Под властью отчаяния. Часть 1: Химера

Глава 4. Только сердце может увидеть сокровище, заключённое внутри

Сегодня чувствую в сердце

неясную дрожь созвездий,

но глохнут в душе тумана

моя тропинка и песня.

© Федерико Гарсиа Лорка

Three Days Grace – World So Cold (Piano)

Сегодня на рынке был самый настоящий праздник. В ряд выставили продавцы свои столики с необыкновенно красивыми предметами, многие из которых они создали или вырастили сами. Мальчик с удивлённым и даже восхищённым выражением лица осматривался по сторонам. Чего тут только не было: и детские игрушки, и различные сладости, и овощи, и фрукты. Гулять между столиками можно было целый день, но мама настойчиво вела своего сына за руку вперёд, а отец бормотал себе под нос, что опоздание на поезд может привести к большим неприятностям.

Но вот мама обронила свой платок и остановилась. Паренёк быстро отбежал в сторону, чтобы хоть немного посмотреть на окружающие его чудеса. Мальчик поправил круглые очки на носу и оглянулся, выбирая себе прилавок, к которому сейчас побежать.

– М-а-а-альчик, купи букетик лилий для своей мамочки, – казалось, что голос, произнёсший эти слова, был слышан повсюду. Он заглушил все остальные звуки и окутал ребёнка с ног до головы.

Паренёк обернулся и столкнулся с двумя бирюзовыми горящими глазами невысокой женщины, стоящей за прилавком с красивыми разноцветными лилиями и держащей в руках букет с увядшими цветами. Как ни странно, незнакомка была одета в чёрный плащ с капюшоном, который полностью скрывал всё её лицо, кроме светящихся глаз, и делал её фигуру бесформенной.

– Как вкусно пахнут эти лилии! – прошептала проходящая мимо дама в длинном чёрном платье своей подруге.

Мальчик принюхался, пытаясь распознать в воздухе аромат удивительных цветов, но тут же нахмурился, потому что на улице совершенно ничем не пахло.

– Почему ты держишь завядшие лилии? – угрюмо спросил паренёк, подходя к прилавку, за которым стояла странная женщина с бирюзовыми глазами. Лилии, лежавшие на столике, были действительно прекрасны. Казалось, что собрать букет на свой вкус и цвет можно было без особых трудностей, потому что лепестки цветов были окрашены чуть ли не во все цвета мира, а формы чашечек были от самых простых до каких-то вычурных и мудрёных. Мальчик улыбнулся, представляя, как будет зарисовывать эту красоту дома.

– Твои глаза обманывают тебя, надень вторую пару очков, – раздражённо выпалила торговка. – Эти лилии в миллион раз красивее всех цветов, что лежат на прилавке. Я отрываю их для тебя от сердца, но, кажется, ты того не стоишь.

Паренёк быстро заморгал глазами и ещё раз поправил очки, пытаясь заметить в уродливых давно отцветших лилиях красоту, о которой говорила женщина. Почему-то поиски прекрасного в уродливом не дали никакого результата, ребёнок так и остался уверенным в своей правоте.

– Иногда тебе стоит смотреть не глазами, а сердцем, – тяжело вздохнула незнакомка. – Только сердце может увидеть сокровище, заключённое внутри.

Кажется, у мальчишки не было никакой способности видеть предметы с обратной стороны, потому что несчастные лилии как были старыми и изуродованными временем, так и остались.

– Йенс! Почему я должна искать тебя по всему рынку, глупый ребёнок? – громко закричала мать, больно схватив сына за запястье и потащив его вперёд. – Мы опоздаем из-за тебя на поезд!

Паренёк прикусил губу и потащился вперёд, следом за матерью, быстро перебирая короткими ножками и обозлённо думая, что завядший букет всё же нужно было подарить этой ворчливой ведьме. Йоханесс зачем-то быстро обернулся назад, окинув прощальным взглядом чудачку и её очаровательные лилии. К искреннему удивлению мальчика, все лилии на прилавке превратились в мелких чёрных змей, которые со всех сторон обвили красивую женщину с горящими бирюзовыми глазами, крепко сжимающую в своих руках белоснежные лилии.

– Вивьен, где вы ходите? Мы опаздываем! – почти прокричал отец, заметив приближающихся жену и сына.

