Подарок

Подарок

Подарок

Я бежала по лестнице, дыхание хрипло рвалось из груди, в боку кололо. Физическая подготовка ни к черту. Но я слышала его шаги, гулкий топот, и это меня подстегивало, фора у меня небольшая. Стоит только расслабиться, и нагонит. Тогда - беда. Влетев на площадку пятого этажа, сходу вставила в скважину ключи, и, радуясь, что старый замок не стал барахлить, ввалилась в квартиру. Захлопнула дверь, и щелкнула задвижкой засова. Почти сразу же она содрогнулась от удара.
- Аня, открой! – дверь все также тряслась от ударов, я, не доверяя хлипкой задвижке, дрожащими руками закрыла оба замка. – Дура бестолковая! Открой же!
Ага, сейчас. Рухнула на пол и уткнулась в коленки. Отдышаться не получалось, надо всерьез заняться спортом. Лешка все говорил и говорил за дверью, но я его не слышала. Подкатились слезы, горькие, обидные. Я не пыталась их удержать, лишь старалась не всхлипывать.
- Ты там ревешь, да, Анька? Ты пусти меня, я потом долго не приду, обещаю.
- Пошел вон! – крикнула я. - Это мой район!
- Ты сама придумала эти глупости! Я на раздел города не соглашался! Аня! Ну прости, пожалуйста, я так не могу, это и правда случайность, мы шли в поликлинику…
Дальше слушать я не могла. Конечно, случайность. Но чем больше он об этом говорит, тем больше я буду вспоминать. Встала тяжело, как старая бабушка, и, обходя коробки в коридоре, пошла в комнату. Легла на постель, вспомнила про туфли и кинула ими в стену. Одна попала в зеркало, оно накренилось. Засунула голову под подушку, не слушать его, не слышать, дверь у меня хлипкая, а он все говорит, когда же ему надоест. И не думать. Не думать о том, что он так близко. Что можно впустить его, и никогда не выпускать. И не вспоминать. Хотя идиллическая картинка, увиденная мною буквально несколько минут назад, действовала, как прививка от глупости.
Прячась от себя и Лешкиного голоса, я не заметила, как уснула. Снилось мне, что я иду по улице, гуляю. Качу коляску, в ней сидит малыш. Мой, и Лешкин. Солнце печет, обещает лето, жужжат пчелы и яблони цветут. Мою ладонь, ту, что лежит на ручке коляски, накрывает его рука, и счастье захлестывает с головой. И тут впереди я вижу себя. Одну, с таким нелепым и растерянным видом. Я разворачиваюсь и бегу, и на бегу понимаю, что коляска не моя, и счастье тоже. А вот то, что Лешка бежит сзади, скоро догонит - это правда. Просыпаюсь, ну вот. Что тут, что там. Смысл спать, если снится такая же мерзость, что и в жизни происходит?
Но Лешка уже ушел - немудрено, я спала шесть часов. И вместо раннего вечера уже поздняя ночь. В этой квартире я живу всего пару месяцев. И все. Завтра, точнее уже сегодня, переезд. На деньги, полученные при разводе, приплюсовав бабушкину трешку, я купила квартиру своей мечты. Теперь буду жить одинокая, нищая и счастливая.
Спать уже не получалось, всю ночь, стараясь не шуметь, стены-то картонные, я тасовала коробки с вещами. Было их очень много, это еще учитывая, что половина хранится у Вадима. Вадим, это мой брат, младший. Баловень судьбы и семейства. Первый месяц после того, как я ушла от Лешки, жила у родителей. Но мама жалела его и пускала, это было кошмарно. Потом переехала к Вадиму. У него обитала еще три месяца, благо он не возражал. Готовить я всегда умела, а поесть вкусно он любил. Да еще и имел в подъезде консьержа, и еще считал Лешку козлом. В общем, жилось мне там, как у Христа за пазухой. Выть только от тоски хотелось, а так ничего.
Получив наконец развод, я пустилась в вояж. Четыре месяца моталась по Европе, спустив все свои сбережения. С удовольствием наматывала километры пешком, арендовала машинки, велосипеды. Не посетила ни одной экскурсии, зато не торопясь, со вкусом обследовала все интересные городки. Это, скажу я вам, лечит душу. Жаль, эффект временный. И еще два месяца ютилась тут, так как у Вадима завелась постоянная пассия, а мешать его личной жизни мне не хотелось, я мечтаю о племянниках.
Итого - десять месяцев. Десять месяцев я живу без Лешки. И у меня получается, я могу.
Утро застало меня совсем без сил, а день предстоял тяжелый. Вскоре засуетились грузчики, спуская вниз многочисленные коробки, и немногочисленную мебель. Одной мне много не нужно. Я сидела на кухне и помешивала чай. Не забыть бы забрать свою кружку! Стул напротив меня скрипнул, подняла голову - Леша.
- Ты чего пришел? – я сердито насупилась. – Ностальгия измучила?
- Не ерничай. Твои двери нараспашку, я не мог упустить такого момента. Нам нужно поговорить.
- Не смеши меня, – я слишком устала, сегодня во мне не было даже эмоций. – О чем говорить? Все уже давно сказано. У тебя свои дела, у меня свои. Квартиру вот купила. Следующий пункт на повестке - любовник. – Про любовника я зря, зарекалась же не дразнить. Кулаки его сжались, я нервно улыбнулась. Ничего, при свидетелях он меня не задушит.
- Аня, хватит, пожалуйста. Ты все решила за нас. Я не готов, никогда не буду готов без тебя жить, я это признаю открыто. В отличие от тебя. Зачем ты нас мучаешь?
- Это я нас мучаю? - от несправедливости у меня дыхание перехватило. - Я, да? Уходи. Пошел вон, сейчас!
Он все стоял и мялся, а я чувствовала, что сейчас наброшусь на него, и все то равнодушие, которое я в себе старательно культивирую, сгорит синим пламенем. Толкнула его к двери, он пошатнулся.
- Аня, давай поговорим, ну пожалуйста. Не будь ребенком.
Обежала его, и заперлась в ванной. Как славно, что в мире столько дверей, и за каждой можно спрятаться. Стучать и упрашивать он не стал, и через десять минут я вышла. Он не ушел - таскал мою рухлядь вместе с грузчиками. Ну и хрен с тобой. Убедившись, что ничего не забыто, я поехала в свою новую квартиру. Она была прекрасна. Небольшой трехэтажный особнячок причудливой планировки. На каждом этаже лишь по четыре квартиры. Моя на последнем. У меня выход на крышу и своя на ней мансарда. Точнее, часть общей, поделенной на четыре части. В мансарде низковат потолок, и моих личных тридцать пять квадратов. И выход на крышу прямо из нее. Здесь пока серый бетон, но какая же красота у соседей! Вадимка мне поможет, какие- то цветы я успею посадить, на дворе май.
