Побежденные любовью

Глава ПЯТАЯ

Будильник звонил и звонил, как назойливая муха. Она протянула руку, попыталась нащупать кнопку и свалила будильник на пол. Но он, к счастью, перестал звонить, и Анна открыла глаза.

В комнате царила полная темнота. На какое же время она завела будильник? Облокотившись, она всмотрелась в светящийся циферблат и вслух застонала. Все тело у нее болело, пальцы не сгибались.

Бинты тут же напомнили о Мигеле, и по телу разлился сладкий жар. Слава богу, он не мог вчера прочитать ее мысли. Иначе она просто не могла бы смотреть ему в глаза.

Когда он пожелал спокойной ночи и сказал, что будет в спальне для гостей на случай, если ей вдруг понадобится его помощь, Анна почувствовала такое острое разочарование, что с трудом смогла его скрыть. А потом смутилась.

Как она могла подумать о том, что он захочет заниматься с ней любовью? Мужчина, которому она даже не нравится!

Закрыв глаза, Анна снова застонала. Хватит, нечего валяться и предаваться самоуничижению. Нужно вставать и заниматься делами. Лошадей надо кормить и выпускать из стойл.

Глядя на закрытую дверь своей спальни, Анна вдруг подумала, что спала так крепко, что даже не знает, ночевал ли Мигель на ранчо, как обещал. Он вполне мог подумать, что она обойдется без него, и уехать.

Она застелила кровать и поспешно оделась. Спустя пять минут уже оказалась на кухне. Там никого не было, чувствовался запах кофе, а на холодильнике была прикреплена маленькая записка: «Анна, я уехал на пастбище. Постараюсь как можно быстрее выслать к тебе двух парней на помощь. Мигель». Она перевернула бумажку, но так и не нашла никакого упоминания о том, когда приедет он сам.

«Мне вовсе и неинтересно это знать», — пыталась она убедить себя. Ей не надо, чтобы он учил ее ухаживать за лошадьми, это она умеет с детства.

Все всегда говорили, что она великолепно играет на фортепьяно. И что преступно зарывать такой талант в землю. Профессия пианиста гораздо престижнее ковбойской работы.

Анна налила себе чашку кофе и уселась за стол. Да, она убедила себя в том, что надо заниматься искусством, а не лошадьми. Подавила в себе детские мечты и занялась тем, чего от нее хотели. И вот спустя несколько лет оказалась перед осуществлением своей детской мечты. Пусть даже это продлится всего один месяц.

А может быть, родители специально подстроили все это, чтобы дать ей шанс определиться с карьерой пианистки? Ну что ж, она решит здесь, что ей делать с собственной жизнью. Вполне возможно, музыка действительно окажется ее настоящим призванием. Но сначала надо бы разобраться с этим управляющим. Она завоюет его уважение, даже если ей это будет стоить жизни!

Холодный вечерний ветер развевал рыжие кудри Анны. Она наслаждалась прогулкой верхом на прекрасном скакуне и даже не сразу заметила мужской силуэт на вершине холма. Анна с силой натянула поводья, и конь, фыркнув и загарцевав на месте, остановился, явно недовольный тем, что его бег так неожиданно прервали. Анна увидела, что Мигель стремительно спускается с холма, и поскакала ему навстречу.

— Ты сегодня рано освободился, — сказала Анна. — Как дела на пастбище?

— На пастбище все в полном порядке, а я спешил к тебе, и, видно, не зря. Ты что, пытаешься покончить жизнь самоубийством?

Анне показалось, что в следующий момент он протянет руку и скинет ее с лошади. Ее бы это даже не удивило.

— Я не самоубийца, — холодно ответила она. Потом спрыгнула с лошади и повела ее под уздцы к конюшне.

Мигель тихо выругался и последовал за ней.

— Ну скажи, зачем ты села на этого коня? Это самый лучший скакун Хло.

— Я знаю. Он просто чудесный. Мигель увидел, что она широко улыбается.

Подумать только, улыбается из-за лошади! Нет, он никогда не поймет эту женщину.

