В тишине кабинета пощёчина прозвучала хлёстко. Она сначала услышала её, когда голова дёрнулась от удара, потом почувствовала — скула запылала огнём, и потом только осознала. «Он ударил меня?»
Его искажённое злобой лицо выглядело даже прекрасней, чем обычно. И горящие лихорадочным блеском глаза придавали его смазливой внешности оттенок безумия и страсти, которой так не хватало в их отношениях. «Он ударил меня!»
«Сука!» — это не прозвучало, это просвистело ладонью, рассекающей воздух, впечаталось горящим пятном в щеку. Но он этого не сказал.
— Ты уволила меня! — а вот это сказал.
Его рука, вытянулась вдоль тела, и кисть сжималась и разжималась, словно щупальце чудовища.
— Да. И жаль, что мы не в средневековье. Я приказала бы ещё отрубить тебе руку, которой ты посмел прикоснуться ко мне.
— Ты заслужила! У меня маленький ребёнок и жена вторым беременная. На что я буду их кормить?
— Сейчас я, наверно, должна их пожалеть? Сейчас, когда узнала об их существовании, а не когда застукала тебя на диване с бухгалтершей?
— Её ты тоже уволила? — он смотрел сверху вниз со злобой и презрением, слегка выдвинув вперёд квадратный подбородок.
— Да, но не переживай. Она не беременная. И её прокормит муж.
— Какая же ты...
« Сука!» — второй раз мысленно пыталась она ему подсказать.
— ... жалкая!
Дверь за ним мягко закрыл доводчик. Это обожгло даже обиднее, чем пощёчина. Хорошо, что она с ним так и не переспала!
Тонкими струями дождь стекал с крыши кафе. Машины проносились мимо, поднимая фонтаны брызг, заливая грязной водой пластиковую мебель, оставленную снаружи, и нервируя прохожих, которые испуганно прижимались к зданию, пережидая очередного лихача, а затем бежали дальше по своим делам, несмотря на непогоду.
«Надо закрывать свою контору», — вздохнула она над нетронутым салатом. Это какой-то гадкий бизнес: купи подешевле, продай подороже. Что они только не продавали! Безупречно экологическую посуду, счётчики Гейгера, один раз даже башенный кран, списанный, но практически новый. Всё это не приносило ни больших прибылей, ни удовлетворения от работы. Всё это выглядело жалким, таким же как она, директор этой маленькой компании, в которой целыми днями сотрудники за её деньги сидели в соцсетях, вели переговоры с подругами за границей, приписывали ноли к расходам и воровали всё, вплоть до туалетной бумаги.
Она это видела, пресекала, наказывала, штрафовала, увольняла, и каждый раз содрогалась от мысли, что самый распоследний курьер норовит поживиться за её счёт.
«Да, к чёрту! Денег на первое время мне хватит, а там найду работу, и буду преданно вкалывать на какого-нибудь ловкого дядю. Таким честным как я, нет места в этом бизнесе».
Даже скудоумный экспедитор, все достоинства которого — наглость и упругие ягодицы, позволил себе ударить её. За неё некому заступиться. Она у себя одна. В этом грубом мужском мире. Ей нестерпимо хотелось заплакать. От одиночества, от обиды, от несправедливости. Но она сдержалась, только плотнее стиснула зубы, уставившись в окно.
Она приходила в это кафе третью неделю подряд, чуть дальше расположенное от её офиса, чем прежнее и в обеденное время практически всегда пустое. Она за столиком у окна, и парень с книжкой в самом углу у стены. Она видела его каждый раз, когда заходила, а потом он оказывался у неё за спиной.
Она и не думала о нём. Он был не в её вкусе — давно не стриженный, в клетчатой рубахе нараспашку, несвежей майке, старых джинсах и стоптанных шлёпанцах. Иногда он сидел, склонившись над книгой, иногда почти лежал, вытянув ноги вдоль кожаного диванчика и его убитые временем тапки свешивались в проход, всем своим потрёпанным видом вызывая в ней отвращение и стойкую неприязнь.
Зато книга у него всегда в обложке — заметила она, вывернув шею, чтобы убедиться в своей наблюдательности. Он поднял на неё глаза, и она немедленно отвернулась. Такое пренебрежение к одежде и забота о чьём-то напечатанном труде! Из-за этой обложки трудно даже сказать, читает ли он одну и ту же книгу или уже новую.
Ещё перед ним стоял стакан с водой. Только стакан с водой и больше ничего. В более жаркие дни со льдом, но сегодня, когда поливало как из ведра, просто полный — вежливая официантка пару раз за обед выходила и подливала воду посетителям, ей и этому неопрятному парню.
Наверно, при такой проходимости, это кафе тоже скоро закроют. Ей стало грустно ещё и из-за этого — здесь была самая лучшая кухня в округе. И самая незаметная вывеска, и очень неудачное место — рядом со скоростным участком дороги и без парковки. Машины проносились мимо, пешеходы критически осматривали себя, отражаясь в стеклянном фасаде, и тоже шли не задерживаясь. Если бы не такой же ливень пару недель назад, она бы сюда и не зашла.
Её тёплый салат с морепродуктами остыл. Она пожалела усилия повара, который над ним трудился, и засунула в рот листик руколы. Телефон на столе глухо заурчал, выдавая информацию о новом сообщении. От него захотелось спрятаться. И ничего не знать. И выбросить его. И уехать в какую-нибудь далёкую страну, где будет песок, ветер, океан. И жизнь будет идти не по закону рабочего времени, а по какому-нибудь глупому закону сломанных ногтей. Непредсказуемо, легко, нелепо. Сломался ноготь на среднем пальце — к дороге. Рванула к морю, к солнцу, на закат. Сломался на безымянном — подарки, сюрпризы, праздник.
Он стоял на крыше Байок Скай Тауэр на высоте трёхсот четырёх метров от уровня земли. Перед ним расстилался ночной Бангкок, под ним на смотровой площадке восторженно охали туристы, а за ним в звёздное небо — ещё на пять метров вверх —возвышался шпиль-антенна этой сто четвёртой по высоте башни мира. Не самое высокое место, но одно из его любимых.
Жёлтыми лентами причудливо змеились дороги. Светился огнями, сливаясь у горизонта со звёздным небом, город. Ветер шевелил перья в чёрных крыльях ангела.
Одно перо вылетело и застыло на бетонной кромке ограждения. Он равнодушно посмотрел на него, привычным жестом поднял к глазам левую руку и стал рассматривать свои идеальные ногти. Они отливали розовым на фоне тёмной кожи. Изящным жестом достал полировку и пару раз скользнул по одному из ногтей. Это занятие всегда помогало ему думать, а подумать было о чём.
Сегодня была его очередь выбирать «жертву».
Ему не нравилось это слово. Слишком многозначное, неопределённое, размытое, а Самаэль любил точность и всем словам предпочитал цифры. А ещё оно неправильно передавало суть самого выбора. И всё же он его сделал — выбрал девушку, которая едва не погибла. Она и погибла бы, не вмешайся он, Чёрный Ангел. И умерла бы несчастной. А он, Самаэль - Ангел Несчастья. Он видит его, чувствует, распознаёт, иногда создаёт, иногда предотвращает.
Её жизнь была полна разных глупостей, и на общем фоне среднестатистических обывателей для Самаэля она выделялась лишь тем, что верила в правило сломанных ногтей. Как и Самаэль, она придавала внезапной ломкости ногтей особое значение. И эта мелочь решила её судьбу. Он решил дать второй шанс именно ей.
