По ту сторону решетки

13. Торг

Не слышала, как утром сработал будильник Дэна, после которого он, проснувшись, тихо собрался и уехал, оставив меня одну. После этого его подменяла Контра, устроившаяся в ногах, свернувшись рыжим клубком, и вместе с ней я сладко проспала до одиннадцати.

Позавтракав, хотя время и было почти обеденным, обнаружила на прикроватной тумбочке свой айфон, который предусмотрительный Лазарев, видимо, успел принести из машины, и позвонила маме, заверив ее, что со мной все в порядке и выяснив, что не так уж сильно она и переживала, поскольку Дэн все время моего отсутствия умудрялся не только продолжать работать и искать меня, но и делать вид, что держит ситуацию под контролем. Очевидно, на маму его самоуверенность действовала ничуть не хуже, чем на меня.

— Хороший он у тебя, — сказала она с теплотой, а я не видела смысла ее разуверять, потому что была полностью с ней согласна. — Вы ведь помирились, да?

И я отозвалась, не зная, как точно охарактеризовать стадию наших нынешних отношений.

— Угу.

— А со свадьбой-то что?

Не скрою, замуж за Лазарева мне хотелось безумно, но сейчас момент казался не самым подходящим, будучи, возможно, даже хуже случая с пневмонией. К тому же, свадебное платье я в порыве гнева сожгла и теперь нужно было искать новое. Радужное настроение немного подпортилось.

— Мамуль, Дэн же просил тебя не доставать меня этими вопросами, — напомнила я, зная, что уж кого-кого, а его она слушает беспрекословно.

— Просил, — усмехнулась мама. — И я не достаю. Не тяните только. А то такого как Денис уведут и не заметишь.

— Не будем.

Если бы только от меня что-то зависело. В вопросах верности я доверяла Лазареву, несмотря на то, что его показное общение со Славиной на благотворительном вечере, хоть и обусловленное якобы благими намерениями, успело довести меня до белого каления. Искренность Дэна я чувствовала интуитивно, и сама была полностью честной с ним.

Попрощавшись с мамой, позвонила Аллочке, чтобы поболтать и с ней, но ответа так и не дождалась, а потом вспомнила, что по средам подруга посещает курсы для будущих мам, где беременные девушки вроде нее обсуждают подготовку к родам, делают гимнастику и учатся пеленать игрушечных младенцев. Что же, значит, перезвонит, как освободится.

Других дел я себе не придумала и какое-то время просто лениво листала телеграмм-канал с городскими новостями. Оттуда и правда была удалена новость о позавчерашней погоне за моим Лексусом, как и та самая фотография Дэна, от которой обреченностью веяло за километр. Но и без этого нашлось на что посмотреть.

К примеру, на выложенном кем-то черно-сером видео с камер наблюдения можно было рассмотреть, как знакомый мне черный Лэнд Крузер 200 широким блестящим бампером сносит шлагбаум пропускного пункта коттеджного поселка «Лазурный» который, видимо, нерасторопный охранник не захотел перед ним открывать. Комментарии пестрели возмущениями на актуальные темы о том, что «мажорам закон не писан» и «права купил, а ездить не купил». Интересно, когда Дэн успел забрать сожженный Лэнд из ремонта и когда собирался поведать мне о собственных ночных приключениях?

Я и сама стала героиней новостей, когда на двух видео с автомобильных регистраторов, медленно и заторможено, словно зомби, шагала по обочине дороги босиком. Побоялась заглядывать в комментарии, предпочтя остаться в счастливом неведении относительно того, что думают о моем странном поведении возмущенные горожане.