Внизу, в самой квартире, две комнаты и кухня. Большая лоджия, вдоль стены прихожей лестница наверх. Что я буду делать одна на такой площади, я не представляла, но это не мешало мне ею наслаждаться. Моя квартира обрастала барахлом. Горой коробок. В гостиную торжественно въехал диван. Я не знала, как мне избавиться от Алексея, поэтому просто позвонила Вадиму.
Проблема решилась, а Вадим остался до ночи мне помогать. Спалось мне очень крепко, никто меня во снах не преследовал. Утро было солнечным, я с удовольствием пила чай на своей светлой кухне. Окно было открыто, занавески покачивало ветром, слышался детский смех. Я отставила кружку и подошла к окну. Воздух был мягок и легок, деревья в свежей зелени. Стайка девочек прыгала со скакалкой. А рядом с ними, на асфальте огромными буквами выведено – Анька, я тебя люблю. Так знакомо, так же размашисто, что и несколько лет назад под окнами маминой квартиры. Идиот. Господи, какое ребячество. Хорошее настроение как ветром сдуло. Первым желанием было позвонить ему, и накричать, но, боюсь, именно этого он и дожидается.
В дверь позвонили - приехал Вадим, опять же с коробками.
- Давай скорее говори, что куда двигать, и куда прибивать гвозди, – деловито оглядываясь, он обходил мои квадратные метры. – Времени у меня два часа, гоняй пока и в хвост, и в гриву.
Я гоняла, и вместе мы успели многое, коробки таяли, вещи находили свои места. На кухне коронное место занял половник. Как шутя говорил Лешка, фамильная реликвия. Он достался мне от бабушки, она, как и я, была знатной кулинаркой. На завтра у меня первый заказ. Я пекла торты. Красивейшие, не постыжусь сказать произведения искусства. Платили за них много, и на жизнь мне хватало. Я с удовольствием посещала мастер-классы, сама преподаю два раза в неделю. Пробовала работать в ресторане, но бешеный темп производства и принудиловка не пришлись мне по душе. Куда приятнее не торопясь, на своей любимой кухне.
Вадим уже ушел, и когда в дверь постучали, я подумала, что это он вернулся, и открыла без задних мыслей. Но это был Лешка. Не давая мне времени на раздумья, отодвинул меня в сторону и вошел. В мои планы вовсе не входило говорить с ним в замкнутом пространстве и наедине.
- Хватит уже ко мне ходить, пожалуйста, – я указала на дверь.
- Пока мы не поговорим, я никуда не уйду.
Он прошел на кухню, уселся на мой стул. Пододвинул чашку, заглянул в нее, и махом отпил половину.
- Оставь мой чай в покое. И меня тоже.
- Садись, говорить будем.
Я послушно уселась, ну что мне еще делать? Бежать из своей квартиры?
– На повестке дня мы.
- Ты издеваешься сейчас? Никаких мы уже давно нет.
- Аня. – Он обошел стол, и сел у меня в ногах. – Ты меня уже наказала. Достаточно. Как дальше жить, я не знаю.
- Живи счастливо, - я отталкивалась его руки, во мне начинало клокотать бешенство, – со своей новой семьей и новым ребенком.
- Это ты за меня решила! Передо мной выбора не ставили! Если бы у меня была возможность выбирать между тобой, и всеми детьми мира, я бы выбрал тебя!
Я резко оттолкнула его, он откинулся назад, на пол. Ярость застилала мне глаза, единственное, чего мне сейчас хотелось – ударить его. Царапать, кусать, все равно. Главное, сделать очень больно. Он вскочил и навис надо мной, и я почувствовала себя загнанной в угол.
- Ты же любишь меня. Я люблю тебя. Зачем страдать? Смысл?
- А чем ты тогда думал? Полтора года назад? Когда трахал свою щедрую на ласки Инну? Когда делал ей ребенка? Ребенка, которого так хотела я!
- Да я с ума сходил! Мы год занимались сексом по дням, помеченным крестиком в календаре! Ты же помешалась! И я с тобой, думаешь, легко сознавать, что не можешь дать своей женщине то, чего она так жаждет? Да я бы всю жизнь с тобой прожил без детей, мне ты нужна, а не дети, ты понимаешь это?
- И поэтому ты заделал ей ребенка? Может затем, чтобы доказать, что можешь? Ты представляешь, хоть на минутку, что я почувствовала, увидев ее, беременную твоим ребенком? Рядом с тобой! Когда осознала! И это когда я готовилась к ЭКО!
Я вновь оттолкнула его и вскочила на ноги. Бежать отсюда, бежать. Пока он не сумел меня убедить. Пока я не убила его.
- Я несколько лет пытался сделать тебе этого ребенка! Я и сам его захотел! А с ней, один пьяный перепих, и все готово. Получайте. Да, я возненавижу себя сейчас за свои слова, но он мне не нужен, мне ты нужна. Я уговаривал ее сделать аборт, безуспешно. Я смотреть на нее не могу. Я просто в аду жарюсь, Ань. И ты со мной.
Я хотела бежать, но он схватил меня за руку. Другой, размахнувшись, ударила его по щеке. Он замер, и я тоже. В первые секунды меня затопил страх – я никогда еще не била людей. По -настоящему. Но потом меня окатила эйфория, я сделала это, ударила его!
Он оттолкнул меня, в его глазах было удивление. А я, не отдавая себе отчета в действиях, схватила кружку со стола, и бросила в него. Попала в грудь, по рубашке растеклось некрасивое пятно. Он дернулся ко мне, но я оббежала стол - он у меня большой и круглый.
- Уходи! Пошел вон, – крикнула я, и схватила тарелку. - Тебе же хуже будет.
- Неа. Я погляжу еще, на что ты способна, тихоня моя.
- Я не твоя, – кинула в него тарелкой, но он ловко уклонился, и она бездарно разбилась о стену. Мы маневрировали вокруг стола, я напряженно за ним наблюдала – он делал ложные выпады и вполне мог меня поймать. – Видеть тебя не хочу. Никогда!
- Врушка, – сказал он и дернулся влево. Я от него, одновременно метая тарелку. Опять не попала.
Стопка тарелок стремительно таяла. Еще две разбились, миновав Лешку. Зато следующей я его достала. Раскололась прямо о его лоб, оставив некрасивую красную полосу. Я замерла, в страхе и восторге перед своей смелостью. И тут он меня настиг. Схватил за руку и поволок в мою девственную пока еще спальню. Я визжала и брыкалась, ему пришлось нелегко. Два раза, извернувшись, оцарапала. Но он уже бросил меня на кровать, накрыл своим телом, и начал избавлять от одежды. Работы я ему не облегчала, сопротивляясь по мере сил. Возбуждение и адреналин бурлили в моих венах, каюсь, я упустила момент, когда вместо того, чтобы вцепиться в его волосы, обняла за шею. Злость никуда не ушла, она так и кипела во мне, на Лешку, на себя, на жизнь. Но тем крепче, тем яростнее я к нему прижималась, я даже кричала, чего в обычной жизни себе не позволяла. Лешка рычал, шептал какие то глупости, в смысл которых я не вникала, и двигался, двигался во мне… Удовольствие, затопив, отступило, а мы остались. Мокрые, тяжело дышащие. Я прятала глаза. Лешка хотел что-то сказать, но я остановила его движением руки.