Все Ангелы имеют право вмешиваться в жизнь людей. Можно сказать, что умирая, люди прямиком переходят в руки Ангелов. Но людей умирает слишком много, не каждому крылатые посланники дают вторую жизнь. Они имеют право выбирать. Делать это непросто и когда-то давно они с братьями придумали себе такой способ — брать за основу человеческие приметы и суеверия. Чёрные кошки, рассыпанная соль, чешущиеся ладони. «Кто чего боится – то с ним и случится». Они возвели это в принцип, в правило, в закон. Они дошли до того, что сами стали их придумывать. И «Закон сломанных ногтей» стал шедевром Самаэля. И сегодня он выбрал для его исполнения идеальную жертву. Да, она пострадала, а значит, всё же стала жертвой. И он избрал её, чтобы изменить её жизнь, а значит, к тому же стала жертвой его выбора. Видимо, от этого слова не уйти.
Он тяжело вздохнул и обернулся на шум.
— Лысеешь, брат, — сказал Габриэль, шумно сложив свои белые крылья и наклоняясь за чудом не слетевшим с крыши чёрным пером.
Он положил пушистое пёрышко на белоснежную ладонь и дунул. Оно взмыло вверх и, кружась, стало медленно опускаться. Самаэль не следил за ним. Он смотрел на брата, красные глаза которого блестели от радости, наблюдая за взмывающим и опускающимся по его воле пером. Габриэль считался близнецом Самаэля и Ангелом Счастья. И это счастье он видел во всем.
Они были похожи как день и ночь. Бледный до синевы с небрежно взъерошенной белой копной волос Габриэль. И темнокожий с коротким чёрным барашком кудрей Самаэль.
Его брат альбинос любил песок, солнце и предположительность, а голубоглазый Самаэль — крыши, дождь и точные цифры.
— Спасибо, что не самая высокая крыша, — проверяя рукой надёжность антенны, подал голос Натаниэль, недолюбливающий высоту рыжеволосый юный и дерзкий Ангел Дорог. — И не самая большая. Зато круглая. Спасибо!
Он обошёл шпиль, перешагивая через крепежи и приподнимая свои золотые крылья. Хождение кругами было его слабостью.
— Умеешь ты выбирать места, брат, — сказал он, белозубо улыбаясь.
— Все лучше, чем твои мосты. — О появлении Боэля, томного и изысканного Ангела Подарков, известили серебристые всполохи и искры, сверкавшие в душном воздухе как снег.
Он встал рядом с Ангелом Счастья, наполовину свесив серебристые концы своих туфель с крыши.
— Вижу все уже в сборе! — воскликнул пятый из них, черноволосый и желтокожий невозмутимый азиат, Ангел Любви, краснокрылый Афаэль, появляясь последним.
— Кто у нас сегодня, Сэм? — спросил рыжий, довольно потирая руки. — Самоубийца? Автокатастрофа? Несчастный случай?
— Скорее несчастный случай, чем автокатастрофа, — ответил Самаэль, разворачиваясь и спрыгивая внутрь площадки.
— Как предсказуемо! — недовольно сморщил нос серебристый, даже в такую жару кутаясь в свои меха. — Никакого сюрприза и неожиданностей. Как ты скучен, Сэм.
Она видела перед собой распахнутую рубашку и белую майку-алкоголичку под ней. Круглый кулон на груди просвечивал сквозь ткань. Обе руки в цветных узорах татуировок. Рваные джинсы и, конечно, стоптанные тапки. Надо бы его поблагодарить, всё же он бросился ей помочь. Она подняла голову и неожиданно наткнулась на насмешливый взгляд.
— Ноготь? Это единственное что тебя беспокоит? — и он красноречиво посмотрел на её ноги.
— О, Боже!
Разбитые в кровь колени под разодранными колготками. И порванная юбка. Когда-то кокетливый миниатюрный разрез, а теперь ткань на правом бедре разошлась до пояса, обнажая кружевное белье. Она стыдливо попыталась прикрыться руками. Странно, что совершенно не больно.
— Да брось! - хмыкнул он. — Так даже лучше.
И даже если бы она знала, что ответить, то не успела бы. Из джипа, разрушившего стену кафе, выбрался водитель и тоже бросился к ней к криками:
— Господи, вы живы?! Как я рад, что вы живы!
Он ощупывал её руками, словно проверяя, действительно ли она цела.
— Ушиблась? Головой ударилась? Руки-ноги целы?
— Ноготь сломала, — пояснил парень.
Водитель посмотрел на него недобро и, оглянувшись, поднял перевёрнутый стул.
— Давай-ка присядь, — он усадил девушку и сам присел на корточки, рассматривая её колени. — Наверно, надо в больницу?
Ему двадцать шесть лет. Она знала это точно. Так же, как и то, как его зовут. Ей хватило одного беглого взгляда, чтобы его узнать. Он сильно изменился, возмужал, вырос в плечах, но всё же это был он — её первая любовь, Андрей Савицкий. В школе он учился на год старше. И раз ей двадцать пять, то ему двадцать шесть.
— Да, ерунда, — отмахнулась она, боясь поднять на него глаза. — Просто царапины.
— Нет, нет, — он поднялся и обратился к парню, словно её здесь и не было. — Надо вызвать скорую. Я слышал после аварии люди в шоке ничего не чувствуют, идут домой, а там умирают.
— Со мной правда все в порядке, — возразила девушка и хотела встать в подтверждение своих слов. Ей хотелось убежать отсюда как можно дальше и как можно быстрее, пока он её не узнал.
— Сидеть! — вдруг сказал он резко, пресекая её попытку подняться. — Лучше я сам отвезу тебя в больницу.
Он достал из кармана визитку и вручил её выбежавшей на шум и с ужасом смотрящей на учинённый погром официантке.
— Передайте хозяину, — он протянул ей карточку. — Скажите, я готов обсудить с ним причинённый ущерб.
Официантка растерянно посмотрела на парня в тапках, но карточку взяла.
— Идти сможешь? — он протянул девушке руку, но она боялась к нему прикоснуться и встала сама. — Где твои вещи?
Она растерянно оглянулась, но её опередила официантка. Она протянула водителю сумочку и бежевый плащ, предварительно стряхнув с него осколки.
— Может лучше скорую, — последняя надежда ускользнуть сделала её голос жалобным. — Машина же тоже пострадала. Надо, наверно, аварийных комиссаров вызвать.
— Каких на хрен комиссаров? — он обогнул её, чтобы открыть дверь машины.
Несмотря на изрядную вогнутость и повреждения, дверь открылась легко. Видимо, поездки уже не избежать.
— Я найду того козла, что меня подрезал. И заставлю его заплатить и за машину, и за кафе, и за твоё лечение. Давай помогу!
Он усадил её на заднее сиденье. А сам осадил сработавшие подушки безопасности и сел за руль.
Вокруг аварии уже собралась толпа зевак, набежавших как муравьи на разлитое варенье. Несколько человек снимали произошедшее на телефон.
— Телефон! — вспомнила она. — Мой телефон! Он лежал на столе.
Но машина уже завелась, и глядя на неё в зеркало заднего вида, он сказал:
— Не переживай, я куплю тебе новый. Твоему, наверняка, каюк.
Телефон было жальче, чем разбитые колени, порванную юбку и сломанный ноготь. Новые гелевые ногти, к слову сказать, тоже обошлись ей недёшево. Но телефон! В нем хранилась вся её жизнь. Её работа, её друзья, её семья. Хорошо, если его подберут работники кафе. Она твёрдо намеривалась потом за ним вернуться. Но вдруг его утащит кто-нибудь из зевак? Эх, ну что она такая тряпка? Она не посмела настаивать, и машина, мягко урча, тронулась с места.
— Тебя как зовут-то?
Его карие глаза в узком зеркале рассматривали её с любопытством.
— Арина, — ответила она. Имя у неё редкое. И он вряд ли его забыл, если знал.
— Мы, случайно, раньше нигде не встречались?
«Значит, забыл!» — сердце разочарованно ухнуло вниз.
Она думала, он довезёт её до дома, и отправится по своим делам. Но он пошёл с ней. Придержал тяжёлую дверь в подъезд. Вместе с ней втиснулся в лифт.
