Поцелуй меня ложью

ГЛАВА 3 Маккензи

Как только мы добираемся до клуба, мои руки начинают потеть, когда нервозность поднимает свою уродливую голову. Я никогда не ощущала такой уровень тревожности за последние годы. Выпив в лимузине с девочками слишком много бокалов розового вина, алкоголь не смог унять дрожь. Нисколько. Если уж на то пошло, то мне еще хуже, чем раньше.

Я смотрю на множество лимузинов и дорогих машин, окружающих нас, широко раскрытыми, не верящими глазами. Я понимаю, что этот клуб гораздо престижнее, чем я думала изначально. Он настолько эксклюзивный, насколько это возможно.

Не поймите меня неправильно, увидев фотографию, я пошла домой и провела свое исследование. Я перебрала пять имен, которые стали выжжены в моем мозгу за девять лет: Трент Эйнсворт, Зак Ковингтон, Маркус Уайтхорн, Себастьян Пирс и Винсент Хоторн. Каждый поиск давал что-то свое. Единственный, о ком я не могла найти никаких подробностей, был Себастьян; он исчез без следа, но было ясно, что остальные парни все еще так же близки, как и раньше, и я планировала использовать это в своих интересах.

Наш лимузин останавливается прямо перед покрытым ковром входом, и мои глаза сами собой скользят по со вкусом сделанной вывеске.

Короли.

При чтении этого названия у меня по спине пробегает холодок. Моя грудь расширяется, когда я вдыхаю, пытаясь обуздать свои эмоции. Мне не следовало бы злиться после стольких лет, но я злюсь. Господи, да, я злюсь.

Это так похоже на них, высокомерных ублюдков, назвать клуб в свою честь. Меня тошнит от этого. Тошнит от них.

Мы выходим из лимузина и направляемся к входу, минуя длинную очередь людей, ожидающих, чтобы попасть внутрь, которая заворачивает за угол. Вера ведет нас мимо чересчур буйных вышибал, нахально улыбаясь им, когда они позволяют нам пройти без вопросов.

Очарование богатых девушек.

Внутри все так, как я и ожидала, но гораздо масштабнее. С того момента, как вы входите внутрь, атмосфера… вибрирующая. Лучший способ описать это. Люди повсюду; не слишком много, чтобы ощущать переполненность или дискомфорт, но достаточно, чтобы почувствовать себя так, как будто плаваешь в океане акул. Цвет и атмосфера внутри — темная и сексуальная, как я и предсказывала. У Дикарей не может быть по-другому.

В одной части клуба расположен лаундж-бар с красными стенами и бархатными сиденьями, и он намного тише, чем все остальное место. За лобби установлена короткая лестница — ну, на самом деле около четырех ступенек, — которая ведет на танцпол, забитый телами людей. Мой взгляд скользит мимо двигающихся бедер к темным стеклянным окнам над танцполом. Что бы там ни было, я уверена, что оно содержит все ответы, которые я ищу. Мои глаза сверлят дырки в двустороннем стекле. Я настолько потерялась в собственных мыслях, что даже не замечаю, как Вера и Кэт двигаются, пока не хватают меня за руку, пугая.

— Давай, горячая штучка, пойдем потанцуем.

Кэт пританцовывает, ведя нас к центру танцпола.

Мы втроем начинаем танцевать. Двигая бедрами в такт музыке, которая гремит вокруг нас, я чувствую, как улыбка расплывается на моем лице. Это настоящая улыбка. Даже не для шоу.

— Мне неприятно это признавать, — кричу я, перекрикивая музыку, — Но мне действительно весело!

Вера и Кэт запрокидывают головы и смеются надо мной.

— То, как горячо ты выглядишь сегодня, ты это заслужила! — кричит Кэтрин.

Ее идеально бледные щеки уже раскраснелись.

Мы танцуем вместе несколько песен, пока Вера бесцеремонно не объявляет:

— Принесу нам выпить.

