По зову сердца

Глава 12

Обещанные три-четыре недели плавно перетекли в пятую. Крокусы сменились нарциссами, потом зацвела сирень. Наступил май. Вот-вот должна была приехать из колледжа Мора. Джесс, конечно, предпочла бы узнать новости, не посвящая в них дочь. В один из тех дней, когда к ней возвращалось чувство реальности, Джесс напомнила себе, что новостей может не быть вовсе.

Джинни она не звонила: той явно хватало своих проблем, да и сказать было, в сущности, нечего.

Ей хотелось позвонить Филипу, но всякий раз, взяв трубку, Джесс тут же опускала ее на рычаг.

Она ждала.

Каждый день Джесс искала среди пришедшей почты синий конверт со штемпелем Вайнарда. Тщетно. По вечерам, приходя домой, она первым делом направлялась к автоответчику, но никаких заслуживающих внимания сообщений не слышала. Поэтому Джесс все чаще казалось, что все случившееся с нею было лишь сном.

Она терзалась сомнениями. Ждала. И вычеркивала жирным крестом дни на календаре, приколотом над ее письменным столом в мастерской.

Лайза так и не позвонила. Черт ее побери, даже не позвонила!

Да Джинни и не хотелось ее слышать. Не желала она узнать еще какие-нибудь подробности, кроме тех, какие публиковались на страницах бульварной хроники, кричавших со всех магазинных витрин о том, что с каждым днем, с каждым новым приключением Лайза все больше подпадала под влияние Брэда.

И вот опять Джинни бросились в глаза заголовки: «Злобная Мирна из „Девоншир-Плейс“ путешествует по стране в отчаянно-красном „порше“. „Лайза Эндрюс попалась на крючок“. „Новая роль Лайзы — Мирны“.

Джинни затошнило. Она швырнула последний выпуск на заднее сиденье машины. Вот уже несколько недель Джинни ежедневно принимала твердое решение не читать все это дерьмо и не смотреть на фотоснимки Лайзы и Брэда, развлекающихся в Лас-Вегасе, отплясывающих в Денвере, строящих глазки друг другу в Оклахоме. И всякий раз ей не хватало твердости, и она покупала газету. Из статеек Джинни узнавала, что путешествие для этой парочки — «потрясающий полет души»: Она знала наизусть, какие магазины они посетили. «Должно быть, статуэтки и безделушки предназначены для семейного гнездышка, которое, несомненно, ждет их впереди», — думала Джинни, знакомясь с соображениями репортеров относительно срока предстоящей свадьбы («В Балтиморе Брэд провел в ювелирном магазине целых полчаса»).

И с каждым репортажем, с каждым снимком у Джинни становилось все более скверно на душе.

А впрочем, пусть будет скверно. Что с того? Лайза Эндрюс вычеркнута из ее жизни. Из, сердца вон.

А кому еще Джинни теперь нужна?

Филип снял со стены своего тесного кабинета ватманский лист с фотографиями Нью-Йоркского марафона, скатал его в трубочку и завернул в оберточную бумагу, Ему не верилось, что настал наконец долгожданный день переезда. Скоро «Аршамбо и Аршамбо» отправятся в центр, и отнюдь не ради рэкетбола.

Филип огляделся. Как же он все-таки благодарен Джозефу, который открыл для них обоих новую эпоху, избавил от нудного обхаживания мелких клиентов и сделок типа «гонорар выплачивается после благоприятного исхода процесса». В конце концов мир переменился с тех пор, как конторой заправлял их отец: он стал куда более стремительным и жестоким.

Дверь приоткрылась, и перед Филипом предстала Камилла, жена Джозефа.

— Филип, надеюсь, ты договорился с Николь?

Обычно Камилла носила дорогие костюмы строгого покроя, но сегодня надела просторную джинсовую рубаху. Она была беременна — третья попытка зачатия в пробирке оказалась наконец успешной. Беременность открыла в ней неведомые дотоле резервы энергии. Камилла вникала во все детали переезда. Она позаботилась о том, чтобы почта доставлялась в новый офис с самого первого дня, чтобы телефонисты включили телефоны на Семьдесят третьей улице не позже двенадцати дня, и так далее и тому подобное. И она же заказала столик в «Белой розе» — небольшом итальянском ресторанчике по соседству. — отныне по соседству! Праздновать триумф они решили вчетвером — Камилла с Джозефом и Николь с Филипом.

Филип широко улыбнулся:

— У нее сегодня много лекций, но она обещала быть к восьми.

При мысли о Николь он сразу же вспомнил ее мускусный запах.. Николь — еще одно доказательство важности произошедших в его жизни перемен: такой девушке не нужен мужчина, который еле-еле сводит концы с концами, не более того.

Зазвонил телефон. Камилла мученически возвела глаза к потолку:

— Ну неужели они не знают, что вы сегодня переезжаете?

Филип рассмеялся:

— Я подойду.

Он сам взял трубку, так как секретарша (на полный рабочий день! со страховкой!) должна была приступить к работе только завтра.

— Мне нужен Филип Аршамбо, — произнес женский голос.

— Слушаю вас.

— Филип, говорит Марша Браун. По поводу приемных родителей ребенка.

Браун. Марша Браун. О Господи!..

Филип сдвинул в сторону картонную коробку и уселся в кресло. Нет, он, конечно же, не забыл про Джесс и Эми, но он был слишком занят…

— Да-да, Марша. Как продвигается дело?

— Я все выяснила. Вы готовы записывать?

Филип начал торопливо шарить среди бумаг — подставка для ручек была уже упакована.

— Простите, — сказал он, — подождите секунду, ладно? — Филип положил трубку, вскочил и высунулся в приемную. — Эй, Джозеф! У тебя есть ручка?

В приемной появился сияющий Джозеф. Он протягивал Филипу «Монблан».

— Я во всеоружии, братишка.

Филип бросился к столу, желая, чтобы Джозеф ушел к себе. Но тот остановился в дверях кабинета брата и прислонился к косяку, скрестив руки на груди. Стараясь не смотреть на него, Филип нашел среди вороха бумаг старый блокнот, нацарапал в углу листка «Марша Браун» и вновь взял трубку.

— Да, Марша. Я готов.

— Новорожденного ребенка Джессики Бейтс удочерила бездетная пара из Стэмфорда. Джонатан и Беверли Готорн.

Готорн. Черт возьми!

— Нет, — сказал Филип, чувствуя, что Джозеф пристально смотрит на него и прислушивается к разговору. — Там произошла ошибка. Кто-то перепутал… — Джозеф нахмурился.

Филип повернулся к нему спиной. — Вы можете еще раз навести справки?

— Увы! Я передала вам полученную нами информацию. Девочку звали Эми. Вам нужен номер ее страхового свидетельства?

— Нет, в этом нет необходимости. Я свяжусь с вами, с вашего позволения, если мне понадобится что-нибудь еще.

Он положил трубку и повернулся к брату, стараясь скрыть разочарование.

— В чем дело? — живо поинтересовался Джозеф.

— Так, пустяки.

— Что-то ты легко стал расстраиваться из-за пустяков.

— Да говорю тебе, ничего особенного.

Филип отодвинул блокнот и протянул брату ручку; избегая его взгляда. Итак, в архивы попала лживая версия. А это означает, что мисс Тейлор и доктору Ларриби удалось скрыть их преступление. Не исключено, конечно, что адресованное Джесс письмо и телефонный звонок — мистификация, но повинен в ней, во всяком случае, не доктор Ларриби. Он признался, что младенец был подменен, а причины обмана ему якобы неизвестны. О том, кто заплатил мисс Тейлор пятьдесят тысяч и где сейчас находится дочь Джесс, Ларриби тоже не знает.

— Извините за опоздание, — Николь сбросила с плеча сумку и опустилась на стул рядом с Филипом. — Вижу, вы порядком устали.

Она в самом деле опоздала. Между прочим, на сорок минут. Очень дурная привычка. Филип давно решил: все дело в том, что Николь выросла в Калифорнии, где точность ценится отнюдь не так высоко, как на Восточном побережье. И Филип в самом деле устал, но не настолько, чтобы не обрадоваться появлению Николь. В последнее время они виделись всего раз в неделю, так как Николь с неимоверным усердием готовилась к выпускным экзаменам. Филип считал, что эпизодических встреч в читальных залах и редких ночей на смятых простынях недостаточно для сколько-нибудь серьезных отношений.

Он вдруг подумал: «Есть ли у нее в гардеробе какая-нибудь одежда, кроме черной?» На Николь, как почти всегда, были черный жакет и джинсы. Никакого макияжа — тоже как всегда. Но черт возьми, она улыбалась. И тот сводящий с ума запах опять исходил от нее.

— Мы очень рады, что вы присоединились к нам, — сказала Камилла.

Она и Джозеф видели Николь впервые после достопамятного вечера у матери, и Камилла явно сочла, что эта девушка и Филип подходят друг другу.

— Филип только что говорил нам, как много времени отнимает у вас подготовка к экзаменам.

Николь послала ей свою фирменную улыбку.

— Тоска одна. — Она махнула рукой. — Не то что переезд века. Кстати, как у вас все прошло?

Джозеф начал рассказывать. Программист все еще налаживает оборудование в новом офисе; грузчики уронили старинный дубовый шкаф, принадлежавший отцу, и поцарапали стенку; телефоны подключили вовремя, спасибо супруге; Смит прислал гигантский фикус, который будет стоять в приемной, а Рон Макгиннис даже заехал лично пожелать братьям удачи. Филип не мог понять, насколько искренен интерес во взгляде Николь: даже после долгих недель знакомства он все еще недостаточно знал ее.

— А лучше всего то, — продолжал Джозеф; не обращая внимания на официанта, который подошел принять заказ, — что почта приходила бесперебойно, поэтому деятельность «Аршамбо и Аршамбо» не прерывалась. — Он поцеловал сияющую Камиллу в щеку. — Вот за это нашей будущей маме огромное спасибо.

— Кстати, о мамах, — сказала Николь, наблюдая, как официант наливает кьянти в ее бокал. — Филип, тебе удалось что-нибудь узнать? Ну, насчет отказа от ребенка?

Филип поперхнулся, обвел взглядом фрески на стенах и гипсовые скульптуры, изображающие детей с гипсовыми гроздьями винограда в руках. Он чувствовал, как Джозеф сверлит его взглядом.

— Нет, дохлый номер. Да ладно…

Может быть, Джозеф пропустит это мимо ушей? Может быть…

— Как это — отказ от ребенка?

Джозеф хранил молчание, а вопрос задала Камилла, в эти дни особенно чуткая к любым упоминаниям о детях.

Филип вспыхнул.

— Да так, меня попросили об одной мелочи. Ничего особенного. — Филип взял два хрустящих хлебца с чесноком. — Попробуй, — предложил он Николь. — Хлеб просто замечательный.

— О чем это тебя попросили? — вступил в разговор Джозеф.

Филип пожал плечами:

— Я же сказал, ничего особенного. Выбрось из головы.

Он положил в рот хлебец и запил его большим глотком вина.

— Я полагал, мы этот вопрос закрыли несколько лет назад.

Джозеф и не подумал прекратить разговор — ему не было дела до того, что Филипу, возможно, не слишком приятно развивать эту тему в присутствии Николь.

— Речь не обо мне, — пояснил Филип. — Меня попросили друзья.

Громкий вздох Джозефа, пожалуй, заглушил на секунду звуки скрипок и мандолин.

— Почему-то людям вечно хочется ворошить прошлое.

— У детей есть свои права. В частности, они имеют право узнать о своем происхождении, если пожелают, — возразила Николь.

Филип тут же запечатлел на ее ненакрашенных губах нежный поцелуй. Он ни разу не спрашивал мнения Николь о правах приемных детей.

— Не согласен, — решительно заявил Джозеф. — Таким образом мы открываем бутылку, и не исключено, что из нее выскочит джинн. Нарушение тайны усыновления — это вторжение в частную жизнь. Подумайте, сколько горя принесет семье разглашение тайны. Я бы назвал это эмоциональным шантажом.

Николь засмеялась:

— Сомневаюсь, что друзья Филипа — шантажисты.

Шантаж. Джесс ни за что не станет никого шантажировать. Вот ее отец — другое дело. У этого человека достало цинизма и жестокости заплатить родственникам ребенка Джесс за то, чтобы они навсегда уехали из города и не пытались встретиться с ней. Вот что такое шантаж.

Филип положил в рот еще один хлебец.

«Двести тысяч долларов, — думал он, прислушиваясь краем уха к спору, разгоревшемуся между Николь и Джозефом. — Двести тысяч долларов были заплачены семье Ричарда, и кто-то заплатил пятьдесят тысяч мисс Тейлор неизвестно за что. В то время это были колоссальные деньги».

— Я же никого не обвиняю. — Джозеф слегка повысил голос. — Просто полагаю, что ничего хорошего не выйдет из встречи человека с женщиной, отказавшейся воспитать его.

Воспитать? Филип вдруг выпрямился.

Шантаж?

Эта версия была чудовищной, но правдоподобной, и Филип уже не мог ее отбросить.

Марша Браун говорила, что найти номер персонального страхового свидетельства легче всего.

Филип быстро поднялся.

— Прошу прощения, — сказал он, — мне нужно срочно позвонить.

— Джесс, — выдохнул он в трубку, — как звали отца вашего ребенка?

На другом конце провода повисло молчание.

— Ричард. Ричард Брайант.

Опять наступило молчание. Филин чувствовал, как забилось его сердце, как заиграл адреналин в крови.

— Может быть, Ричард Брайант-младший, — тихо добавила Джесс. — Я точно не помню. Прошло столько времени…

Филип прикрыл глаза.

— Отлично, Джесс. Я скоро вам позвоню.

Он достал из кармана горсть мелочи и набрал номер Марши Браун.

Джесс подошла к окну. Не понятно, почему Филип вдруг заинтересовался фамилией Ричарда. Какое это имеет отношение к ребенку?

— Мама!

Джесс вздрогнула от неожиданности, но обрадовалась, что услышала голос Тревиса, а не Моры.

— Да, родной?

Тревис стоял посреди кухни, весь мокрый и грязный. Он устроился рабочим по уборке территории кондоминиума, заявив матери, что отныне сможет платить за учебу в колледже сам, а не брать деньги у нее.

Джесс уставилась на своего восемнадцатилетнего рыжего сына, выглядевшего так, будто он только что вылез из песочницы и попал под проливной дождь.

— Так, поскользнулся чуть-чуть.

— Чуть-чуть? — Она всплеснула руками. — Немедленно переодевайся, я брошу все это в машину.

Тревис расстегнул рубашку и снял джинсы.

— Что ты, собственно, делал возле пруда?

— Боже мой, Тревис!. — раздался с порога голос Моры. — Хватит разгуливать в трусах. Эдди уже выехал.

Джесс, скомкав грязную одежду, поспешила к стиральной машине.

— Он упал в пруд, — бросила она Море. — Не приставай к нему.

С того дня, как Мора приехала домой на летние каникулы, Джесс ощущала напряжение в их отношениях. До сих пор она не упрекала дочь за то, что та все разболтала Чарльзу. «Но, — думала Джесс, запуская стиральную машину, — возможно, лучше было бы наконец объясниться. Мора, конечно, покричит, зато потом успокоится».

Она вернулась на кухню. Мора стояла у открытого холодильника. Тревис, вероятно, ушел в комнату, по обыкновению, подчинившись старшей сестре.

— Мора, — тихо сказала Джесс, — удели мне, пожалуйста, минутку.

— Что у нас есть вкусного? Чем мне кормить Эдди?

Джесс не спросила, почему бы Эдди не привезти что-нибудь с собой: Он решил остаться в Йеле на лето, и у Джесс возникло подозрение, что на нее лягут заботы о его пропитании.

— У нас есть цыпленок. Сделай ему сандвич.

Мора захлопнула дверцу холодильника.

— На Багамах были тушеные моллюски и махи-махи.

— А в Коннектикуте будет сандвич с цыпленком., — Джесс потерла затылок.

Мора оглядела кухню, словно ожидая, что на столе материализуется блюдо с тушеными моллюсками.

— Он должен появиться с минуты на минуту.

— Закажи пиццу.

— Фу!

— Раньше ты не морщилась.

Ей хотелось сказать, что в последнее время Мора сильно изменилась: стала воротить нос и от брата, и от матери, но она сдержалась. Да, ясно, как отреагирует Мора, если Джесс еще раз попытается завести разговор о поисках ребенка.

Мора снова открыла холодильник.

— Так о чем ты хотела со мной поговорить?

Раздался звонок в дверь.

— Ри, это Эдди! — Мора захлопнула холодильник и помчалась в прихожую.

— Ничего особенного, — пробормотала Джесс. — В любом случае ты скажешь «фу».

Два дня спустя, когда Филип сидел в новом кресле в своем новом кабинете, на столе у него зазвонил аппарат внутренней связи.

— Вас просит Марша Браун, — сообщила секретарша. Филип схватил трубку.

— Слушаю вас, Марша.

— Я нашла их, — услышал он.

— Их?

— Отца и сына. И того и другого зовут Ричард. Только они переменили фамилию. Теперь они не Брайанты, а Брэдли.

— Брэдли? — переспросил Филип, торопливо записывая фамилию в блокнот.

— Да. Сын сейчас живет в Эдгартауне.

«Эдгартаун», — записал Филип.

— Штат Нью-Йорк?

— Нет, Массачусетс. В Вайнарде.

Вайнард? Филип задержал дыхание, вскочил, отошел от стола, насколько позволяла длина шнура, потом вернулся на место.

— Вайнард? — проговорил он. — Невероятно.

— Отец живет в Вайнард-Хейвене, — продолжала Марша. — Как мне удалось выяснить, у него там гостиница. Называется «Мейфилд-Хаус».

— Отлично, — пробормотал Филип, записал название, значившееся на почтовом штемпеле злополучного конверта, и подчеркнул его. — Наверное, там хорошо коротать время в старости.

— Вряд ли в этом дело, — возразила Марша. — Они переехали на остров в шестьдесят восьмом, как раз тогда, когда переменили фамилию.

В шестьдесят восьмом. Вот, значит, когда это случилось. В тот самый год, когда Филип впервые увидел свет и судьбы еще нескольких человек изменились.

Он закрыл глаза. Страшно подумать, что означает эта информация и что почувствует Джесс, узнав обо всем.

— Значит, родители Ричарда сменили фамилию, взяли у моего отца деньги и скрылись в Вайнарде, — почти шепотом подытожила Джесс.

— Похоже, что так, — подтвердил Филип.

Он и Джесс стояли на балконе ее квартиры, где их не могли услышать Мора и Тревис.

— Очень мило с их стороны.

— Есть кое-что еще, — продолжал Филип. — Я навел справки о совершенных в том году сделках в Вайнарде. Так вот, Брайанты — или Брэдли — не покупали гостиницу. Отец Ричарда устроился туда на работу.

— Кем? Смотрителем? Имея двести тысяч долларов?

Филип покачал головой.

— Не знаю. Известно только, что гостиница принадлежала даме по имени Мейбл Адамс. После ее смерти гостиница перешла к отцу Ричарда. По ее завещанию.

Джесс кивнула.

— Значит, этот бережливый янки предпочел спрятать деньги в кубышку. И все-таки я не понимаю смысл письма и звонка. Не понимаю… — Не договорив, она вздрогнула и быстро повернулась к Филипу. — Господи! — вскрикнула Джесс. — Как вы сказали? Как звали эту женщину?

— Мейбл Адамс.

Колени у Джесс подкосились, и она задрожала.

— Филип, — прошептала она. — Мейбл Адамс была знакома с мисс Тейлор.

— Я не сомневался, что кто-то подкупил ее, желая получить вашего ребенка.

— Неужели Мейбл Адамс?

— Не исключено. А может, и отец Ричарда.

— Как — отец Ричарда? О чем вы?

— О том, что, вероятно, родители Ричарда воспользовались частью денег вашего отца и выкупили у мисс Тейлор вашу дочь.

— Что-о?!

— Я хочу, чтобы вы, Джесс, были готовы вот к чему: если ваша дочь не в Вайнарде, значит, кому-то известно, где она.

Мимо пролетела чайка.

— Родители Ричарда… — повторила Джесс. — Боже мой!

— Что вы теперь хотите?

— Я найду своего ребенка, — твердо сказала она.

Джесс позвонила в пароходство и заказала место на пароме для своей машины. Затем присела на край постели и набрала номер единственного человека, которого интересовали ее планы.

Как ни странно, Джинни взяла трубку. Джесс вкратце рассказала ей новости.

— Значит, ты направляешься в Вайнард, — проговорила Джинни. — Филип едет с тобой?

— Нет. Он предлагал сопровождать меня, но у него много дел.

— Где остановишься?

Джесс перевела дыхание.

— Я забронировала номер в «Мейфилд-Хаусе».

— Ты сошла с ума!

— Наверное.

— Бронь на твое настоящее имя?

— Конечно. Тот, кто отправил мне письмо, должен знать, что я приеду.

— Даже если он ненормальный?

— Да. — Джесс сделала паузу. — Джинни, я обязана это сделать.

— Знаю, мой друг. И думаю, что ты не в себе. Поэтому мы с тобой там встретимся.

— Что?!

— Позвони еще раз в «Мейфилд-Хаус» и забронируй номер для меня. Я в любом случае не позволю тебе ехать туда одной. Я слишком тебя люблю. И потом, — добавила Джинни с недобрым смешком, — мне до зарезу нужно убраться из Лос-Анджелеса. Прогуляться на восточное побережье — совсем неплохая мысль.

Глава 13

Она звала его Брит, а он ее — Янк. Она влюбилась в него тогда же, когда впервые увидела в «Мейфилд-Хаусе», в тот год, когда он приехал в Вайнард, чтобы подыскать себе летний дом, и остановил свой выбор на доме в Уэст-Чопе.

Он был старше ее, но она решила, что раз уж в этом, шестьдесят девятом году отправили человека на Луну, то разница в возрасте не имеет значения.

Так оно и было — в течение двенадцати лет.

Парочка Брит — Янк возникла в тот день, когда она явилась в Уэст-Чоп. Бриту нужна была женщина, которая готовила и стирала бы ему, когда он будет жить здесь, а также поддерживала чистоту в доме в его отсутствие. Он сказал, что кто-то из местных жителей назвал ему ее имя. И еще сообщил, что зовут его Гарольд. Гарольд Диксон.

— О! — удивленно обронила она, выслушав его. — Я думала, у вас британский акцент.

На нем был темно-синий блейзер с латунными пуговицами, светло-серые брюки и свободно повязанный поверх расстегнутого ворота белой сорочки шарф. Прислонившись к белым перилам просторной веранды с видом на море, он курил изогнутую тиковую трубку (в воздухе вился дымок с легким вишневым запахом) и немного походил на Кэри Гранта.

Он засмеялся:

— Извини, что разочаровал тебя.

Она отбросила за спину длинные темные волосы.

— Это вы извините, я ведь ничего не знаю. Я просто янки, живущая в Новой Англииnote 9 на острове.

— Значит, Брит и Янк, — весело подхватил он. — Ну что ж, Янк, как по-твоему, ты справишься с этим хозяйством? Не устроишь тут революцию?

Она улыбнулась, радуясь, что Гарольд Диксон вовсе не такой надутый, как многие богачи, которые снимают на лето домики, а потом делают вид, будто купили весь остров.

— Я буду очень стараться, Брит, — пообещала она и двинулась в дом, чтобы поскорее приняться за работу, а красивый чужак уже поселился в ее девятнадцатилетнем сердце.

Впрочем, в то первое лето они мало виделись. По утрам она меняла постельное белье и мыла полы в «Мейфилд-Хаусе», а кроме того, помогала Мейбл Адамс регистрировать приезжающих и уезжающих чудаков-постояльцев. После обеда вскакивала на велосипед и мчалась в Уэст-Чоп на вторую работу, поблагодарив Бога, что послал ей лишние деньги, которые ох как пригодятся ее родителям зимой, когда гостиница будет пустовать.

Она начинала хлопотать по хозяйству, а Гарольд Диксон спускался на пляж. Пока она работала, ее овевал свежий морской бриз, проникавший сквозь большие окна в этот огромный дом, который был арендован на весь сезон.

Однажды он удивил ее: явился на кухню, где вытряхнул песок из сандалий, и сказал:

— Привет, Янк.

Она выронила ложку, которой помешивала в кастрюле, и вовремя прикусила язык, чтобы не закричать. Ведь она только что все пропылесосила, и вообще песок в доме не вытряхивают.

— Глянь-ка, Янк. — Гарольд Диксон раскрыл ладонь. — По-моему, я нашел сапфир.

На холеной руке горожанина лежал синий камешек размером с никельnote 10.

— Стекляшка, — сказала она. — На берегу нашли?

Брит был явно разочарован.

— Стекляшка?

Она попыталась его утешить.

— Ну, это не просто стекляшка. В Уэст-Чопе много таких осколков от старых бутылок. Волны обкатывают их годами, а потом выносят на берег. Как раз здесь проходит мощное течение. — Она пригляделась и вдруг удивленно воскликнула:

— Очень милый камешек!

На какой-то миг глаза Брита и Янк встретились. На миг.

Она выключила газ и снова помешала в кастрюле.

— Можно сделать чудесный брелок, — сказала она.

Брит сунул стекло в карман идеально сидящих на нем брюк.

— Ну хорошо, мне надо пойти поработать. Ты уже почти закончила?

— Да, осталось только вынуть булочки из духовки.

Брит кивнул и вышел.

Она терялась в догадках, почему Гарольд Диксон проводит время в полном одиночестве. К нему никто не приезжал, даже дальние родственники, а ведь он арендовал на лето такой громадный дом.

Она знала, что иногда по вечерам Брит прогуливается.

А она вечерами сидела на веранде своего скромного домика в Вайнард-Хейвене и играла с сестренкой — малышкой Мелли. Они были одни, потому что мама прибиралась на кухне после ужина, папа дремал после целого дня тяжелого труда в саду, а Ричард еще не возвращался с работы в паромных доках, где он всеми силами старался заработать денег на колледж.

— Добрый вечер, Янк, — говорил Брит, проходя мимо их дворика.

Порой он останавливался, перебрасывался с ней несколькими словами, забавлялся минуту-другую с ребенком, но ни разу не выпил предложенного лимонаду или холодного чаю и не выражал желания познакомиться с мамой, папой или Ричардом. Только что он был здесь — и вот ушел, пожелав спокойной ночи ей и Мелли. Она же начинала фантазировать, что будет, если Брит увезет ее с собой, когда лето закончится.

Разумеется, он не взял ее с собой.

А на следующий год Брит вернулся. Вновь один. Она решила, что он, наверное, писатель, одинокий волк, который не терпит помех, препятствующих его работе. По-видимому, Брит пишет летом, а зимой посещает приемы, на которых серьезные господа толкуют о его книгах, а он рассказывает им, как в Вайнарде к нему приходит вдохновение.

Однажды Брит сказал ей, когда она сидела у него на веранде и чистила бобы на ужин:

— Янк, я тебе кое-что привез.

Она подняла голову и откинула волосы с лица.

Брит протянул ей небольшую белую коробочку.

Она поставила на пол старый жестяной дуршлаг, скрестила босые ноги и вытерла руки о передник. И вдруг посмотрела ему в глаза — опять только на миг, но его взгляд притягивал ее. Потом она взяла коробочку и робко подняла крышку. Внутри лежал тот самый отшлифованный морем кусочек стекла, но в серебряной оправе и на тонкой серебряной цепочке. Она ахнула, поскольку не знала, что сказать, не знала, подарок это или Брит только предлагает ей полюбоваться.

— Это тебе, — сказал Брит. — Я специально для тебя заказал.

Она опять ахнула.

А на следующий день Брит спросил ее, не играет ли она в теннис. Конечно же, Янк не брала в руки ракетку с тех пор, как они переехали на остров, — ведь летом играть некогда, а зимой невозможно. Но в Уэст-Чопе были оборудованы частные корты, предназначенные для гостей, поскольку для них единственной альтернативой теннису был гольф.

— Давай поужинаем вместе, — предложил Брит, когда она складывала простыни. — А потом сыграем пару партий. Я тут нашел в шкафу старые ракетки.

В течение нескольких недель они играли в теннис почти ежедневно — до самого заката. Янк металась по корту; ее длинные волосы развевались на ветру, кулон со стекляшкой взлетал на груди. Закончив последнюю партию, они желали друг другу спокойной ночи, Янк садилась на велосипед и отправлялась домой, к маме, папе, Мелли, Ричарду, к своей настоящей жизни — от той иллюзорной, которой жили арендаторы поражающих воображение домов в Уэст-Чопе.

Однажды разразилась внезапная гроза — так часто случается на островах. Брит уговорил ее остаться в доме и переждать. А когда молнии перестали сверкать, то, что рисовала Янк фантазия, уже свершилось.

Оказывается, Брит не знал, что она девственница. Тем не менее он раздевал ее очень осторожно, он ласкал ее груди, целовал шею… Янк и не представляла себе, что настоящий мужчина может обладать таким терпением.

А в начале осени Гарольд вновь уехал, дав понять Брит, что в следующем году, когда ей исполнится двадцать один год, она сможет отправиться с ним.

Он дал ей адрес абонентского почтового ящика в Нью-Йорке и попросил посылать ему фотографии и писать, что скучает по нему. Именно так она и поступала. Янк, конечно, не приходило в голову, что в один ужасный день она напишет ему, что ее мать умерла от аневризмы в канун Нового года.

Когда Гарольд снова приехал летом, Янк поняла: она не может покинуть Вайнард вместе с ним.

— Мне нельзя оставить Мелли и отца, — объясняла она. — Он не справится, не вырастит малышку один.

Но Гарольд молча обнял ее и сказал, что любит. Обещал приезжать каждое лето, раз дело обстоит так. По крайней мере лето будет принадлежать им, а потом Мелли подрастет и станет самостоятельной…

Вот как случилось. Двенадцать лет они играли в теннис и ездили на пикники, куда обязательно брали Мелли. Они копались в песке в поисках кусочков стекла, но ни один из них не был таким красивым, как тот, первый, что висел у нее на шее. А осенью Гарольд всегда уезжал, ей же оставались воспоминания, надежды, менты и фантазии о том, как переменится их жизнь в один прекрасный день.

Разумеется, этот день так и не наступил.

В то лето, когда ей шел тридцать первый год, а Мелли — тринадцатый, Брит не появился в Вайнарде. И не позвонил. А письма, адресованные Гарольду Диксону, возвращались нераспечатанными. Янк очень хотела разыскать его, но не знала, как это сделать, ведь у нее был только номер абонентского ящика. Она подумала, что его можно найти через людей, у которых он арендовал дом, но не сделала этого: ей было стыдно. На острове каждый знал, что такое девушка, отдавшаяся приезжему.

Миллионы слез скатились с ее щек с тех пор; миллионы миль покрыла она, вышагивая к Уэст-Чопу и обратно в надежде, что Гарольд вернулся.

Но он не вернулся.

А теперь Янк улыбалась. Сегодня она вышла на пляж только затем, чтобы улыбнуться и поздравить себя с успехом. Отныне — после того, что сделали с ней, — и эти люди будут страдать.

Она и не рассчитывала, что ее план сработает. А он сработал. Джессика Бейтс Рэндалл могла вообще не получить письма и телефонного сообщения. Или не обратить на них внимания.

Но она получила.

И обратила.

Теперь Джесс едет сюда. В Вайнард.

Янк смотрела на песок и думала о том, как теперь изменится привычная жизнь. Та жизнь, на которую ее обрекли обманом.

Наступил наконец отлив, и из воды показался краешек возможного счастья.

Нельзя упустить единственный шанс.

Что-то блеснуло в мокром песке. Она наклонилась, подняла совершенно гладкий кусочек стекла янтарного цвета, улыбнулась и положила стекло в карман.

Глава 14

Внизу мерцала стальная вода Бостонского залива; по одну сторону от нее отливала синевой Атлантика, а по другую высились серые массивы сгрудившихся в одном месте высотных зданий.

Джинни смотрела в иллюминатор на город, которого не видела тридцать лет. На город, бывший для нее когда-то родным. Скоро самолет начнет снижаться. Ей стало трудно дышать. С каждым вздохом невидимая петля все туже затягивалась на шее. Сердце тяжело стучало; тело покрылось испариной. В ушах у Джинни звенело, спинка переднего кресла казалась мутной, словно ее зрение расфокусировалось. Колени онемели и дрожали.

Она ухватилась за откидной столик перед собой и закрыла глаза. Господи Иисусе! Джинни не помнила, когда такое случалось с ней в последний раз. Во всяком случае, ни разу с тех пор, как она покончила с прошлым и переселилась в Лос-Анджелес.

— Просим всех убрать откидные столики и привести спинки кресел в вертикальное положение.

Голос доносился откуда-то сверху, с потолка, который кружился над головой Джинни и раскачивался при малейшем движении воздуха в салоне.

Непременно нужно сделать вдох.

Еще один нечеткий голос, он ближе и звучит громче, но как бы проходит сквозь толщу воды:

— Мадам, пожалуйста, приведите столик в исходное положение.

Джинни повернула голову и разлепила веки. Возле нее стояла молодая женщина в голубой униформе с золотыми нашивками.

— С вами все в порядке? — участливо спросила она.

Каким-то образом Джинни нашла в себе силы и ответила вопросом на вопрос:

— Мы скоро совершим посадку?

— Через несколько минут, — стюардесса улыбнулась.

Джинни не улыбнулась в ответ.

Как бы сделать так, чтобы пилот развернул самолет и полетел отсюда прочь?

Только сейчас она вспомнила, что он мертв.

Нет, не пилот, конечно. Пилот, надо надеяться, жив и здоров. Ее отчим мертв. Та самая крыса, которую Джинни столько раз не осмеливалась стряхнуть с себя, зная, что иначе он изобьет маму. Отчим и так ее избивал, но только тогда, когда рядом не было Джинни и он не мог получить то, чего добивался.

«Он мертв, он мертв, — истерически повторяла про себя Джинни. — Мертв, мертв, мертв».

И ей вспомнилась та ночь, когда все произошло.

Она уже спала, а проснулась от того, что нечто прижалось к ее губам. Глаза открылись.

— Один звук — и ты покойница, — прошептал отчим.

У нее вдруг заболела голова, а сердце, казалось, облилось горячей кровью. Джинни-то думала, что в «Ларчвуд-Холле» она в безопасности, здесь он до нее не доберется и никогда не узнает про ребенка.

Отчим залепил ей рот клейкой лентой и той же лентой туго стянул запястья.

— Это мой ребенок?

Он расхохотался, а его пенис, его затвердевший пенис, прикоснувшись к ее лицу, ткнулся вниз живота. И попал куда надо — после того, как она осталась без ночной рубашки.

— Мой? — хрипел отчим.

Внезапно Джинни поняла, что не может думать ни о чем, кроме своего нерожденного ребенка. Она сосредоточилась только на маленькой жизни, которой вскоре предстояло прийти в этот мир. А ведь, кстати, об этом никто не спрашивал ребенка. Никому нет дела до того, согласно ли дитя быть плодом пьяного насилия.

Собрав все свои силы (а их оказалось больше, чем она ожидала), Джинни нанесла негодяю отчаянный удар между ног.

Он завопил и скатился с кровати на пол, увлекая ее за собой.

Джинни брыкалась.

А он вопил.

Потом ей почудилось, что за спиной отчима возникла человеческая фигура с занесенными над головой руками.

Руки этого человека опустились на его затылок. И вдруг разжались.

И тут же загорелся свет. Джесс, беременная пятнадцатилетняя Джесс. Стоит и смотрит на лужу крови.

Удар оказался точным.

Итак, отчим мертв.

И убила его Джесс.