Но вот уже через пару секунд Йоханесс увидел огромный паровоз, из трубы которого валил целыми тучами чёрный дым, со стремительной скоростью заполнявший всё серое небо. Махина была такой огромной, что маленький мальчик казался совсем блошкой рядом с поездом. И, честно говоря, ребёнок тут же передумал ехать на какой-то праздник с родителями в огромных ржавых вагонах. Из окошечка машиниста показался чёрт с двумя огромными рогами. Он широко улыбнулся Йенсу и пропал так же внезапно, как и появился. Паровоз издал громкий сигнал. Звук прошелся по всей станции, но из всех людей на ней именно в Йоханесса он врезался с особенной силой. Паренёк взвизгнул, натянул на уши шляпку цвета золы, сжал её поля обеими руками и бросился вперёд, подальше от этого дьявольского места.

А впереди были страшные люди с демоническими улыбками, крики и визги, которых мальчик предпочёл бы никогда не слышать, даже если бы ему предложили взамен за это оглохнуть. Он просто бежал вперёд на своих коротеньких ножках, пытаясь найти местечко в этом месте, чтобы хотя бы на минутку спрятаться от всего этого кошмара, чтобы вспомнить тёплые объятия матери и притвориться, что всё в порядке.

Кажется, Йоханесс бежал целую вечность, закрыв лицо двумя ладошками, только сквозь просветы между пальцами распознавая дорогу. Он словно летел по воздуху, ощущая второе открывшееся дыхание и наплевав на усталость. Но в один момент всё закончилось, вся энергия была потрачена, поэтому Ольсен, зацепившись ногой о какой-то камешек, упал в грязь. Он пролежал на земле минут десять, мечтая остаться на этом месте до самого конца. Но что-то всё-таки заставило Йенса встать на ноги, отряхнуться и оглядеться. Мальчик оказался в окружении высоких сосен и елей. За спиной была каменная дорога, а перед ним – зелёная неизвестность. Йоханесс тяжело вздохнул и двинулся вперёд, совершенно не понимая, куда и зачем он теперь идёт.

Спустя время начало темнеть, причём явно и стремительно, а мальчик уже понял, что основательно потерялся. Кажется, ёлки и сосны окружили его со всех сторон, лес стал бесконечным, а поэтому найти выход или вход было уже невозможно. Йоханесс застрял в этом крайне неприятном месте. Отовсюду доносились странные пугающие звуки, будто бы крики каких-то жутких существ, исчадий ада, потому что ни животные, ни люди не могли кричать подобным образом. Он дрожал и пытался на ощупь проложить себе хоть какую-то дорогу, чтобы не стоять на месте, потому что остановка незамедлительно привела бы ко сну от жуткой усталости, а сон, несомненно, – к смерти.

Но ноги уже стали ватными, руки – ледяными, а голова – тяжёлой. Йенс остановился возле рябины с ярко-красными гроздьями ягод. Удивительно, но в этом мерзком лесу это дерево стало своего рода фонариком. От плодов исходил резкий свет, но мальчик слишком устал, чтобы размышлять об этом, поэтому он просто стоял рядышком, обнимая руками тонкий ствол. Наконец, лес погрузился в полную тишину: никаких звуков, никаких шорохов. Йоханесс начал понимать, что засыпает, но сладкую негу прервал отчаянный рык где-то совсем рядом. Мальчик резко проснулся и обернулся: из кустов на ребёнка смотрело два кислотно-жёлтых глаза, обезумевших от голода.

Йенс резко подорвался с места и бросился прочь, отчаянная крича, но уже не мечтая, что откуда-нибудь появится помощь. Теперь его дни сочтены. Ему предстоит умереть здесь, в тёмном лесу, вдали от матери, которую мальчик очень любил, пускай и ссорился с ней постоянно. Перед глазами встал образ невысокой женщины с учебником физики в руках, которая с доброй улыбкой рассказывала своему сыну о дальних звездах, о необъяснимых явлениях. Паренек за своими слезами не заметил небольшой обвал вниз, поэтому через несколько секунд уже кубарем катился вниз, прямо в грязное озеро, которое больше напоминало болото. Где-то сверху раздался скулёж, но Йоханессу было уже всё равно на преследовавшее его чудовище, потому что мальчик оказался с головой застрявший в вонючей воде, уже даже не пытаясь выбраться на свежий воздух.

