Взгляд Матвея скользит по моим губам, подбородку. Касается шеи. Он ощутимый, от него кожу покалывает крошечными иголочками. Я гашу порыв проверить, не осталось ли визуальных следов, и невозмутимо произношу:
– Мы слишком недолго друзья, чтобы делать друг другу секретные одолжения.
Кровь ударяет в лицо, аж щеки печет.
«Секретные одолжения»? Серьезно, Юля?!
Матвей смотрит на часы. Склоняет голову набок, чуть прищуривается. Потом пытается поймать мой взгляд, но я та-ак сильно интересуюсь проходящей мимо женщиной в ярко-зеленом костюме, что его попытки смутить терпят фатальный крах.
Во всем этом флирте я мало смыслю, не хватает опыта. Но и сдаваться без боя не планирую.
– Минуты три… – тянет Матвей. – Да, для секретных и правда пока рановато. Подождем полчасика?
Я усмехаюсь.
– Ладно, рассказывай, что хотел.
– Но ты согласна?
– Нет! – Выходит, увы, с восторгом.
Он качает головой и проводит по губам, как бы застегивая их на молнию. Но ведь так нельзя делать! Я уже заинтересовалась! Не удерживаюсь и хохочу вслух, а потом краснею еще больше. Когда мы в последний раз вот так шутили? Болтали о ерунде, подкалывали друг друга? Не помню.
Последние месяцы отношений были похожи на нескончаемое кровопускание и вспарывание нутра наживую.
А ведь именно с легкости у нас все и начиналось. Матвей ходил за мной по пятам, звал куда угодно, лишь бы побыть вместе. И болтал. Постоянно, без остановки, иногда полные глупости. Мне всегда было интересно.
– Ладно, говори, – сдаюсь. – Я не могу отказать своему хищному любопытству.
– Подарок нужно выбрать. А со вкусом у меня не очень. Поможешь? – говорит Матвей запросто.
Подарок? Губу прикусываю, чтобы она дрожать не начала. У меня день рождения скоро. Первого января. О нем всегда все забывали, кроме родителей и Матвея.
Ну что за дурочка! Он только рот открыл, а я уже всё себе вообразила.
– Звучит не смертельно. – Морщу лоб, размышляя. – Хорошо, давай.
– Круто. Идем?
– Да, минуту.
Беру телефон и быстро печатаю: «Любаша, не приезжай, пожалуйста! Я с Матвеем».
Он поднимается с места, относит поднос. Мой телефон вибрирует.
«Что?!»
«Потом расскажу. Прости-прости».
Неудобно получилось, но Люба поймет. Она моя самая лучшая подруга, мы с десятого класса не разлей вода. А с тех пор как поступили в один вуз и попросились в одну группу, так и вовсе всюду вдвоем. Люба была свидетельницей зарождения наших с Матвеем отношений. И разрыва. Наверное, никто не знает о нас с ним столько, сколько она.
Я поднимаюсь, беру сумку, пакет свой тяжелый.
– Помочь? – Матвей протягивает руку.
– Нет, спасибо! – отказываюсь нервно. Прижимаю к себе витамины. – Мне нормально.
Он не настаивает. Мы покидаем территорию фудкорта, идем по широкому коридору торгового центра. Наверное, я должна чувствовать нечто сродни дежавю: мы тысячи раз вот так же шли за покупками. Но ничего подобного.
Всё иначе. Эмоции другие. То, что еще недавно казалось обыденностью, сейчас вызывает трепет и авантюрное предвкушение.
– Как поживает Римма Владиславовна? – спрашиваю я о его бабушке.
Родители Матвея погибли в автомобильной аварии семь лет назад. Ужасный несчастный случай: вылетели с трассы из-за сильного гололеда. С тех пор он был сам себе предоставлен. Моим родителям не нравилось, что Матвей торчит у нас каждый день допоздна. Они утверждали, что он плохо воспитан.