- Я сделаю вид, что этого не было. Пойду в ванную, а когда вернусь, рассчитываю быть в одиночестве.
Долго стояла, включив душ на полную мощность, и не решаясь выйти. Была уверена, что Лешка не уйдет, но он ушел. Я обиделась, что, конечно, весьма глупо.
Утром опять же заварила чаю, и выглянула в окно - надпись была на месте. Я улыбнулась, и тут же обругала себя. Но хорошее настроение никуда не делось, напевая, я пекла торт, украшала его и ловила себя на том, что улыбаюсь. Торт удался, и заказчики были просто в восторге.
Вечером двое мужчин в яркой форменной одежде принесли мне большой горшок. С лимоном. Деревце поднялось почти до метра в высоту, его усеивали мелкие плоды. Если бы это был букет цветов, я бы его выбросила без раздумий. Избавиться от лимона рука не поднялась, и он занял место в углу гостиной. Так вписался, как будто там и рос, всю жизнь, прямо с косточки.
С тревогой ждала еще действий, но напрасно. Так пролетела неделя, признаться, я была даже рассержена. Неужели все кончится одноразовым сексом? Противоречила сама себе, срывалась, кричала на Вадима. Он и Лёля, это его девушка, помогали мне на крыше. Сначала ее устелили влагоизолирующим материалом, его спаяли на швах. Поверх него высыпали очень много земли, которую мы, стеная, разровняли по всей площади. Настелили газон, посадили цветы, поставили качели. Какие - то цветы были в клумбах, какие – то в навесных горшках. Это было просто прекрасно, несмотря на то, что цвели только те цветы, которые мы купили большими уже саженцами. Я посеяла и пряные травы для кухни, с удовольствием их поливала и каждое утро проверяла на наличие ростков. Жизнь мне почти нравилась. Я вдруг допустила мысль, что могу просто забыть Лешку, и жить, радуясь, но от этой мысли стало нестерпимо грустно.
Вечером я стояла у плиты, помешивая заварной крем. К нему я относилась очень серьезно, не позволяя себе отвлечься даже на миг. Было уже темно, на улице просто невероятно тепло, если бы я не опасалась гулять по ночам одна, то непременно бы на прогулку отправилась. Мои окна были нараспашку.
Я услышала какой-то подозрительный шум и обернулась. За окном, со стороны улицы, поднималась чья-то темная макушка, а рука обшаривала подоконник, грозя свалить мои фиалки. Видимо, ищет точку опоры, догадалась я, шагнула вперед и опустила на макушку свой половник, основательно, что было сил. И, уже опуская его, я поняла, что это Лешка. Но остановить себя за доли секунды не сумела, Лешка бросил на меня изумленный взгляд и рухнул вниз.
- Леша, погоди, я сейчас!
Я летела через ступеньки, не чуя ног, обогнула дом и увидела его лежащим на газоне. Он широко раскинул руки, и не подавал признаков жизни, рядом валялся букет цветов.
Бросилась к нему и стала судорожно его ощупывать в поисках повреждений. Он открыл глаза.
- Лешенька, потерпи, милый, сейчас я вызову скорую, все будет хорошо, потерпи только немножко. - Я достала телефон из кармана халата, но Лешка вдруг отобрал его и отбросил в сторону. Я оторопела.
А он обхватил меня и прижал к себе что было сил. А затем поцеловал.
- Боишься за меня, да? И дерешься. А бьешь, значит любишь. – Он с удовольствием рассмеялся и перевернулся, подмяв меня под себя. Вновь стал целовать, я начала отбиваться. – Да выпусти ты уже эту поварешку, и правда ведь покалечишь.
Я с удивлением осознала, что до сих пор держу половник в руках. И вообще, босиком.
- Ты идиот! – крикнула рассержено. – Ты разбиться мог! Слазь с меня немедленно. Иначе половником заеду!
Он откатился, а я встала и отряхнулась. Пошла к подъезду.
- А раны мои боевые залечивать не будешь?
- Иди к черту.
Он вновь меня окликнул, но я лишь прибавила шагу. Уже у подъезда он меня нагнал и сунул в карман телефон. Когда я закрывала дверь, он стоял за ней такой печальный, взъерошенный, смешной. Такой родной. Сердце мое сжалось, но я устояла. Поднялась к себе, с достоинством выдержав недоуменный взгляд встретившейся соседки. Сделаю вид, что гулять по ночам босиком и с половником в руках для меня норма. Крем конечно же, сгорел.
В следующие три дня мне дважды приносили цветы, один раз пирожные. Красивые, но я бы испекла вкуснее. В почтовом ящике я нашла коллаж из наших старых фото, изготовленный вручную. Долго сидела всматриваясь – какие же мы тут счастливые.
Мне завидовали все подруги, да что там, я и сама себе завидовала. Мне казалось, что наш брак один на миллион, так счастлив не может быть никто. Я даже ссорилась с Лешкой с удовольствием, зная, что это все понарошку. Ночью мы вновь будем любить друг друга, а усну я, прижимаясь к нему.
Познакомились мы, когда мне было двадцать два, ему на три года больше. У нас был такой головокружительный роман, даже сейчас, сквозь слезы мне щекотно и радостно от воспоминаний. И самая красивая свадьба годом позже. На фото свадьбы за последние десять месяцев я не взглянула ни разу. Но выбросить их так и не смогла.
Рядом с ним мне было так хорошо, так свободно. С ним и смеялось, и ревелось в удовольствие. А уж как он мог меня рассмешить. Мне никогда в голову не приходило его ревновать, он всегда был рядом, каждую свободную минуту стремился провести со мной.
Первый год нашей совместной жизни мысли о детях меня не посещали. Ну а потом… потом я поняла, что хочу от него ребенка. Лешка меня поддержал, и мы с энтузиазмом принялись за дело. Но ребенок не получился ни через год, ни через два. Я не на шутку переживала, никогда бы раньше не подумала, что с этим могут быть проблемы. У кого угодно, но не у нас. Мы же так любим друг друга, мы идеальная пара. И следующие два года были гонкой. Я пила чудодейственные препараты, бегала по врачам и таскала к ним Лешку. Он пытался отшутиться, но я ничего не слышала, ребенок стал моим наваждением, я грезила желанной беременностью. Врачи разводили руками - мы оба здоровы. Но почему же тогда, черт побери, ничего не выходит!
- Нужно просто подождать.
- Я не могу больше ждать, не могу!
