Победа над прошлым

Глава 8

— О Боже мой! Не может быть! — запротестовал Рун. Он обнял ее. — Когда это произошло?

— Когда… когда мне было двенадцать, — сказала Сорча, конвульсивно вздрагивая.

— Он тебя изнасиловал?

Она отрицательно покачала головой.

— Прежде чем дело дошло до этого, мне удалось плеснуть стакан воды ему в лицо, убежать и запереться в ванной комнате. Но и много лет после этого я боялась, что он опять возьмется за свое.

— Ублюдок! — злобно произнес Рун.

— Когда я стала старше, то поняла, что этот случай не должен влиять на мою жизнь, и постаралась забыть о случившемся… В основном мне это удалось: я не стала мужененавистницей и, разумеется, я не девственница. Она попыталась улыбнуться. — Но я словно высечена из каменной глыбы, и, когда бы я ни сближалась с мужчиной, это всегда носило какой-то рассудочный характер, будто на мне средневековый пояс целомудрия и я никак не могу от него избавиться.

— Если б я мог исправить то, что натворил Хорхе, Бог свидетель, я бы это сделал. Мне очень, очень жаль, что так случилось, — проговорил Рун, и, взглянув на него, Сорча увидела, что его глаза стали влажными.

До этого мгновения она еще могла как-то контролировать свои эмоции, но, увидев, как искренне сочувствует Рун ее горю, она не выдержала и, положив голову на его плечо, разрыдалась. Я сама во всем виновата, хоть и не спасовала перед атаками Хорхе, думала Сорча, обливаясь слезами. Я запрятала боль и страх в самый дальний уголок памяти, где они продолжали жить, отверженные, но все еще терзающие мне сердце. И вот теперь тайная дверь распахнулась.

Рун крепко обнимал ее, гладил по голове и шептал слова утешения. Но прошло немало времени, прежде чем она, взяв бумажную салфетку, утерла слезы и высморкалась.

— Я, наверное, выгляжу ужасно, — сказала она.

Криво улыбнувшись, он посмотрел на ее лицо, перепачканное тушью для ресниц.

— Что правда, то правда.

— Ты должен был бы сказать, что я выгляжу великолепно, — пошутила она.

— И ужасно, и великолепно.

— Век галантных кавалеров канул в прошлое, — заметила Сорча.

Рун улыбнулся, но вдруг стал серьезным.

— Кто-нибудь еще знает об этом? — спросил он.

— Только ты.

Между его бровей залегла складка.

— Твоя мать ничего не знала?

— Нет. Нужно ли теперь, после смерти Хорхе, рассказывать ей об этом? Какой смысл наносить ей еще и такой удар? Я хочу только навсегда забыть весь тот ужас, и надеюсь, что когда-нибудь мне это удастся, — пробормотала она. — Пока Хорхе был жив, я приучила себя вспоминать о нем, лишь когда мы встречались, а в промежутках он для меня словно переставал существовать. Зато теперь, после его смерти, меня чуть ли не постоянно терзают воспоминания, — сказала она и умолкла.

— Все дело в том, что ты была еще ребенком, а Хорхе — уже взрослым мужчиной и как бы старшим в семье, — заметил Рун, — но если б ты рассказала все матери в то время…

— Я попыталась, но она мне не поверила. Она утверждала, что он просто ко мне привязан как к дочери.

— Но тебе надо было рассказать все…

— Это не так просто, — возразила Сорча. — Что касается моей мамы, Хорхе отвечал всем ее запросам. До второго замужества она всегда была очень нервной, беспокойной, а после того, как вышла за него замуж, все изменилось: мама стала такой уравновешенной, довольной, и я боялась нарушить гармонию их отношений. И потом… я… — Она вдруг замолчала. Стоит ли рассказывать Рун, почему она не сообщила матери о случившемся? Об основной причине? Сорча глядела на скомканную бумажную салфетку, которую продолжала держать в руке. Но что он тогда о ней подумает? Вдруг его сочувствие к ней исчезнет и появится отвращение? — Я очень боялась разрушить второй брак моей матери, — проговорила она.

— Но ведь она вышла за Хорхе по расчету. Сорча подняла голову.

