квартира перешла из собственности так как владелец умер, а его наследник был на пожизненном заключении. Мне ещё не хватало, чтобы его друзья решили в гости зайти! Третью квартиру я особенно и не смотрела. У неё адрес был на одной улице с детским домом, где выросла Алина.
- Можно вот эту? - показала я на последнюю, что предоставлялась приезжавшим на работу в город медикам, как жильё от больницы. - Я как раз на медика учусь.
- Вот и замечательно! Может к нам в город и вернëтесь после обучения. - Одарила меня улыбкой ведущий специалист.
Спустившись вниз, я увидела явно торопящуюся девушку, которая спрашивала у дежурного на входе, как пройти к кабинету, из которого только что вышла я.
- Постой! - окликнула её я. - Сирота на комиссию по жилью?
- Да? - настороженно кивнула девушка.
- Я только оттуда, - показала ей полученные документы и пересказала про выписки и сертификаты. Заодно и про квартиры.
- Спасибо! - очень светло улыбнулась девушка. - А то я в своем кулинарном техникуме всех этих тонкостей и не знала!
- Иди, а то опоздаешь, - поторопила её я.
Кулинарный техникум... Как Катя. Значит, я точно сделала всё правильно!
А вот в ЖЭК я почти опоздала. Просто пока нашла нужный мне адрес, пока дождалась автобуса, пока нашла где этот ЖЭК и где там кабинет паспортистки, время неумолимо шло. Прибежала к паспортистке я буквально за двадцать минут до конца её рабочего дня, и это работала она еще до шести вечера.
Вот только аккуратно накрашенная женщина лет сорока на вид, словно никуда не торопилась, и требовать моего появления в другой день не стала.
- Что случилось? - доброжелательно улыбалась она, поправляя очки.
Моё объяснение заняло совсем немного времени.
- Учишься, значит, и вуз далеко. А коммуналку нужно будет платить уже с завтрашнего дня. - Говорила она заполняя домовую книгу, где я значилась владельцем. - Завтра приходи сюда к девяти утра. Римма Николаевна сходит с тобой, опломбирует счётчики и снимет первые показания. Ты как сумму за свет считать знаешь? И возьми у неё жировку. Там уже новые тарифы, по ним платить и будешь. Но нужно хотя бы раз в полгода приезжать. Смотреть, перерасчёт делать, да и чтоб видели, что не просто так квартира. Подожди, вдруг Николавна не ушла ещё.
Почти сразу после её звонка в кабинете появилась дородная такая женщина.
- Да сейчас сразу и сходим. Всё равно мимо пойду с работы, чем я завтра туда-сюда бегать буду! - заявила она, поставив на стул тканевую сумку с чем-то тяжёлым, а потом уже обратилась ко мне. - Ты не переживай, участок у нас хороший, люди все тоже хорошие. Живут процентов семьдесят ещё со сдачи дома. Многие детям квартиры здесь же и приобретают. А там квартирка небольшая, однокомнатная. Но санузел раздельный, кухня большая, светлая. Балкон есть. Небольшой и не застеклённый. А вот сантехнику там меняли буквально перед передачей под жильё для сирот. Второй этаж, в окна никто не заглянет. И подъезд там тихий. Там наша бухгалтер живёт.
Пока оформили все документы, пока мы дошли до квартиры, словоохотливая Римма Николаевна, кажется, рассказала мне всё, чуть ли не с момента закладки фундамента этих домов.
- Ну, осматривайся, завтра заскочи за жировками, - напомнила мне женщина.
Ночевать мне предстояло ехать в гостиницу, но по квартире прошлась. Да, конечно требовался ремонт. Хотя бы косметический. И уборка, прям самая генеральная из генеральных. Но жить можно было бы.
- О! Алинка! - встретила меня как давнюю знакомую Римма Николаевна, когда я пришла на следующий день. - А это что такое?
- Это вам и...- в руках у меня было два пакета с рекомендованным Людмилой Рустамовной набором: кофе, чай и коробочка конфет.
- Ленке что ли? Ну, паспортистке нашей? - перебила меня женщина. - Вот это ты молодец. Оно же как, ласковое дитя... И не сразу, а на следующий день. А это уже не благодарность, а так, от души. А я чего тебя ждала, ты, что с квартирой делать собираешься? Ну, пока учишься?
- Платить, - вздохнула я, прикидывая, будет ли что-то оставаться от моей стипендии.
- Это дело хорошее. За коммуналку платить надо обязательно и вовремя. - Кивнула мне Римма Николаевна. - Только жить ты будешь, пока учишься в общежитии, правильно?
- Да, я учусь. Даже и не знаю, с какой периодичностью приезжать буду. Особенно не накатаешься. - Призналась я.
- Вот и я о том, квартира, значит, пустовать будет. А мне сказали, что бухгалтер наша третий день квартиру ищет. Сын летом женился, с мамой да с молодой женой в одной квартире жить тяжко, а отпускать сына далеко не хочется, одна тянула. - Рассказала она мне. - А тут квартира да в одном подъезде. Какая удача. И у тебя жильё не брошено, и денюжка какая будет, чтоб студенческий суп из кипятка хоть консервой разбавить.
Думала я недолго. Уже вечером я садилась на поезд, в сумке был договор об аренде квартиры. А ровно через месяц мне пришёл почтовый перевод и заказное письмо. В письме были показания счетчиков и копии квитанций об оплате и квитанция оплаты квартиры по метражу и числу прописанных. Сумма перевода была за вычетом этих, обязательных, но независящих от жильцов, платежей.