Тогда мы решили провести процедуру ЭКО. Точнее, я решила. Подготовка шла полным ходом, мне уже начали гормональную терапию. Я не выносила ожидания, плакала, изводила Лешку и себя сомнениями. А вдруг не получится, что тогда? Я была согласна и на приемного, но бог мой, как же хочется выносить и родить своему мужчине именно его ребенка! Жить сладким ожиданием, замирать от ощущения того, что внутри тебя растет чудо.
Именно тогда, когда я могла заплакать из умиления и жалости к себе при виде чужого ребенка, а заглядывать в коляски стало навязчивой привычкой, я и увидела их. Она, Инна, его коллега, шла, тяжело опираясь на моего мужа. Ее платье туго натягивал небольшой животик. По тому, как он бережно ее придерживал, как воровато оглядывался, я сразу поняла - ребенок его. Стояла, и не могла осмыслить, принять это. У него будет ребенок. Вот он, лежит, уютно свернувшись в животе чужой женщины.
Я не помнила, как пришла домой. Я была как в бреду. Собирала вещи. Пришел Лешка. Сначала понять не мог. А потом все говорил, кричал, доказывал что-то - я толком не могу вспомнить. Не хотел меня отпускать, телефон отбирал. Я все равно ушла. Потом уже, придя в себя, с удивлением рассматривала вещи, которые взяла - зонт, две книги, старый свитер и пару колготок.
Первый месяц пролетел, как в бреду. Я жила у мамы, он приходил и изводил меня. Клялся, проклинал. Говорил, что был пьян, что это было лишь один раз. Мне было уже все равно, я провалилась в апатию и твердила о разводе. Возможно, я смогла бы простить измену. Но там - в чужой женщине - зрел ребенок моего мужа. Ребенок, которого не было у меня.
- Господи, да у нее месяцев шесть, – удивлялась я. – Ты планировал прятать внебрачного ребенка всю жизнь?
- Я ничего не планировал! – кричал Лешка. – Я просто боялся, что ты узнаешь. Я хотел оградить тебя от этой боли, нас от расставания. Я знал, что ты не простишь. Как я боялся, знала бы ты, как я боялся,– он привычно уже плюхался передо мной на пол. – Это было один раз, клянусь! Один раз только! Я уговаривал ее сделать аборт, но она сказала, что ей почти тридцать…
- Мне тоже почти тридцать! - взрывалась я и закрывала уши руками, не слушать его, не слушать.
А мама в слезах уводила его и запирала двери. Ей было жалко и меня, и его.
Сейчас мне стало легче. Я уже не реву беспрестанно, не мечусь по ночам в постели, в поисках того, кого рядом нет. Я приучаю себя к мысли, что жить нужно без него. Не представляю их вдвоем, их ребенка. Родился мальчик, я это знала. Знала и то, что глупый Лешка с ними не живет.
А недавно и лицезрела их втроем, прямо у моего дома. Мальчик такой маленький, смешной. Я позорно бежала, а этот идиот пытался меня догнать.
Если эти десять месяцев я его почти не видела, не считая первого мучительного, и самого развода, то сейчас он просто испытывает меня на прочность. А запас у меня небольшой, господи, я слишком сильно его люблю.
Весь вечер воспоминания преследовали меня. От горьких, до щемяще нежных. Лешка со своими фотографиями разбередил душу. Ночью не спалось, тянуло плакать, и утром я была совершенно разбитая. Как назло, у меня сегодня учительский день - я преподаю. Поэтому навела красоту, и отправилась в кулинарную школу.
Там я работаю уже три года, мне нравится. Правда, последние месяцы меня здесь почти не бывало, лишь сейчас стала исправляться. Несла азы кондитерского дела шестнадцати девушкам, и одному Валерке. Этот же Валера после занятия, немного стесняясь, преподнёс мне в дар огромную, чудовищную просто вазу - от благодарных учеников на новоселье.
Я приняла подарок, ученики разошлись, а я все стояла, глазела на нее, и прикидывала, как это чудо буду тащить домой.
- Затруднения, Ань? – в дверь просунулся Сашка, он преподает самооборону. У нас вообще много ужасающе разных и необходимых в жизни дисциплин преподается, мы частный центр. – Тебе помочь?
- Мне, Саша, ребята вазу подарили… Вот эту - я не выдержала и рассмеялась. – А как я это великолепие до дома донесу?
- Мой долг помочь прекрасной даме. – Он легко, шелестя оберткой, подхватил монстра и двинул к выходу. – Пойдем, нам же теперь по дороге.
Мы шли и весело смеялись. Я давно не чувствовала себя так свободно с мужчиной, ну Вадьки не считая, конечно. Уже подходили к подъезду, Сашка рассказывал необычайно веселую историю, случившуюся с одним из его учеников. Я подняла взгляд - впереди стоял Лешка. Кулаки сжаты, в глазах гнев. Не дожидаясь нас, резко пошел вперед.
- Что, пункт два во плоти? – гневно выкрикнул он мне. - Понравилась свободная жизнь?
- Леша, успокойся. И вообще, мы много месяцев как расстались. - Ох, не стоило мне этого говорить.
Саша аккуратно поставил вазу в сторону, и хотел, видимо, туда же отодвинуть меня, коснулся моей талии. И тут Лешка на него бросился. Сначала от меня оттолкнул, затем ударил прямо в лицо. А так как Сашка не лыком шит, сдачи он дал. Впрочем, на драки из фильмов это походило мало - вскоре они просто катались по земле, так как один из них споткнулся и другого за собой увлек. Катались, и старались нанести друг другу увечья. Подходить к ним я боялась, поэтому просто завизжала что было сил. Драчуны на меня внимания не обратили, но подоспела общественность в лице трех мужчин, которые скоренько их растащили. И Лешка, и Саша выглядели неважно. У Леши глаз заплывает, у Сашки губа разбита. Оба помяты, одежда топорщится и в пыли. Я стояла и смотрела на них, не зная, как же теперь быть.
Подняла свою чудом уцелевшую вазу, и, стараясь не сгибаться под ее весом, пошла домой. Ваза заняла еще один угол в гостиной. Судя по ее размеру, туда только подсолнухи целиком запихивать. Вечер провела на крыше, в душу постепенно закрадывался покой.
Ночью я сидела в кресле, накрыв ноги пледом, и с увлечением читала. Признаюсь, превратности моей жизни отступили перед бедами героини, и я уже искренне ей сочувствовала. Все было хорошо, до тех пор, пока я не услышала пьяный вопль.
- Единственная моя!
Полная страшных предчувствий, я метнулась к окну и перегнулась через подоконник. Прямехонько на надписи на коленях стоял Лешка и вдохновенно выл песню Киркорова. У его ног горело три свечки, обычные такие, здоровые, из хозяйственного магазина. Позади него с гитарой стоял Саша и увлеченно терзал инструмент. Несмотря на сумерки, вокруг собралось порядочно зевак, большая часть из которых мои соседи. Господи, позор какой! То босиком с половником гуляю, то концерты пьяные мне устраивают. То, что исполнители пьяны, я не сомневалась. А ведь по прежнему месту жительства меня считали рассудительной особой, с грустью подумала я.
