Подарок Параскевы

Часть первая Пролог

— Дома разделочные доски зачистить напильником и пошкурить. На следующем уроке выставлю оценки… — сказал Матвей, не поднимая головы. Отвернувшись к доске, сухой тряпкой, от которой тут же во все стороны пыхнула меловая пыль, он стёр заголовок, пару изображений, с помощью которых пытался объяснить ребятам как придать доске особенную форму и затравленно косясь из-под кустистых бровей на детишек, бросил тряпку в лоток. Не дожидаясь пока пацаны шушукаясь покинут класс, он взял толстую метровую плаху и сильными движениями рук зажал в тиски.

Слушая обрывки фраз, словно специально сказанных пацанами достаточно громко, для него, он послушно мешал их с болью и тщетно пытаясь переварить, сглатывал слюну. Организм не принимал и ядовитые фразы проступали на лице крупными складками. Брови напряглись, сгущаясь на переносице, а уголки рта дрожа расползались, складываясь в гримасу — подобие улыбки.

«Нет. Не стоит. Какой смысл? — подергивая головой, в такт мыслям думал Матвей. — Дети… Они всего лишь дети. Они ни в чём не виноваты»

Матвей ещё ниже опустил голову и закрыв глаза, постарался расслабиться. Из класса, наконец, вышел последний ученик и дверь со скрипом притворилась. Лёгкий сквозняк теребил её и скрип оцарапывал, мешал сосредоточиться, травмируя чуткий слух. Матвей резко повернулся собираясь шагнуть и закрыть дверь, но она вдруг неожиданно распахнулась и на пороге класса появился директор школы.

— Матвей Ильич, ты подобрал что-нибудь для областной выставки детского творчества? Что-то попроще… как мы договаривались, — не успев переступить порог громогласно заявил он.

Глаза Матвея забегали по классу.

— Ну вот это, это… тоже подойдёт… кажется этих ещё не было на выставке? Да? — директор прошелся по полкам, хватая одну за другой резные деревянные вещицы.

Матвей снова опустил глаза в пол.

— Ну кто же виноват, что ты за пять лет не вырастил среди учеников ни одного талантливого мастера. Нужно было стараться. И краснеть бы тогда не пришлось! Подписать не забудь и завтра принеси в учительскую. Упакуй сразу. Кто у нас там в прошлый раз участвовал? Иванов, Петров, Сидоров? Их оставим или новые имена будем открывать миру? — директор секунду-другую ждал ответа. — Тебе решать. Ты же педагог!

Матвей молчал. Директор развернулся уходить.

— Лучше старые оставить. Меньше вопросов будет.

— Вопросов! Вопросов! А ты научи детишек. Научи. И вопросов не будет. Я тебя для того и взял на работу, мил человек! — без злости, скорее с иронией, каламбуром ответил директор и вышел.

Про подлог на выставках детского творчества знали все: и родители, и дети. Директор школы так, весьма своеобразно продвигал Матвеево творчество: отправлял на выставки чудные вещицы, вырезанные из дерева, его умелыми руками, выдавая их за творчество учеников школы. Матвей за авторство не боролся. Неловко ему было глаза поднять, да что-то «против» сказать директору школы хоть и понимал насколько этот неправильно…

Отец ворчал на него, но что здесь пропишешь?

Другое бередило и ранило сердце отца гораздо больше. Не заметил Авгий как сын его вырос и стал мужчиной. Умным, скромным, талантливым и фигурой Бог не обидел, и душой широкой. Только вот не знал никто про ум. Женщины, мужики да дети на Матвея глядели косо, словно винили себя в чём или просто глаз резало его внешнее несовершенство: заячья губа. И Матвей, с раннего детства видя это, инстинктивно зажимался. В глаза старался людям не смотреть, не говорить, коли не спрашивают. Талдычил что-то незатейливое… В пору подумать, что полоумный. Когда начала борода расти, и усы, спрятался за бороду, но привычка — вторая натура. Осталась.

Затворником жил Матвей и чем дальше, тем сильнее снедало его одиночество. Не нравилось то отцу. Да и как понравится? Родное дитя страдает почём зря. Так скособочился Матвей, глаза пряча, что в пору горбу вырасти!