Вот не так я собиралась встретить Новый год! Совершенно не так.
Я вздохнула и обвела взглядом тюремную камеру размером три на три шага. Глухие каменные стены без единого окошка, дверь из прочных досок с небольшой зарешёченной дырой, крохотный шар магического светильника под потолком слабо освещает обнаруженное вокруг безобразие. Впрочем, как раз это – дело поправимое. Свет сейчас наладим. Надо ж видеть, как сбегать.
Откуда бы магии черпануть? Свои резервы тратить рановато… Хм. Вот кирпич надколотый, пока должно хватить.
Глаза закрываю, тянусь мысленно к кирпичу – поправляю нарушенные контуры, восстанавливаю границы, вытягиваю на себя энергию тлена и распада… воздух привычно гудит и нагревается под кончиками пальцев… всё. Готово.
Открываю глаза. Рука тяжёлая и сама теперь весит как булыжник, да ещё болит до самой кости – зато кирпич идеально ровный, гладенький, как новый. Соседние кирпичи обзавидуются. Ну да и до них очередь дойдёт такими темпами. Привычно игнорирую боль, и она медленно рассасывается, уходит на глубину. В ладони горит комочек света – вышвыриваю его к потолку, матовый шар светильника радостно вспыхивает… мда. Попеременно золотым, розовым, лиловым, зелёным и обратно! Перестаралась. Такие огонёчки бы, да на ёлочку!
А ведь я себе присмотрела уже симпатичную пушистую красавицу в лесу. Ну и что, что Новолетие собиралась отмечать одна, с котом и в сугробе – зато на свободе! А в этой противной мрачной камере, где из всей обстановки только один-единственный стул, мои чудесные огонёчки смотрятся до жути чужеродно. И не скрашивают они весь ужас происходящего.
Потому что сегодня меня поймали. Поймали последнюю живую ведьму Тормунгальдского леса. Да ещё на такую примитивную ловушку, что вспомнить стыдно. А всё мой дурацкий характер! Не смогла пройти мимо, вот и поплатилась. Говорила мне тётя – доброта доведёт до беды. Нельзя ведьме быть доброй! Опасно для жизни. Хотя…
Вот кто-кто, а тётушка Малена добротой не страдала точно. И это ей не очень-то помогло, скорее наоборот. Так что может, у меня ещё есть шанс! Надо просто убедить старушку Инквизицию, что меня схватили по ошибке, и я никому ничего плохого не сделала. Новый год всё-таки, должно же у людей хорошее настроение быть, добродушное, размягчённое…
За дверью послышались шаркающие, грузные шаги. Я прислушалась и похолодела. А надо было догадаться, что тот разговор мне даром не пройдёт – и не просто так кому-то понадобилось ставить на меня магическую ловушку.
Звякнули ключи в двери. Я отскочила подальше, к противоположной стене, вжалась в кирпичную кладку.
Дверь с противным скрипом распахнулась, и в камеру вошли двое. Сразу стало тесно. Моя слабенькая надежда на спасение чахла с каждой секундой.
Первого я знала. Местный бургомистр, месье Люпен – полный и очень болезненный мужчина средних лет с постоянно красным носом и бегающими крысиными глазками.
- Так-так, кто тут у нас! Эби, моя прелесть! – его широкое лицо стало ещё шире от улыбки, сверкнул золотой зуб. Я скривилась.
- Для вас – Абигель.
Осторожно завела правую руку за спину и принялась лихорадочно соображать, что б такого наколдовать, чтобы быстро смыться, пока дверь снова не заперли. Ах, как жаль, что моё колдовство – такое медленное! Не далась мне наука ни матушки покойной, ни тётки. Свои заклинания я изобретала сама, тогда как у них был арсенал, накопленный веками, отработанный и отшлифованный до идеала поколениями ведьм. Понятно, кто в проигрыше? Глупая, упрямая я, разумеется. Вот теперь поплачусь, пятой точкой чую…
Пятая точка, как всегда, не обманула. Потому что Люпен отодвинул свои обширные телеса, украшенные толстенной бургомистерской цепью поверх алого бархата, и из-за его спины показалась низенькая тщедушная фигурка, сплошь затянутая в чёрное.