- Прекратите! – крикнула я. – Леша, хватит вопить! Саша!
Бесполезно. Леша запел еще более старательно. Голос его был красивым, но на ухо ему медведь наступил. У Сашки же, наоборот, проблем со слухом не было, но за Лешей он не поспевал, и исполняли они кто в лес, кто по дрова:
Даже в зеркале разбитом
Над осколками склонясь,
В отражениях забытых
Вновь увидишь ты меня.
И любовь бездумной птицей
Разобьет твое окно.
Снова буду тебе сниться,
Буду сниться все равно.
Услышав сей ор, любой мартовский кот изошел бы завистью. Первую половину песни он спел не сбиваясь, видимо учил, потом начал путаться, заменять слова. Я краснела, прижимала руки к щекам, хотела спрятаться в комнате, но боялась, что тогда Лешка начнет кричать еще громче. Концовку он и вовсе слил, зато компенсировал безумно высокой нотой, которую буквально провыл. Зрители были довольны и аплодировали.
- Анька, я люблю тебя! Выходи за меня замуж!
- Я там уже была! – крикнула я, и захлопнула окно.
Сунула голову под подушку, привычно от него прячась, на улице гомонили еще с полчаса. Я была сердита, взбудоражена и сердце мое колотилось.
Когда утром спускалась по лестнице, все встреченные соседи мне улыбались, а один дедушка даже подмигнул. Неужели вновь переезжать?!
Не могла сосредоточиться ни на одном деле, слава богу, заказов на сегодня не было. День все тянулся и тянулся, а мысли безостановочно возвращались к мужу. Бывшему.
Он явил себя через два дня. Я только стабилизировалась после последнего концерта. Стучал в дверь. Я ученая, сначала в глазок посмотрела. Стоял, смотрел виновато, руки в карманах.
- Аня, открой пожалуйста.
- Неа, не буду.
- Ну не будь ребенком.
- Это я ребенок! – я опять разозлилась. – Я хоть концерты у твоего дома не устраиваю!
- А могла бы. - Он улыбнулся. – А вообще, прости. Мы с Сашей твоим напились, идея нам показалась гениальной.
- Вот и иди домой, пока еще какая идея в голову не пришла.
- Серьезно Ань. Я все решил. Никуда сегодня не уйду. Соседи твои меня уже знают, не прогонят.
- Ну и сиди там. В окна будешь лезть, не пущу. Я уже уяснила, что падение с третьего этажа существенного урона тебе не наносит.
И ушла заниматься своими делами. Мягко подкрались сумерки, Лешка все не уходил, подавал голос, слыша мои шаги. Чокнутый, три часа уже сидит.
Уснула я поздно. Все лежала и боролась с желанием пойти проверить, там ли Лешка. Но держалась. Утром, одевшись, без задней мысли толкнула дверь. Приоткрылась она лишь сантиметров на тридцать. Я выглянула, и ошеломленно замерла. На полу, в спальном мешке спал Лешка. Точнее уже не спал, лежал и глаза на меня раздраженно таращил. Мол, чего спать не даешь? Вид его такого сонного нагнал на меня смятения, таким я его давно не видела. Но быстро пришла в себя, протиснулась в приоткрытую дверь целиком, разговаривать на своей территории я не желала, это чревато последствиями.
- Совсем с ума сошел? - говорила я и запирала двери. Он с кряхтением выбирался из мешка. – Ты меня опозорил уже перед всеми соседями.
- Ты же не хотела по-хорошему. А соседи у тебя замечательные, кофе мне три раза принесли, мешок спальный одолжили.
Лешка подошел к соседней двери и позвонил. Через минуту оттуда показался улыбающийся дяденька.
- Простили бы вы его, девушка, – принял у Лешки мешок и вновь улыбнулся. - Пропадёт ведь. Меня, кстати, Анатолием зовут.
- Анна, - бросила я и пошла к лестнице. Лешка пошел за мной.
- Ты на рынок? Хочешь, подвезу?
- Откуда ты… ах да, сегодня же суббота. –И вдруг, решившись, сказала. – Подвези.
Он улыбнулся, облегченно и робко, и вдруг напомнил мне маленького, неуверенного в себе мальчика. Всю дорогу балагурил, на меня косился. Увязался за мной на рынок, таскал сумки, пока я выбирала, какие яйца и масло лучше приобрести. Не слушая меня, загрузил покупки в багажник, и повез домой.
Теперь мы стояли у моей двери и выжидательно друг на друга смотрели. Он был нагружен пакетами, я разошлась, и понимала, что веду я себя по-детски.
- Заходи, - сказала я. - Отнеси покупки на кухню. И все на этом, пожалуйста.
Покупки он сгрузил послушно на кухне, и, бросив на меня укоризненный взгляд, ушел. И слава богу, его влияние на меня слишком растет, я себя боюсь.
Следующий месяц тянулся возмутительно спокойно. Лешка под мои очи явился лишь два раза, на мои прелести не посягал вовсе. Ограничивался цветами и сладостями, и то через посыльных.
Мой крошечный садик совсем зазеленел, и должен бы радовать душу. Но она бестолковая все томилась, искала чего-то. По ночам я мечтала, как когда-то в девятом классе, по Ваньке Соловьеву. Оттого, что мечталось мне наперекор своим желаниям, я сделалась злой и раздражительной.
Набрала целую кучу заказов, копила деньги на новую мебель, преподавала в школе и буквально с ног валилась от усталости.
Когда пошел уже второй месяц непонятного Лешки поведения – вроде как жаждет меня вернуть, но никаких тебе больше серенад (слава богу), я сдалась и пошла к маме на разведку. Она, предательница, до сих пор с моим бывшим мужем хорошо общалась.
Сидела на маминой, такой родной и до мелочей знакомой кухне, пила чай. Смотрела, как ловко мама лепит пирожки, и не знала, как свернуть разговор в нужную тему. Решилась напрямик.
- К тебе Леша не заходит?
- Звонил позавчера. – Мама внимательно на меня посмотрела. – Не заезжал уже недели три, а что?
- Да ничего, мам. Просто интересно.
- Не дурила бы ты мне голову, дочка. Знаешь, кто ты у меня сейчас? Собака на сене. Ни себе, ни людям.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты его и отпустить не желаешь, и к себе не подпускаешь.
- Мама! - обиделась я. - Я его уже год, как отпустила!
- Себе-то не ври, – мама уложила на противень последний пирожок, и, отступив на шаг, полюбовалась на дело рук своих. - Все равно же ты его простишь? А сколько времени это займет? Я боюсь, он не будет ждать вечно, Ань. Там она, там сын.
