Подарок к Рождеству

ГЛАВА ШЕСТАЯ

На следующий день приехала миссис Хардинг. В школе оставались только повариха, портье и две дневные горничные, а поэтому Оливия с матерью предавались приятной иллюзии, что все вокруг принадлежит им. Погода была чудесная, хоть и холодная, и они, наслаждаясь тишиной и покоем, подолгу гуляли, потом обедали в деревенском трактире и возвращались во флигель к ужину. Вечера проходили за разговорами. Оливия прекрасно понимала, как плохо живется матери на Силвестер-Кресент. Правда, у нее там было несколько друзей, нет, скорее знакомых, заходивших поиграть в бридж и изредка приглашавших к себе. Но бабушка была слишком требовательна, и миссис Хардинг чувствовала себя стесненно. Бесполезно убеждать ее отстаивать свои права, думала Оливия: у мамы нежная душа, она всегда настроена ждать от людей только хорошего. На следующий год, думала Оливия, надо будет обосноваться здесь. Когда начнется учебный год, мама приедет вместе с ней — по крайней мере тут она будет вольна делать то, что захочет.

Они сидели, строили планы, на клочке бумаги подсчитывали расходы, обсуждали, какие купить мелочи, чтобы их жилье стало похоже на дом, и Оливия, несмотря на тайную сердечную боль, радовалась тому, что мама счастлива.

Накануне начала занятий они поехали в Бат, прошлись по магазинам, устроили себе роскошный ленч, зашли в церковь, а потом пили чай. Жаль, что, как только начнутся занятия, Оливия будет свободна не больше чем час в день, но миссис Хардинг объявила, что она с удовольствием немного побездельничает в одиночестве. Она в самом деле стала выглядеть настолько лучше, что Оливия уговорила ее остаться еще на неделю и взялась сама сообщить об этом бабушке.

Миссис Фицгиббон, конечно же, возражала, жаловалась, что без помощи дочери не справляется.

— А разве эта милая женщина, миссис Ларк, не приходит каждый день убирать и стряпать?

— Разумеется, приходит, — огрызнулась бабка, — неужели ты думаешь, что я буду сама делать такие вещи?

— Нет, бабушка. Но значит, за тобой ухаживают. Вот и отлично. Маме здесь очень хорошо, эта жизнь идет ей на пользу. Ты же знаешь, она никогда не любила Лондон.

— Ты дерзкая девчонка.

Оливия сказала:

— Да, бабушка. — И повесила трубку.

Снова начались занятия. Время близилось к Рождеству, и главной темой разговоров были подарки. Для показа родителям готовили пьесу и выступления тех детей, которые учились играть на музыкальных инструментах.

Новенькие ученицы уже освоились, все с удовольствием готовились к празднику.

Оливия, не будучи швеей, тем не менее шила костюмы для рождественского представления, под руководством учителя рисования раскрашивала декорации и, если было больше некому, прослушивала роли. Их было много — родители очень огорчались, если именно их дочке не доставалось роли в пьесе. Кто был не способен запомнить хоть строчку текста, учился танцу — танец не имел к сюжету никакого отношения, но что за важность, зато каждый ребенок участвовал в спектакле! Нелл была феей, ее роль звучала так:

— А вот и рождественский дед! — После чего она махала рукой и отходила к остальным феям.

— Мама будет гордиться мной, — уверяла девчушка Оливию, — она приедет на меня посмотреть, она обещала.

Однако в голосе Нелл было столько сомнения, что приходилось тут же поддакивать.

Оливия дежурила по спальне — она обходила детей, поправляя и подтыкая одеяла. Сестра-хозяйка не одобряла эту затею, но Оливия помнила, как уютно лежать в кровати, закутавшись в одеяло, и не обращала внимания на недовольство сестры-хозяйки.

— Раз мама обещала, значит, приедет, — твердо сказала Оливия. — А теперь спи, как хорошая девочка.

— Ладно. Оливия!..

Она обернулась.

— Что, дорогая?