Благодаря тупице шерифу Баду Уилсону (он трахал в спальне мисс Тейлор в те самые минуты, когда Джинни не знала, как спасти свою бестолковую жизнь) обвинение так никому и не предъявили.

Таким образом, Джинни и ее мать оказались свободны.

Дыхание ее стало успокаиваться, сердцебиение замедлилось, колени вновь обрели чувствительность. Она открыла глаза — зрение пришло в норму. Джинни глянула в иллюминатор. Самолет снижался над городом. Джинни узнала Пруденшл-центр, парк Фенуэй, ленивую Чарльз-Ривер. Когда-то она думала, что никогда в жизни не увидит больше этих мест. И вот вернулась. Потому, что нужна Джесс. Ведь благодаря Джесс тот мерзавец мертв, мертв вот уже почти тридцать лет. Она, Джинни, в долгу перед Джесс.

Когда шасси самолета коснулись посадочной полосы, Джинни осознала, что она в долгу перед Джесс еще и за то, что в ее жизни появилась Лайза, когда-то нежеланная дочь, а сейчас единственное родное ей существо. И хотя теперь Лайза сбежала с самым отъявленным негодяем — Брэдом, возможно, хоть какие-то отношения с ней удастся сохранить. Джейк этого, безусловно, хотел бы.

В автобусе, который подвозил пассажиров к дверям терминала, Джинни подумала, что причина ее возвращения в Бостон, наверное, даже не Джесс. Причина, может быть, в том, что Лайза сейчас в Нью-Джерси, совсем рядом, и к ней легко добраться, если представится возможность.

Джейк любил повторять: «Возможность не постучится в дверь, если не будет знать наверняка, что вы дома». Джинни никогда не понимала, что означает этот афоризм, но Джейку удалось создать процветающую фирму, следовательно, этот жизненный девиз принес ему пользу.

До отхода парома на Вайнард оставался час, поэтому Джинни отыскала телефонную кабину и набрала номер справочной штата Нью-Джерси.

— Миссис Эндрюс, — сказала она через несколько минут, — это Джинни Эдвардс. Лайза уже приехала?

— О да! Представьте себе, они пересекли на машине всю страну, чтобы побывать на выпускной церемонии близняшек!

— Да-да, я знаю. Она дома?

— Нет. Они с Брэдом поехали покататься.

Услышав ненавистное имя, Джинни вздрогнула, но скомандовала себе: «Нет. Мне на него плевать. В конце концов, это всего лишь Брэд, а не мертвый отчим. Он не властен надо мной».

— Пожалуйста, — попросила она, — передайте Лайзе, что я проведу несколько дней в Вайнарде. — И добавила:

— Если она вдруг захочет связаться со мной, скажите, что я остановлюсь в гостинице «Мейфилд-Хаус» в Вайнард-Хейвене.

Затем Джинни попрощалась — она сделала то, что надо.

Мысли вращались в голове Джесс будто в калейдоскопе и проносились как солнечные блики по поверхности моря.

Множество вопросов сводились к двум основным: действительно ли Ричард увез ее — их — ребенка? И хватит ли у Джесс мужества вынести то, что ожидает ее на острове?

Стоя у борта парома, она твердила себе, что ей повезло в любом случае. У нее трое детей, и их она никогда не потеряет, какие бы препятствия ни возникали на жизненном пути.

Возможно, Мора отвернется от матери из-за ее сегодняшнего предприятия, все равно останется надежда, что когда-нибудь та поймет. Или по крайней мере простит.

Джесс солгала детям о причине своей поездки, то есть даже не солгала, просто не сказала всей правды. «Я еду в Вайнард, чтобы встретиться со своей подругой Джинни, — сказала она Море и Тревису. — У, нее недавно умер муж, поэтому я проведу с Джинни несколько дней».

Тревис пожелал матери хорошо отдохнуть.

Мора отлично знала, кто такая Джинни и при каких обстоятельствах они с Джесс подружились. Она не помогла матери собраться в дорогу, но и новой стычки не затеяла. Джесс не знала, забыла Мора про почтовый штемпель или попросту не соотнесла эти два обстоятельства. — Яркие солнечные лучи согревали лицо Джесс. Она подняла голову и вознесла хвалу Создателю за то, что ни Чак, ни Чарльз ни при чем. Едва ли она вынесла бы такое чудовищное предательство. А сейчас Джесс раскаивалась в том, что с самого начала заподозрила именно их.

А может, они того и заслуживали.

Она тряхнула головой и отвела взгляд от приближающегося берега, возле которого покачивались на ленивых волнах парусные лодки. В отдалении старые дома смотрели большими глазами-окнами на водную гладь.

Возможно, один из этих домов — гостиница «Мейфилд-Хаус», которой владела какая-то. Мейбл Адамс; возможно, именно здесь жил Ричард, и на этом вот берегу ее дочка играла на песке, смотрела на паромы и старалась представить себе большой мир.

Паром стал замедлять ход. Джесс подумала, что очень многого пока не знает, но каждая минута приближает ее к обретению правды.

Услышав, что всех пассажиров просят вернуться к своим автомобилям, Джесс мысленно добавила: «А еще настала пора вернуться к прошлому».

«Мейфилд-Хаус» располагался не у побережья, а в густонаселенном центре Вайнард-Хейвена. Несколько минут Джесс колесила по узким улицам с односторонним движением, идущим от океана вверх. Наконец увидев вывеску, она сделала глубокий вдох и въехала в ворота.

Джесс думала, что «Мейфилд-Хаус» — небольшое здание причудливой провинциальной архитектуры, но это оказался внушительный белый дом с кремово-желтыми ставнями и густо увитой плющом верандой. Трава на газоне была аккуратно подстрижена, а территория обнесена высоким Забором. Не оставляло сомнений, что гостиница принадлежит богатым — весьма богатым — людям. Увидев «Мейфилд-Хаус», она решила, что Филип все-таки ошибся и отец Ричарда с толком использовал деньги ее отца. Джесс вспомнила, как Джинни весьма проницательно заметила, что тридцать лет назад столь огромная сумма могла означать только какое-то темное дело.

Она нажала на тормоза и повернула ключ зажигания. Еще минуту Джесс сидела неподвижно и рассматривала клумбы, усаженные желтыми тюльпанами, потом выбралась из машины. В нос ей сразу же ударил морской воздух, насыщенный запахами соли, водорослей, раков и пропитанной влагой древесины. «Если дочь выросла в этом месте, — подумала Джесс, — то все эти запахи для нее родные, она насквозь пропиталась ими».

— Джессика Рэндалл? — раздался голос с веранды.

Она подняла голову и увидела высокую худощавую женщину; ее длинные темные волосы уже тронула седина. Одета она была необычно: белая футболка без рисунка и восточного покроя юбка до пола. Женщина улыбалась, но как-то фальшиво.

— Да, это я, — отозвалась Джесс. — Здравствуйте.

— Вам помочь внести ваш багаж?

Джесс взглянула на свою машину.

— Да, пожалуйста, если вас это не очень затруднит.

Женщина молча вышла на крыльцо и спустилась по ступенькам. Джесс заметила, что она босая.

Подойдя к гостье, хозяйка отбросила с лица прядь волос и протянула руку:

— Карен Брэдли.

«Карен, — подумала Джесс. — Значит, это старшая сестра Ричарда». С Карен она ни разу не встречалась в юности, хотя много о ней слышала. Говорили, будто она редкая красавица, умница и любимица отца. Сейчас Джесс не заметила в ней ни ума, ни следов былой красоты. Невыразительное усталое лицо стареющей женщины, которая прожила нелегкую и несчастливую жизнь… А может, Джесс это только показалось, потому что она не питала симпатии к женщине, участвовавшей, вероятно, в похищении ее ребенка.

Отбросив неприятные мысли, Джесс влажной от пота рукой пожала протянутую руку, холодную и сухую.

Карен не сказала, что рада знакомству и приезду Джесс в Вайнард, вообще не произнесла ничего подобающего случаю. Улыбнувшись, как Чеширский кот, она направилась к машине Джесс.

— Чудесная сегодня погода, — промолвила Джесс, следуя за хозяйкой и твердо решив делать вид, что ничего необычного не происходит. Она еще успеет высказаться. В конце концов, основные факты и основные действующие лица уже известны.

— Почти что лето, — откликнулась Карен, и по ее тону невозможно было понять, рада она этому или нет.

Открыв дверцу машины, хозяйка вытащила чемодан, взвалила его себе на плечо и предоставила гостье разбираться с сумкой. Джесс взяла сумку, пошла за Карен к крыльцу и с трудом поднялась по деревянным ступенькам.

— Дом у вас великолепный, — обронила она, но Карен не удостоила ее ответом.

Войдя в просторный холл, Джесс увидела обитые полированным деревом стены, украшенные резьбой, длинный стол с мраморной крышкой и хрустальную люстру, сверкавшую в пробивающемся сквозь шторы солнечном свете. Она поняла, что восточный ковер во всю стену старинный и очень дорогой. Джесс пришло в голову, что и этот ковер, вероятно, приобретен на деньги ее отца.

— Я отнесу вещи в ваш номер, — сказала Карен, — а вы пока подождите папу. Он зарегистрирует вас.

Хозяйка ступила на крутую лестницу и почти тут же скрылась из виду, слышалось только шлепанье ее босых ног.

Джесс, оставшись в холле одна, не знала, как унять дрожь. Ей не верилось, что она попала в это странное место.

Стеклянная дверь вела в глубину дома. Джесс подошла к ней и заглянула внутрь: у противоположной стены она увидела большой, отделанный кирпичом камин, неподалеку от рояля стояли три дивана и около каждого — столик из темного дерева; старинные часы показывали четыре часа сорок три минуты.

— Джессика Рэндалл?

Она обернулась. Перед ней стоял человек лет семидесяти во фланелевой рубахе и джинсах. Белые как снег волосы и небесно-голубые глаза. Джесс невольно коснулась рукой живота, в котором что-то опустилось. Не притворяться же обыкновенной туристкой!

— Да, это я, — неуверенно сказала она. — Джессика Рэндалл.

Старик не узнал ее. Впрочем, Джесс ничего другого и не ожидала, поскольку виделись они всего один раз более тридцати лет назад — в день похорон ее матери. Джесс помнила о нем только то, что в те времена у него был старенький ржавый «десото».

— Добро пожаловать в Вайнард, — сказал старик и протянул гостье тяжелый латунный ключ и небольшую брошюру с изображением «Мейфилд-Хауса» на обложке.

Улыбался он приветливо и доброжелательно. В отличие от дочери он не был угрюм, и он вовсе не походил на человека, способного взять грязные двести тысяч, а потом украсть ребенка.

— Благодарю вас, — сказала Джесс.

— Ваш номер — седьмой. Наверх и налево. Завтрак у нас в девять. Столовая вон там. — Он указал на ее сумку:

— Помочь вам отнести вещи?

— Нет, спасибо.

Лучше поскорее избавиться от него… Может, головокружение пройдет, и она снова сможет мыслить здраво и ясно.

Старик кивнул.

— Если вам что-то понадобится, не стесняйтесь. — Он пошел было прочь, но, обернулся. — Простите, чуть не забыл. Брэдли. Ричард Брэдли.

«Нет! — едва не завопила Джесс. — Ты — Ричард Брайант, и ты — а может, Мейбл Адамс или еще кто-нибудь — украл моего ребенка!» Но она только поблагодарила его.

Старик потянулся рукой к шляпе, чтобы приподнять ее, но шляпы на голове не оказалось. О» оставил Джесс в холле. В холле того дома, где ее дочь, вероятно, выросла и провела три первых десятилетия своей жизни… И она могла войти в этот холл в любую минуту.

— Черт возьми, наконец-то соизволила явиться!

Услышав голос из-за двери седьмого номера, Джесс выронила сумку и схватилась за горло.

— Джинни! — крикнула она через секунду. — Ты напугала меня до смерти!

— Значит, поэтому лицо у тебя такое же белое, как у Элизабет Тейлор, когда она не нарумянена.

Джесс расхохоталась и обняла подругу.

— Мне никто не сказал, что ты уже здесь. Как долетела?

Джинни присела на край очень высокой кровати с балдахином, покрытой пледом с бахромой.

— Долго и нудно. — Джинни обвела взглядом комнату. — Меня поселили в третьем номере. Балдахина там нет. Надо пожаловаться хозяевам.

— Никаких жалоб! — испуганно зашептала Джесс. — Я не хочу привлекать лишнего внимания.

Джинни нахмурилась:

— Почему ты не спросишь старика в лоб?

Джесс расстегнула сумку, достала платье и повесила его в небольшой платяной шкаф.

— Джинни, нужно действовать осторожно. Я должна быть уверена.

— А если она все же здесь, ты боишься упустить возможность увидеть ее.

— Верно.

— А как ты ее узнаешь, если увидишь?

— Узнаю.

Джинни пристально взглянула на нее.

— Только не рассчитывай, что Живой Труп тебя представит.

— Живой Труп?

— Длинная юбка. Босая.

Джесс снова расхохоталась:

— Это сестра Ричарда. Она вроде бы со странностями. По-моему, в молодости такой не была.

— С тех пор сто лет прошло.

— Вот именно. Люди с годами меняются. — Джесс вынула косметичку и стала раскладывать разные предметы на краю умывальника. — А еще… еще кого-нибудь ты видела?

— Только отца семейства. Никаких двадцатидевятилетних девиц. И никакого парня, похожего на отца твоей дочери.

Джесс вдруг захотелось вступиться за Ричарда. Она подошла к окну, слегка раздвинула занавески и стала вглядываться вдаль. Вот так же она смотрела вдаль из окна своей комнаты в «Ларчвуд-Холле», ожидая Ричарда и не понимая, почему он не приходит за ней.

— Идем поищем какую-нибудь приличную забегаловку. — Голос Джинни вернул ее к реальности.

Джесс вздохнула и изобразила улыбку. У нее еще будет время подумать о Ричарде.

По центральной улице Вайнард-Хейвена мчались грузовики. Повсюду слышались звуки, напоминающие о приближении лета: визг пил, стук молотков, гул машины, обновляющей дорожную разметку. Джесс и Джинни старательно обходили лестницы и маляров, красящих стены.

— Какой славный город, — заметила Джесс. — Представь себе, я ни разу не была на острове.

— Издеваешься, что ли? — отозвалась Джинни. — По моему разумению, такие состоятельные люди, как ты, ездят сюда каждое лето. Для них это так же привычно, как то, что мы с мамой когда-то каждое лето продавали сосиски на Ривер-Бич.

— Когда моя мама была жива, отец много разъезжал по делам. Лето я всегда проводила в приморском лагере. Там я и познакомилась с Ричардом. Он работал на раздаче полотенец. — Каждое слово отзывалось болью. Джесс откашлялась. — Ну а после «Ларчвуд-Холла» я год прожила в Англии. Заканчивала школу.

— Значит, отца ты так и не увидела?

— Встречалась с ним раз в год на Рождество. А после того как вышла замуж за Чарльза, — несколько чаще, но ненамного.

Подруги остановились у магазина, где девушка развешивала в витрине футболки.

— А я, — начала Джинни, — однажды была в Вайнарде, лет в шесть или в семь. Один из дружков матери предложил мне поехать сюда на два дня.

— Хорошо помнишь ту поездку?

— Мы жили в Оук-Блаффсе. — Джинни фыркнула. — Наверное, потому, что они могли там пить. На большей части острова продажа спиртного была ограничена. — Она сделала серьезное лицо и погрозила пальцем, как строгая учительница. — Если в названии города нет буквы «о», значит, в нем нельзя достать выпивку. — Джинни рассмеялась. — Видишь, какая важная информация хранится у меня в мозгах!

— В названии «Вайнард-Хейвен» нет буквы «о».

— Правильно. А вот Оук-Блаффс… В общем, они ради этого туда отправились. Еще я карусель запомнила. И тянучки. Их прямо в магазине делали и позволяли смотреть.

— Тебе тут понравилось?

— Просто класс!

Джинни, закусив губу, направилась дальше. Джесс нагнала ее.

— Неужели детям здесь хорошо? Этот остров… изолирован от всего мира.

— Думаю, жизнь здесь такая же, как везде. Все зависит от людей, которые рядом с тобой.

Они миновали книжный магазин, картинную галерею, роскошный ювелирный магазин. Джесс задержалась у витрины. Джинни шепнула ей:

— Не оглядывайся сразу. За нами следят.

Джесс сделала вид, будто пристально рассматривает витрину.

— Следят?

— Живой Труп.

Джесс вскинула голову.

— Карен?

Действительно, в двух домах от ювелирного магазина, под обновленной вывеской «Тисбери инн» стояла сестра Ричарда в своей оранжевой длинной юбке. Ее глаза на мгновение встретились с глазами Джесс, а потом Карен отвернулась так быстро, что Джесс не успела помахать ей.

— Джинни, не надо сочинять детективы. Уверена, она вовсе не следила за нами. — Джесс проводила взглядом Карен, скрывшуюся в дверях гостиницы.

— А я не уверена, — возразила Джинни. — Пошли вниз. Старик Брэдли говорил, что в «Черном псе» отличные бургеры.

— Старик Брэдли?

— Отец Ричарда. Еще до твоего приезда мы с ним немного поболтали.

— Ты не…

— Не волнуйся, детка. Я тебя не выдала.

Они спустились под гору. Через несколько минут Джесс оглянулась и заметила, как Карен выходит из гостиницы и смотрит им вслед. У Джесс появилось неприятное ощущение: похоже, все не так просто, как она предполагала.

Вечером в пятницу перед Днем поминовенияnote 11 на острове делать абсолютно нечего. В праздник город, безусловно, оживет.

А до той поры Джесс и Джинни оставалось только сидеть, смотреть на паром, пересекающий пролив, и строить планы, как раскрыть тайну далекого прошлого.

К тому времени, когда солнце скрылось за горизонтом, они составили план: вопросы будет задавать Джинни, и активные действия начнутся за завтраком.

Войдя в столовую «Мейфилд-Хауса», Джесс ощутила ее зловещее сходство со столовой «Ларчвуд-Холла»: длинный стол вишневого дерева, обивка стен в тон столу, серебряные подсвечники и подстаканники, старинные портреты неизвестных суровых мужчин.

— Джесс и Джинни сидели за столом одни. Ночью Джесс почти не спала, а лежала и слушала, как часы бьют два, три, четыре. А теперь они пробили девять раз. В тот же миг вошла Карен с кофейником. Теперь на ней была такая же длинная юбка, только синяя. Она опять была босиком. За ней следовал улыбающийся отец Ричарда с корзинкой в руках. Запахло горячей сдобой. Под мышкой он зажал газету.

— Доброе утро, — сказал старик.

— Доброе утро, — ответила Джесс.

Джинни молча и пристально разглядывала Карен — Живой Труп.

— Прилив, солнце светит. На острове ничего лучшего и пожелать нельзя, — проговорил старик.

— Расскажите об этом тому, кому делать нечего, — отозвалась Джинни, наблюдая, как Карен наливает ей кофе.

— Разве вы не отдыхать сюда приехали? — удивился старик.

Наступила пауза, Джесс и Джинни почувствовали, что идут по лезвию ножа.

— Понимаете… — начала Джесс, всей душой надеясь, что их план сработает и им удастся вытянуть из старика правду.

— У меня отпуск, — перебила ее Джинни. — Сюда ведь люди только в отпуск ездят, верно?

Мистер Брэдли улыбнулся. Джесс заметила, что улыбка молодит его. Ричарду сейчас сорок семь. Интересно, он тоже хорошо сохранился? И почему Джинни плетет что-то про отпуск, ведь они намеревались?..

— Если бы не отпускники, — добродушно отозвался старик, — этот остров был бы необитаем.

Карен подошла к Джесс и налила ей кофе. Джесс увидела, что на груди у Карен висит кулон с гладким темно-синим камнем.

— Какое прекрасное украшение, — заметила она.

Карен посмотрела на кулон так, как будто впервые его видит, потом перевела взгляд на Джесс, но не сказала ни слова.

— Это камень, выброшенный морем, — ответил вместо нее старик. — Карен собирает их на пляже в Уэст-Чопе. Я сто раз говорил ей, что она должна делать такие вот украшения и продавать ювелирным магазинам.

— О, безусловно, стоило бы, — согласилась Джесс. — Выглядит просто изумительно.

Карен вышла.

— Давно вы живете в Вайнарде? — спросила Джинни. Джесс отхлебнула кофе и взглянула на газету, которую старик положил на стол.

— Почти тридцать лет.

Джесс захотелось закричать: «Да мы знаем! Где моя дочь?» Но она молча взяла «Вайнард газетт» и стала просматривать первую страницу Джинни вечером просила предоставить инициативу в разговоре ей, и Джесс решила подчиниться.

— Я уже не вернусь на Большую землю, — продолжал мистер Брэдли, присаживаясь к столу. Джинни взяла из корзинки сдобную булочку. — Здесь выросли мои дети, здесь похоронена моя жена. — Он почесал гладко выбритый подбородок. — Нет, мне возвращаться незачем.

— А сколько у вас детей? — продолжала Джинни.

Джесс едва не поперхнулась. Она делала вид, что с интересом читает газету, но сосредоточиться на тексте не могла.

— Ну, Карен вы видели, — ответил старик. — Еще у меня есть сын Ричард. Он работает здесь.

Мистер Брэдли кивнул на Джесс, на газету в ее руках.

Джесс, вздрогнув, уставилась на очередной жирный заголовок.

— Он здесь и живет? — полюбопытствовала Джинни. — Вместе с вами?

Глаза Джесс почти прилипли к газете, мускулы застыли, она была не в силах пошевелиться.

— Нет. Живет он в Эдгартауне. Там редакция газеты.

Эдгартаун. Верно. Филип выяснил, что Ричард живет в Эдгартауне.

— Он женат? — выдала Джинни новый вопрос. Ее ничуть не смущало, что, в сущности, она вторгается в частную жизнь.

— Разведен. — Мистер Брэдли слегка помрачнел. — У него двое детей, они живут с матерью на Большой земле. В Бостоне. Здесь жене Ричарда нравилось отдыхать, а постоянно жить — нет.

Джесс бросила взгляд на Джинни, которая потянулась за второй булочкой.

— А еще дети у вас есть? — небрежно осведомилась та.

Джесс отложила газету и сделала глоток кофе, не зная, долго ли еще продержится в таком напряжении.

— Да, есть. — Морщины на лбу мистера Брэдли разгладились. Он просиял. — Мелани. Мы зовем ее Мелли. Она преподает в начальной школе.

Мелли. Мелли. Неужели она…

Джесс выпрямилась, отломила кусок булки и отправила его в рот. Булка была теплой и мягкой, и во рту у Джесс пересохло.

— Сколько же ей лет? — последовал очередной вопрос.

Отец Ричарда рассмеялся и встал:

— Обычно гости расспрашивают об острове, а до нас им нет никакого дела.

Булка застряла у Джесс в горле. «Мы не гости», — мысленно возразила она и снова глотнула кофе.

— Извините меня, — сказала Джинни. — Праздное любопытство. Видите ли, я социолог. Работаю в южной Калифорнии. Хочу написать исследование о людях, которые живут на островах. Меня интересует, почему им нравится такая жизнь. Почему они не уезжают.

Джесс опять уткнулась в газету, опасаясь, что если она посмотрит на Джинни, то не выдержит и рассмеется.

— Значит, вы не совсем в отпуске?

«Не совсем», — беззвучно ответила ему Джесс.

— Я назвала бы это заданием на отпуск, — нашлась Джинни.

— Не слышал, чтобы нас когда-нибудь посещали социологи.

Джинни улыбнулась:

— Вот и прекрасно. Я люблю быть первой во всем.

— Ну ладно, оставлю вас, — сказал мистер Брэдли. — Сегодня вы у нас единственные постояльцы, но в выходные здесь будет полно народа. День поминовения. Начнется настоящее безумие. — Он повернулся к двери, но остановился и усмехнулся:

— Отличный, кстати, материал для ваших исследований. Как люди меняются с началом туристского сезона. — Старик кивнул, явно очень довольный своей мыслью, и добавил:

— Приятного аппетита.

С этими словами он вышел из столовой.

Джесс посмотрела на Джинни.

— Доедай булку. Нам нужно съездить в одно место.

Джинни удивленно подняла брови.

— Что за место?

— Эдгартаун. — Джесс указала на газету. — Начнем поиски с редакции.

— Это она, — сказала Джинни, когда они подошли к машине. — Мелани. Она — твоя дочь.

— Джинни, мы пока еще не знаем. Мы не выяснили даже, сколько ей лет.

— Это точно она.

— Начнем с Ричарда, — ответила Джесс. — Потом увидим.

В ее голосе было куда больше терпения и спокойствия, чем в душе.

Карен стояла у окна верхнего этажа и наблюдала, как Джинни и Джесс садятся в сверкающий «ягуар». Из-за двери столовой она слышала все идиотские вопросы, которые задавала шатенка. Карен слушала и улыбалась, зная, что в эти минуты гостьи ломают головы над тем, как им быть.

А когда «ягуар» отъехал от гостиницы и свернул направо, Карен уже не сомневалась, что они направляются в Эдгартаун.

С тайной завистью она думала о том, что отдала бы все на свете, только бы оказаться свидетельницей этой встречи.

Глава 15

Глядя на поток несущихся во всех направлениях машин, Джинни старалась определить, где они в данный момент находятся. На коленях у нее лежала карта острова, взятая с мраморного столика в холле «Мейфилд-Хауса». Наконец Джесс поняла: они добрались до самого сердца автодорожной паутины — перекрестка пяти дорог в центре Вайнард-Хейвена. Легковые и грузовые машины периодически останавливались, образуя заторы, затем возобновляли движение. На глазах Джинни и Джесс разворачивалось некое загадочное автомобильное шоу, тайну которого знали лишь аборигены.

— Поворачивай направо, — распорядилась Джинни.

— Легко сказать, — огрызнулась Джесс.

— Но эту авантюру как-никак затеяла ты.

Джесс вдавила в пол педаль газа. Машина рванулась вперед и пристроилась в хвост длинной вереницы автомобилей. Водители их явно никуда не спешили. Джесс тут же сбавила скорость.

— Мы бы быстрее пешком дошли.

— Лично я не тороплюсь, — бросила Джесс. — Встречи с ним я ждала тридцать лет, так что готова подождать еще тридцать минут.

Джинни посмотрела на Джесс. Наверное, ее хладнокровие наигранное. Если она в самом деле любила когда-то этого парня по имени Ричард, почему же сейчас не сгорает от нетерпения?

Джинни не знала, что такое настоящая любовь, пока не появился Джейк. Она не понимала в «Ларчвуд-Холле», почему крошка и тихоня Джесс изнывает от тоски по какому-то ничем не примечательному пацану, с которым случайно переспала, почему ноет и удивляется, что этот пацан не приезжает за ней. Джинни удивлялась, чего ради Джесс царапает на надушенной бумаге письмо за письмом, которые неизменно остаются без ответа. Кстати, несколько последних писем вернулись нераспечатанными. Джинни была неведома сила любви. Лишь потом она поняла, что значит любить. Джинни не сомневалась: окажись она сейчас на месте Джесс, здесь, на дороге в Эдгартаун, ее сердце не выдержало бы и разорвалось.

Джинни тут же выругала себя за дурацкую чувствительность, почему-то проявлявшуюся всякий раз, когда рядом была Джесс. Вдруг ей вспомнилась Лайза. В отличие от Джейка дочь еще может вернуться к ней. А может и не вернуться, и тогда Джинни навеки останется одна, пока не последует в мир иной за Джейком.

— А тебе не хочется опять спать с ним? — внезапно спросила она.

Джесс вздрогнула:

— Что?

— Тебе не хочется еще раз переспать с Ричардом? Он был хорош в постели?

— Господи, Джинни, что ты несешь? Я в последний раз видела его… когда мы были еще детьми. А теперь мы уже не дети.

— Ну и что? Так он тебе понравился?

— Мне тогда не с кем было его сравнивать.

— Но сейчас-то ты можешь судить.

Джесс зажмурилась от ударившего в глаза солнца и опустила козырек.

— Честное слово, ничего не помню. Мне казалось, что я люблю его. С ним я…. ощущала себя в безопасности.

Джинни кивнула и повернула голову направо. Она хорошо знала, что такое чувствовать себя в безопасности. Так было с Джейком. Оттого-то теперь ей так неуютно в жизни.

— Ричард в разводе, — напомнила она подруге, — следовательно, доступен.

— Джинни, запомни наконец: я приехала сюда не для того, чтобы найти мужчину и лечь с ним в постель. Как тебе известно, у человека бывают и другие интересы.

Да, Джинни это было известно. Еще бы, ведь вполне возможно, что ей самой уже не суждено лечь в постель с мужчиной.

Она поникла от этой ужасной мысли.

В полном молчании подруги добрались до небольшого уютного городка Эдгартаун. Поскольку в этом названии не было буквы «о», это означало, что выпить им не удастся. Но Джинни и не нуждалась в выпивке, она искренне радовалась, что они у цели.

Если карта не врала, редакция «Вайнард газетт» находилась неподалеку от книжного магазина, который Джинни мгновенно узнала. Множество раз она видела этот магазинчик в сериале Боба Ньюарта «Джордж и Лео» в те долгие вечера, когда сидела на диване с пультом в одной руке и тостиком в другой.

— Направо, — сказала Джинни.

Джесс сбросила скорость и повернула направо. Здание редакции выросло перед ними. Джесс со вздохом облегчения въехала на стоянку.

Джинни внимательно рассматривала старый дом — серый, с мелкими камешками в бетоне, как, пожалуй, все дома в этом городе. Над дверью висела вывеска.

— Здесь, — обронила Джинни.

Джесс не издала радостного восклицания и не выругалась, как непременно поступила бы на ее месте Джинни. Повернув ключ зажигания, она сказала:

— Посиди здесь. Туда я пойду одна.

Джинни проводила ее взглядом. Оказывается, у этой избалованной богатой девчонки есть-таки мужество.

На ней были бледно-желтые брюки и такого же цвета блузка с коротким рукавом. Джесс казалось, что к ее лакированным туфлям на низком каблуке кто-то приделал железные подошвы и привязал два тяжелых морских якоря.

Она медленно шла по вымощенной кирпичом дорожке.

Ее одолевали тяжелые мысли.

Ричард.

Как он теперь выглядит?

Что сделает, когда увидит ее?

Вспомнит ли он ее?

Ричард. Юноша, который успокаивал ее, обещал… обещал любить всю жизнь, заботиться о ней и ребенке…

И вот он здесь. По ту сторону стены. Ричард там, внутри, и не догадывается, что его затворничество на острове подошло к концу. Сейчас Ричард увидит женщину, знающую, кто он и что в своей жизни совершил.

Джесс замедлила шаг у розового куста, собираясь с силами. Главное — не остановиться, выдержать то, что ей предстоит.

Она вспомнила свои слова: «Мы были еще детьми. А теперь мы уже не дети».

Джесс еще раз воссоздала в памяти тот день, когда выяснила, что отец откупился от семейства Ричарда, а Ричард оставил ее потому, что его родные нуждались в деньгах. Но впоследствии оказалось, что им были нужны не только деньги, но и ее ребенок.

Джесс прикрыла глаза, снова открыла их и с удивлением поняла, что в них стоят слезы, поэтому алые розы слились в большое пятно, как будто они тоже плакали.

«Он и его плебеи-родители взяли деньги и были таковы». Эти слова отца опять зазвенели у нее в ушах, и она двинулась дальше. Опаленная яростью, Джесс преисполнилась решимости исправить допущенную несправедливость.

Открыв дверь, она вошла в помещение с низким потолком. Пожилая женщина, сидевшая за стойкой, подняла голову и приветливо улыбнулась.

— Что вам угодно?

Джесс повернула на пальце кольцо.

— Будьте любезны… — Запнувшись, она кашлянула и начала снова:

— Будьте любезны, скажите, как мне найти Ричарда Брэдли?

Женщина опять улыбнулась.

— Ричарда? К сожалению, он вернется на следующей неделе. Сейчас он на Большой земле.

— На Большой земле?

— Да, в командировке, в Бостоне.

Женщина говорила что-то еще, но Джесс вышла, не дослушав.

По возвращении в «Мейфилд-Хаус» Джесс сказала Джинни, что хочет отдохнуть.

— Я, наверное, вздремну, а ты пока пообедай где-нибудь, — предложила она подруге, которой, кажется, никогда не изменял аппетит.

И наконец Джесс осталась одна в четырех обитых ситцем стенах седьмого номера.

Вытянувшись на кровати и глядя на балдахин, она попыталась сосредоточиться и решить, как действовать дальше. Сначала Джесс решила провести на острове несколько дней, не дожидаясь возвращения Ричарда, «на следующей неделе». Она не выдержит так долго. У Джесс есть свое дело, правда, Карло наверняка справится и без нее. И у нее есть дети, Мора и Тревис. Тут Джесс напомнила себе, что они уже взрослые и отлично обойдутся без мамочки.

В общем-то, если у нее хватит сил продолжать поиски, она вполне может задержаться в Вайнарде.

Джесс потерла онемевший затылок. Не стоит ли расспросить подробнее мистера Брэдли о его дочери Мелани, учительнице начальной школы? Ведь той около тридцати (а может, и нет), и она вполне может оказаться ее родной дочерью.

Или лучше уехать домой и забыть про всю эту нелепую историю?

Джесс вспомнила Филипа, который горел желанием встретиться с родной матерью и стремился узнать правду.

А Мелани — если только Мелани действительно ее дочь — заслуживает правды?

Джесс перевернулась на бок, взяла телефонную трубку и набрала манхэттенский номер Филипа. Он поможет ей принять решение. Посоветует, как поступить.

— Филип, — сказала Джесс, — ну как ваш новый офис?

Услышав его заливистый, искренний смех, она сразу почувствовала облегчение. Видимо, Филип действует на нее так же успокоительно, как и Тревис.

— Мы распаковали еще не все вещи. По-моему, грузчики растеряли на Пятой авеню все мои документы.

— Найдутся, — улыбнулась Джесс. — Кстати, у вас ведь теперь новая секретарша?

— Между нами говоря, ее мозги не идут ни в какое сравнение с внешностью.

— Едва ли стоит так откровенно сообщать о недостатках сотрудников.

— Это горькая правда, — отозвался Филип. — А у вас как дела? Вы дома?

— Нет. В Вайнарде.

Итак, светский разговор окончен. Филип помолчал.

— И что?

— Ох, Филип…

Внезапно Джесс расплакалась. Ей очень хотелось сказать хоть что-то, лишь бы Филип не догадался, что по ее щекам текут слезы.

— Джесс! С вами все в порядке?

Поздно. Она всхлипнула.

— Простите меня, Филип. Я не хотела…

— Джесс, в чем дело?

Она рассказала ему обо всем — об отце Ричарда, о том, что не видела ни Ричарда, ни Мелани, дочери мистера Брэдли. И еще Джесс призналась, что она в полной растерянности. После чего извинилась за слезы.

— Не извиняйтесь за свои чувства, — не по годам рассудительно сказал Филип. — Ваша подруга Джинни с вами?

— Да, но у нее самой сейчас тяжелая полоса. Я надеялась, что путешествие отвлечет ее, но сейчас не знаю, что мне делать…

— Вы не думали поговорить с отцом Ричарда?

— Филип, боюсь, у меня не хватит силы воли. Похоже, он неплохой человек. Его старшая дочь Карен немного странная. А старик явно очень любит своих детей. Особенно Мелани. Не хотелось бы огорчать его. Лучше, чтобы все это осталось между мной и Ричардом.

— Я к вам приеду, — вдруг заявил Филип.

— Что?!