— Чудесный, — проворчал он. — Если бы он сбросил тебя на такой скорости, ты бы сразу сломала себе шею.

Анна рассмеялась, а он еще больше нахмурился.

— Я не падала с лошади с тех пор, как мне исполнилось шесть лет, — успокоила она его. — И то это произошло потому, что Адам ударил моего пони.

— Этот скакун — совсем не пони, — Мигель кивнул в сторону разгоряченного жеребца. — Мне вообще не хотелось бы видеть тебя ни на одной из скаковых лошадей.

Анна молчала до самой конюшни.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что не имеешь никакого права приказывать мне, — сказала она наконец.

Мигель от ярости стиснул челюсти.

— А ты думаешь, что я буду стоять и спокойно наблюдать, как ты подвергаешь свою жизнь опасности? Если ты действительно так считаешь, то ты еще глупее, чем я думал!

В Анне тоже поднялся глухой, темный гнев. Она едва сдерживалась, чтобы не влепить ему пощечину. Спасла только многолетняя привычка контролировать свои эмоции.

— Видимо, вы слишком крепко спали, мистер Чейз, иначе помнили бы, что Хло оставила меня отвечать за лошадей.

— Я прекрасно помню это, — ответил он. — Но это не значит, что ты можешь делать все что хочешь.

— Нет, а кто, по-твоему, должен был выгулять жеребца? Эти два ковбоя, которых ты прислал мне в помощь? — Она рассмеялась. — В них обоих весу восемьдесят килограммов. Ни один из них никогда не участвовал в скачках, и они до смерти боятся упасть с лошади. Представить даже не могу, что им можно доверить хотя бы вымыть лошадей!

— Для скачки мы можем нанять людей из специальной фирмы.

— Совершенно нет необходимости в этом, пока я здесь. Моя мать мне это поручила. И я ни за что не хочу ее разочаровать.

Сердитое выражение на лице Мигеля сменилось на недоверчивое.

— Твоя мать знала, что ты собираешься скакать? Я в это не верю!

У Анны от гнева затрепетали ноздри.

— Она дала мне инструкции по каждой из лошадей. А теперь, раз мы все выяснили, может быть, ты позволишь мне продолжить работу?

Анна сделала попытку пройти мимо Мигеля, но он схватил ее за руку. Она возмущенно вскинула на него глаза, но тут же опустила их.

— Я тебе не верю! Хло никогда не позволила бы тебе так рисковать.

Она нашла силы взглянуть ему в глаза.

— А ты думаешь, мать сама не рискует жизнью, когда пускает лошадь галопом?

— Нет. Твоя мать привыкла к скачкам. Она прекрасно знает каждую лошадь в конюшне. А ты…

— …только и знаешь, что играть на фортепьяно, — продолжила она за него с насмешливой улыбкой. — Так вот, я умею гораздо больше, чем ты думаешь.

Ее самоуверенность так подействовала на Мигеля, что он непроизвольно дернул ее за руку, и она буквально упала на него.

— Здесь на ранчо управляющий я, мисс Анна Сандерс. Не ты! И именно мне придется отвечать перед твоими родителями, если ты попадешь в больницу со сломанной шеей!

Анна посмотрела в его зелено-карие глаза, на насмешливо изогнутые губы и удивилась, как это она вчера, когда он бережно бинтовал ее руки, решила, что он сочувствует ей. Как можно ошибаться в людях!

— А я-то думала, что ты беспокоишься о моей шее, а не о своей собственной.

— Ты права, я давно уже понял, что собой представляют девушки из богатых семейств. Вы думаете только о собственном удовольствии, а на других вам совершенно наплевать!

— У тебя нет никакого права и никакой причины говорить со мной подобным образом!

Внезапно взгляд Мигеля упал на ее губы, и он сразу забыл, о чем они спорят, где находятся.

— Да, у меня нет совершенно никакого права делать это, — шепотом повторил он за ней.

Затем внезапно наклонился и ощутил губами мягкую податливость ее губ.