Но на этом жизнь не оборвалась тоненькой ниточкой, как думал мальчик. Он закрыл глаза, пока глубже проваливался куда-то вниз, словно это болотистое озеро было бесконечным. В какой-то момент погружение стало слишком свободным, словно Йенс падал уже не на дно, а летел с горы вниз. Паренёк почувствовал болезненный удар и нащупал руками холодный пол. Вода куда-то испарилась, а сквозь закрытые веки мальчик мог ощущать яркий свет.

Three Days Grace – Never Too Late

– Ну и где ты был всё это время? Ты чуть не опоздал на церемонию, – грубым голосом произнёс отец, резким движением поднимая сына на ноги.

Йоханесс, едва находя в себе силы, чтобы не упасть обратно, медленно открыл глаза. Теперь мальчик находился в огромном зале, оформленном в чёрно-белые тона, где кругом стояли люди в траурной одежде, столы с едой, а также всякие дурацкие украшения, из-за которых в голове Ольсена невольно возникал вопрос: он на похоронах или на празднике? Но ещё один замеченный атрибут помог во всём разобраться.

В центре просторного зала стояла украшенная чёрными цветами свадебная арка. Возле неё крутилась девушка в длинном готическом платье, держа в руках потухшую свечу. Рядом с ней стоял мужчина в того же цвета, что и у невесты, костюме, с прискорбным лицом рассматривающий пришедших на бракосочетание гостей, словно разыскивая кого-то.

– Согласны ли вы, Ида Расмуссен, стать законной женой Йоханесса Ольсена, быть с ним и в горе, и в радости, любить его до самого гроба? – громким голосом произнес священник в черной мантии.

– Согласна! – со счастливой улыбкой на лице отозвалась девушка.

В голове почему-то промчались слова незнакомки с бирюзовыми глазами, красивые лилии которой оказались чёрными змеями: «Иногда тебе стоит смотреть не глазами, а сердцем». Вряд ли ребёнок мог понять, что имела в виду в ту минуту женщина. Однако, кажется, Йенс мог смотреть на мир не глазами, а сердцем, потому что спустя какое-то время он всё же понял, что завядшие цветы, которыми так дорожила торговка, на самом деле оказались сокровищем, в отличие от остальных лилий. И сейчас, кажется, настал тот самый момент, когда мальчик должен был применить свой навык и увидеть настоящую Иду Расмуссен.

Йоханесс закрыл глаза и представил бирюзовую воду, чистый белый песок, который ласково гладили небольшие волны, птиц, пролетающих мимо, и почувствовал, как сердце заполнилось необыкновенной силой. Ольсен разлепил веки и увидел чудовище в красивом свадебном платье тёмных тонов, которое едко улыбалась, просовывая свой длинный тонкий язык между зубов.

– Согласны ли вы, Йоханесс Ольсен, стать законным мужем Иды Расмуссен, быть с ней и в горе, и в радости, любить её до самого гроба? – вновь прозвучал в тишине звучный голос священника.

Мальчика ринулся вперед, к свадебной арке, распихивая людей в чёрных одеяниях, которые рычали на ребёнка, а между этими животными звуками, если прислушаться, можно было различить страшные слова.

– Нет! Нет! – завопил мальчик, когда жених уже открыл рот, чтобы дать свой ответ.

Но вот пошёл ледяной дождь с потолка. Реальность начала рассыпаться на кусочки. Холодные капли попадали на плитку, на людей в роскошных костюмах, на декорации, оставляя огромные чёрные кляксы. Мир кричал и стонал от боли, пока маленький Йоханесс бегал из стороны в сторону, пытаясь спрятаться от непогоды. Но вода попадала на ручки, на кофточку, прожигая насквозь не только ткань, но и кожу. Как ни странно, боли Ольсен не чувствовал, только обволакивающий тело холод и стекающие вниз дорожки дождя. Йенс застыл на месте, потеряв способность двигаться, и смотрел на уродливых людей, которых оставил после себя дождь, наблюдая за кривляющейся невестой и родителями, которые теперь были похожи на мерзких монстров, пока не исчез окончательно, издав отчаянный вопль, почувствовав острую боль на лице.

– Пап, пап, проснись! – перед глазами появился парень с растрёпанными тёмными локонами, который держал в руках кружку. Олли выглядел напугано, когда эмоционально махал руками и пытался адекватно сформулировать мысль, крутившуюся на языке.