— Я сказал, что приеду в Вайнард. Джесс, понимаете, у вас сейчас настоящий стресс. Чтобы получить ответы на вопросы, вам нужна решимость. Или друг, который действовал бы вместо вас.

— Но, Филип…

— Я буду в субботу. Когда отходит паром?

— Я ехала на том, что отходит от Вудс-Хоул в два тридцать. Но расписания не знаю. В воскресенье праздник, День поминовения…

— Хорошо, я разберусь на месте. Позвоню, если что-то изменится.

— Филип… Спасибо вам.

— Не благодарите.

Джесс положила трубку и вытерла слезы. Она была рада, что позвонила.

Филип не мог выехать в Вайнард немедленно. Он знал, что Николь рассердится: семестр закончился, и она свободна до следующей недели, когда начинается летняя сессия. Филип обещал съездить с ней в Хэмптон и провести там выходные. Эта вылазка стала бы их первым настоящим свиданием — без осточертевших библиотечных залов, без необходимости спешить на деловые встречи по требованию Джозефа… И самое замечательное — Джозеф уже знает, что Филип собирается уехать из Нью-Йорка с Николь, поэтому ему не придется рассказывать про Джесс и про Вайнард. Джозефу не должно быть никакого дела до того, как его брат проводит свободное время.

Филип накинул пиджак, взял «дипломат» и вышел из офиса.

К счастью, такси долго ловить не пришлось. Усевшись, Филип назвал водителю адрес Николь. Через несколько минут его осенила счастливая мысль: почему бы не пригласить Николь в Вайнард вместо Хэмптона? Ей скорее всего безразлично. Так что свидание отменять не придется. Не исключено, что Николь даже окажется полезна в поисках ребенка Джесс.

А что? Между ними возникнет что-то еще, кроме секса, совместных обедов и разговоров об экзаменах и законах. Филип будет с ней откровенен, расскажет ей о Пи-Джей и о том, как много она для него значила.

Он выглянул в окно и улыбнулся. Что ж, их отношения продвинутся дальше и укрепятся. Появится шанс, что Николь — это надолго.

— Я не хочу в Вайнард, — отрезала Николь. — Я хочу в Хэмптон. Ты мне обещал.

Хуже всего было то, что Филип все ей рассказал о Джесс, о Пи-Джей, о том, как необходимо помочь подруге матери.

Однако его доводы не произвели впечатления на Николь. Должно быть, она не поняла.

— Николь, все это крайне важно для меня, — повторил Филип. — Я думал, ты будешь рада.

— Я и была рада. Когда ты обещал мне Хэмптон. А помогать кому-то искать ребенка, брошенного тридцать лет назад, у меня нет желания.

— Прости. — Филип запустил пальцы в шевелюру. — Я считал, ты хочешь посвятить себя защите интересов детей. Считал, такие дела не должны оставлять тебя равнодушной.

Николь пожала плечами и отвернулась. Потом подошла к постели и села. Филип оглядел просторную квадратную комнату и вдруг разозлился от того, что здесь нет даже стульев и присесть можно разве что на кровать или на груду книг на полу.

— Я устала. — Николь стянула с себя майку, обнажив маленькие, упругие груди. — То, о чем, ты говоришь, — это не отдых, а работа.

Филип подошел к окну, опасаясь, как бы вожделение не помешало ему исполнить то дело, на что он твердо решился.

— Но…

Филип повернул голову и увидел, что Николь сбросила джинсы и осталась в одних тонких трусиках, шелковистых, бледно-лиловых…

— Из-за этой женщины у тебя вышла стычка с Джозефом? Николь послюнявила палец и провела им вокруг быстро твердеющего соска.

Филип прекрасно понимал, что его соблазняют, и все-таки не мог не наблюдать за Николь. И уже ощущал напряжение внизу живота…

— Мы с Джозефом не всегда одинаково смотрим на мир, — спокойно ответил он.

Она сунула одну руку в трусики и оттянула резинку, открыв курчавые волосы, блестящие, зовущие. Потом погладила себя, и Филип рванулся вперед, страстно желая схватить Николь, ткнуться лицом в манящее тепло, коснуться языком ее кожи…

Она вдруг забросила одну ногу на кровать и обхватила колено руками.

— Если ты не хочешь ехать со мной в Хэмптон, я поеду с кем-нибудь еще. Филип, мне надо отдохнуть.

Он вытер внезапно вспотевший лоб.

— В Вайнарде ты отлично отдохнешь.

— А ты будешь проводить время с климактерической дамой, роясь в ее далеком прошлом?

Его пыл остыл.

— Николь, это нечестно. Ты не знаешь Джесс.

Она спустила ногу с кровати и подошла к нему. Его окутал ее запах. Взяв его за руки, Николь прижала их к своей груди.

— Филип, я хочу быть с тобой. И два дня заниматься любовью.

В его ладони уперлись твердые соски. Он заглянул ей в глаза. И опять Филипа обдало жаром. Ни разу еще Николь не говорила таких слов. Два дня заниматься любовью. До сих пор она относилась к занятиям любовью как к чему-то обыденному, вела себя так, будто исполняла необходимый ритуал.

Пальцы Филипа начали мять ее груди. Николь выгнула спину и засмеялась.

— Кстати, — прошептала она, — ты этой женщине ничего не должен. Ты сам сказал, что она не заплатит тебе.

Руки Филипа замерли. Он опустил их и отступил назад.

— Николь, все-таки ты чего-то не понимаешь. Джесс для меня очень много значит. Если бы не она, я никогда не встретил бы родную мать.

Николь прищурилась.

— Выходит, по десятибалльной шкале она проходит как десять, а я болтаюсь в районе пятерки.

Она подошла к постели и натянула майку.

— Так вот оно что? — тихо сказал Филип. — Ты согласна помогать детям только тогда, когда в дело вступает его величество доллар? — Он начал мерить шагами комнату. — Черт возьми, Николь, я-то думал, ты не такая, как мой брат. Думал, что тебе в жизни дороги не только деньги. Значит, я ошибся.

Николь рассмеялась. Невероятно, но она смеялась.

— Да почему ты ко всему относишься так серьезно? Если кто-то из нас и ошибся, так, наверное, я. Мне казалось, что тебе нравится проводить со мной время, когда у меня есть возможность.

— Когда у тебя есть возможность, — холодно повторил Филип. — Ты в центре мироздания, да, Николь? Тебе нужен мужчина, которого ты можешь уложить в свою постель, когда у тебя есть время. А когда у тебя его нет, опаздываешь. Да ты хоть раз пришла вовремя? Что все это значит? Тебе непременно нужно быть номером первым?

Слова срывались с языка Филипа помимо его воли. Он видел, что Николь в ярости, но остановиться уже не мог.

— Пожалуй, тебе лучше уйти, — проговорила она.

— Согласен. — Филип взял «дипломат». — Всего хорошего.

Джинни хорошо знала, что к цели ведет не только прямой путь. Не считая последних лет, она всю жизнь добивалась своего кривыми тропками. В этом злобном мире хорошими и добрыми могут быть только всякие Джесс и Лайзы. По крайней мере такие женщины, как Джесс, и такие, какой Лайза была раньше, пока не попалась на крючок Брэда.

Джинни тряхнула головой. Не время сейчас думать о дочери. Необходимо поразмыслить о том, как помочь Джесс выбраться из неприятного положения.

Прислушиваясь к громкому тиканью часов, Джинни поудобнее улеглась на жесткой кровати. По правде говоря, думать ей удается только тогда, когда под рукой есть солидный запас тостиков.

В былые времена она соблазнила бы отца Ричарда, заставила бы его поверить, что он самый неотразимый самец в мире. В былые времена она вскружила бы ему голову, довела бы до отчаяния, а потом уговорила бы открыть тайну.

Но те времена давно прошли. Джинни взглянула на свой живот, свисающий над брюками прямого покроя, и напомнила себе, что женщине, которая так плохо следит за собой, нелегко свести мужчину с ума.

«Тем не менее, — возразила она себе, — старик Брэдли, видимо, еще не утратил мужской силы, и не исключено, что он не занимался сексом много лет. А такого рода активность, возможно, пробудит мое либидо».

Усмешка заиграла на губах Джинни. Быстро поднявшись, она решила отправиться на экскурсию по этому мавзолею, именуемому гостиницей. Рано или поздно Ричард Брайант Брэдли-старший встретится ей, и можно надеяться, что результаты этой встречи окажутся благотворными не только для Джесс.

В доме старика не было. Джинни нашла его на заднем дворе. Он сдирал наждаком краску с днища перевернутой лодки.

— Хороший сегодня день, — заметила Джинни.

— Будет еще лучше, когда мы спустим эту малышку на воду.

— Неужели у вас есть время кататься на лодке? Ведь вы, должно быть, много хлопочете по хозяйству.

— Ну, иногда надо заниматься и тем, что любишь. Скоро сюда наедут туристы, так что лучше побаловать себя, пока их тет. Так и напишите в своей научной работе.

Джинни не сразу поняла, какую работу старик имеет в виду.

— Ну да, в работе, — ответила она. — Очень хорошо. Кстати, мне бы очень хотелось задать вам несколько вопросов, если, конечно, не возражаете.

Он неторопливо скреб свою лодку.

Джинни подошла ближе, убрала за ухо прядь волос и приняла знаменитую «позу Джинни» — поставила одну ногу на камень и оперлась на колено.

— Так что вы скажете? — спросила она.

Сейчас Джинни отдала бы все на свете, лишь бы не чувствовать себя такой нелепой.

— Давайте спрашивайте. Только не задавайте таких вопросов, на которые я не захочу отвечать. — Брэдли взглянул па се руки. — Вы не будете записывать?

— У меня отличная память.

— Вот и хорошо. Тогда вперед.

И он вновь начал скрести.

Джинни выпрямилась и поздравила себя с тем, что память у нее в самом деле по-прежнему отменная, хотя порой она сомневалась в этом.

— Вы говорили, что ваша вторая дочь — учительница. — Джинни пошла в наступление. — Наверное, она училась в колледже на континенте?

— Конечно. А потом вернулась.

— Почему?

Старик пожал плечами.

— Здесь ее дом.

— Это ваша младшая дочь?

— Ну да. В этом году ей будет тридцать.

Тридцать. Черт возьми, это точно она! Она.

Не спросив, родилась ли Мелани в ноябре, она снова приняла «позу Джинни».

— Хорошо, но скажите, какие развлечения может найти тридцатилетняя женщина, да и вообще молодая женщина, здесь, на острове?

Мистер Брэдли засмеялся:

— Знаете, Мелани нравится преподавать. Она замужем. У нес маленькая дочка, очень на нее похожа.

Джинни была поражена: этого она не ожидала. Оказывается, у Джесс есть внучка. Интересно, что скажет Джесс, узнав об этом? Наверное, опять начнет реветь. Идиотская чувствительность.

— У Карен вот есть ее стекляшки, — продолжал мистер Брэдли. — Жаль, что только они.

— Карен не замужем?

— Нет.

Ответ прозвучал вполне нейтрально, но Джинни заметила, что нажим наждака на дерево усилился.

— У нас в Лос-Анджелесе молодежь не назовет собирание стекляшек и преподавание особенно увлекательными занятиями.

Старик усмехнулся:

— Это проблемы вашей молодежи. А нам тут нравится жить без затей. Да вот хоть завтра. Каждый год накануне Дня поминовения все местные собираются на большой пикник. Последний вздох перед наплывом туристов.

— Пикник? И все местные жители участвуют?

Пикник для всего города. Да, это потрясающее развлечение.

Мистер Брэдли отложил наждачную бумагу и обернулся к Джинни.

— Да, на берегу Ташму-Понд. Это традиция. Здесь, на острове, традиций много. В гостинице остается прислуживать гостям и сторожить одна женщина, мы специально ее нанимаем. И ни за какие сокровища не пропустим этот пикник.

— Понимаю вас. — И вдруг Джинни посетила новая мысль, одна из ее фирменных — из тех, что порой заводили ее слишком далеко. Она поспешно отвернулась, чтобы скрыть улыбку. — Спасибо, не буду вам больше мешать. До вечера.

Джинни быстро направилась к дому, чувствуя, как старик буравит взглядом ее спину. А если смотрит, значит, кое-чего она уже добилась. И выиграла не так уж мало.

Джинни понятия не имела, где находится Ташму-Понд, но знала, что там непременно будет Мелани. А возможно, даже с девочкой.

Джинни вошла в дом, потирая ладони от удовольствия: выходит, она еще способна получать от мужчин то, что ей нужно. Хорошо бы у Джесс оказались какие-нибудь старые джинсы, в которых можно отправиться на пикник.

Глава 16

— Нельзя нам врываться к ним на пикник, — запротестовала Джесс.

— А нам и не придется «врываться». Папаша Ричарда подумает, что мы проводим свои исследования и совершенно случайно набрели на пикник.

— Ну, Джинни, не знаю…

— Послушай, чего ты хочешь: предпринять что-нибудь или просидеть неделю взаперти, дожидаясь своего возлюбленного Ричарда?

Джинни добавила, что Мелани скорее всего тоже придет на пикник. Она не упомянула о маленькой девочке, внучке Джесс, опасаясь внушать подруге напрасные надежды.

В конце концов Джинни уговорила Джесс, они надели джинсы и майки с надписью — »Вайнард», купленные накануне, и пошли по дороге вверх по склону холма к небольшому озеру с утками, возле которого были накрыты столы. Люди расположились вокруг них в шезлонгах или просто на одеялах. Оттуда доносились звуки аккордеонов, голоса и смех. Ноздри щекотал запах жареного мяса. Островитяне наслаждались последним относительно свободным днем.

— У меня такое чувство, будто я попала на чужой семейный праздник, — призналась Джесс.

— А почему не на свой собственный? Нам нужно гулять по холму, только и всего. Кстати, мне очень нравится этот запах. Может, старик поделится с нами провизией.

— Не знаю, Джинни, не знаю…

— Верь в меня, подруга.

Она видела их. Они стояли на вершине холма и смотрели вниз, на пирующих, и она ясно видела их.

А потом они двинулись дальше. Очень медленно, но уверенно. Толстуха впереди, коротышка — следом за ней.

Карен прислонилась к стволу дуба и думала о том, как легко бросить семя в почву и ждать, пока природа возьмет свое.

Никто не остановил их. Джесс следовала за Джинни, стараясь не выказывать смущения и вести себя естественно — так, будто они обе всю жизнь провели на этом острове и каждый год участвовали в пикниках. Не в первый раз Джесс поддалась на уговоры Джинни, не в первый раз, изменив своей простой и ясной логике, окунулась в причудливый мир подруги. И отчасти это доставляло ей удовольствие.

— Здравствуйте. Доброе утро, — говорила Джинни идущим навстречу людям. — Какой сегодня прекрасный день.

Старуха, стоявшая у передвижного холодильника, раздавала бесплатное мороженое.

— Тебе шоколад? Ваниль? Клубнику? — спросила Джинни.

— Прекрати! — зашептала Джесс. — Мы здесь ничего не должны брать.

По ее мнению, Джинни зашла слишком далеко. А вот самой Джесс вполне достаточно хоть на секунду увидеть Мелани на этом пикнике.

— Трусиха ты. И всегда была такой.

— Надо найти отца Ричарда.

Они прошли мимо лошади, запряженной в телегу. Дети с криками лезли туда.

— Прокатимся? — спросил молодой кучер.

Джесс коснулась руки Джинни.

— Попозже, — ответила та, взглянув на подругу. — Давай спустимся к воде, может, он там.

Джесс опять последовала за Джинни. Она вспомнила тот далекий день, когда они, четыре девчонки на последних месяцах беременности, отправились на ярмарку. Там они наслаждались жизнью — уплетали тянучки, играли В какие-то игры, позабыв хоть на один день обо всех своих бедах. Наверное, тогда Джесс в последним раз вдыхала аромат жареного мяса. И в последний раз чувствовала себя маленькой и беззаботной.

— Жаль, я не запомнила, как он был одет, — заметила Джинни. — В этой толпе мы запросто можем его не найти.

Едва она сказала это, как Джесс заметила Ричарда-старшего. Он сидел за столом с другим мужчиной и весело хохотал.

— Вот он, — прошептала Джесс.

И тут же пожалела о том, что они пришли. В конце концов здесь не ярмарка, а они уже не девочки.

Но Джинни уже проследила за направлением ее взгляда. Отступать поздно. Джинни направилась к столику своей особо важной «походкой Джинни».

— Мистер Брэдли! Так вот где вы проводите канун Дня поминовения!

— Джинни! — удивленно воскликнул старик и быстро встал. — А вы, милые дамы, что здесь делаете?

— Пришли на звуки музыки, . — объяснила Джинни. — Не беспокойтесь, мы сейчас уйдем.

— Уйдете? Даже если я поджарю вам гамбургеры? — удивился старик.

— Но у вас местное торжество… — слишком решительно возразила Джинни.

— И что с того? — Ричард-старший вдруг подмигнул. — Сегодня вы — мои гости. Так чего вы хотите? Гамбургер? А что скажете насчет тушеных моллюсков Милли Джонсон? Они очень свежие и вкусные.

— Ну… — протянула Джинни с сомнением. — Если вы настаиваете…

— Конечно. А еще я настаиваю на том, чтобы вы называли меня Дик.

«Дик, — подумала Джесс. — Нет, пусть уж Джинни сама завязывает с ним дружбу».

— Оставайтесь, — продолжал старик. — Получите хороший материал для вашего исследования.

— О, в этом я не сомневаюсь! — с энтузиазмом воскликнула Джинни. — Ну ладно, если так, я съела бы гамбургер. Джесс, а ты?

Джесс между тем разглядывала толпу, надеясь увидеть Мелани, младшую из Брэдли.

— Нет, благодарю вас, я не голодна.

— Как, даже гамбургера не хотите? — изумился Дик. — У нас здесь всего полно. Ричарда и Мелани нет, а я притащил продуктов на целую дивизию.

Если бы Джесс играла в покер, то непременно выдала бы себя в эту секунду. Она быстро отвернулась, чтобы Дик не заметил ее разочарования.

— Так ваши дети не пришли? — спросила Джинни.

— Только Карен. Ричард на Большой земле, а Мелани дома с моей маленькой внучкой Сарой.

В утреннем воздухе звенел смех, раздавались веселые крики детей, слышалась оживленная болтовня взрослых, цокали подковы лошадей, а несколько мужчин в комбинезонах настраивали свои аккордеоны. Все вокруг было наполнено звуками, но когда Джесс осознала смысл слов Дика Брэдли, ей показалось, что воздух застыл и все звуки умерли.

Джесс повернулась к Дику.

— С Сарой? — переспросила она.

Морщинистое загорелое лицо семидесятилетнего старика просияло.

— Непоседа она, моя Сара. Играла на школьном дворе и сломала ногу, бедняжка. Теперь нога до бедра в гипсе.

Щеки Джесс горели, сердце ныло, и бабочки, порхавшие у нее в желудке с давних времен, опять ожили.

— Значит, Сара — ваша родная внучка?

Джинни, схватив ее за руку, сказала:

— Что ж, очень жаль девочку. Наверное, если мы еще на какое-то время задержимся на острове, то познакомимся со всеми Брэдли.

— А долго вы намерены здесь пробыть?

Вопрос этот задал не старик. К ним тихо подошла Карен. Теперь она стояла рядом и смотрела на Джинни и Джесс с нескрываемым любопытством.

И тогда Джесс поняла, что Карен знает. Ее пробрала дрожь. Но вовсе не из-за утренней прохлады, не из-за свежего ветра над поверхностью озера, а от взгляда Карен, в котором она прочла очень многое. Карен знала, кто такая Джесс. И знала, с какой целью та приехала в Вайнард.

«Почему моя мама не отзывается?» — Джесс вспомнила приглушенный голос, звучавший в телефонной трубке. Интуиция подсказала ей, что тот голос принадлежал Карен. Именно она оставила сообщение и прислала письмо.

Но зачем?

Джесс не отрываясь смотрела на Карен. Во рту у нее пересохло, она не могла даже моргнуть.

Откуда-то издалека донесся голос Джинни:

— Мы пока не решили, когда уедем.

— Мне нужно знать точно, — отрезала Карен. — Завтра День поминовения, и я должна знать, когда смогу бронировать ваши номера для других гостей.

— Мы вам скажем, — пообещала Джинни и повернулась к Дику:

— Так где же гамбургер? Я умираю от голода.

Джесс оторвала взгляд от лица Карен, но чувствовала, что та все так же пристально смотрит на нее. Лишь через несколько секунд Карен направилась к озеру, удаляясь от Джесс, Джинни и всеобщего веселья.

— Мы не нравимся ей, — заметила Джинни, обращаясь к Дику.

— Карен? А ей никто не нравится. Только гуляя по пляжу и собирая свои дурацкие стекляшки, с которыми потом ничего не делает, она счастлива.

Джинни согласилась уйти с пикника, лишь покончив с последним гамбургером и двумя рожками мороженого. Джесс прошептала ей на ухо:

— Мы больше ничего не узнаем. Мелани здесь нет.

Простившись с Диком, подруги направились вниз — туда, где Джесс оставила машину. По дороге в гостиницу Джесс испытала внезапное желание посмотреть на воду, почувствовать на коже тепло солнечных лучей и послушать шум прибоя.

— Хочу на пляж, — сказала она Джинни. — Мне нужно посидеть у моря и подумать.

— Отлично. Ничего не имею против.

Джесс улыбнулась и развернула «ягуар». Очень скоро они уже проезжали мимо больших старых усадеб, расположенных на значительном расстоянии друг от друга. Все они казались необитаемыми.

— Наверное, их снимают на лето богатые ребята, — предположила Джинни, взглянув на Джесс. — Думаю, и ты в детстве уезжала на каникулы в такое место.

— Очень смешно, — недовольно отозвалась та.

Впрочем, она была рада, что выросла в обеспеченной семье: опыт Джинни наглядно доказывал, что жизнь бывает куда более жестокой.

— Когда я была маленькой, — проговорила Джинни, — мама каждое лето на неделю возила меня на Ривер-Бич. Мы жили в пансионате, где была одна ванная на всех.

— Но ведь однажды вы приезжали сюда.

— Ну да. Единственный раз. А потом она встретила ту гниду, вышла замуж, и больше мы никуда не ездили.

— Да. Я помню его.

Джинни вздохнула. «Как хорошо, — подумала Джесс, — что мы обе примирились со своим прошлым».

Они проехали мимо нескольких теннисных кортов, мимо почты (разумеется, не работающей), мимо местного клуба (тоже запертого на замок). Дальше дорога делала крутой поворот. «Ягуар» быстро пронесся вдоль фасадов нескольких больших домов, стены которых были покрыты налетом соли. На самом краю города стоял флагшток, а под ним — две скамейки. Джесс затормозила на обочине и выключила мотор.

— Давай пройдемся по берегу, — предложила она.

Джинни послушно открыла дверцу.

От воды, мирно плескавшейся внизу, их отделял крутой спуск, покрытый высокой травой, которая пригибалась от ветра.

— Вон тропинка.

Джинни указала на дорожку, уходящую влево. В самом начале ее был укреплен указатель: «Частное владение. Уэст-чопская ассоциация».

— Джинни, туда нельзя: частная собственность.

Та, сделав страшные глаза, решительно направилась вперед.

— Джинни! — встревожилась Джесс. — Подожди. — Внезапно какой-то предмет привлек ее внимание. Что-то красное на пляже. Длинная красная юбка и следы босых ног на песке.

Карен отбросила волосы со лба и подняла голову, услышав голос Джесс.

— Там Карен, — сказала Джесс.

— Господи! Жуть берет.

— Дело не только в этом. По-моему, она знает. Уверена, это она прислала мне письмо и позвонила.

Джинни невольно посмотрела вниз.

— Зачем ей это понадобилось?

— Вот это мне и нужно выяснить. — Джесс поежилась и обхватила себя руками. — Идем, Джинни. Лучше вернуться в гостиницу.

У дверей «Мейфилд-Хауса» их встретила незнакомая женщина — та, что присматривала за гостиницей в отсутствие хозяев.

— Погода как раз для пикника, — заметила она.

— Для пикника? — отозвалась Джинни таким тоном, будто ни о каком пикнике не слышала.

— У нас большой пикник, — объяснила женщина. — Там сейчас весь город.

«Не весь, — чуть не сорвалось у Джесс. — Мелани там нет. И дочери Мелани нет».

Сара. Удивительное имя.

— Ну вот и хорошо, что все там, — бросила Джинни. — Джесс, я вздремну немножко. Так устала, что все тело ноет.

— Ой, я совсем забыла! — воскликнула сторожиха. — Надеюсь, вы не рассердитесь. Вас ждут в вашем номере.

Джинни и Джесс переглянулись.

— Филип? — вырвалось у Джесс.

— Она сказала, что вы ее звали.

— Она? — изумилась Джинни.

— Ох, пожалуйста, не сердитесь на меня. У нас все комнаты забронированы, и мне пришлось впустить ее к вам.

Джинни шумно вздохнула.

— Идем, Джесс. Кажется, теперь твоя очередь поддержать меня.

Они поднялись по широкой лестнице и вошли в третий номер, в комнату Джинни. Там на краешке постели сидела Лайза. Она была одна.

— А где же прекрасный принц? — осведомилась Джинни.

— Джинни… — Лайза подняла на мать заплаканные глаза.

Джесс тихо отошла к двери.

— Пока я оставлю вас. Прогуляюсь до пристани — вдруг Филип приедет.

Они неподвижно стояли и смотрели друг на друга.

Джинни первая отвела глаза, подошла к бюро и положила на крышку ключ от номера. В эту минуту она пожалела о том, что позвонила приемным родителям Лайзы и сообщила, где ее найти.

— Я надеялась, ты мне обрадуешься, — смущенно проговорила Лайза.

— Обрадуюсь? Это зависит от обстоятельств.

— То есть от того, со мной ли Брэд?

Джинни перетащила кленовую качалку в угол комнаты, подальше от Лайзы, словно от той исходила зараза, и уселась в нее.

— Джинни, он не со мной.

— Ты хочешь сказать, что он не с тобой в библейском смысле или его просто нет в комнате?

— Сегодня утром он вылетел в Калифорнию.

Джинни кивнула:

— Это радует меня. Но на мой вопрос ты не ответила.

— Между нами все кончено, если ты это хотела услышать.

Да, именно это Джинни и жаждала услышать. Наверное, Лайза догадалась, какая тяжкая ноша свалилась у нее с плеч.

— Я видела много ваших фотографий, — сообщила Джинни. — В желтой прессе.

Лайза нервно усмехнулась:

— Всякий раз, как мы поворачивали головы, нас ослепляла вспышка.

— Как звезда телевидения, ты не могла рассчитывать ни на что другое.

Лайза пожала плечами:

— Брэд ничего не имел Против.

— О да, ему это, должно быть, нравилось. — Джинни сразу же пожалела об этих словах и почувствовала, что пропасть между нею и дочерью расширилась. — Итак, ты здесь.

— Джинни, мне нужно с тобой поговорить.

В комнате как будто сгустилось невидимое облако. А может, оно окутало сердце Джинни. Лайза еще не сказала ничего, но она уже знала: легче на душе у нее от этого разговора не станет.

— Брэд требует денег, — сообщила Лайза.

Джинни промолчала и одобрила свою выдержку. Она качалась в кресле, ожидая продолжения.

— Брэду нужны деньги. Очень большая сумма. Когда я отказала ему, он разозлился.

Джинни перестала раскачиваться. Не отрываясь она смотрела в глаза дочери.

— И он рассказал мне про тебя.

Джинни вцепилась в подлокотники. Плечи ее поникли.

— Про меня?

— Про то, что произошло между вами.

Это был жестокий удар. Тупой клинок вонзился в грудь Джинни, проникая все глубже и глубже — он разрывал каждый нерв. От боли она не могла даже плакать.

А Лайза сидела перед ней, скрестив на груди руки.

— Пожалуй, я не слишком удивилась. Просто мне было неприятно, что ты… Что еще при жизни Джейка ты вступила в связь с Брэдом.

Джинни закрыла глаза. Если она не в аду, то, во всяком случае, в чистилище, где вспоминается каждый совершенный грех.

Кресло скрипнуло.

Две женщины тяжело дышали, не глядя друг на друга.

А потом, осознав смысл сказанного Лайзой, Джинни открыла глаза и подалась вперед.

— Связь? Какая связь?

— Он мне все рассказал.

Джинни вскочила.

— Лайза, это была не связь. У меня не было связи с Брэдом Эдвардсом.

Лайза в изумлении уставилась на нее:

— Он говорил, что ты выбрила лобок и оставила узкую полоску.

Джинни отошла в противоположный угол комнаты, чувствуя, что вот-вот ее вырвет, и схватилась за живот. Во рту она ощущала вкус жареных гамбургеров, тушеных моллюсков и мороженого.

— Однажды ночью я была пьяна и потому позволила ему наброситься на меня. И тогда же в этом раскаялась.

Лайза отвернулась от нее. Джинни догадалась, что по щекам Лайзы текут горячие слезы.

— Так связи не было?

— Лайза, я напилась. Я знаю, это не оправдание, но все было именно так.

Тошнота начинала отступать.

Лайза молчала с минуту, потом повернула голову к матери:

— Газетчикам он намерен изложить все иначе.

Джинни помертвела.

— Брэд угрожал рассказать обо всем репортерам, если не получит от нас полмиллиона долларов, то есть он сообщит свою версию: будто бы у него была бурная связь с мачехой… матерью Лайзы Эндрюс.

— Он не посмеет, вонючий подонок! — в ярости завопила Джинни.

— Думаю, посмеет.

— Он же поставит крест на твоей карьере!

— Да, — тихо обронила Лайза. — Именно к этому Брэд и стремится.

Джинни почему-то усмехнулась:

— А еще он отомстит мне за то, что я унаследовала собственность Джейка.

Она опять прижала руки к животу. Похоже, эта боль никогда не утихнет. А ведь Джинни не заслужила такой участи.

По дороге к парому Джесс задержалась в «Тисбери инн». К счастью, в гостинице нашлась свободная комната. Джесс забронировала ее для Филипа на двое суток, поскольку он не сказал, сколько времени собирается провести в Вайнарде.

Солнце уже клонилось к закату, небо темнело, и над морем поднимался туман. Подойдя к «Черному псу», Джесс заглянула туда, решив перекусить, хотя голода не ощущала. Выпив стакан чаю и съев сдобную булку, она направилась на пристань, миновала длинный ряд автомобилей, поджидающих паром, зашла в небольшую беседку, стоявшую у кромки воды, присела на скамейку и попыталась разобраться в своих чувствах.

Отчаяние. Опустошенность. Растерянность. И безнадежные, горькие мысли о том, что ей не суждено встретить свою дочь.

Дочь, у которой уже есть ребенок.

Если только Мелани — та, кого она ищет.

Джесс посмотрела в сторону Кейп-Кода, города Фалмута, где жила когда-то мисс Тейлор.

Она не знала, почему не может прекратить поиски и жить как прежде.

Судя по тому, что говорил отец Ричарда, Мелани вполне счастлива. У нее есть дочь и любимая работа. Какое право имеет Джесс переворачивать ее жизнь?

Потом она подумала о Джинни и Лайзе. Об их конфликтах и стычках, похожих на те, что бывали у нее самой с Морой. Такие конфликты возникают, наверное, почти у всех людей. Джесс вспомнила, как яростно когда-то возражала Мора против того, чтобы она искала свою старшую дочь. Возможно, таким образом Мора боролась за выживание, за место в материнском сердце.

На глазах Джесс выступили слезы.

Раздался гудок парома. Увидев, как огромный железный зверь подходит к причалу, она поднялась, вытерла глаза и быстро зашагала.

Плавание на пароме чем-то напоминало Филипу поездку в нью-йоркском метро в часы пик, когда стальная махина несется к месту назначения, не встречая на своем пути препятствий, а люди в ее чреве расталкивают друг друга, стремясь занять место поудобнее.

Филип удивился, что его стала мучить морская болезнь. Ведь путешествие длилось всего сорок пять минут и не в открытом океане, а в бухте, похожей на озеро с приливами и отливами. Теперь, как и другие пассажиры, он ждал, когда откроют выход на пристань. В его небольшом чемоданчике лежала смена белья, чистая рубашка и спортивные трусы — на случай, если найдется время для пробежки. Филип не собирался долго задерживаться здесь; он хотел лишь потолковать с мистером Брэдли — так же, как недавно с Уильямом Ларриби. Тогда все наконец откроется, и Джесс перестанет сходить с ума. А он, Филип, вернется к своей жизни, в которой, правда, осталось мало хорошего, поскольку теперь в ней, очевидно, не будет Николь.

И вот матрос снял цепь, преграждавшую выход, и толпа устремилась вперед. Филип двигался вместе со всеми, зажатый между семейством азиатов (у каждого на шее висело несколько фотоаппаратов) и четой с черным Лабрадором на красном поводке. Филип не сводил глаз с молодой женщины в облегающих шортах цвета хаки, свежей белой футболке и в кепке с козырьком. Глядя на эту женщину, он старался не завидовать ее спутнику, но все же завидовал, представляя себе их дом с дубовой мебелью, сверкающим паркетом и пузатыми вазами, в которых стоят букеты цветов на высоких стеблях. От этих мыслей у него даже закружилась голова.

Наконец он ступил на причал — слава Богу, на твердую землю.

— Филип!

Оторвавшись от созерцания белой футболки, он увидел приближавшуюся к нему Джесс. Волосы ее развевались на ветру, и она ласково улыбалась ему. Милая, добрая женщина, подарившая ему родную мать.

Она обняла его, и он выдохнул:

— Джесс…

— Хорошо добрались?

— Да. Правда, — я оставил машину на Кейп-Коде, в городке под названием Фалмут. Это ничего?

— Конечно. Здесь вам машина не понадобится. Кстати, в Фалмуте жила мисс Тейлор.

— А-а, та самая мисс Тейлор, чья тень маячит за всей нашей историей!

Он хотел, чтобы его голос звучал бодро, но не знал, удалось ли это ему.

Засмеявшись, Джесс взглянула в сторону беседки, но Филип заметил, что она испугана.

— Что-то случилось? — Проследив за взглядом Джесс, Филип увидел в беседке женщину в белом джерси и длинной красной юбке. — Кто это?

— Это Карен, — тихо ответила Джесс и потянула Филипа за рукав. — Сестра Ричарда. По-моему, ей известно, для чего я здесь. Думаю, — это она заставила меня приехать сюда.

Филип улыбнулся:

— А вам не кажется, что у вас развивается паранойя?

Джесс принужденно рассмеялась:

— Да, вы правы. Это и есть паранойя.

Они направились дальше, обходя людей, машины и черных лабрадоров на поводках. «Вероятно, — подумал Филип, — аборигены считают, что черные лабрадоры приносят удачу».

— Простите, — сказала Джесс, — но машину я оставила возле гостиницы. Мне нужно было пройтись.

— Ничего страшного, — отозвался Филип. — А вот от стакана колы я бы не отказался. У меня пошаливает желудок.

Он ни за что бы не признался в этом ни Николь, ни любой другой девушке. А Джесс — она как мама, хотя очень хрупкая, невысокая, и ее хочется опекать и защищать. Филип мог бы поделиться с Джесс чем угодно, почти как с Пи-Джей. Наверное, многие дети именно так и относятся к своим матерям. Филип не знал, почему никогда не был столь же откровенным с Джаниной Аршамбо, вырастившей его.

— Здесь поблизости есть бар под названием «Черный пес», — проговорила Джесс.

Они пошли к бару, минуя неказистые строения, похожие на бараки. На их стенах были нарисованы быки или омары, причем краска почти везде облупилась. Филип поделился с Джесс своей догадкой насчет черных лабрадоров. Она рассмеялась, и ему сразу стало легче. Филип был рад, что приехал, поступил по-своему, а не пошел на поводу у Николь.