— Я на каникулы поеду в Голландию. Мне бы хотелось, чтобы каникулы были веселые. У мамы много друзей, она все время уходит, а мне не нравится леди, которая со мной остается.

— Может быть, на этот раз будет другая.

— Хорошо бы. Я хочу, чтобы вы тоже со мной поехали. Мы бы вместе все там разведали. Куда бы вы больше всего хотели пойти в Амстердаме?

— Послушай, деточка, тебе пора спать. — Но, видя, что ребенок ждет ответа, Оливия сказала: — Я хочу сесть напротив одной большой картины в Национальном музее и как следует ее рассмотреть. — Оливия поцеловала маленький лобик. — Спокойной ночи.

Вручение призов за окончание четверти и представление должны были пройти очень рано, ленча не предполагалось — только кофе перед началом и чай в конце, пока детей будут собирать к отъезду. Оливия, делая по два дела сразу, откликаясь на зов всех и каждого, не могла дождаться вечера. Уедет она только завтра. Перспектива встречать Рождество в бабушкином доме ее ничуть не радовала. Однако впереди Новый год, и немалая часть каникул уйдет на организацию переезда матери сюда, к ней. Послушная суровому голосу мисс Росс, Оливия стала прикреплять крылышки к плечикам фей.

День выдался холодный и хмурый, родители столпились у столиков с кофе, перед тем как идти в зал. Оливия пересчитала фей по головам — одной не хватает. Не было Нелл — может, мама отвела ее в сторонку? Оливия кинулась их искать, чтобы вовремя вернуть девочку на место, пока не подняли занавес.

Нелл она нашла в холле, возле нее стоял мистер ван дер Эйслер. Он прижимал ее к себе большими руками, сминая крылышки, а она рыдала, уткнувшись ему в плечо.

— Не приехала? — шепотом спросила Оливия. — Почему вы ее не заставили? Как вы могли позволить ей не приехать? Вы же знали, что Нелл…

Девочка громко шмыгнула носом и на время пересилила рыдания.

— Мама не приехала… обещала, она же обещала, ты сам слышал, дядя Хасо. Не поеду я в Голландию…

Он вынул большой белый носовой платок и вытер ей лицо.

— Так что же, мне теперь одному возвращаться? Я рассчитывал на твою компанию.

Она уставилась на него.

— Тебе без меня будет одиноко, да?

— Конечно. Смотри, вот Оливия. Наверное, она ждет, когда ты присоединишься к остальным феям.

Оливия проговорила:

— У Нелл роль со словами; очень важно, чтобы она была на сцене.

— Тогда она все сделает наилучшим образом. Как это говорится? Пьеса должна идти. Если у актрисы разбито сердце, она все равно забывает свое горе и блестяще выступает на сцене, правда, Оливия?

— Всегда. — Она увела Нелл, не взглянув на него, и как раз вовремя: едва та присоединилась к остальным феям, как подняли занавес.

Нелл произнесла свои слова без ошибки. Пьесе громко аплодировали, потом всех родителей угостили чаем и печеньем, пока дети переодевались в школьные платья, торопясь, чтобы их скорее увезли, ведь они уже получили свои призы. Но все равно возбужденных, стрекочущих девочек не сразу удалось собрать и отправить вниз, к ожидавшим родителям.

Наконец Оливия снарядила в дорогу последнего ребенка, и тут с ней заговорила какая-то родительница.

— Мне очень понравился ваш праздник. — Это была приятная маленькая дама с добрым лицом. — Вы, конечно, устали, но вы так добры к детям. Я уверена, что все будут жалеть, когда вы уйдете, однако, раз уж правление хочет иметь воспитательницу с дипломом, ничего не поделаешь. — Она протянула руку. — В любом случае, желаю вам удачи. Я уверена, что мисс Кросс тоже очень жаль вас терять.

Оливия пожала протянутую руку, улыбнулась. Она что-то произнесла в ответ, и, видимо, разумное, потому что маленькая дама тоже улыбнулась, кивнула и ушла со своей дочкой.