Йенс выпрямился, пытаясь прогнать остатки очень странного сна. Мужчина заснул сидя, причём на чём-то твёрдом и крайне неудобном. Подоконник! Точно, в гости к Ольсену же вчера внезапно нагрянуло вдохновение, поэтому, видимо, Йоханесс настолько забылся, погрузившись в некогда любимое дело, что не заметил, как вымотался из-за бессонной ночи и погрузился в царство Морфея.

– Оливер, перестань кричать, – простонал Йоханесс, схватившись за заболевшую голову.

– Тебе приснился страшный сон? Ты кричал, я так испугался! – пуще прежнего затараторил юноша, хлопая большими глазами. – И ты не хотел просыпаться. Я облил тебя водой из раковины, но ты всё равно не реагировал на меня. Ты очнулся только тогда, когда я кинул в тебя подушку… – кажется, Олли немного смутился, потому что он замолчал и опустил голову.

– Подушку? – с усмешкой переспросил Йенс.

– Да, – понуро отозвался Расмуссен.

– Ладно. Иди завтракай, – приказал Ольсен, сползая с подоконника и потягиваясь. Тело неприятно болело после сна в неудобной позе.

Оливер перевёл хитрый взгляд на отца, чуть наклонив голову в сторону, словно ожидая со стороны мужчины каких-то действий или объяснений. Ольсен приподнял левую бровь, искренне не понимая, почему на губах сына возникла эта мерзкая ухмылочка. Через пару мгновений Йоханесс заметил, что в правой руке Олли держал уже пустую кружку, а левую прятал за спину. И тогда в голове почему-то возник рисунок, который Йенс вчера создал.

– Я не собираюсь отвечать ни на один вопрос, который ты мне сейчас хочешь задать, – фыркнул мужчина, подходя к сыну, чтобы выхватить из его рук украденную вещичку.

– Рисунок! Спустя столько времени ты решил вспомнить про свой талант. Это замечательно! – воодушевлённо пролепетал Оливер, медленно отступая назад.

– Кто этот человек? Ты её знаешь? У неё есть имя? Почему именно она?

– Это не твоё дело. Верни, – раздражённо ответил Йоханесс, вытягивая руку вперед, чтобы поймать парня, но тот быстрым прыжком отскочил ещё дальше.

Честно говоря, Ольсен даже не мог ответить на вопросы, заданные Оливер. Кто этот человек? Кажется, Эрика носит слишком много разнообразных масок, то появляясь в образе любящей жены, то богатой дамы, то жестокой мафиози. Знает ли Йоханесс её? Визуально да, но что все-таки из себя представляет Ричардсон – непонятно. Почему именно она? Это тот вопрос, который мучает и самого Йенса, потому что, если честно, Ольсен совершенно не только не понимал своего восхищения этой странной мафиози, но и принимать этого не хотел. Однако сердце продолжало дрожать, когда мужчина смотрел на свой рисунок, а на кофейном столике все еще лежала книжка про гангстеров из библиотеки. Наверное, на вопрос про имя он всё же мог ответить. Но разве можно быть уверенным во всем, что касалось Ричардсон? Может быть, она и никакая не Эрика вовсе.

– Не верну, пока ты не ответишь на мои вопросы, – задрав носик к потолку, отчеканил Расмуссен.

– Я не знаю этого человека. Просто нарисовал первое, что, блядь, пришло на ум. Доволен?! Верни! – озлобленно отозвался Йоханесс, протягивая руку вперед.

Оливер обиженно надулся, но вернул рисунок. Мужчина тут же выхватил его и свернул пополам, крепко прижав к себе и облегчённо выдохнув. Парень медленным шагом направился к выходу из комнаты, но в шаге от двери обернулся и посмотрел на отца:

– Когда тебя не было, приходила тётя Эльфрида. Она очень ругалась, но сегодня собиралась прийти ещё раз, чтобы убить тебя, – равнодушно произнёс Олли, после чего пропал с поля зрения Йоханесса.

Но, честно говоря, Йенса сейчас в самую последнюю очередь заботила Фрида, которая придёт и будет верещать совершенно не интересующие Ольсена вещи, задавать идиотские вопросы и просто раздражать своим присутствием в тот момент, когда мужчина буквально мечтал о временном одиночестве.

Он всё никак не мог забыть о странном сне. Йоханесс долгое время видел по ночам своих родителей после их смерти, но после переезда из Дании это прошло. В Детройте началась новая жизнь, а вместе с ней все старые переживания перестали так сильно терзать сердце Ольсена. Но что случилось в этот раз? Почему разум решил вспомнить погибших отца и мать?