Совершенно не ожидавшая поцелуя после всех тех оскорблений, которые она от него услышала, Анна протестующе застонала и сделала попытку вырваться, но он держал ее крепко. Она уперлась обеими руками в его грудь, и тут же боль пронзила ее поврежденные ладони. Она непроизвольно вскрикнула. Ее голос пробился до Мигеля, отключившегося от действительности. Он оторвался от нее, но все еще удерживал рукой ее подбородок, внимательно вглядываясь в раскрасневшееся лицо.

— Не знаю, как ты действуешь на меня, Анна, но, так или иначе, это к хорошему не приведет.

Несмотря на все то, что он сказал ей, Анна чувствовала, что не может противиться прикосновению его рук, и те горькие слова, \ которые он произнес, были для нее почему-то слаще всего на свете.

— Почему ни к чему хорошему не приведет? — спросила она шепотом. Ее прежний гнев сменился испугом. — Тебе что, чуждо все человеческое?

— Нет. Потому что мне не нравится, когда мне напоминают…

Мигель внезапно замолчал. Анна с глубоким разочарованием увидела, как он снова замкнулся в себе. Она, как и он, не могла понять, почему в какой-то момент у нее чесались руки дать ему пощечину, но тут же хотелось заняться с ним любовью. Она должна была это понять. Ее нестерпимо тянуло узнать, что кроется в его затуманенных глубоких глазах.

— О ней? — тихо спросила Анна.

Он смотрел на нее непонимающим взглядом, потом медленно покачал головой, когда наконец понял, что она имеет в виду его бывшую жену.

— Нет. Не о ней. О моей собственной глупости.

С этими словами он выпустил ее из своих объятий. Анна, не пошевельнувшись, смотрела, как он уходил.

— Мигель?

Он остановился, потом, обернувшись, посмотрел на нее.

— Мне очень жаль, что ты не хочешь, чтобы я скакала на лошадях. Мне очень жаль, что ты вообще не хочешь, чтобы я жила на ранчо. Но я здесь и собираюсь делать то, что должна делать. И ты будешь доверять мне.

Доверять ей. Может быть, со временем он поверит в нее. Но это будет касаться только лошадей и ранчо. Одно ясно: он никогда не доверит ей свое сердце.

— Посмотрим, Анна.

Он повернулся и пошел. Анна еле удержалась, чтобы не побежать вслед за ним. Нет, надо продолжать вести себя как прежде, спрятать все свои желания глубоко в сердце.

От этой мысли ей стало так горько, как не было никогда в жизни, и непрошеные слезы покатились из глаз.

— Мне совершенно все равно, как вы будете это делать, но, если мисс Сандерс что-то велит вам, вы это сделаете! Я не хочу слышать от нее, что вы боитесь выполнять свою работу!

— Но, мистер Чейз, — прервал его один из молодых ребят, — нас наняли сюда ковбоями. Мы понятия не имеем о скачках.

Глаза Мигеля загорелись опасным огнем.

— Если вы не в состоянии повторить то, что показывает вам мисс Сандерс, то можете убираться отсюда. Я найду таких, кто это сумеет.

Два парня стояли, переминаясь с ноги на ногу, бормоча, что сделают все, что в их силах. За спиной Мигеля раздалось покашливание.

— Тебе не кажется, что ты с ними чересчур строг? — услышал Мигель мужской голос, когда ковбои отошли на достаточное расстояние.

Мигель обернулся и увидел своего старого друга Роя Парди, шерифа графства Линкольн. Настроение Мигеля тут же поднялось, и он с улыбкой протянул другу руку.

— Я буду с ними еще строже, если они не выполнят моих требований. Сосунки мне здесь не нужны.

— А в чем, собственно, дело? Хло понадобились еще конюхи для скаковых лошадей?

Мигель покачал головой.

— Ты разве не знаешь? Она с мужем проводит сейчас второй медовый месяц.

На лице Роя появилось удивленное выражение.

— Вот это новость! Я думал, что они поехали навестить Адама, который сломал ногу и лежит в больнице.