Это неправда, думала Оливия, подгоняя последних девочек. Мисс Кросс мне бы сказала. Оливия пошла помедленней, мысли ее путались. Хорошо еще, что почти все дети разъехались.

Не все. Нелл с мистером ван дер Эйслером стояли у дверей.

— Нелл хочет попрощаться, — спокойно сказал мистер ван дер Эйслер и тут же добавил неожиданно изменившимся тоном: — Что случилось, Оливия? Вы больны?

Она выдавила из себя улыбку.

— Нет-нет, просто немного устала, день был длинный, но все прошло успешно, верно? Нелл была замечательной феей, правда? — И поскольку он молчал, спросила: — Вы прямо в Голландию? Я не вижу леди Бреннон.

— У нее простуда; худшее позади, но ей нельзя утомляться. Сейчас мы поедем к ней, а через день-другой — дальше.

— Мама меня ждет, так говорит дядя Хасо, — вставила Нелл.

— Прекрасно. У тебя будет великолепное Рождество.

— Мама купила мне новое платье, я буду ходить в гости. — Девочка внимательно посмотрела на Оливию. — Вы такая грустная…

— Нисколечко, — легко и бодро сказала Оливия. — Я просто немного устала. — Она старалась не смотреть на мистера ван дер Эйслера, но чувствовала его взгляд. — Мне надо идти, еще очень много уборки.

— Если мама вас пригласит, вы ко мне приедете, Оливия?

— Чудесная мысль, малышка, но мне нужно ехать домой. Видишь ли, у меня тоже есть мама и бабушка, как и у тебя.

— После бабушки и дяди Хасо больше всех я люблю вас, Оливия.

— И я люблю тебя…

— И дядю Хасо?

— И дядю Хасо. — Она все еще не глядела на него. Ей было невообразимо трудно удержать поток слов, готовых вырваться наружу. Она хотела сказать, что ее увольняют, что она безутешна, потому что больше не увидит его, что она любит его… Она протянула руку. — До свидания, мистер ван дер Эйслер. — Оливия не поднимала глаз выше его подбородка. Если она посмотрит на него, то расплачется.

Рукопожатие было кратким, как и слова «до свидания, Оливия». Через минуту он с Нелл уехал.

Оливия постояла, не зная, что делать. Скоро ужин, все соберутся поднять стаканчик шерри за окончание полугодия. Та дама могла ошибаться, решила Оливия. Что это она паникует раньше времени? Разумнее всего вести себя так, как будто это ошибка. Оливия присоединилась к остальным: обменивалась замечаниями о пьесе и раздаче призов, слушала планы на Рождество, ела ужин, сидя между симпатичной мисс Росс и сестрой-хозяйкой, которая по обыкновению распространялась о том, как надо правильно заправлять кровати.

Когда ужин закончился и все стали расходиться, мисс Кросс попросила Оливию зайти в кабинет. Оливия пробыла там недолго, уволить человека — дело нехитрое, даже если при этом выражают сожаление.

Оливия пошла во флигель собирать вещи. Спешить было некуда; она проведет здесь еще один день, чтобы помочь в генеральной уборке, пометить забытые вещи, составить список необходимого постельного белья, полотенец и скатертей. Только тогда можно будет пойти на автобус, который отвезет ее к поезду, а поезд — домой.

У нее оставались кое-какие деньги, мисс Кросс снабдила ее блестящей рекомендацией и даже предложила подать объявление.

— Идите на такое же место, но в школу поменьше, — посоветовала она. — Здесь вокруг много хороших частных школ. Некоторые из них обходятся без дипломированной сестры-хозяйки. Вы бы очень подошли на такую должность там, где не требуется особая квалификация. У нас вы получили опыт. Но вам надо сразу же начать поиски. Для весеннего семестра, видимо, уже слишком поздно, но всегда можно начать с середины четверти. Я уверена, вам не о чем беспокоиться, Оливия.