Глава 9.

Время танцевало под мелодию метели, билось иногда в стекло каплями ледяного дождя, и незаметно растворялось среди редких зимой солнечных дней. Монотонность моей жизни разбавляли редкие походы в магазин и уборка в комнате каждые выходные. А так... Лекции, семинары, практика в анатомичке, читальный зал, быстрый ужин и спать. Чтобы утром проснуться и бежать по кругу, согласно расписанию.
Нина не забыла нашего разговора после моего возвращения, и отомстила. Благодаря ей, староста курса до последнего тянула с выдачей тем для первых курсовых работ. А когда я спросила, только рассмеялась.
- Опомнилась наша зубрила, уже неделю как все ходят и выбирают. - Скривилась староста под довольные смешки подружек. - Вон в журнале список лежит.
Я даже не удивилась, увидев, что почти все темы разобраны. А те, что остались, были по гистологии. Я спокойно пробежалась взглядами по темам, и взяла одну из оставшихся. Напротив названия "Сперматогенез и оогенез, сходства и различия их стадий. Гематоовариальный и гематотестикулярный барьеры, влияние вредных экологических факторов, алкоголизма, наркотиков, никотина на половые клетки" я поставила свою фамилию.
- Я так понимаю, что я последняя взяла тему? Что же ты не сказала, что я задерживаю сдачу тем на утверждение? Тем более, что я с темой давно определилась. - Вернула я список ошарашенной старосте при моментально установившейся тишине в аудитории.
- Ты серьёзно? - спросила она уже мне в спину.
Я только пожала плечами. На самом деле я не была настолько в себе уверена, как хотела показать. Но и показывать, что им удалось создать мне проблему, я не собиралась. Нет, больше никто и никогда не будет получать удовольствие от того что мне плохо.

Весь день я повторяла себе, что нужно будет просто подобрать побольше материала. Что только середина семестра, и я успею... Мне оставалось верить в чудо, потому что Элеонора Рихторовна всегда говорила, что она сама знает свой предмет, едва ли на четыре, а на отлично только Господь Бог.