— Хорхе так говорил? — спросила она с удивлением. Рун кивнул.

— Его отношения с твоей матерью были абсолютно честными, хотя эта честность объясняется тем, что он не мог поступить иначе.

— Я не понимаю смысла твоих слов.

— Его частые посещения Португалии никак не связаны с «Клубом Марим». Он просто бегал за разными юбками. — С этими словами Рун внимательно на нее посмотрел. — Тебя это удивляет?

Сорча задумалась.

— Нисколько. Хорхе был по-своему привязан к моей матери, хотя это и нельзя было назвать сильной страстью, но он любил пофлиртовать с разными женщинами. — Она помялась. — Наверное, поэтому он никогда не привозил ни маму, ни сыновей-близнецов в Альгарву.

— Совершенно верно. Здесь он считал себя холостым, не очень-то скрывал свои похождения, и, конечно, могли быть всякие разговоры. Я был в курсе его амурных дел, но не считал себя вправе обсуждать этот вопрос, — продолжал Рун. — Правда, Хорхе заметил, что я его не одобряю, и, вероятно чтобы оправдаться в моих глазах, сообщил мне, что твоя мать вышла за него из-за денег, а он женился, чтобы потрафить своим братьям.

— При чем тут братья? — спросила Сорча в недоумении.

— Видимо, им надоели пятиминутные увлечения их уже стареющего брата, и они поставили ему ультиматум: если он не угомонится и не устроит свою жизнь с какой-нибудь подходящей для него женщиной, они его вышвырнут из «Альмейда Уайн», и пусть тогда живет как хочет. Это тоже сыграло свою роль, не правда ли? — сухо произнес Рун под ее изумленным взглядом.

— И что дальше?

— Мы забыли о вине. Давай-ка я тебе подолью.

Сорча кивнула.

— Пожалуйста.

— Я думаю, что твоя мать знала, какая у Хорхе репутация, ведь, прежде чем выйти за него замуж, она служила у него секретаршей, — сказал Рун, разливая вино в бокалы.

— Разумеется, она знала, что он неравнодушен к женскому полу, согласилась Сорча и задумалась. — Возможно, подозревала, что он погуливает и после женитьбы. Когда я спрашивала ее о «Клубе Марим», она явно не хотела говорить на эту тему. Считала, что если ему приятно проводить время таким образом, то это ее не должно касаться. Она не желала вдаваться в подробности.

— Раз Хорхе обеспечивал стиль ее жизни, она мирилась с его изменами? Рун состроил гримасу. — Я этого не понимаю.

— Я тоже, но после того, как мой отец покинул ее, она очень изменилась. Любовь перестала играть главную роль в ее жизни; основное требование к мужу — материальное обеспечение. — Сорча помолчала. — Она любила деньги не ради самих денег, а как средство беззаботной жизни.

— Развод всегда проходит болезненно, но мне кажется, что твоя мать восприняла уход отца уж очень тяжело, — заметил Рун.

— Да, но, видишь ли, она все еще любила его и знала, что он тоже ее любит.

— Тогда почему он ушел?

— Потому, что папа не был счастлив и хотел изменить ход своей жизни, а мама желала быть домашней хозяйкой, и ее пугала сама мысль о другом образе жизни. — Сорча отпила из своего бокала. — Мой отец работал в фирме по продаже недвижимости в качестве агента. Он неплохо зарабатывал, но работа его не интересовала, — объяснила Сорча. — Он как-то сказал мне, что жизнь это не генеральная репетиция и, если она тебя не удовлетворяет, нужно что-то предпринять. Он решил пойти учиться лепке, стать скульптором. Он мечтал об этом еще со школьной скамьи, но родители высмеяли его мечту. И так же поступила моя мать, — сказала Сорча со вздохом. — Папа объяснил мне, что он может получить субсидию, хотя, конечно, денег будет меньше, если он перейдет на вечернюю работу. Однако мама пришла в ужас. Отец повторял, что стоит на грани безумия, но, чтобы не сойти с ума окончательно, он должен попытаться стать скульптором, а мама и слышать об этом не хотела. И вот однажды, когда она завела разговор о том, что хочет иметь еще одного ребенка, он собрал чемодан и ушел.