Тем не менее она беспокоилась — всю ночь и весь следующий день. Правда, ночью она все же спала — из-за полного изнеможения. Поскольку с мисс Кросс она простилась раньше, а из сотрудников оставались только уборщицы, она пошла на остановку, села в автобус, а потом в поезд, от вокзала доехала до Силвестер-Кресент снова на автобусе — теперь ей надо было экономить каждое пенни.

Хотя до Рождества оставалось всего несколько дней, ни в одном из окон за тюлевыми занавесками не светились елки; только угловой магазинчик мистера Пейтела радовал глаз яркими цветными огоньками, елкой, сверкавшей игрушками и мишурой, прилавком, заваленным конфетами и печеньем. Благослови Господь этого человека, подумала Оливия, когда автобус проползал мимо магазина мистера Пейтела. Завтра зайду к нему.

В квартире миссис Фицгиббон царил отнюдь не праздничный дух. Правда, на каминной полке стояли рождественские открытки, но бабушка не проявляла благожелательности, которой ждешь от каждого в праздничные дни. Оливия обняла мать и подошла поцеловать в щеку бабку.

— Опять приехала? — задала бессмысленный вопрос эта леди. — В мое время каникулы были короткими, считалось, что важно учиться. — Она присмотрелась к внучке. — Ты выглядишь на свой возраст, Оливия.

Оливия ответила ей тем же, подмигнула матери, чтобы показать, что не сердится, и понесла чемоданы в спальню. Через минуту-другую пришла мать. Она честно сказала:

— Ты не выглядишь ни на день старше, но ты устала, девочка, и, мне кажется, похудела.

— В конце четверти всегда дикая суматоха, мама, но это весело. Какие у бабушки планы на Рождество?

— Ну, в Сочельник к ней придут гости играть в бридж…

— Отлично, а мы с тобой пойдем ко всенощной. А что у нас на рождественский обед?

— Я думаю, бабушка закажет цыпленка. Я купила пудинг у «Марка и Спенсера».

— Отлично. Завтра зайдем к мистеру Пейтелу за вином и коробкой крекеров, — беспечно заявила Оливия, — а после Рождества мы с тобой сходим на распродажу.

Приятно было видеть, как глаза матери засияли от удовольствия. Пока не стоит говорить, что она распрощалась со школой, это она сделает после Рождества, когда пойдет давать объявления в газеты, как советовала мисс Кросс.

На следующее утро они с матерью пошли в магазин мистера Пейтела, купили вино, крекеры, несколько маленьких пирожных, к этому Оливия добавила картофельные чипсы, сыр разных сортов и орехи. Бабушка обвинит их в расточительстве, но, как сказал мистер Пейтел, Рождество — это время хорошего настроения и доброжелательности, причем в подтверждение этой мысли добавил им бутылку лимонада бесплатно.

Они вернулись домой в хорошем настроении, которое, впрочем, быстро улетучилось от недовольного брюзжания старухи. Она принялась читать им длинную проповедь о том, что надо осмотрительно тратить деньги. Оливия с облегчением вскочила, когда раздался звонок в дверь.

Там стояли мистер ван дер Эйслер и Нелл — огромная корзина цветов почти скрывала девочку. Мистер ван дер Эйслер пристально посмотрел на Оливию, но речь его была, как всегда, спокойна.

— Нелл хочет сделать вам подарок к Рождеству, — объяснил он, — а поскольку мы уезжаем завтра утром, то решили зайти сейчас.

— Как вы добры! — Оливия отступила, пропуская их в дом. — Какой чудесный сюрприз! — Она поймала его взгляд и быстро добавила: — Я имею в виду цветы. — Оливия провела мистера ван дер Эйслера и Нелл в гостиную. — Не хотите ли кофе? Я как раз собиралась сварить. А Нелл, я уверена, не откажется от лимонада.

— Шипучий?

— Очень шипучий. У мистера Пейтела другого не бывает.

Она передала гостей матери и пошла на Кухню. Это же глупо — так разволноваться при виде его! Хорошо, что завтра он уезжает: не надо ему говорить, что после Рождества она уже не вернется в школу.

