Под вопросом

– Я просто скажу им, что ее доставили в таком состоянии.

Келлан пялится на меня, словно не может решить, серьезна я или нет, затем его лицо расслабляется, и он улыбается.

– Они поверят тебе. Кто бы не поверил?

Он возвращается в гостиную, и я слышу, как он спрашивает Кросби, что тот делает тут до сих пор.

– Я прибирал, – отвечает Кросби.

– Почему твоя рубашка в ее комнате?

– Нет ее там.

– Та, в которой ты был прошлой ночью.

– Чувак, ну тогда не знаю, как она туда попала. Ты знаешь, что я делал прошлой ночью. Это была не Нора.

Их голоса затихают, когда они заходят в комнату Келлана, поэтому я вешаю рубашку Кросби на дверную ручку снаружи и тихонько закрываю дверь.

Глава шестая

Всю неделю после инцидента с кроватью я нечасто вижу Кросби. Мы так и не поехали в IKEA вместе, так что через пару дней «бракованную» кровать забирают и меняют на новую. Доставка приезжает, когда Келлан дома, и он удивляет меня, собрав ее, пока я на занятиях, говоря, что обеспокоен моими навыками по сбору мебели, и заставляя меня пообещать, что я больше не буду на ней прыгать. Тем не менее он не слишком часто бывает дома. Он зависает в «Альфа Сигма Фи», поэтому у Кросби нет повода возвращаться. Я стараюсь притвориться, что не замечаю этого, но это не так.

– Земля вызывает Нору. Это Земля, просим Нору отчитаться перед базой.

– Ты огромный неудачник.

Нэйт смеется, нисколько не обиженный. Сейчас вечер вторника – прошло десять дней с «прыжкокроватной катастрофы», и мы находимся в библиотеке Бернема практически в центре кампуса. У нас совместный французский, и мы должны разыграть глупый диалог о том, как француз учит человека, говорящего на английском, заказывать чашку кофе.

– Что там нужно сказать сначала? – спрашивает Нэйт. – Bonjour.

– Bonjour? Мы здесь уже полчаса, и ты усвоил лишь одно слово?

– Это слово о многом говорит!

– Оно говорит о том, что ты провалишь задание.

Он фыркает.

– Кто бы говорил. Это ты исписала всю страницу с заданием словами «Миссис Келлан МакВи».

Я ахаю:

– Нет! Это был мозговой штурм.

– Да? И к чему ты пришла?

– Je veux boire le café. Я хочу выпить кофе. Я думаю.

– И что это значит?

– Ты вообще слушал CD? – Я уделяла этому два часа в неделю и почти уверена, что не справилась бы, если бы оказалась во Франции. Или в Квебеке.

– Нет. – Нэйт качает головой. – И о чем там говорят?

Я смеюсь и бросаю ручку через стол. Она отскакивает от его плеча, и он хихикает и подхватывает ее. Мы на четвертом этаже, где относительно тихо в восемь часов вечера, поэтому на нас никто не смотрит свирепо и не одергивает. Именно эта тишина и делает низкий мужской смех, доносящийся из-за книжных полок, громким настолько, что мы подпрыгиваем на наших стульях.

– Чтоооо? – беззвучно говорит Нэйт с восторженным видом.

Я почти отвечаю ему, что, скорее всего, ничего, когда к смеху присоединяется женский голос, внезапно срываясь на пылкий стон.

Как раздражает.

Я стараюсь учиться.

Стараюсь концентрироваться.

Стараюсь не сходить с ума от зависти.

То есть, я пришла из старшей школы, где у меня был нулевой опыт отношений, в колледж, где могла знакомиться с парнями только на вечеринках с Марселой. Сочетание большого объема алкоголя, ослабления запретов и мастерских навыков флирта Марселы привели ко множеству знакомств, а в некоторых случаях и к чему-то большему.

Но я не напивалась с той ночи, как меня арестовали, и секса у меня тоже не было с тех пор, что и привело меня к четырехмесячной отметке воздержания, и должна сказать… я скучаю по этому. Особенно каждый раз, когда вижу Келлана без рубашки, или потным, или во время еды, или играющим в видеоигры – что бы парень ни делал, это сексуально. Но, конечно, гораздо хуже то, что каждый раз, закрывая глаза, представляю, что совсем не Келлан склоняется ко мне для поцелуя.

Я знаю, что одинока. И за исключением Нэйта, который относится к легиону мужчин, желающих Марселу, Кросби единственный парень, с которым я разговаривала или зависала за целую вечность. Также странно то, что я вроде как скучала по нему всю прошедшую неделю. Я привыкла приходить с работы и находить его обосновавшимся на диване с остекленевшими глазами, когда он взрывает машины и грабит с Келланом банки, а затем переводит тот напряженный взгляд с телевизора на меня ровно настолько, чтобы улыбнуться. И это все, что требуется, чтобы мои гормоны встрепенулись, желая от него намного большего.

Интенсивность стонов нарастает, по большей части с женской стороны, и теперь они звучат приглушенно, словно он накрыл ее рот. Мы с Нэйтом сидим в углу возле балкона, следовательно, раз они не разглядывают этаж или не замечают нас с нижнего уровня, у них есть все основания думать, что они одни.

Нэйт царапает что-то на листке бумаги. Десять баксов, что это Келлан с блондиночкой.

Это то же самое, что и ставить деньги на то, что Мерил Стрип номинируют на «Оскар».

Он снова пишет. Иди посмотри.

Я проглатываю смешок. Нет. Подчеркиваю двумя чертами.

Трусиха.

Я теперь скучная, забыл?

Ну конечно. Ззз.

Пинаю его под столом, и он вскрикивает.

Тебе слабо, пишет он.

– Тебе сколько лет вообще? – шикаю на него.

Он наклоняется:

– Не сто пять, как тебе, судя по твоему поведению.

Я отшатываюсь, оскорблённая:

– Я не…

– Ты убиваешь себя. Если ты не собираешься веселиться, то можешь хотя бы пошпионить за теми, кто развлекается, и, вернувшись, мне рассказать.

– Думаю, у тебя что-то вроде вуайеристического фетиша.

Он ухмыляется.

– Виноват.

Но на самом деле меня уже больше не нужно подначивать. Тебя не арестуют за случайно замеченную парочку, зажимающуюся в библиотеке. Это займет всего минутку, мои оценки не пострадают. Никаких звонков от моих родителей, или декана, или полиции. Что плохого-то?

Плюс – мне так скучно.

Я отодвигаю стул и встаю, мои кроссовки не издают ни звука, когда иду по старому протертому ковру. Стоны становятся громче, когда я подхожу к стеллажам с книгами о капитализме и оглядываюсь через плечо на Нэйта, он показывает мне большой палец, когда я поворачиваюсь к проходу, через один стеллаж от голубков, и, пригнувшись, крадусь вдоль него. На полпути я замечаю две пары ног – одна в джинсах, другая едва прикрыта мини-юбкой, – подбираюсь ближе, и их тяжелое дыхание прекрасно скрывает любой шум, который я могу издать. Черт, я могла бы опрокинуть полку и, уверена, не прервала бы парочку.

Я примерно в двадцати книгах от них, когда женский голос стонет:

– О, Кросби.

Как неприятен и ужасен его низкий смешок – тот самый, по которому я скучала всю неделю. Мою кожу покалывает от мурашек, вызванных отвращением, и я чувствую, как что-то странно и болезненно сжимается в моей груди.

– Я с тобой, – бормочет он.

И слабая надежда, которую я лелеяла, что это другой Кросби, разбивается вдребезги. Это он.

И это определенно его репутация.

Почему-то, когда я думала, что там Келлан, меня по-настоящему не волновало, что я обнаружу.

Но это больно.

Вместо того, чтобы благоразумно вернуться за свой стол и сказать Нэйту, что нам нужно идти, я направляюсь в конец, беру книгу с полки и задерживаю дыхание, прежде чем завернуть в оккупированный проход якобы в поисках интересной книги о капитализме.

А вот и они.

В десяти футах от меня, трутся друг о друга у полки, его бедра прижимают ее к ряду с книгами, к которым я никогда не прикоснусь. По крайней мере, они полностью одеты, только их губы заняты схваткой, и хотя они выглядят так, словно склеились, Кросби отскакивает, когда замечает меня.

Его сообщница в библиотечном преступлении выглядит ошеломленной и сконфуженной, пока не прослеживает его взгляд, чтобы обнаружить проблему, и даже зная, на что наткнусь, повернув за угол, все равно слышу свое довольно убедительное заикание:

– Простите, я не знала… – прежде чем рвануть обратно к столу, где ждет Нэйт.

– Плати, – говорит он, протягивая руку.

– Ты остался в дураках, – говорю я, стараясь выглядеть так, словно нахожу все это забавным, а не ужасающе болезненным. – Это был не Келлан.

– Нет, он.

– Не он, клянусь.

Он хмурится, когда осознает, что я запихиваю книги в сумку, словно начался пожар и единственное, что мне нужно спасти – это учебники.

– Что ты…

– Я только что вспомнила, что должна сделать кое-что, – крайне неубедительно лгу я.

– Нора, что… – Его глаза фокусируются на чем-то за моим плечом, и я знаю, что это Кросби с «Кросбабой» поправили свою одежду и вышли из-за стеллажей.

– Не надо, – с нажимом говорю я, когда замешательство в его взгляде сменяется беспокойством. – Не говори ничего.

– Нора, я… – Кажется, я сейчас заплачу. И это так глупо – меня не волнует Кросби, я не хочу, чтобы он волновал меня, и никогда не думала, что волную его.

Хватаю сумку и размашистым шагом направляюсь к лестнице на дальнем конце этажа, параллельно с Кросби и его «подругой». Но их скорость даже рядом с моей не стояла, и я подхожу к лестнице как раз вовремя, чтобы услышать, как она требовательно спрашивает, почему они не могут воспользоваться лифтом.

Быстро спускаюсь по лестнице, пробираюсь по основному уровню и выхожу через парадную дверь к своему велосипеду, пристегнутому у обочины. Неуклюже набираю комбинацию дрожащими пальцами, и когда замок щелкает, слышу, как открывается дверь, и девушка Кросби настойчиво осведомляется, зачем им нужно так быстро идти.

Я перекидываю ногу через сиденье и, не оглядываясь, максимально быстро кручу педали домой. Тротуар мокрый и покрыт первыми опавшими листьями, но даже признаки наступающей осени не улучшают моего настроения.

Я знаю, что глупая.

Так же как знала, что бегать голой по Мэйн-Стрит плохая идея.

Так же как знала, что пять недель подряд прогуливать историю искусства было не умно.

Как и знала, что отрываться на вечеринке в ночь перед промежуточным экзаменом по языкознанию было ошибкой.

Я знаю, что приносит мне вред, но все равно делаю это. И позволить разрастаться сорнякам в виде чувств к Кросби, вместо того чтобы упасть на четвереньки и выдрать их, прежде чем они укоренятся – было ошибкой.

А с меня хватит ошибок.

Обычно я пристегиваю велосипед к перилам, но сегодня я затаскиваю его по крыльцу и бросаю в коридоре. Топаю наверх, но там никого нет, на кого можно произвести впечатление своим плохим настроением, потому что Келлана, как обычно, нет дома. Выключаю свет, чтобы создать впечатление, что меня тоже нет дома, будто у меня есть множество интересных мест, куда пойти, пока кое-кто зажимается по библиотекам.

Плюхаюсь на кровать и таращусь на темный потолок. Мое сердце колотится, а виски влажные от пота.

Какого хрена.

* * *

– Прости за прошлый вечер.

Я поднимаю взгляд на Нэйта, завязывая свой фартук на кухне в «Бинс».

– Пустяки.

Марсела тоже тут, и не притворяется, что не подслушивает. Не притворяется, что Нэйт не посвятил ее во все унизительные подробности катастрофы.

– Я пытался позвонить тебе пару раз, но ты не брала трубку.

– Я слушала уроки французского. – Технически, это правда, но мой телефон лежал на ящике из-под молока, и я слышала вибрацию, просто отказывалась смотреть на дисплей. Так же, как и слышала робкий стук в дверь, но не рискнула встать и открыть ее. Я не знала, что сказала бы, если бы там был Кросби, а если бы там был не он, то каким-то образом это было бы гораздо хуже. Так что я сделала то, что делаю всегда: выбрала одну сторону круга и оставалась там. Посмотреть в лицо своим демонам или игнорировать их? Привет, отрицание. Я Нора.

– Я думала, что ты увлечена Келланом, – замечает Марсела. Она ставит противень с маффинами в духовку, и меня обдает волной жара, когда я иду к вращающейся двери кофейни.

– Я тоже, – говорю я.

Они идут за мной в зал, и я вздыхаю, когда вижу единственного посетителя – пожилого мужчину, который всегда приходит разглядывать предметы искусства и никогда ничего не покупает.

– Я просто удивилась, – говорю я. – Вот и все. Я едва знаю Кросби и обеспокоена, что дома может возникнуть неловкость. Он там постоянно.

Нэйт с Марселой переглядываются.

– Что?

– Он приходил сюда прошлым вечером, – говорит Марсела.

Я вытягиваюсь:

– Что?

– Около девяти. Он спрашивал тебя. Выглядел подавленным.

Я вздыхаю.

– Он, вероятно, пытался найти Келлана.

– Не думаю.

– Ну, может, просто хотел брауни.

– Он совсем не флиртовал со мной.

– Ого. – Вот это странно. Хотя это навряд ли успокаивает – знание того, что он прервал свое свидание и пришел увидеться со мной – со своим вторым выбором. Это ничего не значит, я не могу допустить этого. Я едва ли месяц живу новой жизнью и, невзирая на свои рьяные попытки, терплю крах. Снова.

А я правда не могу позволить этому случиться. Не то чтобы я пришла из ниоткуда. Мои родители усердно трудились, откладывали деньги, внушив и мне важность этого. Я так и поступала в старшей школе. Никогда не попадала в неприятности, никогда не бунтовала, никогда толком не красила волосы. Не то чтобы я мечтала грабить банки или сделать дюжину татуировок – просто хотела повеселиться в прошлом году. Просто немножко расслабиться.

Нэйт прочищает горло и бредет поболтать к пожилому человеку, некоторое время мы с Марселой просто стоим бок о бок за стойкой и смотрим. Ногтем, окрашенным в черный, она подцепляет этикетку, которую кто-то приклеил к стойке, а я не знаю, что делать. Именно здесь я и хочу находиться, хоть и не должна.

История всей моей жизни.