Они устроились на крытой веранде, откуда были видны море и огромный паром. Джесс заказала себе чай и салат, а Филип — гамбургер и большой стакан колы.

— Не понимаю, почему вы решили приехать, — заговорила Джесс. — Я была так смущена, что даже не попрощалась с вами, когда мы говорили по телефону.

— Мне захотелось приехать, — ответил Филип. — Если позволите, я потолкую с мистером Брэдли и задам ему прямой вопрос насчет Мелани.

— Ох, Филип, я ни в чем не уверена…

— Полагаю, это единственный способ узнать правду.

— Но если Мелани действительно моя дочь, старик скорее всего солжет. Ей почти тридцать. Зачем ему открывать нам правду спустя столько лет?

— Не исключено, что она уже знает правду.

Джесс покачала головой.

— Я уже размышляла об этом. Если Мелани известно, что Ричард — ее отец, зачем им понадобилось бежать из Коннектикута, менять фамилию?

— Думаю, на этом настоял ваш отец. Наверное, он соглашался заплатить только на таком условии. — Филип накрыл ладонью ее руку. — Джесс, прошу вас, позвольте мне расспросить старика. Тогда всем вашим тревогам и сомнениям придет конец. Вы перестанете бояться его старшей дочери.

— Не знаю, Филип. Дайте мне ночь на размышления, хорошо?

— Конечно, — Он заложил салфетку за воротник. — Я умираю от голода.

— Мы тоже, — послышался у него над ухом женский голос. — Можно к вам присесть?

Лицо женщины показалось ему смутно знакомым.

— Вы, наверное, Филип, — продолжала она. — Только «белый воротничок» из Нью-Йорка способен приехать в Вайнард в галстуке.

— Филип, это моя подруга Джинни, — пояснила Джесс.

Джинни отступила в сторону и представила Филипу молодую даму, появившуюся вместе с ней:

— Моя дочь Лайза.

Филип вскочил, и его салфетка упала на пол.

— Очень рад познакомиться с вами.

Правую руку он протянул Джинни, а левой ослабил узел, галстука. Смотрел же Филип только на Лайзу. Такой красивой женщины он не встречал за всю свою жизнь.

Глава 17

Их стало больше.

Карен, стоя возле скамейки около бара «Черный пес», смотрела на веранду, где сидели две уже знакомые ей дамы и еще двое вновь прибывших: молодая женщина и молодой человек. Оба одних лет с Мелани. Карен не знала, для чего они явились, но решила, что их визит ей на руку: чем больше людей, тем сильнее неразбериха. Чтобы усвоить эту истину, не обязательно провести всю жизнь на модном курорте.

К тому же теперь поздно. Карен кое-что затеяла, и остановить это уже невозможно — так же, как предотвратить летнее нашествие туристов или помешать морю выбрасывать на берег разноцветные стекляшки.

Она незаметно отошла в сторону. С каждым шагом Карен испытывала все большее возбуждение. О, она не чувствовала себя такой энергичной с тех давних времен, когда ждала ; Брита. Теперь остается только ждать. Взрыв произойдет очень скоро. Нужно готовиться к бою.

— Раз уж вы у нас такой крутой адвокат, — начала Джинни, усевшись за стол, — скажите мне, можно ли нанять убийцу и не попасться?

— Предупреждаю вас: я этого не слышал. — Филип сделал глоток колы. Любуясь Лайзой, ее чудесными светло-каштановыми волосами и топазовыми глазами, он думал о том, что кожа у этой девушки, наверное, нежная как шелк. Филипу мучительно хотелось наклониться к Лайзе, втянуть в себя воздух и узнать, какие у нее духи: мускусные, как у Николь, или ванильные, свежие и манящие. — Между прочим, — добавил он с улыбкой, — я юрисконсульт промышленных предприятий и уголовным правом не занимаюсь.

— Джинни, кого ты вздумала убить? — поинтересовалась Джесс.

— Моего пасынка. Он пытается шантажом выудить у нас полмиллиона долларов.

Джинни откинулась на спинку стула и уставилась на темную воду.

Филип чуть не поперхнулся:

— Шантаж?

Ведь он целыми днями, а нередко и ночами блуждал в дебрях экономических судебных споров и слишком часто слышал слово «шантаж».

— Наверное, эту цену я плачу за то, что считаюсь звездой экрана, — услышал Филип низкий, глуховатый голос Лайзы.

«Звездой экрана», — повторил он мысленно и тут же узнал ее. Ну конечно, перед ним не просто Лайза, дочь Джинни. Перед ним Лайза Эндрюс, исполнительница главной роли в «Девоншир-Плейс», в одном из немногих телесериалов, которые смотрят даже тогда, когда предстоит написать кучу писем и ознакомиться с ворохом дел.

Филип попытался взять себя в руки и сделать вид, будто нет ничего особенного в том, что он сидит с Лайзой Эндрюс за одним столом.

Джинни пожала плечами:

— Я считаю, что Лайза здесь ни при чем.

Филип чуть не воскликнул: «Конечно же, ни при чем!» Ее героиня в фильме не отличалась добродетелью, но все газеты сходились на том, что исключительно добрая Лайза Эндрюс не имеет ничего общего с циничными и неразборчивыми супердивами мира кино. Нет, она не может быть замешана в грязном деле.

— Во всем виновата я сама, — продолжала Джинни. — Видите ли, один раз мы с Брэдом… ну, потеряли голову. Но это случилось несколько лет назад. А сейчас он хочет опубликовать в прессе чудовищную ложь, заявить, что у нас была связь, и тем самым погубить артистическую карьеру Лайзы.

— Почему этот скандал погубит вашу карьеру? — обратилась к Лайзе Джесс.

— Половине обитателей земного шара известно, что в последнее время она спала с Брэдом, — ответила за дочь Джинни.

Филип опасался показать, что до сих пор принадлежал к другой половине.

Лайза побледнела:

— Джинни…

— Да-да, понимаю. Сейчас все кончено. Брэд вернулся на родину, в Лос-Анджелес. Но для нас дело еще не закрыто. Боюсь, это только начало.

Филип откашлялся и заговорил тоном профессионального юриста:

— Разве это может разрушить карьеру Лайзы? Мне кажется, что чем больше в наши дни ту или иную знаменитость обливают грязью, тем сильнее к ней интерес публики. Может, позволить этому человеку действовать? Полагаю, он блефует. Как правило, заурядный вымогатель не приводит угрозы в исполнение.

— Брэд незауряден во всем, за что берется, — возразила Лайза.

Джинни засмеялась:

— Даже если бы он рассказал только правду, это было бы плохо. Но Брэд всю жизнь лезет из кожи вон, чтобы доказать свою значительность.

— Интересно, — пожала плечами Джесс, — почему даже обычная честность иногда приводит к беде?

— Ха!. — воскликнула Джинни. — Ты всегда была, помешана на честности. Справедливость, американская мечта и тому подобный бред. Правда любой ценой!

— Кажется, мои убеждения начинают меняться. Филип намерен схватиться с отцом Ричарда один на один и заставить его открыть истину.

Джинни хмыкнула и подхватила вилкой колечко лука.

— Может, старика тоже убить? — проговорила она. — Тогда ты соединишься с Мелани. Я еду домой, убиваю Брэда, и мы все живем-поживаем и добра наживаем.

Филип полил кетчупом свой гамбургер.

— Этого я тоже не слышал.

Попросив на размышление ночь, Джесс обещала утром сказать Филипу, следует ли ему вызывать на разговор Дика Брэдли. Но вот уже и завтрак в «Мейфилд-Хаусе» закончился. Джесс поднялась к себе в номер и нерешительно остановилась у стены, на которой тикали часы. Она все еще не приняла решения.

Джесс предпочла бы подождать и поговорить с Ричардом сама, хотя не знала почему: то ли она чувствовала, что так будет лучше, то ли всему виной неистребимый романтизм, который в «Ларчвуд-Холле» заставлял ее верить, что Ричард скоро явится как рыцарь на белом коне и тогда она обретет вечное счастье.

Возможно, наилучшим решением было то, что более всего соответствовало ее возрасту: разрешить Филипу вести активные действия. В конце концов он не пожалел свободного времени и приехал в Вайнард помочь ей. Как, впрочем, и Джинни. Так не разумнее ли положиться на них и довериться им?

Только бы хоть раз увидеть Мелани. Увидев Мелани, Джесс наверняка знала бы, как поступить.

Джинни вошла в ее номер не постучав.

— Если эта карта не врет, мне придется просить у тебя машину. Лайза вдруг вспомнила, что она туристка. Дик убеждает нас съездить к Смеющейся Голове. — Она фыркнула и бросила взгляд на развернутую карту, — Тоже мне — Смеющаяся Голова. Откуда только взялось такое название?

Джесс усмехнулась:

— Может, на месте что-нибудь выясните.

— Угу. Дик говорит, что для моих исследований я должна узнать историю острова. Начиная с индейцев.

— Джинни, позволь тебе напомнить, что ты не занимаешься научными исследованиями, — улыбнулась Джесс.

— А может, я и займусь. Может, мне стоит окончить колледж. Разве глупо?

— И кем же ты станешь? По-моему, тебя всегда привлекала только профессия актрисы.

Джинни пожала плечами:

— Да черт меня знает? Когда мне было думать о таких вещах? Мать хотела, чтобы я стала учительницей. Она говорила, что для женщины преподавание — самое респектабельное занятие. Мамочка, как нам с тобой известно, ценила респектабельность превыше всего. Можешь представить себе меня с указкой? Правда, чушь?

Джесс протянула Джинни ключи.

— Ладно, бери машину. Может, там, на скалах, тебе откроется, какое у тебя призвание. А вдруг, вернувшись в Лос-Анджелес, ты пойдешь в туристический клуб и начнешь обучать ребят скалолазанию на Восточном побережье? — Внезапно она выхватила у Джинни карту. — Постой, мне нужно кое-что посмотреть. — Джесс разложила карту на деревянном столике. — Здесь остров целиком?

— Откуда я знаю? Наверное, да.

Джесс склонилась над картой и, долго рассматривая ее, наконец обнаружила дорогу Вайнард-Хейвен — Тисбери.

— Что ты ищешь? — поинтересовалась заинтригованная Джинни.

— Ничего особенного.

И тут, увидев то, что искала, Джесс провела пальцем вдоль дороги от «Мейфилд-Хауса» до этого места и назад. Ничего страшного, можно дойти пешком, пусть даже в гору.

Она вернула карту подруге.

— Смотри-ка, как у тебя глаза заблестели, — подозрительно заметила Джинни. — Ты что-то задумала и не хочешь мне говорить.

Джесс покачала головой:

— Я только хотела понять, далеко ли отсюда Уэст-Чоп. Мне пришло в голову сходить туда с Филипом и поискать на пляже стекляшки, которые собирает Карен.

Джесс солгала. Накануне она решила, что ее прежний девиз «Честность любой ценой» ведет в тупик, поэтому далеко не во всех случаях следует проявлять безукоризненную честность.

— Да, собирать стекляшки на пляже — захватывающее занятие для тридцатилетнего юриста. Только обещай мне держаться подальше от Живого Трупа. В ней есть что-то недоброе, если меня не обманывает интуиция.

— Не беспокойся, — ответила Джесс. — Я буду осторожна.

Карен, сидя на чердаке, снова анализировала свой план. В кулаке у нее была зажата горсть цветных стеклянных шариков. Время от времени она выпускала их по одному, и они с характерным стуком падали на пол. Раз-два. Три-четыре.

Когда-то Карен хотела сделать из них ожерелье для Медли — самое красивое на свете. Оно должно было опускаться до пояса и отливать всеми цветами моря. Карен думала подарить его Мелли на четырнадцатилетие. Но потом пропал Брит, жизнь Карен кончилась, а Мелли стала слишком взрослой для самодельной бижутерии, хотя она, конечно, сделала бы вид, что безумно рада подарку. Притворилась бы из жалости к Карен.

Девять-десять. Одиннадцать-двенадцать.

Думала ли когда-нибудь Джесс, что ее дочь будет носить осколки бутылочного стекла вместо бриллиантов от Тиффани?

Глубоко вздохнув, Карен высыпала на кровать оставшиеся стекляшки и потянулась за ящичком для сигар, где хранилось то, что ей было сейчас нужно: бумаги, которые она прочла бесчисленное количество раз после того, как нашла их в потайном ящике письменного стола.

Карен ни за что не наткнулась бы на них, если бы не искала так упорно потайное место для своих стеклянных драгоценностей, недоступное для посторонних глаз, такое, где ее сокровища будут дожидаться возвращения Брита. И тогда она покажет ему, как много собрала, и эта коллекция красивых шариков станет символом их любви.

Да, до сих пор Брит не вернулся, но это же не означает, что он не вернется никогда.

«Дорогой Ричард, — Карен закрыла глаза, бормоча слова, написанные на тонкой надушенной бумаге. Она давно выучила их наизусть. — Я очень скучаю по тебе. Почему ты не приезжаешь за мной? Увези меня отсюда, и тогда у нас будет семья, будет ребенок».

Карен прижала ящичек к груди.

«Сегодня ребенок шевельнулся во мне. Совсем чуть-чуть, но я знаю:, это он. Ричард, милый, это же замечательно! И все-таки мне очень страшно, потому что тебя все нет и я ничего не знаю о тебе. Но надеюсь, все у тебя хорошо».

Она улыбнулась, открыла глаза, подняла крышку ящичка и заглянула внутрь. Там лежала пачка писем, перевязанных лентой.

— Твой дорогой Ричард все еще жив, — сказала она. — Скоро мы все-все выясним.

Снова собрав стекляшки, Карен начала бросать их на пол. Раз-два, три-четыре.

Лайзе хотелось поговорить с Джинни наедине. Это стало ясно, когда она заявила, что мечтает почувствовать себя путешественницей, удрать из тесной гостиницы, подальше от Филипа и Джесс, с ее проблемами. Впрочем, приходилось признать, что эти двое поддерживали Джинни, не давали погрузиться в пучину горя, которое причинил ей грязный мерзавец Брэд, рассказав дочери то, о чем должен был молчать.

Джинни охотно уклонилась бы от поездки, но Лайза объявила о своем намерении за завтраком в присутствии Дика, и тот немедленно извлек откуда-то карту — в точности такую, как та, что припрятала Джинни.

И вот они ехали по узкой извилистой дороге, ведущей к странному месту под названием Смеющаяся Голова. Деревья, стоявшие вдоль обочин, казалось, страдали от артрита, и их скрюченные ветви спускались почти к самому асфальту. Лайза произносила лишь стандартные фразы вроде «Смотри, как интересно» или «Чертовски далеко, оказывается. Как до Бостона».

Наконец деревья поредели, дорога выпрямилась, а слева стал виден океан.

— Смотри! Маяк! — воскликнула Лайза.

Действительно, на вершине скалы стоял старинный кирпичный маяк. Ничего особенного. Ради него не стоило трогаться с места.

Но Джинни издала приличествующее случаю радостное восклицание, чтобы сделать приятное Лайзе.

Машина въехала на холм; показались розовые, синие и лиловые домики с намалеванными над дверями надписями: «Одежда», «Ювелирные изделия», «Сувениры».

На стоянке Джинни втиснула машину между двумя громадными туристическими автобусами с номерами штата Пенсильвания. Джинни и Лайза выбрались из машины и пошли вверх вместе с толпой увешанных фотоаппаратами зевак. Когда они добрались до вершины, Джинни уже задыхалась и проклинала себя за то, что последовала совету Дика Брэдли.

— Bay! — воскликнула Лайза, осматриваясь. — Это что-то!

Джинни остановилась и, отдышавшись, взглянула на ржаво-бурые, словно нарисованные скалы. «Наверное, — подумала она, — это индейцы применили свое искусство, чтобы выкачивать доллары из карманов туристов».

— Смотри! — кричала Лайза, радуясь, как девочка. — Бинокль! Четвертак есть?

Джинни порылась в кошельке и протянула дочери монету. Лайза тут же устремилась к массивному ящику, на котором были установлены две черные трубки. Сооружение походило не столько на бинокль, сколько на марсианскую машину.

Тяжело дыша, Джинни последовала за дочерью.

— Это острова Елизаветы, — сообщила Лайза, припав к марсианским окулярам и указывая пальцем на несколько едва заметных точек на горизонте.

— Вот и замечательно, — откликнулась Джинни.

А что еще могла она сказать? До Джейка почти все маршруты приводили ее в полутемные бары.

Джинни отбросила назад волосы.

— Лайза, зачем мы сюда приехали?

— Посмотреть на скалы.

Бинокль перестал гудеть, и щелчок известил Лайзу, что оплаченное ею время истекло.

— Я хочу заплатить ему, — сказала Лайза, все еще глядя вдаль.

— Что-о?!

— У меня есть кое-какие сбережения, и я в состоянии заплатить Брэду половину. Если ты добавишь, он оставит нас в покое.

— Только через мой труп, — отрезала Джинни. — Во-первых, ты заработала эти деньги своим трудом, и я не хочу, чтобы ты лишилась их по моей вине.

— Послушай, Джинни, моя вина уж никак не меньше. Я скрыла от тебя, что начала встречаться с Брэдом, поскольку знала, как ты будешь бушевать.

Джинни не могла с этим спорить. Но все же Лайза — ее дочь, а родители всегда в ответе за детей. Она взглянула на точки, именуемые островами Елизаветы. Ну почему с ними нет Джейка? Джейк знал бы, что сказать и что делать.

— Джинни, лучше заплатить ему. Надо покончить с этим. Джинни посмотрела вниз, на плещущие под скалой волны:

— С такими, как Брэд, не покончишь, если заплатишь. Для него секс только инструмент для удовлетворения аппетитов.

Две чайки прочертили небо.

— А в сексе он хорош, — тихо вздохнула Лайза.

— Такие типы всегда хороши.

Джинни не добавила, что ни Брэд, ни любой другой, вероятно, уже не станет заниматься сексом с ней. Умолчала она и о том, что ее некогда неутолимая жажда, видимо, умерла вместе с Джейком.

— Из-за секса всегда проблемы, правда? Он разрушает семьи, разлучает друзей.

— Да, — помолчав, ответила Джинни. — За это я ненавижу его.

Лайза кивнула:

— Давай пообещаем, что больше никогда не будем им заниматься.

Джинни взяла дочь под руку.

— Ты слишком молода, чтобы так говорить. А меня секс уже не интересует.

— Это из-за случая с Брэдом?

— Нет. Из-за того, что Джейка больше нет.

После этого они долго еще стояли на вершине скалы и смотрели на солнечные блики, играющие на поверхности воды.

Путь занял больше времени, чем ожидала Джесс. Она шла по окраинным улицам Вайнард-Хейвена, размышляя, зачем предприняла эту прогулку и на что может рассчитывать.

— Я хочу ее увидеть, — твердила себе Джесс. — Мне нужно увидеть дочь хоть один раз, потому что мы, вероятно, никогда больше не встретимся.

Она понятия не имела, каким образом узнает Мелани, но верила, что материнский инстинкт подскажет ей, кто ее дитя. Да, она непременно узнает Мелани — по походке, голосу, наклону головы…

А потом Джесс говорила себе, что сошла с ума. Как она догадается, что это Мелани, если плохо знает даже Мору?

Ей не хотелось задаваться вопросами, похожа ли Мелани на Мору, считает ли и она, как младшая дочь, что о прошлом следует позабыть и жить обычной жизнью.

Дорога шла круто в гору, и у Джесс слегка заболели икры. Большие старые дома сменились более новыми — напоминающими строения Кейп-Кода, — обнесенными белыми заборами. Деревьев, в основном дубов и кленов, в этой части города было больше, а шума меньше, чем в центре. В воздухе не ощущался привкус соли, он был не таким влажным, и на улицах не кричали туристы.

Вдруг до Джесс донесся смех, беззаботный детский смех. Она подняла голову и увидела вывеску на двери старого кирпичного здания с удлиненными окнами: начальная школа Тисбери. Около школы находилась спортплощадка, и там резвились дети: лазали по лестницам, стреляли из лука, боролись, распевали песни.

Джесс поняла, что у них перемена. Сколько раз она стояла у школьного забора и наблюдала, как играют с друзьями Чак, Мора и Тревис. Но здесь не было Чака, Моры и Тревиса. Тут играли дети совсем чужих людей, обитателей острова. Наверное, в эту же школу ходила Мелани, училась читать и писать, играла на этой площадке.

— Класс мисс Горман, в очередь в кафетерий! — скомандовал кто-то в мегафон. — Стройтесь в очередь!

Темноволосая женщина в длинном платье — по-видимому, мисс Горман — построила детей, сурово поглядывая на них и резко жестикулируя. Джесс порадовалась, что эта женщина — не Мелани: она огорчилась бы, если бы ее дочь командовала детьми, как капрал солдатами.

Кроме детей, Джесс заметила на площадке шестерых учителей — пять женщин и одного мужчину. Ни одна из женщин ничем не напоминала ни Мору, ни саму Джесс. Одна из них была очень толстой, другая чересчур высокой, третья, что называется, без особых примет. Ни у одной не было тонких светлых волос, и ни одна из них не заставила Джесс затрепетать и подумать: «Вот моя Мелани».

Большая, обитая железом дверь школы отворилась, и еще одна стайка детей высыпала на площадку. Джесс вытянула шею, стараясь разглядеть среди них девочку, в чьих жилах текла ее кровь.

И она увидела.

Эта хромающая светловолосая девочка на костылях была такой маленькой, что гипс на ее правой ноге казался слишком тяжелым.

— Сара, — почти беззвучно прошептала Джесс.

Она повернула на пальце кольцо и судорожно сглотнула, стараясь справиться с подступившими к горлу слезами. Вот теперь Джесс точно знала: это Сара, ее плоть и кровь, первая внучка, рожденная старшей дочерью.

Джесс подошла к забору и вцепилась в перекладины.

— Боже милостивый! — шептала она. — Какая же она славная!

Джесс медленно двинулась вдоль забора в сторону Сары. Только бы услышать, как девочка смеется, только бы заглянуть в ее глаза! После этого незачем будет встречаться с Мелани, беспокоить Ричарда, вторгаться в чужую жизнь. Не придется выяснять, кто написал то письмо. Ничего больше ей не нужно.

— Мамочка!

Голос малышки, первое услышанное слово так поразили Джесс, что она не сразу поняла, что крик девочки обращен не к ней. Джесс повернула голову туда, куда смотрела Сара. На боковом крыльце стояла изящная молодая женщина с блестящими светлыми волосами, собранными в аккуратный хвостик.

— Привет, родная! — закричала женщина и побежала на площадку навстречу девочке.

Джесс молча смотрела на них. Ее сердце почти перестало биться, и казалось, она никогда уже не сдвинется с места.

Мать девочки была так близко, что Джесс могла дотронуться до ее плеча, почувствовать тепло ее дыхания.

— Ну как твои дела? — спросила женщина.

— Хорошо. Только под мышками натерла.

Женщина наклонилась и обняла дочь. Джесс казалось, что это, ее руки обнимают девочку, ее пальцы ерошат золотистые волосы.

— Сегодня дежурит другая учительница, так что мы с тобой пойдем домой сразу после обеда, — тихо сказала женщина. — У нас сегодня пицца.

— Я не хочу есть.

— Хорошо, родная, можешь не есть. Но доктор велел тебе всю эту неделю спать днем. А когда поспишь, мы с тобой испечем печенье. Согласна?

— Шоколадное?

— Хочешь шоколадное — испечем шоколадное. А еще сахарное. И украсим его для папы.

— А как украсим?

— Ну, надо подумать. Например, напишем на одном: «Папа».

— На самом большом!

— Конечно! А другое будет твое, мы на нем напишем: «Сара». Джесс поспешно ухватилась за перекладину, опасаясь упасть в обморок. Ей хотелось закричать: «Господи, Боже мой: это ты! Ты мое дитя, ты дочь моя! Я нашла тебя!» Но она еще крепче вцепилась в деревяшку, чтобы не сползти на землю, не броситься бежать сломя голову. Впрочем, Джесс не могла пошевелиться — ноги ее приросли к асфальту.

— Хочешь, я отнесу тебя в кафетерий? — спросила Мелани.

— Меня нельзя носить, я уже большая, — серьезно ответила девочка. — Мне уже пять лет.

И она заковыляла к школе, а мать осторожно поддерживала ее.

Глава 18

Утренняя пробежка освежила Филипа. Мозг его работал исключительно ясно, и теперь он решил продумать стратегию дальнейших действий. Портье в «Тисбери инн» посоветовал ему бежать в сторону Уэст-Чопа, где холмы не такие «страшные», а лес не слишком густой, и между деревьями видна вода.

В самом деле, пробегая мимо парка, Филип видел за деревьями небольшую бухту, лодки, высокие мачты, похожие на спички. В природе царил такой покой, что Филип почти забыл про Николь. Он подумал даже, что в мире существуют не только эгоистичные студентки юридических колледжей, но и другие женщины. Например, Лайза Эндрюс. Впрочем, Лайза Эндрюс едва ли удостоит его более чем одним-двумя взглядами.

Филип побежал быстрее, размышляя, что сказала бы Джанина Аршамбо про Лайзу и как Лайза чувствовала бы себя на семейном ужине в Ферфилде. Потом он вспомнил Джозефа. Интересно, из тех ли Лайза женщин, которых находят привлекательными респектабельные манхэттенские юристы, недавно переехавшие в новый офис?

Новый офис в центре. Представив себе мир деловых встреч, светских раутов и рэкетбола, Филип пожалел о том, что в том мире не бывает дней, подобных этому, когда можно вдыхать соленый морской воздух и ни о чем не думать.

Впрочем, Джесс чувствует себя на острове совершенно иначе. И едва ли беззаботную жизнь вела здесь семья, вынужденная сменить фамилию и бежать из родных мест.

Филип оказался на Мейн-стрит, миновал городскую библиотеку и потрусил от центра, где дома стояли так тесно, что места для лужаек почти не оставалось. На бегу он репетировал в уме свой разговор с мистером Брэдли.

Начнет он, пожалуй, так: «Я адвокат, действую в интересах миссис Рэндалл». Слово «адвокат» — удачная находка, оно внушает невольный страх многим мужчинам и большинству женщин. «Я расследую обстоятельства преступления доктора Уильяма Ларриби, и у меня есть основания полагать, что вы причастны к этому делу».

Он вытер пот со лба и улыбнулся. «Преступление» — вот еще одно полезное слово.

Когда Брэдли попытается вывернуться, Филип набросится на пего, как лев: «Моей подопечной стало известно, что в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году ее отец выплатил вам двести тысяч долларов». Филип будет осторожен и не станет открывать сразу все карты, не будет упоминать о пятидесяти тысячах, высланных мисс Тейлор, и о таинственном письме, полученном Джесс. «Мы уверены, что вы имеете отношение к преступлению доктора Ларриби».

Филип был исключительно доволен собой. «Речь, достойная овации», — подумал он, потом мысленно еще раз повторил свою блестящую тираду. Затем стал думать, какие интонации и жесты следует использовать, чтобы казаться уверенным, властным и… внушить страх. Его брат великолепно владеет искусством внушать страх. Слава Богу, что Джозефа здесь нет и он не будет указывать Филипу на его промахи.

Вдруг он ощутил зависть к Лайзе. Обе ее матери живы и даже перезваниваются иногда, хотя между ними лежит целый континент. Если бы Пи-Джей была жива, Филип, наверное, рано или поздно рассказал бы о ней Джанине, и они, должно быть, встретились бы. Но Пи-Джей давно нет, и незачем рассказывать Джанине.

Филип поравнялся с небольшим кладбищем. Надписи на надгробиях вековой давности стерлись и практически исчезли. Опустевшее сердце Филипа дрогнуло от жалости к Пи-Джей, к той, кто дала ему жизнь.

Пот стекал по его лицу. Пот — или слезы? Он тряхнул головой и ускорил бег.

Дома на обочинах стали больше. Слева от дороги темнел густой лес. Здесь было бы хорошо погулять. Наверное, в этот лес он повел бы Николь, если бы она приехала. «Интересно, — подумал Филип, — пожелала бы Николь заняться любовью в лесу или предпочла бы песчаные дюны на берегу…» А к чему вообще думать о ней? Для него она больше не существует. «Девушки приходят и уходят», — сказал он Джесс не так давно и был прав, хотя всей душой желал, чтобы мир был устроен иначе.

Филип вернулся к мыслям о мистере Брэдли. Если Джесс даст добро на разговор, если решится выяснить все до конца, скоро наступит момент истины.

Он добрался до соснового бора, за которым справа от дороги, у самой береговой линии, стояли громадные роскошные особняки. Эта живописная местность часто изображалась на сувенирных открытках, которые отдыхающие посылали домой — в тех случаях, когда им не приходилось скрывать от близких место своего пребывания. За поворотом дороги Филип увидел высокий флагшток и две скамейки под ним. Пробегая мимо флагштока, Филип глянул вправо, в сторону пляжа, и вдруг заметил женщину. Ту самую, на которую вчера обратила его внимание Джесс. Эта женщина в длинной юбке одиноко брела босиком по песку. Карен, сестра Ричарда.

«По-моему, ей известно, для чего я здесь, — сказала Джесс. — Думаю, это она заставила меня приехать сюда».

Филип вдруг оробел, но затем решил: «Ну и черт с ней. Соединенные Штаты — свободная страна, и этот пляж открыт для всех».

Он свернул с дороги и затрусил к воде.

— Доброе утро, — сказал Филип женщине по имени Карен. — Похоже, сегодня оно действительно доброе.

Она выронила какой-то предмет и быстро взглянула на Филипа, прикрыв глаза от солнца.

— Брит? — коротко спросила Карен.

— Нет, — ответил Филип, переходя на шаг. — Меня зовут Филип.

Он приблизился к ней. Она долго и пристально смотрела на него.

— Вы не Брит.

— Нет. Я — Филип.

Карен отвернулась и пнула носком ноги песок.

— Уходите.

— Ну-у, — протянул он, стараясь держаться любезно. — Мне очень жаль, что я не Брит. Но вы тем не менее согласны, что утро чудесное?

Она замерла, потом резко повернулась к нему:

— Может, вы сделаете то, зачем явились, и отправитесь восвояси?

Филип попятился — такая ярость полыхнула в ее взгляде. И зашагал прочь. Недурно для блестящего, внушающего страх адвоката, достойного оваций.

— Я знаю, кто вы, — бросила она ему вдогонку.

Филип остановился, но оборачиваться не стал.

— Я знаю вас всех. Но чего вы ждете? Защищать уже некого. Совсем никого не осталось.

Мгновение Филип не двигался. Затем обернулся. Но она уже удалялась, и ее длинная юбка развевалась на ветру.

Вернувшись в Вайнард-Хейвен, Филип обнаружил, что вымотался и мозг его уже не работает. Всю дорогу он старался поймать смысл слов Карен и раздумывал, стоит ли рассказывать об этой встрече Джесс. Карен назвала его Бритом; тщетно Филип пытался догадаться, кого она называла этим именем.

Ясно, что Джесс была права, а он заблуждался: Карен написала то письмо и отправила его из Вайнард-Хейвена; Карен звонила Джесс. Теперь это не вызывало сомнений. Но ради чего? Ответа у Филипа не было. Разве что она слегка не в себе…

Пробегая по Мейн-стрит, он заметил Джесс, сидевшую на садовой скамейке на зеленом склоне, уходившем от тротуара вниз, к воде. Он перешел на шаг, поравнялся с Джесс и окликнул ее. Она улыбнулась ему с отсутствующим видом.

— Я заходила за вами в гостиницу, но мне сказали, что вы захотели пробежаться. больше не существует. «Девушки приходят и уходят», — сказал он Джесс не так давно и был прав, хотя всей душой желал, чтобы мир был устроен иначе.

Филип вернулся к мыслям о мистере Брэдли. Если Джесс даст добро на разговор, если решится выяснить все до конца, скоро наступит момент истины.

Он добрался до соснового бора, за которым справа от дороги, у самой береговой линии, стояли громадные роскошные особняки. Эта живописная местность часто изображалась на сувенирных открытках, которые отдыхающие посылали домой — в тех случаях, когда им не приходилось скрывать от близких место своего пребывания. За поворотом дороги Филип увидел высокий флагшток и две скамейки под ним. Пробегая мимо флагштока, Филип глянул вправо, в сторону пляжа, и вдруг заметил женщину. Ту самую, на которую вчера обратила его внимание Джесс. Эта женщина в длинной юбке одиноко брела босиком по песку. Карен, сестра Ричарда.

«По-моему, ей известно, для чего я здесь, — сказала Джесс. — Думаю, это она заставила меня приехать сюда».

Филип вдруг оробел, но затем решил: «Ну и черт с ней. Соединенные Штаты — свободная страна, и этот пляж открыт для всех».

Он свернул с дороги и затрусил к» воде.

— Доброе утро, — сказал Филип женщине по имени Карен. — Похоже, сегодня оно действительно доброе.

Она выронила какой-то предмет и быстро взглянула на Филипа, прикрыв глаза от солнца.

— Брит? — коротко спросила Карен.

— Нет, — ответил Филип, переходя на шаг. — Меня зовут Филип.

Он приблизился к ней. Она долго и пристально смотрела на него.

— Вы не Брит.

— Нет. Я — Филип.

Карен отвернулась и пнула носком ноги песок.

— Уходите.

— Ну-у, — протянул он, стараясь держаться любезно. — Мне очень жаль, что я не Брит. Но вы тем не менее согласны, что утро чудесное?

Она замерла, потом резко повернулась к нему:

— Может, вы сделаете то, зачем явились, и отправитесь восвояси?

Филип попятился — такая ярость полыхнула в ее взгляде. И зашагал прочь. Недурно для блестящего, внушающего страх адвоката, достойного оваций.

— Я знаю, кто вы, — бросила она ему вдогонку.

Филип остановился, но оборачиваться не стал.

— Я знаю вас всех. Но чего вы ждете? Защищать уже некого. Совсем никого не осталось.

Мгновение Филип не двигался. Затем обернулся. Но она уже удалялась, и ее длинная юбка развевалась на ветру.

Вернувшись в Вайнард-Хейвен, Филип обнаружил, что вымотался и мозг его уже не работает. Всю дорогу он старался поймать смысл слов Карен и раздумывал, стоит ли рассказывать об этой встрече Джесс. Карен назвала его Бритом; тщетно Филип пытался догадаться, кого она называла этим именем.

Ясно, что Джесс была права, а он заблуждался: Карен написала то письмо и отправила его из Вайнард-Хейвена; Карен звонила Джесс. Теперь это не вызывало сомнений. Но ради чего? Ответа у Филипа не было. Разве что она слегка не в себе…

Пробегая по Мейн-стрит, он заметил Джесс, сидевшую на садовой скамейке на зеленом склоне, уходившем от тротуара вниз, к воде. Он перешел на шаг, поравнялся с Джесс и окликнул ее. Она улыбнулась ему с отсутствующим видом.

— Я заходила за вами в гостиницу, но мне сказали, что вы захотели пробежаться.

— О да, это мое любимое занятие, — ответил Филип. — В Манхэттене постоянно не хватает времени.

— Да и бегать, наверное, негде.

Он хотел было присесть с ней рядом, но вспомнил, что его майка насквозь промокла от пота, поэтому остался стоять.

— Если вы посидите здесь еще немного, я схожу в гостиницу, приму душ, а потом мы с вами где-нибудь перекусим.

— Ладно, — отозвалась Джесс, — но я не голодна.

Филип оперся о спинку скамейки.

— Вы и вчера вечером не были голодны.

Она улыбнулась.

— Верно. Я видела ее, — добавила Джесс.