— Так и было. Но ему уже лучше, и они решили попутешествовать по Южной Америке. Примерно месяц.

Рой задумчиво потер подбородок.

— А как Анна? Мне казалось, что она приехала сюда в отпуск. Именно поэтому, кстати говоря, я и заехал. Повидаться с ней.

— До вчерашнего дня Анна ухаживала за лошадьми своей матери. По мне, так лучше бы она этого не делала.

Рой озадаченно взглянул на него, потом рассмеялся.

— А в чем дело? Анне удалось покорить твое сердце?

Мигель нахмурился.

— Покорить мое сердце? Что ты имеешь в виду?

— Последний раз, когда я ее видел, моя племянница была прехорошенькой.

Мигель неприязненно посмотрел на него.

— Я достаточно повидал хорошеньких женщин на своем веку.

— Да, повидал. Но давно. А теперь, наверное, вообще никаких не видишь. А уж таких, как Анна, и подавно.

Мигель махнул рукой в сторону конюшни:

— Наверное, она там.

Понимая, что приятель хочет положить конец беседе, Рой схватил его за плечо.

— Хорошо. Пойдем со мной, я хочу поздороваться с ней.

— У меня дела.

— У тебя всегда дела. Они могут подождать.

Кому-нибудь другому Мигель тотчас бы объяснил, куда ему катиться. Но с Роем он дружил уже много лет. Он уважал его и дорожил их дружбой. И не хотел обижать его из-за Анны.

Они застали ее убирающей стойла. Как только она заметила Роя, ее лицо осветила радостная улыбка. Она подбежала к нему и бросилась в объятия.

— Дядя Рой! Как чудесно, что ты заехал. — Она поцеловала его в щеку, потом еще раз, заставив шерифа рассмеяться.

— Вот это мне по душе! — воскликнул он, похлопав по ее спине огромной ручищей.

Анна прижалась щекой к его широкой груди, потом откинулась назад, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Как поживает мой любимый техасский рейнджер?

Рой с улыбкой повернулся к Мигелю.

— Ну как тебе это нравится? Целует меня, а расспрашивает о моем сыне!

— Чарли — мой любимый кузен, — оправдываясь, объяснила Анна. — И я не видела его со дня их свадьбы с Вайолет.

— У Чарли все хорошо. Но все-таки будет лучше, если остальные кузены не будут знать, что он у тебя самый любимый. А тебе известно, что Вайолет ждет ребенка?

Анна кивнула. В нескольких шагах от нее стоял Мигель, совершенно загипнотизированный блеском ее глаз и широкой улыбкой. Это была совершенно другая женщина, чем та, которую он знал. Эта Анна жаждала любви и счастья в семье.

— Да, мама сообщила мне радостную новость. Я так счастлива за них! А когда они возвращаются домой? Мне бы хотелось повидать их, пока я здесь.

— Наверное, в конце июня, — ответил Рой. — Ты еще будешь здесь?

До конца июня было еще семь недель. Анна же планировала пробыть на ранчо недель шесть, одна из которых уже прошла.

Не смея взглянуть на Мигеля, она сказала:

— Еще не знаю, дядя Рой. Я не в курсе, какой у меня будет график концертов. Но постараюсь. — Она взяла Роя под руку. — Пойдем, я приготовлю тебе кофе.

— Вообще-то я еду домой, но думаю, что Джастин подождет еще пару минут. Кроме того, я заметил, что она огорчается гораздо больше, когда я приезжаю домой раньше. — Он взглянул на Мигеля. — Пойдем попьем с нами кофе, Мигель. Расскажешь, как идут дела.

Мигель перевел взгляд с Роя на Анну и вновь увидел на ее лице отчужденность. Он почувствовал укол разочарования. Ему не хотелось видеть ее такой холодной, она была так прекрасна, когда разговаривала с дядей…

— У меня куча дел… — начал он.

— Не надо о делах, — прервал его Рой. — На ранчо всегда куча дел. Уверен, что Анна угостит нас отличным кофе. А если нам ее кофе не понравится, я знаю, где Виатт хранит свое бренди.