— Сколько тебе было лет?

— Всего шесть, а Майклу — восемь. Нам было плохо без отца, но для матери его уход стал трагедией.

— Если б они действительно друг друга любили, то, конечно, нашли бы выход из этого положения, — сказал Рун.

— Я тоже так думаю. Отец мог бы, например, отложить на год занятия скульптурой, а мама могла бы пойти на работу на полставки. Но ни тот ни другая не пошли на компромисс, — грустно заметила Сорча. — И хотя у моей матери прежде водились поклонники, прошло много лет, прежде чем она взглянула на другого мужчину, — продолжала Сорча. — После ухода отца она начала работать в компании «Альмейда Уайн» секретаршей.

— У Хорхе, который несколько месяцев назад получил инструкцию от своих братьев найти себе жену подходящего возраста.

— Мама как раз оказалась подходящей для такого брака, — криво улыбнулась Сорча.

— А Хорхе был словно сделан на заказ в качестве второго мужа.

— Да, они были идеальной парой, — согласилась Сорча. — Он мог предоставить ей обеспеченную жизнь и ничего не имел против детей от первого брака. К тому же хотел завести собственных.

— Чтобы заручиться доверием братьев и предстать перед ними в роли солидного семейного человека, — вмешался Рун. — А ваша мать, видимо, желала покончить с секретарской работой и родить еще одного ребенка?

— Она просто жаждала этого. Правда, когда она была беременна Майклом и мной, все прошло хорошо, зато в третий раз у нее мог произойти выкидыш. И вот потянулись дни, недели и месяцы лежания в больнице на сохранении.

— В это время Хорхе и начал к тебе приставать?

Сорча посмотрела на дно своего бокала. Хотя она понимала, что рано или поздно они вернутся к этой теме, несколько последних минут она была спокойна, но теперь ее грудь словно стянуло стальным кольцом, ей не хватало воздуха.

— Да.

— Расскажи мне все, тебе станет легче, — тихо попросил Рун, — а я должен об этом знать.

Она склонила голову.

— Со мной все в порядке. Ну так слушай. Когда моя мать первый раз легла в больницу, я стала замечать, что Хорхе изменил свое отношение ко мне. Прежде он держался от меня на расстоянии, а теперь все время то обнимал меня, то щекотал, то сажал к себе на колени. Делал он это вроде бы в шутку, но как-то крадучись. Я решила, что все это мне просто кажется. Теперь уже никто этого не помнит, но вначале Хорхе мне нравился, — сообщила Сорча. — Конечно, мой отец был мне дороже, но замужество матери сделало ее счастливой, и я тоже была довольна. После того как мы жили годы втроем мама, Майкл и я, — было приятно иметь в семье мужчину. Мы переехали в просторный дом, Хорхе платил за уроки верховой езды для Майкла и меня, шутил, и жизнь наша стала намного веселее, чем прежде. — Тут словно темное облако пробежало по ее лицу. — Но однажды вечером, когда мама была в больнице, он проскользнул в мою спальню. Он никогда раньше этого не делал и притворился, что хочет пожелать мне спокойной ночи, но потом… — Она вздрогнула.

— Ты можешь пропустить подробности, — пробормотал Рун.

Сорча слабо улыбнулась.

— Спасибо, я так и сделаю. Когда я стала сопротивляться, Хорхе заявил, что я специально его завлекала, разрешая ему себя обнимать. Я была смущена его словами, но потом поняла, что он прав. Я не останавливала его, и поэтому в том, что случилось, есть доля моей вины. — Ее пальцы сжимали ножку бокала. — Я почти и не пыталась поделиться с матерью, просто не могла.

Рун отобрал у нее бокал и поставил на стол.

— Ты была еще невинной девочкой, — сказал он спокойно, — а Хорхе перевалило уже за сорок, сволочь! И он еще говорит, что его соблазнили, и пытается свалить свою вину на тебя! Он заставил тебя лгать. Наверное, по этой причине тебя исключили из школы? — спросил Рун.

Сорча кивнула.