Я настолько закопалась в материал, что не сразу поняла, что возле моего стола кто-то стоит.
- Если вы действительно хотите разобраться в моём предмете хотя бы для написания курсовой, то я рекомендую вам вот эти труды. Самое начало, когда большинство сложных понятий только зарождалось. - На край моего стола легли две очень старые книги.
Рядом стояла Элеонора Рихторовна в своей дублёнке из розовой кожи с меховым воротником.
- Спасибо, - растерянно произнесла я. - Но этих книг нет в фонде нашей библиотеки...
- Конечно, их привезли вместе с моим заказом из Москвы. У вас четыре дня. Потом эти книги отправятся обратно в Ленинскую библиотеку. - Предупредила Элеонора Рихторовна. - И не забудьте, в пятницу у нас первая консультация по поводу вашей курсовой.
Обратно в общежитие я бежала с настолько громко стучащим сердцем, что в ушах звучала непрекращающаяся барабанная дробь.
- Ты чего это? Глаза, что фонари, - сразу заметила Любовь Рустамовна.
- Смотрите, мне их отдала Элеонора Рихторовна, представляете? - показала я книги.
- И? Сокровище, какое что ли? - скептически посмотрела на потрёпанные книжки комендант нашего общежития.
- Почти, - кивнула я.
На следующий день я потратила огромную для меня сумму, но сделала постраничные копии книг. Допоздна я каждую страницу проклеивала скотчем с двух сторон, а потом ещё и сшивала. Получились такие самодельные книги.
В пятницу я волнуясь, словно перед экзаменом, вошла уже в пустую аудиторию, где только Элеонора Рихторовна сидела за столом. Встречались мы каждую неделю, продвижение моей работы преподаватель отслеживала очень тщательно. Мы разбирали каждый вопрос. Уже на вторую встречу-консультацию я пришла с тетрадкой и быстро записывала все пояснения Элеоноры Рихторовны. Та только едва заметно усмехнулась, но мне показалось, что говорить стала чуть медленнее.
Сдача первой курсовой у нас проходила при комиссии. Руководство решило устроить этакую своеобразную репетицию защиты дипломов. Мне вопросы задавала в основном сама Элеонора Рихторовна. Остальные преподаватели, кажется, боялись лишний раз вздохнуть и сбить меня во время ответа.
- Коллеги, что за беззубая комиссия? Поверьте, Алина неплохо владеет материалом в рамках выбранной темы и заявленные в плане вопросы хорошо осветила. - Обратилась Элеонора Рихторовна к коллегам.
- Даже не сомневаемся, раз уж вы допустили студентку до защиты. - Ответил ей наш ректор, возглавлявший комиссию. - Какова оценка?
- Мой вердикт вы знаете, Ефим Лазаревич. - Ответила мой куратор.
- Как там у классика? Безумству смелых поём мы песню... Ваша оценка, плюс бал за смелость, ведь врач должен быть смелым, итого... Отлично, студентка Власова! - поставил он свою подпись рядом с подписью Элеоноры Рихторовны.
Для меня совсем незаметно пролетело время, и впереди замаячило окончание первого курса. Сессия прошла в волнении, но были и приятные сюрпризы.
- Так, голубка моя, на вас я тратить своё время не собираюсь! Вы мне на лекциях и семинарах надоели, зачётку. - Сказал один из преподавателей перед началом экзамена. - Идите с миром, до встречи в будущем семестре.
Сессию я закрыла, сохранив повышенную стипендию на следующий семестр. Учёба закончилась, ехать мне было некуда и не к кому. Поэтому я сидела в своей комнате, приводя в порядок альбомы, а рисовали мы очень много, словно рисование у нас было отдельной дисциплиной, и конспекты.
- Алин, тут такое дело, помнишь, я говорила в том году, что летом будут стены, полы и потолки в порядок приводить? Будут студенческие бригады. Ты как? Работа не сильно сложная, а лишняя копеечка упадёт. - Предложила мне Любовь Рустамовна. - Да и плюсик в характеристику. Не факт, что понадобится, но вдруг?
Я отказываться не стала. Такая подработка ничему не мешала, а порядок в общежитии наводился и зарплата причиталась. А уж ровно покрасить стены я могла.
Я почти не замечала, как летит время. Вот вроде только что я сама тряслась от страха, заходя в общежитие, а вот уже Любовь Рустамовна ходит впереди стайки девчонок и заселяет по комнатам. И вроде ничего не поменялось... Пропала Нина, удивившая всех беременностью к концу первого семестра второго курса. Добавились новые дисциплины, расширились старые. Увеличилось количество практических занятий. И хотя в этот раз никто не скрывал от меня список тем, я сама выбрала гистологию.
- Первый раз это либо смелость, либо вынужденная необходимость. Но второй это уже наглость! - почему-то улыбаясь, произнесла Элеонора Рихторовна, когда я пришла к ней на первую консультацию.
Правда следующая встреча не состоялась, Элеонора Рихторовна заболела. Выпросив на кафедре её адрес, я хоть и боялась того, как она меня встретит, но поехала к ней.
- Алина? - удивилась она, открыв мне дверь. - Удивлена, проходи, раз пришла.
Женщине явно было не до занятий, впрочем, я что-то такое подозревала, раз она свои лекции отменила. Да и тарелка и уже две невымытые чашки на кухне, что больше напоминала операционную, тоже выдавали правду о самочувствии хозяйки квартиры.
- Извините, а врач у вас уже был? - спросила я, проходя к раковине.
- Был, конечно. - Махнула рукой Элеонора Рихторовна, присаживаясь за стол.
Не знаю, зачем я пришла, ведь прекрасно понимала, что если такой преподаватель, как Элеонора Рихторовна отменила свои занятия, значит дело не в банальной простуде. Уверена, что в таком случае мы даже и не поняли бы в чëм дело. Сходила в аптеку и магазин, приготовила куриный суп и ягодный морс, что делала бабушка, когда я болела, вымыла посуду и вынесла за собой мусор. Вот и всё, что я сделала. Впрочем, я даже своих черновиков с собой не брала.
Возвращаясь обратно в общежитие, я без конца ругала сама себя. Ну, вот у меня такой порыв, а преподаватель расценит, как желание выслужиться и подмазаться. А Элеонора Рихторовна этого терпеть не могла.
- Алинка, - окликнула меня через два дня Любовь Рустамовна, показывая на телефон. - Тут с утра Элеонора Рихторовна звонила. После занятий нигде не задерживайся, бери свои черновики и дуй к ней. Работу твою проверять будет. Вот выбрала ты себе руководителя, она ж помирать будет и то отчёта потребует!

Глава 10.

Мои визиты в квартиру Элеоноры Рихторовны за время её болезни переросли в постоянные посещения. Встречались мы во вторник после занятий и по субботам. Мне очень нравилась строгая, но в то же время какая-то утончённая обстановка небольшой квартиры.

Резной деревянный буфет как будто с иллюстрации конца прошлого века, стулья вокруг обеденного стола с подлокотниками и высокими резными спинками. Часы в высоком деревянном футляре, стоящем на полу, с гулким боем каждый час, мягкий свет настольной лампы, вечная стопка жёлто-бежевых от времени листов бумаги на столе. И небольшая фотография в серебряной раме. Из тех, что увидеть можно, наверное, лишь в хрониках и в музеях.