А сколько непонятного бреда затесалось во сне? Причем тут черти, свадьба, змеи, лилии? Йоханессу не нравились такие видения, которые заставляли его паниковать и переживать. А причём тут Ида, собственно говоря? Эту падшую женщину Йенс не видел уже около десятка лет и, может быть, даже чуть больше.

Но больше всего мужчину интересовала Эрика, которой отчего-то так сильно был увлечён разум, причём на каком-то странном болезненном уровне. Что вообще такого в этой Ричардсон? Ольсен даже не знал, что представляла из себя эта загадочная женщина с бирюзовыми глазами и мягким голосом, так почему тогда Йенс так часто думал о мафиози?

Плевать! Больше никакой мафии в жизни Йоханесса!

Нужно было срочно забыться, забить голову какой-нибудь ерундой, найти себе занятие, причём такое, чтобы больше никогда и ни при каких обстоятельствах не вспоминать блестящие большие глаза Эрики, видящие и замечающие всё вокруг, бледные губы, нежную кожу, руки, которые хочется держать… достаточно! Йенс быстро подскочил со своего места, свернул рисунок на несколько частей и запихал его в карман брюк, после чего бросился в прихожую, чтобы поспешно натянуть старенькую куртку и обуться.

– Пап, ты куда? – озадаченно спросил Оливер, выползая из своей маленькой комнаты.

– По делам, – грубо отрезал Ольсен.

– А как же тётя Эльфрида?

– Обойдётся!

Мужчина быстро выскочил на улицу, надеясь, что свежий воздух поможет привести в нормальное состояние бурлящую в венах кровь. Он не понимал, совершенно искренне и безнадёжно не понимал себя, запутавшись в пучинах собственного сознания, не чувствуя даже почвы своих желаний, мечтая об одном: о душевном спокойствии, которое так давно не появлялось.

IAMX – look outside

На улице сегодня царила какая-то странная атмосфера. Люди прятались по своим домам, боязливо выглядывая из окон, чтобы увидеть что-то. Соседские дети собирались небольшими стайками возле стекла, с интересом выглядывая наружу. Самые смелые из них пытались открыть окно, чтобы высунуть голову, что определённо могло увеличить обзор. Но вот появилась женщина со скалкой в руках, которая громко крикнула на детей, тем самым отпугнув их обратно в комнату. Однако спустя несколько минут, когда родительница вновь ушла вовнутрь дома по своим делам, непоседливые ребята опять полезли узнавать, что происходит на улице.

А на не самом безопасном участке города сегодня действительно было особенно неспокойно. Из-за поворота доносились человеческие крики и, кажется, Йоханесс даже слышал выстрелы. На самом деле, недовольная мать была права, когда загнала своё чадо подальше от неприятностей, но Ольсен, который раньше никогда не считал себя любопытным, понял, что ему действительно очень нужно узнать, что происходит.

Мужчина, решив, что терять ему уже, по сути, нечего, направился к источнику громких звуков.

– Мышка сама собирается прыгнуть в ловушку кота? – произнёс кто-то снизу скрипучим голосом. Возле кустов сидел улыбающийся человек в лохмотьях. Йоханесс невольно скривился, догадываясь, что за человек этот незнакомец. На длинных худых руках, прикрытых тоненькой кофтой, красовались шрамы от шприцов. – Чувак, возле дома Дэвисов дежурит мафия. Попадёшься им под руку – пожалеешь.

– А чего ты тогда не прячешься? – фыркнул Йоханесс, повернувшись в сторону предполагаемого нахождения мафии.

– Они мои друзья, на самом деле. Зачем «Нации розы» трогать своих друзей? – человек хрипло рассмеялся самым омерзительным смехом из всех, которые только могла создать природа. Спустя пару секунд существо возле куста громко раскашлялось, а Йенс сделал несколько больших шагов в сторону, сморщившись от неприятного запаха, исходящего от наркомана.

Ольсен видел этого паренька раньше. Кажется, он по жизни вёл себя крайне странно и даже в какой-то степени противно. Но, как бы грустно это не звучало, мужчина привык, что все его соседи не отличались особой человечностью и адекватностью, сочетая в себе целый букет вредных человеческих привычек и дурных черт характера. Было трудно назвать истинный возраст собеседника, потому что он одновременно выглядел как на шестьдесят, так и на тридцать. В общем, определённо что-то между. Дряблое тело, худое лицо, бледная кожа, усыпанная язвами, мёртвый стеклянный взгляд – из-за подобных вещей назвать незнакомца красавцем действительно было очень трудно.