- Мама! - вновь возмутилась я.
- Да, виноват он. Не знаю, как бы поступила, будь на твоем месте. Но со своего скажу - мне больно за вас. Любите вы друг друга, два моих маленьких глупых ребенка.
Подошла, обняла меня и в лоб поцеловала. А я уткнулась в ее грудь и с удовольствием разревелась.
- Дела у него, Ань, - гладя меня по волосам, сказала она. – На работе аврал, сделку какую то важную готовят, все на ушах. Он и не спит почти. А у Инны обострение проблемы, из-за которой она еле Вовку доносила. Не смертельно, но операцию делать пришлось. Лежит в больнице, а Вовку поочередно то бабушка, то сам Лешка нянькают. Не дергай его сейчас.
Я шла домой. Был уже разгар лета, вечер радовал теплом. Сумерки навевали грусть, я думала о том, что Лешка, наверно, сейчас у себя, в маленькой однокомнатной квартире, которую купил после развода. Сидит перед компьютером допоздна, споро щелкая клавиатурой, как всегда перед важными сделками. А в коляске спит мальчик, и Лешка не отрываясь тихонько покачивает ее ногой, чтоб ребенок уснул крепче.
Дома поднялась на свою крышу с чашкой чая, сидела, смотрела в темноту. Пыталась разглядеть звезды, но их почти не было видно. То ли смог мешает, то ли просто город затмил их своими огнями.
Пытала себя глупыми мыслями я с полночи, утром никак не могла заставить себя встать, а в дверь настойчиво звонили. Открыла дверь, за ней стоял Лешка, с ребенком на руках. Я слабо охнула от неожиданности, и дверь захлопнула. В нее тут же заколотили.
- Аня, помоги, пожалуйста! - заговорил он. - Я на работе должен быть через десять минут, у нас совещание важное! Я никак с Вовкой не могу, а бабушка привезла его, и оставила! Свои проблемы, блин, решает! Аня, спаси! Я и к твоей матери ездил, но ее дома нет, моя в санатории, ну куда мне ехать? Я же не могу сына чужому человеку доверить!
- Леша, это мне не по силам. Отдай его секретарше.
- Ты издеваешься, да?
- Леш, я только стала к ситуации привыкать. Не обостряй.
- Вот и привыкай! - разозлился Лешка. – Я его под дверью оставлю и уйду, думаю, ты не дашь пропасть маленькому ребенку, даже если ненавидишь его.
Мне стало нестерпимо больно, я усилием воли остановила подкатывающуюся истерику, и поморгала, прогоняя слезы. Уже знала, что сдалась. Молча открыла дверь. Лешка всунул мне в руки ребенка, неожиданно тяжелого, и бросил на пол сумку. С малышовыми принадлежностями, надо думать.
- Спасибо, – смотрел на меня внимательно, словно взглядом хотел прочесть мои мысли. Настороженно. - Спать захочет часа через полтора два, если не перевозбудится, конечно. Дашь ему смеси, тут все есть. Сейчас дай творожок, после сна попить, и позже, что-нибудь поесть. Баночки все тоже там. К сухарикам, печеньям и яблокам относится положительно. Я побежал.
Он коротко поцеловал меня в губы, и ушел, закрыв за собой дверь. Я держала его сына, неловко, он был тяжелым и сползал вниз, оттягивая мне руки. Ему было неудобно, он захныкал обиженно и задергал ножками. Я прошла с ним в комнату, и посадила на диван. Сама же отошла, и уселась в кресло напротив, разглядывая его, первый раз так близко. Он тоже сидел и на меня глядел. Насупленно, недовольно. Крепкий, светловолосый. С пухлыми щеками. Господи, а глаза-то Лешкины. Снова слезы подкатили.
- Я тебя не люблю, – сказала я ему. – Ты чужой.
Он бросил на меня настороженный, точь-в-точь как у папы взгляд. Затем споро перевернулся на живот, спустил ножки на пол. Посмотрел на меня, словно ожидая реакции. Я молчала - была удивлена тем, что он все это может. В моих мыслях он всегда был лишь милым абстрактным малышом. А Вовка - он же Вовка, плюхнулся на четвереньки и стремительно уполз в коридор.
- Эй, эй, погоди, мы так не договаривались! - я бросилась за ним, в испуге, что он сейчас непременно заработает какое либо увечье. – Может, просто посмотрим мультик?
А Вовка сидел в коридоре на полу и головой крутил. Видимо, папу ищет.
- Ушел твой папа. Взял и ушел. А ты ползи теперь на кухню, творог будем есть. Ты наверно голодный, по всему городу носились, няню искали.
Но на кухню Вовка не спешил. Схватил мои новые босоножки, розовые, обильно стразами украшенные. И в рот потянул.
- У тебя хороший вкус, детка. Они мне тоже очень нравятся, и делиться я не хочу. Отдай, и разойдемся по-хорошему.
Отобрала у него обувку, и понесла умываться. Он все также норовил выскользнуть из рук, но я уже знала, чего ожидать и не так боялась. Стульчика у меня детского не было, пришлось кормить, усадив на колени. Вовка и правда был очень голоден, заранее открывал рот, и так сидел, как воробышек в гнезде, в ожидании мамки. Затем с удовольствием попил сока.
Далее мы с ним ладили прекрасно - я просто давала ему все, что он захочет, и следила, чтобы он это не съел. Правда, через некоторое время он начал хныкать, и делать попытки избавить себя от одежды - пора менять памперс похоже. Я поставила его прямо в ванну, он цепко держался за бортики, и стянула с него одежку. Подгузник был предсказуемо полон, я, стараясь не морщиться, отправила его в мусорное ведро, и хорошенечко полила попку из душа. Правда, в процессе он вымок полностью - купаться ему явно нравилось. Я вымокла за компанию.
Чистенький и одетый ребенок лежал на моих руках и сосал смесь из бутылочки. Он внимательно на меня смотрел, не отрываясь и даже почти не моргая. А по моим щекам безостановочно катились слезы - как же я ненавидела его отца в эту минуту. Наконец глазки его стали закрываться, дыхание выровнялось, и соска выскользнула изо рта. На мгновение, не удержавшись, я прижалась к нему, вдохнула его запах - неповторимый, детский. И уложила его посреди своей постели, сама легла рядом с книгой, поминутно на него поглядывая.
Если сначала он показался мне покладистым ребенком, позже я свое мнение переменила. Проснувшись, он долго плакал, не хотел ко мне на руки, отталкивал меня.
- Да, я знаю, что я не твоя мама! Может, даже ты ненавидишь меня, просто сказать не можешь. Но нам осталось два часа, давай проведем их мирно!
То ли Вовка был сговорчивым, то ли боги услышали мои молитвы, но ребенок угомонился. К тому времени как пришел Лешка, мы если не привыкли друг к другу, то примирились с этим.