– Прости, что тебя арестовали, – в конце концов говорит она, наблюдая, как сдирается этикетка. – И прости, что я не сказала ничего.

Продолжаю смотреть на ее ноготь:

– Это не твоя вина.

– Ну, это была моя идея.

– Ладно, тогда по большей части это была твоя вина.

Она тихонько смеется:

– И если в прошлом году ты завалила предметы по моей вине, то прости и за это. Я знаю, что у тебя стипендия и необходимо поддерживать высокие отметки.

Бросаю на нее взгляд. Не умею конфликтовать. Или вчерашние события недостаточно доказали это?

– Я не из-за тебя завалила учебу, а сама. Просто запуталась.

– Ты правда больше не гуляешь?

– Никогда.

– Где ты осталась на день рождения Келлана?

Я вздыхаю:

– Только не смейся.

– Ты пряталась в шкафу и шпионила?

Я улыбаюсь.

– Нет. Осталась в комнате Кросби в доме братства. – Ее рот раскрывается. – Его там не было, – торопливо говорю я. – Он оставался у нас дома. – Во всяком случае, я так думаю. Возможно, он был всю ночь в библиотеке.

– Он тебе нравится?

Я пожимаю плечами:

– Думала, что да. Немного. Но… нет. Я не могу. Мне нужно сосредоточиться на том, чтобы подтянуть свои оценки и держаться подальше от неприятностей.

– Прошлый год был веселым.

– Суперским.

– А этот ужасный. Я все время зависаю с Нэйтом.

– Помимо работы?

– Да. Он заставляет меня ходить в вегетарианские рестораны, покупать свечи и смотреть иностранные фильмы. Он типичный хипстер, и это убивает меня.

– Он влюблен в тебя.

– Это ничего не меняет.

Я наблюдаю, как Нэйт показывает мужчине матрешек. Все мы знаем, что он никогда ничего не купит; он приходит трижды в неделю и заказывает не более чем кофе. Но Нэйт все еще лелеет надежду.

– Что мне делать? – спрашиваю я. Марсела перестала ковырять этикетку, и теперь уже я делаю это. Я умирала как хотела весь месяц задать ей этот вопрос, и теперь мне кажется, что едва могу дышать, пока жду ее ответ.

– Просто налаживай свою жизнь, – говорит она, не отводя взгляд от Нэйта. – И забудь обо всех остальных.

– Звучит просто.

Ее красные губы изгибаются.

– Нэйт, – зовет она. – Мы закрываемся пораньше.

Нэйт выглядит удивленным, но не спорит, и пятнадцать минут спустя мы выходим за дверь, кутаясь от стылого осеннего ветра, и торопимся вниз по улице в сторону банка и ближайшего бара. Мы с Марселой караулим, пока Нэйт делает небольшой вклад, затем бросаемся через улицу в «У Марвина», переполненный паб, популярный среди старшекурсников Бернема.

Приглушенная музыка, теплый воздух и все одеты в брюки и кардиганы. В своем серебристом, расшитом блестками топе, черных колготах и белых сапогах-чулках из кожзама Марсела производит впечатление. Как всегда, все глаза прикованы к ней, когда она пробирается через толпу и находит для нас высокий столик в углу. Нэйт направляется к бару, чтобы взять партию шотов, и я делаю глубокий вдох. Знаю, что не должна быть здесь, но так скучаю по этому. Не по алкоголю, а по атмосфере. По людям. По тому, чтобы не быть дома одной. Снова.

Несколько минут спустя Нэйт возвращается с шестью рюмками, еле уместившимися в его руке, и Марсела помогает поставить их на стол.

– Что будешь пить? – спрашивает она, подмигивая ему с невозмутимым видом.

Он корчит рожицу, она улыбается, и я тоже, и мы все берем по рюмке.

– За что пьем? – спрашивает Нэйт. – За окончание Холодной Войны?

– Да, – говорит Марсела. – И за то, что прошлое остается в прошлом, и на хрен Кросби Лукаса.

Нэйт пожимает плечами, не до конца понимая, но бодро повторяет:

– На хрен Кросби Лукаса.

Не думала, что снова буду смеяться в ближайшее время, но со смехом говорю:

– На хрен Кросби Лукаса. – И мы все пьем за это.

* * *

Время чуть больше полуночи, когда я заползаю на заплетающихся ногах в парадную дверь. И происходит это скорее из-за того, что мои ноги и пальцы онемели, пока я ехала на велосипеде домой, чем из-за алкоголя. В смысле, не поймите неправильно, я немного пьяна, но никакого сумасшествия. Ничего, что вышло бы из-под контроля.

– Средняя степень опьянения, – назвала это Марсела, когда я ныла из-за того, что для меня недопустимо расслабляться. – Этим вечером ты опьянеешь до средней степени. Я прослежу.

И она проделала довольно хорошую работу. Мы смеялись, и танцевали, и флиртовали, и красились, и было удивительным облегчением узнать, что она тоже по мне скучала. Вообще-то, это грандиозное облегчение, даже если времяпрепровождение с Марселой включало в себя ранний побег с работы и выпивку вечером в ночь перед учебой. Но какого черта – мне было весело. Наконец.

Келлан с Кросби смотрят что-то по телевизору, когда я поднимаюсь по лестнице и, войдя, замечаю на обеденном столе коробку DVD от первого сезона «Замедленного Развития». Украдкой кошусь на экран, вижу знакомых персонажей и, посмотрев на Келлана, узнаю тот самый непонимающий взгляд, какой был у Марселы, когда я заставила ее смотреть этот сериал.

– Стив Холт, – говорю я.

Келлан почесывает подбородок, окидывая меня взглядом:

– Кто?

Направляясь на кухню, чтобы налить стакан воды, практически чувствую пристальный взгляд Кросби, но отказываюсь устанавливать зрительный контакт. Испытываю легкий алкогольный дурман и придерживаюсь за стол, пока пью.

– Ты пьяна? – спрашивает Келлан, выключая звук. Его голос звучит так, словно он старается не рассмеяться.

– Немного, – отвечаю ему. – Я буду в порядке.

– Где ты была?

– «У Марвина». Возле работы.

– С кто?

– С кем, – поправляю я, ставлю стакан в раковину и направляюсь в свою комнату. – И это не твое дело.

Он поднимает бровь:

– Мне может понравиться пьяная Нора.

– Так и было, – говорю я, не подумав. – Спокойной ночи. – Захожу в свою спальню и закрываю дверь.

Когда я только поняла, что Келлан не помнит наш перепих, то была унижена. Но теперь я думаю, что просто была наивна. Мои «отношения» в прошлом году были мимолетными и поверхностными, а из-за того, что занималась этим только чтобы убедить себя, что была восхитительной личностью, я даже частично не вкладывалась в них эмоционально. Самые долгие длились месяц, и это только потому, что были с парнем, который забрал мою девственность во время организационных сборов перед началом учебного года, и мы чувствовали себя обязанными продолжать видеться друг с другом.

В Келлана все влюбляются. А Кросби – его компаньон.

Он – Нора для Келлана-Марселы.

Он тот, кого забывают.

Глава седьмая

В четверг утром занятия начинаются в десять, так что я сплю до девяти, затем с сонными глазами выползаю из комнаты, чтобы перехватить вафли на завтрак. В квартире прохладно, и я переминаюсь с ноги на ногу, дрожа в толстовке и шортах, ожидая, пока тостер завершит свою работу.

– Привет.

Я вздрагиваю и, развернувшись, обнаруживаю Келлана, который сидит на полу в гостиной, касаясь кончиков пальцев на ногах, одетый в одежду для бега.

– Что ты здесь делаешь? – Никогда не видела Келлана по утрам и вроде как привыкла, что квартира принадлежит мне. Он спит в комнате – или спит еще где-то, – когда я ухожу на занятия, и это необычно.

– Групповой забег, – говорит он, разогревая ноги. – Через десять минут.

Я выглядываю в окно. Солнце взошло, подсвечивая желтеющие листья деревьев, растущих вдоль дороги.

Уже ясно, что сегодняшний день будет гораздо лучше, чем вчерашний. На самом деле теперь, когда я решила забыть Кросби Лукаса, все налаживается.

– Повеселись, – говорю я, выкладывая вафли на тарелку, поливая их сиропом и готовясь ретироваться в свою комнату. Я знаю, что команда Келлана медленно собирается, начиная свой маршрут, и Кросби обычно заходит, когда они добираются до нас. Мой новый план не предусматривает встречу с Кросби через девять часов после того, как вступил в силу.

– Хэй, – говорит Келлан, вставая и разгибая спину.

Я останавливаюсь у двери в свою комнату, не донеся вафлю ко рту.

– Что такое?

– Спасибо.

– Пожалуйста? – Понятия не имею, за что он благодарит меня.

– Полагаю, я должен был понять это сам, но Кросби сказал мне вчера вечером, что ты позволила провести здесь вечеринку в честь моего дня рождения, и я ценю это. Знаю, что это не то, о чем мы договаривались, так что... спасибо.

– А. Пожалуйста.

– И... – добавляет он, снова не давая мне вернуться в спальню, – я думаю, мы должны пойти погулять.

Я и так уже остановилась, но теперь полностью замираю с наполовину прожёванной вафлей во рту.

– Что?

Он усмехается и тянется назад, чтобы схватить ногу для растяжки.

– В благодарность. Давай поужинаем завтра? Знаешь «Plein Verre», французский ресторан на окраине города? Как насчет него?

Я так ошеломлена, что едва могу говорить. Уверена, что у меня кленовый сироп на лице, и волосы в беспорядке, и я не почистила зубы, и именно тогда – тогда – Келлан МакВи приглашает меня?

– Ты серьезно? – Я стараюсь проглотить огромный кусок вафли, не прожевывая.

– Да, – говорит он, широко улыбаясь. Он самый горячий парень, которого я когда-либо видела. Он практически излучает уверенность, никогда не переходя границ, в отличие от кого-то, чье имя я забуду к обеду. – Там правда замечательно, – продолжает он, когда я не отвечаю. – Однажды я ходил туда с родителями – там нужно быть в галстуке, и все такое. В смысле, не тебе... только я надену… просто… я имею в виду, ты можешь надеть... блин. – Он стонет. – Я еще не пил кофе.

– Ты не пьешь кофе.

Он смеется, смущенный.

– Верно.

– Конечно, – отвечаю. – Я пойду. – Не хочу видеть в этом нечто большее. Кроме того, я чувствую себя... странно. Не то чтобы в его предложении было что-то неуместное, просто чего-то не хватает. Той искры. Волнения, которое должно возникнуть, когда тебя приглашает на ужин самый горячий парень на кампусе. Я польщена, но на этом все. Наверное, потому что еще рано, говорю я себе. Я только наполовину проснулась. Может быть, когда съем эти вафли и приму душ, то осознаю всю судьбоносность этого момента.

– Супер, – говорит он, и тут раздается стук в дверь. – Я закажу столик на восемь.

Мое сердце начинает биться вдвое быстрее, и я захожу в свою комнату.

– Завтра, – говорю я.

Он стреляет напоследок улыбкой и торопится к лестнице.

– Это свидание.

* * *

В пятницу я должна работать с пяти до закрытия, но Марсела с Нэйтом узнают, что у меня свидание с Келланом МакВи, поэтому соглашаются подменить меня. В пятницу вечером кофейни в Бернеме не слишком переполнены, поэтому с ними все будет в порядке. Они говорят мне это с полдюжины раз, сидя на моей кровати и раздумывая над нарядами, которые я примеряю.

«Verre Plein» – это крошечный французский ресторан с длинным списком вин, дорогим меню и официантами в длинных белых фартуках. Это разительно отличается от макарон с сыром и фаст-фуда, которые доступны на территории кампуса, и мой обычный прикид – джинсы с футболкой – никак не подходит. Я добыла несколько платьев из глубин своего шкафа, и у меня есть три пары туфель на каблуках: черные, золотистые и красные – в дополнение к ним.

– Слишком чопорно, – говорит Нэйт, когда я прикладываю синее ретро-платье с отложным воротничком. – Это свидание с Келланом МакВи, а не с менонитом.

– Хотя попридержи его, – добавляет Марсела, – на случай, если ты действительно пойдешь на свидание с менонитом.

Я вешаю его обратно в шкаф.

– Всегда есть надежда.

Мой следующий вариант – белое платье без бретелек с черными кожаными ремешками, пересекающимися на талии, и черной отделкой снизу, которое оканчивается на добрых шесть дюймов выше колен.

– Нет, – произносим мы все одновременно. Это чертовски сексуально? Да. Уместно ли? Абсолютно нет. Не огорчена ли я слегка, что однажды – может, раз семь – надевала его на выход? Э-э, да.

Они быстро накладывают вето на мои четыре оставшихся платья, называя их безвкусным, скучным, позорным и отвратительным, соответственно. Фиговый гардероб лишь подытожил мою проблему с «все или ничего».

– Так что у меня есть туфли и ничего больше. – Я плюхаюсь на кровать рядом с ними.

– Нет худа без добра, – говорит Марсела, – может быть, это все, что тебе понадобится.

– Сначала пусть оплатит твой ужин, – перебивает Нэйт, – и изображай неприступность, надевая одежду.

Я смеюсь:

– Спасибо, папочка.

– Ладно, – говорит Марсела, – я так и думала, что все может этим закончиться, так что принесла тебе кое-что.

У нее был рюкзак, когда она пришла, но я решила, что он набит учебниками. Между тем она ныряет в него и достает маленькое черное платье с изящным кружевным вырезом. В прошлом году мы менялись одеждой, так что я знаю, что у нас один размер, поэтому по ее настоянию иду в ванную, примеряю его и возвращаюсь для их оценки.

– Да, – объявляет Марсела.

– Примерь их с красными туфлями, – настаивает Нэйт.

Я надеваю их и так быстро кружусь перед ними, что хватаюсь за стену, чтобы не упасть.

– Великолепно, – говорят они. – Идеально.

И глядя в зеркало в полный рост, которое мы прислонили к письменному столу, потому как я не озаботились тем, чтобы повесить его, вынуждена с ними согласиться. Платье без рукавов, аккурат до колена, поэтому открывает довольно много кожи, но не настолько, чтобы не подойти для французского ресторана. Красные туфли оживляют его, а когда подходит Марсела и скручивает мои волосы в свободный пучок, я выгляжу красиво и романтично.

– Мне нравится, – говорю я.

Нэйт бросает взгляд на свои часы и поднимается:

– Напиши нам, как все проходит. Нам нужно идти.