Кэт бросает на меня взгляд, который заставляет меня рассмеяться, потому что из нас троих Вера хуже всех справляется со спиртным. Если она будет продолжать в том же духе, то завтра утром проснётся с адским похмельем.

— Мы должны убедиться, что она не скупит весь бар?

Кэт махает рукой.

— Позволь ей. Она одержима идеей найти мужчину сегодня, так что мы ей позволим.

Я смеюсь.

— Наверное, ты права: как только Вера на что-то решается, это уже не изменить.

Взгляд Кэт скользит по стеклу над нами, и я делаю то же самое.

— До меня дошли слухи о мужчинах, владеющих этим местом.

У меня учащается сердцебиение.

— Ах да?

Я стараюсь быть беспечной, потому что не уверена, что она собирается сказать.

— Ага. Слышала, что их пятеро. Они все вместе вошли в это место. А там, наверху, что-то вроде дерьма тайного общества. Супер эксклюзивно. Либо ты платишь за вход, либо кто-то из них приглашает тебя.

Интересно. Моя голова поднимается вверх, и я смотрю на темное стекло, будто оно содержит все ответы.

— Что там такого особенного?

Она пожимает плечами.

— Не знаю, правда ли это, но, по-видимому, это какой-то странный, извращенный секс-клуб.

Мой фокус меняет траекторию и устремляется обратно к ней. Взгляд недоверчиво сужается.

— Не знаю, выглядит как-то… мелковато, тебе не кажется?

— Да, наверное, ты права. В любом случае это всего лишь слухи…

— Выпивка для всех!

Вера пугает нас своим криком, с полными руками напитков.

Я беру у нее один из предложенных напитков, обхватываю губами соломинку и пью. Горький алкоголь и гренадин наполняют мой рот, и лицо морщится.

Боже, отвратительно.

— А поскольку я фея хороших новостей, — говорит Вера между глотками своего напитка, — Я подумала, что вам всем будет интересно узнать, что нас пригласили наверх. Нас троих.

Мой бокал почти выскальзывает из руки, и взгляд устремляется к стеклу. Вдруг адреналин начинает бежать по венам. Мое сердце делает все возможное, чтобы выплеснуть это из груди.

— Ты издеваешься над нами? — недоверчиво кричит Кэт. — Я буквально только что говорила об этом с Кензи!

Вера нетерпеливо кивает. Улыбка на ее лице вот-вот станет жуткой.

— Ну, мы не хотим заставлять их ждать. Пойдёмте и узнаем, из-за чего вся эта шумиха. Ох, и чур я забираю самого горячего!

Мы с Кэт закатываем глаза.

Когда Вера ведет нас к лестнице, которую я даже не заметила рядом с местом диджея, коренастый вышибала бесцеремонно появляется из ниоткуда и провожает нас вверх по ступенькам. С каждым шагом наверх, кажется, что музыка, гремящая с танцпола, начинает немного затихать. Когда мы добираемся до лестничной площадки, другой широкоплечий мужчина берет на себя инициативу и ведет нас по тускло освещенному коридору; мы следуем за ним, пока он не останавливается у массивной черной двери с богато украшенными деталями. Она большая и грозная на вид, но при этом гладкая и, смею даже сказать, манящая. Это заставляет вас захотеть узнать, что скрывается на другой стороне.

Вышибала говорит что-то в рукав и дважды стучит костяшками пальцев в дверь, прежде чем отступить в сторону, освобождая нам место. Я шумно сглатываю и жду, затаив дыхание, чтобы увидеть, что на другой стороне. Когда раздается отчетливый звук открывающейся металлической двери, я не разочаровываюсь. Я просто заворожена зрелищем передо мной.

Прошло девять лет с тех пор, как я в последний раз видела этого мудака, и, глядя на Маркуса Уайтхорна, когда его глаза пробегают вверх и вниз по каждой из нас, могу сказать, что мало что изменилось. Он все еще титулованный, чересчур сексуальный кретин.