Ох. Впервые вижу Инквизитора так близко! Этот старичок с орлиным носом и острым взглядом не может быть никем иным. Только Инквизиторы презирают все другие цвета. Инквизиторы – и тёмные ведьмы. Все остальные жители Королевства стараются разрядиться в пух и прах как можно ярче, хоть даже на последние деньги. Только чтоб их не перепутали ни с теми, ни с другими. Вот только я тоже неправильная – и на мне ярких цветов тоже нету.
- Вы уверены, что это ведьма? – прокаркал старикашка и оглядел меня скептически.
- Самая что ни на есть всамделишная! – кивнул Люпен, и его глазки радостно заблестели. Ох и не понравился мне их блеск…
- Но она вся в белом! Никогда не видел ведьмы в белом платье, а тем более блондинки, - продолжил сомневаться Инквизитор. Я ухватилась за соломинку.
- Почтенный господин, понятия не имею, о чём он талдычит! Я бедная девушка, гуляла по лесу, никого не трогала…
Старик властно вскинул ладонь, и я поперхнулась речью. Из моего горла не вырывалось больше ни звука. Я схватилась обеими руками за шею.
- Молчать! Говорить будешь, когда спросят. Итак, старина Люпен, допустим, ты прав. Очень уж бойкая она для простолюдинки, и в глазах ни страху, ни почтения.
Инквизитор смерил меня мёртвым взглядом прозрачно-голубых, почти белых глаз – таким на рынке корову оценивают, ну или лошадь. Словно я была не человек. По спине поползли холодные мурашки страха. Пожалуй, впервые мелькнула мысль, что из этой передряги я могу не выбраться. И никакой оптимизм не спасёт, и никакая вера в новогоднее чудо.
- А впрочем, мне всё равно, кто она, - неожиданно проскрипел старик, уже более снисходительно. - Сегодня всё равно последний день моей работы. С нового года на пенсию выхожу. А пенсии у нас не то, чтобы большие…
Увесистый мешочек торопливо перешёл из рук в руки, тяжело звякнув. Старикан довольно крякнул, похлопав себя по карману. А потом взмахнул рукой, и с его сухой морщинистой ладони, напоминающей птичью лапку, сорвалась синяя сверкающая цепь. Метнулась ко мне, немедленно обвилась вокруг моих запястий, захлестнула и притянула их к стене по обе стороны от тела. Я дёрнулась, но не могла сделать и шагу. Словно букашка, которую пришпилили булавкой в рамочку.
Я тут же мысленно дала себе по голове. Не время быть доверчивой дурочкой! Доверчивые и глупые ведьмы долго не живут. Нафантазировала себе невесть чего об этом… синеглазом. Разве я много знаю об Инквизиторах, чтоб ни с того, ни с сего проникаться доверием? После встреч с ними не так много остаётся тех, кто может что-то рассказать. Вот и до меня долетали только слухи, хотя если судить по ним… мягко говоря, оптимизма не прибавляется. Потому что Инквизиторы – цепные псы Короны, и всё их существование подчинено одной-единственной цели. Изловить каждую ведьму в Королевстве до последней. Собственно, с этим они до сих пор справлялись вполне успешно. Нас практически не осталось на воле.
Поэтому то, что моё глупое сердце так несётся вскачь сейчас, можно вполне списать на тревогу, но никак не на что-то ещё. Нечего проникаться симпатией ко всяким там… пусть даже вполне симпатичным.
И вообще, вот это дружелюбно-показное спокойствие и даже сдержанная улыбка Инквизитора – скорее всего отработанная тактика, чтобы усыплять бдительность доверчивых ведьм. Вон глазищи-то синие как внимательно следят за выражением моего лица!
На кону сейчас слишком многое. Я ни в коем случае не должна позволить ему себя обмануть, не могу раскрыться. Время быть хитрой, изворотливой обманщицей и…
- Зовут тебя как?