– Кайфолом. – Марсела убирает очередную прядь мне за ухо и удовлетворенно кивает. – Сделай все, что сделала бы я, – командует она.

Я улыбаюсь:

– Обещаю.

– Никаких трусиков, – беззвучно произносит она, когда Нэйт тащит ее из комнаты.

– О, боже, – стонет Нэйт. – Надень трусики, Нора.

Я смеюсь и машу им, а затем изучаю свое отражение в зеркале. У Келлана занятия до семи, что означает, мне нужно убить еще несколько часов до нашего свидания в восемь. У платья нет молнии, его нужно снимать через голову, и так как я не хочу портить прическу, решаю остаться в платье, пока жду. Скидываю каблуки и хватаю учебник по антропологии, чтобы немного почитать.

Вырубаюсь, когда антропология оказывается не такой волнующей, как я думала, и просыпаюсь, скукожившись на диване. Смотрю на время – десять минут восьмого. После окончания занятий, Келлан пойдет домой, что займет у него около двадцати минут. Спешу в ванную, чтобы стереть размазавшуюся тушь и нанести еще один слой. Провожу по губам красной помадой, изо всех сил стараясь преподнести себя непринужденно и эффектно.

Подумываю налить себе бокал вина, пока жду, полагая, что если буду сидеть за стойкой в платье и туфлях, то это будет выглядеть сексуально и утонченно, но у нас нет вина и в этом платье сложно взгромоздиться на стул.

От моей вчерашней нерешительности не осталось и следа. Все что мне было нужно, так это чтобы вся текущая ситуация «Келлан МакВи позвал меня на свидание» улеглась в голове, и как только это произошло, я ощутила радостное волнение. Крошечные бабочки порхают в моем животе, и я меряю шагами гостиную, стараясь успокоиться.

Я не так уж часто ходила на свидания в прошлом году. Много выбиралась поразвлечься, но всегда с Марселой. Вечеринки, бары, тусовки – никогда от них не отказывалась. В попытке скрасить годы одиночества в старшей школе я соглашалась на многое, на что не должна была. Может, поэтому сегодняшний вечер кажется таким особенным – как я сказала недавно, сказать «да» и в самом деле что-то значит.

Мое «да» Келлану МакВи – технически не первое, но первое, о котором он вспомнит – что-то значит.

Смотрю на часы. Без десяти восемь. Он будет здесь с минуты на минуту. Опускаюсь обратно на диван, включаю телевизор и смотрю новости. Мы нечасто видимся дома, так что я не вполне уверена, о чем нам говорить. Может, будет уместно знать о текущих событиях.

Когда ровно в восемь новости закачиваются – Келлана все еще нет дома.

Ничего страшного. У него есть машина, а до ресторана ехать десять минут – кому какое дело, если мы опоздаем на несколько минут?

Пятнадцать минут спустя я определенно начинаю волноваться. И я по-настоящему голодна. Мой желудок урчит – это досаждает, и наконец я сдаюсь и съедаю крекер. Не хочу перебить аппетит.

Без двадцати девять мой желудок скручивает уже от отчаяния и разочарования, а не от голода. Он не пропустит свидание, ведь так? В смысле, я могла бы написать ему, но зачем? Если бы он задержался – или вообще помнил об этом, – он бы прислал сообщение. Или позвонил. Или хоть как-то попытался бы сообщить, что он не забыл обо мне. Снова.

Без десяти девять телефон пиликает, и я хватаюсь за него словно за спасательный круг, но это всего лишь Нэйт спрашивает о последних новостях. Тяжко вздыхаю и не отвечаю. Я не в настроении, чтобы отчитываться о втором романтическом разочаровании за неделю.

В пять минут десятого роюсь в холодильнике в поисках еды, но к выходным я всегда остаюсь без продуктов. Все, что у нас есть – шкаф, забитый дурацкими макаронами с сыром Келлана, несколько контейнеров с протеиновым порошком и полкоробки хлопьев, но нет молока.

Съедаю пригоршню сухих хлопьев и стараюсь не разреветься, отчего могла бы почувствовать себя лишь еще более жалкой. Представляю, как Келлан заходит, а я стою с потеками туши на щеках, с пригоршней хлопьев, с прической, в одолженном платье и в красивых красных туфлях, сдавливающих пальцы ног.

Этот образ сподвигает меня бросить оставшиеся хлопья в раковину и скинуть туфли. Топаю в комнату и стягиваю платье через голову, словно каким-то образом оно принимало участие в этом разочаровании. Волосы взъерошиваются, но я оставляю их как есть, однако хватаю салфетку, стираю помаду и яростно швыряю в мусорку. Настолько резко, насколько ее вообще можно швырнуть.

Моя нижняя губа дрожит, когда я натягиваю спортивные штаны и топ. Все мое тело горит, с головы до кончиков пальцев, от огорчения и унижения. Возвращаюсь на кухню и наливаю стакан воды, стараясь успокоиться и рассуждать логически. Что я должна сказать Келлану, когда он придет? Притвориться, что я тоже забыла о свидании? Разыграть все так, словно это было легкомысленное приглашение в духе «может пойдем, может нет»? Или рассказать ему о своем праведном гневе, что он не удосужился даже написать соседке, что не придет? Я знаю, родители оплачивают его телефон – все, что ему нужно было сделать – воспользоваться им.

Стук в парадную дверь застает меня врасплох, и я закашливаюсь, поперхнувшись водой, которую только что отпила. Распахиваю дверь, ожидая обнаружить Келлана с пристыженным видом рассказывающего, что его ограбили, и он в процессе потерял телефон и ключи от дома, но это не он.

Это Кросби.

Ко-нахрен-нечно.

– Что? – рявкаю я. Скрещиваю руки, потому что я злюсь и потому что холодно. И потому что Кросби, одетый в серую футболку, джинсы, распахнутый вельветовый пиджак и с рюкзаком на плече, выглядит гораздо привлекательней, чем должен.

– А… – Его нерешительная улыбка исчезает, когда сталкивается с хмурым взглядом на моем каменном лице, и он бросает взгляд мне через плечо.

– Келлан здесь?

Я приподнимаю бровь.

– Нет.

Он легонько передергивается:

– Могу я войти?

– Зачем?

– Потому что мы должны были играть в «Fire of Vengeance», а игра у него.

– Ну, его нет.

Он кажется раздраженным:

– Я слышал тебя. Позволь мне зайти и взять игру.

Сейчас мне не до попыток взять игру в заложники:

– Ладно. Без разницы.

Отступаю в сторону, и он заходит и скидывает обувь.

– Почему ты так злишься? – спрашивает он, когда я следую за ним в гостиную.

– Я занята. – Я абсолютно не занята, но не собираюсь признаваться, что меня кинули. Особенно когда уверена, что Кросби Лукаса никогда не кидали.

– Что ты делаешь?

– Занимаюсь. – Это первый ответ, что приходит мне в голову, и самый правдоподобный. Даже если сейчас вечер пятницы.

– Ха. – Он копается в стопке игр на консоли, разыскивая ту, за которой пришел. – Здесь тихо.

– Так и должно быть.

– Верно. – Он мнется. – Ты не против, если я потусуюсь здесь немного?

– Сейчас у меня нет желания слушать твои взрывы.

– Не играть. Заниматься. У меня дома настоящее безумие, и я отстаю по материалу.

Я фыркаю:

– Воспользуйся библиотекой. – Я не это имела в виду. Сказав «библиотека» своим самым ехидным тоном, я только придаю больший вес инциденту, что произошел во вторник, а должна была притвориться, что мне плевать. Черт, я должна была забыть не только ту встречу, но и самого Кросби Лукаса – и вот он в моей гостиной. Как всегда.

Кросби вздрагивает:

– Я хотел извини…

Ох, твою мать. В данный момент я не вынесу извинений. Не когда мое хладнокровие висит на волоске.

– Знаешь что? – перебиваю я. – Делай что хочешь. Только меня не трогай.

Поворачиваюсь, шагаю в свою комнату и хлопаю дверью. У меня не слишком хорошо получается скрывать свои чувства, но я хотя бы дистанцировалась от него.

Меня жутко тянет спрятаться под одеялом, пока эта кошмарная ночь не пройдет, но сна ни в одном глазу, пустой желудок не перестает урчать, и каждое слово эссе по английскому, что я пишу, – помойка. Чувствую себя тигром, который мечется по своей клетке, отчаянно желая выбраться, не вполне уверенная, куда податься, но несомненно мне бы хотелось оторвать чью-то бошку.

Легкий стук в дверь заставляет мою голову повернуться, как у той девочки из «Экзорциста», и, хотя я планировала игнорировать его, все равно откликаюсь:

– Чего?

– Я заказал пиццу. – Его голос глухо звучит через дверь, но он не поворачивает ручку.

От этой новости мой желудок радостно подпрыгивает. Еда! Пища! А затем он падает, потому что Кросби с Келланом заказывают по доброй порции пиццы с говяжьим фаршем, анчоусами и оливками – всем, что я нахожу отвратительным.

– Я не хочу твою гадкую пиццу, – ворчу я. – Но в любом случае спасибо.

– В ней только одна половина гадкая, – отвечает он. – Вторая скучная.

Желудок снова приободряется. Мы обсуждали это как-то: я люблю пепперони и много сыра, что Кросби с Келланом единодушно объявили самой скучной пиццей на земле.

Я встаю и распахиваю дверь, вынуждая Кросби отскочить, будто его ударило током. С подозрением оглядываю комнату:

– Здесь правда пицца?

– Да. – Он указывает на кофейный столик, где ждет закрытая коробка.

– Ты врешь насчет скучной половины?

– Хотел бы. – Знаю, что он смотрит мне за плечо, пока говорит, и видит скомканное платье на кровати и забытые красные туфли, брошенные рядом. Пусть думает, что хочет.

Закрываю дверь, выползаю из комнаты и хватаю тарелку из шкафчика на кухне. Рядом с пиццей стоит двухлитровая бутылка пепси, что тоже очень хорошо выглядит. Беру стакан и салфетки из остатков заказанной Келаном еды на вынос и направляюсь к дивану, чтобы взять пару кусочков.

Открываю коробку и убеждаюсь, что Кросби говорит правду – одна половина блаженно не запятнана его ужасными начинками. Хватаю два кусочка и плюхаю их на свою тарелку. Он приближается, почти застенчиво садится на диван со своей собственной тарелкой и берет себе кусочек.

– Ты останешься? – спрашивает он, когда я, не садясь, наливаю стакан пепси. – Сделай перерыв и посмотри со мной телевизор.

Я смотрю на него краешком глаза. У него пятнышко томатного соуса на верхней губе, и он слизывает его, когда тянется к пульту.

– Там нечего смотреть, – говорю, лишь бы поворчать.

– Всегда что-то есть.

И хотя это совершенно противоречит моему плану «избегать и забыть Кросби Лукаса», я не совсем готова вернуться в свою комнату, так что сажусь в дальний конец дивана и подгибаю ноги, засовывая босые ступни между подушками. Откусив первый кусочек пиццы, чуть закатываю глаза.

Кросби щелкает каналы, пока не находит шоу о старых реальных преступлениях, в котором восстанавливают загадку десятилетней давности и ее возможный исход. Говорю себе, что собираюсь остаться, только пока не прикончу пиццу, но история молодой жены и матери, убитой в своем доме в солнечный воскресный день, словно приклеивает меня к месту – моя болезненно впечатлительная сторона не желает оставаться без ответа.

– Сто пудов, это ее муж, – говорит Кросби в первую рекламную паузу. – У него была интрижка, и он не хотел платить алименты на ребенка, поэтому убил ее.

– Это отзывчивый сосед, – спорю я. – Судя по тому, что он организовал тот поисковый отряд из добровольцев, он точно знал, что она была на чердаке. Убийцы всегда стараются оказывать содействие.

– Ты много знаешь об убийцах, а?

Одаряю его взглядом:

– Ты был бы удивлен.

Он смеется и корчит рожицу:

– Боже, Нора.

Я улыбаюсь, сама того не желая. К тому времени, как шоу заканчивается, я съела три с половиной кусочка пиццы и чувствую себя разбухшей и удовлетворенной свиноматкой.

– Поверить не могу, что это была воспитательница из детского сада, – говорит Кросби, выключая телевизор и глядя на меня. – Что за психопатка. – У нее было опасное влечение к ничего не подозревающему мужу, и она рассматривала жену как ненужную конкурентку.

– Да. – Мы замолкаем, глядя на темный экран телевизора. Я тереблю ниточку, что торчит из моих штанов, а Кросби барабанит пальцами по колену.

– Нора, – произносит он в конце концов.

Я не смотрю на него.

– Что?

– Я очень сожалею о том случае в библиотеке.

Хоть отчасти я и ожидала, что он скажет об этом, все равно чувствую неудобную тяжесть в груди, жгучие воспоминания о том вечере всплывают на поверхность.

– Забудь об этом, – говорю я, хотя эта инструкция скорее для меня, чем для него.

– Это был парень из кофейни, не так ли?

– И что? – Я делаю движение, намереваясь встать, которое, кажется, побуждает его спросить:

– Он твой бойфренд?

Я стараюсь не смотреть с надменностью.

– Нэйт? Нет, он влюблен в Марселу, как и любой парень, который видит ее. – Вспоминаю, как Келлан спрашивал о ней в тот вечер в кофейне. Как каждая голова поворачивается, когда она проходит мимо. Как Келлан забыл обо мне, хотя я живу здесь, и у нас были планы. Думаю о том, что его отсутствие волнует меня меньше, чем неожиданная компании Кросби. И о том, что это происходит постоянно.

– О. Я думал, может быть, вы были вместе.

– Не так вместе, как были ты и твоя… подруга.

– Мы не вместе.

– Без разницы. – На этот раз я встаю, хватаю со стола стакан с тарелкой и несу их в кухню. Через секунду Кросби следует за мной со своей тарелкой и встает рядом, пока я ополаскиваю свои и засовываю их в крошечную посудомоечную машину. Келлан не лгал об этом, он действительно моет посуду и выносит мусор. Он достойный сосед, просто отвратный парень для свиданий.

– Чувствую себя придурком из-за этого, – выпаливает Кросби. – Я видел твой взгляд, и просто…

Боль, что я чувствую от поступка Келлана, переплетается с обжигающим воспоминанием о том, как Кросби зажимался в библиотеке, и когда он не заканчивает предложение, я огрызаюсь:

– Ты просто что? – Возможно, я ревную и слегка сексуально неудовлетворена.