Однако внезапно пришло осознание. Парень говорил про «Нацию розу» или у Йоханесса уже начался конкретный сдвиг по фазе, включающий в себя звуковые галлюцинации и идиотские сны, в которых случайно или же специально, но независимо и обязательно появлялась Эрика?

– «Нация розы»? – переспорил Йоханесс, окинув взглядом своего вечно обдолбанного соседа.

– Да-а-а, – протянул парень. – Не слышал о такой? Ты странный, чувак, – выслушивать такое замечание от наркомана было не совсем правильно. Но, кажется, сам Дейтройт рушил представление о «правильном». Каждый второй житель городка отличался особенным способом саморазрушения, мерзкой зависимостью, мразотным характером. Вероятнее всего, Йенс тоже медленно, но верно начинал вписываться в атмосферу грязи и разврата, находя себя вдохновлённым гангстерской ухмылкой. – В Детройте «Нацию розы» знают все, а каждый пятый житель города пострадал от её руки или задолжал Ричардсон кругленькую сумму.

Опять Ричардсон. Чёрт. Эрика была похожа на огромную ядовитую паучиху, которая плела красивую паутину вокруг города, благоухающую и липкую, яркую и привлекательную, обойти которую стороной было крайне трудно. Хотелось прикоснуться к переливающимся ниточкам, провести по ним рукой, повиснуть и стать жертвой. Может, быть мошкой, ожидающей смерти от лап паука, не так уж и плохо. Видимо, именно так думал каждый пятый житель Детройта. Выходит, Йоханесс ничем не отличается от других, никак не выделяется. Эрика вряд ли когда-нибудь сможет запомнить имя очередного клиента. Но ведь Ольсену не нужно внимание мафиози, верно?

Мужчина сжимает челюсти: Эрика никакая не паучиха, она просто-напросто не может быть связана со всем этим миром мафии напрямую, во всем винить следует исключительно её мужа. Но, в таком случае, почему именно имя Ричардсон в который раз срывалось с уст собеседника при разговоре о «Нации розы»? Почему про Кристиана Эдвардса никто и не заикался, словно он всего лишь второстепенный персонаж истории? Обман, это всё обман, дурман, который мафия мастерски вливала в головы глупых жителей. Женщине доверятся с большим удовольствием, чем мужчине. Йоханесс крайне старательно пытался убедить себя в этом.

– Ричардсон? – тихо произнёс Йоханесс, словно боялся, что обладательница этой фамилии тут же окажется перед мужчиной с револьвером в руках.

– Ага. Эрика Ричардсон. Она ненормальная. Говорят, она с детства умеет обращаться с оружием. Даже полиция у неё на коротком поводке! Но героин они перевозят зашибенный, так что мне похуй, – парень расплылся в широкой улыбке, даже слегка прикрыв глаза от внезапной радости.

Не правда. Не правда, это всё не правда. Жестокому и беспощадному Кристиану Эдвардсу было куда удобнее спихнуть всю вину на свою хрупкую прелестную жену. Это всего лишь хитроумный план, и столь прелестное создание на самом деле не может быть главой мафии.

– А… а Кристиан Эдвардс? – неуверенно спросил Йоханесс.

– О, то есть ты всё же кое о чём осведомлен? – глаза паренька вдруг загораются, и он взволнованно потирает ладони. – Кристиан Эдвардс – это её правая рука.

– Разве… разве не наоборот?

– Ты чего? – фыркает сосед. – Неужели ты один из тех идиотов, которые считают, что женщина не может быть главой мафии? Собственно, ладно… может быть, отчасти это и так, но Эрика… хах, поверь, она своего титула добилась более чем заслуженно. А вот этот кретин Эдвардс – всего лишь напыщенный индюк, который и в мафию-то попал тупо из-за того, что женил на себе Ричардсон. Никогда мне не нравился.

Парень корчит гримасу, демонстрируя своё отвращение, и уж в чём, а в этом Йоханесс с ним солидарен. Кристиан – личность крайне неприятная, но согласиться с тем, что за всё ответственна может быть именно Эрика, Ольсен никак не может. С каких пор он должен слушать какого-то наркомана? Мало ли он понимает в этой жизни. Спихнуть всю вину на несчастную женщину – как же это в характере мужчин!