— Так, так, так вот кого Трент выбрал на сегодняшнюю ночь? — он ни к кому конкретно не обращается. — Не могу сказать, что я разочарован.

Его блуждающий взгляд задерживается на мне, и я пытаюсь подавить дрожь, которая хочет пробежать по моему телу. По коже бегут мурашки от отвращения.

Он никак не может меня узнать, не так ли? Нет, нет, это невозможно.

И все же, почему мне кажется, что его взгляд задерживается на мне?

Я стискиваю зубы, чтобы не показать никаких внешних эмоций, и заставляю себя посмотреть через его плечо, чтобы увидеть, кто еще может быть там.

На самом деле у меня нет плана действий. Я просто знаю, что мне нужно подобраться поближе к одному из них. Только к одному. Возможно, заслужить доверие. Тогда и только тогда я найду ответы, которые ищу.

Один из этих ублюдков убил мою сестру, в этом я уверена. Мне просто нужно это доказать.

— Входите, дамы. Обещаю, мы не кусаемся.

Тон Маркуса волчий, а ухмылка на его лице говорит об обратном.

Он открывает дверь и отступает в сторону, пропуская нас. Вера, конечно, заходит первая. Проходя мимо Маркуса, она демонстративно оглядывает его с ног до головы и говорит:

— Некоторые из нас не против, чтобы их укусили. — затем подмигивает ему.

Маркус ухмыляется и качает головой, наблюдая, как она вальсирует.

— Трент всегда знает, как и кого выбирать.

Комната, если ее вообще можно так назвать, намного больше, чем я ожидала. Похоже на гостиничный номер или кондоминиум. Не совсем то, чего я ожидала, когда нас сюда привели. После короткого разговора с Кэт я ожидала увидеть цепи, плети и еще что-нибудь из тех крестовин, к которым люди любят быть привязанными во время секса. Сказать, что я испытываю облегчение, что это все, что здесь есть, да, мягко говоря.

Звук ритмичного смеха заставляет меня повернуться к источнику, где я с лёгкостью замечаю двух великолепных, хихикающих идиоток. Думаю, мы не единственные девушки, приглашенные сюда сегодня. Мои глаза исподтишка пожирают каждую мельчайшую деталь комнаты. Взгляд скользит от декора к скудно одетым дамам, затем к углу, и вот тогда я вижу их.

Всех их.

Мое сердце бешено колотится в груди, а дыхание учащается, когда я смотрю на них во всей их убийственной красе. Гнев и отвращение разливаются по моим венам.

Мой взгляд останавливается на Винсенте и двух великолепных девушках, которые висят у него на плечах. Я оглядываю его с ног до головы, и это знакомство заставляет меня почувствовать, что мы снова в старшей школе. В моем городке. Я окидываю взглядом каждого из них, пока они оценивающе смотрят на нас. Как будто мы куски мяса. Словно мы просто быстрый секс на ночь. Мало ли они знают, что я их самый страшный чертов кошмар.

Когда мой взгляд падает на Трента, в горле поднимается желчь, и я вздрагиваю, понимая, что он уже наблюдает за мной. У меня сводит живот, и я стараюсь придать лицу правильные черты и не поддаться тревоге, написанной на моем лице. Когда он встает со своего места, выходящего на танцпол, и медленно подкрадывается ко мне, я перестаю дышать, и мой разум дрейфует. Я внезапно возвращаюсь в Ферндейл, только это было девять лет назад, когда моя жизнь развалилась.

— Хорошо, Маккензи. Можешь ли ты сказать мне слово в слово, что ты сказала мне сегодня утром о Мэдисон, тех парнях и о скале Поцелуев?

Я медленно киваю и громко сглатываю. В третий раз я перевожу взгляд на красный мигающий огонек видеомагнитофона, направленный прямо на меня. Мои ладони вспотели, и я не могу перестать дрожать. Мое тело кажется чужим — как будто я испытываю внетелесный опыт.