Лешка держал сына на руках, я собирала его вещи. Ходила по комнате и чувствовала, как муж, бывший, не отрываясь следит за мной взглядом.
- Все вроде сложила. Идите. Пока Вовка! – помахала я ребенку рукой. А Лешка вдруг посадил его на пол, обнял и поцеловал меня. А я глупая, ответила.
-Спасибо, - шепнул мне в волосы, и ушел.
А я пошла в комнату, и бросилась на постель. Заметила под подушкой маленький полосатый носочек и разревелась. Ну до чего же я много плачу, самой стыдно.
Когда ночью Лешка постучал, я его пустила. Бранила, кляла себя, бесполезно.
- Люблю тебя, – говорил ночью он, лениво перебирая мои волосы. – Так люблю, что сам боюсь. А еще сильнее боюсь, что не простишь, и сам себя простить не могу. Запутался.
А я молчала. Пусть говорит. Неизвестно, что будущее нам готовит, быть может, через несколько лет я буду вспоминать эту ночь, как лучшее, что со мной было.
Так время и потянулось. Лето уже грозило закончиться. Я регулярно нянькала Вовку, интересно, как его мама на это реагирует? По ночам пускала его беспутного папашу, чтобы утром выпроводить вновь. Как ни старалась, в квартире появились их вещи. Словно они тут живут. На кухне стоял детский стульчик, в ванной на полочке Лешкин бритвенный станок. То тут, то там валялись игрушки, в машинку прокрались мужские носки. Когда Инна выписалась, мне было тяжело, я так привыкла к этой иллюзии настоящей семейной жизни. Я, Лешка, и Вовка.
- Ну чего ты, милая. Все же налаживается потихоньку, – уговаривал меня Лешка.
- Это у тебя налаживается. У меня жизнь - отвратней некуда. Уходи, пожалуйста.
И вновь его гнала. Сама не понимала, чего хочу. Он уговаривал, кричал, ругался. Один раз опять ночевал под дверью, мое сердце не дрогнуло.
- Уходи. Уходи. Уходи, – твердила я, как заведенная.
Перестала печь, с трудом заставляла себя ходить в школу.
- Анютка, ты себя доводишь, - причитала испуганная мама. Она, видимо, боялась, что я окунусь в то же состояние, что и после развода. - Поедом ешь. Я только обрадовалась, что все налаживается!
- Ненавижу это слово! Вы как попугаи! Ничего ни хрена не налаживается! Ты знаешь, как он Вовку любит? Разве я имею право встревать?
- Позволь ему самому решать, дочка. Не тяни все на себя.
Смурной папа кивал, стоя в дверях. В конце концов было решено, что я поеду побыть одна. В санаторий на Волге. И никто из близких, даже Лешка, не будет меня беспокоить.
В санатории было многолюдно, конец августа, последние денечки лета. Для меня, через знакомых, сумели снять маленький домик, почти на самом берегу реки. Я много спала, с удовольствием ела. Даже набрала пару килограмм. Утром выходила с чашкой чая на веранду, и наблюдала, как мимо проплывают теплоходы, катера, на которых каталась молодежь, груженые баржи. Они шумно гудели, выпуская облачка дыма, а я махала им в ответ. Снова начала печь. Так много, что самой не съесть, и вскоре ко мне бегала вся местная ребятня угощаться тортами и пирожными. Пусть, им в радость, и мне приятно.
Пару раз купалась, но вода, несмотря на жаркую погоду, мне казалась холодной.
Здесь было хорошо. Здесь получалось не думать. В первых числах сентября, я, посвежевшая и загоревшая, возвращалась домой. Сама, в электричке. В воздухе пахло осенью, дачники везли в корзинах и коробках дары природы и плоды своего труда. Пупырчатые зеленые огурцы, огромные помидоры, невообразимо пахнущие яблоки всех размеров и оттенков.
- Домой едешь? - улыбнулась мне маленькая старушка, судя по всему, она скучала. Сидела у окна, рядом корзина с яблоками.
- Ага, еду.
- Вон какая справная. Побаловало нас лето напоследок, да и сентябрь хорош. Румянцу бы тебе немного, и вовсе глаз не отвести. Держи, - и протянула мне краснобокое яблоко, в которое я с удовольствием вгрызлась.
- Спасибо, вкусное!
- Яблони еще муж мой в молодости сажал. А уж в яблоках и женщинах он знал толк, - улыбнулась бабушка. – Ешь на здоровье.
Я помогла ей вытащить из поезда яблоки, и предложила донести их до дома, но она отказалась - ее поджидал внук, долговязый тинэйджер. Он взял корзину, и нетерпеливо перебирал ногами, ожидая бабушку. Она подошла ко мне и погладила по щеке.
- Все у тебя хорошо будет, милая. Ты только поверь. - И ушла. А я почему-то ей поверила. Стояла на перроне, сердце мое колотилось, в душу закрадывалось ощущение чего-то волшебного.
Я обернулась, смахнула с лица растрепанные ветром волосы. В нескольких метрах от меня стоял Лешка. Стоял, слегка склонив голову на бок, и пристально на меня смотрел. Ключи от машины так в кулаке сжаты, что костяшки побелели. Мой хороший.
Я подошла к нему, взяла за руку, и мягко разжала пальцы. Покачала ключами перед его лицом.
- Домой поедем? – он несмело улыбнулся и потянул меня вперед.
- Поедем, Анька, конечно поедем!
Дома он все смеялся, тискал мои руки и в лицо заглядывал. Как щенок, подумала я. Который весь день сидел запертый в квартире, и наконец хозяина дождался. Прижимал меня к себе ночью, крепко, словно боялся, что я убегу.
- Я уже не верил, Ань. Надеяться боялся. Господи, до чего же хорошо! У тебя завтра день рождения, ты хоть помнишь, дуреха?
- Неа. Не хочу помнить. Мне же двадцать девять стукает. Давай сделаем вид, что забыли?
- Не дождешься! Мне за тридцать, и ты давай, подтягивайся потихоньку! - с удовольствием смеялся, подминал меня под себя, и давал волю рукам.
А я плавилась, и думала. Ну какая разница, как мы будем жить? Главное вместе. Заведем кота, пару раз в месяц будем Вовку на выходные забирать, надеюсь, Инна не будет против. Ночами будем любить друг друга, утром вместе просыпаться. Что еще нужно для счастья?
- Выходи за меня замуж, а? Пойдешь?
- Пойду Лешка. Но в новом платье, и кольцо новое купить не забудь! И чтоб краше прежнего, надо, кстати его от мамки забрать.
Утром Лешка настоял, чтобы я сидела в постели.
- У нас конфетно-букетный период, не забывай. Вот распишемся, ты будешь мне по утрам кофе заваривать. С днем рождения! – поцеловал меня в ухо, и на кухню ушел.