Только сейчас Филип заметил, что у нее под глазами темные круги, а веки припухли. Это означало, что она долго плакала ночью.

— Кого вы видели?

— Мелани. Мою дочь.

Филип поставил ногу на скамейку и оперся на колено.

— Джесс, мы же точно не знаем…

— Я знаю: все верно, это моя дочь. И внучку я тоже видела. Сару.

Она почти шептала, и слова ее растворялись в воздухе.

Филип присел.

— Что произошло?

Давясь от слез, Джесс рассказала ему про школу, про Мелани, про маленькую девочку с загипсованной ногой. Филипу захотелось обнять и успокоить Джесс, но он вновь вовремя вспомнил, что вспотел.

— Я хочу домой, — вдруг сказала Джесс. — Я узнала все, что мне нужно. Теперь я должна отправиться домой.

— И все-таки мы не знаем…

— Я знаю. А это самое главное. Я больше часа просидела здесь. И теперь решила: мне нужно уехать.

Филип заглянул в усталые потухшие глаза Джесс. Наверное, так она выглядела, когда была маленькой беспомощной девочкой.

— Джесс, а как же Мелани? Разве не нужно, чтобы она узнала правду?

— У нее есть семья, — ответила Джесс. — Этого достаточно.

— Для меня этого не было достаточно, — горячо возразил Филип. — Я всю жизнь хотел выяснить, кто моя мать. — Он поднялся. — Мне нужно принять душ.

Джесс кивнула.

— А от вашего любезного приглашения я, если вы не против, откажусь. Сейчас я вернусь в «Мейфилд-Хаус» и закажу место на пароме. Филип, огромное спасибо вам за все, что вы для меня сделали, но чем скорее я уеду с этого острова, тем лучше.

— Я переоденусь и приду к вам, — сказал Филип. — Обещайте, что дождетесь моего появления.

Джесс улыбнулась:

— Обещаю.

Филип не мог поверить, что она действительно решила уехать. Джесс нашла дочь после тридцати лет неизвестности и вдруг теперь отказывается познакомиться с ней, поговорить, узнать, счастлива ли она, и выяснить, кто и почему подменил младенцев.

А ведь для того, чтобы разгадать эти загадки, Шерлок Холмс не требуется.

Филип натянул джинсы, которые купил ранним утром, и майку с эмблемой «Черного пса». Увидев его сейчас, Джинни, должно быть, отпустит новое замечание насчет «белого воротничка».

Он причесался перед зеркалом, пригладил вихор. Внезапно зазвонил телефон. «Джесс», — подумал Филип и снял трубку.

— Филип? — послышался женский голос, более низкий, чем у Джесс.

— Да.

— Филип, это Лайза.

Лайза? Он провел ладонью по волосам.

— Привет, — довольно глупо сказал он.

— Джинни осталась с Джесс, — сообщила Лайза, — а я не люблю есть одна. Вы уже обедали?

Обедать с Лайзой Эндрюс?

— Нет. Не успел.

— Я у входа. Тут рядом есть кафе. Я могу заказать столик.

— Это было бы чудесно, — отозвался он. — Я сейчас спущусь.

Филип положил трубку и почувствовал, что опять весь взмок. Он подошел к зеркалу.

— Идиот, — сказал Филип самому себе. — Она любит обедать в компании. Больше ей ничего от тебя не нужно.

И все-таки он вышел из комнаты, счастливо улыбаясь. Да, Филип был счастлив хотя бы потому, что Лайза Эндрюс запомнила его имя.

— Свободных мест на пароме не будет до завтрашнего вечера, — сообщила ему Лайза, когда они сели за столик в кафе.

Филип помешал соломинкой ледяной чай.

— Что ж, я рад, — отозвался он. — У нее будет время еще раз как следует все обдумать.

Официант принес Лайзе салат, а Филипу — мясной сандвич.

Филип смотрел на Лайзу в упор, стараясь запечатлеть в памяти ее черты. Ему безумно хотелось, чтобы ее топазовые глаза взглянули на него.

— Вас интересовало до встречи с Джинни, кто ваша родная мать? — спросил он. — Вам хотелось знать, как она живет, как выглядит?

— Конечно, — ответила Лайза, и глаза их встретились. — Мои приемные родители — очень славные люди, — пояснила она, — хорошие, добрые и все такое. Но мне всегда хотелось узнать, чья я дочь, понимаете? Я воображала, будто я принцесса, что в один прекрасный день королева явится за мной и увезет в замок, где зеленые луга и густые леса, кони и рыцари, и ничто не будет напоминать мне Нью-Джерси.

Филип чуть не поперхнулся от смеха.

— Да, не удивляюсь, что вы стали актрисой.

Лайза тоже улыбнулась:

— Ну, актрисой я стала только благодаря Джинни. А вы когда-нибудь интересовались своим происхождением?

— Иногда. Я смотрел на брата и удивлялся, какие мы разные. Он всегда казался мне таким… целеустремленным. А мне нравилось общаться с людьми. Я любил рисовать. Моя родная мать была художницей. Вам Джинни не рассказывала?

Лайза покачала головой:

— Я знаю только, что она умерла. Мне очень жаль, поверьте.

— Да, мне тоже. Но я по крайней мере увидел ее.

Минута или две прошли в молчании.

— Послушайте, ведь мы с вами, наверное, лежали рядом в колыбелях. Забавно, правда? — сказал Филип.

— То-то мне ваше лицо показалось знакомым, — засмеялась Лайза.

Филип откусил кусок сандвича.

— У вас удивительные зеленые глаза, — заметила вдруг Лайза.

— Они у меня от матери.

— Мне жаль Мелани, — сказала Лайза. — Если она, конечно, дочь Джесс. Убеждена, Мелани тоже хочет узнать все.

— Я хотел поговорить с мистером Брэдли, но Джесс не разрешила.

— А если с Мелани?

— Что — с Мелани?

— Что, если нам поговорить с Мелани? Если к ней придем мы с вами, может, она будет с нами откровенна?

— А вдруг ей неизвестно, что ее удочерили?

— Тогда, наверное, пора сказать ей об этом.

Филип задумался. Джесс, наверное, на такое не решится. А предпринять подобный шаг без ее ведома — значит серьезно нарушить этику взаимоотношений юриста и его клиента. Но Лайза настроена решительно, а Филипу ни в коем случае не хотелось упускать возможность побыть с ней. Не исключено, что ему удастся найти слова, которые убедят Мелани пойти на откровенный разговор. Наверное, не стоит начинать прямо. Надо хотя бы выяснить, известно ли Мелани, что человек, которого она считает братом, на самом деле ее отец, а тот, кого она зовет папой, приходится ей дедом. Может, у Филипа и получится — если только он хотя бы наполовину такой классный профессионал, каким его считают в юридическом мире.

— Мы могли бы пойти в школу, — сказал он наконец. — Джесс видела ее там.

— Ну да! — воскликнула Лайза. — Давайте пойдем завтра, пока Джесс не уехала.

Она вновь занялась салатом, а Филип — сандвичем. Мысленно он подыскивал слова для разговора с Мелани Брэдли. Ему надо доказать Лайзе, что он блестящий юрист.

Тогда Лайза Эндрюс устроит ему овацию?

Джинни сидела на веранде «Мейфилд-Хауса» рядом с Диком Брэдли, стараясь не обращать внимания на Живой Труп. Между тем Карен ходила возле веранды по газону, как натуралист, выискивающий в траве улиток. Джесс прилегла отдохнуть, Джинни от нечего делать прогулялась в город, а вернувшись, решила потолковать со стариком и пустить в ход кое-какие, уловки. Таким способом она надеялась вытянуть из Брэдли информацию о его младшей дочери. Да, Джесс теперь ничего не хочет, но Джинни мало того, что они выяснили. В хорошем сценарии непременно должна быть полноценная развязка.

— Значит, сегодня вы не уезжаете, — проговорил Дик, похлопывая по колену последним выпуском «Вайнард газетт».

— Для пассажиров места на пароме есть, а для машин нет.

— Хм. Черт бы побрал этот паром! В прошлом году поменялась система заказов, и с тех пор все туристы стоят на ушах. А у вас самой билет на самолет есть?

— Нет.

— Достать его будет не проще.

— Кстати, ваши власти могли бы уже определиться, нуждаются они в туристах или нет.

Дик рассмеялся и поднял с пола тарелку с печеньем:

— Попробуйте. Милли Джонсон испекла их только утром.

— Милли Джонсон? Та, что тушила моллюсков для пикника?

— Она самая.

— Значит, — усмехнулась Джинни, — она вдова и имеет на вас виды.

Дик расхохотался.

— Вот уж вряд ли! Она замужем, ее муж потерял работу. Милли варит домашний суп для нескольких ресторанов и продает в городе свое печенье.

Джинни тоже засмеялась.

— К тому же, — продолжал Дик, — кому нужен такой старик, как я?

— Вы не так уж стары.

— Я же дедушка! Через год мне стукнет семьдесят.

— Значит, вам шестьдесят девять. Мой последний муж был немного младше вас.

— Почему — был?

Джинни взяла печенье.

— Он умер от разрыва сердца.

Воцарилось молчание.

— Вот видите, — сказал Дик. — Ну кому же нужен такой старик, как я?

Джинни не стала говорить ему, что Джейк был самым счастливым случаем в ее жизни, что он был полон энергии и еще долго не растерял бы ее, если бы не эта нелепая смерть. Дик этого не поймет. Не нужно изливать перед ним душу, надо брать быка за рога. Спрятав под стул распухшую ногу, Джинни сделала вид, что с восхищением следит за каждым движением Брэдли. «Флирт куда легче дается молодым и изящным», — подумала она.

— Вы не похожи на старика, — сказала Джинни. — К тому же вашей младшей дочери всего двадцать девять.

Живой Труп перестал бродить по газону и поднялся на веранду..

Дик кивнул:

— Точно. Поздний ребенок. Как рада была жена, упокой Господи ее душу.

— Не такой уж и поздний по нашему времени, — возразила Джинни, игнорируя Живой Труп. — Сейчас многие женщины рожают детей, когда им за сорок.

Дик поерзал на стуле, и Джинни показалось, что предмет разговора его нервирует. Взглянув на дочь, он опять обратился к собеседнице:

— Моя жена умерла в сорок пять.

Джинни это запомнила. Значит, дети Брэдли были тогда совсем молоды. Она бросила быстрый взгляд на женщину, которая, весьма вероятно, взяла на себя заботы по воспитанию ребенка Джесс… Возможно, она относилась к Мелани как к собственной дочери. И поэтому обозлилась на весь мир, почувствовала себя ущемленной, каким-то образом узнав, что растила ребенка Ричарда и Джесс.

— Я благодарю Господа за моих детей, — проговорил Дик. — После смерти жены я жил только ради них.

— У вас еще была гостиница, — напомнила ему Джинни. — Не сомневаюсь, для вас это нелегкая работа.

— Что вы, тогда мы не были хозяевами. Старая миссис Адамс взяла меня управляющим и завещала мне гостиницу.

Все верно. Двести тысяч, полученные от отца Джесс, не пошли на покупку «Мейфилд-Хауса». Часть этих денег отдали мисс Тейлор за Мелани. Сквалыге помог доктор Ларриби, а возможно, и старый развратник Бад Уилсон.

— Да, мы работали на старую дуру, — вставил Живой Труп. — Зато она все нам оставила.

— Да-да, — подтвердил Дик. — А сейчас со мной здесь только Карен. У Мелани и Ричарда свои занятия. — Он бросил взгляд на газету. — Ричард завтра приезжает. Надо попросить его помочь прочистить водостоки.

— Что вы сказали? — встрепенулась Джинни.

— Я сказал, что завтра приезжает мой сын Ричард. Он сейчас в Бостоне…

— Ох черт! — Джинни рывком поднялась на ноги. — Я же совсем забыла, мне нужно узнать насчет рейсов в Лос-Анджелес.

Она еще успеет заняться обхаживанием старика, если это вообще понадобится.

Джинни быстро вышла с веранды и отправилась наверх, в седьмой номер, чтобы сообщить Джесс интересную новость.

Глава 19

— Да какая, черт возьми, разница? — не унималась Джинни. — Все равно до завтрашнего вечера ты никуда не уедешь. Даже если Мелани ничего не известно, даже если ты решишь, что ей не следует знать, выясни все до конца хотя бы для себя.

Джесс перевернулась на бок и посмотрела в глаза Джинни. И почему подруге все так ясно в этой жизни, как будто она никогда не изведала горя?

— Я думала, ты поймешь, — тихо сказала она. — Джинни, мне очень тяжело. Я благодарна судьбе за то, что у меня есть, и не желаю вмешиваться в чужую жизнь.

— Пять лет назад ты думала иначе, поэтому и организовала встречу.

Джесс закрыла глаза.

— Наверное, тот опыт чему-то научил меня. Сын Сьюзен не захотел о ней слышать; Филип встретился с Пи-Джей только для того, чтобы увидеть, как она угасает; ты… из всех нас только у тебя жизнь изменилась к лучшему. Видимо, двадцать пять процентов счастья не стоят семидесяти пяти процентов боли.

— Ты свинья, — бросила Джинни.

— Наверное.

Так как Джинни молчала, Джесс открыла глаза и посмотрела, здесь ли она. Подруга стояла у окна, глядя вниз, на зеленый газон.

— Итак, из-за твоей проклятой чувствительности, — снова заговорила она, — Живой Труп одерживает победу.

— Не называй ее так, Джинни. Ее зовут Карен.

— Карен, Шмарин… Это ее ты так испугалась, что решила бежать?

— Карен тут совершенно ни при чем. Ее я ни капельки не боюсь. Понятно, что писала и звонила она, но с тех пор, как мы сюда приехали, Карен ровным счетом ничего не сделала.

— Она — кусок дерьма.

— А по-моему, это одинокая, несчастная женщина.

— И потому Карен трогательно собирает бутылочные осколки, — подхватила Джинни с издевкой. — А тебя не беспокоит, что именно она воспитывала твою дочь после того, как жена Дика протянула ноги? Не беспокоит, что она имеет влияние на твою дочь?

— Джинни, я уверена, у Мелани все в порядке. У нее прекрасная девочка и хорошая работа. Если Мелани воспитала Карен, то, судя по всему, ее остается только поблагодарить.

— Чушь, собачья! Кусок дерьма твоя Карен. Почему, интересно, она не вышла замуж?

— Может, как раз потому, что занималась моим ребенком.

— Что же она так изменилась? Зачем гадит своей семье?

Джесс снова легла на спину.

— Не знаю, Джинни, не знаю. Но только жалею, что затеяла все это.

Джинни подошла ближе и присела на край кровати.

— У тебя плохая память.

Джесс закрыла глаза.

— В чем дело?

— Затеяла все это не ты.

— Я могла бы просто забыть про письмо и про звонок.

— А про Ричарда ты тоже могла бы забыть?

Ричард. Джесс прищурилась от невыносимой боли. Она вспомнила Мелани и Сару на пришкольной площадке, а затем Ричарда — молодого, семнадцатилетнего.

— Наверное, ты просто боишься встретиться с ним, — продолжала Джинни. — Боишься, что плюнешь ему в глаза, хотя он заслуживает именно этого. Ты говоришь, будто тебе известно кое-что о страдании. По-моему, ты не знаешь и азов. Нельзя понять, что такое страдание, пока не начнешь страдать. Пока страдание не вывернет тебя наизнанку.

— Полагаю, я достаточно выстрадала в жизни.

— Я тоже так думала, пока Джейк не умер. — Голос Джинни дрогнул. — Можешь считать, что Мора — твое оправдание, если тебе угодно, но не обманывай хотя бы себя.

Вздохнув, Джесс взглянула на подругу. Наверное, Джинни права. Страх перед новым страданием заставляет ее бежать.

— Дорогая моя, — начала Джинни, поднимаясь, — не выяснив все до конца, ты будешь мучиться всю оставшуюся жизнь. И раскаиваться. Впрочем, решай сама. Я прогуляюсь в город, куплю сувениры и пораскину мозгами, как убедить мою дочь не давать подонку-пасынку ни одного гребаного цента. — Подойдя к двери, она остановилась. — Джесс, подумай над моими словами. Невозможно избежать страданий. Но пока мы живы, нам надо бороться за счастье.

Она почувствовала необходимость позвонить Море. После прибытия в Вайнард Джесс еще ни разу не связалась с детьми, хотя привыкла регулярно разговаривать с ними по телефону ради того, чтобы услышать их голоса и убедиться, что с ними все в порядке. Звонок не вызовет подозрений у Моры; она не подумает, будто мать звонит лишь потому, что решила вернуться к прежней жизни, осознав нелепость поисков другой дочери.

Сейчас она услышит голос Моры и успокоится.

Но вначале Джесс позвонила в мастерскую. Карло сказал, что дела идут хорошо и ей незачем торопиться с приездом. Нажав на рычаг, она набрала другой номер.

К телефону подошел Тревис.

— Привет, родной, — сказала Джесс и вздрогнула: ведь именно так обратилась Мелани к Саре.

— Привет, мама. Как у тебя дела? Развлекаешься?

— Да, солнышко. Тут, в Вайнарде, просто здорово. А что у вас? Как Мора?

— У нас все нормально. Я работаю как вол. Похоже, быть садовником мне не хочется. Уж больно тяжело.

Джесс рассмеялась:

— Ну, трудностей ты никогда не боялся.

Из всех детей один Тревис не относился к материальному благополучию как к чему-то само собой разумеющемуся.

— Мне еще не приходилось таскать столько бревен. Когда ты приедешь?

— Пока не знаю.

— Ладно, отдыхай. Моры постоянно нет дома, так что я понемногу учусь готовить.

Джесс живо представила, как неуклюжий юноша хлопочет на кухне.

— И что же ты готовишь?

— Курицу.

— Вымой ее как следует.

Тревис жалобно застонал;

— Конечно, я же не дебил.

Джесс снова засмеялась:

— Мора дома?

— Не знаю. Сейчас посмотрю.

Джесс не успела остановить его — он закричал:

— Эй, Мора! Мама звонит!

Джесс перевела дыхание. Надо взять себя в руки, чтобы голос не выдал ее и Мора ни о чем не догадалась.

— Мора! — вновь прокричал Тревис.

Шли секунды. Должно быть, ее нет дома.

В трубке что-то щелкнуло.

— Мама? — спросила Мора.

— Да, родная, это я. Звоню просто так.

— Где ты?

Джесс быстро оглядела комнату, словно забыла, где находится.

— Еще здесь, в Вайнарде.

— А-а. А подруга с тобой?

— Джинни? Да. Нам хорошо вдвоем.

— Ага. — Мора помолчала. — Мама, что ты там делаешь?

— Я же тебе сказала: Джинни недавно похоронила мужа, и я стараюсь ее поддержать.

— Ты нашла ребенка?

Вопрос Моры бритвой полоснул Джесс. Мора и Тревис — единственная ее опора, но они не заполняют всю жизнь. Иногда — как сейчас, например, — Джесс чувствовала, что у нее должно быть что-то личное. То, что она обязана сделать, иначе будет мучиться до конца своих дней.

— Мама, я знаю, для чего ты туда поехала, — продолжала Мора. — Вчера звонила некая Лоретта Тейлор и просила тебе передать, что Мейбл Адамс умерла. Она узнала точно.

— Да, — ответила Джесс. — Я уже знаю.

— Она упомянула Вайнард. Я сказала, что ты сейчас там. И она решила, что ты нашла своего ребенка. Вот и все.

Джесс молчала. Она не могла говорить.

— Мама, я считала, что ты поставила точку в той истории.

— Родная моя…

— Это нечестно, мама. По отношению к нам с Тревисом.

Джесс отметила, что Мора не упомянула Чака, словно тот перестал быть членом семьи после того, как переехал в Манхэттен и сблизился с отцом. По-видимому, неделя на Багамах все же не восстановила связь Моры с Чарльзом.

— Родная, я не прошу, чтобы ты поняла, — заговорила Джесс. — Как и ты не просила меня понять, когда решила провести весенние каникулы с отцом. — Она умолкла, почувствовав вину. — Мора, это дело я должна закончить. Тебе придется с этим смириться. И знай, что ты тут ни при чем.

Помолчав секунду, Мора ответила:

— Жаль, что ты не призналась нам с самого начала. Не объяснила, зачем ты едешь.

— А если бы я объяснила, как бы ты к этому отнеслась?

— Я бы сказала, что категорически против.

В висках Джесс застучала кровь.

— И мне пришлось бы говорить о том, что каждый из нас имеет право на собственную жизнь, что мы должны уважать чувства друг друга и тому подобное. Похоже, ты еще не проходила это по психологии.

— Хорошо, мама, — резко бросила Мора. — Намек понят.

Джесс откашлялась.

— Значит, до встречи. Когда приеду домой, мы с тобой еще потолкуем.

— Конечно, мама. До свидания.

Сидя на кровати с трубкой в руке, Джесс думала о том, что жизнь в ее семье уже не вернется в прежнее русло. Тем не менее она была уверена: Джинни права. Избежать страданий невозможно. Но если Джесс отступит сейчас, то очень скоро пожалеет об этом. Следовательно, пора перестать капризничать и встретиться с Ричардом. Так она решила, и пусть Мора думает о ее решении что угодно.

Джинни купила свитер, для Консуэлло, золотой брелок для Лайзы (ювелирный магазин она отыскала на карте) и мини-платье для себя. Это платье свободного покроя привлекло ее тем, что отлично скрывало все недавно появившиеся лишние округлости. Собственно говоря, Джинни теперь не слишком заботил ее внешний вид, так как она больше не нуждалась в мужском внимании. Однако короткий флирт с Диком Брэдли разбудил в ней что-то — не разжег потухший костер, нет, но она почувствовала тепло. У него добрая улыбка, заразительный смех… Черт возьми, если Джесс решит остаться еще на пару дней, у Джинни появится возможность проверить, вернется ли к ней способность испытывать сексуальное влечение. К тому же, возможно, удастся заставить его поведать правду о событиях тридцатилетней давности. Мужчины, как известно, порой говорят в спальне то, чего ни за что не сказали бы в другой обстановке. Тем более в комнате, где тикают часы, напоминая о быстротечности времени и о том, что сердце может остановиться в любую минуту.

Джинни вышла из магазина одежды и подошла к книжной лавке, которая называлась «Гроздь винограда» — нелепое название, в особенности для острова под названием Вайнардnote 12 и для городка, где не продается вино. Вдруг она услышала, как кто-то окликнул ее по имени с противоположной стороны улицы. Джинни обернулась и увидела возле летнего кафе Филипа, приветственно махавшего рукой.

— Джинни! — крикнул он. — Лайза здесь. Присоединяйтесь к нам.

Она не стала искать пешеходный переход. Водитель приближавшегося грузовика дал гудок, но Джинни не показала ему средний палецnote 13, что непременно сделала бы, если бы ее не видела Лайза. За последние несколько дней Лайза и так узнала о Джинни много.

— Так что же, мы остаемся до завтра? — Филип пододвинул к столику стул для Джинни.

Джинни бросила на соседний стул свои сумки, как будто набитые кирпичами, и уселась.

— У нас нет выбора. Между прочим, старик Брэдли сказал мне, что завтра приезжает Ричард. Честно говоря, не знаю, захочет ли Джесс встретиться с ним.

— Почему это она не захочет с ним встречаться? — вскинулась Лайза.

Джинни пожала плечами.

К ним подошла официантка.

— Мне котлету с картошкой фри, — заказала Джинни. Ее взгляд упал на сумки, и она вспомнила про свое мини-платье. — Хотя нет, погодите. Дайте мне салат, масло и уксус.

Ее не волновали лишние двадцать фунтов, которые она набрала после смерти Джейка, но охмурять мужчину легче, когда ты не слишком пухлая.

Официантка приняла заказ и удалилась. Джинни достала из сумки небольшую коробочку и поставила рядом с тарелкой Лайзы.

— Это тебе. Подарок к Дню поминовения.

Лайза осторожно открыла крышку и вынула золотой брелок.

— Ух ты! — воскликнула она и быстро поцеловала мать в щеку. — Какая красота!

Джинни вздохнула:

— Мне хотелось, чтобы ты знала: я очень рада тебе.

Она не добавила, что рада главным образом тому, что Брэда нет рядом с Лайзой, что он убрался в Лос-Анджелес.

— Я не могла не приехать. — Лайза заглянула матери в глаза, и та поняла, что дочь угадала ее мысли и не рассердилась. — Мне очень хочется чем-нибудь помочь Джесс. Она такая добрая…

— Джинни, — вставил Филип, — нам с Лайзой кажется, мы могли бы кое-что сделать.

Джинни вскинула брови. Филип продолжил:

— Мы решили сходить к Мелани. Возможно, если мы придем к ней вдвоем… Мы одного возраста… Все росли в чужих семьях…

Джинни решительно покачала головой:

— Уверена, что Джесс будет рвать и метать.

— Почему? — удивилась Лайза. — Она в корне изменила нашу жизнь, не спрашивая нас, а теперь мы хотим сделать для нее то же самое.

— Это не одно и то же, — возразила Джинни и вдруг замолчала: ей показалось, что на нее кто-то смотрит.

«Она обернулась и увидела на противоположной стороне улицы Живой Труп. Карен стояла, неподвижно уставившись на них.

— Черт возьми! — Джинни рывком встала. — Мне надоела эта дрянь.

Она решительно шагнула вперед, но Филип успел ее удержать.

— Не надо, Джинни. Оставьте ее в покое.

— Это всего лишь вонючий кусок дерьма.

— Знаю. Но у нее, наверное, проблемы с головой. Не трогайте эту женщину.

— Вы говорили с ней?

— Один раз, совершенно случайно. Она приняла меня за человека по имени Брит. Я пытался заговорить с ней, но Карен удрала.

Глядя на стоящую как статуя женщину, Джинни вдруг поняла, что Дик Брэдли, какова бы ни была его роль в давних событиях, связанных с Мелани, тоже страдал. Но страдала и Джесс. И Джинни тоже. И ей осточертело все время что-то вынюхивать, притворяться и лгать. Пора наконец действовать решительно, и не важно, что скажет по этому поводу Джесс. Если она не хочет встречаться с Ричардом — никто ее не заставляет, но самой Джинни нужна правда. И пора сказать правду Джесс. А после этого Джинни улетит в Лос-Анджелес и раз и навсегда разберется с Брэдом.

Она гордо вскинула голову.

— Раз вы решили побеседовать с Мелани, не стану вас отговаривать. — Джинни взглянула на сумку, в которой лежало новое платье. — У меня самой тоже есть кое-какие планы.

Карен отвернулась от троих людей, сидевших в кафе, и пошла вниз по Мейн-стрит, к тому единственному месту, где могла обрести покой.

«Завтра, — вновь и вновь повторяла про себя Карен. — Если завтра они ничего не предпримут, я возьму инициативу на себя».

Завтра.

Она медленно двигалась в сторону Уэст-Чопа, глядя в землю. Может, сегодня вернется Брит. Если бы он не уехал, Карен ничто сейчас не интересовало бы. Она была бы замужем, у нее были бы свои дети, и ей не было бы никакого дела до отца, Ричарда, до того, кто родил Мелли. Если бы с ней был Брит.

И вот сегодня он, быть может, вернется. И увидит, что Карен собирает на пляже стекляшки, точно так же, как они собирали их вместе. И Брит найдет для нее особенную стекляшку, как тогда, давно. А она сделает ожерелье — уже не для Мелли, а для себя. Длинное-предлинное ожерелье, браслет и корону из морского стекла. Она наденет эти украшения в день свадьбы, свадьбы Брита и Янк, которая откладывалась столько лет.

Карен будет такой же красивой, как девушка на странице «Нью-Йорк тайме», в которую завернуты письма, адресованные юноше по имени Ричард.

Она будет такой же красивой, как девушка из высшего общества с выцветшей фотографии, ту девушку звали Джессика Бейтс… Она, как объяснили Карен, отказалась от своего ребенка, а ее отец заплатил отцу Карен за то, чтобы его внучку вскормили и воспитали. Карен убедили, что Мелли не нужна той девушке.

И она поверила. И верила всю жизнь, до тех пор пока не обнаружила письма. А прочитав эти письма, отделила правду от лжи.

Карен подняла глаза к голубому небу. Сердце ее заныло — она почувствовала, что Брит сегодня не вернется. Как, впрочем, и завтра.

Джинни, Лайза и Филип уговорили Джесс поужинать с ними.

— Мы найдем хорошее место, — решительно заявила Джинни, — где ты получишь питание, необходимое твоему организму.

На самом деле Джинни искала повода обновить мини-платье. Она должна хорошо выглядеть, вернувшись в гостиницу, чтобы задуманный ею план удался. Джинни решилась пройти огонь и воду, преодолеть любое препятствие, какое Бог, если он коварен и мстителен, воздвигнет на ее пути.

Филип нашел ресторанчик для гурманов под названием «Рыжий кот». Все стены там были увешаны фотографиями великих рок-музыкантов.

И Джинни была на высоте. Она не стала вылизывать дочиста тарелку с омаром и картофельным пюре и даже отказалась от трехслойного шоколадного пирожного. Пусть Дику Брэдли почти семьдесят лет от роду, но он не слеп, а значит, Джинни должна выглядеть по возможности сексапильно.

Эти маленькие победы над собой придали ей уверенности, которая, впрочем, улетучилась, когда поздним вечером она остановилась возле двери в комнату Дика Брэдли.

«Ха-ха, да я волнуюсь, как девственница перед первой брачной ночью, если такие еще существуют в природе».

Сунув в рот мятную таблетку, Джинни постучала.

Ни звука в ответ.

Она обернулась, желая убедиться, что Живой Труп не шныряет поблизости, потом глубоко вдохнула, призвала на помощь всю свою решимость и постучала чуть громче.

Джинни казалось, что она слышит, как бьется ее сердце.

За дверью послышались шаги.

— Вперед, девочка! — шепотом скомандовала она себе.

Дик Брэдли открыл дверь. На нем был клетчатый фланелевый халат, перехваченный на животе (не слишком большом для человека его возраста) поясом.

Джинни улыбнулась:

— Я разбудила вас?

Он пригладил взъерошенные седые волосы.

— Нет, что вы…

Быстро, пока Дик Брэдли еще не вполне проснулся и не сообразил, что у нее на уме, Джинни перешагнула порог. Она и сама смутно понимала, что у нее на уме.

— Мне очень нужно кое о чем вас спросить. — Джинни вошла в комнату и ухватилась за дверную ручку. — Вы не возражаете?

Брэдли слегка нахмурился:

— Ну… нет, не возражаю. Что такое?

— Я хотела спросить, — проговорила Джинни так тихо, как только могла, — давно ли вы в последний раз были с женщиной? — И прикрыла дверь комнаты.

Старик поскреб подбородок и неожиданно улыбнулся:

— Простите?

Джинни положила руки ему на плечи. Затем ее ладони скользнули под халат, погладили Брэдли по груди. По курчавым волосам на груди.

— Я спросила, давно ли вы в последний раз были с женщиной.

Пальцы Джинни скользили по его теплой, на удивление гладкой коже, и внутри ее тоже разливалось тепло.

— Джинни… — с упреком сказал он.

Она зажала ему рот ладонью, встала на цыпочки и жарко зашептала:

— Я захотела тебя сразу, как только увидела.

Джинни солгала, но в голову ей закралась тревожная мысль: а что, если это не совсем ложь?

Его руки легли на ее талию.

— По-моему, не стоило бы…

— Ты не хочешь меня? — все так же шепотом спросила она.

— Да не в том дело…

Ее руки уже гладили его живот, а ловкие пальцы развязывали пояс. Джинни увидела, что на нем просторные спортивные трусы. Прекрасно, туда легко забраться. И она забралась туда, не колеблясь ни минуты, и ее рука оказалась там, где было почти горячо. Очень медленно Джинни приступила к массажу. И постепенно объект ее интереса ожил.

Она убрала руку, не говоря ни слова, стянула платье, потрогала свою грудь и с приятным удивлением обнаружила, что соски затвердели. Если Джинни не способна получать наслаждение от полового акта, по крайней мере партнер об этом не догадается.

Рука ее вернулась туда, где уже побывала.

— Идем в кровать, — приказала она. — Мне это нужно еще больше, чем тебе.

Глава 20

Когда яркое утреннее солнце залило комнату, Джесс открыла глаза и удивилась, что сладко проспала всю ночь. Они прекрасно поужинали накануне; ей было приятно в обществе Филипа и Лайзы. Правда, раз-другой она почувствовала себя старой — так велик был контраст с их молодостью и незамутненным оптимизмом, с их жаждой учиться, стремлением к чему-то значительному. Да, и Филип, и Лайза, конечно же, оставят свой след на Земле.

Джесс слушала их, смотрела на них и не могла поверить, что эти молодые люди родились почти одновременно с Мелани. А теперь они, как и Мелани, взрослые, независимые, умные, талантливые профессионалы — каждый в своей области. Джесс загрустила, потому что ей так и не довелось узнать Мелани, свою дорогую дочь.

Перевернувшись на другой бок, она подумала, что спала так безмятежно, поскольку приняла решение и была твердо намерена исполнить его. Когда было покончено с бараниной и официант принес засахаренные груши, Джесс уже знала, что делать. И она сделает это не откладывая. Она отправится в Эдгартаун. Встретится с Ричардом наедине и посмотрит ему в глаза. Больше ему не удастся обманом скрывать от нее ребенка.

Они бодрствовали почти всю ночь. А когда Джинни проснулась, оказалось, что Дик уже ушел. Должно быть, отправился посмотреть, подан ли завтрак для гостей. Наверное, постояльцы уже обратили внимание на его сияющую улыбку.

Ей хотелось в туалет. Джинни встала с кровати и потерла ноющие бедра. «Мало практики и форма потеряна», — подумала она.

И все же — как было хорошо! Джинни откинула голову и засмеялась. Мужчина остается мужчиной хоть в шестьдесят девять, хоть в сто шестьдесят девять, а всякий мужчина способен быть лучшим в мире. К черту все журнальные статьи о старении, импотенции и возбуждающих средствах!

Господи, как хорошо это было! У нее не нашлось времени поговорить с Диком о Мелани, она не стала выуживать у него информацию, не думала про Брэда, про то, что скоро покинет этот остров и вернется в свои отвратительный мир. Ей некогда было вспомнить даже Джейка. Джинни была слишком занята: она жила. Вновь. Столько времени спустя.

Она опять засмеялась, вспомнив последний оргазм, и пошла к ванной.

Вдруг в пояснице что-то щелкнуло.

Джинни остановилась. Замерла.

— Мать вашу, — пробормотала она и приложила руку к спине.

Джинни попыталась сделать еще шаг. Острейшая боль пронзила ногу. Снова выругавшись, она взглянула в сторону ванной и поняла, что ей не дойти. До ванной еще чуть ли не десять футов. Потом оглянулась назад, на кровать. Одолеть три шага, отделявшие ее от кровати, было не легче, чем пройти милю. Даже, мать вашу, полторы.

Джинни, похожая на обнаженную натурщицу Рубенса, неподвижно стояла посреди комнаты.

— Помогите, — нерешительно крикнула она. — Черт, да помогите же кто-нибудь!

Карен услышала очень тихий голос из-за двери спальни отца, когда разносила по номерам свежее постельное белье. Она остановилась и прислушалась. Сомнений быть не могло: голос доносился из-за двери отцовской комнаты и взывал о помощи.

Карен приложила ухо к двери.

— Суки, да помогите же мне кто-нибудь, — стонал кто-то.

Карен опустила тюк с бельем на тумбочку. Да кто там?

Какое право имела эта тварь?..

Она повернула ручку, и дверь распахнулась. Посреди комнаты стояла толстуха — абсолютно голая.

— Что вы здесь делаете? — завопила потрясенная Карен.