Я всегда натыкалась на задумчивый взгляд тёмных глаз девушки с этого фото, когда поднимала голову, отрываясь от своих записей и пометок. И мне казалось, что я вижу одобрение в этих глазах.
Сегодня мы застопорились на вопросе сохранения влияния воздействия отравляющих веществ не только во времени, но и в организме. Способность таких веществ, попав в организм, например женщины, проявиться у её детей и даже внуков.
Элеонора Рихторовна задумалась, я уже знала, что в такие моменты не нужно её тревожить. Ей нужно лишь пару минут, чтобы оценить ситуацию.
- Тогда необходимо решить... - произнесла она, разглядывая старую фотографию. - Если это просто курсовая работа, то можно осветить вопрос не углубляясь, в общих словах. Если же это задел на дипломное исследование, то нужно менять план работы и выводить отдельным пунктом.
- Дипломная работа по гистологии? - замерла я, кидая взгляд на девушку с фотографии, словно пытаясь взять у неё того уверенного спокойствия, которым до сих пор веяло от старой фотографии.
- Которых в этом вузе не было... Ну, примерно, с тех пор, как я здесь преподаю. Первые года три ещё были отчаянные, потом закончились. - Усмехнулась Элеонора Рихторовна. - Смотрю, ты всё время рассматриваешь фотографию.
- Да, - призналась я. - Очень похожа на вас. Это вы?
- Нет, что ты, - улыбнулась она. - Платье, причёска... Это летняя фотография, сделанная в тысяча девятьсот шестнадцатом году. Когда ещё негативом была не плёнка, а стеклянные пластины. И это скорее я похожа на эту фотографию. Это моя мама. За неделю до того, как моя мама отправилась на фронт в качестве сестры милосердия в прифронтовые госпиталя.
- Но... Вы говорили, что она баронесса, - удивилась я.
- И что? Великие княжны Романовы оказывали помощь в госпиталях. Это не считалось позорным или недостойным. Наоборот. Многие русские дворянки были сёстрами милосердия. Как и француженки, и немки. - Рассказала Элеонора Рихторовна.
- Вы поэтому пошли в медицину? - спросила я.
- Не совсем. - Элеонора Рихторовна встала и подошла к окну. - Первая мировая война стала первой не только по количеству вовлечённых стран. Почти сразу противники по обе стороны фронта начали применять химическое оружие. Пятнадцатый и шестнадцатый год были настоящей катастрофой, так как такое оружие быстро совершенствовалось, его начинка становилась всё более поражающей, действующей на всё большие площади, а атаки с применением химических снарядов становились всё чаще и всё извращённее. Например, англичане, а позднее эту тактику переняли и американцы, нарушившие свой нейтралитет, сочетали разрывные осколочные снаряды и химические. Первым залпом наносились повреждения, а потом уже травили химией. Ведь осколки не только уничтожали солдат. Даже незначительные, мельчайшие осколочки, получая бешеную скорость от взрывов, повреждали и так не самую надёжную защиту. В основном только противогазы. Ужасы тех дней, когда приходили вагоны с пострадавшими от таких атак, мама выплескивала в дневниках. Там же она описывала и выводы врачей и военных, что разные вещества оказывают разные поражающие действия. И защищать нужно не только дыхательные пути и слизистые. После применения некоторых веществ, кожа и мышцы пострадавших буквально разжижалась и сползала, не смотря на то, что человек был жив. Легендарная "Атака мертвецов" тому пример. И хоть наврали там изрядно, но и правды там много. Окопы роты подпоручика Котлинского находились чуть в стороне от основного места атаки с применением окиси хлора. Но и его люди были отравлены, кровотечения и зелёный налёт на коже, это явное свидетельство приговора. Та война многое поменяла в истории дальнейшего развития мира и общества. Она изменила людей. А моя мама смогла посвятить себя помощи людям, вернувшихся с той войны.
- А ваш отец... - тихо спросила я.
- И мой отец был среди них. Он обратился в госпиталь для участников и ветеранов с жалобами только в двадцать четвёртом году. Принимавшие там профессора основывались на гипотезе, что возможно, если человек переживал острый период отравления, или получал малую дозу, то его отравление получало своеобразное течение, свойственное хроническим заболеваниям, имело свои стадии покоя и обострения. И их лечение давало результаты. По крайней мере, облегчали состояние пациентов. - Обернулась ко мне Элеонора Рихторовна. - Долгое лечение моего отца привело к тому, что в тридцать восьмом году появилась я. К тому времени мои родители состояли в браке больше десяти лет, и детей не планировали. Но у судьбы свои планы.
- А потом ещё одна война, - закончила я.
- Да, ещё одна война. Что ж... - села она за свой стол и поставила локти на столешницу, скрестив длинные пальцы под подбородком. - Сейчас я повторю те же мысли, что привели в своё время к тому, что в Москве, не смотря на все регалии и успехи, я не просто перестала быть ценным специалистом, но и превратилась в персону нон-грата. Мой отец, начавший службу в военной инженерии в четырнадцать лет, закончил профильное образование и успешно работал именно инженером ещё до начала второй мировой войны. Возможно, я тебя сейчас удивлю, но специалистов среди военнопленных находили и работой обеспечивали по самый затылок. И те, кто как мой отец честно работали, не вредили, не саботировали, жили, не видя особых ущемлений. Уже в пятьдесят восьмом инженер Зингер с женой и дочерью был переведён по лимиту в Москву, для работы на автомобильном заводе. Точнее, переехали лишь родители. Я к тому времени, спокойно училась в медицинском в столице Советского Союза. А мама, работавшая фармацевтом в городе, где мы жили до этого, легко нашла работу и не абы где, а в аптеке на Ленинском проспекте. Там она и начала близко приятельствовать с одной милой женщиной, мучающейся от постоянных мигреней. Подруга матери скромно служила в Историческом музее, занимая должность заведующей архивом, сейчас эту должность занимает уже ее внучка. Но тогда, именно она и привлекла мою маму, как носителя языка, к разбору документов, привезённых после победы.