Воняло мокрой псиной. Но запах его одеколона, свежего цитрусового незнакомого перебивал эту вонь. Он стоял слишком близко, недопустимо близко. Она боялась встретиться с ним глазами в этом тесном пространстве и смотрела на пуговицы его рубашки.
Маленькие плоские белые с четырьмя дырочками. На бежевой в коричневую полоску рубашке. Верхняя на воротнике расстёгнута — ямочка на шее, следом ещё одна — обнажённый кусочек груди, потом три закрыты наглухо, а шестая как раз перед пряжкой ремня. Потом рубашка уходит за ремень. Интересно, сколько на ней ещё пуговиц? Ремень, гульфик, большие пальцы его рук в карманах брюк. Кожаный браслет. Круглое тонкое кольцо на среднем пальце. Чёрный волос слона пропущен по ажурному серебру. На удачу. Лёгкий пушок волос по тыльной стороне ладоней. Как это всё ново, неузнаваемо, волнующе.
Лифт жёстко осел, останавливаясь на нужном этаже. Она качнулась, едва не уткнувшись лицом в его вздымающуюся в такт дыханию грудь. Его рука легла на её спину, провожая к выходу.
Она полезла за ключами, ожидая слов прощания, но он ждал, когда она откроет дверь. А когда дверь открылась, окатывая её запахом дома и застарелого одиночества, она сказала то, чего говорить никак не собиралась:
— Зайдёшь?
И он замер на секунду, не ожидая этого предложения, а может подумал о чём-то своём. Но глаза их встретились именно в этот момент, и ему понадобилась лишь доля секунды, чтобы понять, что это не просто приглашение зайти в квартиру.
Десять лет назад она продала бы душу дьяволу за то, чтобы он её поцеловал. Но то как он целовал её сегодня стоило больше одной её жалкой души. Она не знала, чем это заслужила. Но десять лет назад он точно не умел так целоваться.
Она отступала вглубь квартиры, оставляя на полу свою одежду, а он шёл за ней как слепой за собакой-поводырём, натыкаясь на косяки, сбивая локти, расстёгивая сам свою рубашку, спотыкаясь об её одежду. И ни секунды он не сомневался и ни на мгновение не дал ей возможности задуматься правильно ли она поступает.
Он повалил её на кровать и прижал собой, впиваясь в неё губами с новой силой. Она обхватила его ногами — он словно создан для неё. И весь остальной мир перестал для них существовать.
Звонкой барабанной дробью стучал по подоконнику дождь — это первое, что она услышала после его неровного дыхания.
— Боже! Где ты была всю мою жизнь? — сказал он, переворачиваясь на спину.
И ей вдруг стало стыдно, что она отказалась от него, заставила себя забыть, сбежала. Может, она действительно ему предначертана? А он ей? Может поэтому судьба повернулась так, чтобы они снова встретились?
А может им было предназначено встретиться именно сейчас, когда оба стали к этому готовы?
Он подпёр рукой голову, рассматривая её в упор.
— Муж, дети, кошки?
Она отрицательно покачала головой и задала ответный вопрос:
— Жена, дети, собаки?
— Две, но обе бывших. Дочь от первого брака. Ручной хорёк.
«Он ещё жив?» — хотела воскликнуть она. Именно известие об очередном хорьке потрясло её больше всего.
— Хорёк тоже девочка. Зовут Пипа, — продолжил он.
Значит новый. Прошлого звали Пончик.
— Прямо женское царство.
— Есть немного, — улыбнулся он. — Но хоть парень-то какой есть?
— Хоть какой есть, — соврала она. — Но живём мы не вместе.
— И кто он?
— Тебе зачем?
Она села и недоверчиво посмотрела на него через плечо.
— Хочу знать с кем придётся за тебя бороться.
Он выглядел серьёзным как никогда.
— Но ты права. Какая разница кто он, если ты создана для меня.
И опять это чувство сожаления, шорох пропущенных лет, горечь потерянных встреч. Поразительно, что это чувство предназначенности друг другу так остро почувствовали они одновременно.
— Тебе придётся бороться скорее с собой, чем с ним.
— Нет, ты не понимаешь, — он тоже сел. — Такого со мной никогда не было. Я словно знаю тебя всю жизнь. Словно здесь, в этом городе ты всегда была рядом. Незримо, незаметно, но всегда рядом. Именно из-за этого чувства я вернулся, едва закончив универ в Питере.
Он встал, натянул трусы, подошёл к окну, отдёрнул штору. Он смотрел на дождь, но думал о чём-то своём. И действительно выглядел озабоченным.
— Это чувство, — он повернулся. Хмурая морщинка между его бровей. — Именно из-за него я первый раз женился.
Он сел на кровать. Вещи разбросаны по полу, но она дома, поэтому просто встала и перешагивая через них достала из шкафа халат. Бинты уже ослабли настолько, что больше не мешали ходить. Но он смотрел на них, словно они что-то ему напоминали.
Ехать в дождь на мотоцикле — то ещё удовольствие. Особенно в городе. Машины окатывают грязными потоками воды, визор мотошлема "потеет", руки мёрзнут, а водонепроницаемый костюм ожидаемо промокает. Но мотоцикл давно стал для него частью его самого, о таких мелочах как дождь он давно не думал. И о таких вещах как парковка тоже.
Он поставил свой байк прямо под козырьком крыльца детской краевой больницы. Проезжая, приветливо кивнул охране, прячущейся от ливня в маленькой будке. Им даже шлагбаум не пришлось открывать — он проскользнул в проход для пешеходов. Он так часто бывал здесь за последние шесть лет после того как Алисе поставили неутешительный диагноз — муковисцидоз, что чувствовал себя здесь своим. Последнюю неделю он бывал здесь каждый день.
— Привет, лисёнок!
Белый халат он накинул прямо поверх промокшей куртки, а шлем держал в руках.
— Привет, ковбой!
Его семилетняя сестра радостно улыбнулась при его появлении. Он постарался поддержать в ней этот оптимизм и тоже улыбнулся. Сделать это было с одной стороны нетрудно — он обожал свою сестрёнку, а с другой стороны — эти черные круги у неё под глазами, тяжёлое дыхание, пластмассовая трубка, подведённая к маленькому гордо вздёрнутому носику — все это выглядело так противоестественно. Но что толку думать об этом.
— А где мать? — он осмотрелся по сторонам в маленькой палате, ища признаки присутствия женщины.
— Мама сегодня не приходила, — сказала девочка, опуская глаза в альбом, в котором она что-то самозабвенно рисовала. — А доктор Петров просил тебя зайти, если ты придёшь раньше семи.
Он посмотрел на часы — восемнадцать сорок пять.
— Тогда я к доктору, — он положил на стул шлем. — Не скучай!
— Хорошо, — ответила девочка, не отрываясь от рисования.
— Можно? — он заглянул в ординаторскую.
— Заходи, Максим, заходи, — благовидный немолодой доктор, показал рукой на кресло напротив себя.
— Я постою, — ответил парень, критически осматривая свои мокрые штаны.
— Как скажешь, — не стал настаивать врач. — Долго тебя не задержу.
— Как она?
— Не буду тебя обманывать — не очень. — Он тяжёл вздохнул. — Синегнойная инфекция. Нужен курс Бромистина.
— Она же два месяца назад проходила курс антибиотика. — Парень всё же сел.
— Да, и снова состояние её ухудшилось. И собственно именно об этом я и хотел с тобой поговорить.
Он откинулся в кресле и посмотрел на парня внимательно.
— Основная проблема рецидивов в том, что вне стен больницы за ней нет должного ухода. Физиотерапия нерегулярная. Гимнастику она почти не делает. И что самое худшее — стесняется отхаркиваться. Застой слизи в лёгких возникает быстрее, чем можно было ожидать при должном присмотре за ней и соблюдай она все рекомендации.
