Вношу последнюю запись в историю болезни. Закрываю программу. Кажется, все на сегодня. Нет, еще осталось навестить пациентку после операции. Посмотрю, как ее устроили. И с кем? Конечно, в палату к женщинам определили, по-другому никак. Но лучше убедиться.
Выхожу из ординаторской. Мне навстречу идет Людочка, наша медсестра.
– Люда, а новенькую после операции куда разместили? – спрашиваю ее.
– Так в четыреста седьмую, Игорь Сергеевич, – отвечает она бойко. Всегда на позитиве, и это несмотря на то, что ей еще ночь дежурить.
– Спасибо.
Иду в палату, а колени немного дрожат. И чего так волнуюсь, спрашивается? Что такого? Каждый день ведь навещаю пациентов, обычное дело. Но с этой девочкой каждое обычное действие превращается в волнительный ритуал.
Заглядываю в четыреста седьмую. Она лежит на первой койке слева, маленькая и бледная. Одни ярко-голубые омуты на лице, я их сразу заприметил, мимо таких не пройдешь.
– Ну, как вы? – спрашиваю ее.
Она несколько раз медленно моргает, ее взгляд фиксируется на моем лице. Да, детка, я знаю, тебе плохо. Но потерпи, по-другому было нельзя.
– Нормально, – мямлит одними губами. Ее голос почти не слышно. Оно и понятно, нормальная реакция на наркоз.
– Отдохните, как следует. Хорошо?
Я мог бы ограничиться ее «нормально». Видно же, что все проходит вполне стандартно. Сегодня еще будет нехорошо, но завтра уже станет полегче. Вот только мне совсем не хочется уходить. Несмотря на то, что сейчас она выглядит бледной и уставшей, мне приятно просто смотреть на нее. Я бы остался рядом с ней, но обстоятельства не позволяют. Боюсь, поймет неправильно, еще спугну. Да и зачем я ей сегодня, когда она будет отсыпаться и набираться сил?
– Сколько сейчас времени? – спрашивает она неожиданно.
– Девять вечера, – отвечаю, посмотрев на часы.
– Два часа прошло, – констатирует вяло, быстро подсчитав в уме прошедшее время.
– Да.
– Когда мне можно вставать? – ее взгляд все еще немного затуманен, а голос охрип. Но, кажется, сдаваться она не планирует.
– Через два часа уже можно, – отвечаю.
Можно-то да. Но захочешь ли? Это непросто сделать после наркоза. Хоть и было бы хорошо, если бы у тебя получилось.
– Хорошо, – шепчет одними губами. – Очень хочется пить.
– Потерпите пару часов хотя бы. Сейчас есть и пить нежелательно.
Она хочет что-то сказать, но потом только устало выдыхает.
– Хорошо, – говорит все так же хрипло.
Я киваю и уже собираюсь уходить.
– Подождите. – останавливает меня. Оборачиваюсь. – Спасибо, доктор.
Вот ради таких «спасибо» я и пошел в хирурги когда-то. И было время, когда я собирал эти «спасибо», как награды, бережно храня в памяти каждое из них. А потом все приелось, стало обыденным. И даже благодарность, завернутая в конверт, перестала радовать, стала обычным делом. Но в этот момент в груди что-то кольнуло, всколыхнулось. Как когда-то давно. Ощущение важности совершенного дела охватило меня, заставляя мысленно расправить крылья. Это мне ее нужно благодарить за этот лучик света в моей жизни.
– Пожалуйста, – говорю в ответ.