- Абигель. Можно Эби.
- Возраст?
- Восемнадцать.
Это я от неожиданности разоткровенничалась. И голос очень уж хорош. При других обстоятельствах болтала бы и болтала. Вообще интересно, как бы вёл себя Инквизитор со мной – если бы они были у нас, эти другие обстоятельства. До ужаса обидно ощущать себя… работой. Так что вот сейчас соберусь и тоже стану отвечать на вопросы предельно безразлично. Ну, или вообще не стану отвечать, потому что…
- Давно ты здесь?
- Полчасика где-то.
- Портал?
- Угу.
- Где поймали?
- В Тормунгальдском лесу.
Мне совершенно не понравилось, как сощурились глаза Инквизитора и похолодел взгляд. Он сидел совершенно неподвижно, а спокойная маска на лице, профессионально надетая, не давала читать мысли по мимике. Но вот оттенки взгляда у него скрыть не получилось. Их я читала. Так что зря я про лес, ох зря!
- Только ничего не «поймали». Я по ошибке в чужую ловушку угодила. Если хотите знать, я просто шла себе…
- А что же ты делала в Тормунгальдском лесу… Эби?
Он произнёс моё имя так, будто пробовал его на вкус. Я совершенно смутилась и позабыла, что должна отвечать. И хорошо бы вот теперь уже начать следовать своему плану «быть-хитрой-и-изворотливой», а то пока получалось как-то не очень.
- Гуляла.
- Зимой, в канун Нового года?
- Ёлочку хотела срубить.
- В твоей семье нет мужчин, которые должны были позаботиться об этом заранее?
- В моей семье нет мужчин.
Тёмная бровь Инквизитора слегка приподнялась, намекая, что он ждёт продолжения. Я рассержено отвела взгляд.
- В моей семье никого больше нет. Я сирота. Так что за ёлочкой одна ходила.
Прозвучало слишком жалобно – так, будто я напрашиваюсь, чтоб меня пожалели. Это не специально, меня и правда кольнуло болью – до сих пор не зажило.
Хотя сказала не совсем правду – в лесу я была не одна, а с Угольком. Да и вообще, ходить не пришлось - жила я прямо там. Буду надеяться, кот не выдаст, что мы знакомы – пусть себе дальше сидит под стулом у Инквизитора и моську намывает. А то ещё привлекут животинку в качестве свидетеля. Кто их знает, этих Инквизиторов – может, они из котов тоже воспоминания доставать умеют. Пока-то у меня вроде получается всё складно, а главное, почти без вранья. Говорят, Инквизиторы ложь за версту чуют, и их практически невозможно обмануть и сбить со следа, когда они намерены добиться истины.
Я помолчала, дожидаясь следующего вопроса. Повертела так и эдак запястьями, разгоняя кровь. Синяя цепь противного старикашки, которая притягивала меня к стене, начинала давить.
А потом я почувствовала лёгкое дуновение магии и давление ослабло – хоть и не до конца, руку не просунуть. Освобождать меня явно никто не собирался. Но стало намного лучше.
- Спасибо, - буркнула я, заметив, что это синеглазый сделал скупой жест, на который среагировала цепь.
Инквизитор не ответил, и я снова рискнула посмотреть ему в лицо… чтобы увидеть, что он пристально и вдумчиво рассматривает меня. Сверху вниз, снизу вверх и обратно. От кончиков светлых волос, разметавшихся по плечам, до босых ног, пальцы которых выглядывают из-под длинного белого платья. И я подозрительно не поджимаю их на каменном полу. Хотя должна бы.
Взгляд синих глаз тщательно вычерчивает маршрут осмотра, не пропуская ни единой чёрточки в моём облике. Я поняла, кого напоминает мне этот мужчина в своей неподвижности – хищника в засаде. А дичь сегодня я. Одно неверное слово, жест, взгляд – и всё. Правда, с таким внимательным Инквизитором, может, и говорить ничего не придётся. Внешний вид-то свой не спрячу. И вид этот внешний, судя по всему, Инквизитора оч-чень даже заинтересовал. Да так, что он даже вопросы задавать забыл.