Парень понуро опустил голову.
— Я понял. Я поговорю с матерью. Сколько нужно на лекарство?
— Почти триста тысяч, — ответил врач, открывая папку. — Да, двести восемьдесят шесть. Выписывать?
Парень кивнул.
— Хорошо, медсестра занесёт рецепт в палату.
— Что-нибудь ещё надо? — он обернулся у двери.
— Главное, дисциплина, Максим. К сожалению, это неизлечимое заболевание. Именно от ваших совместных усилий будет зависеть, как она будет себя чувствовать. Ферменты, ингаляции, регулярные курсы антибиотиков без этого тоже не обойтись. Но с этим заболеванием ей придётся прожить всю жизнь. И важно, чтобы Алиса не просто выживала, а жила в условиях близких к нормальным. И в ваших силах обеспечить ей такую жизнь.
— Да, я понимаю, — сказал парень и вышел.
— Что сказал доктор Петров? — спросила девочка, когда он вернулся в палату.
— Что ты очень хорошая девочка, но тебе придётся ещё немного полежать в больнице.
— Это я знаю. Но он сказал что-то ещё? — она внимательно сверлила его тёмными бусинками глаз, прищурившись. — Ты хмуришься.
— Он сказал, что ты стесняешься отхаркиваться.
Она опустила глаза, нарочито увлёкшись своим рисунком. Максим знал эту её привычку делать вид, что она ничего не слышит, когда разговор заходил на темы, которые ей не нравились. Он как ни в чём ни бывало снял халат, снял куртку, оставшись в одной футболке с коротким рукавом, потом приставил стул к кровати и сел на него задом наперёд, положив руки на спинку. Он давал ей понять, что никуда не уйдёт, пока она не ответит. И он действительно мог сидеть так очень долго.
— Это противно, — наконец, сказала она, так и не подняв глаз от рисунка. — Все оглядываются, и отодвигаются, словно я заразная.
Её задержала нелепость — соседская болонка, которая решила охранять подъезд изнутри. Арина открыла дверь, и она тут же бросилась злобно тявкать. Дверь пришлось прикрыть до крошечной щёлки, в которую псина молча разглядывала девушку круглым глазом-бусинкой из-под курчавой чёлки. Но стоило щель сделать шире как она тут же поднимала лай и сдавать свои позиции не собиралась. Её, конечно, можно пнуть и выйти, но ведь дверь надо ещё запереть, и если собачонка осмелится цапнуть сзади за ногу, то бежевым брюкам из этой схватки целыми и чистыми явно не выйти — такая грязная она прибежала после прогулки. Арина закрыла дверь, надеясь дождаться её хозяйку.
Бесконечно долго длились эти минуты. Когда, наконец, эта моська просеменила впереди своей хозяйки, победно тявкнув, Арина, поспешила на работу.
Она любила приходить на работу раньше всех. Открывала окна, чтобы впустить прохладный утренний воздух и проветрить стойкий запах мебели и нового ковролина. Включала кофеварку, чтобы наполнить лёгкие офиса ароматом кофе. Будила компьютер, чтобы с чашечкой бодрящего напитка начать рабочий день со свежей почты. И ей нравился и этот крепкий настой запахов, и её светлый кабинет, и лучи солнца, с утра лежащие на её столе косыми бликами.
Её любимые минуты тишины. А потом офис начинал оживать. Прибегала суетливая Виолетта, оглушая шумными приветствиями и едкими духами — только она осмеливалась поздороваться лично, о приходе остальных сотрудников извещали звуки отодвигаемых стульев, гудение включаемых системных блоков и сдержанные разговоры вполголоса — все знали, что она уже здесь.
Но сегодня Арина собиралась дольше обычного, плюс её задержала отважная шавка, и под впечатлением вчерашних событий, она что-то слишком медленно шла, перепрыгивая через лужи и пытаясь привести в порядок и свои мысли, и свои чувства.
В результате она только пересекала служебную парковку, огибая свой так и оставшийся здесь ночевать автомобиль, когда увидела, что её секретарь Виолетта и менеджер по продажам Елена Николаевна - две перепуганные курицы - машут руками перед людьми с буквами «МЧС» на спине. Прямо у главного входа в многоэтажное офисное здание.
— Арина Александровна! Арина Александровна! — кинулась ей навстречу Виолетта, едва не попав под машину.
В другой день эта её секундная заминка перед едва плетущейся по закрытой территории BMW стала бы предметом разговоров на весь день, но сегодня явно случилось что-то из ряда вон выходящее — она даже не обратила на машину внимание.
— Арина Александровна, это просто ужас какой-то! Ваш телефон не отвечает, а там такое! Стена разрушена, окно вдребезги!
Но толкового объяснения от взволнованной девушки она так и не получила. Всё стало ясно, только когда Арина поднялась на четвёртый этаж и всё увидела своими глазами.
В её любимый кабинет упал башенный кран. По иронии судьбы тот самый, что они и продали когда-то компании-подрядчику, работающей рядом.
Как пояснили сотрудники МЧС, из-за сильных дождей опору подмыло, и соседняя стройка лишилась грузоподъёмной машины, а Арина личного кабинета. По счастливой случайности произошло это ночью и здание оказалось офисным, поэтому никто не пострадал.
Нервно вздохнув при виде разрушенного помещения и прикидывая причинённый ущерб, она с облегчением выдохнула, понимая, что все вопросы по ремонту придётся решать не ей, а Алексею Ивановичу, крупному мужчине с большим сизым носом, который уже стоял в её развороченном кабинете и озабоченно потирал лысину.
И Арине, глядя на этого хмурого «Джузеппе», как они называли его между собой, который ежемесячно брал за аренду неприлично кругленькую сумму, вдруг стало безразлично, как он будет эту проблему улаживать. Она подумала, что это знак. Закрываться, значит, закрываться. Или для начала от всего этого просто отдохнуть.
— Виолетта, перенесите из моего кабинета все бумаги и вещи. Всё, что уцелело. Желательно до того, как отсюда уберут этот кран, а то после спасательной операции от них живого места не останется.
Она с сожалением посмотрела на безнадёжно затоптанный пол из светлого ковролина, засыпанный листочками для записей с отпечатками чьих-то рифлёных подошв, на сломанный стол, на разбитый монитор и всё же вздохнула. Ей нравился этот кабинет. «Надеюсь, после ремонта он станет ещё краше. И хорошо бы его ремонтировали недели две, а лучше целый месяц».
Она не стала посвящать в свои планы сотрудников, особенно уже скомпрометировавшую себя Виолетту. Пусть работают в обычном режиме! Ей же надо в первую очередь, если не вернуть свой телефон, то хотя бы восстановить сим-карту.
Она спустилась в вестибюль, сегодня слишком шумный и многолюдный. Люди с камерами и логотипами местной телерадиокомпании брали интервью у сотрудников МЧС, зеваки из числа работников многочисленных фирм, снимающих здесь офисы, с интересом внимали или просто толкались рядом.
Среди всего этого людского моря метался парень с букетом красных роз.
— Вы кого-то ищете? — решила она помочь.
— Не подскажете, мне нужен офис 420, — шмыгнул он носом и вытер его тыльной стороной ладони.
Это номер её офиса.
— А компания какая? — уточнила она.
Tigre de Cristal — первое казино интегрированной развлекательной курортной зоны «Приморье» открылось осенью прошлого года. Макс посетил это грандиозное заведение в день операционного открытия для тестирования.
Вместе с представителями власти, бизнеса и именитых гостей он пил бесплатное шампанское, слушал красивые речи об укреплении инвестиционных позиций региона, вдыхал запах нетронутого сукна и наслаждался медным певучим тембром саксофона.