— С глаз долой — из сердца вон, — вслух сказала Оливия и уронила чашку, когда прямо над ухом у нее мистер ван дер Эйслер проговорил:

— Очень ошибочное заявление, я всегда так считал.

— Посмотрите, что я из-за вас наделала. — Она беспомощно обернулась и увидела, что он улыбается, глядя на нее сверху вниз. — Вы меня напугали.

— Вполне понятно. — Он уже подбирал осколки. — Надеюсь, это не была бабушкина любимая чашка?

— Вообще-то да, но я скажу ей потом, позже…

— А может, выбросим осколки и ничего не скажем?

Она помотала головой.

— Бабушка время от времени все пересчитывает. Она обязательно заметит.

Оливия достала другую чашку, поставила на блюдечко, не зная, что сказать.

— Почему позавчера я видел вас расстроенной? Почему сейчас вы такая грустная? Умоляю, не говорите, что вы не знаете, о чем я спрашиваю.

Что-то в его голосе заставило ее сразу признаться:

— Я больше не вернусь в школу, правление хочет взять кого-то с дипломом… Это был удар. Я надеялась, что останусь, и мама собиралась ко мне переехать.

Он подошел к плите и успел снять молоко.

— Бедная моя девочка…

Она отвернулась, чтобы он не видел закипающие у нее в глазах слезы. Он стал варить кофе, потом открыл буфет, нашел пачку печенья и выложил его на тарелку.

— Матери вы не сказали?

Справившись со слезами, она повернулась к нему.

— Нет, я думала, подожду… попытаюсь найти работу после Рождества.

— Очень разумно, но вы ведь вообще разумная девушка, правда, Оливия?

Она чуть улыбнулась.

— Спасибо, что сварили кофе. Я не думала, что вы умеете, — я хочу сказать, вряд ли вам часто случается это делать.

— Моя экономка позволяет мне орудовать на кухне только под ее надзором. Вы же знакомы с Бекки — тиран, каких мало!

— Очень добродушный тиран.

Он принес поднос в гостиную и сел рядом с миссис Фицгиббон, чем привел ее в доброе расположение духа. Нелл рассказывала Оливии и ее матери, как великолепно она проведет время в Амстердаме.

— У меня будет новое платье, — захлебываясь, говорила она, — и раз Рождество, мама не пойдет на свою работу. Нам с мамой будет так хорошо, прямо замечательно! — Девочка огляделась. — У вас нет елки, а у дяди Хасо есть. Она стоит у окна, и с улицы всем видно, как на ней горят огоньки.

Миссис Хардинг что-то ответила, и Оливия вышла сварить еще кофе. Мистер ван дер Эйслер посидел у них некоторое время, но ничего ей больше не говорил, потом вежливо попрощался и пожелал всего наилучшего. Относилось ли это к Рождеству или к ее неопределенному будущему, осталось неясно.

В этот же вечер, только стало темнеть, опять раздался звонок. На пороге стоял мистер Пейтел с большой корзиной, в которой красиво, со вкусом были уложены фрукты, коробка конфет и прекрасный рождественский букет из роз, нарциссов, гиацинтов, жасмина.

— Вам подарок, мисс, — бодро сказал он. — Я сам подобрал корзину и съездил на рынок за цветами, которые этот джентльмен заказал. Вам нравится?

— О, мистер Пейтел, это великолепно! Как красиво вы все уложили! Должно быть, потратили уйму времени.

— Да, но джентльмен был очень щедр. Роскошный заказ. Теперь у вас будет счастливое Рождество, мисс, а я хочу напомнить вам, что мой магазин в Сочельник будет открыт допоздна, так что, если вам чего-нибудь не хватит, заходите.

— Я запомню, мистер Пейтел; думаю, завтра утром мама пойдет за покупками.

— Всегда рады, и доброй ночи, мисс. Жизнерадостный человечек ушел, Оливия отнесла корзину в гостиную и поставила на стол.