– Приходи в гости как-нибудь. Думаю, она будет рада, – нейтрально отвечает Матвей.
– Раз уж мы теперь друзья, то, может, и зайду. Как-нибудь, – добавляю абстрактно.
Мы минуем спортивные отделы и добираемся до рядов с ювелиркой. Я окончательно убеждаюсь: праздник не у какого-нибудь его братана. Пацанам из качалки брюлики не дарят.
Матвей разводит руками и театрально вопрошает:
– Куда дальше?
– Смотря что мы ищем, – уточняю я. – И какой бюджет.
– Думаю, цепочку с кулоном, – выдает Матвей, чуть поразмыслив. – Как думаешь, хороший подарок? – И смотрит. Смотрит. Смо-отрит, мать его, Господи!
Меня кидает в жар. Ручку пакета сжимаю крепче, ногти в ладонь впиваются. Однажды я подарила Матвею свой любимый кулон, который он потерял почти сразу. Я не сердилась ни капли – бывает. Он ведь не специально. Матвей сам переживал и пообещал, что однажды, когда разбогатеет, купит мне другой.
– Замечательный. А для кого?
– Для подруги.
Отворачиваюсь, мгновенно догадавшись, что мы сейчас будем выбирать подарок мне на день рождения. Ведь мы друзья, я теперь его подруга.
Опять же красная толстовка… Может быть, Матвей скучает?
Виду не подаю. Беспечно улыбаюсь и указываю на отдел.
– Давай вот здесь посмотрим. Цены нормальные, и мне очень нравятся их украшения. Стильные. Хотя, наверное, женщинам постарше они покажутся не очень. Твоей подруге до тридцати или больше?
– До.
Мы подходим к витрине, рассматриваем кулоны.
– Ничего в них не понимаю, – сознается Матвей, нахмурившись. – Если ей понравится, я буду твоим должником.
– Понравится обязательно. – Я подзываю жестом консультанта и указываю пальцем. – А можно вот этот посмотреть?
– Листочки? – скептически уточняет Матвей. Нависает, разглядывая, давит своей энергетикой.
– Да. Называется «этно-стиль», и он всегда в моде. Аккуратный листок на тонкой цепочке. Я бы такое носила на повседневку и с любой одеждой. Самобытно, оригинально. А на выход нужны бриллианты, Матвей.
– На бриллианты моей, пусть даже повышенной, стипухи пока не хватает, – отшучивается он. Веселится. Подкалывает. – А не простовато?
– Я люблю простоту и минимализм. Элегантно. – Потом спохватываюсь: – Думаю, твоя подруга тоже оценит.
Матвей глубоко задумывается. Между бровями проявляется морщинка. Его очерченные скулы напрягаются. Сомневается.
– Отличный выбор. Примерите? – предлагает консультант с энтузиазмом. – Некоторые украшения нужно смотреть именно на коже. Совсем другое впечатление, нежели на витрине.
Матвей медлит. Смотрит на часы, на кулон. Пожимает плечами. Я слышу его низкий голос над своим ухом:
– Думаю, можно.
Оборачиваюсь.
– Твоя подруга не ревнивая?
– Она мне доверяет.
Мы быстро выбираем тонкую цепочку, консультант нанизывает кулон. Передает ее Матвею, тот смотрит на меня выжидающе.
Ладно. Окей. Мы сделаем это.
Поворачиваюсь спиной и приподнимаю волосы.
Сердце колотится быстро-быстро, оно почти шумит, мне дурно. Надеюсь, Матвей не заметит, что волоски на шее стоят дыбом. А если заметит – пусть подумает, будто это от холода. Боже, я умру на месте, если он поймет, как сильно я нервничаю.
Кроме Матвея, никто не притрагивался ко мне вот так же. А он не делал этого более двух месяцев. Я распрямляю плечи.
Его дыхание касается моего затылка. А горячие пальцы – чувствительной кожи.