Он моргает, пораженный.

– Я просто хотел извиниться, – говорит он неловко. – У меня был плохой день, а она подруга друга и... Не знаю. Я думал немного забыться. Но сделал все только хуже.

– Когда я видела тебя, не казалось, что тебе было «хуже».

– Не тогда, – говорит он, встречаясь со мной взглядом. – После.

Осознаю, что сжимаю рукой дверцу посудомоечной машины и заставляю свои пальцы разжаться.

– Ты не должен мне ничего объяснять.

Ни один из нас не двигается, а кухня настолько маленькая, что с двумя людьми кажется переполненной.

– Думаю, должен, – говорит он, ковыряя ногой пол. Мы оба долго смотрим на наши ноги: его серые шерстяные носки и мои ногти, окрашенные в красный цвет для сегодняшнего свидания. И хотя мне хочется сократить короткое расстояние между нами и почувствовать что-то – что угодно, кроме этого отторжения, и разочарования, и грусти, – я не двигаюсь. Потому что, возможно, мой план «забыть Кросби Лукаса» провалился, но план «не испогань все, Нора» – нет, и связываться с тем, кто только и знает, как валять дурака, не стоит на повестке дня.

И только он собирается сказать что-то еще, как мы слышим звук открывающейся входной двери, автомобильный сигнал и слегка пьяный смех Келлана на лестничной площадке. Кросби стреляет в меня последним многозначительным взглядом, перед тем как ретироваться в гостиную и схватить свою сумку с пола, оставляя между нами побольше пространства, прежде чем Келлан поднимется.

– Привет, ребята, – говорит он с усмешкой. Его улыбка чуть гаснет, когда он смотрит на нас. – Что вы здесь делаете? Вместе? Одни?

– Вместе одни – получается, ничего, – говорит Кросби, закидывая сумку на плечо и сгребая пиджак со спинки стула. – Я пришел, чтобы взять «Target Ops: Fury».

Это определенно не та игра, которую он упомянул, когда пришел, и если мне память не изменяет, «Fire of Vengeance» все еще лежит на кофейном столике. Я обдумываю это, в то время как Келлан говорит:

– Ты должен был прийти на игру, Кро. Она была эпической. Огромная драка в центре льда.

При упоминании «льда», я вспоминаю плакаты по всему кампусу, рекламировавшие игру перед началом сезона между топ-рейтинговой хоккейной командой Бернема и каким-то другим колледжем. И вот тогда меня, наконец, осеняет: Кросби пришел сюда не в поисках Келлана.

И словно он знает, что я собрала всю картинку вместе, уши Кросби краснеют, и он сбегает вниз по лестнице. Я слышу шорох одежды, когда он надевает ботинки и накидывает пиджак, а затем скрип открывающейся двери.

– Чувак, – зовет его Келлан. – Мы можем прям сейчас поиграть, если хочешь. Не злись.

Единственным ответом ему является хлопнувшая входная дверь, и зловещий холодок проносится вверх по лестнице.

– Ничего себе. – Келлан пробегает руками по своим волосам. – Ты можешь в это поверить? Этот парень сам не свой в последнее время. Я вроде как беспокоюсь.

Его глаза остекленели, рубашка застегнута неправильно, и внезапно мои силы иссякают. Какой бы жар не назревал в этой кухне, он был потушен несвоевременным приходом Келлана, и не знаю, что испытываю из-за этого – облегчение или разочарование. Глядя на него, тем не менее, я не чувствую ничего, кроме усталости.

– Я иду спать, – бормочу я, обходя барную стойку и направляясь в свою комнату.

– А ты хочешь поиграть в «Target Ops: Fury»? – окликает меня Келлан. Он провел бесчисленное множество часов, играя в эту дурацкую игру, но ни разу не спросил меня об этом, и в данный момент я ни единой частичкой не хочу присоединиться к нему. Кроме того, уверена, если бы я согласилась, он бы все равно нашел какой-нибудь способ исчезнуть.

– Нет, – говорю я, захлопывая дверь своей спальни. – Не хочу.

Глава восьмая

Следующим утром, выбравшись из своей комнаты, обнаруживаю, что Келлан занимается, сидя на диване.

– Хэй, – говорит он.

Я хмурюсь и смущенно провожу рукой по своим спутанным волосам.

– Что ты здесь делаешь? – Келлан никогда не приходит домой в пятницу вечером – или в субботу, если на то пошло, – так что хоть я и увидела его, почему-то решила, что он снова исчезнет до восхода солнца.

Тащусь на кухню, потирая сонные глаза и желая, чтобы мои волосы не выглядели так, словно ночью их взорвали. План таков: перехватить стакан воды и немного крекеров – тюремная пища, или совершенно нормальный завтрак, если ты студент колледжа, который не знает, как планировать питание, – а затем пойти в продуктовый магазин, прежде чем отправиться на работу в три.

– Нора.

Я закрываю дверцу холодильника и, повернувшись, вижу, что Келлан стоит у входа в кухню, сжимая в руке маленький букет цветов, завернутых в розовый целлофан.

– Что происходит?

– Прости меня, – серьезно говорит он. Уже второе извинение на кухне за последние двенадцать часов. – Я полностью облажался прошлым вечером. Совершенно забыл, что у нас были планы – что заказал столик, и все такое, – и чувствую себя таким мудаком. Мне очень, очень жаль. Пожалуйста, прости меня.

Пялюсь на цветы, словно они могут быть покрыты вирусом сибирской язвы. Сколько девушек умерло бы, лишь бы получить цветы от Келлана МакВи? Окей, ладно, какая-то крошечная частичка меня все же хочет поднять свою руку. Но то, что я стою здесь с крекерами в руках, является суровым напоминанием о разочаровании прошлого вечера, и несколько цветочков не исправят это.

– Это было очень грубо, – говорю я.

– Знаю. Мне так…

– Я ждала тебя.

– Я…

– И я чувствовала себя идиоткой.

– Пожалуйста…

– И умирала от голода. – Я не ожидала увидеть Келлана в ближайшее время, и правда не решила, как справиться с этой конфронтацией. Похоже, я выбрала прямой подход.

Он трет свободной рукой лицо.

– Я был пьян, когда вернулся домой, и даже не помню этого. Я выключил свой телефон на игре, а этим утром увидел звонок из ресторана с просьбой о подтверждении заказа, и все вспомнил и… мне так жаль, Нора. Правда. По-настоящему. Пожалуйста, прости меня. Ты мне нравишься, и ты хорошая соседка, и я никогда бы намеренно не ранил твои чувства. Или заставил голодать – независимо от причины.

Стараюсь цепляться за свой гнев, но несмотря на то, что я обиделась, что обо мне забыли – снова – правда в том, что благодаря визиту Кросби, жгучая боль от исчезновения Келлана почти ушла. Я выдыхаю, не зная, сколько задерживала дыхание.

– Забудь об этом, – говорю ему. В отличие от моего «без разницы», сказанного Кросби прошлым вечером, на этот раз я имею в виду именно это. Эти два события ранят на двух совершенно разных уровнях, и я не собираюсь рисковать и выяснять почему.

Келлан явно испытывает облегчение.

– Спасибо, – говорит он, шагая ко мне и заключая в неловкие объятия. Не уверена, что мы когда-либо по-настоящему касались друг друга, помимо нашего рукопожатия при знакомстве и одного раза, когда он дал мне «пять», достигнув высшего результата в «Fire of Vengeance». Кроме того раза, когда у нас был секс, и он забыл об этом.

– Нет проблем, – говорю я, когда мы отступаем друг от друга. – Теперь, если ты простишь... – Показываю руку с крекерами. – Я собираюсь позавтракать, а затем принять душ.

Он таращит глаза на крекеры.

– Это завтрак?

– Сегодня день закупа продуктов.

– Хочешь вместо этого макарон с сыром? У меня много.

Мой желудок забурлил.

– Я не против.

Внезапно он указывает на меня.

– Вот что, – заявляет он, словно только что решил проблему мирового масштаба. – Я отвезу тебя в магазин. У меня есть машина, так что мы можем поехать в «Картерс», а не в продуктовый на кампусе.

Сейчас мне не хочется полагаться в чем-то на Келлана, даже в чем-то настолько простом, как поездка в продуктовый на кампусе – крохотный магазинчик с аховыми ценами, чем и объясняется мой скудный запас продуктов. «Картерс» – огромная сеть магазинов и гораздо лучший вариант, но чтобы добраться туда, нужно слишком много мучений и три пересадки на автобусе.

– Ты уверен? – спрашиваю я, в сомнении прищурившись. – Не получится так, что я выйду из душа, а тебя нет?

– Вот те крест, – говорит он, рисуя крест на груди указательным пальцем. И в кои-то веки я обнаруживаю, что не любуюсь его красивыми грудными мышцами – мне интересно, сколько весит его слово.

Полагаю, скоро узнаем.

– Окей, – говорю я. – Дай мне двадцать минут.

– Я даже мускулом не шевельну.

Мой разум тут же наполняется образами сексуального, мускулистого торса, но не Келлана я себе представляю.

– Мне хватит и десяти, – говорю я, удирая из кухни. Есть ли шанс, что я смогу выдержать холодный душ дольше?

* * *

Поход в магазин с Келланом МакВи во многом похож на то, как я представляла себе его с Заком Эфроном – это полное сумасшествие. Все пялятся. Словно никто прежде не видел красивого студента. Не поймите меня неправильно – Келлан крайне сексуален. Но он одет в потрепанную старую футболку, спортивные штаны, сандалии и бейсболку. Он совсем не старается привлечь внимание, и тем не менее кажется, будто каждая пара глаз следует за ним на парковке, в магазине, в каждом проходе между витринами.

Не могу ничего с этим поделать, но хочется быть немного лучше одетой для прогулки. Из-за того, что мы шли всего лишь в продуктовый магазин, я выбрала джинсы, балетки и мешковатую белую рубашку на пуговицах. Волосы стянуты сзади, а единственный мейкап, который я удосужилась нанести – тушь и блеск для губ. Ни в чем из моей одежды нет дырок, но увидев осуждающие взгляды, которые на меня бросали, вы бы поклялись, что я одета в мешки для мусора.

Мы находимся у стеллажей с крупами, когда звонит телефон Келлана. Он вытаскивает его из кармана и смотрит на экран.

– Это Кросби, – говорит он, а затем отвечает: – Йоу.

Я теряю дар речи, стоит мне услышать приглушенный звук голоса Кросби.

– Да, – говорит Келлан, почесывая задницу и закидывая коробку мюсли в тележку. – Я в магазине с Норой. Она ела крекеры на завтрак.

Тот бормочет что-то в ответ, и Келлан оглядывает меня с головы до ног.

– Знаю, – говорит он. – Я собираюсь откормить ее.

Я корчу рожицу, но смеюсь помимо воли.

– Вообще-то, – продолжает он, – я пытаюсь вновь заслужить ее милость. Помнишь, я говорил тебе, что веду ее на ужин прошлым вечером? О чем я абсолютно забыл и вместо этого пошел на игру, так что...

Слышу, как Кросби отчаянно пытается перебить его. Но уже слишком поздно – я и так начала подозревать это вчера вечером, но теперь убедилась: Кросби знал, что Келлан кинул меня. Он знал, что мы должны были ужинать вместе, знал, что Келлан решил идти на игру, и пришел под каким-то неубедительным предлогом в виде видеоигры, затем остался «позаниматься» и заказал пиццу. Он видел брошенное платье и туфли в моей комнате – он видел все.

Может, я должна бы испытывать возмущение или неловкость. Может, должна ощущать, что мной манипулировали или одурачили. Но я не чувствую этого. Потому что вопреки своему сильному желанию быть невидимой, вопреки постоянным жалобам на то, как легко меня не заметить, прошлым вечером Кросби сделал все, что мог, чтобы убедить меня, что это не так.

Прихожу в ужас, когда мой нос начинает покалывать, а глаза жечь; должно быть, это месячные. Ни за что на свете не заплачу посреди «Картерс», потому что кто-то выдумал повод, чтобы побыть со мной.

– Ладно, мужик, – слышу, как Келлан говорит это, в то время как я изо всех сил стараюсь успокоиться. – Знаю, знаю. Хочешь, чтобы я взял что-нибудь для поездки? Да? Какой аромат? Хорошо, сделаю. Пока.

Он вешает трубку и, хотя мое сердце все еще скачет в груди, я умудряюсь предотвратить конфуз в виде приступа плача.

– Что, э, что за поездка? – спрашиваю я, пытаясь вести себя так, словно я только что не связала факты в единое целое, подслушав разговор.

– Чего? – Келлан бросает еще одну коробку мюсли и снова катит тележку. – А, мы едем завтра на неделю «тренировочных встреч». – Мы поворачиваем за угол, где две девушки в платьях и на каблуках – в продуктовом магазине! Утром! – хихикают и машут, и Келлан улыбается и кивает в ответ. Прежде чем мой ум успевает придумать свое собственное определение «тренировочных встреч», Келлан объясняет: – Это связано с бегом. Типа, мы будем путешествовать по разным колледжам и соревноваться с их командами. Это не официально, скорее как практика. И мотивация. Мы видим их возможности, они наши. Тогда мы все будем знать, над чем поработать.

Думаю о Кросби:

– Мы – это команда по легкой атлетике?

– Ага.

Совершенно великолепная блондинка прогуливается по ряду с выпечкой, стреляя в Келлана ослепительной улыбкой.

– Привет, – говорит она.

– Привет, – отвечает он.

Они улыбаются друг другу – просто два красивых человека чувствуют себя красивыми.

Я вздыхаю.

И тогда до меня доходит – я не ревную. И меня совсем не волнует, что Келлан уезжает на неделю. Это по Кросби я буду скучать. Что целиком противоречит моему плану. Я должна бы быть в экстазе, что расписание команды по легкой атлетике согласовывается с моим намерением забыть его, но нет.

– Ты в порядке? – Келлан с беспокойством присматривается ко мне.

– В абсолютном, – лгу я. Улыбаюсь ему, но чувствую себя дурой по сравнению с блондинкой.

– Думал, ты будешь в восторге. – Он изучает пачку муки, а затем зачем-то кладет ее в тележку. – Всю неделю квартира будет полностью в твоем распоряжении.

– Ты не так уж часто там бываешь.

– Да нет же! – смеется он. – Я нахожусь там. Это тебя вечно нет. Ты уходишь на занятия, ты уходишь на работу, ты уходишь в библиотеку. Ты уходишь-уходишь-уходишь. Когда ты просто расслабляешься и веселишься?