- Что? Но это сколько лет прошло к тому времени? - удивилась я.
- Много, Алина, очень много. Но я тебе скажу, что и сегодня, в архивах Исторического музея, глубоко под брусчаткой Красной площади, стоят опечатанные ящики с документами из штабов немецкой армии, управ... И главное, из концлагерей. - Ладонь Элеоноры Рихторовны легла поверх стопки тех самых старых бумаг на её столе. - У многих это название мгновенно вызывает картинки с истощёнными сверх всяких пределов людьми, рвы с сотнями тел и цветущие яблоневые сады Освенцима. Но у этих лагерей была специализация. И самая страшная участь ждала тех, кого отбирали в так называемые научно-исследовательские лагеря.
- Опыты над людьми? - озвучила я недосказанное Элеонорой Рихторовной.
- Исследования. Где-то изучали психику и её влияние на физиологию, где-то испытывали лекарства и их действенность в зависимости от введения лечения на различных стадиях заболевания. Проверяли новые вакцины... А где-то... Где-то исследовали человеческое тело. Что будет, например, с печенью, если часть будет повреждена, или обморожена, или удалена. Как влияют яды и разные химические вещества, насколько глубоко распространяется ожог при определенной температуре, но при разной длительности контакта. Способны ли ткани человека к самовосстановлению. Если беременная женщина получает определённое вещество, влияет ли оно на эмбрион. Как устроена плацента, возможно ли её применение в медицине, возможно ли целенаправленное воссоздание её свойств искусственным путём. Я сейчас как раз перевожу результаты из этой области. И ещё много исследований, от которых кровь стынет. - Перечислила Элеонора Рихторовна. - Но у моей мамы была своя точка зрения, и долгое время я её разделяла. Здесь нет имён и фамилий. Только "группа выборки" и "наблюдаемый номер такой-то". Этих женщин не просто медленно убивали самым бесчеловечным способом. Их убийцы извратили нечто священное во все времена и для всех народов. Таинство зарождения жизни! Моя мама была горячо убеждена, что эти знания обязаны быть обнародованы и широко применяться в медицине. Эта жертва сотен замученных женщин не должна исчезнуть по мере выцветания следа угольной пыли с ленты немецкой печатной машинки! Я и сама верила, что пусть их имена останутся неизвестны, но они возродятся в тех, кого спасли, благодаря этим знаниям, сохранили, беременность, помогли родиться... В каждом зазвучавшем крике новорождённого отзовётся эхо тех голосов, что никогда так и не прозвучали. Я не прекращала работать и учиться ни на минуту. Кандидатская, докторская... Я была в составе тех, кто был вовлечён в работы, связанные с биологическим и нервнопаралитическим оружием. И я стала активно поднимать тему необходимости исследования этих материалов. Требовала создать рабочую группу... Я была исключена из проекта, снята с должности заведующей кафедры гистологии и откровенно говоря, отправлена в ссылку. И со мной ещё мягко обошлись, отправив в тёплые края и сохранив возможность преподавать.
- А семья? - не удержалась я.
- Родители к тому времени умерли. А своей семьи я не завела. Сначала была сосредоточена на науке, а потом, когда появилось время на всё остальное... Я как никто другой знаю, что за вещества мы испытывали. И знаю, что они и сейчас во мне. А тогда и подавно. Вероятность появления жизнеспособного ребёнка без тяжёлых патологий была слишком низкой. Я не стала рисковать. - Накинула на плечи ажурную шаль Элеонора Рихторовна.
- Но вы и ваша мама были правы! - возмутилась я несправедливостью.
- Разве? Алина, ты никогда не задумывалась, почему именно у врачей так много ограничений и рамок? Просто строгий ошейник из морально-этических и законодательно-карательных предписаний. - Устало посмотрела на меня она. - Потому что именно мы, медики, ближе всего к грани. На самом её острие. Убери все сдерживающие нас скрепы, и мы превратимся в маньяков. Эти знания настоящий проклятый ящик Пандоры. Вот скажи, за эти годы как сильно продвинулась наука вперёд? Насколько мощнее стали микроскопы? Центрифуги? Наша аппаратура способна разложить пробу материала на непредставимые для середины прошлого века частицы. Мы можем наблюдать процессы внутри клетки... Как скоро появится мысль, что вот эти бы материалы да при современном оборудовании... Сколько всего было упущено, просто из-за несовершенства техники. И только девятьсот девяносто девять из тех, кому придёт такая мысль, ужаснуться. И когда-нибудь кто-нибудь всё же произнесёт ту самую, отвратительнейшую и самую мерзкую из всех фраз, придуманных человечеством. Цель оправдывает средства. И ведь не надо создавать машину времени. Добровольцы, асоциальные элементы, вроде бродяг и наркоманов, а потом слабозащищëнные социальные слои. Есть поговорка, что было бы желание, а дьявол предоставит возможность.
Этот разговор, словно задел внутри такие струны, о которых я сама не подозревала. Я всё никак не могла выкинуть его из головы.
Навещала Элеонору Рихторовну не только я. Как оказалось, у неё были и подруги. Одной из таких была Наира Алимовна. Не смотря на уже почтенный возраст, она работала в роддоме. Когда я пришла в очередной раз, она как раз жаловалась на нехватку рук в отделении патологии беременности.
- Мне бы хоть вот полчеловечка! Ну, хоть на пару лишних смен в неделю! Ну, ты вот хоть разорвись! - делилась она с Элеонорой Рихторовной.
- А вот девочку возьми. Будущий врач, студентка-отличница. Алина, ты как смотришь на то, чтобы пожертвовать парой вечеров и ночей? - предложила мне Элеонора Рихторовна.
- Если только так. У меня же учёба, - сомневалась я.
- Так в полную выходить и не надо. Мы тебя на треть ставки оформим. Как студентку медвуза. Зато практика будет оплачиваемая! - оживилась Наира Алимовна, с чьей лёгкой руки я и попала на работу в роддом.
Так и получилось, что к моменту, когда у нас началось знакомство со специализациями перед выбором будущей профессии в медицине, я уже точно знала, кем и где я хочу работать.