— Дядя Рой! — Анна деланно возмутилась. — Ты же знаешь, что я варю замечательный кофе. А пить шерифам вообще запрещено.

Рассмеявшись, Рой взял племянницу за локоть и вывел из конюшни, сделав знак Мигелю следовать за ними.

Примерно через час Рой распрощался и поехал домой. Обычно Мигелю всегда очень нравилось, когда приезжал его старый друг. Но в этот вечер из-за присутствия Анны ему никак не удавалось расслабиться. Чем больше он старался не замечать ее, тем меньше ему удавалось отвести от нее взгляд и забыть их поцелуй на конюшне.

Нельзя было вообще дотрагиваться до нее. Но он совершенно потерял голову, когда увидел ее верхом на лошади. Воспоминания о том, как Чарлин игнорировала его чувства, с новой силой нахлынули на него и наполнили яростью. Анна, конечно, не Чарлин, но в глазах Мигеля все равно была из того же теста.

— Мигель, ты слышишь меня?

Он поднял глаза и увидел, что Анна обращается к нему из другого конца кухни.

— Ты что-то сказала? — спросил он, пытаясь стряхнуть с себя ненужные воспоминания.

— Я спросила, не хочешь ли ты есть. Может быть, останешься и поешь как следует?

Схватив шляпу, он вскочил со стула.

— Нет. У меня еще много дел. Увидимся… утром.

Анна смотрела, как он скрывается в дверях, даже не обернувшись. Так ты же хотела именно этого, убеждала она себя. Тем не менее тут же подбежала к окну и глядела ему вслед, пока он совсем не скрылся из вида.

На ужин Мигель поджарил себе бифштекс, но половину оставил на тарелке. Он налил себе еще вина, не помня, чтобы когда-либо ощущал подобное беспокойство.

Он всегда был самодостаточным человеком и не нуждался в компании. Ему хватало телевизора, чтобы наслаждаться вечерним отдыхом после работы.

Но сегодня вечером мысли об Анне преследовали его, не давая думать о чем-нибудь еще. Его тянуло к ней. И Мигель ничего не мог с собой поделать. Он возбуждался даже от одного взгляда на нее. Хотя ему, как никому другому, известно, что значит желать такую женщину, как Анна. Но сегодня вечером он подумал, что явно нуждается в напоминании.

Он поставил пустой стакан на кофейный столик и пошел в спальню. Там открыл ящик письменного стола, достал из него объемистый конверт.

Фотографии были разных размеров. Некоторые четкие, на других изображение было расплывчатым, многие из снимков уже пожелтели от времени. Он медленно просмотрел их, с каждым у него были связаны дорогие воспоминания. За исключением одной, где была запечатлена пышная свадебная церемония, на которой настояла Чарлин. Мигель хотел венчаться в старой баптистской церкви, в которой когда-то его крестили. Но это было бы оскорблением для Чарлин и ее богатых родственников. Поэтому свадьба состоялась в особняке Грантов и на ней присутствовало неимоверное число гостей, которых он совершенно не знал.

С гримасой отвращения он отложил фотографию в сторону. Надо было отдать ее вместе с другими, которые Чарлин забрала при разводе. Застывшие изображения все равно больше ничего не говорили его сердцу.

Но фотографии родителей и сестры он хранил бережно. А больше других — фотографии сына Карлоса. Конечно, большинство из них были сделаны в его младенческую пору, до развода. И только на нескольких сын был сфотографирован в школьные годы, вплоть до шестого класса. Самые дорогие для него — первые снимки. В тот период он видел своего сына, тискал его и нянчил. Но все это в далеком прошлом.

Фотографии Карлоса-подростка напомнили ему, почему он не может позволить себе полюбить Анну Сандерс.

Анна думала, что проголодалась, но, съев половину ужина, отложила вилку. С чашкой кофе она пошла в гостиную. В доме царила полная тишина, которой Анна не помнила уже очень давно.

Она добрела до пианино и села перед ним на стул.