— Я не могла ни о чем другом думать: страх и отвращение сделали меня агрессивной. Когда учителя жаловались на отсутствие у меня интереса к занятиям и на то, что я не выполняю домашних заданий, я отвечала, что мне на все наплевать.

— Это, конечно, не пошло тебе на пользу, — заметил Рун. — Потом ты попросилась в интернат, в надежде избежать общения с Хорхе.

— Да, там я чувствовала себя в безопасности, пока… — в ее голове опять промелькнуло страшное воспоминание, — не начались каникулы, которые совпали с очередным пребыванием матери в больнице. Я была в ужасе, опасаясь, что в отсутствие мамы Хорхе опять набросится на меня.

Рун нахмурился, глядя на ее напряженное лицо.

— И он это сделал?

— Да, в первую же ночь он прокрался в мою спальню. Когда он вошел, я чуть не умерла от страха. Но я набралась смелости и заявила, что, если он до меня хоть пальцем дотронется, я не только тут же подниму крик, но еще и сообщу в полицию.

— И Хорхе смылся?

— Еще бы! Но, вернувшись в интернат, я пребывала в таком напряжении, что мне нужно было как-то разрядиться. Вот я и решила в знак протеста закурить.

— Ну и тебя, конечно, накрыли?

— Это было неизбежно, — подтвердила Сорча.

— Твое поведение — своего рода крик о помощи, — сказал Рун. Она кивнула.

— Где-то в глубине души я надеялась, что взрослые заинтересуются, почему я так себя веду. Но этого не случилось, — уныло добавила Сорча. — Я пыталась даже наказать Хорхе и свою мать и делала все, чтобы им досадить, поступала вопреки их требованиям. То, что они запрещали, я тут же пыталась сделать. — Она вздохнула. — А однажды я даже сбежала из дома.

— А тебе не приходило в голову, что твою мать огорчает такое поведение? — спросил Рун.

— Да, — подтвердила Сорча. — Она, должно быть, поняла, что у меня изменился характер из-за Хорхе, но предпочитала верить тому, что он говорил, а именно: мое враждебное к нему отношение связано с тем, что он старается заменить мне отца. Некоторые люди не хотят осложнять себе жизнь, столкнувшись с чем-то неприятным; моя мать никогда не задавала вполне естественных вопросов — возможно, потому, что боялась услышать правду. Сорча сделала неопределенный жест руками. — Я не утверждаю, что мать знала, что именно произошло, однако, я думаю, ей было удобнее вообще ничего не знать. Так же точно, как не знать о похождениях Хорхе.

— Но мне показалось, что у тебя с матерью прекрасные отношения, заметил Рун.

— Совершенно верно, и после смерти Хорхе наши отношения стали проще. Но многие годы между нами лежала пропасть, и я сомневаюсь, что когда-нибудь она окончательно исчезнет. — Некоторое время Сорча молчала. — Я не знаю, как бы Хорхе поступил со своими собственными дочерьми, и я решила, что, если родятся девочки, я все расскажу матери, несмотря на мою в некотором роде вину.

— Сорча, тебе не за что себя упрекать! — энергично заявил Рун. — Ты ведь сказала ему, что сообщишь в полицию, — продолжал он. — То же самое сделала местная девушка, которую он пытался изнасиловать.

— Хорхе пытался изнасиловать кого-то в Альгарве? — проговорила она в ужасе.

— Шестнадцатилетнюю дочь соседей Изабель.

— Поэтому Изабель так не любит Хорхе.

— Не любит?! Изабель повесила бы его на ближайшем дереве, если б могла, — язвительно произнес Рун. — Когда же девушка оказала ему сопротивление, он сказал ей то же самое, что и тебе: что она сама его соблазнила. Чего она, конечно, не делала, так же, как и ты.

Сорча заглянула в его карие глаза, такие уверенные и решительные. Уже более десяти лет она считала себя виновной в том, что с ней произошло. Но теперь…

— Правда, здесь, в Альгарве, его жертва была постарше, — продолжал Рун. — Девушка пригрозила, что немедленно заявит о нем властям. Но Хорхе и на этот раз сумел вывернуться.

— А как же девушка, сообщила в полицию? — спросила Сорча.