Как приятно, наконец, вылезти из прокуренных комнат подпольных казино и забыть залитые пивом столы полуофициальных покерных клубов. Стоять на лоснящемся мраморном полу. Сидеть в красном кожаном кресле. Дивиться на одутловатую толстопузую элиту в сопровождении томных дамочек.
Макса на пафосное мероприятие пригласил давний приятель, заядлый игрок и весельчак, мелкий чиновник дослужившийся до крупного и переехавший по служебной необходимости из их родного города в столицу Приморья.
Его крупная голова с залысинами мелькала среди гостей, пухлые ручки с ямочками как у младенца меняли не первый бокал, и узел яркого галстука висел на расстёгнутом вороте рубашки, там, где должна быть шея. За отсутствие шеи его и прозвали Джабба. Макс машинально следил за его передвижениями и думал о том, что этот увалень ещё больше разожрался как получил повышение.
Восемь часов езды отделяло город, где жил Макс от этого самого большого казино в стране, если ехать по трассе. И второй раз, уже на торжественное открытие казино, через месяц он приехал всё с тем же Джаббой на его широкозадом Лексусе и чуть не стал владельцем этого самого Лексуса.
Ещё в машине они поспорили на джип против «Толстяка». Тостяк — Harley-Davidson Fat Boy, байк Макса, всегда был объектом вожделения Джаббы. И хоть машина стоила в два раза дороже чоппера, и Джабба мог бы легко купить себе любой байк, он говорил: «Купить — это так скучно, то ли дело выиграть!» И он спорил всегда на самое дорогое. Зная, как Макс привязан к своему байку, он поставил против него свой любимый джип.
Поспорили на блэк-джек. Играли вдвоём против дилера и делали минимальные ставки, не обращая внимания сколько проигрывают казино. Главное — кому из них двоих за сто партий чаще выпадет блэк-джек.
Первую сотню сыграли вничью и это ещё больше раззадорило Джаббу. На второй их секундант сбился, и победу Макса в последнем раунде не засчитали, так как безшеий утверждал, что это сто первая ставка. Пришлось играть третью сотню.
В глазах уже рябило от цифр, от фишек, от малинового сукна с розовыми квадратами, но обиженная недоверием удача Макса вошла во вкус, и он выиграл всухую.
Джабба кинул ему через стол ключи, встал, сорвал свой аляповатый галстук и наклонившись вперёд как марафонец после дистанции, тяжело задышал. Девушка-дилер даже распереживалась не хватит ли его удар. Не хватил — именно ради этих острых ощущений Джабба и играл.
Правда потом, после ужина в ресторане и усиленных возлияний спиртного в номере гостиницы при казино, он, хитрец, всё же сделал Максу предложение, от которого тот не смог отказаться: предложил вместо Лексуса кафе.
Главной ценностью ООО «Оазис», которое Джабба переоформил на Макса являлось не кафе, а нежилое помещение, в котором оно находилось. И хоть бывший владелец уверял, что бизнес прибыльный, парень помнил его кафе. Для переехавшего в другой город хозяина оно давно стало обузой, и Макс на многое не рассчитывал. Оказалось, его расчёт пришлось поделить ещё пополам.
Но он остался доволен. Решил проблему с жильём и местом для байка. Уволил весь прежний персонал, набрал новую команду. Благо после его Торгово-Экономического Техникума, который он закончил как специалист по технологии продукции общественного питания, трудностей в поиске кадров он не испытывал. Взял одного толкового шеф-повара с которым работал по очереди.
С того дня прошло полгода, но он ещё не решил стоит ли что-то вкладывать в это кафе или продать и забыть. Место откровенно неудачное, хотя возможность устранить проблему с парковкой он нашёл. Только решалась она деньгами, которые в кафе не заработаешь — прибыли едва хватало на сносную зарплату. А Макс всё думал, всё ждал какого-то толчка.
Сегодня, отмахав восемь часов в седле, он подъехал к казино ранним утром. Снял номер. Его здесь уже знали, даже помнили какой именно номер ему понравился больше остальных, но он выбрал самый дешёвый. Шиковать он не любил — рассчитывал только на то, что имел. Даже обед прихватил с собой и планировал за день просто отдохнуть и выспаться.
Администратор гостиницы немного подкорректировала его планы. Она пришла почти сразу. Принесла бутылку шампанского. Стройная девочка в фирменной одежде — он приметил её ещё в прежний приезд. И прошлый раз ему понравился. Судя по тому, что она пришла снова — ей тоже.
— Сегодня ждём большую делегацию китайцев, — рассказывала она, расстёгивая рубашку.
Он помогал ей с рукавами, целуя в ямочку между выпирающих ключиц.
— Они заказали VIP-зал для покера.
Он опускался вниз по ложбинке между грудей, по плоскому животу к другому своему любимому месту — пикантным бугоркам костей над низкой талией её кружевных трусиков. Когда и они полетели вниз, она ещё пыталась что-то говорить, но он развернул её спиной, и она послушно упёрлась руками в кровать. Тонкая и хрупкая спина с выступающими позвонками — он провёл по ним рукой, и девушка окончательно замолчала. Выступающие лопатки. Что может быть прекрасней? Он дотянулся рукой до влажного — она готова, и он не видел смысла тянуть.
Он разменял ещё триста долларов и решил, если сейчас ничего не выиграет, поедет домой. Это неправда, что хорошие игроки азартны. Хорошие игроки расчётливы и бесстрастны. Таким был Чудик, тот самый умник, что имел пристрастие к мёртвым языкам и придумыванию прозвищ. Простое русское имя Пётр Чудинов очень ему шло. В свои тридцать он до сих пор выглядел закомплексованным щуплым подростком в очечках. Вечно взъерошенный, конопатый, с кривыми зубами и мягкой застенчивой улыбкой, он не производил впечатление умного. Только впечатление это было обманчиво. Перейдя от шахмат к покеру, он стал сильнейшим игроком исключительно благодаря своему уму.
Себя Макс считал не хорошим игроком, а просто удачливым. Его сумасбродные поступки иногда приносили ему неплохие дивиденды, но он ими не гордился и имел кое-какие принципы: он никогда не пил в казино алкоголь, чтобы иметь ясный ум и не притуплять чувство страха, и никогда не проигрывал больше половины, если чувствовал, что карта не шла.
— Пошли пагтейку в холдем, — встретил его Веник и взял направление к покерным столам.
— А Чудик где? — спросил его Макс по дороге, зная, что они обычно ходили вместе.
— В Ви-ай-пи-зоне. Обыггывает желтолицых.
И оба они ни секунды не сомневались, что дело обстоит именно так. Хотя тень беспокойства мелькнувшая на лице Лето не ускользнула от Макса.
В одном из залов шёл покерный турнир. Суммы за выигрыш предлагались неплохие, но турниры проходили в формате Re-buy & Add-on, а Макс ребаи и аддоны не любил. Принцип игры прост: увеличивать свой стек, рисковать и идти ва-банк. Поэтому игра в течение первого часа обычно очень лузовая и агрессивная, часты ол-ины. Если в них не участвовать, то просто потеряешь всё на блайндах, если учувствовать — очень велик риск проигрыша, даже если будет преимущество, вероятность в районе «50 на 50», а много таких коин-флипов подряд вряд ли удастся выиграть… В-общем, они прошли мимо кучки болельщиков и зевак.
В следующем зале за лиловым сукном столов стояла почти гробовая тишина и мелькали знакомые лица. Не в силах усидеть на месте метался рядом со своим креслом Сука, нервный и вертлявый как собачонка армянин. Все свои эмоции он выражал одним словом, за которое и получил своё прозвище. В этот раз он остался один на один с Сейко, молоденькой японкой русского происхождения, невозмутимой, с непроницаемым лицом. И Сука прыгал как блоха и настаивал, чтобы она сбросила карты, потому что у неё всё равно ничего нет. Но Сейко думала и ноль эмоций на его провокации.
