ГЛАВА 31 ДЖЕЙК

― Ты победил. ― Я прислоняюсь к стене своего клуба, а Кайлер стоит там с двумя телохранителями по бокам. Уже поздно, но, очевидно, ему нужно было что-то сказать мне, и это не могло ждать.

― Я всегда побеждаю, ― напоминаю я ему.

Кайлер сдерживает ответ, когда кто-то проходит мимо нас. Не захотел бы портить свою репутацию. Когда на горизонте никого, он говорит:

― Я подписал бумаги. Она вся твоя.

― Она была моей с того момента, как только я коснулся ее, ― заявляю я.

― Да, но однажды она проснется и поймет, какой это было ошибкой, ― рявкает он, улыбаясь. ― Ей нравится быть хорошей, это ее натура, а ты точно не подходишь под это описание. Ты управляешь секс-клубом… Я точно знаю, что она не захочет связываться с этим.

― Я трахал ее в своем кабинете в секс-клубе, ― поддразниваю я. ― Ей понравилось, очень понравилось, если тебе интересно. ― Я подхожу к нему ближе. ― Ты можешь думать, что она идеальная девочка, но я хочу сказать тебе, что это была клетка, в которую ты ее заключил. Она не идеальная, и поверь мне, я знаю, потому что меня каждый день окружают женщины. Она может быть идеальна со своим ртом… ― Я жестоко улыбаюсь, ― но ее действия, когда ты заставляешь ее кончить, не похожи на действия хорошей девочки.

― Она была моей женой, ― рычит Кайлер, и его телохранители вмешиваются, чтобы удержать его от глупостей, но я даже не вздрагиваю.

― А теперь она моя шлюха, ― говорю я ему. ― Похоже, ты не знал всей ее ценности. Но мусор одного человека всегда является сокровищем другого.

По его губам скользит ухмылка, после чего Кайлер поворачивается и уходит. Когда я оборачиваюсь, Авани стоит у двери, скрестив руки на груди.

― Ты отдаешь меня? ― спрашивает она, надувшись. ― Ты больше не хочешь, чтобы я работала на тебя?

― Ты собиралась уходить, Авани. Ты забыла? ― Я прохожу мимо нее и спускаюсь по лестнице. Дверь закрывается за нами, и я слышу стук ее каблуков, когда она идет за мной.

― Это не относится к делу, ― отвечает она.

― Я сказал ему, что это твой выбор, так ты сделала выбор? ― Я отхожу за барную стойку, чтобы забрать выручку от сегодняшних клиентов. Когда я вновь поворачиваюсь к ней, она откидывает волосы на плечо.

― Сделала.

― И ты планируешь оставить меня в неведении? ― подталкиваю я.

― Почему ты выбрал меня? ― спрашивает она.

― Потому что я знаю, что ты справишься сама, ― честно отвечаю я ей.

― Ну да, конечно, я могу. ― Она улыбается. ― Он горячий, знаешь. Твой брат.

― Он не будет покупать тебе сумки Gucci, Авани, ― усмехаюсь я.

― Конечно, будет. Я запросила по одной на каждый месяц моего пребывания там. Я научилась у тебя кое-чему, знаешь. Как получить именно то, чего я хочу. ― Она подмигивает.

― Так ты приняла его предложение?

Авани кладет руки на бедра и отвечает:

― Да.

― Видишь? Это подходит нам обоим. ― Я улыбаюсь ей. ― Я дам тебе хороший бонус за время со мной, и ты знаешь, что твоему возвращению будут всегда рады.

Она садится за барную стойку.

― Это нормально ― любить ее, ― говорит она. ― Рыженькую. Я вижу, каким ты с ней становишься. Ты всегда был зациклен на работе, но с ней…

― Что? ― Я растерянно морщу лоб.

― Ты зациклился вместо этого на ней, и это классно. Я надеюсь, что однажды мужчина будет смотреть на меня так же, как ты на нее, если я буду чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы оказаться в такой ситуации. ― Она пожимает плечами. ― Хочу сказать лишь то, что, похоже, ты сделал хороший выбор. ― На этом Авани встает и уходит, а я стою и размышляю над ее словами.