– Я смотрю, ты лучше всех разбираешься в иерархии мафии, – с издёвкой фыркает Йоханесс.

– Не хочешь – не верь, – обиженно отзывается парень. – Вы все такие. Думаете, что раз я оказался в подобном положении, то ко мне можно даже не прислушиваться. А разве я виноват?

Сердце протыкает тоненькая иголочка вины. В действительно, Йоханесс ничего не знает об этом парне (как и об Эрике, собственно), разве имеет он право делать выводы и считать его хуже себя? Наркотики превращают мозг в кашу, так что как уж тут думать головой и сохранять трезвость мыслей?

– Ладно, я не хотел тебя обидеть, – с большим трудом вытягивает из себя Ольсен. В конце концов, если этот парнишка действительно имеет какую-то связь с «Нацией розы», то, быть может, хотя бы что-нибудь от него получится узнать.

На лице соседа вновь возникает счастливая улыбка, и обида тут же исчезает из чужих карих глаз. Вероятно, относились к нему на этой улице очень хуево, если даже вымученное доброе слово Йоханесса смогло обрадовать парня.

– Кстати, я Энтони Купер, – приветливым тоном произнёс новый знакомый киномеханика.

– Йоханесс Ольсен, – буркнул себе под нос мужчина.

– Я всегда знал, что ты не местный, – радостно отозвался Энтони.

– Замечательно. Ты охуительный молодец, прямо умница, Тони, – язвительно проскрипел Йенс. Увидь его кто сейчас в этом обществе – и так низкая репутация опустится ещё ниже. – Однако, извини, мне пора валить.

– Мы ещё увидимся?

– Обязательно, Тони, – с нескрываемым сарказмом в голосе ответил Ольсен, уже направляясь в сторону дома Дэвисов, на который происходило нападение американскими гангстерами.

Halsey – Sorry

За поворотом находился небольшой деревянный домик. Он не мог похвастаться красивой отделкой, дорогими материалами, но можно было заметить, что хозяева следят за своим жильем. Однако понадобится ли им убежище от внешних непогод в дальнейшем? Возле крыльца стояла дорогая тонированная машина, внутри которой в развалку сидел водитель, покуривая папиросу. Около самого дома находилось трое гангстеров в шляпах с широкими полями и в длинных чёрных плащах. Одного из них Йоханесс узнал сразу: Кристиан. Твою мать! А что этот упырь-то здесь забыл?

– Мисс Ричардсон не любит, когда с ней шутят. Шутить здесь может только она, усёк? – слащавым голосом произнес Кристиан двери, за которой слышалась возня и крики.

Йоханесс прижался сильнее к стене, за которой прятался от всевидящих взоров мафии, и поправил очки, прищурившись, чтобы разглядеть лучше ситуацию, происходящую в оккупированном доме. Стёкла были заколочены досками, двери тоже, причём снаружи, что говорило о том, что жители стали жертвами в собственном родном обиталище. Один из мужчин в шляпах облил здание и траву возле него какой-то жидкостью, после чего поджог её. И тогда Ольсен понял, насколько может быть жестокой мафия.

Пламя быстро охватило пространство вокруг дома, жадно набрасываясь на доски и пожирая их, всё ближе приближаясь к несчастным людям, застрявшим в доме. Гангстеры курили толстые папиросы и переговаривались, пока семья умирала в муках и агониях. Из окон высунулись другие жители. Каждый хотел помочь, совесть терзала душу каждого, однако никто не решался подойти к вооруженным мафиози из «Нации розы». Да и было это уже бесполезно. Блядство, какое же блядство! Йоханесс осел на землю, схватившись за голову. Что такого сделали эти несчастные люди, что этот конченый Кристиан самолично решил их так жестоко убить? И после этого люди смеют говорить, будто бы Эрика сущее зло? Да вы вообще видели её мужа?! Ебаный ублюдок. Как часто он развлекается такими вот прогулками?

Единственное, что испытывал Йенс – это жалость к жертвам и ненависть к Кристиану и всем его приспешникам. Где-то в глубине разума крутилось осознание того, что и сам Ольсен стал пленником коварства и гения мафии. И мужчина плевать хотел на свою жизнь, но вот Оливер, разве он должен был расплачиваться за грехи отца?