— Черт побери, я бродила во сне, а теперь не могу пошевельнуться.

— Почему вы здесь торчите? Забирайте то, за чем пришли, и проваливайте.

— Да не могу я, дура! У меня что-то со спиной.

— Так чего вы от меня хотите?

— Неужели непонятно? Отнеси меня на эту хренову кровать.

Карен сделала шаг вперед. Еще один. Взглянула на отцовскую кровать. Простыни были смяты, одеяло сползло на пол. А рядом с кроватью на полу валялось платье толстухи.

— Вы спали с моим отцом! — пролаяла Карен.

Джинни рассмеялась:

— А я-то думала, ты тупая, как кусок дерьма.

Карен подошла к Джинни, посмотрела ей в лицо и ударила ее по щеке. Ударила изо всех сил.

— Как ты посмела…

— Послушай, Живой Труп, мне очень больно, и я совсем не в настроении драться. Помоги мне добраться до кровати или позови папу. Он-то будет рад уложить меня.

— Меня тошнит от тебя! — зарычала в ярости Карен. — Я считала, что поступила правильно. А теперь меня тошнит от всех вас!

Она повернулась и выбежала из комнаты.

Всю ночь он провел в мыслях о ней. Всю ночь, как и весь вечер, с той самой минуты, когда Джесс отвезла его из «Рыжего кота» в «Тисбери инн», Филип старался выбросить Лайзу из головы, но тщетно.

Он долго пытался заснуть, потом встал, походил по комнате, уселся в кресло и начал смотреть на опустевшую Мейн-стрит, на темные витрины магазинов, и так провел всю ночь, в нетерпении ожидая утра, когда отправится с Лайзой к Мелани.

Филип понимал, что утратил способность ясно мыслить. Он не был уверен, что они поступят правильно, взяв инициативу на себя, но и не мог больше думать об этом. Лайза Эндрюс словно внедрилась в его мозг. Как одержимый, Филип жаждал встретиться с ней, не думая о тяжести неизбежного расставания.

Взглянув на часы, он решил, что еще успеет пробежаться. Физические упражнения на свежем воздухе вернут ему бодрость и прочистят голову. Но сначала нужно исполнить одну обязанность.

Филип застонал. Он должен позвонить в офис и предупредить, что задержится на день-два, так как твердо решил довести начатое до конца. Филип очень надеялся, что Джозефа не окажется на месте и ему не придется объяснять старшему брату, чем он занимается в Вайнарде.

К несчастью, трубку взял Джозеф.

— Николь зла на тебя как сто чертей, — сообщил он.

— Николь? Зла? Сомневаюсь. Она, по-моему, весьма охотно изменила планы.

— Филип, к чему эти глупости?

По тону Джозефа он понял, что Николь рассказала брату о причинах его поездки.

— Джозеф, Джесс — очень хороший человек. Возможно, ты меня не поймешь, но я очень многим ей обязан.

— Прошу тебя, не начинай заново эту волынку.

— Я вернусь через несколько дней.

— Ты звонил Николь?

— Нет.

— Филип, да ты просто дурак. Николь — твоя неслыханная удача.

«Не совсем так», — чуть не сказал Филип, но не стал вступать в спор.

— Кроме того, — добавил Джозеф, — ее отец — важная персона.

— У меня не было романа с ее отцом.

Джозеф вздохнул:

— Стало быть, тебе кажется, что ты поступаешь правильно. Ладно, возвращайся скорее. А сейчас я должен идти. Играю в рэкетбол с Эдом Смитом.

Рэкетбол. Филип подумал, что если бы остался с Николь и женился на ней, то был бы обречен на рэкетбол до конца своих дней.

Карен едва дышала. Прислонясь к дверному косяку бельевой, она смотрела перед собой невидящими глазами. Карен отказывалась верить, что эта женщина легла в постель с ее отцом. Та, что прикидывается подругой Джесс, хотя общего у них не больше, чем у островитян с американцами.

Карен прижала стопку белья к груди.

Эта женщина спала с ее отцом.

Женщина, которая приехала сюда только потому, что Карен заварила эту кашу. А теперь она, должно быть, соблазнила отца, чтобы выведать у него правду про Мелли…

Карен закусила губу, чтобы не расплакаться.

Только бы все они убрались отсюда.

Джесс обрадовалась тому, что Джинни и Лайза так и не вышли к завтраку. Отхлебнув кофе, она взглянула на часы. Прекрасно. Она успеет улизнуть в Эдгартаун, никому ничего не объясняя.

Джесс положила салфетку на стол и поднялась, извинившись перед постояльцами. В дверях столовой она чуть не столкнулась с Диком Брэдли.

— Свежий кофе, — объявил он, лучезарно улыбаясь.

Джесс покачала головой:

— Нет, благодарю вас. Я хочу прокатиться и подышать морским воздухом.

Дик кивнул, все так же улыбаясь:

— Непременно съездите к Смеющейся Голове. Скалы там изумительные.

Джесс выскользнула из столовой, она не желала слушать рассказы о местных достопримечательностях. Ей было не до Смеющейся Головы. Путь Джесс лежал в Эдгартаун.

Прошел целый час, прежде чем Дик вошел в свою спальню и увидел Джинни на постели в луже мочи. Слезы текли по ее щекам.

— Что стряслось?

Улыбка Дика мгновенно исчезла.

— Спина, — пробормотала Джинни, едва говоря от дикой боли. — Я повредила спину. И обмочилась.

— О Боже! — Дик склонился над ней и неловко вытер ее слезы. — Не волнуйся, Джинни. — Кажется, он смутился, увидев ее без одежды при свете дня. — Сейчас принесу тебе обезболивающее. А потом попробую перевернуть тебя и сменить белье. Господи, неужели это я виноват?

— Нет. — Она попыталась улыбнуться. — Я сама виновата. Секс в моем возрасте! Да что я о себе вообразила?

Дик погладил ее по руке, поцеловал в лоб и шепнул:

— Я сейчас вернусь. Не шевелись.

— С кем я только не трахалась в этом поганом мире, а напоследок оказалась такой идиоткой.

Джесс без труда добралась до Эдгартауна, легко нашла здание редакции «Вайнард газетт» и даже отыскала место на стоянке. Теперь ей оставалось только собраться с силами, и войти.

Она сидела, барабаня пальцами по рулевому колесу, и повторяла про себя слова, которые должна произнести: «Ричард, это я. Джесс Бейтс».

Он не сразу узнает ее. А потом нахмурится и строго спросит: «Джесс, как ты меня нашла?» Она же будет стоять перед ним и смотреть ему в глаза. А потом скажет: «Важно, что я тебя нашла и мне известно про Мелани. А теперь расскажи мне правду».

Вот и все. Очень просто.

Если только это будет ей по силам.

Потом Джесс подумала про Филипа и Лайзу. И про ребенка, которого утаили от нее обманом и которого обманом лишили любви Джесс.

Поспешно, чтобы не потерять решимости, она выбралась из машины и быстро вошла в холл.

— Я хотела бы видеть Ричарда Брэдли, — сказала Джесс женщине за столиком.

— Минутку, — ответила та, — сейчас узнаю, у себя ли он. Как вас представить?

Представить? Если она назовет свое имя, Ричард все поймет и успеет скрыться через заднюю дверь., И, снова исчезнет из ее жизни.

— Не надо меня представлять. — Джесс через силу улыбнулась. — Мне бы хотелось сделать ему сюрприз.

Женщина внимательно оглядела ее, словно желая убедиться, что она не террористка, решившая взорвать редакцию местной газеты, потом сняла телефонную трубку и нажала две кнопки.

— Мистер Брэдли, здесь внизу дама. Она хочет вас видеть. — Он, видимо, спросил, как зовут посетительницу. — Эта дама не назвала себя.

Джесс переступила с ноги на ногу и повернула на пальце кольцо. Ее старинные знакомые, бабочки, вновь проснулись в желудке. Она опять почувствовала себя маленькой девочкой, которой предстоит читать стихотворение на уроке у мисс Уинслоу. «Не мудрено, что ты чувствуешь себя ребенком. Ты была ребенком, когда видела Ричарда в последний раз».

На лестнице послышались шаги. Джесс не повернула головы, но уже знала, что спускается Ричард. Неведомо как, но знала.

Медленно, очень медленно она взглянула на лестницу.

Прошло тридцать лет. Тем не менее Джесс узнала его. Он был в джинсовом костюме и внешне походил на сорокасемилетнего отца семейства не больше, чем на восьмидесятипятилетнего старца. Ричард выглядел невероятно молодо, куда моложе… Чарльза. Он был так молод и полон жизни, будто только что раздавал полотенца отдыхающим в приморском лагере. Лицо его загорело, каштановые волосы, правда, чуть поредевшие, по-прежнему отливали тем блеском, всегда восхищавшим Джесс. И глаза были те же — голубые, как у нее. И такие же внимательные.

— Джесс! — выдохнул он. — Боже мой! Сколько лет прошло…

Ричард прекрасно знал, сколько прошло лет. Но почему-то сейчас это казалось несущественным.

— Я не думала, что ты узнаешь меня, — вымолвила Джесс.

— Что ты, я тебя и через тысячу лет узнал бы.

Потом они долго стояли и смотрели друг на друга. Джесс чувствовала на себе пристальный взгляд женщины, вызвавшей Ричарда.

— Боже мой! — повторил Ричард. — Как ты попала в Вайнард?

Джесс не могла отвечать здесь, в присутствии посторонней женщины.

— Может, выйдем и поговорим?

Ричард направился к двери, распахнул ее и пропустил Джесс вперед. Выходя на улицу, она почти физически ощущала его рядом с собой. Это был он. Ричард. Ее Ричард.

Когда дверь закрылась за ним, Джесс опять заглянула ему в глаза. На кого же больше похожа Мелани, на нее или на Ричарда? Скорее на него. А Сара, пожалуй, больше похожа на Джесс.

Он засунул руки в карманы джинсов.

— Так что же тебя привело сюда?

Помнит ли Ричард, что уже второй раз задает этот вопрос? Взволнован ли он так же, как Джесс? Она опять повернула кольцо и посмотрела в сторону, на розовый куст.

— Я ее видела, — сказала Джесс.

Ричард молчал всего секунду, но она догадалась, что он понял ее.

— Кого?

— Мелани.

— Мою сестру?

— Нет. Нашу дочь.

«Вот и все, — подумала она. — Главные слова произнесены. Теперь Ричард знает».

— Давай-ка отойдем куда-нибудь, — предложил Ричард. — Подожди минутку, я предупрежу Берти, что меня не будет.

Джесс осталась на дорожке. Она заподозрила, что Ричард сбежит, не найдет в себе смелости посмотреть правде в глаза. Она подозревала его в трусости, потому что не была уверена в собственных чувствах, не могла справиться с бабочками.

Ричард вернулся.

— Здесь за углом есть парк. Мы можем присесть там и поговорить.

Они вышли на Мейн-стрит, миновали книжный магазин и оказались на небольшой зеленой лужайке, где стояли садовые скамейки. Ричард подвел Джесс к одной из них, и они присели.

Джесс заговорила первой:

— Я должна знать, что произошло. Должна знать все.

Ей вдруг показалось, что сейчас Ричард начнет все отрицать, утверждать, что Мелани — его сестра, сделает вид, будто не понимает, о чем речь. Но он сказал:

— Это я должен спросить у тебя, что произошло.

Итак, Ричард намерен оправдываться. Джесс едва не рассмеялась ему в лицо. А она-то вообразила, что он не такой, как Чарльз.

— Прости, Ричард, но наша дочь жила с тобой почти тридцать лет. Я никогда не видела ее, тебе об этом известно? Ты даже не дал мне взглянуть на мою дочь.

У нее запершило в горле, на глаза навернулись слезы. Из сердца Джесс навсегда исчез образ романтического рыцаря на белом коне, образ ее спасителя.

— Это ты не пожелала видеть ее, — возразил Ричард. — Ты отказалась от дочери.

— Кто тебе сказал?

— Отец.

— Твой отец? Откуда ему знать?

Ричард забросил ногу на ногу и потер носок теннисной туфли.

— Твой отец заплатил нам большую сумму, — тихо проговорил он.

— Двести тысяч долларов, если мне память не изменяет.

— И он сказал нам, что ты не желаешь иметь ничего общего ни со мной, ни с моим ребенком.

Воцарилась гробовая тишина. Джесс не слышала голосов прохожих, детского смеха, шума машин. В ее мозгу эхом отдавались слова Ричарда: ты не желаешь иметь ничего общего ни со мной, ни с моим ребенком.

Вдруг Джесс вспомнила тот день, когда отец привез ее в «Ларчвуд-Холл». Он стоял в кабинете мисс Тейлор, выписывал какие-то чеки, делая вид, что расплачивается за услугу, а его пятнадцатилетней дочери рядом нет. Когда хозяйка приюта оставила их наедине, Джесс попыталась заговорить с отцом, объяснить ему, что она раскаивается, что любит Ричарда и тот любит ее. Что Ричард устроит все как надо. Но отец Не стал ее слушать. Он равнодушно достал из кармана кисет, сунул в рот трубку, застегнул пальто и отрезал: «Сказано вполне достаточно». После чего вышел.

— Мой отец… — вымолвила Джесс. — Мой отец солгал. И я не допускаю, что ты поверил ему. Сомневаюсь, что деньги не имели значения.

— Джесс, послушай меня…

Она поднялась.

— Я ждала тебя, Ричард. Каждый вечер ждала тебя. Думала, что ты приедешь и заберешь меня. Но ты предпочел деньги моего отца. Взял деньги, а потом украл у меня ребенка.

Джесс отвернулась. Несколько человек стояли на тротуаре, делая вид, что вовсе не прислушиваются к их разговору, а рассматривают витрину магазина.

Даже не послав Ричарда к черту, она быстрым шагом направилась к машине.

Только выехав на шоссе, ведущее к Вайнард-Хейвену, Джесс поняла: Мелани — ее дочь. Ричард только что подтвердил это.

Глава 21

— Джинни, черт побери, что с тобой случилось?! — закричала Лайза, вихрем ворвавшись в спальню Дика Брэдли.

— Я попала в самое унизительное положение, — отозвалась Джинни.

Дику удалось перевернуть ее, сменить постельное белье и надеть на Джинни свою длинную джинсовую рубаху. Только после этого он оповестил Лайзу о несчастье. Дик делал для Джинни все, что мог, совершенно не думая о себе.

— Когда это случилось? Я вчера так устала, что заснула как убитая. Даже не слышала, как ты вошла.

Джинни вздохнула, отчего ее снова скрутила боль.

— Ты не слышала, потому что я не входила.

Лайза в изумлении уставилась на мать:

— А-а…

— Я вынуждена отказаться от слов, которые говорила тебе у Смеющейся Головы.

— Насчет секса?

— Ясное дело.

Лайза улыбнулась:

— Сейчас меня больше интересует твоя спина. Ты совсем не можешь двигаться?

Для дочери Джинни Лайза была все же на удивление добра.

— Какое двигаться! Я еле дышу.

— Надо бы вызвать врача.

— Этим займется Дик.

Джинни попыталась пошевелить пальцами ног, но боль тут же усилилась.

— Значит, — подытожила Лайза, — наше пребывание на курорте несколько затянется.

— Ты только не обращай на меня слишком много внимания.

Лайза пожала плечами:

— Не беспокойся обо мне. Может, и Филип захочет остаться.

Джинни пристально посмотрела на дочь:

— Похоже, нам обеим придется взять назад свои слова. Лайза рассмеялась:

— Не обязательно. Скоро мы с ним встретимся и отправимся в школу.

— Хотите все-таки повидать ее?

— Надеемся.

Да, остается только надеяться. Надеяться на то, что хотя бы им повезет.

— А что потом?

— Поживем — увидим. Может, Филип сообразит, как нам с тобой одолеть Брэда.

Ослепленная отчаянием, Джесс не заметила, что на стоянку возле «Мейнфилд-Хауса» следом за ней въехал «бронко». Она уже стояла на крыльце, когда хлопнула дверца машины. Инстинктивно Джесс обернулась.

И пожалела об этом.

— Джесс! — Ричард бросился к ней. — Пожалуйста, выслушай меня.

Она покачала головой:

— Ничего не хочу слышать. Я уже достаточно услышала.

Ричард схватил ее за руку:

— Джесс, умоляю тебя. Ты еще не знаешь всего.

Она закрыла глаза и подставила лицо под солнечные лучи. Но даже их ласковое тепло не принесло ей облегчения.

— Мы в долгу друг перед другом, согласись, Джесс, — упорствовал Ричард.

— Никогда не считала себя в долгу перед тобой.

— Я полагал, что ты тоже виновата, но, возможно, ошибался. Видимо, я был слишком глуп и не обдумал все как следует.

— Ричард, ты мелешь чепуху.

— Пожалуйста, Джесс. Ты добралась сюда, так присядь и выслушай меня.

Она открыла глаза. Ричард действительно был взволнован. Его небесно-голубые глаза подернула хорошо знакомая Джесс пелена — пелена отчаяния. Он тоже страдает. Тридцать долгих лет Ричард хранил тайну, которую не имел права хранить. Тридцать лет он притворялся и лгал.

— Хорошо, — сказала она.

Ричард провел ее на задний двор. Джесс уселась на качели, укрепленные на ветви могучего клена, а Ричард остановился перед ней.

— Слушаю тебя.

Он пригладил ладонью свои все еще блестящие волосы.

— Джесс, мы были детьми.

Она обхватила живот, чтобы унять бабочек. Да, Ричард прав. Ей было тогда всего пятнадцать лет, а ему семнадцать. Но даже тогда Джесс не чувствовала себя маленькой. Она была женщиной, взрослой женщиной, способной выносить в чреве ребенка, Способной любить.

Джесс молчала.

— Ты была богатым ребенком, а я — бедным, — продолжал Ричард. — Я полюбил тебя, но в глубине души, наверное, знал, что нам не быть вместе. Мы жили как бы на разных планетах. Твой отец пи за что не позволил бы тебе остаться со мной.

Джесс оттолкнулась ногой, и качели со скрипом пришли в движение.

— Ричард, не резонерствуй.

Он сунул руки в карманы и уставился в землю.

— Когда твой отец связался с нами, папа сразу пришел ко мне. Да, мы были бедны, но у нас очень дружная семья.

Это она знала. У Ричарда была настоящая семья. Такая, в какой Джесс хотела бы вырасти. Совсем не такая, как та, в которой она росла. Джесс вспомнила теперь, как горевала о том, что ей не суждено создать хорошую, любящую семью. Ричард украл у нее и эту возможность.

— Короче, — продолжал он, — твой отец сообщил, что ты не желаешь меня видеть, не хочешь знать. Я был ошеломлен. — Голос его дрогнул, и Ричард отвернулся, как будто стараясь скрыть слезы. Затем кашлянул и опять посмотрел на Джесс. — И еще он сказал, что ты отказываешься от нашего ребенка.

Ей мучительно хотелось вскочить и дать Ричарду пощечину, но она взяла себя в руки. Джесс вдруг стало интересно, как он будет выкручиваться, какую сказку сплетет, чтобы оправдать себя.

— Джесс, я поверил, — признался Ричард. — Поверил, поскольку всегда думал, что недостоин тебя, будто ты для меня слишком хороша. Я поверил, что не нужен тебе и что тебе не нужен ребенок от меня. Понимаешь ли ты это?

Джесс опять оттолкнулась от земли. Ричард нервно прошелся перед качелями.

— Мои родители были сами не свои, когда узнали, что ты беременна. Они считали этого ребенка моим ребенком, своим внуком. И тогда мы все вместе решили, что нам делать.

— Украсть у меня ребенка, — перебила его Джесс.

Она была больше не в силах сдерживать гнев.

— Нет, Джесс. Не украсть. Воспитать как наше дитя. Девочка должна была стать одной из Брэдли. Мы сменили фамилию и уехали из Коннектикута. Я был еще очень молод, и мы решили выдать Мелани за дочь моих родителей, мою младшую сестру.

— А что думала сама Мелани все эти годы?

— Мелани считает, что она моя сестра.

— О Боже, Ричард! — вырвалось у Джесс.

Он опустился на колени и взял ее руки в свои.

— Джесс, у нее было хорошее детство. Она была счастлива. Мелани было всего пять лет, когда умерла мама. Карен заменила ей мать. И она была Мелли хорошей матерью. Она принесла собственное счастье в жертву Мелли.

— Карен со странностями.

Ричард опустил голову.

— Да, я знаю. Ей было нелегко. Мелли однажды рассказала мне, что когда-то у Карен был мужчина. Я никогда не встречал его и не стал ни о чем расспрашивать. Наверное, подсознательно боялся, что Карен захочет жить своей жизнью и на меня… ляжет ответственность за ребенка. Теперь я считаю себя виновным в том, что Карен несчастна.

Джесс вдруг захотелось рассказать Ричарду про письмо и телефонный звонок. Она не знала, что ее остановило. Возможно, в эту минуту Джесс осознала, что Карен не злодейка, а жертва грехов брата и алчности родителей.

— А что ты скажешь про двести тысяч долларов? То есть про отступные?

Ричард встал с колен.

— Твой отец дал нам эти деньги, чтобы мы выкупили Мелани у мисс Тейлор.

— Как мне известно, мисс Тейлор получила всего пятьдесят тысяч.

Ричард замер.

— Не знаю, откуда у тебя такие сведения. Да, мисс Тейлор получила за Мелани пятьдесят тысяч в виде задатка. Остальная сумма была выплачена ей после рождения Мелани. За эти деньги мисс Тейлор помогла нам перебраться сюда и нашла для отца место управляющего у Мейбл Адамс. Джесс, твой отец не «откупился» от нас. Он снабдил нас деньгами, чтобы мы увезли с собой его внучку. Чтобы она не попала в чужие руки.

Наверное, Джесс ослышалась.

— Как ты сказал?

— Твой отец устроил так, чтобы Мелли попала к нам. И мы все вместе решили, что делать… Все вместе — это мои родители и твой отец. Кроме них троих, правду знали только я и Карен.

— И мисс Тейлор.

— Понятия не имею, что ей было известно. Подозреваю, и мисс Мейбл интересовали только деньги.

У Джесс вдруг закружилась голова. Она опустила ноги на землю, стараясь осмыслить то, что рассказал ей Ричард. Джесс с радостью поверила бы ему, но не могла.

— Это ложь, Ричард. Я хотела ребенка. Я хотела, чтобы мы… И мой отец знал…

— Наверное, он решил, что мы слишком молоды. Полагаю, он желал устроить твою жизнь так, как считал правильным.

«Отец, — подумала Джесс. — Как же мало я знала этого человека».

Она подняла голову и посмотрела на Ричарда.

— А теперь у Мелани есть ребенок. Это же наша внучка, Ричард. Твоя и моя.

— Да. И Мелли опять беременна. Скоро у нас будет двое внуков.

Джесс опять обхватила живот, надеясь унять боль.

— Боже мой, Ричард, как ты мог на это пойти? Как мог лгать столько лет?

— Джесс, у меня не было другого выхода. Мелани славная, добрая. Она похожа на тебя. Но мама на смертном одре взяла с меня и Карен слово, что Мелани никогда не узнает правды о своем рождении. И сейчас не должна узнать. Уже поздно. Она не заслужила такого удара.

В это мгновение Джесс ясно поняла, что Ричард прав, Филип и Лайза шли вверх по дороге, направляясь в начальную школу Тисбери. Наверное, Филипу следовало бы сейчас испытывать вину перед Николь, но он решил, что разберется в своих чувствах к ней, когда вернется в Нью-Йорк, в привычный мир, где матери и старшие братья возлагают большие надежды на молодых юристов и где по улицам не ходят звезды Голливуда.

— Думаю, нам нужно сразу ей выложить все, — сказала Лайза. — Мы должны спросить, знает ли она, что ее воспитали приемные родители.

Филип покачал головой:

— Лайза, не забывай, Мелани не такая, как мы. Ее, строго говоря, не удочеряли.

Она нахмурилась, и на лбу у нее пролегла едва заметная морщинка.

— Да. Ты прав. Но что же мы скажем? Не можем же мы бухнуть Мелани с порога, что брат — на самом деле ее отец.

— Сначала нам следует представиться. Мы, мол, пришли рассказать ей о подмене ребенка, случившейся в конце шестидесятых. Осторожно подготовить Мелани.

Лайза улыбнулась:

— Не умею быть осторожной. Наверное, пошла в мать.

Филип засмеялся:

— О да, вот уж характер!

— Именно. И мне еще нужно каким-то образом расхлебать то, что я заварила с Брэдом. Если у тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет, поделись.

Он не сказал, что лучше всего, по его мнению, прилететь в Лос-Анджелес, выследить негодяя и столкнуть его, красный «порше» со скалы.

— Мне ясно одно: вы не должны давать Брэду денег. Шантажисты не останавливаются. Он будет тянуть с вас еще и еще. А если обратиться в полицию?

— И вся история немедленно окажется в газетах.

— Верно. А что Джинни намерена предпринять?

— Убить его. У нее все просто.

— А ты?

Лайза на миг закрыла глаза.

— Я хочу только, чтобы все поскорее закончилось. Не могу передать, как стыжусь того, что с ним связалась. Он даже не мой тип мужчин. Брэд — блестящий и наглый. Наверное, мне тогда просто был очень нужен мужчина. А он оказался рядом.

В эту минуту Лайза была не голливудской звездой, а усталой и напуганной женщиной, простой американкой в футболке и шортах, которая доверилась дурному человеку и теперь вынуждена дорого за это платить. Филип обнял ее за плечи.

— Ничего, Лайза. Мы что-нибудь придумаем.

Он понятия не имел, как поступить, но твердо знал, что хочет помочь. И к чертям все надежды, которые возлагают на него дома.

Несколько минут они шли в молчании, потом Лайза указала вперед:

— Похоже, это и есть школа. Мы у цели.

Филип улыбнулся и внезапно подумал: «Пошла бы сейчас с нами Пи-Джей, если бы была жива? Наверное, она и сейчас с нами. Наверное, это ее дух дает мне силы».

— Что, заходим?

— За мной! — И, воодушевленный, Филип пружинящей походкой поднялся на крыльцо.

Эта школа ничем не напоминала ту, которую Филип посещал в Ферфилде — новенькую, сверкающую, с чистыми окнами и отделанными под старину коридорами. Словом, ферфилдская школа, своим видом оправдывала расходы налогоплательщиков, увеличивающиеся из года в год. Лайза же отметила, что ее школа в Нью-Джерси была похожа на эту: такая же старая и темная. И если прислушаться, то можно услышать в коридорах голоса детей множества поколений.

В канцелярии их встретила пожилая и весьма неприветливая женщина.

— Мы бы хотели встретиться с Мелани… — Филип умолк, внезапно сообразив, что не знает ее фамилии. — Ох, черт! Вылетела из головы ее новая фамилия. В девичестве она была Брэдли. У нее есть дочка Сара.

Он широко улыбнулся, стараясь продемонстрировать полную искренность.

— Это Мелани Гэллоуэй, — сказала секретарша. — У нее сейчас урок. Боюсь, миссис Гэллоуэй нельзя отрывать от работы.

Лайза сделала шаг вперед.

— Мы готовы подождать в коридоре. Скажите, в каком она классе?

Суровая женщина покачала головой.

— Извините. В коридор посторонним нельзя. Это школа. Мы обязаны заботиться о безопасности детей.

Филип подумал, что в молодости эта женщина, судя по ее манерам, служила в национальной гвардии.

— Мы — друзья Мелани по колледжу, — солгал он и взял Лайзу за руку. Мысли его тут же смешались. — Мы приехали на остров, чтобы провести здесь медовый месяц, и очень хотели бы встретиться со старой знакомой.

Женщина, казалось, задумалась.

— Ладно, подождите здесь. Я сообщу ей о вашем приходе. Ее дочка сломала ногу, так что она на этой неделе работает только полдня. Урок закончится через двадцать минут.

Филип посмотрел на Лайзу. Та кивнула.

— Назовите, пожалуйста, ваши имена, — попросила женщина и взяла со стола ручку.

— Имена? — переспросил Филип.

Секретарша взглянула на него поверх очков:

— Ну да. У вас, полагаю, есть имена?

Лайза засмеялась:

— Знаете, мы хотели бы сделать Мелани сюрприз. Может, нам лучше подождать на крыльце?

— Как вам угодно. Вы ее сразу узнаете. Мелани Гэллоуэй совсем не изменилась с тех пор, как сама здесь училась.

Филип не сказал, что они не узнают Мелани, если она хоть чуть-чуть изменилась с тех пор, как лежала в колыбели в «Ларчвуд-Холле».

Лайза присела на ступеньку и уткнулась лицом в ладони.

— Дохлый номер, — сказала она. — Мы ее не узнаем.

— Почему? Узнаем.

— Каким образом? Полагаешь, она как две капли воды похожа на Джесс?

— Нет, просто здесь не так много женщин наших лет с маленькими девочками на костылях.

Лайза улыбнулась:

— Вы удивительно умны, господин юрисконсульт.

Филип отвернулся, чтобы Лайза не заметила, как он покраснел. Он не упомянул о том, что именно так Джесс узнала Мелани. Пусть Лайза думает, будто он на редкость умен.

Он улыбался безмятежному солнечному дню, желая сохранить это ощущение навеки и сожалея только о том, что не может сейчас обнять Пи-Джей и поблагодарить ее за то, что она дала ему жизнь.

— А ты когда-нибудь интересовался отцом? — вдруг спросила Лайза.

— Родным?

— Ну да.

— Пи-Джей говорила, что моим отцом был парень, с которым она дружила в колледже. Он потом отрицал… свою причастность к моему появлению на свет.

Однажды в Центральном парке Пи-Джей рассказала ему про Фрэнка; тогда был такой же солнечный день. С тех пор Филип никогда не стремился познакомиться с этим типом.

Он посмотрел на Лайзу.

— А ты?

Она расхохоталась:

— Долгая история. Как-нибудь потом тебе расскажу. Я только что подумала, как повезло Мелани: она узнает обоих родителей.

Дверь школы распахнулась, и на крыльцо выбежали дети. Лайза встала и подошла ближе к Филипу. Они всматривались в толпу детей, стараясь не пропустить девочку на костылях. И ее заботливую маму.

Но ни костылей, ни гипса они так и не заметили.

Наконец дверь школы закрылась за последним учеником. Филип и Лайза переглянулись.

— Может, ее дочь сегодня не пришла в школу, — предположила Лайза, — а на Мелани мы просто не обратили внимания.

— Возможно, — согласился Филип.

Сейчас он не казался себе на редкость умным и очень смутился, поскольку Лайза стала свидетельницей его поражения.

Карен не могла этого допустить.

Она спряталась за старым дубом на другой стороне улицы. Эти двое разглядывали толпу детей и учителей. Несомненно, они высматривают Мелани. И Сару.

Но Карен им помешает. Мелани узнает обо врем от Джесс и Ричарда, а не от двух молодых хлыщей, не имеющих к ней отношения. И не от толстухи Джинни, которая пустила в ход свои увядающие прелести, чтобы вытянуть какие-нибудь сведения из одинокого старика. От этих Мелли ничего не узнает. Джесс и Ричард будут добрее. Они пощадят чувства Мелли: для нее легче услышать правду из их уст.

Карен была довольна собой, своей предусмотрительностью. Догадавшись, что замыслила эта парочка, она позвонила в школу и попросила Мэй Уэстон, школьную секретаршу, передать Мелани, чтобы она забрала Сару и дождалась Карен в кафетерии: ей, мол, нужно кое-что сказать Мелани, поэтому пусть не уходит домой, а ждет сестру. А уж Мелли, как всегда, послушается.

К счастью, Мэй Уэстон уже почти полстолетия держала всю школу в ежовых рукавицах. Уроженка острова, она презирала приезжих не меньше, чем Карен.

Карен выжидала, прислонившись к дереву. Наконец парочка, отчаявшись найти Мелани, направилась вниз по улице. Тогда Карен пересекла улицу и вошла в школу. В следующий раз (как только все эти чертовы туристы уберутся отсюда восвояси и жизнь войдет в обычную колею) она принесет Мэй в подарок морское стеклышко. Да, Карен найдет способ все сделать по-своему.

— Тебе, наверное, страшно оставлять меня на Дика, — говорила Джинни подруге. — Не волнуйся. Так, как он, никто, кроме Джейка, обо мне не заботился, но с Джейком мне уже не бывать. Поэтому я благодарна судьбе за то, что у меня есть.

Джесс подошла к окну спальни Дика Брэдли.

— Даже не верится, что с тобой такое случилось, — пробормотала она.

— Мне во многое не верится, — парировала Джинни. — Например, в то, что ты рассказала мне про Мелани и Ричарда, и еще в то, что ты собираешься послушать его и уехать, оставив все как есть.

— Джинни, а что мне остается? Я не хочу разрушать жизнь Мелани, да и Ричарда тоже.

— Значит, все козыри у них, так? Маразм, дорогая моя. Я считала, что ты перестала плясать под чужую дудку с тех пор, как дала пинка своему благоверному.

— Джинни, ты рассуждаешь так, будто сама ведешь себя по-другому. А ведь ты еще не решила, как вести себя с твоим очаровательным пасынком, и только твердишь, что убьешь его.

— Нет, я передумала, — усмехнулась Джинни. — Пожалуй, сломаю ему спину. Пусть еще помучается, загибаясь. — Она застонала и прикрыла глаза. — Врач Дика дал мне таблетки, но они действуют всего час вместо двух.

Джесс опять подошла к кровати.

— Джинни, пожалуйста, извини меня. Я все о себе да о себе, а ты так мучаешься.

— Ничего, дорогая, ничего. Знаешь, ты действительно свинья, если не хочешь встретиться с Мелани и сказать, что с ней сотворили. Но это еще не значит, что тебе нужно валандаться здесь из-за меня. Мне-то, наверное, еще придется поваляться.

— Я видела ее, — отозвалась Джесс. — Я видела даже свою внучку. Кроме того, мне теперь известно, что произошло тогда. Да, очень трудно поверить, что мой отец пошел на такое… Наверное, хотел спасти меня. Но едва ли он сделал все, чтобы обеспечить ребенку счастливую жизнь. — Она повернула на пальце кольцо. — Странно, но я справлюсь с этим.

— Твой папаша в могиле, так что расспросить его не удастся.

— Да. Но я еще буду счастлива, если захочу. Несколько месяцев назад я думала, что моя дочь умерла. А теперь знаю: она жива. И этого с меня достаточно. Ладно, пойду подремлю. А потом принесу тебе чаю.

Еще Джесс сказала, что дождется возвращения Филипа и Лайзы и напомнит им, что паром отходит из Оук-Блаффса в семь тридцать. Пора возвращаться к обычной жизни, к мастерской и детям, которые по-настоящему принадлежат ей.

Примерно через час Джесс разбудил шорох, доносившийся со стороны двери. Открыв глаза, она увидела на полу бледно-розовый конверт, встала, подняла его и подошла с ним к окну. Там Джесс протерла глаза. Ахнула и протерла их снова. И тут же узнала злосчастный конверт.

Печатными буквами на нем было выведено имя «Ричард Брайант», а ниже — адрес Ричарда в Коннектикуте. Джесс знала, откуда взялся этот конверт. Тридцать лет назад она своей рукой написала на нем этот адрес. Письмо осталось тогда без ответа.

Закусив губу, Джесс открыла уже распечатанный конверт. Ее письма в нем не оказалось. Там лежала записка, написанная черными чернилами.

«Приходи после обеда в Уэст-чопский лес. Вход с Мейн-стрит. Иди по красному маршруту — там везде красные стрелки. Приходи одна. И никому ни слова. Нам необходимо кое-что обсудить».

И подпись: «Ричард».