Господи, надеюсь, я поступаю правильно.

— Маккензи? — подсказывает шериф Келлер.

— Верно. — я глубоко вдыхаю и решительно киваю. Закрыв глаза, я заставляю себя повторяю эти слова, сказанные ранее. — Вчера, у костра, ко мне подошел Трент. Его друзья были там, стояли рядом с ним. Он, эммм… ну, он был первым парнем, который действительно проявил ко мне интерес, поэтому, когда он предложил отойти от костра ближе к деревьям, я последовала за ним. — я вытираю ладонью лоб, избавляя кожу от излишней влаги. — Мы поцеловались. А потом Мэдисон увидела это и разозлилась. Она потребовала, чтобы я поехала с ней домой. Мы немного поспорили, но у меня было чувство, что я уже испытала свою удачу с ней, так что я не хотела злить ее еще больше. Перед тем, как я уехала с ней, Трент сказал мне, чтобы я улизнула и встретилась с ним на скале Поцелуев той ночью. И я согласилась.

Губы шерифа Келлера стали тонкими, как и тогда, когда я рассказывала эту историю в первый раз.

— Ты когда-нибудь встречалась с Трентом на скале Поцелуев?

Я отрицательно качаю головой.

— Слова, пожалуйста, Маккензи.

— Ой, простите, — кротко бормочу я и откашливаюсь. — Нет. Я так и не добралась до скалы Поцелуев.

— Почему?

— Пока я спорила с Мэдисон, я проговорилась, что Трент и его друзья будут ждать меня на скале. Она была недовольна этим. В течение многих лет она пыталась попасть на их радар, и я думаю… думаю, когда она увидела меня с Трентом, ей показалось, что я каким-то образом предала ее. Поэтому она пошла вместо меня. Она велела мне перестать притворяться той, кем я не являюсь. Вместо того, чтобы пойти на скалу и встретиться с Трентом, я позволила Мэдисон отправиться вместо меня. У меня действительно не было выбора.

— И ты осталась дома до конца ночи? Не сбежала, чтобы увидеться с кем-нибудь еще? — спрашивает он, вопросительно приподняв бровь.

— Нет, сэр. Я приняла душ, легла в постель и проснулась на следующее утро, когда… — я замолкаю, мое горло сжимается от эмоций и не дает сказать. Влага обжигает глаза, и я сердито вытираю веки, не желая, чтобы камера запечатлела мои слезы. — После того, как вы пришли… п-после новостей… я- я… ну, я выбежала из дома во двор.

— Что заставило тебя побежать к корту?

— Я знала, что они будут там. Они всегда проводят там время. И мне нужны были ответы.

— Что произошло, когда ты добежала до места?

Мой подбородок дрожит, и я зажимаю нижнюю губу между зубами, пытаясь держать себя в руках. Я закрываю глаза, снова и снова прокручивая в голове каждую ужасную деталь.

— Я умоляла Трента рассказать мне, что случилось с Мэдисон прошлой ночью. Они вели себя так, будто я… никто. Они закричали и велели мне проваливать.

— И ты это сделала? Ушла?

— Да, я побежала домой, но на полпути я просто… упала. Вот где вы меня нашли.

— Спасибо, Маккензи. Думаю, это все, в чем мы сейчас нуждаемся. Мы позвоним твоим родителям, если нам понадобится еще одно заявление или любая другая информация от тебя. Звучит хорошо?

— Да, — бормочу я, поднимаясь на ноги.

Я иду домой со станции как в тумане. Поскольку я несовершеннолетняя, шериф Келлер должен был получить разрешение от моих родителей перед допросом, и со всем происходящим я последнее, о чем думали мои родители.