Нашлись новости и о пожаре в том самом доме в коттеджном поселке «Лазурный». На приложенном видео он показался мне совершенно незнакомым. Второй этаж действительно обвалился, тлея серым дымом, поднимавшимся к темному ночному небу. На фоне догорающей части пристройки тоже мелькнула мрачная фигура Лазарева, говорящего с кем-то по телефону. Пожарные в этот момент бросили все силы на то, чтобы вырезать металлическую решетку на окнах и достать двух выживших, отличить которых друг от друга можно было с трудом из-за обгорелой одежды, висевшей неаккуратными клочьями и жутких красно-бурых ожогов, покрывавших тела почти полностью. Я задумчиво смотрела, как обоих погрузили в машины скорой помощи и увезли, пытаясь понять, что чувствую по этому поводу, но так и не поняла.

Что теперь будет? Сдастся ли Земсков? Признает собственное поражение или предпримет новую попытку насолить Дэну? И если предпримет, то какой новый способ придумает изобретательный мозг человека, которого когда-то за мстительность прозвали «Холерой»?

Ёшкин кодекс, у Лазарева ведь тоже должно было быть какое-нибудь прозвище, в группировках ведь без этого никак. Интересно, а как называли его?

Решив спросить об этом при случае, написала сообщение Дэну, полюбопытствовав о том, как у него дела, но он, вероятно был занят в суде по одному из моих дел, рассмотрение которого было назначено на это время, и не ответил.

Попыталась занять себя чтением, но, как назло, в Лазаревской библиотеке не нашлось ничего, что могло бы меня заинтересовать. Биографии казались скучными, детективы — однотипными, а ужасов я и без того не так давно успела насмотреться в реальности.

Перебрала вещи, принесенные Дэном из багажника моей машины, но их оказалось не так уж и много, чтобы надолго меня отвлечь.

Погода на улице была просто замечательной для начинающейся осени. Теплой и солнечной, с безоблачно-голубым небом и отсутствием малейшего ветерка. Такие идеальные дни принято называть «бабьим летом», потому что когда-то их наступление означало окончание женских полевых работ. Я же, как не занятая ни полевыми работами, ни какими-либо еще, откровенно скучала.

В конце концов, устав разглядывать хорошую погоду в окно, надела черные спортивные штаны и легкую футболку, всунула в уши наушники старенького айпода и, взяв с собой только ключи от дома, да и те оставив у вахтерши, чтобы не звенели в кармане, вышла на улицу, намереваясь пробежаться вокруг Второго озера, расположенного неподалеку.

Весной мы бегали здесь вместе с Дэном по утрам или гуляли по вечерам, обсуждая события прошедшего дня, споря об интересных решениях из судебной практики или мечтая о будущем.

Кувшинки уже отцвели, но рыбаки привычно сидели на берегу с удочками, пестря разноцветными шляпами, уберегающими их головы от палящего солнца. Рыбы всем хватало, ее в озере было столько, что иногда она серебрилась у самой поверхности сине-зеленой воды. Почти выпрыгивала на поверхность, создавая иллюзию того, что ее можно поймать руками.

Дорожка, проходящая вдоль озерного берега прямо рядом с проезжей частью, считалась велосипедной, однако велосипедисты обычно предпочитали более длинную расположенную в другом районе, а эту облюбовали любители побегать вроде меня. Однако других желающих добежать до берега моря, в которое Второе озеро впадало через несколько километров, в обеденное время не было.

Посчитав это хорошим знаком, поскольку воробушек-социофобушек внутри меня не очень-то желал с кем-то общаться после всего, что произошло со мной накануне, я быстрым шагом двинулась в сторону дорожки, по пути щелкая кнопками айпода, выбирая нужную песню.

Однако, когда я встала перед пешеходным переходом, через который пролегал мой путь, рядом со мной остановилась патрульная машина с выключенными проблесковыми маячками. Дверца ее заднего сиденья открылась, и из автомобиля вышел мужчина, чье лицо при более внимательном взгляде показалось мне смутно знакомым. Когда он обратился ко мне, я была вынуждена нажать на паузу, выключая музыку, и вытащить один наушник из правого уха.