Глава 11.

- Взвешивайте, думайте, и принимайте решение о том, с какой специализацией будет связана ваша дальнейшая жизнь. - Выступал перед нами ректор. - Вот только в психиатрию не идите.
- Почему это? - кто-то выкрикнул с задних рядов аудитории.
- Там ежедневный ритуал назначения на должность. Кто с утра первым белый халат надел, тот и доктор. А остальные лечиться, лечиться! Быстро! - ответил под смех студентов ректор.
Я тоже засмеялась. Экватор был пройден, по поводу чего общежитие только что ходуном не ходило. Любовь Рустамовна только рукой махнула. У неё была другая печаль. Её сменщица, надежная и исполнительная баба Соня, предупредила, что её внук забирает жить к себе.
- Вырос мальчишка, строгий такой стал. Говорит, ты меня растила, качала. Теперь мой черёд тебе помогать. Сына я в своё время переупрямила, чего молодым за бабкой досматривать, а на этого барашка сил уже не хватает. - Улыбалась баба Соня. - Год я доведу, до каникул, чтоб не бросать и не подводить. А уж к новому учебному году, ищи, Люба, мне замену.
После занятий я торопилась на работу. За время, что успело пробежать, я заслужила доверие сотрудников библиотеки и читального зала. И мне давали нужные книги на ночь или на пару дней. А размышлять о будущей специализации мне было ни к чему.

Начав с работы санитарки, я очень быстро подтянулась до обязанностей медсестры. Да и рука у меня оказалась лёгкой. Уколы по назначению и капельницы я ставила уверенно и без болезненных ощущений для пациенток.
Была и ещё одна причина, почему я выбрала акушерство и гинекологию.
Я помнила рассказ мамы Кати, перед глазами был пример Элеоноры Рихторовны, просто работавшей с опасными веществами. И для себя я уже окончательно решила, что не смогу рисковать будущим и здоровьем своего малыша.
Мало того, что я в принципе не могла кому-то доверять, я просто была не в состоянии представить себе отношения с мужчиной. Даже не брак, не семья, а как стало модно говорить свободные отношения. Я не терпела прикосновений к себе, ничьих и никогда. Даже когда была физкультура на первых двух курсах или практика в больнице, или выход на смену, переодеваться я всегда уходила в туалет или сестринскую. Где я была одна и дверь хорошо закрывалась.
Варианта специально забеременеть или пройти в будущем эко, чтобы родить малыша для себя, я не рассматривала. Но жизнь прекрасно мне продемонстрировала, что и против моей воли может произойти всё, что угодно. Чего я сама и представить не смогла бы.
Поэтому решила, что если вдруг, когда-нибудь я снова переживу насилие, результатом которого станет беременность, то я её прерву. Не из-за момента насилия даже. А потому что я до сих пор буквально ощущала, как мельчайшие частицы отравы плавают в моей крови, превращая её в гниль. Я понимала, что это проблема, что это не физические ощущения, но избавиться от них не могла, сколько бы ни отмывалась.
А помогая другим стать мамами, будучи участником появления новой жизни, я смогу достойно отплатить за две жизни, свою и Алины. Это казалось мне справедливым и честным.
Моё прошлое настигло меня, когда я училась на четвёртом курсе. Я даже не сразу поняла, что опасность рядом. Я выходила утром со смены, и как раз выписывалась моя первая роженица. Нет, вела её беременность и принимала роды наша заведующая, Шивалина Алевтина Ивановна, а вот я впервые помогала в родовом покое.
- Ой, Алина, а мне сказали, что вы уже ушли! - кинулась ко мне счастливо улыбающаяся мамочка. - Это вам! Спасибо!
- Да мне то за что? - улыбнулась я, растерявшись от получения букета и коробки конфет
- Я так боялась, а когда услышала ваши слова, что в учебниках всё описывается гораздо хуже, прямо вот успокоилась. - Засмеялась уже бывшая пациентка.
Я попрощалась, пожелала крепкого здоровья маме и малышу и повернулась к выходу. В этот момент в больницу заходила какая-то слишком уверенная в себе девушка, из тех, что порхают с одной вечеринки на другую, пропадая в ночных клубах. За время работы насмотрелась я на них уже до оскомины. С чем они только не обращались в гинекологию. От нежелательной беременности до трещин и эрозии.
Её сопровождал мужчина, который резко остановился, всматриваясь в меня внимательным взглядом. Сердце забилось от испуга. В маршрутке я себя успокаивала, что я сама себе придумала. Просто мужчина из той же породы, что и Зароев. Смуглый, темноволосый, с бородой. И взгляд такой... Выдает человека, привыкшего получать всё, что захочет и уверенного в своей безнаказанности.