Всю дорогу домой я смотрю на все свежим взглядом — будто не видела этого раньше. Ничто в Ферндейле уже не будет прежним. Больше никаких семейных визитов в Знаменитую Пироговую лавку Яна. Больше никаких прогулок по Мэйн-стрит после школы с Мэдисон. У нас не будет… нет, у меня… у меня никогда больше не будет этих общих моментов.

Когда я наконец добираюсь до дома, я не удивляюсь, когда открываю входную дверь и встречаю тишину. Моих родителей нет. Вместо того чтобы зацикливаться на этом, я тащусь вверх по лестнице и вместо того, чтобы толкнуть дверь своей спальни, как я знаю, что должна, я открываю дверь спальни своей сестры. Ее комната безупречна и… зрелая. По Мэдисоновски, насквозь.

Шелковые простыни на ее кровати все еще смяты после того, как она встала прошлым утром. Сколько бы раз я ни подчеркивала ей, как важно каждое утро застилать постель — чтобы не было пауков, насекомых и т. д. — она никогда не слушала. Я занимаю ее комнату, и она не ругает меня за вторжение в ее личную жизнь и не кричит на меня, чтобы я жила своей жизнью. Я протягиваю руку и кладу ей на подушку.

Мое лицо сморщивается, и прерывистое рыдание вырывается из груди, эхом отдаваясь в тишине ее спальни.

— Ох, Мэдс, — хнычу я, позволяя слезам проложить горячие дорожки по моим щекам. — Почему ты просто не позволила мне пойти на эту дурацкую скалу? — шепчу я почти сердито.

Я жду, что она ответит умным замечанием, но она так и не отвечает. Осознание того, что она никогда, никогда больше этого не сделает, поражает меня в полную силу. Я падаю на кровать Мэдди и плачу. Плачу, пока у меня ничего не остается.

— Что ты делаешь?

Испуганный голос заставляет меня резко выпрямиться на кровати. Я чувствую себя дезориентированной.

Моя рука взлетает ко лбу, когда волна головокружения захлестывает меня от столь быстрого движения.

— Вставай. Немедленно. Иди, пока он тебя не увидел.

Настойчивость в голосе моей мамы врезается в меня. Я смотрю вниз и вздрагиваю, когда вижу, где заснула. Должно быть, я плакала, пока не уснула на кровати Мэдди. Я даже не слышала, как родители вернулись домой. Мама неподвижно стоит в дверях. Ее кожа бледнее, чем я когда-либо видела. Словно она только что увидела привидение.

Я медленно встаю с кровати и пытаюсь поправить простыни, но ее слова ударили меня, как хлыст, заморозив движения и отправив в мир боли. Это медленная утечка, которая просачивается в мою грудь, непрерывно капая. Мне хочется стереть это, но я не могу пошевелиться.

— Прекрати! Просто… перестань трогать ее вещи. Пожалуйста.

Мои легкие сжимаются от боли.

— Мама, я…

— Что, черт возьми, здесь происходит?

Мой желудок сворачивается сам в себя, в тоске, в звуке его голоса. Я рискую и бросаю взгляд в его сторону и вздрагиваю от гнева, написанном на его лице, когда он видит мою фигуру, все еще парящую над кроватью.

— Я задал вопрос. — он повышает голос, обвиняюще переводя взгляд с меня на маму. — Ну?

— Я была расстроена. Мне просто нужно было почувствовать себя рядом с ней. Я не собиралась засыпать на кровати. Должно быть, я потеряла счет времени. Мне жаль.

Я скрежещу зубами, подавляя рыдания.

По лицу мамы уже текут свежие слезы, и что еще удивительнее, я вижу, как в глазах отца собирается влага. Его следующие слова, как выстрел в сердце.

— Один день, Маккензи. Ты не могла дать своей сестре хотя бы один чертов день?

Гнев и печаль, с которыми он смотрит на меня, разрывают мне сердце. Он смотрит на меня так, словно проблема во мне. Как будто это из-за меня. И хотя он никогда бы не сказал этого вслух, я знаю, что он хотел бы, чтобы это была я, а не она.