— Ева Сергеевна, — повторил мужчина, поняв, что первую сказанную им фразу я попросту не услышала и вытащил из нагрудного кармана удостоверение. — Моя фамилия Черкасов, я оперуполномоченный городского отдела по раскрытию тяжких преступлений…

— Здравствуйте, — когда он назвал мне фамилию, я его вспомнила. Буквально пару недель назад я передавала ему документы по делу одной из своих подзащитных для приобщения к материалам проверки. — Чем обязана?

Он откашлялся, прежде, чем произнести следующую фразу и, кажется, даже смутился:

— Вы должны проехать с нами в отдел следственного комитета, прямо сейчас, — то, как он отвел при этом глаза в сторону, мне не понравилось, и я нахмурилась.

— Для чего?

— Вас подозревают в совершении преступления, предусмотренного пунктом «б» части третьей статьи сто одиннадцатой.

Это напоминало какой-то глупый фарс. Я видела в своей жизни несколько доставлений и ни одно из них не походило на то, что сейчас происходило со мной.

Солнечный осенний день. Оживленная улица. Люди, спешащие по своим делам. Я абсолютно беззащитная, в спортивном костюме и у меня даже телефона с собой нет. Очевидно, оперативник, бывший моим одногодкой по возрасту, и сам ощущал себя не в своей тарелке, судя по его сконфуженному лицу.

Мысленно я уже открыла уголовный кодекс на нужной странице, воспроизводя в голове ее содержимое. Статья сто одиннадцатая предусматривала ответственность за причинение тяжкого вреда здоровью. Пункт «б» добавлял в качестве квалифицирующего признака «в отношении двух и более лиц». Санкция — до двенадцати лет лишения свободы. Исключительно «посадочная» статья.

Ёшкин кодекс. Так не бывает. Это абсурд какой-то. Меня же похитили. И ночью я раздумывала о том, как не хочу стать потерпевшей. А в итоге, кажется, стану подозреваемой.

Сердце в груди замолкло на мгновение, а потом забилось как бешеное. Ладонь, держащая наушник, моментально вспотела. Чувствуя себя сбитой с толку, перевела недоуменный взгляд на такого же растерянного оперативника. Словами не передать, как сильно мне не хотелось терять свободу, которая в свете последних событий стала особенно ценной. Негромко произнесла:

— Догоните сначала.

И, не дожидаясь, пока он осознает суть услышанного и предпримет что-нибудь, чтобы мне помешать, побежала, по пути вставляя в ухо второй наушник и снова включая музыку.

Кажется, патрульная машина развернулась прямо на пешеходном переходе и поехала следом, но я старалась не оборачиваться, чтобы не проверять. Понимала же, что в конце концов я буду вынуждена подчиниться и окажусь на допросе. Но сейчас мне нужно было время, чтобы с этим смириться, потому что в голове творился полнейший сумбур и каша из сотни вопросов, которые я задавала сама себе и не получала на них ответов.

Что вообще произошло? Теоретически Соколов и Беззубый-Рыжий получили вред при пожаре, к которому я не имею абсолютно никакого отношения. Да и они сами сейчас вряд ли могут давать показания из реанимации. А кто тогда так рьяно защищает их права? Или так рьяно стремится нарушить мои? Неужели опять происки Земскова? Я ведь сама — пострадавшая сторона. Как именно я могу это доказать? Что могу противопоставить доводам следствия?

Увеличила громкость музыки и собственную скорость, едва успевая переставлять ноги. Барабанные биты из песни Beggin били в уши, но были тем, о чем во весь голос умолял кипящий в крови адреналин.

Естественно, догонять меня бегом никто не стал, посчитав это, видимо несолидным для суровых правоохранителей. Просто патрульная машина, стараясь не терять меня из виду, ехала позади. Вероятно, отправляясь за мной, опера не рассчитывали на какое бы то ни было сопротивление. Разве можно ожидать, что хрупкая девушка и серьезный адвокат, станет вести себя столь опрометчиво?