- Может, потому что я не ведьма? – делаю робкую попытку улыбнуться. Лицо Инквизитора по-прежнему бесстрастно, линию твёрдых губ не изгибает даже слабое подобие ответной улыбки.
- Или потому, что по какой-то странной причине твоё платье не потемнело, хотя должно было, - хмурится он.
Есть только одна причина, по которой платье ведьмы могло остаться белоснежным. Но если я её озвучу, тем самым косвенно признаю, что я ведьма и мне прекрасно известны все особенности нашей магической одежды. Вдруг тем самым подпишу себе приговор? Нет, попробую обойтись без этого. Авось сам не догадается. Время, тянем время! Чем дольше потяну, тем больше вероятности, что придумаю способ выбраться из этой передряги и оставить Инквизитора с носом.
Я вижу, что он глубоко задумался и размышляет над загадкой, которая досталась ему в лице меня. Надо срочно сбить его с линии размышлений!
- А вы не представились, кстати! Вас-то как зовут?
- Тебе не за чем знать моё имя, - отозвался мужчина ровным голосом, по-прежнему изучая моё платье. Далось оно ему! Меня в жизни так не рассматривали. Чтоб аж до мурашек. Простые крестьяне стараются побыстрее отвести взгляд от ведьмы при встрече, чтобы не разозлить. Все знают, чем это чревато. Даже если обращаются к нам за помощью – всё равно боятся, инстинктивно отторгают и прячут глаза, словно мы не люди, а дикие звери какие-то. Я впервые встречаю того, кто меня не боится. Ну а что, логично – самый крупный хищник в лесу не станет опасаться всякую мелочь.
- Мне интересно! Скажете?
- Хм... интересно ей, надо же! Ну хорошо. Родерик Алантер. Добавил бы, что к твоим услугам, но это вряд ли, - усмехается аккуратно кончиком губ и ждёт моей реакции. Узнаю – не узнаю.
Ух ты, ничего себе! Естественно, я узнала. Доля секунды ушла на то, чтобы решить – как будет правдоподобнее для деревенской дурочки, и в конце концов я пришла к выводу, что даже деревенская дурочка должна слышать об одной из высших дворянских фамилий Королевства, которая по крови даже старше правящей династии. Лет десять назад, во время Большой Смуты, когда не оказалось наследников по прямой линии в королевской семье, род Алантеров и вовсе претендовал на то, чтобы посадить своего ставленника на престол, как утверждали слухи. В тот раз не удалось, но богатство и мощь древнего рода по-прежнему вызывают священный трепет. Из их гнезда выходили самые сильные Инквизиторы.
Интересно, а он женат? Жаль, кольца не видно – руки Инквизитора затянуты в плотные чёрные перчатки. А хотя мне-то какое дело!
- И чего вы только в нашей дыре забыли? – кисло поинтересовалась я. Надо же, Алантер! Плохи мои дела. – Неужели в таком затрапезном городишке Инквизиторам много платят…
- А я из любви к искусству, - вкрадчиво ответил синеглазый. – Эта «дыра» на углу Тормунгальдского леса – одно из последних мест в Королевстве, где ещё не перевелись ведьмы. Но мы, кажется, поменялись ролями… Эби. Ты и правда решила, что можешь допрашивать Инквизитора? Ты или слишком глупа, или слишком умна. Напомню свой вопрос. Так почему белое?