— Это мне подарок? — спросила бабушка.

— Ну нет, бабуля, это мне. — Оливия читала открытку, которая пряталась за ананасом. Мистер ван дер Эйслер написал поздравления и пожелания от руки, почерк был очень неразборчивый. Он подписался «ХвдЭ». В углу открытки красовались алые розы, но Оливия не думала, что они что-то означают.

— Как любезно, — заметила миссис Хардинг. Она была довольна — фрукты, конечно, оживят праздничный стол, но не потому она так сияла. У нее прекрасная дочь, которая завоевала такого красивого, такого блестящего поклонника, как мистер ван дер Эйслер. Пусть это ничего не значит — ведь есть мама Нелл, очень симпатичная женщина, даже можно сказать, обаятельная, хотя Нелл кое-что говорила… Впрочем, дети все преувеличивают.

Наступило Рождество. Они обменялись маленькими подарками, зажарили цыпленка, съели фрукты и на следующий день неохотно раздвинули второй стол к приходу друзей миссис Фицгиббон, которые собирались до ночи играть в бридж. Оливия, как и ее мать, ничего не понимала в бридже и облегченно вздохнула, когда ушел последний гость. Теперь можно помыть чашки, бокалы, тарелки. Гости съели все, что было приготовлено, и Оливия проголодалась. Вымыв бокалы, она наполнила раковину водой, чтобы мыть другую посуду; отрезала кусок хлеба, положила сверху сыр. Мать и бабушка уже в постели, спешить ей некуда, на завтра нет никаких планов. Пожалуй, она напишет объявление, чтобы при первой возможности его отослать.

Домыв посуду, она взяла шоколадку из коробки, которую бабушка широким жестом предлагала своим гостям, и пошла спать.

Утром она заваривала чай, когда в прихожей зазвонил телефон… Было еще темно, холодно, она поплотнее запахнула халат и, осторожно ступая, пошла узнать, кто это. Ошиблись номером, думала она, и ее короткое «алло!» прозвучало отрывисто.

— Я вытащил вас из постели? — поинтересовался мистер ван дер Эйслер.

— Нет, я готовлю чай, самое время поговорить по телефону.

— Мне нужна ваша помощь, Оливия. Нелл сбежала из дому, я ее нашел, сейчас она у меня. Но я с утра до вечера в больнице, и так будет еще несколько дней. Она хочет вернуться к леди Бреннон, однако это надо устроить. Бронгер, который занимается моими домашними делами, вылетит и заберет вас. У него билеты и деньги. Паспорт у вас есть? Есть, очень хорошо. Он будет у вас в середине дня. Сделайте это для меня, Оливия. И для Нелл. Она постоянно о вас спрашивает.

— Да, конечно. Что мне взять с собой? На сколько дней?..

— На десять дней. Возьмите что-нибудь теплое. Спасибо, Оливия.

Она проскользнула в кухню. Чайник весело кипел, она заварила чай и села за стол. Она просто сошла с ума — он попросил ее сделать нечто совершенно невообразимое, и она тут же, не раздумывая, согласилась. Надо к врачу, у нее что-то с головой. И все равно она поедет. Она мысленно перебрала свой гардероб, посчитала деньги и понесла матери чай.

— Я слышала, звонил телефон, — сказала мать с оттенком вопроса в голосе.

Оливия объяснила.

— Ты считаешь, я сумасшедшая?

— Конечно, нет, дорогая моя. Я не могу представить себе, чтобы мистер ван дер Эйслер стал звонить в семь утра, если нет серьезной причины. Ты правильно решила, поезжай. Бедное дитя…

Оливия присела на край кровати.

— Только мне жалко оставлять тебя, мама. Мы строили такие планы…

— Да, девочка, но ты же не навсегда уезжаешь. А потом я приеду и буду жить с тобой.

— Да, конечно. — Оливия теребила простыню. — Мама, я не могу не поехать. Видишь ли, я люблю его.

— Да, моя дорогая. — Мать не удивилась. Оливия потянула за оборванную нитку.