Глава 22

— Я-то думал, она хочет сегодня уехать, — сказал Филип. Он и Лайза стояли около Джинни в комнате старика. В той самой комнате, где Джинни провела замечательную ночь и такой тяжелый день. Солнце уже клонилось к закату. Филип и Лайза почти весь остаток дня гуляли — вдоль берега бухты, возле причала, у маяка в Уэст-Чопе, возле Ташму-Понд. Они беседовали и временами молчали. Филип наслаждался каждой минутой, проведенной в обществе Лайзы, старался запечатлеть в памяти каждое ее слово, каждое движение. Зачем? Он не знал.

— Джесс заказала места на пароме, который отходит в семь тридцать, — сообщила им Джинни. — Понятия не имею, куда она делась. А вы добились чего-нибудь?

— Нет, — вздохнула Лайза.

Джинни кивнула:

— Может, оно и к лучшему.

— Наверное. — Филип взглянул на часы. — Пожалуй, мне надо пойти в «Тисбери инн» и собрать вещи. Когда Джесс вернется, скажите ей, что я практически готов. — Он посмотрел на свои ботинки. «Черт возьми, с чего это понадобилось глядеть на ботинки?» — и поднял глаза на Лайзу:

— Ну что ж, был очень рад с вами познакомиться.

— Мне тоже было приятно, господин юрисконсульт.

Филип помялся.

— Джинни, надеюсь, вам скоро станет лучше.

— Надеюсь на это не меньше вашего.

Филип сунул руки в карманы.

— Ну хорошо. Пора прощаться.

— Если будешь в Лос-Анджелесе… — начала Лайза.

— Да, конечно. Я объявлюсь.

Глубоко вздохнув, он вышел из комнаты.

— Ты его завоевала, — заметила Джинни.

Лайза рассмеялась:

— Ты о чем, Джинни?

— О Филипе. Он потерял от тебя голову.

— Филип хороший.

— Ты тоже, Лайза. И заслуживаешь хорошего человека, а не таких мерзавцев, как Брэд.

Лайза подошла поближе и присела на край кровати.

— Мама, Филип живет за три тысячи миль от меня. И у нас обоих есть работа, которая отнимает все время. Поэтому вряд ли у нас что-то получится.

Джинни вскинула брови:

— Так он тебе нравится?

— Я же сказала: Филип хороший.

Джинни погладила Лайзу по руке.

— Послушай, дочка, ты не хуже меня знаешь, что я плохо разбираюсь в мужчинах. Но одно мне известно наверняка: если тебе встретился порядочный человек, не теряй его. Порядочных людей в нашем поганом мире чертовски мало.

Лайза оглядела комнату.

— Так вот, значит, что ты нашла в Дике Брэдли!

Джинни усмехнулась:

— Он — замечательная нянька, а это все, что мне сейчас нужно.

— Кому-то здесь нужна нянька? — весело спросил Дик, входя.

В руках у него был поднос с чайником, двумя кружками и большой тарелкой печенья.

— Вот что необходимо больному! — воскликнула Джинни, жадно глядя на печенье.

Она попыталась приподняться, но тут же с проклятием рухнула на подушки. Боль была не такой острой, как утром, но двигаться Джинни не могла.

Дик поставил поднос на столик и поправил подушки так, чтобы Джинни полусидела в кровати.

— Через часок дам тебе еще две таблетки, — пообещал он.

— Очень хорошо. Час назад боль вернулась.

— Если завтра тебе не станет легче, я приглашу одного костоправа, который лечит восточными методами.

— Класс! — Джинни бросила в рот печенье. — Думаю, лучше всего со мной справится колдун вудуnote 14.

Лайза с улыбкой пояснила:

— Джинни не по душе принимать от кого-то помощь.

— Но сейчас ей придется смириться. Кстати, вы не знаете, где ваша приятельница? Мне казалось, она собиралась сегодня уезжать. Карен должна знать, можно ли бронировать ее комнату для следующего гостя.

Джинни помрачнела.

— Я не знаю, где Джесс. Зайдя ко мне в последний раз, она сказала, что хочет подремать. Наверное, гулять ушла.

— Я поищу ее, — вызвалась Лайза.

— Да уж, пожалуйста. А мы с Диком попьем чайку. Должны же быть в жизни хоть какие-то радости.

Дик покраснел, а Лайза фыркнула.

— Эй, Лайза, — окликнула дочь Джинни, когда та уже шла к двери. — Тебе, я думаю, захочется поискать Джесс в «Тисбери инн». — Джинни озорно подмигнула.

— В «Тисбери инн»? Но ведь там Филип…

Джинни рассмеялась:

— Дик, моя дочь иногда бывает потрясающе сообразительна.

— Джинни! — возмущенно воскликнула Лайза.

— Итак, повторяю: ты, вероятно, захочешь заглянуть в «Тисбери инн».

Филип собрал вещи за три минуты. Положив в чемодан галстук и костюм, он остался в джинсах и майке с эмблемой «Черного пса». В этой одежде он чувствовал себя самим собой.

Застегнув чемодан, Филип обвел взглядом комнату и уселся в кресло у окна. Едва ли он видел сейчас по-настоящему людей на тротуарах Мейн-стрит, машины, останавливающиеся возле магазинов. Ему казалось странным, что там, внизу, такое многолюдье, и у каждого человека своя жизнь — счастливая или печальная, но своя.

Филипу не хотелось возвращаться в Нью-Йорк. Не хотелось возвращаться к Джозефу, Николь, рэкетболу, не хотелось думать даже о новом офисе на Парк-авеню. Он с радостью остался бы здесь, на острове; бегал бы трусцой по утрам, сидел бы с Лайзой на пляже и любовался восходами и закатами. Да, ему решительно не хотелось возвращаться. — Он взглянул на свои руки, на чистые ухоженные ногти. Ногти конторского служащего. Слишком белые руки горожанина, который проводит мало времени на воздухе, руки человека, не привыкшего к тяжкому, но честному труду — смолению лодок или заготовке дров на зиму. Вот взять хотя бы Дика Брэдли. Он почти на сорок лет старше Филипа, а физически, пожалуй, крепче его. И ничего не дают все эти пробежки и прочие искусственные попытки поддерживать форму. Самый здоровый образ жизни — это естественное существование, свежий морской воздух, а не духота спортивных залов.

Он попытался представить себе Лос-Анджелес. Какой, интересно, там воздух? А в каньоне, где живет Джинни, смог, должно быть, не такой густой.

Потом мысли его снова вернулись к Лайзе.

Филип встряхнулся, взял чемодан и решил выйти на улицу, чтобы подождать Джесс в летнем кафе около гостиницы.

Уже подойдя к двери, он услышал стук. «Джесс», — подумал Филип и открыл.

Но на пороге стояла не Джесс. Лайза.

— Привет, — сказала она.

Филип остолбенел.

— Привет. Я думал, это Джесс.

— Нет, это я.

Филип улыбнулся:

— Да-да. Теперь вижу.

— Можно войти?

— Войти? Ах да. Конечно. — Он посторонился, опустил чемоданчик на пол и закрыл дверь. — Вы нашли Джесс?

Лайза покачала головой.

— Не понимаю, куда она могла пойти, — проговорил Филип.

На самом деле его больше занимало другое: зачем Лайза пришла к нему и что ему теперь делать?

Лайза подошла к окну.

— Красивый вид.

— Мейн-стрит, — отозвался Филип, словно сообщая Лайзе интересную новость.

— Филип., .

— Лайза…

Оба рассмеялись.

— Филип, мне безумно жаль, что ты уезжаешь. У меня странное чувство, что мы больше не увидимся.

Что-то неведомое зашевелилось у него внутри.

— Ну и что, невелика потеря. — Он смущенно улыбнулся.

Лайза подошла к нему. Совсем близко. Филип вдохнул ее запах, чистый, свежий. В голове у него пронеслось: «Ну почему женские запахи вечно сводят меня с ума?»

— Филип, ты, наверное, не понимаешь. — Он никогда еще не слышал такого чувственного, низкого, глуховатого голоса. — Ты мне очень-очень нравишься.

Лайза опустила свои потрясающие топазовые глаза, и он, уже не мог смотреть в их омут.

Тогда Филип, не думая, приподнял ее подбородок, а когда она посмотрела на него, медленно склонился и поцеловал ее полные сочные губы. Язык его ощутил ее чистоту, свежесть. Тогда Филип обнял Лайзу и поцеловал снова, глубже, жарче. Страсть воспламенила каждую клеточку его тела. Вся жизнь Филипа, прошлое и будущее, все исчезло, и остался этот единственный миг, ради которого стоило жить.

— Господи, Лайза! — простонал он. — Как же я тебя хочу!

Ее руки сомкнулись на спине Филипа и начали гладить и ласкать его. Длинные сильные пальцы мяли его тело, причиняя ему сладкую боль.

— Да, — прошептала она. — Да.

Он чуть приподнял Лайзу и зарылся лицом в ее пахнущие ванилью волосы. И вдруг замер.

— Я не… У меня… нет… предохранительных средств.

Лайза улыбнулась.

— У меня есть. В сумке.

— Но я не собирался…

— Я тоже. Джинни говорит, что… Просто на всякий случай.

— Девяностые годы…

— И вообще…

— Значит, пока на свет не появится человек, похожий на нас?

— Нет. Но не потому, что мы плохие.

Филип уже нес Лайзу к кровати.

— О да. Мы вовсе не плохие.

Он уложил Лайзу и начал медленно расстегивать ее блузку.

Указатель «Уэст-чопский лес» был такой невыразительный, что Джесс едва не пропустила его. Ниже значилось: «Заповедная зона. Охраняется шерифом».

Она добралась сюда пешком. Путь занял больше времени, а лес оказался совсем не таким привлекательным, как предполагала Джесс. Узенькая тропинка вела от Мейн-стрит в чащу. Почему Ричард предложил ей встретиться именно здесь? Она не знала. Наверное, у него на то веские причины. Возможно, на этом «красном маршруте» есть какое-то особое место. Или же он решил устроить ей встречу с Мелани подальше от глаз отца и сестры.

В нескольких шагах от нее стоял покосившийся щит со схемой заповедника и обозначением четырех маршрутов, нанесенными масляной краской. Синий, Зеленый. Оранжевый. Красный. Джесс провела пальцем вдоль красного маршрута, затем огляделась в поисках указателей. Справа от нее из земли торчал колышек с красной стрелкой.

Выругав себя за то, что надела лакированные туфли, Джесс ступила на тропу. Ей не терпелось поскорее встретиться с Ричардом и узнать, что у него на уме.

Джесс медленно шла по узкой неровной тропинке, то и дело спотыкаясь о корни деревьев. Вдоль тропы были расставлены красные стрелки, так что она не боялась сбиться с дороги. С каждым поворотом тропы лес становился гуще, поэтому солнце уже едва пробивалось сквозь кроны высоких сосен.

Джесс подумала, не вернуться ли, пока не наступили су-1мерки. В темноте будет трудно отыскать дорогу. Но Ричард… Ричард ждет ее. Он прислал записку в конверте от ее старого письма. Что Ричард хотел этим сказать? Что он хранил письма Джесс все эти долгие годы?

Осторожно пробираясь вперед, Джесс представляла себе поляну, покрытую толстым ковром из хвои. Ричард расстелил на ней одеяло. Рядом стоит корзина с сыром и фруктами, здесь же — бутылка вина. Он скажет о том, как любит ее, любил всю жизнь и всегда будет любить.

Джесс грезила наяву. Сейчас она вновь превратилась в пятнадцатилетнюю девочку, ту, что поджидала Ричарда по ночам у окна в «Ларчвуд-Холле». Тогда он не пришел, но, быть может, придет сейчас…

«Какого же дурака я свалял», — скажет Ричард. Джесс выпьет вина, и он тоже выпьет, а потом поцелует ее так, как никто не целовал целых тридцать лет. Это будет поцелуй любви, настоящей любви…

Снова споткнувшись о корень, она удержалась на ногах. А вот и очередная развилка — красная стрелка указывает вправо. Джесс перешагнула через бревно.. Теп ерь впереди виднелась прямая, без извилин тропа.

Вдруг Джесс почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Ее правая нога попала в яму. Она закричала.

Деревья завертелись у нее над головой, и нелепая мысль пробилась даже сквозь острую боль: если Ричард сохранил ее письма, значит, читал их. Следовательно, знал, что она не отказывалась от ребенка, знал, что ее отец солгал.

Джесс не хотела закрывать глаза, стараясь не потерять сознания, но боль в ноге была нестерпимой. Сквозь темную пелену она увидела за деревьями удаляющееся оранжевое пятно.

Филип забыл про Джесс.

Отбросив смятую простыню, он сел в кровати и посмотрел на настенные часы. Семь часов Десять минут.

— Черт побери! — прошептал Филип. — Я заснул.

Впрочем, удивляться было нечему. Лайза открыла в нем такие бездны страсти, о которых он и не подозревал. Страсть измотала его, но он был наверху блаженства. Филип тряхнул головой, стараясь окончательно проснуться, и пригладил волосы.

— Ты невероятна! — нежно погладив грудь Лайзы и поцеловав ее, прошептал он.

Пламя страсти вспыхнуло в нем с новой силой.

— Филип, — шептала она, — мой Филип…

Он убрал руку.

— Я должен встретиться с Джесс.

Лайза запустила пальцы в его волосы.

— Знаю. Знаю.

Филип помедлил, глядя на нее и пытаясь запомнить навеки каждый изгиб тела, каждый его дюйм. Наконец он спустил ноги на пол.

— Господи, как же мне хочется остаться с тобой!

— Мне тоже, Филип.

Он подошел к окну и выглянул на улицу.

— Не понимаю, почему портье не позвонил. Где же Джесс?

— Позвони в «Мейфилд», — предложила Лайза.

Филип так и сделал. Оказалось, что Джесс так и не вернулась. Он набрал номер портье. Джесс не звонила.

Филип натянул джинсы и причесался. Лайза тоже оделась.

— Ничего не могу понять, — недоумевал Филип. — Паром отходит в семь тридцать. Остались считанные минуты. — Он опять посмотрел в окно. — Уже стемнело. Да где же она?

Лайза расчесала волосы и на скорую руку восстановила макияж.

— Надо ее найти.

Филип кивнул. Ему стало вдруг очень грустно: возможно, он никогда больше не увидит Лайзу.

— Спасибо, что пришла ко мне, — проговорил он.

Она обняла его за шею и поцеловала. А Филип крепко прижал ее к себе.

Карен мчалась вниз по склону, к пляжу. Длинная юбка развевалась на ветру, а сердце бешено колотилось. Рухнув на песок, она протяжно завыла и обратила взор к быстро сереющему небу.

Такого Карен никак не замышляла. Да, она Жаждала мести. Хотела отомстить Джесс, которая вела светскую жизнь, тогда как Карен растила брошенную ею дочь. Карен пожертвовала любовью к своему единственному мужчине, потому что чувствовала ответственность за Мелли, ставшую смыслом ее никому не нужной жизни.

Но она же любила Мелли, по-настоящему любила, и никогда не жалела о том, что та осталась у нее на руках. А потом Карен узнала правду. Узнала, что ее обманули и грубо использовали. Предали.

А теперь с Джесс случилось что-то плохое.

Карен зарыла пальцы в песок, выдернула их и с силой провела ими по щекам, надеясь, что физическая боль немного ее успокоит.

— Я не виновата! — простонала она.

Но Карен знала, что виновата именно она.

Карен хотела попросить Джесс, чтобы та уехала и забрала с собой своих друзей. Собиралась сказать, что Джесс не имеет права шнырять здесь и все разнюхивать, а ее подруга из Калифорнии — спать с отцом Карен. Вот что хотела сказать Карен, но Джесс вдруг оступилась и упала. И Карен видела это. Рано или поздно ее обвинят. Поэтому она затаилась. И на ее глазах Джесс потеряла сознание.

Карен стало дурно. Она перевернулась на живот, и первые слезы капнули на песок.

Теперь Карен знала, что делать. Надо пойти к Ричарду и рассказать ему обо всем, что случилось. Пускай совершена величайшая несправедливость, но все-таки Джесс — настоящая мать Мелли, и она невиновна, поскольку тоже пала жертвой этой страшной жизни. К тому же Ричард когда-то любил Джесс, и она стала бы матерью его детей, если бы жестокая судьба не распорядилась иначе.

Карен мало что знала, но о страдании знала больше других. Она испытала страдания в тот год, когда ее письма к Бриту стали возвращаться с пометкой «адресат неизвестен» в то первое лето, когда Брит не появился на острове. И каждое следующее лето все больше обогащало ее горький опыт.

И теперь долг Карен — избавить от подобных страданий Мелли и Ричарда.

Она села, обхватив колени руками.

Неужели Джесс умрет?

— Ее машина все еще здесь, — сказал Дик.

Он стоял возле кровати, растерянный и беспомощный.

Джинни помрачнела. Вдобавок ко всем несчастьям она еще не может ходить.

— Даже не представляю себе, что с ней случилось. — Она закусила губу, внезапно поняв, что пора выкладывать карты на стол. — Дик, где твой сын?

— Понятия не имею. Почему ты спрашиваешь?

— Он может знать, где Джесс.

— Откуда? Они даже не знакомы.

Джинни пристально посмотрела на Дика. Ей до смерти не хотелось огорчать доброго, милого старика. Но отступать было поздно.

— Ричард знает Джесс, — сказала она. — Они были знакомы тридцать лет назад.

Сначала изборожденное морщинами лицо Дика не изменилось. Потом он начал что-то припоминать. И вдруг побелел.

— Джесс, — прошептал Дик. — Джессика. Боже мой…

— Да, — откликнулась Джинни. — Боже твой. — Она попыталась приподняться, но это ей не удалось. — Сейчас самое главное — найти Джесс.

Дик молча стоял и смотрел на Джинни.

— Звони сыну, — распорядилась она. — Немедленно.

Дик направился к двери.

— И выясни, пожалуйста, где сейчас Карен, — добавила Джинни. — Уверена, ей известно, кто такая Джесс и зачем мы сюда приехали.

— Известно, — подтвердил Филип.

Как раз в эту минуту они с Лайзой появились на пороге. Дик, не сказав ни слова, вышел из комнаты. Сейчас он выглядел на свои шестьдесят девять, а может быть, и еще на десяток лет старше.

— Наверное, зря вы ему сказали. — Филип прошелся по комнате. — Если старик сейчас позвонит Ричарду, у того появится шанс…

— Какой? — перебила его Джинни. — Убежать? Не забывайте, Филип, мы на острове, а все места на пароме заняты.

Филип хрустнул пальцами. Да, Лайза принесла ему колоссальное облегчение, он отдохнул и почувствовал себя много лучше, и все-таки напряжение не покидало его. Филип был очень встревожен. Если бы он не провел с Лайзой весь день, Джесс скорее всего не попала бы в беду. Черт возьми, если бы Филип думал не только о своем удовольствии…

— По-моему, надо заявить в полицию, — сказал он.

— Господи, у вас одна полиция на уме! — взорвалась Джинни. — Брэд — в полицию, Джесс — в полицию. Не знаю, как вам объяснить, дорогой адвокат, что полиция не в состоянии решить все проблемы.

— Но надо же что-то делать, — возразил Филип.

В спальню вернулся Дик.

— Я не дозвонился до Ричарда. — Он явно чувствовал себя виноватым. — В редакции сказали, что его нет и сегодня не будет. И дома сына нет.

— Великолепно! — бросила Джинни. — А где Карен?

— В гостинице ее нет.

Некоторое время никто не говорил ни слова.

— Я вызываю полицию, — нарушил молчание Дик. — Шеф — мой приятель. Надеюсь, он нам поможет.

Когда дверь за ним закрылась, Джинни пристально взглянула на Филипа.

— Есть еще один человек, который может знать.

Филип кивнул:

— Мелани. Лайза, идешь со мной?

Лежа на спине, Джинни думала о Джесс.

Она тревожилась бы куда меньше, если бы в переплет попала сама. Джинни всегда умела о себе позаботиться. А вот Джесс из другого теста. Похоже, ни годы, ни перенесенные испытания, ни жизненный опыт не закалили ее, не научили выживать в сложных ситуациях. Джесс с детства росла как принцесса, ей все подавали на блюдечке с голубой каемочкой, а когда возникало затруднение, помогали деньги. Деньги, а не воля к жизни.

Джинни потянулась за очередной пилюлей. Может, ей удастся обдумать все как следует, если боль отступит. Много лет назад Джесс спасла Джинни жизнь. Теперь ее очередь прийти на выручку.

Запив таблетку, она сказала себе: «Жизнь бьет ключом — и, как всегда, по голове».

Спустя несколько минут (или часов) она очнулась от тяжелой дремоты. Ее разбудил звук шагов. Джинни открыла глаза; за окном совсем стемнело. В ногах кровати она увидела мужской силуэт.

— Дик? — Нет, этот человек значительно выше Дика. — Филип? Вы нашли ее?

Человек приблизился.

— Какая неприятность, — пророкотал он. — Я проделал такое путешествие и застал дорогую мамочку в постели!

Джинни вздрогнула, и боль в спине тут же усилилась.

— Брэд… — прошептала она, — Какого черта ты здесь делаешь?

Глава 23

— За денежками пришел.

Джинни попыталась приподняться на локтях: ей не хотелось неподвижно лежать на спине в присутствии пасынка — слишком уж беспомощна эта поза.

— Брэд, у меня нет для тебя денег.

Темная фигура подошла еще ближе. Джинни подтянула ноги.

— Мне нужно пятьсот штук. Иначе снимки вашей дочери, да и ваши, мамочка, появятся во всех бульварных листках от Бостона до Джакарты.

Джинни огляделась. Ничего подходящего в пределах досягаемости — настольная лампа слишком далеко, до нее не дотянуться… Ни бейсбольной биты, ни пистолета… Ничего, что можно использовать как оружие. Даже ножниц нет, простых ножниц, какими Джесс когда-то прикончила отчима Джинни.

От страха ее прошиб холодный пот. Она вспомнила тот давний вечер, когда другой мерзавец склонился над ней, намереваясь изнасиловать, а потом за его спиной появилась Джесс и оборвала эту вонючую, гнилую жизнь.

А сейчас Джесс нет поблизости. Она исчезла, растворилась среди рыбаков и туристов Вайнарда.

Усилием воли Джинни овладела собой.

— Брэд, это не сойдет тебе с рук. Ты отправишься в тюрьму за вымогательство.

— Вымогательство! Какое длинное красивое слово! Я-то считал, что ваш лексикон сводится к словам из трех букв.

— Пошел ты, Брэд…

— А, вот теперь вы снова стали самой собой. Кстати, мамочка, если вы имеете в виду шантаж, то глубоко заблуждаетесь. Вы присвоили деньги моего отца, которые по праву принадлежат мне.

— Он так не считал.

Брэд подошел еще на шаг.

— Потому что вы убедили его:

Джинни рассмеялась:

— Ты неудачник, Брэд.

Она приложила все усилия к тому, чтобы голос звучал ровно и спокойно. Брэд не должен догадаться, что Джинни потеряла способность двигаться.

А пасынок уже склонился над ней. Она ощущала его жаркое дыхание.

— Может, оттрахать вас, а? Как в старое доброе время. Что скажете?

Ярость пересилила острую боль. Резко выбросив вперед ноги, Джинни изо всех сил ударила его в мошонку. Громко вскрикнув, Брэд рухнул навзничь. Джинни тоже закричала от боли. И все же ей удалось сползти с кровати и дотянуться до лампы. И тогда она обрушила на голову Брэда удар. Потом второй. Третий.

Он затих.

Джинни выпрямилась. Спина болела сильно, но такую боль можно вытерпеть. Она заковыляла к двери, решив выбраться отсюда, пока Брэд не пришел в себя. Пока не набросился на нее вновь. Хромая, Джинни добралась до холла и потащилась к лестнице. Только бы попасть в свою комнату, взять одежду. Ей не хотелось думать, что Брэд, возможно, уже мертв.

Каким-то чудом Джинни поднялась по лестнице. И тут за спиной послышались шаги. Она скользнула в комнату и поспешно заперлась изнутри.

Только включив свет, Джинни поняла, где находится. Седьмой номер. Комната Джесс. И чемодан все еще стоит в углу… И дверь оказалась не заперта.

Впрочем, обдумывать это обстоятельство было некогда, Джинни дотянулась до ночного столика, сняла телефонную трубку и набрала номер полиции.

— В «Мейфилд-Хаус» проник преступник, — быстро заговорила она. — Я оглушила его настольной лампой. Он либо без сознания, либо мертв. — Ее взгляд ^пал на бледно-розовый конверт, валявшийся на полу возле кровати. — Срочно выезжайте. Он в дальней спальне на нижнем этаже.

Джинни повесила трубку, сердце ее бешено колотилось. Как бы добраться до своей комнаты… и одеться? Боль в спине не отступала. Она потерла поясницу.

И тут снова увидела конверт. Чтобы не наклоняться, Джинни попыталась ухватить его пальцами ноги и поднять.

Письмо было адресовано Ричарду Брайанту.

Джинни извлекла из конверта записку и прочитала ее. Уэст-чопский лес… красный маршрут… Ричард.

Итак, теперь ясно, куда отправилась Джесс. В некий лес, именуемый уэст-чопским. По красному маршруту. На встречу с Ричардом.

Уэст-чопский лес. Где же это? Джинни не знала, куда делась карта. Ничего, можно спросить любого прохожего.

Но прежде всего необходимо одеться.

Вечернюю тишину прорезали звуки сирен. Джинни поняла: нужно спешить, чтобы выбраться из гостиницы до прибытия полиции. Иначе она потеряет слишком много времени. Необходимо отправиться на выручку к Джесс. А больная спина — черт с ней.

В холле «Мейфилд-Хауса» Лайза обнаружила книгу под названием «Остров» — телефонный справочник и неистощимый кладезь полезной информации о Вайнарде. Согласно этой бесценной книге Мелани и Боб Гэллоуэй проживали в Чилмарке на Ти-лейн. Пока Лайза искала адрес, Филип поднялся в комнату Джесс, осмотрел ее вещи и нашел в сумочке ключи от машины.

Когда «ягуар» выехал на Норт-роуд, Филип вдавил в пол педаль газа. Машина понеслась в сторону Ти-лейн.

— Только бы это была она, — вздохнула Лайза.

— Никаких сомнений, — бросил Филип. — В Вайнарде всего пять семейств с такой фамилией и среди них только одна Мелани. — Сбросив скорость, он стал всматриваться в надписи на почтовых ящиках у ворот. — Вот чего я не понимаю: если бы Джесс решила навестить Мелани, то как бы она сюда добралась?

— Филип, мы не знаем, здесь она или нет.

— Давай надеяться, что здесь.

Филип предположил, что Ричард встретился где-то с Джесс и отвез ее сюда, чтобы познакомить с Мелани и навсегда покончить с умолчаниями и ложью. Наверное, он согласился показать Джесс и Сару. Маленькую девочку с загипсованной ногой, по словам Джесс, похожей на нее.

Филип очень надеялся, что дело обстоит именно так, но внутренний голос советовал ему не слишком рассчитывать на это.

— Вот!

Лайза указала на почтовый ящик в форме дикой утки с табличкой «Гэллоуэй».

Филип вгляделся в темноту, но с дороги дома не было видно. Глубоко вздохнув, он съехал на подъездную дорогу — узкую, с обеих сторон обсаженную деревьями. Машину тряхнуло, и колеса попали в две глубокие колеи. Фонарей не было, только свет луны пробивался сквозь ветви деревьев и освещал дорогу.

— Как они здесь живут? — прошептала Лайза. — Здесь так уныло…

Что-то черное и пушистое пробежало в лучах фар. На спине у пушистого существа Филип разглядел белую полосу.

— Скунс! — воскликнула Лайза.

Филип выключил фары и тут же включил снова. Скунс, свернув с дороги, скрылся за Деревьями.

— Мне что-то не по себе, — призналась Лайза.

— Это потому, что ты городская девчонка.

— Да сам-то ты кто?

— Я — другое дело.

— Кто же?

— Городской мальчишка.

— Очень смешно.

Филип подумал, что это место не предназначено для живых существ. Скунс — еще куда ни шло. Но люди здесь жить не должны.

Впрочем, он не сказал об этом вслух.

Дорога свернула влево. У крыльца уже стоял коричневый «бронко» с номерными знаками «Кейп-Код и острова», штат Массачусетс. Дом оказался невысоким, квадратным, таким же серым, как большая часть строений на острове. Сквозь окна — два слева от входа, два справа, — закрытые аккуратными белыми жалюзи, лился свет. Теперь было видно, что входная дверь выкрашена в ярко-красный цвет.

— Уютно, — заметила Лайза.

— Только что ты говорила, будто тут уныло.

— Правильно. Но и уютно.

— «Бронко». Уж не машина ли это Ричарда?

— По-моему, у нас с тобой есть возможность выяснить.

Филип взглянул на Лайзу. Та внимательно рассматривала дом.

— Как по-твоему, мы правильно поступаем?

Лайза повернулась к нему:

— Не имею понятия.

— Идем.

Когда они подходили к крыльцу, входная дверь отворилась, и из дома вышел мужчина с аккуратно подстриженной бородкой в майке с надписью «Менемша блюз».

— Вы не заблудились? — окликнул он молодую пару.

— Думаю, нет, — отозвался Филип, — если только вы Боб Гэллоуэй.

— Это я и есть.

Похоже, он был сверстником Филипа и Лайзы.

— Ваша жена дома? — спросила Лайза.

Боб Гэллоуэй скрестил на груди руки.

— А в чем дело?

Первым нашелся Филип:

— Мы друзья семьи Брэдли и хотели бы поговорить с Мелани.

Внимательно посмотрев на них, Боб Гэллоуэй вошел в дом, оставив дверь открытой. Филип и Лайза последовали за ним в небольшую, чисто прибранную комнату с камином. Здесь стояли детский столик, два стула, диван, покрытый клетчатым пледом, и лошадка-качалка. А напротив камина — два книжных шкафа, на верхних полках которых разместились фотографии (видимо, семейные) в прямоугольных и овальных рамках. Нижние полки шкафов были плотно уставлены книгами. Запах жаркого или бифштекса, доносившийся из кухни, напомнил Филипу, что он ничего не ел с самого утра. Впрочем, это не имело значения: кто же станет думать о еде, когда…

В комнату вошла молодая женщина в полосатом льняном платье. За ее спиной стоял Боб Гэллоуэй.

— Вот и Мелани, — сказал он.

Где-то в темноте закричала ночная птица. Филип назвал себя и представил Лайзу.

— Мы ищем женщину по имени Джесс Рэндалл, — пояснил он. — Раньше ее звали Джессикой Бейтс. Вы не видели ее?

Филип пристально посмотрел на Мелани — не мелькнет ли что-нибудь в ее глазах? Нет, ничего. Она посмотрела на Лайзу, затем на Филипа.

— Нет, — сказала Мелани, — я не знаю эту женщину. А вы, — обратилась она к Лайзе, — случайно не Лайза Эндрюс из сериала «Девоншир-Плейс»?

— Она самая. — Лайза взяла Филипа под руку.

— Боже, да мы не пропускаем ни одной серии!

Лайза слабо улыбнулась. Филип отметил, что ее узнали при нем впервые. Не надоело ли Лайзе, что ее постоянно узнают? Наверное, надоело, возможно, она страдает из-за этого. Филип от души пожалел ее.

— Благодарим вас, — сказала Лайза. — А вы уверены, что не слышали имени Джессики Бейтс или Джесс-Рэндалл?

Мелани покачала головой:

— Увы!

Филип поверил ей. А еще он убедился, что Мелани Гэллоуэй действительно ведет тихую размеренную жизнь и, судя по всему, вполне ею довольна. Значит, они не имеют права нарушать душевный покой Мелани.

Камни и корни деревьев расцарапали щеку Джесс. Она открыла глаза, отбросила с лица сухой лист и застонала.

Ночной лес ответил ей зловещей тишиной. Туман уже поднимался в неподвижном воздухе.

Джесс с трудом села и дотронулась до больной ноги. Лодыжка распухла.

— О-о-о… — застонала Джесс.

Голова болела, и ее била дрожь. Растерев руки и плечи, она стряхнула прилипшие сосновые иглы и обломки сухих листьев.

Земля под ней была влажной: Джесс попыталась подняться, опираясь на руки, но поврежденная нога не выдержала веса тела, и она вновь рухнула на землю.

— Помогите! — крикнула Джесс, но крик вышел слабым, и она поняла, что никто ее не услышит, разве что ночные звери или таинственные призраки, спрятавшиеся в лесу.

Почему Ричард не пришел? Зачем обманул ее? Зачем прислал записку в том конверте? Уж не оранжевую ли юбку Карен видела она, теряя сознание? Что понадобилось Карен в этом месте?

«Видно, мне суждено умереть здесь, в лесной чаще на острове. И никогда больше я не увижу своих детей — Чака, Мору и Тревиса — тех, кого растила и любила, порой непослушных и неблагодарных, но, безусловно, преданных детей.

Будет ли им недоставать меня, если я уже не выйду из этого леса?»

А ведь Джесс в самом деле недостойно поступила с Морой. Много лет Мора считала себя единственной дочерью Джесс. И вдруг сейчас от нее требуют, чтобы она уступила место в материнском сердце неизвестной, безымянной «другой» дочери. Сколько бы Мора ни изучала психологию, она не сможет объективно оценить эту ситуацию. Всю жизнь Мора будет пристрастна к Мелани, Саре и к тому, кого когда-то любила Джесс, — к Ричарду.

Теперь надежды обрести первого ребенка рухнули, и Джесс хотелось только вернуться домой и смириться с тем, что она узнала за эти дни. Оказывается, отец, не склонный или неспособный выказывать чувства, так любил Джесс, что взял на себя заботу о ее дочери, устроил жизнь девочки наилучшим, как ему представлялось, образом. Теперь Джесс надеялась, что сможет принять свое прошлое таким, каким оно было. Поэтому Джесс вовсе не хотелось умирать в лесу. Она мечтала вернуться домой.

Но Джесс лежала на земле не в силах сдвинуться с места и гадала, долго ли продержится и скоро ли обнаружат ее тело. По щекам Джесс текли слезы, обильные и тихие, как осенний дождь.

Ничего, она доберется до этого сукина сына и прикончит его. Если справилась с Брэдом, то и шакал по имени Ричард получит свое.

«Ричард», — повторила про себя Джинни, выехав на шоссе на пикапе Дика. Это имя она слышала миллионы раз еще тридцать лет назад. «Вот увидишь, Ричард обязательно приедет за мной», — твердила целыми днями пятнадцатилетняя Джесс. И этот самый, Ричард так и не приехал. Он сбежал сюда, на остров. Джинни отчасти понимала его. Вайнард во всех отношениях привлекательнее «Ларчвуд-Холла». А «Мейфилд-Хаус» — куда более достойное место, чем квартирка без горячей воды, где пришлось бы ютиться Ричарду, Джесс и ребенку. Ведь если бы Ричард женился на Джесс, ее отец, конечно же, не стал бы помогать им деньгами.

Но и сейчас, как три десятилетия назад, Ричард ничтожен и жалок. Какими бы россказнями он ни пудрил Джесс мозги, его поступки говорят сами за себя.

И Джинни убьет этого сукина сына за то, что он опять пытается обмануть Джесс.

Когда начал накрапывать дождь, она смачно выругалась и включила «дворники».

Хорошо еще, что машина Дика оказалась в гараже. К счастью, Дик оставил ключ зажигания в замке. Но, по правде говоря, Джинни была не в силах по-настоящему радоваться этим маленьким подаркам судьбы. У нее кошмарно болела спина, а она во что бы то ни стало должна отыскать Джесс.