На этот раз сталь в голосе явно даёт понять, что Инквизитор не шутит. Кажется, у меня не осталось выбора – меня припёрли к стене во всех смыслах. Придётся ответить. Потому что козырь в рукаве я достану только в самом крайнем случае, и как могу постараюсь оттянуть этот момент. Ведь эта тайная магия – особая магия ведьм – слишком сложная и непредсказуемая штука, кто его знает, как подействует, и подействует ли вообще. Может, только разозлит Инквизитора до чёртиков, и тогда мне придётся совсем худо. А по правде сказать, я ни разу её не испытывала на ком-нибудь. Хотя, с этим синеглазым я могла бы отважится…
Перед моим внутренним взором вспыхивает картинка. Вот он встаёт с места, на лице больше нет высокомерной маски. Синие глаза смотрят тепло, лёд в них растаял, и я согреваюсь в этом тепле, как птица в ладонях. А моё сердце бьётся так же часто. Ближе, ближе… Инквизитор сражается с собой, но проигрывает этому притяжению. Рука на моей талии – непривычное чувство! Хочу его обнять тоже, но мешает проклятая цепь. И я привстаю на цыпочки – тянусь, тянусь, как цветок к солнцу, как дерево к небу, как…
Вздрагиваю, трясу головой, смахиваю наваждение. Это что было?! Это я что же, только что битый час… пялилась на губы Инквизитора и мечтала о поцелуях с ним?! Я совсем с ума сошла?! Не зря синеглазый смотрит так подозрительно!
Краснею до корней волос. Срочно надо отвести подозрения! Не то как я потом козырь буду доставать, если он заранее догадается, что я задумала?
Ой, а я что, и правда задумала?.. Стоп, стоп! Опять мысли не туда утекли.
Что там у меня оставалось из арсенала отвлечения внимания? Ага, ну да.
Правда. Моё… предпоследнее оружие. Загружу этому настырному Инквизитору мозг, пусть дальше голову ломает над загадочной мной.
Вскидываю голову, громко и чётко заявляю:
- Моё платье бело как снег, потому что я никогда в жизни никого не убивала!
Выдержке этого Инквизитора можно позавидовать. Даже бровью не повёл, зараза синеглазая! А я тут, между прочим, страшные тайны свои раскрываю.
- Не бывает ведьм, которые к твоему возрасту никого бы не убили!
- А вот и бывают! – запальчиво отвечаю я.
- То есть ты признаёшь, что ты ведьма? – немедленно подбирается Инквизитор, как собака, почуявшая след.
- Ничего я не признаю. Никакая я не ведьма. Просто у меня… одежда такая же, с такой же магией.
Так тебе! Буду путать, пока не запутаю окончательно.
Синеглазый прищуривается.
- Если девушка выглядит, как ведьма, одета, как ведьма, и колдует, как ведьма, - он снова бросает красноречивый взгляд на лампочку, - то она ведьма. А ведьмы должны быть наказаны за свои преступления. Ты не находишь мои рассуждения логичными?
- Нет, не нахожу! Потому что ваши рассуждения не учитывают возможность того, что существуют ведьмы без преступлений. Ведьмы… в белых платьях.
Опа, а Инквизитор, оказывается, умеет раздражаться! Кро-охотный такой огонёк раздражения мелькнул в синих глазах, но он там был! Я видела, видела! Кажется, его раздражает всё, что не вписывается в привычную схему. А я, очевидно, не вписываюсь. Возможно даже, я её ломаю своим существованием.
- Общеизвестно, Эби, что ведьмы тренируют дочерей сызмальства. Они не долго остаются невиновными. Их одежда быстро темнеет и чернеет, как и их души – с каждой новой жертвой. Не бывает ведьм без преступлений. Не бывает ведьм… в белых платьях.
Он осекается и хмурится. Я внутренне торжествую.
Что, съел?!
Вот же она я, прямо перед ним! Ошибка в логической цепи. Живое доказательство возможности невозможного. Потому что одно из двух – или бывают ведьмы в белых платьях, или я не ведьма. Он не может утверждать и то, и то одновременно, и не свихнуться при этом своим трезвым, рассудочным мужским мозгом.
Жаль, что эта магическая одежда так сильно нас связывает. Прикрывая тело, обнажает душу. Какое-то древнее заклятье, никто уже не помнит, кто его наложил – сами ли ведьмы, или первые Инквизиторы, чтоб проще было искать добычу. Да только с рождения и до смерти, что бы ни надела ведьма, оно превращается в платье – простая тонкая ткань, округлый вырез, длинные рукава, слегка расширенные у запястий, юбка в пол. Ни единого украшения, узора, никакой вышивки – лишь ровный цвет. Который так трудно сохранить незапятнанным за всю жизнь.