— Вообще-то это глупо. Я думаю, он женится на Рите, матери Нелл. Очень подходящий вариант: она — вдова его умершего друга, Нелл его обожает. К тому же она симпатичная, обаятельная, с ней ему интересно.

— Тем не менее ты его любишь, Оливия. Делай, что тебе подсказывает сердце.

Оливия улыбнулась.

— Бабушке это не понравится.

— Бабушка тут ни при чем. Иди одевайся, собирай вещи. Я приготовлю завтрак. Отнеси бабушке чай и не говори ни слова.

Итак, Оливия оделась, сложила в сумку вещи, нашла паспорт, проверила деньги в кошельке, достала и положила на кровать зимнее пальто, и тут из комнаты вышла бабушка. Она оглядела Оливию, аккуратно одетую для выхода.

— Ты зачем надела хорошую юбку? Знаешь ведь, что у нас нет денег все время покупать тебе обновки.

Оливия собралась с духом:

— Бабушка, я еду в Голландию. Меня попросили неделю-другую присматривать за Нелл.

— А на какие деньги ты собираешься разъезжать?

— Меня отвезут.

Как по заказу, раздался стук в дверь, и она пошла открыть. На крыльце стоял низенький, толстый, щегольски одетый человек с седыми волосами и ярко-голубыми глазами.

— Мисс Хардинг? Я Бронгер, управляющий мистера ван дер Эйслера. Я должен доставить вас в его дом в Амстердаме. — Он крепко пожал ей руку.

— Заходите, пожалуйста, мы как раз пьем кофе. Нам с вами надо сразу ехать или у вас найдется время выпить чашечку?

— Это было бы неплохо, мисс, — по-английски он говорил бегло, но с сильным акцентом. — У нас есть полчаса, не больше.

Она помогла ему снять короткую толстую куртку.

— Как мы поедем?

— За нами придет машина, я уже все устроил.

Мы летим в Скипхол, оттуда едем в Амстердам. Машину я оставил в аэропорту.

— Что ж, познакомьтесь с моей мамой и бабушкой.

Он пожал руки, слегка поклонился, подвинул стул, выпил кофе, вежливо ответил на вопросы миссис Фицгиббон и ничего ей не разъяснил. Очень благоразумный человек, думала Оливия, наблюдая за ним.

Вскоре они уже мчались в аэропорт.

— О поездке не волнуйтесь, — проговорил Бронгер, — все предусмотрено.

— Как вы успели? Не представляю, как вы сумели проделать все это в считанные часы.

Он улыбнулся, ничего не сказал, и она спросила:

— Можно мне кое-что узнать о Нелл? Она живет у мистера ван дер Эйслера? Не получится так, что она уйдет домой? — Оливия помедлила. — Может быть, я не должна вас расспрашивать…

— Мистер ван дер Эйслер доверяет мне, мисс. Нелл отказывается идти домой, точно не знаю, почему. Уходя из дома, она оставила записку, и просто счастье, что девочку нашли через несколько часов. Она очень возбуждена и требует вас. Известный вам план — это лучшее, что мистер ван дер Эйслер мог придумать за то короткое время, что у него было. К сожалению, на следующие несколько дней у него очень плотный график работы в ряде больниц, и изменить его он не может. Очень любезно с вашей стороны так скоро отозваться на его просьбу, мисс.

— Что ж, я надеюсь, что смогу помочь. Мистер ван дер Эйслер сказал, что Нелл вернется к бабушке, как только он сумеет это устроить. Бронгер кивнул седой головой.

— Нелл у нее хорошо. Она похожа на покойного отца девочки.

Они приехали в аэропорт, следующие полчаса ушли на формальности, и в самолете они уже не разговаривали. У Оливии было о чем подумать, а Бронгер закрыл глаза и задремал. Ему пришлось очень рано встать, догадалась Оливия.

В Скипхоле он проводил ее к главному входу, попросил подождать и ушел, а через несколько минут подъехал в роскошном «ягуаре». Вышел, забрал ее сумку и открыл заднюю дверцу.