Глядя на закрытую крышку инструмента, она удивилась, почему ее совершенно не тянет играть. Вдруг за ее спиной раздался мужской голос. Она испуганно обернулась.

— Мигель!

— Извини, что испугал, — сказал он, входя в комнату. — Я постучал в кухонную дверь, но тебя там не было.

— Что-нибудь случилось? — спросила она.

С Мигелем действительно что-то произошло. Он не мог есть, спать или вообще что-то делать, не думая об Анне. А сегодня вечером не мог оставаться один в доме, непреодолимая сила влекла его на ранчо, к ней.

— Ничего не случилось. Я подумал, что тебе может понадобиться моя помощь в перевязке рук.

Он понимал, что это неудачное объяснение, но, слава богу, Анна, казалось, не придала этому значения.

Она не отводила от него взгляда, пока он приближался к ней.

— Странно, что ты вспомнил о моих руках. Ведь совсем недавно я так разозлила тебя.

Мигель заметил, что она сменила грязную рабочую одежду на тонкую юбку и майку-топ. Длинные волосы были завязаны в роскошный узел на затылке. Выбившиеся огненно-рыжие завитки рассыпались по тонкой шее. Когда Мигель подошел к ней вплотную, он не смог удержаться, чтобы не запустить в них пальцы.

— Да, я разозлился, — признал он глухим от волнения голосом, — но это не значит, что нужно оставить твои руки неперевязанными.

Хотя они уже несколько раз целовались, Анна не помнила, чтобы его прикосновения были такими нежными, такими интимными. Его пальцы, перебирающие ее волосы, заставили затрепетать все ее тело.

— Я… перебинтовала их после душа, — затаив дыхание, едва выговорила она.

Он опустился на колени рядом с ней, уловил тонкий запах гардении и заметил легкое трепетание губ.

— На самом деле я вспомнил о бинтах, когда уже очутился здесь, — признался он. Потом взял ее руку и посмотрел на раскрытую ладонь. — Вообще-то я пришел, чтобы сказать тебе, что был не совсем прав, когда так разозлился, увидев тебя на лошади. И совсем не прав, когда сказал, что управлять лошадьми не твое дело.

Никогда, даже в самых смелых своих мечтах, Анна не могла предполагать, что услышит извинения от Мигеля. Да еще такие искренние. Она не могла придумать, что сказать ему в ответ.

— Я действительно никогда не участвовала в скачках, — призналась она в свою очередь. — И прекрасно понимаю, какую ответственность ты несешь как управляющий на этом ранчо.

Он улыбнулся ей в ответ, и она поразилась, до какой степени ей приятна его улыбка.

— Когда вернулся домой, я подумал: да, она умеет не только играть на фортепьяно. — Внезапно его лицо стало печальным. — И все равно скакать на жеребце опасно. Надеюсь, ты понимаешь, насколько это опасно.

Она внимательно посмотрела на него и вдруг поняла, что он заботится вовсе не о своей работе, а о ее безопасности. От этой мысли сладко заныло сердце. Он предстал теперь совершенно в ином свете.

— Поверь, Мигель, я прекрасно знаю, где кроется опасность. У меня есть приятель, который прикован к инвалидной коляске из-за падения на трассе. Я не отношусь легкомысленно к скачкам. Но на ближайшие несколько недель это моя работа, и я намереваюсь выполнить ее лучшим образом и по возможности безопасно.

Она думала, что он должен удовлетвориться этим ответом. Ведь Мигель не муж ее и не любовник. А даже если бы и был, то Анна не из тех женщин, которые подчиняются требованиям мужчин.

Мигель восхищался ее независимостью, но вместе с тем негодовал из-за ее безрассудства. Еще не забылось, как тяжко ему приходилось, когда он сталкивался с независимостью Чарлин. В конце концов до него дошло, что она никогда не нуждалась в нем.

— Тогда я попытаюсь держать рот на замке, — сказал он.

Анна перевела взгляд на его губы и почувствовала, как у нее моментально перехватило дыхание. Из всех мужчин, которых она знала, только он один мог заставить ее мгновенно забыть обо всем. О здравом смысле, о морали, о ее клятве никогда не впускать мужчин в свое сердце.