Одно хорошо – наши платья не пачкаются обычной грязью, не протираются до дыр, их не нужно стирать, они не промокают и в них никогда не холодно и не жарко. Должны же быть хоть какие-то преимущества, компенсирующие то, что при ярко-вызывающей многоцветной моде простонародья, наши платья прямо-таки кричат о том, кто мы есть. Налетай, Инквизиция, бери тёпленькими.
Так что ведьмы в белых платьях бывают!
Белое платье было на моей маме – и я помню момент, когда оно почернело, а слёзы капали на золотые монеты в её судорожно сжатых руках, которыми была оплачена чья-то смерть. Белое платье было на тёте Малене, с которой я жила после маминой смерти – до тех пор, пока она не уничтожила целую деревню, жители которой намеревались сдать нас Инквизиции.
Горло сводит спазмом. Ну вот, сейчас разревусь.
- Ведьмы в белых платьях бывают, Инквизитор. И знаешь… таких было бы намного, намного больше, если б их не травили и не гнали, как диких зверей.
Скрип стула. Синеглазый встаёт. К моему удивлению, покачнувшись и слегка поморщившись. Кажется, у него болит нога. Старая рана?..
Приближается ко мне и останавливается на расстоянии вытянутой руки. Мы смотрим друг на друга – одинаково настороженно, словно гадая, чего ожидать от противника и кто укусит первым.
- Я вижу только один способ разгадать загадку, которую ты загадала мне своим появлением, Эби.
- Это вообще-то вы появились! А я тут сидела и никого не трогала, - уточнила я для проформы, вжимаясь спиной поплотнее в стену. Глядя с опаской на то, как Инквизитор начинает аккуратно, привычными отточенными движениями стаскивать чёрную перчатку с правой руки. Хм… нету кольца.
- По большому счёту, это не важно – какого цвета на тебе платье. Если ты ведьма. Может, вы открыли новое заклинание, чтобы очищать их и сбивать нас со следа?
Мда. А такого хировымудренного умозаключения я от Инквизитора не ожидала. И как его опровергнуть?
- Я должен точно узнать, ведьма ты или нет. Поэтому, Эби, мне придётся посмотреть твои воспоминания.
Инквизитор сказал всё это с таким мрачным видом, как будто сам не рад, что придётся лезть мне в голову. Неужели Инквизиторы умеют жалеть? Никогда бы не подумала!
- Не надо, пожалуйста! – мой голос сам собой сошёл на шёпот. – Я слышала, это очень больно.
- Только если ты ведьма. Обычная женщина ничего не почувствует. Простое… прикосновение. Но ты же утверждаешь, что и есть обычная? – голос синеглазого бесстрастен. Лицо становится жёстким, как будто он внутренне собирается перед тем, что должен сделать.
Жаль, что я не могу вжаться в стену так, чтобы спрятаться в ней. Жаль, что проклятая цепь не даёт и дёрнуться.
- Не смотри на меня так! – не выдерживает вдруг Инквизитор. – Думаешь, мне этого хочется? Думаешь, мне приятно прикасаться к ведьмам? Если тебе станет легче от моего признания, мы чувствуем ту же боль от касания. Эта боль – боль ваших жертв. Мы всю её пропускаем через себя, боль каждого убитого вам человека, раз за разом. Вот такой ценой оплачиваем мы выявление истины! Всё, ради того, чтобы ни одна невинная не была наказана за чужие прегрешения. Только настоящие ведьмы. Поэтому… не надо на меня так смотреть.
А я не могу на него не смотреть. Потому что он становится слишком близко – чёрная высокая фигура, заслоняющая от меня свет. Совсем как в моих глупых мечтах. Вижу синие глаза прямо перед собой. Тёмные густые волосы были, верно, тщательно приглажены утром, но теперь тут и там выбивается непослушная прядь. Как будто в аккуратно надетой профессиональной маске господина Инквизитора начинают появляться трещины. И там, под этой маски безразличия, я вижу тщательно скрываемую человечность… и сострадание.