— Прости, — задыхаюсь я.

— Выходи.

Все время, пока он это говорит, он пристально смотрит на меня. Глаза, такие же, как у меня и моей сестры, сверлят меня с таким отвращением, прежде чем он поворачивается. Его тяжелые шаги стучат по коридору, пока не исчезают в кабинете. Дверь захлопывается.

Я собираюсь еще раз извиниться перед мамой, когда раздается звонок в дверь. Мы обмениваемся взглядами, и я вижу усталость, написанную на ее лице. Она выглядит так, будто за несколько часов постарела на десять с лишним лет.

Я спускаюсь по лестнице, чтобы открыть дверь, мягкие шаги мамы следуют за мной. Я не утруждаю себя тем, чтобы посмотреть в глазок. Вместо этого я открываю дверь и удивляюсь, когда вижу, кто находится по другую сторону.

Шериф Келлер и офицер Фергюсон входят с выражением, от которого у меня волосы на затылке встают дыбом. Их глаза устремляются мимо моей головы на маму, которая все еще стоит на последней ступеньке лестницы. У нее побелели костяшки пальцев, и я знаю, что она просто ждет, когда они принесут очередную порцию плохих новостей.

— Здравствуй, Моника. Мы можем поговорить с Маккензи о ее заявлении, которое она сделала ранее?

Мама машинально кивает, и шериф Келлер поворачивается ко мне. Фергюсон достает из заднего кармана блокнот и ручку.

— Кажется, есть… несоответствие с твоим заявлением, Кензи.

Мои брови опускаются, и я смотрю на маму, чтобы убедиться, что она в порядке.

— Что за несоответствие?

— Трент Эйнсворт, Зак Ковингтон, Маркус Уайтхорн и Винсент Хоторн говорят, что не видели тебя. Трент был особенно непреклонен в том, что никогда не касался тебя, не говоря уже о поцелуе. Они сказали, что поцелуя у костра между тобой и Трентом никогда не было. Мы еще не связались с семьей Себастьяна Пирса, так как они уже уехали в свой ежегодный отпуск, но остальные ребята… — он замолкает, и моя грудь вздымается, пытаясь приспособиться к учащенному дыханию.

Как они смеют! Как, черт возьми, они смеют так со мной поступать.

— Они лгут, шериф. Он поцеловал меня. Они все были там. Я даже противостояла им!

— Значит, они признались?

— Я, ну, нет, не совсем, но… но это было, шериф. Я не лгу. Вы же знаете! Вы же меня знаете! Я бы никогда не придумала ничего подобного.

— Маккензи, — шепчет мама тихим голосом позади, пугая меня.

Я даже не заметила, как она отошла от лестницы. Мое сердце сжимается, когда я смотрю в ее глаза, которые снова наполняются слезами.

Она мне не верит.

Шериф Келлер мне не верит.

Никто мне не верит.

Истерика впивается мне в горло, и гнев разливается по венам от одного только факта, что я выгляжу здесь как лгунья. Не могу в это поверить.

— Это было! Я должна была быть на скале Поцелуев. Предполагалось, что я встречусь с Трентом, а не Мэдисон. Они знают, что с ней случилось. Должны знать. Они последние, кто видел ее живой!

— Послушай, Маккензи, — начинает шериф, его низкий голос прерывает меня. — Дело не в том, что я тебе не верю. Просто… у нас есть четыре человека, которые клянутся, что никогда тебя не видели, а у тебя нет никого, кто мог бы подтвердить твою историю.

Мою историю? Это не история. Это правда!

Я ломаю голову, пытаясь вспомнить кого-нибудь, кто мог видеть нас у костра, но единственным человеком была Мэдисон. Господи, надо было остаться с Винни. Почему, черт возьми, я просто не пошла с Винни?

— Тогда что это значит? — спрашиваю я голосом, окрашенным гневом. — Мы просто должны позволить этим убийцам уйти безнаказанными?