– Я развлекаюсь.

– Да? – Он выглядит заинтересованным. – Когда?

Я прикусываю губу.

– Окей, ладно. Я веселилась.

Он качает головой. Нужно отдать парню должное – прошло с полдюжины женщин, но во время нашего разговора его внимание сосредоточено на мне.

– Веселилась. Типа, в далеком прошлом?

Я посмеиваюсь, чувствуя себя дурочкой.

– Кажется, что так и есть. – Изучаю обратную сторону коробки со смесью для кекса, надеясь, что он сменит тему, но когда я поднимаю взгляд, он просто пялится на меня, как бы всем своим видом говоря: «я могу ждать весь день».

Вздыхаю и кладу коробку обратно на полку.

– Я учусь так много не потому, что мне это нравится, – признаюсь я, разворачивая тележку в проход с молочной продукцией. – Я занимаюсь, потому что у меня стипендия, а в прошлом году я не училась – типа, совсем – и почти потеряла ее. По факту я лишилась половины. Так что в этом году я должна взяться за ум. И серьезно.

Он выглядит удивленным:

– Я тоже.

Хватаю йогурт и кладу в тележку, за ним следуют яйца. Теперь у меня множество вариантов на завтрак.

– И я не хожу на вечеринки или что-то подобное, потому что чересчур много делала это в прошлом году, а у меня правда не срабатывает выключатель. Это просто: все или ничего. Одни вечеринки и никакой учебы. – Я не собираюсь упоминать о своем аресте. – И если бы я не остановилась, пришлось бы жить с родителями и остаться без перспектив устроиться на хорошую работу.

– Полностью тебя понимаю, – кивая, говорит Келлан. – Поэтому эта договоренность идеальна. – Он жестами указывает между нами. – Ты как потрясающий образец для подражания. Я прихожу домой, вижу, что твоя дверь закрыта, и понимаю, что ты занимаешься в комнате. И я тут же думаю: «Лучше учись, Келлан, если хочешь окончить колледж». А затем ты идешь на работу, и я такой: «Пора тренироваться».

Кошусь на него:

– Серьезно?

– Да. Поэтому я и дал то объявление. Хотел кого-то вроде тебя; только не думал, что найду.

Ты нашел меня на «Майском Сумасшествии», – думаю я. Но вслух произношу:

– Рада, что это срабатывает. Для нас обоих.

Он ухмыляется.

– Отныне я тоже буду соблюдать свою часть договора, – говорит он. – Теперь я понимаю, почему учеба так важна для тебя. И я скажу Кросби, чтобы перестал заглядывать без предупреждения – прошлым вечером он явно мог поиграть в одну из своих игр. Ему не нужно было тревожить тебя.

Ошибаешься, Келлан.

– Кросби – не проблема.

– Ты не обязана вести себя мило. Он мой лучший друг, но мы можем тусоваться у него.

Мысль о том, чтобы меньше видеть Кросби, вызывает очередной всплеск разочарования. Кто бы мог подумать?

– Правда, – говорю я. – С ним все в порядке.

И это преуменьшение года.

* * *

К сожалению, Келлан был верен своему слову. Я не вижу Кросби до самого их отъезда, но и когда они возвращаются к середине октября, все равно не сталкиваюсь с ним. Он находится поблизости – я слышу, как Келлан разговаривает с ним по телефону, или иногда он рассказывает мне о чем-то, что сказал или сделал Кросби, когда они тусовались вместе, но он не приходит в квартиру. По крайней мере когда я там. В «Бинс» он тоже не заглядывает, и как бы не старалась, я начинаю зацикливаться. Что Келлан сказал ему? Держись подальше от Норы, ей нужно заниматься? Или это вообще не имеет отношения к Келлану, а все дело в том, чего не случилось на кухне той ночью? Ему неловко? Он сожалеет? Он ненавидит меня?

Окей, на самом деле я не думаю, что сделала что-то, за что меня можно ненавидеть, но мой разум пришел к этому, исчерпав все остальные возможности.

– Эй, – резко говорю я. Передо мной тарелка со спагетти на обеденном столе, а Келлан смотрит один из «Крепких орешков».

– Что такое? – спрашивает он, ставя фильм на паузу.

– Ты не знаешь, Кросби все еще заинтересован в вечере живого микрофона в «Бинс»?

Келлан хмурится и потирает пальцем между бровями.

– Он снова доставал тебя со своей «магией»? – с тяжким вздохом спрашивает он. – Прости. Я поговорю с ним об этом.

– Нет, – поспешно говорю я. – Мы вообще не виделись, поэтому и спрашиваю тебя. Я думала, ему это было интересно, но он не записался, а все свободные места уже почти заняты. – Технически это правда, хотя я давненько не вспоминала о вечере живого микрофона или «магии» Кросби. Просто не знаю, как еще спросить у Келлана, чем занимается его лучший друг, без необходимости потом отвечать на неудобные вопросы.

– О, – говорит Келлан. – Он не упоминал об этом. Я могу выяснить у него, если хочешь.

Я сглатываю.

– Конечно. Было бы здорово. – У меня нет номера Кросби, и я никогда не давала ему свой. Расписания его занятий я тоже не знаю, так что у меня нет возможности столкнуться с ним, если только не подкараулить его у дома братства. Знаю, что противоречу сама себе. Это был мой план – забыть его, – но теперь, кажется, именно он тот, кто забыл обо мне, и я не могу думать ни о чем, кроме того, что предпринять, чтобы он снова меня заметил.

– Хочешь посмотреть со мной? – спрашивает Келлан, кивая на телевизор. – Кино только началось. Я могу включить заново, если хочешь.

– Нет. – Я качаю головой. – Спасибо, но мне нужно…

– Заниматься, – заканчивает он за меня, поднимая большой палец вверх. – Понятно.

Отношу свою тарелку в кухню. Рада, что съела большую часть спагетти до нашего разговора, потому что, кажется, мой аппетит пропал. Ополаскиваю тарелку и засовываю ее в посудомоечную машину, затем направляюсь в свою комнату, чтобы взять пиджак и сумку.

– Увидимся позже, – кричу я, выходя за дверь.

– Повеселись в библиотеке.

Я не отвечаю, передергиваясь, когда вечерний воздух встречает меня. На улице темно и тихо, стоит такой густой туман, что на расстоянии десяти футов уже ничего не видно. Взбираюсь на свой велосипед и кручу педали в сторону библиотеки, хотя в кои-то веки не она является моей целью.

Вопреки своему твердому намерению быть умнее в этом году, мне потребовалось слишком много времени, чтобы сообразить, как узнать, чем занимался Кросби Лукас: я буквально прочту это на стене.

Это противная допотопная традиция, и колледж в знак протеста закрашивает стены каждые пару лет, но туалеты на четвертом этаже здания Союза Студентов печально известны списками тех, с кем трахаются члены братства. Чем популярнее парень, тем длиннее список. Имена появляются и в мужском, и в женском туалете, и для некоторых это повод для гордости, в то время как для других – унижение. В прошлом году после перепиха с Келланом я неделю ходила сюда, чтобы посмотреть, не появилось ли мое имя в его крайне длинном списке, но его так и не было. В то время это было смесью облегчения и разочарования; сейчас же я чувствую лишь облегчение.

В шесть часов в среду в здании относительно тихо. Миную нескольких человек, когда подхожу к лифту, но поднимаюсь на четвертый этаж в одиночестве. Когда я вхожу в туалет, там находится девушка, но затем остаюсь только я. Перевожу дыхание и изучаю длинную череду кабинок. Если я правильно помню, третья посвящена парням «Альфа Сигма Фи». В прошлом году, проверяя список Келлана, я видела имя Кросби, но тогда не обратила внимания. Теперь же заинтересована только в нем.

Кабинки стандартно тесные, металл покрыт облупившейся серой краской. Списки написаны в основном черным маркером: имя парня сверху, а ниже нацарапаны имена его завоеваний. Рядом со многими стоит дата, словно временной штамп. Это смесь почерков: какие-то аккуратные, какие-то корявые – списки обновлены случайными людьми случайной информацией. Без всякого любопытства просматриваю список Келлана. В нем аж шестьдесят два имени, датированные началом прошлого сентября, когда он только приехал в Бернем. Против воли роняю челюсть. Я знаю, что он… активен, но это больше, чем я ожидала. У меня был секс с пятью парнями в прошлом году, и я считала, что это много.

Хмурюсь, разглядывая его список. Он пронумерован, и в нем парочка пробелов: номера четыре, девять, двадцать два, сорок один и пятьдесят пустуют. Не знаю, куда я качусь, но чувствую болезненное удовлетворение, узнав, что я не единственная девушка, которую он забыл.

Убираю волосы за уши и изучаю кабинку. В ней задокументированы предполагаемые перепихи примерно двенадцати парней, и длина списков варьируется от шести до шестидесяти двух, что, полагаю, делает Келлана «победителем».

Замечаю имя Кросби на противоположной стороне кабинки. В его списке двадцать пять имен, и каждое отзывается в моем сердце легким ударом ревности. Знаю, это глупо, но читаю имена в надежде, что узнаю их и пойму, какого типа девушки нравятся Кросби Лукасу. А каких он внезапно начинает избегать. Но не узнаю ни одну из «Кросбаб» и хмурюсь, дойдя до конца списка. Последнее похождение датировано вторым июня этого года. Его не было на кампусе все лето, но если он тот Кросби, которого я знала, – тот самый, с двадцатью пятью «Кросбабами» в виде насечек на изголовье его кровати – то естественно он путался с кем-то, с тех пор как начался новый учебный год. Как насчет той девицы в библиотеке? Просто чтобы убедиться, я проверяю списки других парней, и у большинства есть записи за сентябрь и октябрь. У одного Келлана десять, начиная с Дня Труда.

Мои глаза снова медленно перемещаются к списку Кросби. Информации у меня не больше, чем было, когда я пришла сюда – или нет? Я напугана той надеждой, что испытываю, при мысли о том, что у него не было секса ни с одной девчонкой, с тех пор как мы встретились, но это нелепо. Знаю, какая у него репутация. Видела его в действии. Вижу его историю, нацарапанную здесь, на стене в туалете. Он не монах и явно не страдает от отсутствия женского внимания.

Выхожу и хватаю свой велосипед, но не еду в библиотеку. Вместо этого просто кручу педали по округе, и мои чувства такие же сумрачные, как густой туман. Я не могу позволить себе привязываться к Кросби Лукасу, но и остановиться тоже не могу.

* * *

В пятницу, в два часа, у меня плановая встреча с деканом Рипли. Они с моим отцом были соседями по комнате тридцать лет назад, поэтому, к несчастью, он питает обоснованный интерес к моим успехам.

У меня две пары в пятницу, и, как правило, между ними я зависаю в библиотеке, вместо того чтобы ехать домой. Сегодня, однако, я хочу сменить свою стандартную униформу, джинсы и футболку, чтобы выглядеть уверенно и презентабельно на встрече с деканом Рипли. Последний раз мы встречались после моего ареста, и я почти уверена, что была одета в то белое платье с кожаными ремешками и ботинки Марселы на платформе. В этот раз, когда он позвонит моему отцу со свежими новостями, я хочу, чтобы слово «кожаный» не фигурировало в разговоре.

Со стоном ковыряюсь в своем шкафу, пока не нахожу голубое платье с отложным воротничком. Натягиваю его через голову, надеваю к нему балетки и скручиваю волосы в высокий пучок. Отдельные прядки свободно свисают, но я думаю, что выгляжу вроде как мило и благонравно – что нелегко, когда большая грудь и тоненькая талия заставляют выглядеть все, что бы я не надела, как угодно, только не благонравно.

Прохаживаюсь взад-вперед, воображая предстоящую дискуссию, и уже почти полностью погрузилась в свое бормотание о том, что учусь на своих ошибках и что направляю их в новую, улучшенную версию себя, когда слышу, как открывается входная дверь и раздается хриплый смех примерно половины команды по легкой атлетике. Я замираю. Мне нужно уходить через десять минут, и на самом деле предпочла бы не объяснять, почему я дома посреди дня и куда иду. Или почему так одета.

Черт, черт, черт.

Может, они уйдут. Может, Келлан просто заскочил, чтобы взять игру или что-то вроде этого.

Но десять минут спустя они все еще там. Я слышу взрывы, красноречиво указывающие на «Fire of Vengeance», непрекращающиеся крики и ругательства. Когда не могу уже больше ждать, делаю глубокий вдох, изображаю на лице то, что, надеюсь, кажется радостным, а не раздраженным выражением, и выхожу из своей комнаты.

Воцаряется абсолютная тишина. Даже игра понимает намек, и перестают раздаваться взрывы.

– Нора, – говорит Келлан, резко вставая. Он выглядит виноватым. – Я… ты...

– Ухожу, – говорю я. – Оставайтесь. Играйте в свои игры. Развлекайтесь. – И тогда я замечаю Кросби, оседлавшего один из стульев. Все остальные теснятся в гостиной, сидя на диване или на полу, но он чуть подальше. Мне придется пройти в шести дюймах от него, чтобы добраться до лестницы.

Келлан поглядывает на своих друзей, словно тревожится, что они могут подумать, что он чересчур беспокоится из-за моего мнения, но мне плевать на них. Прошло две с половиной недели, с тех пор как я последний раз видела Кросби, и он хорошо выглядит. На нем выцветшие голубые джинсы и черный лонгслив, обтягивающий его бицепсы. Его волосы нуждаются в стрижке и торчат, словно он только что пробегал по ним пальцами, но его взгляд захватывает мой. Я бы поклялась, что видела в его взгляде – всего мгновение – что-то похожее на… желание. Затем оно быстро сменяется его обычной наглой ухмылкой и оценивающим беглым осмотром.

Слышу шепот: «Чувак, кто это?» и «Это твоя соседка?», а затем, хоть и знаю, что должна просто выкрикнуть: «Простите, нужно бежать!», я останавливаюсь, когда Келлан произносит мое имя.

Мое лицо растягивается в вежливой улыбке, и я разворачиваюсь поприветствовать присутствующих. На диване и на полу вокруг него сидит десять парней и около половины выглядят знакомыми.

– Привет, – говорю я.

– Нора. – Келлан подходит и становится возле меня, жестом указывая на группу, залпом произносит имена, указывая на каждого, и заканчивает: – А Кросби ты знаешь. Народ, это моя соседка, Нора.

– Хэй, Нора, – хором говорят они.

Келлан показывает им средний палец.