Но за мной не пошёл, куда я пошла не следил, никаких странных машин за маршруткой не ехало. И я успокоилась, решив, что я уже и в тени готова увидеть угрозу.
На следующий день в дверь моей комнаты постучали. Само по себе это не было редкостью. Конспекты, реже перехватить пару сотен рублей до стипендии, ещё реже пригласить посидеть на кухне с чаем и сладким угощением. Обычно после сессии устраивались такие посиделки. Я открыла дверь и замерла. Почти весь дверной проём загородила мощная мужская фигура.
- Где Алина? - спрашивает этот зверь.
Взгляд безумный, мышцы просто рвут футболку на груди. Оглядываюсь, раздумывая, прибежит ли хоть кто-то, если я закричу, и успею ли я добраться до шкафа, где среди посуды лежит нож. Хоть какая-то защита!
- Это твой конспект? - тычет он мне чуть ли не в лицо моим собственным конспектом по гистологии за первый курс.
- Мой, но писала ещё на первом курсе. Он уже года три по рукам ходит, - чуть расслабляюсь я.
Незнакомец ушёл, а я пошла заваривать чай с ромашкой. Всё-таки очень странный визит. Я решила, что нужно поосторожнее двери открывать. А то расслабилась за эти годы.
Но беда настигла меня уже на следующий день. Тот самый мужик, что смотрел на меня в больнице и второй ему под стать, подкараулили меня в небольшом парке, который нужно было пересечь, чтобы попасть в общежитие.
- Ну, здравствуй, Мириам! - зло усмехнулся тот, что был в больнице. - То-то Гази обрадуется!
И я вспомнила! Время словно отмоталось назад. В одно мгновение я снова вернулась в тот день, когда Гази Зароев, сообщив мне, что мы сейчас женимся, потащил едва пришедшую в себя меня к машине. Где стояла та свора, окидывающая меня презрительно-насмешливыми взглядами. Среди тех мужчин был и тот, что сейчас со мной здоровался.
Они схватили меня и потащили к машине. Моё отчаянное сопротивление их только веселило. Помощь пришла неожиданно. Вчерашний гость налетел ураганом и мгновенно отправил одного из нападавших в открытый для меня багажник. Второй отшвырнул меня к мусорным бакам, и попытался напасть на моего помощника.

Глава 12.

Работала я в той же больнице, что и до этого, только уже в новой должности. Сложного процесса вливания в новый коллектив у меня не было. Все меня и так знали. Не зря я здесь прошла путь, чуть ли не от санитарки до интерна - стажëра. Здесь я была своей. И первую свою, в должности полноправного врача, карту поступающей я получала под аплодисменты медсестёр. Поэтому на работу я спешила с удовольствием.
Были в моей жизни и потери. Через неделю после моего выпуска скончалась Элеонора Рихторовна. Как сказал наш ректор, словно дожидалась моей защиты. Она просто легла вечером спать и уснула. Экспертиза показала, что умерла она во сне.
- Хорошая смерть, чистая. - Всхлипывала Любовь Рустамовна. - Так только очень хорошие люди уходят.
На прощание со строгой и требовательной преподавательницей пришли и приехали огромное количество людей. Такой толпы в своей жизни я не помнила. И куда только падал взгляд, везде были букеты гладиолусов. Строгая, никогда не искавшая ничьей симпатии и расположения, Элеонора Рихторовна, оказалась для многих и значимой, и уважаемой. Настолько, что люди посчитали нужным приехать и попрощаться. Не смотря на время, занятость и траты.

После похорон я несколько дней чувствовала себя словно потерянной. Я так привыкла к неизменно идеальной осанке, лёгкой и уверенной походке и внимательному взгляду умных глаз, что принять действительность, где всего этого не было, было очень нелегко. Казалось невозможным. Даже на работу шла, словно в тумане.
- Алиночка, - встретила меня Наира Алимовна. - Тут такое дело. Квартира, в которой Нора жила, она не приватизированная. Там больше никто не прописан, и квартира должна вернуться государству. Нам сроку дали до конца месяца. Потом квартиру опечатают до тех пор, пока у неё не появится новый владелец. А там вещи Норы... Надо разобрать. Может, что-то захочешь забрать. Иначе же на помойку...
- Да, конечно. Спасибо Наира Алимовна. Там же записи, работы Элеоноры Рихторовны. - Вытерла я глаза, которые непонятно почему слезились с того дня, как я узнала о смерти Элеоноры Рихторовны.
- Алинка, Алинка! - вдруг улыбнулась Наира Алимовна. - О работах, о документах вспомнила.
А потом я сидела на полу в своей новой квартире, и как когда-то давно, обклеивала скотчем с двух сторон страницы с текстом, написанным ровным каллиграфическим почерком. А потом сшивала в тома. Когда-то я училась на художника. Благодаря памяти из той, ещё прошлой жизни, я делала обложки на каждый том и подписывала номер. Не знаю почему, но писала я римскими цифрами.