— Нет, она очень скромная, тихая, ей тяжело было решиться на такой шаг. Родители заметили, что с дочерью что-то происходит, но прошло несколько месяцев, прежде чем она рассказала им все. А в это время Хорхе уже умер. — Рун криво улыбнулся. — Она, казалось, замкнулась в себе, но мне думается, твоя реакция была более естественной.

— Возможно, — согласилась Сорча. — Но много лет спустя я ощущала горечь, пока не поняла, что это отрицательная сила. К тому же мне стало ясно, что дурное поведение прежде всего разрушает меня саму.

— Когда же произошло перерождение скромной мисс Риордан? — сухо спросил Рун. Она усмехнулась.

— Я никогда не была скромной.

— Согласен.

— Но я думаю, не стоит брать всю вину на себя.

— Ты права, я в этом не сомневаюсь, — заявил Рун.

Сорча взглянула на него. С нее как бы свалилось тяжкое бремя. Она поверила в свою невиновность и перестала стыдиться самой себя.

— И я тоже, — согласилась Сорча, и они долго, тепло улыбаясь, смотрели друг на друга. — Хорхе терпеть не мог, когда я заговаривала о каком-нибудь мальчике, — сказала она, вспоминая прошлое, — и поэтому я специально говорила о мальчиках. В основном это были мои выдумки.

— Ты, я надеюсь, не назначала свиданий и половине мужского населения Великобритании? — пошутил он. — Еще одна легенда повержена в прах.

Она засмеялась.

— Я заплатила свою дань любви: сама влюблялась, сама бросала. Но у меня было лишь одно серьезное увлечение.

— Ты была в близких отношениях только с одним мужчиной? — спросил Рун, и она кивнула. — Что он из себя представлял?

— Он был белокурый, стройный, мой ровесник и такой же невинный, как я, — добавила Сорча.

— Неопытный в амурных делах? Ее лицо вытянулось.

— Он занимался любовью, словно следовал инструкции.

— Вот поэтому ты и не смогла отомкнуть свой пояс целомудрия, — заметил Рун.

— Возможно, — согласилась Сорча.

— А ты его все еще любишь? — поинтересовался Рун.

— Нет. Я уговаривала себя в то время, что люблю его, но теперь, думаю, это была всего-навсего попытка доказать самой себе, что я способна любить, несмотря на те переживания, которые выпали на мою долю в детстве.

Рун допил вино.

— Теперь мне ясно, почему Хорхе оставил тебе наследство и почему ты хочешь от него отказаться.

— Мне бы следовало продать акции с самого начала, — печально сказала Сорча, — но я была занята выставкой и совершенно забыла о Хорхе. Когда же я вспоминала о нем и об этих акциях, то старалась тут же все это выкинуть из головы. — Она взглянула на Рун. — Да и ты, хотя и благодарен Хорхе за то, что он разрешил тебе управлять «Клубом Марим», тоже не очень-то его жалуешь?

— Согласен. Этот тип умел быть обаятельным, но я всегда чувствовал, что в нем заложен порок насильника. Чем больше он рассказывал о тебе и открывался сам, тем меньше я его уважал. Ты устала? — спросил Рун, когда она вдруг зевнула.

— Я выдохлась: солнце, вино — все это меня доконало.

— Прошлое тоже сушит наши души, — сочувственно произнес он и поднялся. — Я оставлю тебя, поспи немного.

— А как же ленч? — запротестовала Сорча.

— Я перекушу в кафетерии, а ты, когда проголодаешься, поешь то, что в холодильнике.

— Ты, наверное, закончишь свой выходной день тем, что вернешься на работу? — спросила она шутливо.

Рун усмехнулся.

— Ты не угадала. Я хочу поплавать и, может быть, уговорю Антонио сыграть в сквош. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Чао.

Вскоре Сорча легла в постель и уснула. Проснулась она только вечером. Интересно, придет ли Рун и пообедают ли они вместе в ресторане? Она долго ждала, все надеясь услышать шум приближавшегося джипа, но в конце концов положила себе на тарелку салат и принялась за еду. Возможно, он заходил, но, увидев, что она спит, решил не будить. Какая досада! Но ведь завтра наступит новый день.