– Нора очень прилежная ученица и очень хороший воздействующий фактор, – говорит он. – Никто не пытается испортить ее. – А для меня он добавляет: – Если кто-то из них попытается испортить тебя, немедленно скажи мне.

Я не до конца уверена, что он шутит.

– Приятно познакомиться, – говорю я, несмотря на то, что мгновенно забываю их имена.

– Ты идешь на вечеринку в честь Хэллоуина? – спрашивает один из парней.

– Э… что? – Я хочу забрать слова обратно, едва произнеся их. Кто не понимает слов «Хэллоуин» и «вечеринка»?

– «Альфа Сигма Фи», – поясняет другой парень. – Каждый год мы устраиваем вечеринки. Вход только по приглашениям, но мы сделаем исключение.

В прошлом году Марсела получила приглашение, и я пошла на эту вечеринку, одетая распутной русалкой, и она была потрясающей. Они превратили место в дом с привидениями – в комплекте с пуншем, с добавленным в него алкоголем, и резиновыми звездочками, замороженными в кубиках льда, – входить позволялось только в «настоящих» костюмах: никаких попыток убедить людей, что ты Facebook, написав на лбу «book».

– О, спасибо, – говорю я, стараясь спрятать свой интерес, как наркоманка, будучи три дня без дозы, может притворяться, что не жаждет амфетамина. – Но в тот вечер я должна работать. – Это не совсем правда, «Бинс» закрывается рано на Хэллоуин, чтобы предотвратить разгром, который, бывало в прошлом, учиняли пьяные студенты. Костюмы делают людей бесстрашными – уж мне ли не знать. После того, как мы с моим вроде как бойфрендом расстались в прошлом году, на вечеринке по случаю Хэллоуина у меня был первый одноразовый секс с парнем, одетым как пластиковый игрушечный солдатик. Целую неделю после этого на мне было столько разводов зеленой краски, что не перечесть. Урок усвоен.

Вроде как.

– Скажи, что заболела, – предлагает Кросби, и на мгновение мне кажется, что вся комната погружается в тишину, простое предложение повисает в воздухе словно вызов.

Прежде чем я успеваю ответить, один из парней начинает говорить:

– Он сделает так, что это будет стоить твоего времени, – добавляет он, указывая большим пальцем на Кросби. – В прошлом году он пришел как модель нижнего белья.

Я заметила Кросби в прошлом году, но из-за того, что он отвратительный выпендрежник, немедленно выбросила из головы. Теперь, когда на этом заострили внимание, я припоминаю, как он выхаживал с важным видом и пьяно выкрикивал: «Ну и где ты теперь, Марк Уолберг? А?»

Улыбаюсь, вспоминая это.

– Что насчет этого года? – спрашиваю я его.

– Я буду Кларком Кентом, – вмешивается Келлан. – А Кросби Суперменом. – Он ухмыляется, глядя на меня, его глаза загораются. – Ты должна быть Лоис Лэйн⁹!

Комната взрывается одобрительными воплями и аплодисментами, и я сухо смеюсь. Женщина, мечущаяся между двумя мужчинами. Не стоит на повестке дня у «улучшенной Норы».

– Посмотрим, – говорю я, хотя наиболее вероятно мы не будем этого рассматривать.

– Она согласна! – кричит кто-то.

Я машу и направляюсь вниз по лестнице:

– Мне нужно идти.

Келлан перегибается через перила, наблюдая, как я надеваю пальто.

– Выглядишь горячо, – говорит он, кивая на мое платье. – Большое свидание?

– Что-то вроде этого, – отвечаю ему. В последнюю секунду замечаю, что Кросби стоит за ним, прислушиваясь.

– Повеселись, – говорит Кросби, чересчур долго удерживая мой взгляд.

Глава девятая

В том, чтобы выдержать сорока пятиминутный разговор о сексе – с девяностолетней секретаршей декана Рипли, вызванной, чтобы «засвидетельствовать» лекцию, – не было ничего веселого. Я перестаю проживать заново этот ужас, однако, когда залетаю в «Бинс» на вечернюю смену, мне кажется, будто зашла в холодильник.

Закидываю пальто в шкаф в подсобке и надеваю фартук на свое чопорное голубое платье, но в ту секунду, как ступаю за стойку, буквально вижу в воздухе пар от своего дыхания.

– Какого?..

Оглядываюсь в замешательстве. Обнаружить причину не занимает много времени: большое переднее окно кофейни отсутствует, у стены стоят несколько деревянных щитов. Несмотря на повреждение и холод, кофейня открыта, клиенты сидят за столиками в куртках, с чашками в руках, от которых исходит парок. Когда люди хотят кофе, они хотят кофе.

– Что происходит? – восклицаю я, когда Нэйт залетает через парадную дверь, застегнутый до самого подбородка и в шерстяной шапке, натянутой на уши.

– Нелепая случайность. Пара парней ремонтировали линию электропередач перед кофейней, и одна из их лестниц упала, разбив окно.

– Кто-нибудь поранился?

– Не-а. Здесь были только мы с Марселой, и оба в подсобке.

– Повезло.

– Ага. – Но на его лице мрачное выражение, и зубы стиснуты – а ведь Нэйт из тех парней, кто нечасто выглядит злым. Это вызывает тревогу.

– Разве нет? – допытываюсь я. – В смысле, помимо повреждения.

Он вздыхает:

– Все в порядке. Все будет в порядке.

– Где Марсела?

– Я послал ее в хозяйственный магазин за парой обогревателей.

Я оглядываюсь. Стремянка исчезла, а осколки уже собрали.

– Как давно это произошло?

– Почти два часа назад.

Коротко киваю.

– Ты искал ее?

– Мне нет нужды ее искать.

Я хмурюсь.

– Ты уверен? Хозяйственный в двух кварталах отсюда. Знаю, Марсела любит шопинг, но два часа – это чересчур даже для нее.

Нэйт вздыхает и пробегает рукой по голове, сбивая шапку набок.

– У нас вышло… разногласие.

– В чем?

– Я встречаюсь кое с кем.

Я не верю своим ушам. Он мог бы признаться в том, что выбил стекло по накурке, и я бы не была настолько удивлена.

– Повтори?

– Ты меня слышала.

– Ты… Я… Но… С кем?

– Спасибо, Нора. Это правда здорово.

– Ну, прости, я просто удивлена. Думала, ты...

Его взгляд предупреждает меня не произносить «влюблен в Марселу», поэтому я прикусываю язык.

– Нет, – коротко говорит он. – Больше нет. Я встречаюсь с Селестией, и все идет хорошо. Не имеет значения, что думает о ней Марсела.

– Селестия?

– Да. Ты, вообще-то, знаешь ее. Она приходит время от времени. Блондинка, по-настоящему симпатичная… в шубе. – Он бубнит последние слова в сгиб руки, притворяясь, что поправляет шапку.

Я в изумлении раскрываю рот:

– Ты только что сказал в шубе?

Он прочищает горло:

– Может быть?

– Типа, в норковой?

– Я не знаю, что это за животное.

– Ты встречаешься с Норковой Шубкой.

– Не уверен, что это норка.

– Не удивительно, что Марсела рассердилась! Ее заказы наводят ужас.

– Они… специфические.

– Она носит норку круглый год!

– А что плохого в… Окей, ладно. Мех – это немного странно, но ты должна согласиться, что в такой день, как сегодня, он идеально подходит.

Я закатываю глаза.

– Ладно, Нэйт. Ты меня подловил.

Он слегка улыбается:

– Иногда приходится мириться с очевидным. – Он жестом указывает на окно. – А иногда нет.

– Не думаю, что эта аналогия уместна.

По крайней мере, пока Марсела не приходит с двумя коробками под мышками. Она плечом толкает входную дверь, заходя вовнутрь, и сваливает обогреватели на стойку.

– Вуаля, – говорит она, не останавливаясь. Мы наблюдаем, как она исчезает на кухне в вихре особенно ледяного порыва воздуха.

Мы с секунду молчим.

– Вау, – наконец говорю я.

– Да.

– Как она отреагировала, когда ты рассказал ей?

Он шумно выдыхает:

– Я не «рассказывал». Мы столкнулись с ней, когда шли домой с ужина, и она выглядела ошарашенной, но не злой. Затем, когда она пришла этим утром, я попытался рассказать ей, что встречался с Селестией весь прошлый месяц…

– Месяц?

– А она просто отшила меня. – Пауза. – Это было перед тем, как разбили окно.

– Жизнь – имитация искусства.

– Или просто дерьмовое везение отражает дерьмовое везение.

– Что ж, как бы там ни было, если тебе нравится Норковая Шубка, я счастлива за тебя.

– Мне нравится Селестия, мне не нравятся норковые шубы.

– В любом случае для норки слишком холодно. Может, лиса.

Он свирепо смотрит на меня, стараясь не рассмеяться.

– Иди работай. Мне нужно позвонить стекольщикам и спросить, почему так долго.

Я отправляюсь в подсобные помещения и обнаруживаю Марселу, которая мажет глазурью остывшие булочки с корицей.

– Пахнет здорово.

– Здесь тепло, и это главное.

– Довольно честно. – Из-за духовок и химических моющих средств на кухне всегда теплее, чем в зале. Обычно мы сетуем на это, но сегодня это благословение. Марсела больше ничего не говорит, и я добавляю: – Нэйт рассказал мне о Селестии.

Она фыркает:

– Мне тоже.

– И ты… злишься?

– Что она встречается с ним, чтобы получать напитки за полцены? Конечно, я обеспокоена.

Вижу, как она расправляется с булочкой во имя заботы.

– Ты выглядишь более чем слегка обеспокоенной.

Она вздыхает и бросает лопаточку.

– Я просто была удивлена.

– Как и я. – Пристально разглядываю ее. – Ты ревнуешь?

– Что? Нет! Слушай, ты тоже должна быть обеспокоена. Теперь она будет приходить сюда в своих шубах еще чаще и делать свои нелепые заказы. Это скажется на всех нас.

– Это не…

Она поднимает руку.

– Я не хочу больше говорить об этом. Это неважно. Расскажи мне о чем-нибудь приятном.

Я напрягаю мозг, отфильтровывая ужас разговора о сексе с деканом Рипли, пока не прихожу к тому, что, знаю, ей понравится:

– Меня пригласили на Хэллоуин в «Альфа Сигма Фи».

Ее глаза загораются:

– Ты шутишь!

– Это правда.

– Мы должны пойти. Я пыталась придумать, как попасть туда, но моей лучшей идеей было найти солдатика, с которым ты трахалась, только я не думаю, что мы когда-либо видели его лицо не раскрашенным зеленой краской.

Я стону:

– Не напоминай.

– Точно. Прости. Теперь давай обсудим наши костюмы. Распутные киски? Распутные иностранки? Распутные медсестры? Нет, о чем я говорю? Мы современные женщины. Распутные докторши!

Я тоже смеюсь:

– Ничего распутного. Может, ты сходишь и потом расскажешь мне?

Она оскорбленно ахает:

– Абсолютно исключено. Мы команда. Куда идешь ты, туда и я… Вообще-то, забудь. Ты проводишь много времени в библиотеке. Но мы идем туда, куда я скажу. А идем мы на эту вечеринку. Мы можем быть Черным Лебедем¹⁰ и… белым.

– Что?

– Или двумя девицами на мели¹¹.

Я жестом указываю на свой фартук.

– Идеально. Мне не нужно будет переодеваться.

Она хлопает в ладоши, и капли творожной глазировки летят с кончиков ее пальцев.

– Тельма и Луиза¹²!

– Мы…

Но она напирает:

– Идеально. Это классика, они лучшие подруги, они великолепны, и…

– Они умирают в конце?

– И Тельма чпокается с Брэдом Питтом. Во имя нашей дружбы ты можешь быть Тельмой. Думаю, ты могла бы попользоваться Брэдом Питтом.

– Ты же понимаешь, что он грабит ее, верно?

– Твоя собственность помещается в ящик из-под молока. Ты в безопасности.

– Я не думаю…

Она прижимает пальцы в глазури к моим губам.

– Тебе нужно перестать думать и провести вечер вне работы. Хэллоуин в субботу после промежуточных экзаменов. Ты можешь пока закопаться в книги, но тридцать первого октября ты моя. И мы отправляемся в дорогу.

– Они слетают с обрыва.

Она подмигивает мне:

– В этом и изюминка.

* * *

Здравомыслящая часть моего мозга говорит мне держаться подальше от вечеринок «Альфа Сигма Фи», но когда Нэйт закрывает кофейню пораньше, чтобы парни могли вставить стекла в окно, я обхожу квартал, чтобы попасть в «Duds» – магазин подержанных вещей Бернема. Не могу перестать думать о том, чтобы «съехать с обрыва», так сказать. Прошло столько времени, с тех пор как я «ездила» куда-то с кем-то, и хотя у меня есть хороший повод исправить ошибки прошлого года, это не было легко. Или интересно. Или удовлетворительно.

Именно на этой неудовлетворительной ноте я захожу в магазин с затхлым запахом и сталкиваюсь с Келланом. Передний ряд забит всеми видами костюмов для Хэллоуина и разными принадлежностями, а Келлан зачем-то катит тележку.

– Нора! – восклицает он. – Я думал, ты на работе.

– Была. Мы рано закрылись, так что я решила почерпнуть вдохновения для костюма.

Он сияет:

– Я тоже. Кларку Кенту нужен хороший костюм, а где его еще искать, как не в «Duds»?

– Разве у тебя еще нет костюма?

– Да, но я не хочу, чтобы на нем были… физиологические жидкости.

– Спасибо за образность.

– Тогда ты идешь как Лоис Лейн? Потому что это идеально. Мы можем согласовать наши наряды. Мой галстук, твои туфли…

– Я не буду Лоис.

Его лицо тускнеет, затем тут же светлеет, когда он замечает наряд горничной-француженки все еще в вакуумной упаковке.

– Развратная горничная? – делает он попытку, поднимая его.

– Нет, ничего развратного.

– Кто развратный? Я в деле. – Кроссовки Кросби скрипят по кафельному полу, когда он скользит к нам. «Duds» – большой магазин для Бернема, забитый бесчисленным количеством стеллажей с одеждой и рядами полок с обувью и хозтоварами. Он по большей части пустует в это время дня, так что шум вызывает не более чем один осуждающий взгляд от сотрудника, развешивающего поблизости куртки.

Келлан вздыхает и кладет обратно костюм горничной-француженки.

– Не Нора.

Кросби усмехается:

– Ну разумеется. Я думал, мы говорили о ком-то клевом.