Если бы вы спросили меня год назад, будет ли меня волновать что-то еще, помимо работы, я бы ответил, что нет. Работа двигала мной столько, сколько я себя помню, но в последнее время я могу думать лишь о маленькой рыжеволосой, которая не знает, как сказать блядь.

Убийство моего отчима не было запланированным, оно просто случилось. Я стал старше, и не собирался продолжать терпеть его дерьмо, как бы моя мать ни уговаривала. В тот день я не ожидал, что лишу его жизни. Я просто хотел хорошенько избить его, чтобы он понял, каково это ― просыпаться так же, как он будил меня много лет подряд.

Моя мать работала в ночную смену, потому что она всегда работала, пока он сидел на своей гребаной заднице и пил все, что попадалось ему под руку. Он использовал маму как игрушку, словно она была марионеткой для его воображения.

Я пошел в свою спальню и закрыл дверь, как сделал бы это обычно, но не смог запереть ее, поскольку он снял замок, когда я был младше.

В пятницу ночью он всегда отключался в своем кресле, прежде чем проснуться и прийти в мою комнату, и я понял, что это идеальное время, чтобы показать ему, что он больше не может делать то, что делал со мной.

Когда я услышал из своей комнаты, как что-то упало, я встал и выскочил из комнаты, чтобы увидеть его в кресле, откинувшегося назад и крепко спящего. Пульт упал на пол, а бутылка, из которой он пил, свободно болталась у него в руке. Я не был на сто процентов уверен в том, что намеревался сделать, но знал, что это был единственный момент, когда я смог бы это сделать.

Когда я встал над ним, а он не двинулся, я наклонился вперед, положил обе руки ему на шею и начал сжимать ее. Он проснулся, его глаза налились кровью либо от недостатка сна, либо от алкоголя. Я не был уверен от чего именно. Да и мне было плевать. Он вцепился руками в мои так же, как я вцеплялся в его, когда он приходил ко мне в комнату.

Бывали дни, когда он избивал меня так сильно, что мама говорила мне не ходить в школу и сидеть на заднем дворе, где ему было меня не видно. Было тяжело скрывать синяки на шее, и иногда учителя задавали вопросы. Но я на них не отвечал, и, наверное, им не платили столько, чтобы это их заботило.

Он пытался ударить меня, но дело в том, что когда тебя так много раз бьет один и тот же человек, через некоторое время ты становишься к этому безучастным.

Я намеревался отпустить его. Правда-правда. Но взгляд его глаз говорил мне, что он собирается заставить меня заплатить за мое высокомерие, и я знал, что этого нельзя позволить. Поэтому я надавил сильнее, перекрывая ему дыхание. Он впивался пальцами все глубже в мои руки, пытаясь вырваться, но он был пьян, а я чертовски трезв. На этот раз ему не удалось избить меня, как бы он ни старался.

Я помню улыбку, которая появилась на моих губах, когда я смотрел, как он теряет сознание от недостатка кислорода, и как я не отпустил своей хватки.

Мама вернулась домой той ночью, а может быть, и на следующее утро, я потерял счет времени, и обнаружила его в кресле, не дышащим, и меня на полу, наблюдающим за ним и ждущим, когда он вскочит.

В глазах моей матери я увидел лишь облегчение.

Она села в тюрьму за его убийство вместо меня. Это был единственный акт любви, который я увидел от нее, по крайней мере, на моей памяти. Я не видел ее с того дня и, честно говоря, не собираюсь никогда видеть впредь.

Интересно, не потому ли меня так тянет к Ориане? Ее спокойствие, ее мягкость ― я не сталкивался с этим раньше.

И мне весьма нравится это ощущение.

Быть с кем-то таким добрым.

Нежным.

Степенным.

Вообще-то, она мне весьма нравится.

Загрузка...