Тем не менее, кажется, они меня сильно переоценили. Сейчас я чувствовала себя воплощением опрометчивости, абсолютно не понимая, что делать в сложившейся ситуации и осознавая, что как только я остановлюсь — я буду вынуждена все-таки ехать в отдел следственного комитета, где я уже была сотню раз, но как подозреваемая — еще ни разу.

Жар прилил к лицу. Я бежала явно быстрее, чем планировала и вообще, чем бегала обычно. Подошвы кроссовок с силой стучали по прорезиненной поверхности дорожки. Кажется, даже шнурок развязался, но я не обратила на это существенного внимания.

Хотелось лететь вперед со скоростью ветра, пока сознание в ускоренном формате проходило стадии принятия по Кюблер-Росс, переходя от неверящего отрицания к яростному гневу, от него к жалостливому торгу и, наконец депрессии, при которой из глаз выкатились несколько слезинок и затерялись в волосах где-то у висков.

«Just can’t make it all alone, I’m holdin’ on, I can’t fall back, I’m just a con about to fade to black» (прим. Я просто не могу справиться в одиночку, я держусь, я не могу отступить, меня просто вот-вот поглотит тьма) — кричал в ушах Дамиано из Måneskin и я была с ним полностью согласна.

Мне нужен Лазарев. Мне, как никогда прежде, нужен Лазарев. И я, блин, даже телефона с собой не взяла, чтобы сообщить ему о случившемся. Ладно. В конце концов, у меня будет право позвонить ему при задержании и заявить ходатайство о допуске Дэна в качестве защитника. Он ведь поможет мне, как всегда помогал? Спасет меня, как всегда спасал, правда ведь?

Не знала, что думать и что чувствовать. В голове царил полнейший сумбур. Эмоции перемешались в огромный разноцветный клубок, спутались в нем и бились где-то внутри в такт громкой музыке и отчаянному стуку сердца.

Сама не заметила, как берег озера закончился и я, перебежав через дорогу, уже неслась по изрезанной волнами кромке пустого морского пляжа. В его конце был тупик. И я понимала, что буду вынуждена остановиться, но продолжала бежать. Дыхание давно сбилось, и носоглотка горела, как в огне. Футболка и волосы стали мокрыми от пота. Он же жег покрытую ссадинами и раздражением кожу на лице.

Но смирение и принятие так и не пришло. Пришло осознание, что все это всего лишь стадия торга. Как-будто, если я добегу — я победила, но это иллюзия. Когда добежала до конца пляжа, и остановилась, упершись рукой в нагретый солнцем камень, чтобы восстановить дыхание, я поняла, что, наоборот, проиграла.

Тем не менее, патрульная машина припарковалась поодаль, и оперативники не спешили бежать ко мне, даже из автомобиля не выходили. И я устало осела на песок, и бездумно смотрела на то, как морские волны в нескольких метрах от меня, лижут обточенные водой камни. От моря веяло приятной прохладой, и я уткнулась лицом в согнутые колени, тяжело дыша и пытаясь сохранить внутри это ощущение мелких, почти невидимых, соленых капелек, долетающих до кожи. Запаха водорослей. И свободы, которой я, кажется, вскоре лишусь.

Подумать только, а я ведь год назад еще о свободе в отношениях рассуждала. Считала, что необходимость менять свои планы в угоду какому-нибудь мужчине лишит меня ее. Да я сейчас всё бы отдала за то, чтобы быть с Лазаревым и с удовольствием подстраивать собственные планы под любую его прихоть. Ёшкин кодекс, это опять торг, да? Когда там уже принятие будет?

Кажется, моя судьба стоит в сторонке и хихикает, тыча в меня узловатым наманикюренным пальцем, дескать «что там эта дурочка о свободе говорила?»

Не могу сказать точно, сколько времени я просидела так и до какой стадии дошла, когда я наконец поняла, чего именно ждали оперативники в патрульной машине. Точнее, кого.

На краю тупика остановился знакомый черный Лэнд, и я снова вернула взгляд к морской глади. Он приехал. Но означало ли это решение моих проблем в данном случае?