Я проталкиваюсь мимо парочки.

– Это было весело.

– Ой, – окликает меня Келлан. – Ладно тебе, Нора. Раз уж ты здесь, помоги мне выбрать прикид.

– Твой прикид всего лишь костюм.

– Но когда я примеряю их и показываю Кросби, он говорит, что я жирный.

Кросби пожимает плечами:

– Так и есть.

Келлан бьет его кулаком в плечо:

– Тупица. Посмотрю галстуки. Сообщу, когда буду готов примерять.

– Помни, синий стройнит!

Келлан жестом посылает его и уходит, оставляя нас с Кросби рядом с наряженным манекеном. С секунду мы просто смотрим друг на друга: Кросби потирает недавно пострадавшее плечо, а я пытаюсь придумать, что бы такого сказать, чтобы не показать, насколько заметно мне было его отсутствие последние несколько недель. Или как привлекательно он выглядит. Его волосы влажные, словно он только что принимал душ, на нем джинсы и дутая черная куртка, из-за которой его карие глаза, рассматривающие меня, кажутся темнее, чем обычно.

– И каким он будет? – наконец спрашивает он.

– Прости?

– Твой костюм. Какой он? – Он кивает на разнообразие костюмов. – Ведьма? Страшила? Викинг?

– А, Тельма.

– Кто?

– Тельма. Из «Тельмы и Луизы». Марсела будет Луизой.

– Которая была Тельмой, Джина Дэвис или Сьюзан Сарандон?

– Джина Дэвис. Я пришла купить джинсы с высокой посадкой и темные очки.

Он оглядывает меня.

– Я могу это представить.

– Что насчет тебя? Выбираешь накидку? Может, новые колготки?

– У меня уже есть костюм Супермена. Сплю в нем каждую ночь.

– Не сомневаюсь в этом. – Направляюсь к женской одежде, и Кросби идет со мной, разыскивая на длинном стеллаже обработанные кислотой джинсы с подходящей плотностью. Через минуту мне становится жарко, и я расстегиваю пальто. Осознаю свою ошибку, когда глаза Кросби залипают на моей груди, затем плавно поднимаются к чопорному отложному воротничку моего платья.

Его брови сходятся, и он указывает на меня пальцем.

– Давай поговорим об этом, – говорит он. – У тебя сегодня было большое свидание? Или, скажем… очень милое свидание?

Я чуть улыбаюсь, вспоминая о сегодняшних неприятных ощущениях.

– У меня была встреча с… кое с кем.

Он заговорщицки наклоняется:

– Это был парень?

Я фыркаю и отталкиваю его.

– А что? Ты ревнуешь?

С секунду он не отвечает. Наши глаза встречаются, и у меня такое чувство, будто моя рука приклеилась к его груди, зарывшись кончиками пальцев в его грудные мышцы. А затем он качает головой, ухмыляется, и я убираю свою руку.

– Ты видишь меня насквозь, Нора.

– Ха. Я совсем не видела тебя с вечера пиццы. – С вечера, когда он притворился, что ищет Келлана, а на самом деле искал меня.

Он возвращает свое внимание к джинсам.

– Я был занят.

– Понятно.

– По учебе.

– Верно. Я тоже.

Пауза.

– А Келлан сказал мне, что у тебя были какие-то неприятности в прошлом году и тебе действительно нужно заниматься, поэтому ты не можешь позволить себе отвлекаться.

– Ты не отвлекаешь меня. – Слова вырываются чересчур быстро.

– Он сказал, возможно, видеоигры были проблемой.

– Я просто не прислушиваюсь к ним, как и к большинству ваших комментариев. Теперь это вроде фонового шума.

Он бросает на меня взгляд.

– Так ты говоришь… я помогаю тебе.

– Вот именно.

– Улучшаю тебя.

– Заткнись, Кросби.

– Ты скучала по мне.

Наши глаза встречаются, и хоть он и сказал эти слова в шутку, думаю, мы оба знаем, что в них есть немного правды. Может, много правды.

– Келлан прав, что мне нужно поднимать отметки, но нет ничего ужасного в том, чтобы иногда иметь компанию.

– Вот как? – Он выглядит решительно довольным и более чем самодовольным.

– Время от времени.

– Я твой лучший друг, да?

– Я передумала. Видеоигры – реальная проблема.

– Поэтому ты идешь на Хэллоуин?

– Почему «поэтому»? Из-за видеоигр?

– Поговорить с кем-то. Познакомиться с народом. Делать то, что делают на вечеринках. – Он многозначительно шевелит бровями и слегка наклоняется – достаточно близко, чтобы я ощутила слабый аромат шампуня от его все еще влажных волос.

Хоть я и знаю, о чем именно он говорит, притворяюсь, что не нюхаю его и спрашиваю:

– Что ты имеешь в виду?

– Ты когда-нибудь была на вечеринке, Нора?

– Конечно.

– Я не о вечеринках в честь дня рождения, когда ты была ребенком.

Я закатываю глаза:

– Ах. В таком случае нет.

– Да? Что тебе нравится на вечеринках? Ты стоишь в углу? Прячешься в ванной? Делаешь пару фоток, чтобы показать, что ты была там, постишь их на Facebook, а потом бежишь домой читать?

Я высовываю язык.

– Между прочим, я отличная тусовщица. – Или скорее Марсела была отличной тусовщицей – для меня было нормой забыть об осторожности после двух напитков.

– Расскажи мне.

– Ну, сначала я направляюсь прямо к столику для закусок.

– Ого.

– Я в самом деле налегаю на бесплатные чипсы.

– Это дикая история, Нора.

– Затем я изучаю все семейные фотографии на стене и расспрашиваю о них хозяев.

Кросби широко улыбается.

– Знаю, ты пытаешься рассказывать это как шутку, но думаю, это правда.

– А затем я иду домой. В девять уже в кроватке.

Он смеется:

– Как я и подозревал.

Я нахожу парочку джинсов и вешаю их на руку.

– Ладно, расскажи мне о своей стратегии на вечеринках.

– Хорошо. Слушай внимательно. Не многим девчонкам достается такого рода информация. По большей части они слишком поражены мной, чтобы оценить процесс.

– Не сомневаюсь в этом ни минуты.

– Первым делом я надеваю футболку.

– Ух ты.

– Затем джинсы.

– Не думаю, что в состоянии вынести больше.

– Затем заявляюсь. Бам. Игра окончена. – Он отряхивает руки, миссия выполнена.

– Послушать тебя, так это очень легко.

Он подчеркнуто самоуверенно пожимает плечами:

– Для некоторых из нас так и есть.

– Йоу! Королевы сплетен! – Мы поворачиваемся и видим, что Келлан машет из угловой примерочной. – Я почти оделся. Готовьтесь к самому незабываемому мгновению в жизни.

Вешаю еще одни джинсы на руку, прежде чем последовать за Кросби вглубь магазина, чтобы увидеть шоу Келлана. Он хватает два дешевых деревянных стула и ставит их рядом, и когда мы садимся, то кажется, что мы единственные зрители в странном дисконтном театре.

– Так чем ты занималась последние пару недель? – спрашивает он, поднимая и изучая одну пару джинсов.

– А что? – спрашиваю я, повторяя его шутку: – Ты скучал по мне?

Он смотрит на меня краешком глаза:

– Отчаянно.

Я смеюсь:

– Ну…

– Хэй, Кросби.

Мы поворачиваемся к двум девушкам, прогуливающимся с разнообразными костюмами в руках. И хоть я и не благодарна им, что прервали разговор, но по достоинству оцениваю, что они сторонятся костюма развратной горничной.

– Хэй, – отвечает Кросби и, улыбаясь им, вытягивает руку вдоль спинки моего стула. Если бы я была идиоткой, то могла бы подумать, что это собственнический жест, будто говорящий: «Эй, я тут занят». Но у меня есть глаза, я понимаю, что жест был больше для того, чтобы его пальто распахнулось, являя четко очерченную грудь под его белой футболкой.

Я вздыхаю про себя, пока они болтают. Мой взгляд перемещается по магазину, останавливаясь на витрине с солнцезащитными очками. Они в любом случае нужны мне, и внезапно мне кажется, что сейчас лучшее время, чтобы подобрать их себе. Однако, когда я встаю, Кросби обхватывает мою талию своими грубыми пальцами и удерживает меня на стуле.

– Не ходи, – тихо говорит он. И добавляет, обращаясь к девушкам: – Увидимся на Хэллоуине, леди.

Они понимают намек и прощаются, но я не упускаю, что перед уходом их взгляды перемещаются на все еще закрытую дверь примерочной.

– Мне нужно посмотреть темные очки, – говорю я, прежде чем Кросби сможет обвинить меня в ревнивости и в чем-то настолько же нелепом и не соответствующем действительности. Но на этот раз меня останавливают не его пальцы, а слова:

– Они разговаривают со мной, только чтобы подобраться к Келлану.

Я замираю:

– Что?

Он барабанит пальцами по спинке моего стула и фокусируется на чем-то за моим плечом, избегая моего взгляда. Что, наверное, к лучшему, потому как нас разделяет лишь около десяти дюймов, и я слишком уж ощущаю тепло от его руки, лежащей вдоль моих плеч, и то, что его колено прижимается к внешней стороне моего бедра.

– Ты меня слышала.

– И это… проблема? – Кросби, которого я знаю – думала, что знаю, – было бы плевать, почему на него обращают внимание, коль скоро он получает это внимание.

Его ноздри чуть раздуваются, когда он делает вдох.

– Я не жаловался на это в прошлом году. Знакомился со множеством девчонок, с которыми я бы не встретился при иных обстоятельствах. Но в этом году… меня не привлекают девушки, которых привлекает Келлан.

Я отшатываюсь от него, уязвленная:

– Ясно. – Внезапно в груди что-то сжимается, я смаргиваю пелену перед глазами.

– Я не имел в виду…

Дверь примерочной с треском распахивается, являя Келлана, опирающегося о стену из дешевой фанеры: его руки в карманах, а ноги скрещены в лодыжках. На нем темно-синий костюм, галстук в красную и белую полоску и очки в черной оправе. Он выглядит скорее как модель, чем журналист, но кто жалуется?

– Что думаете? – Красуясь, он выходит из примерочной и прогуливается шагов десять по ближайшему проходу, прежде чем эффектно развернуться и двинуться назад. Он позирует, задрав подбородок, затем приспускает очки, чтобы впиться в меня комично напряженным взглядом.

Я хихикаю, и мои раненые чувства на мгновение утихают:

– Очень мило.

Он изучает ценники на рукаве пиджака и на галстуке.

– И все это за… двадцать два доллара.

– Благодаря тебе, они выглядят на все сорок.

Он подмигивает мне:

– Я знаю. – Затем поворачивается к Кросби, который выглядит более чем слегка встревоженным. – Не говори мне, что я жирный, бро. Это темно-синий. Ты сказал, он стройнит.

Кросби прочищает горло.

– Десять из десяти. Хороший ход с галстуком.

Келлан задумчиво прикасается к нему пальцами.

– Мне он нравится. – Он снова исчезает в примерочной, и я встаю.

– Нора, – говорит Кросби.

– Спокойной ночи. – Я вешаю джинсы на ближайшую вешалку, более незаинтересованная играть в переодевания или любые другие игры. Обжигающее унижение, которое я почувствовала от его слов, вновь вскипает во мне, угрожая вырваться наружу. Я просто хочу пойти домой.

– Нора. – Он следует за мной по ряду с детской одеждой, пальцами держась за подол моего пальто. – Ты не остановишься?

– Нет, – говорю я, хотя и останавливаюсь. – Отвали. Я просто была мила…

– Я не имел в виду тебя, – перебивает он. – Ты не из тех девчонок, что ему нравятся…

– О, Боже мой. – Я выдергиваю пальто из его хватки. – Об этом я и говорю, Кросби. Заткнись.

– Ладно тебе. Ты поняла, о чем я.

– Нет, – огрызаюсь я. – Определенно, не поняла.

– Ты нравишься ему, – вымученно говорит он, пробегая рукой по своему лицу. – Как и мне. Ты знаешь, что нравишься мне.

Я отвожу взгляд, испытывая большую злость, чем должна бы. Нет, не злость. Печаль. Потому что по какой-то причине, о которой не хочу задумываться, я скучала по Кросби, а он ранил мои чувства.

– Ладно тебе, – снова говорит он. – Тельма суперкрасотка. Я хочу увидеть тебя в тех джинсах. Не иди домой с пустыми руками.

Я мрачно смотрю на него:

– Если бы ты заметил меня на вечеринке, это было бы впервые.

– Что? Там будет много людей, но… – Он качает головой. – Прекрасно. Я поставлю ловушку. Повешу семейные фотографии на стену и буду ждать, пока ты не захочешь спросить о них.

– Не хочу видеть твои фотографии.

– И я куплю самые лучшие чипсы.

Я шумно выдыхаю.

– Мне нужно идти, Кросби.

Он подходит ближе.

– Подожди, пока Келлан освободится, и я отвезу тебя домой.

– Доеду на велосипеде. – Я разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Прости, что ранил твои чувства.

Его слова заставляют меня остановиться. Может, это только оттого, что у него был большой опыт в извинениях, но он хорош в этом. Я уже успокаиваюсь и начинаю чувствовать легкую неловкость из-за своей реакции.

– Может, я и слишком остро отреагировала, – ворчу я.

Он легонько подталкивает мою ногу своей:

– Да, ты чертова психопатка.

Я встречаюсь с ним глазами:

– Я живу с Келланом, Кросби. Мне не нужно быть милой с тобой, чтобы подобраться к нему.

Он хмурится:

– Я знаю.

С секунду я смотрю на него.

– Думаю, вряд ли.

Глава десятая

Восемь часов вечера, Хэллоуин, я сижу на одном из стульев за барной стойкой в наряде Тельмы с наполовину опустошенной бутылкой пива в одной руке, в то время как другая зависла над телефоном, готовая напечатать гневное сообщение Марселе: «Как ты посмела это сделать, Луиза!»

– Хэй, – говорит Келлан, выходя из своей комнаты.

– Хэй, – бормочу я, слишком разочарованная и расстроенная, чтобы справиться с большим количеством слов. Читаю ответ Марселы: «Прости, малыш, но я умираю. Правда умираю, блюю повсюду и умираю. И я не могу быть сегодня твоей Луизой. Найди Брэда Питта и затрахай его до смерти ради меня», – и стараюсь не разреветься.

Келлан с опаской наблюдает за мной.

– Все в порядке?

Я вздыхаю.