— Погоди, — придержал Лето Макса за рукав и спросил шёпотом, заглядывая на их стол: — Как думаешь, она гешила его заблефовать?
— По-моему, он до сих пор не может успокоиться, что она его отшила. Но так скакать с плохой рукой он бы точно не стал.
Сейко сделала ставку. И прорычавший себе под нос «Сука!» соперник пошёл ва-банк. Он выложил на стол А-9: туза и девятку. Не плохая карта, но у Сейко оказалась карманная пара десяток.
— Сука! — теперь это прозвучало точно в адрес девушки.
Горячий армянский парень пнул стул и ушёл, не оглядываясь, выкрикивая что-то на своём гортанном языке.
Сейко встала по-прежнему с невозмутимым лицом. И только когда в ответ на сдержанное «Красава!» она порывисто обняла Макса, он понял, как она переволновалась.
Лето увёл её в бар поить водкой, а Макс сел на свободное место за стол. С таким коротким стэком всего в триста долларов его стопка фишек смотрелась не авторитетно, но случалось ему управлять и меньшим.
К тому времени как Лето вернулся, у Макса осталось чуть больше половины. В последней партии он сбросил в первом же раунде и вышел из игры.
Они стояли в гудящем как пчелиный улей большом зале, и Лето всё тревожней посматривал в сторону закрытых дверей VIP-зоны.
— Покгутим гулетку? — предложил он.
Рулетка всегда поднимала Максу настроение и это показалось ему неплохой идеей. Спускать оставшееся, так хоть с удовольствием.
— Слушай, Бомбус, я могу тебе помочь, — сказал Лето, пока очередной раз крутилось колесо. — Займу триста штук, раз надо.
Подлый шарик опять выбрал красное и нечётное, когда Макс поставил наоборот, и он потерял к нему интерес.
— Надо, Веня, но я не знаю, когда смогу отдать, — вздохнул Макс.
— Зато я знаю, — и судя по оживлению на его лице, он не только что это придумал, просто ждал подходящего момента.
Макс удивлённо вскинул брови.
— Отдашь чегез месяц, потому что загаботаешь.
— Ты работу что ли решил мне предложить?
— Да, — он словно намеренно тянул время.
— Это где ж у нас триста штук в месяц платят?
Лето сгрёб свои фишки, метнул одну через стол и подмигнул дилеру. Встал, приглашая Макса отойти.
— Габота не пыльная, но пгофиль не совсем твой.
В тёплом уютном гнёздышке своей квартиры решение бежать уже не казалось ей удачным.
Сквозь закрытые веки прислушиваясь к шуму воды в душе, шипению кофеварки, бубнящему в кухне телевизору и осторожным шагам Андрея она подумывала затаиться, замереть как хамелеон, мимикрировать под мебель, слиться с простынями и по возможности вообще не шевелиться. И пусть она понимала, что думает об этом в отношении именно сегодняшнего утра, но то, что таким нехитрым способом можно скрыться и от Че, сквозь утреннюю похмельную пелену представлялось ей разумным.
Но не зная её истинных мотивов, Савицкий вдруг развёл бурную деятельность: полазил по сайтам туроператоров в поисках «горячих» путёвок, почитал отзывы, позвонил своему турагенту.
К десяти утра вместе с завтраком в постель он принёс ей исчерпывающую информацию о том, куда можно улететь в ближайшие дни.
— А ты сам куда бы поехал? — спросила его Арина, дожёвывая бутерброд.
— Я бы на Самуи. — Он развернул к ней MacBook. — Только вылета нет раньше, чем через три дня.
— На Самуи, наверно, дорого, — наклонилась она к экрану. — Сейчас вообще Тайланд дорогой.
— Нормально, — отмахнулся он. — Надо только с гостиницей определиться. Я тут одну уже присмотрел. Бунгало прямо на берегу. Мелкий песочек, камней по минимуму. Своя бухточка. Даже в отлив море не уходит.
Она видела, как горели его глаза, пока он показывал ей завораживающие пейзажи.
— Звучит волшебно.
— Значит, решено! — довольный, он закрыл ноутбук. — А какой там аэропорт! Один из самых красивых и необычных в мире.
Он убежал на кухню звонить, а Арина так и не вставая с кровати потянулась к креслу за его подарком. Он подарил ей точно такой телефон, какой у неё был (не зря так подробно расспрашивал!). Вставив новую симку, нашла в телефонной книге только три номера, один из которых она и так помнила наизусть.
— Надеюсь, я тебя не разбудила?
— Издеваешься? — бодрый голос любимой подруги звучал музыкой для души. Фоном ему в трубке служили голоса орущих детей. — Мои архаровцы разве дадут поспать?
— Господи, Лерка, мне столько всего нужно тебе рассказать! И вообще, я так уже соскучилась.
— Так надо встретиться!
Но встретиться не получилось, также, как и улететь через три дня. Только через две недели они с Лерой, наконец, договорились:
— В нашем любимом месте?
— Ну, а где ещё есть шанс расслабиться мамаше с двумя маленькими детьми? Только в детском парке.
Они сидели на открытой веранде летнего кафе и, мешая пластиковыми палочками в бумажных стаканчиках бурду цвета кофе, следили за тем как Леркины трёхлетние близнецы в песочнице терзают две больших пластмассовых машины — каждый свою.
С Лерой они подружились в университете. Вместе жили в общаге, вместе пропускали лекции, вместе гуляли тёплыми майскими ночами вместо того, чтобы готовиться к экзаменам. Вместе познакомились с будущим Леркиным мужем. Коварный план познакомить на их свадьбе Арину со свидетелем провалился, но с мужем они всё равно жили душа в душу, и с Ариной остались лучшими подругами.
— Значит, эта жучка, Анфиса, стала его женой? — Лера отхлебнула из стаканчика, сморщилась и отставила его подальше. — Не пей это.
— Я сама в шоке. Мы же после школы с ней, считай, и не виделись. Я перебралась от родителей в общагу, а это на другом конце города. А она никуда не поступила, и вообще сразу после школы родила. Мама мне всё говорила, что Анька гуляет возле дома с колясочкой, но я без внимания.
— Погоди. С колясочкой? Сразу после школы? Так ребёнок Савицкого это её второй?
— Да, у неё второй, у него первый. А толку? Всё равно ни один мужик с ней не остался. А ещё мне кажется, она бухает. По крайней мере, точно работает продавщицей в вино-водочном, и маманя говорит, выглядит очень потасканной.
— Мама у тебя шпион, — усмехнулась Лерка.
— А то! — Арина тоже отхлебнула кофе и сморщилась. — Ослиная моча лучше.
— Не знаю, не пила. И что у вас с Савицким?
Арина выразительно пожала плечами.
— Понятия не имею. Всё как-то слишком быстро закрутилось. Одна авария, другая, и он сразу ко мне переехал. Тут ещё вернулся Че. В-общем, я в смятении.
— А этому султану Сулейману что ещё понадобилось? Маша, не ешь песок! Камни тем более! Плюнь сейчас же! Ваня, ты тоже выплюни всё, что у тебя во рту! — она дождалась пока дети освободят рты от гладких камешков, найденных ими в песке, и потом только вернулась к разговору.
— Так зачем нарисовался Че?
Но Арину так впечатлил вид этой обмусоленной речной гальки, что она не удержалась: — Ты не боишься? Они же грязные.
— Кто? Камни? А, — Лера махнула рукой. — Первый раз что ли? Толще будут. Не отвлекайся.
— Ты помнишь, я же сначала перепугалась, когда он нарисовался, хрен сотрёшь. Подумала, он за мной следит. Потому что появился он ровно в тот день, когда я первый раз привела к себе Савицкого.
— Да, помню, и вы прямо с порога, не раздеваясь… — улыбнулась подруга.