Притормозив, Джинни опустила стекло и крикнула человеку в желтом плаще:

— Эй, как попасть в Уэст-чопский лес?

Желтый плащ притворился, что не слышал вопроса, и скользнул в темный подъезд.

— Козел, — бросила ему вдогонку Джинни.

Она решила выехать на Спрингс-стрит, сделать небольшой круг и оказаться в начале Мейн-стрит. Можно заехать в «Тисбери инн». Там наверняка найдется хоть кто-то с головой на плечах.

Джинни не ошиблась. Портье был на месте. Доковыляв до его стойки, она спросила:

— Мне нужно в Уэст-чопский лес. Где это?

Портье улыбнулся:

— Для пикника погода мало подходит, не так ли?

Не обращая внимания на боль в спине, Джинни склонилась над стойкой и рявкнула:

— Черт побери, говорите, как туда проехать. Речь идет о жизни и смерти.

Должно быть, портье испугался, увидев перед собой с трудом передвигающуюся женщину в мокром нейлоновом костюме. Джинни все-таки успела одеться до появления полиции, но два дня не мылась и не обновляла косметику. Наверное, портье хотелось, чтобы она убралась из гостиницы как можно скорее, но ей не было до этого никакого дела. Портье объяснил Джинни, как ехать, и она потащилась к выходу.

Джесс засыпала и просыпалась. Дождь усиливался и больно хлестал ее; земля все больше пропитывалась водой.

Перестав плакать, Джесс окончательно очнулась и стала всматриваться в ночь.

Один раз она попыталась ползти по тропе, но корни и палки врезались в тело, так что пришлось оставить попытки. Теперь, лежа неподвижно, Джесс спрашивала Бога, за что Он сотворил с ней такое, просила Его не продлевать мучений и позволить ее душе отойти с миром.

Она вспомнила, как читала когда-то о религиозной философии индусов, которые убеждены, будто люди являются в мир, чтобы решить проблемы, не решенные ими в прошлых воплощениях. Если идея переселения душ верна, значит, скоро Джесс вернется на Землю другим человеком и уже никогда не узнает, сопутствовало ли счастье Чаку, Море и Тревису и открыл ли кто-то Мелани тайну ее рождения.

Впрочем, скоро Джесс Бейтс Рэндалл уже не будет на свете.

— Джесс!

В шуме дождя ей померещилось, будто ее окликнули. Джесс подумала, что духи леса начали разговаривать с ней. Наверное, она потеряет рассудок, а потом жизнь.

— Джесс! Где ты?

Она затаила дыхание и прислушалась.

— Джесс!

Голос явно приблизился.

— Джесс! Это я, Джинни!

Джесс прикрыла лицо руками и разрыдалась. Джинни! Джинни здесь!

— Джинни! — крикнула она, насколько хватило сил. — Я здесь! Не могу идти.

— Где — здесь? Где?

— Не знаю. Я оступилась…

Слезы душили ее, и она едва говорила.

— Только не молчи! — приказала Джинни. — Я найду тебя.

— Я не могу… Не знаю, что говорить…

— Расскажи мне, какая у тебя замечательная подруга. Ведь я все-таки тебя отыскала, хотя, сама едва хожу. Между прочим, ты до чертиков нас всех напугала.

— Кого — всех?

— Меня, Лайзу, Филипа, Дика.

Где-то неподалеку хрустнула ветка.

— Джинни, — негромко предупредила Джесс, — только не споткнись.

— Тьфу, черт!

Наступило молчание. Дождь лил как из ведра.

— Эй, что с тобой все-таки случилось? — спросила Джинни.

— Я же тебе сказала. Оступилась. Упала. Похоже, сломала ногу. Идти совсем не могу.

— Где Ричард?

— Он не появился.

— Это я заметила.

Джесс уронила голову.

— Джинни, пожалуйста…

— Послушай, я вообще-то не знаю, как тебя отсюда вытащить. Сама понимаешь, взвалить тебя на спину мне не удастся.

— Тогда я подожду, пока ты кого-нибудь привезешь.

— Дождь хлещет, Джесс.

— Я пришла сюда засветло. Так что потерплю еще полчаса.

Джинни задумалась. Вдруг в стороне хрустнул кустарник. Джесс замерла от страха.

— Боже, Джинни, что это?

— Не знаю.

— А если это медведь? Или…

— Джесс! — Мужской голос прозвучал так близко, что обе женщины застыли в ужасе. — Джесс, где ты?

Превозмогая боль, Джинни наклонилась, схватила Джесс за руку и приложила палец к ее губам. Но Джесс оттолкнула ее.

— Ричард! — закричала она. — Я здесь!

Джинни плюнула с досады. Надо быть последней дурой, чтобы выдать себя человеку, который бросил ее здесь умирать. Теперь он, конечно же, еще раз попытается убить Джесс.

Глава 24

— Карен сейчас подойдет, — сказал Ричард и придвинул стул к кровати Джесс.

Она лежала в чистой больничной палате. Ее загипсованная нога по распоряжению врачей была высоко поднята.

Джинни стояла по другую сторону кровати, вцепившись в металлическую спинку. В вертикальном положении боль немного утихала.

— При чем здесь твоя мерзкая сестра? — спросила она. Джесс бросила на подругу взгляд, говоривший: «Заткнись!», но Джинни не обратила на это внимания. Хотя Карен — Живой Труп прибежала к Ричарду и рассказала ему о том, что и где случилось с Джесс, Джинни не считала ее союзницей. Равно как и Ричарда.

Ричард уселся на стул.

— Она не хотела причинить тебе боль. Карен надеялась, что убедит тебя уехать. Ей нужно было, чтобы вы все уехали.

— Она назначила мне встречу в лесу, — пояснила Джесс подруге. — И подписалась именем Ричарда.

— Всю эту историю затеяла она, — решительно возразила Джинни. — Карен написала письмо. И позвонила по телефону.

И Джесс, и Ричард кивнули.

— Так за каким чертом ей прогонять нас теперь? Откуда такая перемена?

— Наверное, она передумала, — предположила Джесс. — Карен испугалась, что кто-нибудь увидит нас с Мелани вместе.

Ричард прикрыл глаза.

— Если бы я только знал, что так терзало Карен много лет. Джинни фыркнула:

— Стеклышки на пляже. Может, в них ключ к разгадке?

— Я никогда не задумывался… — Ричард спрятал лицо в ладонях. — Господи, да я понятия не имел…

Джесс коснулась его руки.

— Ричард, я все еще чего-то не понимаю. Зачем Карен это понадобилось? Почему она решила связаться со мной через тридцать лет? И вот что еще… Она положила свою записку в конверт от одного из моих писем к тебе. Из тех, что я посылала из «Ларчвуда». Откуда у нее мои письма?

— Не спрашивайте его, — сказала Карен, неожиданно появившись в дверях палаты. На ней была длинная оранжевая юбка — точно такая же, как и та, что Джесс заметила между деревьями. В руках она держала шкатулку, похожую на ящичек для сигар. — Он этих писем не видел. Мне очень жаль, Джесс, что вы повредили ногу. Я не хотела причинять вам вреда…

— Карен, о каких письмах ты толкуешь? — перебил ее Ричард. — Джесс, ты писала мне письма из «Ларчвуда»?

— Могу подтвердить, — вмешалась Джинни. — Да это были не письма, а целые романы. Каждый Божий день.

Ричард взял Джесс за руку:

— Джесс, я не получал никаких писем. Я не знал…

— Конечно, не знал, — кивнула Карен. — Их пересылали отцу Джесс.

Теперь растерялась даже Джинни. Ричард взял у сестры ящичек и извлек оттуда пачку розовых конвертов, перевязанных лентой.

— Здесь еще есть газетная вырезка, — сказала Карен. — Извещение о свадьбе Джесс. Благодаря этому я узнала ее новую фамилию и нашла ее гринвичский адрес.

Взгляд Джесс был прикован к пачке старых писем.

— Ничего не понимаю, — изумилась она. — Где вы их взяли?

Карен засмеялась — печально, почти горько. Этот смех вызвал у Джинни что-то похожее на сочувствие, хотя минуту назад она не поверила бы, что способна испытывать сочувствие к Живому Трупу.

— Я нашла этот ящик в потайном отделении старого письменного стола, — объяснила Карен.

— Какого еще письменного стола? — удивился Ричард.

— Того, что я приобрела на распродаже несколько лет назад.

Ричард тряхнул головой.

— Погоди. Ты купила на распродаже стол, а в нем лежали письма, предназначавшиеся мне? Карен, но это невероятно.

— О нет, — торжественно возразила Карен, и ее взор устремился куда-то вдаль. — Один домовладелец из Уэст-Чопа распродавал старую мебель. Много лет назад я прибирала и стряпала в этом доме. Его снимал каждое лето человек, называвший себя Гарольдом Диксоном.

Джинни прислонилась к стене. Ей никак не удавалось уловить смысл в словах Карен. Она посмотрела на Джесс, но та была сбита с толку так же, как и Ричард.

— Я знала, что глупо с моей стороны, — продолжала Карен с тем же отсутствующим видом, — влюбиться в курортника. Но он был красив и очень добр ко мне. И не рассердился, когда после смерти мамы я сказала, что не могу уехать с ним из-за Мелли. Он не рассердился. Он все так же приезжал каждое лето и любил нас обеих — Мелли и меня. И я не знала, что его звали не Гарольдом Диксоном. Его настоящее имя — Джеральд Бейтс.

В палате воцарилось тягостное молчание. Далеко не сразу до Джинни наконец дошло, о чем говорит Карен.

Джесс тоже наконец все поняла.

— Мой отец? Это был папа?

— Я звала его Бритом, а он называл меня Янк. И я не думала, что он мне лгал.

Джесс стала белой как больничная простыня.

— О нет… — выдохнула она.

— Да, — твердо возразила Карен, в глазах ее стояли слезы. — Он любил меня, по-настоящему любил. Сначала, наверное, он приезжал посмотреть на Мелли. Увидеть, как она растет, убедиться, что ей хорошо. Конечно, Брит не собирался заводить здесь, на острове, роман. Но потом влюбился в меня. Это не было шуткой. — Карен дотронулась до отшлифованного морем стекла в серебряной оправе, которое висело у нее на груди. — А потом он не приехал. И не приезжал уже никогда. Прошли годы, и его домовладелец устроил распродажу. Мне захотелось купить что-нибудь на память о нем, и я выбрала этот стол. Брит работал за ним в кабинете, приезжая сюда. И только в этом году мне понадобился тайник для моих любимых стеклянных камешков, и я наткнулась на это отделение. Только тогда я узнала, кто он на самом деле.

— И он оказался отцом Джесс, — заключил Ричард.

Карен кивнула:

— И дедом Мелли. Не знаю, зачем он хранил эти письма. Возможно, хотел когда-нибудь отдать их Ричарду.

— Но как они попали к нему?! — воскликнула Джинни. — Ведь Джесс отправляла их Ричарду. По почте. Я не раз видела… О Боже! — вдруг воскликнула она.

— Все письма лежали в большом конверте, на котором был написан адрес Джеральда Бейтса, — сообщила Карен. — Вот так я узнала настоящее имя того, кого считала Гарольдом Диксоном. Я разозлилась так, что уничтожила большой конверт, но обратный адрес…

— Бад Уилсон, — перебила ее Джинни. — Недоумок шериф по совместительству был почтмейстером.

— Точно, — подтвердила Карен. — Письма отправлял Бад Уилсон.

— Он не отправлял твои письма по назначению, Джесс, — задумчиво пояснила Джинни.

В глазах Джесс застыл немой вопрос.

— Наверное, папа подкупил и его, — наконец сказала она.

— Видимо, ваш отец очень любил вас, — заметила Карен. — Когда-то я думала… — Она отвернулась и уставилась в окно. — Я думала, что он любил и меня. Но я не видела его столько лет…

— Сколько лет? — осторожно спросила Джесс.

— Последний раз он был здесь в восемьдесят втором году. После этого все мои письма к нему возвращались.

Джесс отвела взгляд от Карен.

— Он умер в октябре восемьдесят второго.

Если до сих пор атмосфера в палате была удушливо тяжелой, то теперь воздух стал вязким. Казалось, здесь невозможно дышать, как будто кто-то нажал на кнопку «пауза» на пульте дистанционного управления. Карен опустила голову.

— Значит, он все-таки любил меня, — проговорила она. — Он меня не бросил. Он умер.

— Да, он умер, — подтвердила Джесс.

Карен ахнула и опять дотронулась до сувенира на груди. — А я и не знала, что он ездил в Вайнард, — призналась Джесс.

— Двенадцать раз, — сказала Карен. — Каждое лето.

— Отец видел, как растет моя дочь.

— Да, Джесс. Он был добрым человеком. Он любил Мел-, ли и меня. На свой особый британский манер. — Карен погладила стеклянную драгоценность и закрыла глаза. — Понимаете, для меня он был Брит… Я уже говорила… А он звал меня Янк…

И Карен погрузилась в мир воспоминаний, недоступный ни для одной живой души, кроме ее собственной.

— Не понимаю, Филип, почему ты не объяснил Мелани, — сказала Лайза, когда он остановил машину Джесс на стоянке возле больницы.

Филип выключил мотор и улыбнулся:

— Да все дело в том, что Мелани не такая, как мы. У нее нормальная семья, и ей не приходится заниматься нелюбимым делом. По крайней мере такое у меня сложилось впечатление. Мелани удалось остаться собой.

— О чем это ты?

— В частности, о том, что образ жизни респектабельного юрисконсульта мне претит. Не знаю, связано это с моим прошлым или нет. В общем, по-моему, Мелани по-настоящему счастлива. Мы не имеем права разрушать ее счастье, потому что наши жизни сложились… несколько не правильно.

— Наши жизни? Говорите, пожалуйста, за себя, господин адвокат. Лично я вполне довольна. Между прочим, я — звезда Голливуда, возможно, вы не обратили на это внимания.

— Да нет, обратил. Но при этом подумал, что, может, и тебе не всегда приятно быть звездой.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Лайза, ты милый, хороший, добрый человек. Как же в твоей жизни появился Брэд? Извини, но меня не устроит объяснение вроде того, что в него вдруг вселился дьявол и он однажды утром приставил тебе нож к горлу без всяких причин. Этот человек с самого начала намеревался шантажировать тебя или Джинни.

Лайза отвела взгляд, и Филип погладил ее по руке:

— Лайза, я очень хорошо отношусь к тебе. Наверное, я полюбил тебя, хотя не вполне понимаю точное значение этого слова. Ты вернешься в Лос-Анджелес и будешь жить своей жизнью, но прошу тебя, посмотри по-другому на то, что происходит, иначе нарвешься на нового Брэда Эдвардса. Я не желаю тебе такого.

Ее топазовые глаза подозрительно заблестели. Филип скорее умер бы, чем причинил ей боль, но сейчас он чувствовал, что прав. Знал, что обязан помочь Лайзе разобраться в себе. Она будет честна с ним лишь в том случае, если перестанет обманывать себя.

— Ты прав, — помолчав, призналась она. — Хотя еще многого не знаешь.

Дождь яростно бил в ветровое стекло.

Филип взял Лайзу за руку.

— Я весь внимание.

— Вначале Брэд собирался судиться с Джинни за наследство Джейка. Ему нужны были деньги на адвокатов. Я не могла их достать. Хорошо зная Джейка, я понимала, что, если он составил завещание в пользу Джинни, обойдя собственных детей, значит, имел на то основания. Я пыталась объяснить Брэду, что Джейк не мог находиться под влиянием Джинни. Она просто любила мужа. В известном смысле он спас ее от гибели. По-моему, всех, кто был у нее до Джейка, мама просто использовала. Если он оставил ей деньги, значит, сам так пожелал. Джинни, кстати, отказывалась, но он проявил твердость.

— Значит, Брэд прибег к шантажу после того, как ему не удалось раздобыть денег, чтобы возбудить процесс против Джинни?

— Ну да, — ответила Лайза. — И тогда я поняла, что Брэд никогда меня не любил, а только использовал, чтобы добраться до денег. И ведь Джинни пыталась мне это объяснить…

— И ты прогнала его?

— А как же иначе! Он потребовал, чтобы я выбрала его или Джинни. До двадцати пяти лет я не знала» ее. Да, она несколько… эксцентрична. Но я люблю ее, потому что она моя мать.

Филип поднес к губам руку Лайзы:

— Ты даже не представляешь себе, какая ты замечательная.

— Думай что хочешь, Филип. Но мне нравится сниматься на телевидении.

— Сниматься — допускаю. А быть звездой?

Лайза улыбнулась:

— Признаться, нет. Терпеть не могу видеть свое лицо на обложках журналов. Ненавижу, когда меня узнают на улицах.

Филип улыбнулся:

— Так я и знал. Ты слишком сложная натура, чтобы увлекаться подобной мишурой, и к тому же очень страстная.

Она прижала ладони к его щекам.

— Скажи на милость, откуда тебе известно, что я именно такая?

Не ответив, Филип погладил ее по волосам, стер слезы со щек и поцеловал. Языки их соприкоснулись — сначала чуть-чуть, потом сильнее, напористее. И пламя вспыхнуло.

— Поняла? — спросил Филип, оторвавшись от ее губ. — Ведь ты забыла, что мы сидим в машине возле травматологической больницы.

— Забыла. — В голосе Лайзы чувствовалось легкое смущение. — Похоже, я о многом забываю, когда ты рядом.

— Гм… Ладно, мы потом обсудим, как решить эту проблему. А сейчас я должен увидеть Джесс.

— Да-да, конечно. Не знаю, Филип, сколько мы еще здесь пробудем, но эту ночь я проведу с тобой.

На губах Филипа заиграла улыбка.

Брэд выжил. Дик сообщил Джинни эту неприятную новость, приехав в больницу. Брэд с тяжелым сотрясением мозга, но в сознании находился в этой же больнице, только в другом конце коридора.

Филип и Лайза осведомились о самочувствии Джесс и с изумлением выслушали историю Карен. Когда восклицания и вздохи закончились, Филип обратился к Джинни:

— Думаю, стоит заняться Брэдом. И лучше всего немедленно.

Джинни отметила мысленно, что все это время Филип не выпускал руку Лайзы.

— Все вы, ребята, забыли, что я тоже инвалид, и никому нет никакого дела до моей спины, которая адски болит.

— Может, попросить, чтобы тебя тоже положили в больницу? — предложил Дик.

— С ума сошел? Я больниц боюсь как огня.

— Тогда давайте действовать, — сказал Филип. — Разговор с Брэдом я беру на себя.

Джинни посмотрела на лежащую Джесс, на сидящего рядом с ней Ричарда, на Дика, Филипа и Лайзу. На Карен она не взглянула.

— Мама, Филип прав, — вставила Лайза. — Давай покончим с этим мерзким делом.

Дик обнял Карен за талию.

— А нам с тобой, — тихо проговорил он, — лучше оставить Ричарда и Джесс. Им есть о чем поговорить.

Джинни поняла, что ее тоже выпроваживают и спорить не имеет смысла.

— Хорошо, идем, — нехотя согласилась она. — Я пойду с вами к Брэду. Но не гарантирую, что воздержусь от убийства.

— Врач говорит, что тебе надо пролежать здесь только одну ночь, — сказал Ричард, когда все вышли из палаты.

Джесс кивнула. Острая боль в лодыжке утихла, и теперь Джесс с трудом преодолевала сонливость. Чистые простыни вместо раскисшей земли, присутствие людей, ощущение вернувшейся жизни — все это согрело и успокоило ее.

— Я знал, что у Карен кто-то был, но ни разу не видел этого человека, — сказал Ричард. — И уж конечно, не думал, что это твой отец.

— Нет, один раз ты видел его, — возразила Джесс.

— Ах да, на похоронах твоей матери.

— Когда…

— ..на заднем сиденье… — Ричард провел рукой по волосам. — Когда он приезжал летом, Карен преображалась. Она была веселой и счастливой.

Джесс попыталась представить себе отца рядом с Карен. Она помнила, как сама не желала видеть отца, считая, что он не любит ее… А отец приезжал сюда, любил сестру Ричарда, любил дочь Мелани. Он был способен любить… По-своему, но способен.

Ричард сжал ее руку.

— Ты устала. Давай поговорим завтра.

Джесс удержала его.

— Я все обдумала. Если ты решишь, что Мелани не стоит ничего знать, я не буду настаивать. Поверь, я хочу, чтобы она была счастлива. Зачем ее расстраивать?

Она быстро погружалась в сон.

— Поговорим завтра, — донесся до нее голос Ричарда.

— Шантаж карается законом, — сообщил Филип человеку с перевязанной головой, лежащему на кровати. — Если будете продолжать в том же духе, не сомневаюсь, что проведете в известном месте довольно много времени. Тюрьма — не самое приятное место для таких ребят, как вы.

Брэд молчал.

— Филип об этом позаботится, — добавила Джинни. — Он не только мой друг. У него есть связи в высоких сферах.

Филипа поразило, что Джинни так ловко блефует. Сам он надеялся, что у Брэда нет знакомых вроде отца Николь, какого-нибудь юриста, занимающегося не только разводами, и умеющего законными способами творить несправедливость.

Николь… Теперь Филип не понимал, что находил в этой самовлюбленной и самонадеянной студентке. Как бы ни сложилась его жизнь в дальнейшем, он радовался, что ему не придется провести долгие годы с Николь.

— Мы даем вам время одуматься, — обратился Филип к Брэду. — Хотя обвинение можно предъявить вам уже сейчас. Попытки вымогательства вполне достаточно для того, чтобы изолировать вас по меньшей мере на несколько лет.

Филип не знал, так ли это: все же прошло немало времени с тех пор, как он изучал уголовное право в колледже. Но Брэд ничего не заподозрит.

— Вы ни хрена не докажете, — бросил Брэд.

Филип усмехнулся:

— Ошибаетесь. Вы пытались изнасиловать миссис Эдвардс.

Брэд поправил подушку, приподнялся и сжал кулаки.

— Это она напала на меня!

— Чушь, — отозвался Филип. — Джинни говорит совсем другое.

— Она врет, — прохрипел Брэд.

— Сомневаюсь, что присяжные поверят вам. К тому же вашу репутацию в глазах закона нельзя назвать незапятнанной.

Брэд хотел что-то сказать, но только махнул рукой.

— На вашем месте, — продолжал Филип, — я бы сократил расходы. Возможно, объявил бы себя банкротом. Продал «порше». В этом случае ваши кредиторы на время успокоятся. Начните жизнь сначала, Брэд. Постарайтесь для разнообразия заняться полезным делом..

Филип обнял одной рукой Лайзу, другой — Джинни. Сейчас он чувствовал себя благородным героем из книжки комиксов, но и такие персонажи иногда бывают полезны друзьям.

— И очень советую вам, — добавил Филип, провожая дам к двери палаты, — держаться подальше от миссис Эдвардс и мисс Эндрюс. Иначе вы очень скоро раскаетесь.

Выйдя в коридор, Филип поднял руку, чтобы ослабить узел галстука, и тут же вспомнил, что галстука на нем нет. Джинни обняла его, а Лайза одарила нежным поцелуем. И это мгновение Филип Аршамбо не променял бы ни на каких Макгиннисов и Смитов на свете.

— Я в порядке, Мора, — сказала Джесс в трубку. — Вчера подвернула ногу, но скоро поправлюсь.

Она прикрыла глаза, едва слыша неизбежные вопросы типа «Как это случилось?», «С тобой точно все в порядке?», «Хочешь, мы с Тревисом приедем?».

— У меня действительно все нормально, — терпеливо повторила Джесс.

Так оно и было. Уходя, Ричард поцеловал ее в лоб и прошептал: «Как мне жаль, Джесс. Я очень виноват перед тобой». И она поняла, что больше ей ничего не нужно. Да, этого было достаточно. Достаточно для того, чтобы жить. Она увидела дочь, убедилась, что та жива, здорова и счастлива. Увидела и внучку, похожую на нее. Теперь Джесс было известно все — от начала и до конца.

— Мама, так ты нашла ее? — спросила Мора.

— Нашла ее?

— Твою… дочь. Она с тобой?

Голос Моры по-детски дрожал. От робости, да и от страха, пожалуй. Джесс еще раз убедилась в правильности своих умозаключений: Мора почувствовала угрозу, испугалась, что ее жизнь переменится, что она потеряет свое место в сердце матери и уже не будет единственной. Джесс поняла: ей придется немало потрудиться, чтобы избавить Мору от этого страха. Но ради Моры потрудиться стоит.

Она улыбнулась:

— Да, родная, я видела ее. Но она не со мной. У нее маленькая дочка, очень похожая на тебя в детстве.

Мора помолчала.

— Правда?

— Замечательная малышка. А Мелани явно счастлива.

Снова молчание.

— Это хорошо.

— Да, Мора, это хорошо. Именно это мне и надо было узнать. Я вернусь домой через несколько дней, и мы с тобой еще поговорим, если захочешь.

— Да, мамочка, я очень этого хочу.

Движения уже не причиняли Джинни особых мучений. Она сидела на веранде рядом с Диком. Живого Трупа поблизости не было.

— Наверное, она в Уэст-Чопе, — предположил Дик. — Собирает стекляшки.

— Дик, ей нужна помощь, — неожиданно для самой себя сказала Джинни.

— Знаю. Я много лет почти не обращал на нее внимания. Карен всего сорок девять, ей еще долго жить. Постараюсь помочь дочери найти счастье. — Он помолчал. — А ты, Джинни? Что будешь делать? — Наверное, не стану больше пялиться в телевизор и пожирать тостики. Не знаю, чем займусь. Я уже не так молода, чтобы посвящать себя новому делу, да и способностей у меня никогда не было.

— Но ты вернешься в Лос-Анджелес?

— Конечно. Там мой дом.

— Я надеялся уговорить тебя остаться здесь.

— Ты что, хочешь, чтобы я остаток жизни провела на диком острове?

— Бывают места и хуже.

Боль в спине усилилась. Джинни вспомнила, какую доброту проявил к ней этот человек, как нянчил ее, каким был любовником. Благодаря ему Джинни преодолела страх к мужчинам, появившийся у нее после смерти Джейка, и снова почувствовала себя женщиной.

— Не знаю, Дик. Сейчас мне надо поехать домой и поразмыслить. Я все еще тоскую о муже. Только не обижайся.

— Никаких обид.

— Еще я должна решить, что делать с его фирмой. Не поверишь, но я до сих пор в душе не оставила мысли о том, чтобы самой возглавить ее.

Дик от души рассмеялся:

— Уверен, тебя ждет невероятный успех. Ты покажешь заправилам Голливуда где раки зимуют.

Джинни улыбнулась, внезапно подумав', что у нее действительно есть шанс добиться успеха, хотя она и не представляла, как это осуществить.

Дик погладил ее по руке.

— Но когда-нибудь ты захочешь отдохнуть. А этот «дикий» остров никуда не денется по крайней мере еще тысячу лет. И я тоже никуда не денусь.

Джинни улыбнулась ему.

Глава 25

Джесс вошла на костылях в столовую «Мейфилд-Хауса». Она явилась первой, Ричард попросил всех собраться здесь в час дня.

К счастью, Джесс уже утром выписали из больницы. Ее ждал Филип, новый опекун.

Вспомнив о Филипе, Джесс улыбнулась, прислонила костыли к длинному обеденному столу из красного дерева и уселась на стул. Ей повезло, что судьба свела ее с Филипом.

Жаль только, что Пи-Джей не видит сейчас, какая у него благородная чуткая душа и какой трезвый блестящий ум. Хорошо, что Пи-Джей увидела сына перед смертью. Пусть всего несколько месяцев, но у нее был сын.

— Джесс, — сказал Филип, входя в столовую, — Лайза сейчас придет. Джинни, возможно, чуть задержится. Когда я оставил ее, она орала в телефон что-то насчет машины для калеки.

Джесс рассмеялась:

— Наверное, Джинни вчера слишком много двигалась.

— Надо бы позвать врача. Пусть осмотрит ее.

— Джинни — упрямая особа, как, полагаю, вы уже заметили.

Филип опустился на стул.

— Не знаю, что задумал Ричард.

— Я тоже не знаю. Возможно, решил вручить нам билеты на паром, чтобы мы поскорее уехали.

— Вы все еще любите его? — тихо спросил Филип.

Этот вопрос застиг Джесс врасплох. Разве можно объяснить тридцатилетнему молодому человеку, что жизнь иногда оборачивается не так, как мы думаем в юности, и есть мечты, которым лучше никогда не воплощаться в реальность. Впрочем, Филип, наверное, и сам это знает, он уже немало пережил.

Она накрыла ладонью его руку.

— Ричард навсегда останется в моем сердце, потому что нам было хорошо вдвоем, когда мы любили друг друга. Но это все в прошлом. А сейчас нам пора расстаться.

— Совершенно согласна, — заявила с порога Джинни. — А вот мне, по-видимому, придется торчать тут до конца этого проклятого века.

Она с трудом подошла к столу, опираясь на руку Дика. Джесс улыбнулась при мысли о том, что и Джинни приходится на кого-то опираться.

Лайза, следовавшая за ними, опустилась на стул рядом с Филипом.

И тут же вошел Ричард.

— Ага, вижу, все в сборе.

Джесс вздрогнула, увидев человека, которого никогда не переставала любить.

— Как и было велено, — отозвалась Джинни.

Ричард кивнул и крикнул:

— Заходи же, Карен.

Сегодня на Карен была пурпурная юбка все того же покроя и синяя майка. Она села возле Ричарда. Джесс отвела глаза, представив себе рядом с ней своего отца, многолетнего любовника Карен.

Первым нарушил молчание Дик:

— Пока Ричард не начал, я хотел бы сообщить вам, что Карен согласилась пройти курс психотерапии. Все мы тоже сделаем это. Нашей семье необходимо успокоиться после пережитых волнений.

Джесс сдержала улыбку. Психотерапия! Она вспомнила долгие часы, проведенные в стерильных кабинетах, где надеялась обрести душевное равновесие. Джесс ожидала чуда, но поняла, что чудес не бывает. Бывает только улучшение. Что ж, Карен решилась на первый шаг.

— Честность, наверное, несколько вышла из моды, — заговорил Ричард, — но полагаю, нам необходимо очистить нашу жизнь от лжи.

Джесс не поняла, что он имеет в виду, но обдумать его слова не успела — в комнату вошла Мелани.

Джесс замерла. Филип крепко сжал ее руку.

— Прости, Ричард, что мы опоздали, — сказала Мелани. — Попали в пробку. Удивительно, что пробки появились уже в начале июня.

Высокие окна столовой были распахнуты настежь, и тем не менее Джесс вдруг почувствовала удушье.

Ее голос. Мягкий и нежный. Не такой, как у Моры. Может, он похож на голос… матери?

— Мелли, — отозвался Ричард, — спасибо, что приехала.

Садись.

Мелани удивленно оглядела комнату, незнакомые лица, но послушно села рядом с Диком, которого привыкла считать отцом.

— Мелли, — снова заговорил Ричард, — мы намерены посвятить тебя в некие обстоятельства… Ты будешь крайне удивлена, даже шокирована, но поверь: все, что мы расскажем тебе, — чистая правда.

Джесс опустила голову.

— Очень давно я полюбил девушку, которую звали Джесс…

Никто не перебивал Ричарда. Не было слышно ни щебета птиц, ни криков бакенщиков. Когда Ричард рассказал о том, как семья переехала на остров, а Джесс осталась в приюте для матерей-одиночек, на колено Джесс упала слеза. Она не решалась взглянуть на Джинни. Ей почему-то казалось, что в глазах Джинни тоже стоят слезы.

— У Джесс родился ребенок, — продолжал Ричард. — Этот ребенок — ты. Твой дед дал нам денег, чтобы мы забрали тебя из приюта и привезли сюда. Чтобы у тебя была настоящая семья.

Он умолк. Джесс подняла голову и увидела, что Ричард подошел к окну и запустил пальцы в волосы.

Мелани не проронила ни слова.

Тогда Джесс заставила себя взглянуть на нее.

— Я — Джесс. Твоя родная мать.

Дик обнял Мелани за плечи.

— Милая моя, мы всегда очень любили тебя и думали, что Джесс отказалась от тебя. Мы не знали, что у нее не было выбора: отец Джесс запретил ей взять тебя.

— Но… — начала Мелани.

— Мы поступили так ради тебя. Хотели, чтобы ты росла у нас, не у чужих людей… — Голос Дика прервался. — Милая моя, ты сможешь когда-нибудь простить нас?

Странно, но Мелани улыбнулась:

— Разве вы еще не поняли? Я все знала.

Повисла тишина. Карен поднялась и пошла к камину.

— Папочка, — обратилась Мелани к Дику, — мама обо всем рассказала мне перед смертью. И взяла с меня слово, что я ни о чем не скажу вам. Она рассказала мне даже про деньги: там ведь было двести тысяч долларов? Вы передали их женщине из приюта, чтобы она отдала меня вам.

Ричард вдруг нервно рассмеялся.

— Невероятно! — воскликнул он.

Широко улыбаясь, Мелани смотрела на Джесс.

— Значит, это вы — моя родная мама?

— Да.

Мелани поднялась, обошла стол, и ее тонкие, но сильные руки обняли Джесс — как долгожданное сокровище, как редкостный дар судьбы.

— Я очень долго ждала этого дня. Я так мечтала увидеть вас! Спасибо вам. Вы очень смелая.

Слеза опять капнула на колено Джесс.

— Нет, никакая я не смелая. Я всего лишь упрямая и глупая.

— Только не говорите этого вашей внучке, — улыбнулась Мелани. — Хотите на нее посмотреть?

Джесс кивнула — говорить она не могла.

Мелани вышла из столовой и тут же вернулась с маленькой светловолосой и розовощекой девочкой. Та подняла голубые глаза и храбро спросила:

— Так ты моя бабушка?

Джесс кивнула.

Ловко орудуя костылями, девочка подошла к Джесс и обняла ее. От нее пахло душистым мылом, а кожа у нее была теплая и нежная.

— Меня зовут Сара.

— Сара, — повторила Джесс. — Как же я рада!

— А почему ты плачешь? — осведомилась Сара. — По тому что у тебя костыли? Это ничего. Я тебя научу ходит на них.

Джесс засмеялась сквозь слезы. Джинни, сидевшая на против нее, поднялась.

— Думаю, это собрание обойдется без такого количества инвалидов. — Она обратилась к Лайзе и Филипу:

— Как вы полагаете, не покинуть ли нам семейный круг?

Джинни вышла из столовой, но Джесс успела заметить слезы у нее на глазах.

Он был доволен. Доволен собой и принятым решением.

— Я еду в Нью-Йорк, — объявил Филип, когда он, Лайза и Джинни расположились на веранде.

— А ты расскажешь когда-нибудь матери про Пи-Джей? — спросила его Лайза.

Он покачал головой:

— Нет. Лучше не бередить прошлое. — Филип улыбнулся. — Я скажу ей другое. Чтобы больше не искала для меня женщин.

Лайза радостно улыбнулась.

— И еще кое-кому я кое-что скажу, — продолжал Филип. — Сообщу братцу, что меня не привлекает карьера юрисконсульта.

Он взял Лайзу за руку и посмотрел на ее длинные прекрасные пальцы.

— А кем ты хочешь быть? — осведомилась Лайза. — Альфонсом?

— Наверное, займусь преподаванием юриспруденции. Буду сидеть в библиотеке. Научная работа привлекает меня больше, чем юридическая практика. И она позволит мне бегать трусцой. Я люблю бегать.

— Бегать по Манхэттену! — Лайза поморщилась. — Среди такси и автобусов!

— Отвратно, — согласился Филип. — Именно поэтому я подумываю, не перебраться ли в Лос-Анджелес.

Лайза сжала его руку.

— Отличная мысль.