— Мы не знаем, причинили ли они кому-нибудь вред, мисс, — вмешивается другой офицер, Фергюсон.

Мудак.

Фу! Мне хочется кричать.

— Сейчас мы изучаем все возможные версии и всех потенциальных подозреваемых. Любой, кто мог желать зла твоей сестре. Или кто-то еще, кто мог быть в этом районе прошлой ночью.

— Эти ублюдки! Вот кто был в том районе. Ну же, шериф Келлер, это они. Мы оба это знаем. Кто еще в этом городе мог причинить ей боль? Никто.

Шериф Келлер косится на Фергюсона и устало вздыхает.

— У всех ребят есть алиби на прошлую ночь, Маккензи. У всех, кроме тебя.

Вся краска отходит от моего лица, и моя рука поднимается, когда я пытаюсь найти что-то для поддержки, чтобы не потерять сознание.

Нет, нет, нет. Этого не может быть. Этого не может быть.

— Думаю, вам обоим пора идти, Дэн, — тихо говорит мама, направляясь к входной двери.

Шериф Келлер не сводит глаз с дубового пола под нашими ногами, а потом шепчет Фергюсону:

— Пошли.

И они оба выходят из дома.

Слезы гнева блестят в моих глазах, когда я тупо смотрю на дверь, пытаясь понять, как эта ситуация стала такой колоссально испорченной. Мама закрывает входную дверь, и мои глаза, как магниты, притягиваются к ней.

Горячая слеза скатывается по моей щеке, когда она спрашивает:

— Где ты была прошлой ночью, Маккензи?

Рука Трента хватает прядь моих прямых черных волос, и он проводит ею сквозь пальцы, возвращая меня в настоящее. Я быстро моргаю, пытаясь избавиться от влаги, скопившейся в моих глазах при воспоминании. Когда я перестаю моргать, мои глаза фокусируются на Тренте, и наши взгляды сталкиваются. Мой карие к его сосновой зелени. Я вглядываюсь в его взгляд, ища в нем хоть малейший намек на узнавание, но вместо этого вижу лишь жар и похоть. Он смотрит на меня так же, как в тот вечер у костра. Только теперь я не чувствую ни головокружения, ни радости. Только гнев. Чистый, неподдельный гнев. Однако я скрываю это, не желая, чтобы он увидел, как я злюсь, находясь так близко к нему — ко всем им.

— Я хочу ее, — объявляет Трент остальным парням в комнате.

Его взгляд ни на секунду не отрывается от моего.

Конечно, ты хочешь.

— Не так быстро, приятель. Не думаешь, что мы должны позволить ей выбрать, позволить им всем выбрать, с кем они хотят потусоваться в первую очередь? — спрашивает Зак, подходя к нам. Краем глаза я вижу, что он наблюдает за мной. Близко. Слишком близко. — Что скажете, милые? С кем конкретно вы хотите познакомиться?

В течение нескольких секунд, я не отрываю взгляда от Зака, наблюдая за ним. Очевидно, он уже не тот парень из средней школы. Он выше, чем я помню, гораздо массивнее, и пучок, который он носит, это новое дополнение, которое только удваивает его дикие черты.

Я оглядываю комнату, понимая, что все смотрят на меня. Я ловлю взгляд Кэт и Веры, и они, похоже, затаили дыхание, ожидая моего решения.

— Как тебя зовут? — спрашивает кто-то, и я понимаю, что это Винсент.

Я почти говорю Маккензи, но что-то меня останавливает. Вместо этого я произношу:

— Скарлетт.

На периферии я вижу, как глаза Кэт и Веры расширяются от моей лжи. Я смотрю на них и вижу вопросы, написанные на лице Кэтрин с нахмуренными бровями, но Вера выглядит положительно легкомысленной, словно это какая-то забавная игра.

Она мало что знает, игра еще даже не началась. Мы только начали.