— Мы разделись, прошу не приукрашать. А Че давай тоже с намёками на чувства. Но, к счастью, это оказалось не больше, чем его привычные повадки блудливого кота. На самом деле он решил передать мне одно своё предприятие в рамках «Альстен Групп», которым больше не хотел заниматься.
Арина пыталась сказать это как можно беспечнее, но подруга — на то она и подруга — сразу почувствовала фальшь.
— Прямо взять и передать? И ничего не попросить взамен?
Море. Его дыхание невозможно перепутать ни с чем другим. Оно шумело совсем рядом, оглушая монотонным шелестом и сбиваясь ритмичными всплесками волн. Солёный запах ветра, благоухание свежести, сладковатость водорослей, терпкость йода… и беспечность отпуска. Неужели она заснула на пляже?
Арина попыталась пошевелиться и под ладонями зашуршал песок. Облизнула пересохшие губы, и теперь песок заскрипел на зубах.
— Ты знаешь, что песок — это всё, что осталось от скал, валунов и простых камней? Время, ветер, дождь, солнце и снова время разрушили горы, осыпали скалы, растолкли валуны, раздробили камни и превратили их в миллиарды миллиардов песчинок.
Она никогда раньше не слышала этот голос, негромкий, певучий и немного сиплый. Он звучал прямо над ней. И разлепляя глаза она приготовилась увидеть дядьку в шезлонге с коктейлем, а увидела парня в чём-то вроде простыни, сидящего у подножия скалы. С белыми растрёпанными волосами, весь какой-то бесцветный, он сливался со своим одеянием в тени большого камня, зарыв ноги в песок.
— Каждая песчинка также уникальна и не похожа ни на одну другую как снежинки, — продолжал он, не обращая внимание на то, как растерянно она оглядывается.
Пустой пляж. Ни шезлонгов, ни зонтиков, ни полотенец, и ни души, не считая этого философствующего альбиноса.
— Ты кто? — испуганно спросила она, после того, как изучила свою дорожную одежду и нашла в кармане зубную щётку.
— Габриэль, — ответил он, ничуть не смутившись прямотой её вопроса. Оценил её вопросительно вскинутые брови и добавил: — Ангел Счастья.
— Ну, конечно! — она обречённо опустила плечи. — Значит, я умерла.
— Ещё нет, — ответил он, хотя она не спрашивала. — Но это что-то вроде испытательного срока. Понимаешь, смерть тоже нужно заслужить.
Он встал и прикрылся рукой, когда его лицо оказалось под прямыми солнечными лучами.
— А счастье заслуживать не надо. Оно бывает просто так. Не упусти его! — сделал несколько шагов по песку и исчез.
Она ещё хлопала глазами, разглядывая его лёгкие следы, когда он вернулся.
— И вот ещё что, — теперь его голос звучал повелительно. — Давай-ка раздевайся!
— Что значит раздевайся?
— То и значит. Снимай с себя всё!
Арина поднялась, отряхнула песок, но дальше замерла в нерешительности.
— Давай, давай! Как на приёме у врача. Видишь, я типа в белом халате, — он показал на свой развевающийся балахон, а потом требовательно протянул руку.
— Бельё тоже? — как-то стыдно остаться голой перед незнакомым мужиком, кем бы он не представился.
— Обязательно, — и снова протянув руку он демонстративно отвернулся. — Давай быстрее, а то я сгорю. Очень люблю солнце, но оно мне категорически противопоказано.
— Потому и любишь, — сказала она, вкладывая в его руку остатки одежды, и ногой пряча в песок зубную щётку.
— И ты права, — он равнодушно осмотрел её с головы до ног, пока она стыдливо прикрывалась руками. — Вот теперь порядок!
И снова исчез, теперь вместе с вещами, оставив её голую и беззащитную в этом необитаемом месте.
Она зашла в воду. Тёплая волна ударяла по ногам и спадала, но первый раз её это не радовало. Ни бирюзовое море, ни пальмы, ни густая зелень за ними, ни мягкое солнце, распадающееся на лучи из-под прикрытых рукой глаз — что со всем этим ей теперь делать?
Но долго мучиться не пришлось. Оказалось, место было не таким уж и необитаемым — по кромке прибоя прямо на неё скакал белый конь.
Испачканный в песке, с мокрым хвостом он остановился и, прядая ушами, доверчиво потянулся к её протянутой руке. Она погладила его по умной морде — мягкий и тёплый, он хлопал длинными белыми ресницами, влажно и шумно пофыркивая.
— Хороший. Хороший, — хвалила его Арина и даже не подумала, что он мог быть не один.
— Его зовут Рислинг, — мужской голос у неё за спиной прозвучал непростительно близко, и она не придумала ничего умнее, как попытаться спрятаться за коня.
У неё почти получилось, если бы он только не перебирал ногами.
— А меня Ричард, — парень подошёл и, погладив коня по крупу, посмотрел на девушку, выглядывающую из-за изящно выгнутой конской спины. — Это создаёт определённые неудобства, особенно, когда мой камердинер зовёт нас обоих с прогулки. Вот! Слышите?
Он поднял палец и улыбнулся такой очаровательной улыбкой, что Арина невольно улыбнулась ему в ответ.
— Ри…! Ри…! — доносилось издалека, но имени действительно не разобрать.
Её так долго отмачивали в душистом настое, шоркали губками и натирали ароматными маслами, словно собирались подать принцу в качестве ужина. Даже ногти привели в порядок, а она даже не заметила, что сломала очередной, теперь на большом пальце. Только когда две молчаливых служанки вырядили её в платье в пол и уложили волосы в замысловатую причёску, она успокоилась.
Никто её ни о чём не спрашивал, и она боялась открыть рот, только порывисто вздохнула, когда, спускаясь по парадной лестнице увидела над морем нереальной красоты закат, а у подножия лестницы невероятной красоты мужчину. Сквозь смущение на пляже он показался ей милым, но сейчас она явно видела — он сногсшибательный.
— Теперь, когда вы не чувствуете себя в прямом смысле голой, я с удовольствием узнаю ваше имя, — он взял её под руку, чтобы вывести в сад.
— Ар…, — она не смогла произнести его с первого раза. Челюсти свело от долгого молчания или от его близости?
— Позвольте, я угадаю? — вдруг оживился он и радостно выпалил, не дожидаясь ответа: — Ариэль?
— Да! — Она просто не имела права его расстроить.
— Я жду вашего появления со дня своего двадцатипятилетия. Пятый месяц, а может шестой. Флеймен знает точнее, но это не важно. Важно, что все считали меня сумасшедшим, а я верил в предсказание.
— Что же оно предсказало? — спросила Арина, когда он усадил её за накрытый на лужайке стол.
— Что нагая, из пены морской придёт та, что мне обещана, — сказал он, садясь напротив и не сводя с неё восхищённых глаз.
— А ещё, что вместе с ней будет рыцарь неизвестного королевства, — добавил камердинер, наливая из необычной бутылки в изысканные бокалы что-то очень похожее на шампанское.
— Это не важно, — отмахнулся принц и поднял свой бокал.
— Я бы не сказал, — продолжал настаивать Флеймен. — Потому что на другой части острова его тоже нашли, и охрана уже доставила парня королю.
— Как они посмели? — возмутился принц. — Это же мой остров!
— А охрана королевская, — парировал камердинер. — Тем более он оказался недалеко от моста. А все мосты в нашем королевстве, как известно, принадлежат вашему брату.
— Вот и славно! — отмахнулся Ричард. — И забудем про него. Главное, у меня девушка. Дорогая Ариэль, позвольте поднять этот тост за ваше чудесное появление!
Арина сделала глоток, но мысль о том, что этот неизвестный как-то связан с ней, не отпускала.
— Ваш брат король? — спросила она как можно более невинно.
— Да, он старше меня на несколько лет. И после смерти отца занял его место по праву первородства.