Йоханесс поднялся на ноги и направился прочь от горящего дома, прочь от гангстеров, которые уже садились в машину, чтобы уехать отмечать очередное успешное дело. Эрика… и всё же, насколько сильно ты вмешана в происходящее? Являешься ли ты его частью? Действительно ли ты занимаешь должность главы и отдаёшь приказы?

Ольсен очнулся лишь перед быстрой рекой, текущей куда-то вперёд в своём направлении. Она целеустремлена к определённой точке, к своему озеру, до которого определённо доберётся в конечном итоге. А что Йоханесс? Он лишь заблудившаяся душа, не понимающая, куда двигаться и что делать.

– Иди нахер, Кристиан Эдвардс, – прохрипел Йенс, доставая из кармана брюк сложенную несколько раз бумажку, с которой на мужчину смотрела обворожительная мафиози, запрятав свое лицо в мягких волосах. Она печально улыбалась, томно прикрыв глаза. Художник провёл по бумаге большим пальцем, представив, что гладит не нарисованное изображение, а кожу. – Иди нахер, Эрика Ричардсон!

Кем бы она ни была, где бы она ни была – пусть исчезнет из разума, пусть больше нигде и никогда Ольсен не услышит её имя, не увидит её бирюзово-ядовитые глаза. Он не хотел думать, связана ли Эрика с мафией, не хотел ломать голову, сомневаться и бояться. Всё, чего хотел Ольсен – сбежать подальше от этого места, исчезнуть. С одной стороны, Эрика действительно может быть той самой жестокой убийцей, про которую все говорят и которую все боятся.

– Блядь. Блядь. Блядьблядьблядьблядьблядь, – Йенс принялся ожесточённо рвать бумагу на куски, после чего выкинул всё в воду. – Ты мне не нужна, – заключил мужчина, после чего развернулся спиной к реке.

С другой стороны, вот она, Ричардсон. Такая красивая и необычная, талантливая и аристократичная, загадочная и непонятная, заботящаяся о своих близких. Ведь никто не мог сказать, что на самом деле лежит на душе у Эрики. Мафиози – одна сплошная загадка, найти ответ к которой может только самый умный и талантливый человек на свете. Но, разумеется, никто не станет злом просто так.

Домой мужчина вернулся под вечер. Дверь легко поддалась на слабый толчок. Йенс подумал о том, что стоило бы отругать Оливера за халатность и безответственность, но настроения разговаривать с кем-либо, а тем более отчитывать кого-то, совершенно не было. Все мысли кружились вокруг одной загадочной женщины, что непроизвольно высасывало все соки и всю жизнь из мужчины. Он уже не мог ни о чём думать, но продолжал, тратя последние остатки энергии.

Из гостиной доносились голоса, причём их было несколько, следовательно, Оливер был дома не один. Йоханесс нахмурился и на ватных ногах неохотно поплелся в комнату. На диване сидел разбитый Гловер, а возле него бегала взволнованная Эльфрида. И, честно говоря, Ольсена сразу начало тошнить только от вида этой «сильной и настоящей любви».

– Ночь на дворе. Чё вам резко стало нужно? – недовольно спросил Йоханесс, заползая в комнату.

Оливер, сидящий на кресле, испуганно посмотрел на отца. Юноша дрожал, словно от холода, но красноречивый взгляд выдавал сильные эмоции. Ольсен сразу заподозрил неладное, решив, что если Расмуссена кто-то обидел, то этому кому-то мало не покажется.

– Где ты шлялся? – грозно произнесла Эльфрида, поставив руки на бока.

– Ой, это вы меня всё это время ждали? – Йенс широко улыбнулся, плюхаясь прямо на пол.

Гловер прокашлялся, привлекая всё внимание на себя. Не трудно было догадаться, что Томсон сейчас произнесёт что-то очень важное и, видимо, не слишком-то и приятное. Прекрасно, Йоханесс до жжения в сердце обожал плохие новости. Фрида заботливо взяла предпринимателя за руку, что вновь неприятно ужалило Ольсена.

– Я банкрот, Йоханесс, – тихим разбитым голосом произнёс Гловер.

– Чего? – удивился Йенс, не веря своим ушам.

– У меня больше нет денег. Теперь я никто, – слабо продолжил Томсон. – Мы в дерьме по самые уши.