Я сидела и беспричинно улыбалась. Хотя почему беспричинно? У меня миллион поводов для счастья. На кухне что-то грохнуло, я вскинулась в тревоге. Мне моя кухня дорога, там каждая деталь подобрана с любовью.
- Все хорошо! - крикнул мне Лешка. – Это поварешка твоя фамильная свалилась! Обошлось без жертв, хотя палец на ноге ушиб, наверное, дух твоей бабушки мстит!
Он показался в дверях, но я уже вставала. Ступила на пол, поднялась, и тут мир вокруг меня закрутился. Увидела, как падает поднос из Лешкиных рук, его испуганное лицо, и с удивлением поняла, что моя голова ударилась о пол.
Очнулась я уже в машине, заботливо пристёгнутая ремнем безопасности, но в той же фривольной, кружевной сорочке и босиком. Что-то часто я стала босиком разгуливать! Я напряженно размышляла, есть ли на мне нижнее белье, в конце концов полезла проверять. Было, слава богу.
- Очнулась! Ну и напугала ты меня.
- Куда ты меня везешь Лешка? Я почти голая! На себя-то футболку надел, и обуться, смотрю, не забыл.
- В больницу. Некогда было тебя одевать, вдруг ты умирала?
- Дурак. Это просто обморок, говорят, люди в него иногда падают.
- Ничего не знаю. Люди может и падают - моя жена нет.
Я обиженно умолкла. В нашей клинике нас уже ждали, Лешка еще по дороге всех на уши поставил. Смилостивившись, а может, прикрывая от посторонних взглядов, завернул меня в плед, валявшийся на заднем сиденье. И понес.
Меня, как тяжелобольную, усадили в каталку, и повезли на анализы и прочие страшные процедуры. Я сердилась, плед съезжал с плеч, мне казалось, все на меня смотрят. Лешка трусил рядом, в кабинеты его не пускали, а из меня безжалостно выкачивали кровь.
Наконец пришла врач с кипой бумажек и жестом велела закатить меня в кабинет УЗИ. И Лешку пригласила, он обрадованно влетел и уселся на табуретку рядом с кушеткой. На кушетке, естественно, возлежала я.
Врач хмурилась, листала бумажки. Затем подсела ко мне. Лешка подобрался. Она же невозмутимо выдавила мне на живот холоднющего геля, и стала водить датчиком, размазывая его, и одновременно смотря на монитор компьютера.
- Это же не опухоль? - взволнованно спросил Лешка.
- Молодой человек, один обморок еще не повод подозревать что-то страшное. Все у вас протекает нормально. А то привезли жену, даже одеться не дали. – Она позволила себе улыбнуться, бросив взгляд на мои босые ступни, на которые я бахилы надела, чтоб не так в глаза бросалось, и на мою сорочку. Лешка облегченно выдохнул, а я стала надеяться, что сейчас меня домой отпустят.
- Пол узнавать будете? - спросила доктор.
- Пол чего? – недоуменно спросила я.
Она опустила датчик, и в упор на меня уставилась. Лешка снова подобрался бедняжка, кулаки сжал. А я просто сидела и недоумевала.
- Девушка, Анна. Только не говорите мне, что вы не знаете!
- Не знаю чего? Не говорите загадками, вы меня пугаете.
- Я просто поверить не могу, что вы не знаете. Вы беременны, Анна. Надеюсь это для вас приятный сюрприз. – Она замолкла, а я в ужасе смотрела на свой живот, мысли в моей голове не укладывались, просто не помещались, из-за чего казалось, что она сейчас взорвется.
- Вы мне лжете! - крикнула я. – Леша, забери меня отсюда, забери меня домой!
Я попыталась встать, а Лешка потянул ко мне руки, то ли желая помочь, то ли пытаясь удержать.
- Подождите, подождите. - Она мягко удерживала меня на месте, а я все пыталась встать. – Катя! Валерьянки принеси! Побольше и побыстрее!
Мне совали в руки стакан с вонючей жидкостью, ненавижу валерьянку, Лешка уговаривал пить, я пыталась, но мои зубы лишь стучали о край стакана, а его содержимое лилось на меня. Я плакала, и взахлеб объясняла, что произошло недоразумение, детей я иметь не могу и хочу домой. Вокруг уже собралась толпа людей в белых халатах, кто то деловито потер мне ногу ваткой, и вонзил иглу. То ли препарат подействовал, то ли боль от укола отрезвила, но я почувствовала - отпустило. Я в состоянии мыслить. Залпом выпила оставшуюся валерьянку, и отставила пустой стакан. Катя выпроводила посторонних из кабинета.
- Ложись Анечка, ложись. – Врач перешла на ты. Уложила меня на кушетку, рядом села, по волосам погладила. – Успокойся, тебе нельзя волноваться.
Я почувствовала Лешкину ладонь - он нашел мою руку, и крепко сжал ее. Глаза у него были дикие, испуганные.
- Успокоилась? - я кивнула. – А теперь, дорогие мои, посмотрите на этот животик. - Она указала на мой живот, и мы с Лешкой послушно вперили в него свои взгляды. - Что вы видите?
Уму непостижимо, но я увидела. Мой живот округлился! Господи, он реально круглый, хоть и маленький! Я глазам своим не верила, да и где были мои глаза раньше?
- Анька, ты беременна! – выдохнул Лёша, а доктор рассмеялась.
- Да, вы беременны. Причем уже давненько. Навскидку ставлю срок 15-16 недель.
- И что, там внутри… с ребенком все хорошо? - спрашивал Леша, а я и слова выдавить из себя не могла.
- Все замечательно. Глядите!
И она, мягко водя датчиком по моему животу, показала нам нашего ребенка. Несмотря на большой, цветной экран, картинка была нечеткой. Какие-то детали, мазки. Несколько раз увидели его лицо в профиль, у него уже есть нос и глазки, он уже улыбаться может, а я про него только узнала. Один раз четко мелькнула растопыренная ладошка, все пальчики было хорошо видно. Я слушала, как бьется его сердце, и позволила себе поверить.
- Все хорошо. Чуть низковат гемоглобин, что, наверное, и стало причиной обморока, но это мы поправим. Малыш развивается идеально! Пол узнать хотите? Мне уже все видно!
- Нет! – хором крикнули мы с Лешкой, а врач снова рассмеялась.
- Сейчас я определю вас в палату, просто потому, что боюсь отпускать в таком состоянии, на пару часов. Папа сможет привезти маме одежду. А потом с чистой совестью отпущу домой.
Я лежала на узкой жесткой постели, Лешка уже привез мои вещи, и теперь обнимал меня, лежа сзади. Из руки у меня торчала иголка капельницы, мне, воспользовавшись случаем, поднимали гемоглобин. Лешка дышал мне в затылок, его рука лежала на моем животе, а я тонула в счастье, не обыденном, из мелочей. А в настоящем Счастье, с большой буквы. - Милый. – Леша в ответ потерся об меня носом. - По-моему, ты наконец научился выбирать подарки.