— Уверена, он хороший правитель. Как же он поступает с чужестранцами?
— Продаёт их на невольничьем рынке, — ответил принц и ни тени сожаления на его прекрасном лице.
— В вашей стране до сих пор существует рабство?
— О, нет! — он отрезал небольшой кусочек лоснящегося жаренного мяса и ответил только когда его прожевал. — Но с чужестранцами поступают именно так. Но не пугайтесь, дорогая моя, — спохватился он. — Так поступают только с мужчинами. Женщины всегда принадлежат только королевской семье. Так что, вы под моей надёжной защитой.
В вечерних сумерках залитый золотым светом от тысяч горящих свечей ослепительный загородный дом Его Королевского Высочества принца Ричарда эрцгерцога Адорского казался миражом, удвоенным подёрнутой рябью морской воды.
Редкий момент притихшего моря, который бывает перед началом отлива, для Арины был омрачён неясным беспокойством и не столько за свою судьбу, сколько за судьбу того, кто странным образом тоже попал с ней в это «чистилище». «Даже смерть надо заслужить» – сказал альбинос.
«Господи, неужели самолёт разбился?» — осенила её страшная догадка.
— А кто покупает людей на этом рынке? — спросила она.
Судя по складке, пролёгшей между бровей принца, он хотел сказать: «Вот дался же тебе это рынок!», но ответил вежливо:
— Да, кто угодно! Песчаные акулы, лесные фурии, леди каменных пустошей, сам король, наконец. В последний раз единственного чужестранца, странного бородатого дядьку, приплывшего на самодельном плоту, купила моя матушка. В-общем, любой, у кого есть деньги.
— А у тебя они есть? — после третьего бокала шампанского Арина совершенно позабыла и страх, и стыд и обратилась к принцу на «ты».
— Мне не нужны рабы, — засмеялся он. — Но мы можем посмотреть на него ради развлечения. Если он тебе понравится, обещаю, я буду торговаться как бог торговли Гомер.
«Гермес» — хотела поправить его Арина, но кто знает, может у них торговля слепа и говорит стихами.
Жизнь с деньгами и жизнь без денег — на первый взгляд кажется, что это две разных жизни, но, когда ты жил и так, и эдак начинаешь понимать, что по сути в твоей жизни деньги меняют не многое. По крайней мере, о своей жизни Максим знал это точно. До некоторых пор.
Он уже выигрывал приличные суммы. С одной такой он купил пару лет назад Харлей. Столько денег как сейчас в руках он ещё ни разу не держал. (И с них ещё, кстати, не заплачен налог!) Но это деньги, которые не делали его богаче. Не придавали ему ни авторитета, ни статуса, ни опыта, ни мастерства. Ему везло. И эти случайные, шальные деньги он не ценил. Они нужны его сестре, а у него получалось добывать их таким образом. Спасибо, что не приходилось воровать или грабить банки — ради сестры он пошёл бы и на это.
— Скажи, а давно ты видишь этого ангела? — спросил он у Алисы, когда мать вышла и они остались вдвоём.
— Всю жизнь, — сказала она серьёзно, тщательно закрашивая рисунок новым золотым фломастером. — Только я его не рисовала, потому что не умела. А теперь он учит меня рисовать.
Как любому нормальному взрослому, Максиму не нравился этот её воображаемый друг, но он и думать не смел, что девочка его обманывает. Это было странно, необъяснимо, тревожно, но показывать её психиатру он ни за что бы не стал. Он бы не стал, но вот мать?
— А маме ты о нём говорила?
Девочка смерила брата таким взглядом, что он и без слов понял, какую глупость сморозил.
— А ты бы сказал?
— Ни за что!
Она улыбнулась и дальше принялась рисовать.
— Но мне же ты сказала! — продолжал настаивать Максим.
— Тебе можно. Натан сказал, что ты его знаешь. И он тебе должен.
Максим понятия не имел, о чём она говорит.
Он пересел так, чтобы рассмотреть получше её новый рисунок. Как бы она не старалась, это всего лишь детский рисунок. И на нем всего лишь рыжий человечек с крыльями, который никого ему не напоминал. Снова ангел стоял на мосту, а за ним виднелись острые скалы.
— Какой безжизненный пейзаж, — заметил Максим.
— Это остров каменных пустошей. Там совсем нет деревьев. Только горы и пастбища для лошадей.
— Кто же там живёт?
— Леди каменных пустошей.
— Откуда ты только слова такие знаешь? Леди. Пустоши. Ты сама их придумала, этих леди?
— Конечно, нет! — и она снова одарила его этим взглядом.
— Конечно, конечно! — передразнил он её. — Как я мог забыть! Это же всё твой золотокрылый ангел.
— Их королеву зовут Мэга, — продолжала девочка, не обращая внимания на его иронию. — И они не любят мужчин.
— Феминистки, значит?
— Кто? — девочка снова посмотрела на него с укором и продолжила: — Страной Затерянных Островов правит злой король Варт. Леди продают ему лошадей, камни и железо, а у жителей других островов покупают хлеб, зерно, овощи и другие нужные вещи.
— Чем же так плох этот король?
— Он жадный и жестокий. И хочет сам распоряжаться всем, что принадлежит другим островам. Он разрешает им торговать только на своих рынках. Он берёт плату за мосты. А ещё он терпеть не может девочек. Он забирает их у матерей, отправляет на другие острова или убивает.
— И правда мерзкий король. И сказка какая-то злая.
— Это не сказка, — невозмутимо ответила Алиса. — Эту страну однажды придумала другая девочка, которая тоже часто лежала в больнице. Потом она умерла, а эта страна стала настоящей. Иногда в неё отправляют людей, чтобы научить их чему-нибудь.
— Например, чему?
Она задумалась.
— Например, исправить какие-то ошибки. Я не знаю, я же ещё маленькая.
— А говоришь совсем как большая.
Ему хотелось поговорить с ней об этом ещё, но мать вернулась с бутылкой воды и пакетом винограда в руках.
— Не смогла удержаться! — сказала она бодро. — Такой красивый виноград.
Она помыла его под краном, поставила на кровать в большой больничной тарелке и села рядом.
— Мнн, а сладкий какой, да без косточек, — она довольно покачала головой. — Ну, чего сидим? Угощайтесь!
Как же приятно видеть её в хорошем настроении. Определённо, она сумела взять себя в руки. Алисе тоже стало лучше. И они ели втроём из одной тарелки, перехватывали друг у друга самые спелые виноградинки, смеялись, кидались редкими косточками и чувствовали себя одной дружной семьёй. Они так нужны друг другу!
— Мам, ты не хочешь бросить свою постылую работу? — спросил Максим.
Она всё ещё улыбалась, но тень тут же легла на её немолодое, но ещё красивое лицо. Макс знал, о чём она подумала: что он просит её полностью посвятить себя заботе об Алисе, и прекрасно понимал, что это для неё смерти подобно.
— Я хочу предложить тебе другую, — поспешил развеять он её страх. — В моём кафе.
— Но ведь вы еле сводили концы с концами, — растерялась она. — К тому же в нём ремонт.
— Да, честно скажу, работа пыльная, — улыбнулся он. — Ремонт ещё только начался. И я решил кафе немного перестроить. Сейчас дизайнер думает над новым проектом, и мне нужен твой опыт работы в подобных заведениях, чтобы не наломать там дров.
Она всё ещё хлопала глазами, осмысливая сказанное. И со стороны Максима сделать ей такое предложение было слегка нечестно — он знал, как раньше она любила журналы с интерьерами, сама придумывала необычные решения даже для какой-нибудь банальной полки в ванной. А ещё у неё был безупречный вкус. Он несколько раз предлагал ей оплатить какие-нибудь курсы дизайна, но она всегда отказывалась. И судя по устало опустившимся уголкам губ, решила поступить так же и сейчас.