Люба замирает, испуганно ежится.
– Она не любит подобные тусовки, сам знаешь.
– Так. Стоп. Захар, тормози. Люба, надо было сразу сказать. Ты можешь наверняка сейчас выяснить, будет Райденко или нет?
– Мы ведь настроились отдохнуть. Ты сам говорил, что ждешь с нетерпением эту поездку.
Захар беззвучно осуждает.
– Да, но… – Обрываю себя и говорю спокойнее: – Пойми правильно, у меня сейчас есть дела поважнее. Я туда еду с одной целью: погасить тот неприятный конфликт и проследить, чтобы его последствия не задели Райденко.
Люба быстро утыкается в телефон, нервно листает чаты.
– Минутку. Я уточню. Подождите.
Машина плавно замедляет ход и съезжает на обочину.
– Там же природа, свежий воздух, банька… – бормочет Люба. – Это же круто – вырваться из города.
– Да мне некогда по баням ходить, – возражаю я, не скрывая разочарования в голосе.
Люба густо краснеет и показывает экран телефона.
– Вот она. Едет.
На фото Юля сидит рядом с какой-то девчонкой в микроавтобусе. Рядом ребята из ее группы. Все улыбаются, машут, она тоже. Как всегда, взгляд пронзительный, чуть высокомерный, будто она там находится неожиданно для себя самой. У Юли вообще немного друзей, ей не слишком комфортно в больших компаниях.
– Окей, – говорю и возвращаюсь на свое место.
Машина вновь трогается. Захар все качает и качает головой. Когда она у него уже отвалится, раненая? Я ругаю себя за вспышку раздражения. По сути, ведь и правда неважно, будет Юля или нет. Даже лучше, если нет. С пацанами перетру, атмосферу разведаю, чуть выправлю при необходимости. Но отчего-то прям разозлился. Не видел ее с понедельника. Наверное, хотелось… зачем-то. Блть. Увидеться.
Спустя еще час молчания под музыку подъезжаем к «Ручейку». Кажется, первые.
Захар паркует бэху на лучшее место под навесом, после чего мы выходим на улицу и озираемся по сторонам.
Здесь и правда неплохо. Снег ослепительно белый, в городе такого не увидишь. Кругом высоченные сосны, остро пахнет хвоей и свежестью. Слева вдалеке горки и заготовленные тюбинги. Справа дымят бани. Сами жилые домики тоже славные: деревянные, словно спрятавшиеся под тяжелыми шапками снега. Густо обвешаны гирляндами, которые, наверное, включат ближе к вечеру.
Не успеваем мы обменяться впечатлениями, как из-за поворота выруливают несколько машин и три газели. Что ж, начинается.
Я подбираюсь. Тревожно на самом деле – нас с Захаром двое, а этих-то целая толпа. Вдруг что-то пойдет не по плану? Но пусть лучше так, чем думать, что Юля там вообще одна.
Достаю из багажника рюкзак. Люба свою тяжелую сумку забирать не спешит, поэтому вешаю ту на плечо. Сам поглядываю на будущих инженеров, высыпающих из машин. Народу – тьма! Шумные, как галчата. Большинство мне незнакомы, что к лучшему.
А вот и Юля. Сперва ее белую куртку узнаю, потом по фигуре и движениям убеждаюсь, что действительно она. Приехала все-таки. Перебрасывается парой слов с девчонкой, улыбается.
Затем серьезнеет. Через плечо наброшен такой же белый, как куртка, рюкзак. Юля ищет кого-то глазами. Ищет-ищет-ищет.
А потом натыкается на меня и поиск свой завершает. Начинает двигаться строго в моем направлении, утаптывая рыхлый снег. Ей никто почему-то не помогает, всем будто пофиг. Стою, как придурок, поглядываю, чтобы не рухнула.
Захар протягивает сигарету, закуривает сам. Юля идет в нашу сторону. Остановившись в метре, слегка улыбается.
– Привет! – здороваемся мы.
– Привет, – невозмутимо отвечает она. Оглядывает Захара, Любу. Задерживается в итоге на мне.
– Как доехали, Юля? – спрашивает Люба с нотками официальности.
Юлин взгляд впивается в сумку Любы, что на моем плече. В глазах загорается недобрый огонек. Аж кожу покалывает.
– В баньку когда идем? – совершает первый вброс Захар. – Любаша пообещала, что отлично помогает от похмелья.
– Захар, ты как всегда пьяный или с бодуна, – беззлобно смеется Юля. Потом вновь смотрит на меня и произносит: – Матвей, мы все еще друзья? – Замирает, ожидая ответа.
Глаза голубые, бездонные, рот чуть приоткрыт. Смотрит-смотрит-смотрит.
В рот я е*ал эту дружбу.
– Конечно, – подтверждаю.
Ее глаза чуть расширяются.
Юля быстрым движением облизывает губы. Вздыхает. Оглядывается.
– Мне почему-то уже трое предложили переночевать вместе. Какие-то все охочие до любви. Поэтому от греха подальше я решила, что буду тусоваться с вами. Ничего?
Пульс ускоряется.
Блть, кто?
Гашу вспышку гнева.
Покажи пальцем, кто такой шустрый.
Вдох-выдох. Она не моя, всё, табу.
– Мы можем прямо сейчас уехать, – предлагаю равнодушно.
По привычке говорю «мы». Юля замечает.
Наши глаза вновь встречаются, пару ударов сердца ничего не происходит.
Затем реальность прорезается криками ее одногруппников, которые гурьбой подходят к нам. Знакомимся, здороваемся. Руки жмем. Смеемся. Я отшучиваюсь много и добродушно. Демонстрирую бухло, что мы с Захаром привезли, как взятку. Народ аплодирует. Пусть не выпендриваются, все равно им мед не перепить.
– Если домой, Мот, я пару часов отдохну, окей? – просит Захар вполголоса. – Башка реально трещит. Потом, если надумаете, то обратно рванем.
– Всё нормально, – успокаивает Юля. – Даже приятно быть в центре внимания. И мне здесь нравится. Просто хочу присмотреться.
И смотрит строго на меня. Потом на Любину сумку.
– Конечно, останемся! – восклицает Люба. – Здесь и правда чудесно. Я столько времени потратила, выбирая именно этот вариант! Уехать было бы жестоко по отношению ко мне.
Юля переводит взгляд на Любу. Молчит. Потом вновь смотрит на меня.
Люба стоит совсем рядом, я как-то неуклюже кладу ладонь на ее плечо. В Юлиных глазах сверкает эмоция. Сильная. Острая. Что это, боль? Очередной спицей пронзает грудную клетку. Юлины глаза становятся влажными. От мороза?
Да похер! Буду я еще гадать тут, как баба!
Руки сами тянутся. Приобнимаю Юлю по-братски, прижимаю к себе так крепко, насколько только возможно через пухлые куртки, она теряет равновесие, ойкает и вцепляется в мой рукав. Выдаю:
– Ну пошли тогда, дружище, забивать комнаты. Не знаешь, на сколько они человек?
Она быстро чешет нос.
– Мне пофиг на сколько, но я буду спать с вами, – заявляет строго. – От вас я хотя бы понимаю, чего ждать.
– Так, это был комплимент или оскорбление? – уточняет Захар.
Юля закатывает глаза, а потом смеется.