Так разделяя время между работой и попыткой сохранить труд Элеоноры Рихторовны и её матери, я пришла в себя. Только на кухне стояли стулья с высокой спинкой и подлокотниками вокруг большого деревянного стола, старые напольные часы гулко отбивали каждый час, а на моём рабочем столе появились две фотографии в рамке-обложке. Одинаково тёмные и спокойные глаза, уверенный взгляд, едва угадываемая улыбка. Каждый раз, когда я волновалась, я бросала взгляд на эти фотографии. Очень быстро это стало привычкой, помогающей в моменты неуверенности в себе. А таких в работе молодого врача было очень много.
Периодически появлялся и Тайгир.
- Алина, привет. Ты на работе? - один из его звонков застал меня ночью на дежурстве.
- Да, - неуверенно ответила я, взглянув на часы.
- Сейчас подъеду, помощь нужна. - И положил трубку.
В этом был он весь. Иногда мог и на месяц исчезнуть, а потом позвонить, спросить, всё ли хорошо и не нужна ли помощь, и опять исчезнуть. Но я всегда чувствовала, что о своём обещании он не забыл.

Едва дождавшись звонка, что Тайгир на парковке рядом с больницей, я быстро спустилась и вышла на улицу.
- Ну и где она? - спросила я, увидев, что в его машине только он сам.
- Кто? - не понял Тайгир.
- Та, кому нужна моя помощь, - напомнила я.
- Помощь нужна мне, а ты врач, - как-то странно двигаясь, вышел из-за руля Тайгир.
- Да, я врач. Но я гинеколог. У тебя просто нет той части тела, где может пригодиться моя помощь. - Усмехнулась я.
- С плечом справишься? Немного цепанули. - И он стянул пиджак.
- Писец! - вырвалось у меня. - Да у тебя снаряд в руке!
- Не преувеличивай. Это пуля. Всего лишь. - Хмыкнул он.
- Извини, оговорилась. Пойдем в процедурную. Я попробую что-то сделать... Я не сталкивалась с подобным. - Торопилась я.
В процедурной я быстро готовила плечо к настоящей операции.
- Дыши, дыши... - повторяла я себе, не позволяя терять концентрацию на собственных действиях.
- Может мне ещё и потужиться? - приподнял бровь Тахмиров.
- Это я себе! - фыркнула я. - Держите, мамаша!
Я кинула вытащенную из плеча пулю в металлический контейнер, стоящий на коленях Тайгира.
- Спасибо, не буду больше задерживать. - Попрощался Тайгир, когда я всё закончила и забинтовала ему руку.
- Подожди, а как ты доберëшься домой? - удивилась я, наблюдая, как он садится за руль.
- Не впервой, - отмахнулся он.
- Даже не вздумай. На крайний случай есть такси. Ты с ума сошёл, за руль фактически с одной рукой? - возмутилась я.
В это время у самого Тайгира зазвонил телефон.
- Да, всё в порядке. Да, зацепило. Я нашёл врача. Нет, проблем не будет. - Тайгир говорил коротко, но я понимала, что это кто-то близкий, иначе Тахмиров просто не стал бы разговаривать. - Вот, как раз спорим, можно ли мне за руль. Хорошо, жду.
Буквально минут через десять появилась ещё одна машина. Вышедший из неё мужчина был старше Тайгира и что-то общее в чертах лица, выдавало родственников.
- Амиран, это Алина, врач. Алина, мой брат Амиран. - представил нас друг другу Тайгир.
- Вы хирург? - спросил Амиран.
- Нет, гинеколог. - Ответила я, наблюдая как вежливая улыбка старшего Тахмирова превращается в ехидный оскал.
- Зато надёжная, неболтливая, и не пускала меня за руль с раненной рукой. - Ответил на это Тайгир.
- Спасибо. И за помощь, и за то, что не пускала. - Поблагодарил меня Амиран.
В тот день я подумала, что это самое сумасшедшее моё дежурство. Но не зря есть верная примета, что не желают спокойного дежурства и нельзя говорить, что дежурство прошло спокойно до его окончания. Как и сдавая смену, выдыхать, что пережил самое плохое своё дежурство.
Утром, буквально за час до конца, я вылетела к регистратуре на бешеный крик.
- Ë@ вашу мать! Вы врачи или кто? Вы хоть что-то сделать можете? - орал на всё отделение смутно знакомый мужчина. - Не приведи...
- Тихо! - резко оборвала его я. - Почему не через приёмный покой? Что случилось?
- Кровь у жены, а она беременна, - отчего-то сразу стих мужчина.
Возможно, мой уверенный тон его успокоил, а возможно он кричал и сыпал угрозами только от испуга за жену. И увидев врача успокоился.
- И вы потащили её подниматься по лестнице? - приподняла брови я.
- Я на руках, - волновался мужчина.
- Это хорошо, - кивнула я ему. - Елизавета Романовна, я в смотровой. Мужчина, вы можете остаться здесь.
Неожиданная пациентка молча глотала слëзы.
- Так, давайте для начала мы с вами устроимся. Чтобы нам было удобно, и тонус снимем. Вот сюда, ножки на подлокотник. А теперь поговорим. - Начала я стандартную процедуру заполнения документов.
- Бесполезно, доктор. - Всхлипнула молодая ещё женщина. - Это четвёртая беременность. И каждая заканчивается одинаково. Начинает идти кровь, как в последние дни менструации. Некоторое время врачи пытаются сохранить беременность, а потом...
- Давайте преждевременно решать полезно или бесполезно не будем. И вообще, определимся с главным. Вы хотите ребёнка? - спросила я, уверенно глядя в заплаканные глаза.
- Да! Мы с Лëшей... Доктор, Лёша всё что скажете, сделает, любая сумма, всё! Только помогите! - вцепилась она в мою руку, но кажется, хотя бы надежду я в ней возродила.