Оливия медлила.

— А можно я сяду рядом с вами? Мне так будет лучше.

Он был доволен.

— Я буду рад, мисс. — Он чуть улыбнулся. — До Амстердама недалеко.

Оказавшись в городе, Оливия жадно разглядывала все, что мелькало за окном. Старые дома по берегам каналов в стороне от главных, деловых улиц выглядели так, будто ничто в них не менялось веками.

Бронгер остановил машину, Оливия вышла и встала на узком тротуаре, разглядывая дом мистера ван дер Эйслера.

Но ей не дали мешкать. Бронгер поднялся по ступенькам, открыл дверь и провел Оливию в дом. В тот же миг маленькая фигурка слетела с лестницы и кинулась к ней.

— Я знала, что ты приедешь, дядя Хасо говорил. О, Оливия, ты будешь со мной жить? Я не хочу домой, я не пойду…

— Ну-ну, малышка, — сказала Оливия, обнимая девочку. — Конечно, я останусь, и, я уверена, дядя Хасо тоже не захочет тебя огорчить.

— Она противная, у нее на подбородке бородавка, она меня отшлепала и сказала маме, что я непослушная, а мама только засмеялась и сказала, что я должна изменить свое поведение… Оливия…

Тут вмешался Бронгер:

— А теперь, Нелл, отпусти мисс, пусть она пройдет в комнату и приведет себя в порядок, ладно? Сейчас вы с ней будете обедать, у Офке все готово.

Дверь в конце холла отворилась, вышла высокая костлявая женщина и приблизилась к ним. Она, улыбаясь, протянула руку Оливии, и Бронгер сказал:

— Моя жена Офке. Экономка и кухарка. Она не говорит по-английски, но я буду помогать, и Нелл немного знает голландский.

Он что-то сказал жене, та кивнула и пошла вверх по лестнице, поманив Оливию за собой. Там оказалась квадратная площадка с дверьми по обеим сторонам, в глубь дома уходил широкий коридор. Она повела Оливию по коридору, открыла одну из дверей и жестом пригласила Оливию войти.

Комната была квадратная, с высоким потолком, большое окно смотрело на узкую полоску сада позади дома. Из мебели там были кровать с пологом, стол розового дерева с трюмо на нем, высокий комод того же розового дерева, два маленьких кресла и прикроватный столик с очаровательной фарфоровой лампой. Ковер и шторы по цвету соответствовали покрывалу — нежно-розовому, восхитительно теплому.

Нелл вбежала следом за ней.

— Вот тут ванная. — Девочка толкнула дверь. — А тут шкаф для одежды. Дядя Хасо разрешил мне выбрать комнату. — Нелл прыгнула на кровать, а Оливия тем временем сняла пальто и шляпу. — Хочешь, я расскажу тебе, как я сбежала?

— Да, дорогая, я хочу знать все, что случилось, но, может быть, сейчас спустимся вниз, а поговорим после ленча?

Они спустились — никаких признаков присутствия мистера ван дер Эйслера не было. И вот они уже сидели за ленчем в маленькой уютной комнате позади обширной гостиной, которую Оливия видела мельком, и Нелл выкладывала свою историю. В ней был явный домысел, Оливия с трудом следила за ходом событий. В истории фигурировала женщина с бородавкой на подбородке и, увы, мама Нелл, которая, кажется, едва ли вообще заходила домой на Рождество. Оливия дала девочке выговориться, понимая, что ей это необходимо. Позже мистер ван дер Эйслер, возможно, найдет время, думала Оливия, и расскажет ей, что же все-таки произошло.

Пожалуй, у Нелл слишком ярко блестели глаза, и Оливия предложила после ленча посидеть у камина в величественной гостиной.

— Ты мне еще что-нибудь расскажешь, — предложила она. Кресла были большие и удобные. Нелл взобралась к ней на колени, немножко поплакала и заснула. Оливия, измученная неожиданными событиями дня, вскоре тоже задремала.