– Марсела не может пойти, – бормочу я. – А Тельмы с Луизой не может быть без Луизы. – И я ни за что не заявлюсь в «Альфа Сигма Фи» одна – Марсела больше, чем второй пилот, она гид-проводник, и как бы ненавистно мне было это признавать, но я все равно нуждаюсь в ее поддержке, чтобы разогреться к вечеринке.

Келлан ставит свой дипломат на обеденный стол. Я целых пять секунд пялюсь на него, прежде чем до меня доходит, что он в костюме и выглядит хорошо. Представьте самого сексуального Кларка Кента в истории и перенесите его в мою гостиную. На нем темно-синий костюм, начищенные до блеска черные ботинки и галстук в красную и белую полоску. В паре с зачесанными назад, уложенными гелем волосами и очками в роговой оправе он является воплощением ума и сексуальности.

– Вау, – выдыхаю я. – Знаю, я уже видела тебя в этом, но ты великолепно выглядишь.

– Ты тоже, Тельма, – возвращает он комплимент, жестом указывая на мой ансамбль. – Даже не думай дать этому всему пропасть.

Я одета в обтягивающие джинсы с высокой посадкой и хлопчатобумажную рубашку Марселы, превращенную с помощью ножниц и ниток в безрукавку, завязанную спереди над пупком. Мы нашли рыжий кудрявый парик в магазине и завершили наряд красной губной помадой, солнцезащитными очками и пластиковым пистолетом. Мне казалось, что это выглядит довольно неплохо, но без Луизы я похожа просто на низкопробную уголовницу. Все великолепие этого фильма в команде. А теперь я летаю соло. Как и всегда.

Выдавила из себя улыбку и отпила пиво.

– Я и не думаю, – лгу я. Как только Келлан уйдет, я скину наряд и буду дуться в кровати.

– Нет-нет. – Он стискивает зубы и упрямо качает головой. – В ту же секунду, как я уйду, ты снимешь костюм и будешь плакать, пока не уснешь.

Моя челюсть отвисает.

– Это даже близко неправда…

– Прекрасно, – говорит он. – Ты не идешь, и я не иду. – Он начинает развязывать галстук.

– Ты должен пойти, – протестую я. – Каждая девчонка на кампусе будет реветь белугой, если ты этого не сделаешь. И половина парней тоже.

– Я не оставлю тебя дома одну в единственную ночь, когда ты должна веселиться. Знаю, что ты закончила с этими своими домашними заданиями, так что тащи свою задницу за дверь.

– Я не могу пойти Тельмой…

– Где наряд Луизы? Я надену его, если тебе нужен партнер.

Я смеюсь над идеей втиснуть Келлана в джинсы Марселы четвертого размера.

– Наряд у нее дома. Здесь ничего нет.

– Прекрасно. У тебя есть деловой костюм? Мне нужна Лоис Лейн.

Думаю, мы оба знаем, что сегодня на вечеринке будет минимум дюжина Лоис Лейн. Как только пошла молва, что Келлан будет Кларком Кентом – и, возможно, кто-то знал, что Кросби будет Суперменом, – Лоис стала на кампусе самой популярной идеей для костюма.

– Конечно же у меня нет делового костюма. Я работаю в кофейне.

Келлан скрещивает руки на груди и умудряется при этом выглядеть сексуально.

– Значит придумай что-то. Потому что мы проведем этот вечер вместе, Нора – здесь или там зависит от тебя.

Я раздраженно провожу рукой по своим фальшивым волосам.

– Келлан, пожалуйста, просто иди. Я приду попозже.

– Врушка.

Абсолютная.

– Мне не нужен…

– У тебя есть белая простынь? Будешь привидением.

– Я…

– Или оденься как в нашу первую встречу. Мы засунем книгу тебе в руку и назовем тебя библиотекаршей. Погоди… Это чересчур близко к правде.

– Ха-ха.

Он высовывает язык, заново завязывает галстук и бросает мне пальто, взяв его со спинки стула.

– Тащи свою задницу за дверь, Тельма. Тебе не нужна Луиза, чтобы повеселиться.

Я втягиваю воздух, затем медленно выдыхаю и надеваю пальто. Окей, возможно, я немного бурно отреагировала. Просто я не из тех, кто знает, как заявиться на вечеринку в одиночку и не стоять неловко в стороне. Но если я приду с Келланом МакВи, то не буду одна, ведь так? И если все пойдет наперекосяк, я могу просто уйти домой пораньше… в любом случае, мы уже выяснили, что меня практически не замечают в домах братства.

– Когда ты в последний раз ходила на вечеринку? – спрашивает Келлан, когда мы тащимся сквозь холодный вечер. Листья хрустят под ногами, а наше дыхание поднимается белыми облаками во время пятнадцатиминутной прогулки.

– В прошлом году, – говорю я, засовывая руки в карманы.

– В прошлом году?

– В смысле, в учебном году, – исправляюсь я. – Поздней весной. – Точнее в «Альфа Сигма Фи» на Майском Сумасшествии, где мы трахались в чулане, а твоим следующим шагом был минет от какой-то девчонки, пока толпа смотрела на вас. Помнишь? Нет?

– Ты повеселилась?

Уклоняюсь от прямого ответа:

– Ммм.

– Кросби сказал, тебя едва не исключили.

– Да. – Посылаю ему улыбку. – Я чуток перегнула палку с весельем.

Он улыбается в ответ.

– Понимаю тебя. Я тоже.

– Ты по-прежнему развлекаешься, – указываю я. Он был более чем верен нашему обещанию не приводить никого домой – я ни разу не слышала, чтобы у Келлана был секс, не видела, чтобы кто-то тайком выскальзывал утром. Знаю, что он частенько ночует вне дома, но также регулярно вижу, как он занимается, а на прошлой неделе хвалился, что получил B+ за эссе по английскому.

– А почему бы нет? – спрашивает он, передергиваясь и ускоряя шаг, вынуждая меня увеличить скорость, чтобы поспеть за ним. – В смысле, если ты не связан ни с кем обязательствами, почему нет?

Я хмурюсь. Странно слышать такое от Келлана МакВи.

– Был? – спрашиваю я. – Кто-то?

Он молчит секунду.

– Не, – наконец говорит он. – Было много кого, но ни одной особенной.

Ауч.

– Ясно.

– Что насчет тебя?

Выдавливаю улыбку.

– Ни одного особенного.

– А сегодня? Есть кто-то на примете? Хочешь, представлю тебя? Потому что, давай начистоту, Нора? Ты супергорячая. А в этом наряде ты можешь получить любого, кого захочешь.

Смеюсь, потому что не могу удержаться.

– Я избегаю зеленой краски, – говорю ему. – В остальном я открыта для возможностей.

Он одаряет меня озадаченным взглядом:

– Зеленая краска, а? Я сделаю мысленную пометку спросить об этом утром.

– Уверена, я не пойму, о чем ты говоришь.

– МакВи!

В десяти футах от парадной двери дома «Альфа Сигма Фи» словно в стартовый свисток дунули. Каждые парень и девушка, находящиеся поблизости, начинают выкрикивать имя Келлана, и он улыбается, машет и приветствует их, как лучший в мире политик. Почти в то же мгновение я чувствую, будто сливаюсь с задним фоном.

Вдоль дорожки, что ведет к двери, размещены видоизмененные бамбуковые факелы, на каждом красуются отрубленные головы с языками пламени, вырывающимися из глаз. Повсюду фонари из тыквы, набитые чучела черных котов, приведения, болтающиеся на голых ветках деревьев, и вся передняя лужайка покрыта надгробиями, многие из которых появились, чтобы вновь быть потревоженными.

Входная дверь открывается, за ней разворачивается сцена преступления: обведенные мелом контуры от мертвых тел на крыльце и полу. Танцевальную музыку с трудом слышно через пронзительные вопли и завывания приведений, и смех живых еле доносится сквозь звуки смерти.

Келлан посылает мне извиняющийся взгляд через плечо, когда его быстро утаскивают, сунув в руку пластиковый стаканчик с каким-то напитком. Я слегка дрожу в моем пальто, желая прийти в наряде, который не оголял бы мой живот и не показывал больше, чем просто намек на ложбинку. Стараюсь не выглядеть так, словно мне неловко, когда взбираюсь по ступеням и захожу в полутемный дом, каждую лампочку в котором заменили на красную или мерцающую черную, бросавшие мрачноватые отблески.

Снимаю пальто, пробираюсь сквозь толпу извивающихся тел, едва избегаю огромную паутину и наконец нахожу стол, заставленный чашками с красным пуншем с добавлением спиртного, крошечными паучками и глазными яблоками, выглядывающими между пузырьками.

– Неплохо, – раздается голос из-за моего плеча. – Если ты не возражаешь против крови и кишок.

Оглядываюсь и вижу улыбающегося мне зомби – часть его черепа отсутствует, а комбинезон и клетчатая рубашка покрыты свежей и запекшейся кровью, так как его внутренности торчат наружу.

– Если там есть пауки, я пью это, – говорю я.

Он рассматривает мой костюм:

– Ты пришла с кем-то?

– У Луизы тяжелый случай пищевого отравления.

Он зачерпывает пунш, наливает в мою пустую чашку и в свой стакан.

– Повезло мне. – Он чокается со мной. – Будем.

– Будем.

Мы отпиваем тошнотворно сладкую жидкость, щедро сдобренную водкой. Стараюсь не морщиться, когда та обжигает пищевод, говорю себе, что скоро она смоет всю эту неловкость. Я пришла сюда повеселиться, черт возьми, и я так и сделаю.

– Я Макс, – говорит зомби, протягивая руку.

– Нора. – Пожимаю ее, он улыбается, и под жуткой раскраской, думаю, он довольно привлекателен. – Ты живешь здесь?

Он качает головой.

– Жил два года назад, но переехал с территории кампуса. Хотя возвращаюсь на вечеринки. Ты из женской общины?

– Нет. У моего, э, соседа по комнате тут друзья.

– Клево.

– Тельма! – кричит кто-то.

Я отпрыгиваю назад, ярко-синее пятно врезается между мной и Максом и прокручивается, прежде чем встать рядом с нами, уперев руки в бедра, и гордо выпятить грудь со значком S на обтягивающем как вторая кожа костюме. Это Кросби, затянутый с головы до пальцев ног в спандекс, красная накидка болтается за спиной. Даже в темноте я вижу его четко очерченные мышцы, и тут же ругаю себя за то, что замечаю это.

– Привет, Крос, – сухо говорит Макс.

Кросби сдержанно кивает.

– Максвелл.

Макс закатывает глаза.

Затем Кросби берет меня за руку.

– Позволишь мне забрать у тебя Тельму на минутку? Мне нужна ее помощь кое с чем.

– Не думала, что у Супермена был сообщник, – говорю я, пока он тянет меня через толпу к лестнице. Хватаюсь за перила, прежде чем он успевает затащить меня наверх. – Что происходит?

– Келлан сказал мне, что твоя подруга слилась, – объясняет Кросби. Он останавливается вместе со мной на одну ступеньку выше и смотрит вниз на меня. – И он сказал, что ты хотела познакомиться с кем-нибудь. Вот я и пришел на помощь.

– Уверена, навыки Супермена могут найти лучшее применение. Плюс, если ты не заметил, я разговаривала кое с кем.

– Ты не хочешь быть с Максом Фолсомом, – серьезно говорит он. – Поверь мне. А теперь пойдем. – Он подталкивает меня за плечи, утягивая вверх по лестнице.

– Как я познакомлюсь с кем-то наверху, если вечеринка внизу? – спрашиваю я, пока тащусь вслед за ним по коридору в сторону его комнаты.

Он вытаскивает ключ из невидимого кармашка и отпирает дверь.

– Тут отличный обзор.

Не понимаю, о чем он, пока не захожу за ним и не вижу, как он подходит к окну и распахивает его. В помещение врывается морозный воздух, и когда Кросби жестом указывает мне выползать наружу, я с опаской выглядываю. Окно выходит на небольшой карниз с видом на лужайку. Мы находимся довольно высоко, чтобы кто-то мог увидеть нас, даже вытянув при этом шею, но отсюда можно с легкостью шпионить за каждым, кто приходит и уходит.

– Видишь? – говорит он, похлопывая меня по спине, чтобы я начала двигаться, что я осторожно и делаю, дрожа и снова надевая пальто. Кросби следует за мной, и я слышу стук стекла. Поднимаю взгляд и вижу две бутылки пива, материализовавшиеся в его руке.

Я беру одну, после того как он скручивает крышку.

– Где ты взял это?

– Заначка. – Это тот же сваренный местными умельцами напиток, что пьет Келлан. Никогда не слышала о нем, пока однажды не нашла в холодильнике, и хоть я и не пью его часто, как-то обмолвилась, что он мне нравится.

– Здорово, – говорю я. – Келлан покупает его.

– Знаю. – Кросби делает глоток пива, а я изучаю толпу внизу. Как и мои, его колени прижаты к груди для тепла. Между нами расстояние почти в фут, и холод пробирается к моей заднице через джинсы.

– Ты часто приходишь сюда? – спрашиваю я, потому что он не говорит ничего.

Кросби качает головой:

– Нет. Зачем?

Пожимаю плечами:

– Не знаю. – Сканирую взглядом толпу. Не вижу Келлана, или Макса, или кого-то еще, кого узнала бы. Не то чтобы я могла узнать много людей, учитывая мой ограничивающий статус домоседки. – Что не так с Максом?

– С Ходячим Мудаком? – спрашивает Кросби, устремляя на меня взгляд, говорящий о том, что он был не в восторге от моего вопроса. – Мы зовем его так и без костюма зомби.

– Он казался милым.

– Ты можешь найти получше. – Он указывает бутылкой на парня, одетого дровосеком. У него даже есть горящее бревно. – Что насчет него?

– Кто он?

– Не знаю. Наверно, он получает степень по лесоводству. Умный и эко-дружелюбный… лучше и быть не может.

Парень роняет бревно и тут же блюет за одним из надгробий.

– Не он, – говорю я в тот же момент, как Кросби добавляет:

– Поехали дальше. – Он рассматривает толпу и указывает на кого-то, одетого в белую поварскую одежду. Даже отсюда мне слышно, как он злобно матерится на людей с британским акцентом.

– Ты серьезно?

– Что? Это Гордон Рамзи. Он может приготовить тебе завтрак на утро.

– После того как будет обзываться всю ночь.

– Некоторым девчонкам это нравится.

Я отпиваю пиво.

– Не мне.

Кросби ухмыляется.