Рука без перчатки ложится мне на плечо. Через тонкую ткань платья чувствую тепло ладони и вздрагиваю. Медленно движется к шее, едва касаясь.
- Знаешь ли ты, Эби, почему Инквизиторы тоже носят чёрное? Потому что мы делим с ведьмами тьму их души. Видим то, что видели они, забираем себе часть накопленной боли. Так что поверь, пока я буду рыться в твоих воспоминаниях, мне будет так же больно, как тебе. Возможно, это послужит утешением.
А потом резко, словно не хочет больше оттягивать неизбежное, вскидывает руку и касается кончиками пальцев моей левой щеки.
Вспышка света ослепляет на мгновение.
И меня оглушает невероятным, всепоглощающим удовольствием. Оно вспыхивает в точке прикосновения и световой волной разбегается по телу. Словно меня, замёрзшую до состояния полуживой льдинки, бросили вдруг под ласковые лучи летнего солнца. Отогрели каждую клеточку, окатили теплом, встряхнули как следует и вдохнули жизнь.
Инквизитор отдёргивает руку, словно обжёгся. Смотрит сначала на неё, потом на меня, расширившимися глазами. Я моргаю и вообще ничего не понимаю, кроме того, что меня ноги не держат и хочется стечь по стеночке и немножко посидеть. А лучше полежать.
- Это что ещё?.. – маска невозмутимости, кажется, окончательно разбилась на осколки. Столько эмоций в голосе синеглазого я ещё не слышала. Удивление, шок, недоверие…
- Понятия не имею. Со мной такого ещё не было. Ты тут Инквизитор, ты и скажи, чем это нас шендарахнуло… - бормочу, всё ещё не в состоянии собраться с мыслями. Запоздало понимаю, что с какого-то рожна перешла с синеглазым на «ты». А, ладно… он-то меня на «вы» вообще не называл.
Инквизитор шумно выдыхает.
- А ну-ка попробуем ещё раз. Надо проверить… в сугубо исследовательских целях, разумеется.
Угу, исследовательских! То-то в глазах огни заплясали. Если он, как утверждает, чувствует то же самое во время прикосновения, что и ведьма…
Не успеваю додумать мысль. Наглый Инквизитор стаскивает и вторую перчатку, нетерпеливо швыряет куда-то на пол, и обеими руками ныряет мне в волосы, обхватывает голову. И мне становится так тепло, сладко, и хорошо, что хочется мурлыкать и жмуриться от удовольствия.
- Да что ж за ведьма-то мне досталась такая… неправильная… - хриплый шёпот синеглазого ласкает мой слух. А приятно, оказывается, выводить из себя Инквизиторов. И если допрос будет проходить таким образом… я согласна, чтоб меня допрашивали подольше.
Умиротворённо вздыхаю, покачиваюсь на волнах тепла, которое переходит из его рук прямо мне под кожу. Даже глаза прикрываю от удовольствия.
Инквизитор пахнет сталью, хвоей и ещё почему-то шоколадом.
- Теперь воспоминания, Эби. Покажи мне!
Распахиваю глаза.
- Нет!
Синеглазый хмурится, не разжимая рук.
- Не упрямься! Так надо.
- Говорят, что вы… не просто смотрите воспоминания. Вы забираете их себе. Я не хочу их лишиться! Я не хочу остаться куклой с подчищенными мозгами.
- Ещё ни одна ведьма не жаловалась, что у неё забрали такие воспоминания. Им после этого становилось легче. Смолкали крики, приходившие во снах.
- Я не хочу! Мне нужны все мои воспоминания до последнего. Как ты не понимаешь… там самое ценное! Там мама… это последнее, что у меня от неё осталось. Слушай… а давай ты просто меня отпустишь, и всё?
В синие глаза возвращается жёсткость.