И когда Дэн, в синем клетчатом деловом костюме сел на песок рядом со мной, я поняла — не означало. Но все же стало немного спокойнее, просто от того, что он рядом. Прислонила голову к его плечу. Если он приехал сюда, бросив все свои дела, значит он всё знал. И так же, как и я, не мог этому противиться.

— Что теперь будет? — спросила я тихо, но чуть громче шелеста волн, чтобы Лазарев услышал.

— Поручение о твоем доставлении в отдел отдали всего час назад. Из краевого центра сюда едет Прокопьев, который расследует уголовное дело о причинении тяжкого вреда здоровью Соколова и Резникова, к которому отнесли их ожоги третьей степени, превышающие пятнадцать процентов поверхности тела. В городском отделе подробности никому не известны. Сами потерпевшие показаний пока не дают, их интересы защищает Костенко, я так понимаю, с подачи Земскова. Опера позвонили руководителю городского отдела комитета, он позвонил мне, и я приехал.

Он говорил таким безэмоциональным тоном, будто диктор новостей на федеральном канале, что я поняла — дело плохо. Обычно Лазарев всегда был полон уверенности. Когда год назад Прокопьев заявился к нему самому с обыском и намерением его задержать, Дэн своей язвительностью чуть не довел его до нервного срыва, а сейчас, очевидно был зол и подавлен не меньше моего. Тогда у него был план, а сейчас ни один из нас толком не знал, что произошло.

И все же он успокаивающе коснулся моей влажной от пота руки. С нежностью провел большим пальцем по центру ладони, вызвав внутри привычный трепет, но так и не посмотрел мне в глаза. Лазарев чувствовал себя виноватым в произошедшем, хотя виноват не был.

— Нужно, значит поехали, — произнесла я уверенно.

Дэн первым поднялся с песка и подал мне руку, а когда я тоже встала, так и не отпустил мои дрожащие от напряжения пальцы.

— Денис Станиславович, — обратился к Дэну оперативник Черкасов, успевший выбежать из патрульного автомобиля, когда заметил, что мы возвращаемся на дорогу. — Ева Сергеевна должна поехать с нами в следственный комитет…

Сегодня явно был не его день.

— Она поедет, — почти прорычал Лазарев, смерив его таким взглядом, что тот даже отступил на шаг назад. — Только со мной.

И перечить ему в таком состоянии даже я бы не стала.

На блестящем черном бампере Лэнда светлела длинная царапина, напоминающая о его ночных приключениях, но я почти не обратила на это внимания, будучи поглощенной собственными переживаниями. Дэн открыл передо мной дверцу переднего пассажирского сиденья, а после сам сел за руль.

И когда машина тронулась с места, патрульный автомобиль двинулся за нами, сопровождая до места назначения. Ехали молча, сцепив пальцы рук на подлокотнике между сиденьями. Дэн уверенно держал руль и смотрел прямо перед собой, а я отвернулась в сторону окна, понимая, что боюсь встречаться с ним взглядом. Он переживал за меня и, несмотря на показное равнодушие, тоже был растерян.

Лишь когда Лэнд остановился на парковке у следственного комитета, Лазарев сам осторожно коснулся пальцами моего подбородка и повернул лицом к себе. Произнес:

— Все будет в порядке, клубничка, я постараюсь со всем разобраться.

— Ты ведь и сам не знаешь, что случилось? И я не знаю. Как можно разобраться в том, чего не понимаешь? — спросила я, не удержав взволнованного всхлипа.

Наши лбы соприкоснулись.

— Брось, сама же знаешь, что адвокаты чаще всего работают вслепую, не зная всей правды. А ради тебя я на все готов. И хочу, чтобы ты тоже это знала. Вместе мы со всем справимся, слышишь?

Кивнула, не в силах что-либо ответить и подалась к нему, когда его губы нежно коснулись моих в теплом успокаивающем поцелуе. Но когда привычно прикрыла веки, из-под них покатились горячие, щиплющие щеки, слезы.