— Может быть, стоит написать это на бумаге? — предложила она с улыбкой.

Он тоже улыбнулся в ответ, но потом, к большому ее разочарованию, перевел взгляд на закрытую крышку пианино и спросил:

— У тебя слишком болят руки, чтобы сыграть мне что-нибудь?

Она посмотрела на забинтованные руки, потом на пианино.

— Я… даже не знаю. Не пробовала.

Она скорее почувствовала, чем увидела, что он снова смотрит на нее.

— А почему нет? Я слышал, музыканты играют даже во время отпуска, чтобы не терять навыка.

— Это так. Но мне что-то не хочется играть.

Ее слова удивили Мигеля. Он думал, что игра на фортепьяно — самое большое увлечение ее жизни. Что она хотела сказать?

— А что ты вообще играешь? Классику?

— Иногда и классику. Вообще я играю все. Джаз, кантри, вестерны, мелодии Бродвея. Но больше всего мне нравится Гленн Миллер.

— Может быть, все-таки попробуешь что-нибудь сыграть?

У нее на мгновение остановилось сердце. Почему-то вдруг возникло ощущение, что он попросил ее заняться с ним любовью.

— Я не… — она не могла говорить, только покачала головой.

— Поверь, я не буду обращать внимания на ошибки. Сыграй то, что хочешь сама. Что-нибудь лирическое. — «Как ты сама», — хотел добавить Мигель.

Он заметил нерешительность на ее лице и не стал больше ничего говорить, просто терпеливо ждал, пока она решит сама. Наконец она открыла крышку и пробежала пальцами по клавишам.

— Родители купили это пианино, когда мне было всего пять лет. Оно было старое и дешевое, но я его полюбила. Позже, когда я уже научилась прилично играть, отец предложил купить мне другой инструмент, но я отказалась, уж очень привыкла к этому.

Мигель никогда не думал, что она такая чувствительная. Он вообще не догадывался о многих чертах ее характера. О господи, как же ему хотелось узнать их!

— Но если у тебя болят руки, то не играй, — сказал он.

Анна посмотрела на него и поняла, что играть для него доставит ей огромную радость. Ей показалось, что она вообще училась играть и совершенствовала свою игру все эти годы только для того, чтобы доставить этому мужчине удовольствие. Она начала играть любовную мелодию. Руки были немного напряжены, но об этом знала только она, и комнату заполнили волшебные звуки.

Когда Анна уже кончила играть, Мигель вдруг пропел несколько слов из только что отзвучавшей песни. Анна удивленно посмотрела на него.

— Ты знаешь эту песню?

— Да, это «Ночь и день». Ее написал Коул Портер в сороковые годы, не так ли?

Она была поражена, на щеках появился румянец.

— Я не думала, что ты это знаешь.

— На самом деле я плохо знаю композиторов и поэтов. Но иногда люблю смотреть старые фильмы. Там много хороших песен. — Он протянул руку и погладил ее раскрасневшуюся щеку. — Я догадался, что эта песня о любви, и поэтому ты покраснела, да?

Она не поднимала глаз от клавиш, чувствуя, как колотится сердце.

— Ты попросил сыграть что-нибудь, что мне самой нравится. Я так и сделала. Просто не думала, что ты знаешь слова. Или… что можешь придать им какое-то значение.

Мигель почувствовал, что она пытается отстраниться от него, а тепло, которое он ощущал всего несколько мгновений назад, сменилось холодным безразличием. Он подумал, что такой резкой переменой она хочет показать ему, что никогда ее песня любви не будет предназначена для такого человека, как он.

От этой мысли у него защемило сердце, он поднялся.

— Не беспокойся, Анна. Я никогда не сделаю подобной ошибки.

И ушел. Она старалась держать себя в руках, но вдруг слезы ручьем полились из глаз.

Она поняла, что влюбилась в Мигеля Чейза. В мужчину, который разобьет ее сердце.