Подарок судьбы

8

К сожалению, пробежка поначалу не приносила облегчения. Мысли о Мей, воспоминания о вкусе ее губ ни на шаг не отставали от него. Тогда он прибавил скорости и перестал считать кварталы. Эндрю понятия не имел, сколько миль пробежал, но, когда вернулся к дому Мей, его легкие горели, а левую ногу свела судорога, которая напрочь изгнала из головы все мысли. Войдя в вестибюль, он взлетел на два пролета и принялся массировать ногу. Черт, он забыл, как это может быть больно!

Но, похоже, он победил наконец свои гормоны. По крайней мере, Эндрю так думал, пока не вошел в квартиру. То ли запах увядающих роз, то ли свежий аромат лилий, а может быть, пропитавший все аромат Мей были тому виной, но к тому моменту, когда он добрался до гостевой ванной, возбуждение вернулось к нему во всей своей силе. Раздевшись, он встал под душ. Это было скорее для проформы — если уж изнуряющий бег не устранил этого ощущения пульсации горячей крови в жилах, то ледяная вода вряд ли поможет.

Так и случилось. Вытеревшись, Эндрю натянул голубые джинсы, висевшие на крючке, и вышел из ванной.

У них вошло в привычку оставлять в квартире две включенные лампочки, чтобы не блуждать по ночам в темноте: бра в прихожей и настольную лампу в кухне. В спальне было темно, и Эндрю направился в детскую, оставив дверь приоткрытой, чтобы слышать ребенка, которого Мей, очевидно, уложила в колыбельке рядом со своей кроватью.

По-прежнему обуреваемый чувственным голодом Эндрю взялся за спортивную сумку и побросал в нее сваленные на кровати вещи. Затем с ожесточением швырнул сумку на пол, мечтая оказаться как можно дальше от Мей.

И тут его внимание привлекло движение у двери. Эндрю обернулся, и сердце его замерло, когда он увидел Мей в ореоле мягкого света, падавшего из холла. Даже в полутьме было заметно ее напряжение.

Мей лихорадочным жестом заправила волосы за ухо, и на Эндрю это подействовало самым невероятным образом — так, словно она протянула руку и прикоснулась к самой чувствительной части его тела. Внутри у него все перевернулось, пульс опасно участился. Не зная, хватит ли у него сил противостоять еще одной атаке подобного рода, Эндрю стиснул зубы.

Словно почувствовав его состояние, Мей слегка попятилась и, нервно облизнув губы, произнесла:

— Я просто хотела поблагодарить тебя за чудесный день… — Ее голос прерывался. — Твои родные — удивительные люди.

Чувствуя, что оба стоят на пороге чего-то опасного — но и захватывающего, — Эндрю в упор смотрел на нее, и каждым своим мускулом пытался сопротивляться тому, что росло у него внутри. Он не хотел отталкивать ее, но теперь речь шла о самосохранении. Эндрю сжал и разжал зубы, затем глубоко вдохнул.

— Ты уже благодарила меня, — бесцветным голосом сказал он. — Так что на самом деле привело тебя сюда?

Мей отвела взгляд. И по тому, как это сделала, Эндрю понял, что она отчаянно пытается справиться с неразберихой, царящей в ее душе.

Издав тяжелый вздох, Эндрю тихо сказал:

— Иди сюда, Мей.

Когда она послушно пересекла комнату и оказалась в кольце его рук, Эндрю неожиданно почувствовал себя так, словно наконец-то сбылась мечта всей жизни. Он неистово стиснул Мей в объятиях и прижался лицом к ее лицу. А она, странно всхлипнув, повела головой в поисках его губ. И в этот момент Эндрю потерял самообладание. Обхватив руками ягодицы, он прижал Мей к своим бедрам, одновременно накрыв ее рот жарким поцелуем.

Мей вскрикнула и постаралась оказаться еще ближе к нему, хотя это было невозможно. Ее рот был влажным и нетерпеливым. Эндрю издал хриплый стон, понимая, что еще немного — и он действительно, по-настоящему потеряет рассудок. Оторвавшись от нее, он прижал голову Мей к своей груди, дрожа всем телом и тяжело дыша.

— Не нужно так спешить, — прошептал он. Стараясь принести обоим хоть некоторое облегчение, он теснее прижал к себе ее бедра. — Тебе еще рановато, детка.

Она горячо выдохнула в его шею:

— Доктор… Он сказал, что уже можно.

О Боже, значит, не он один думает о чем-то ином, кроме подгузников и детских капризов! В другой жизни это открытие позабавило бы его. Но не в этой. Не тогда, когда тело молило об освобождении. Эндрю буквально вжал ее в себя, но этого оказалось недостаточно.

— Может, и так, — неровным, хриплым голосом проговорил он. — Но однажды мы уже поплатились за свою неосторожность. Поэтому я не хочу испытывать судьбу.

Она потерлась щекой о его шею и глубоко втянула в себя воздух.

— Там кое-что… осталось от прошлого.

Эндрю стало жарко от предвкушения, сердце забилось сильнее.

— Там — это где?

— В моем кармане.

Он опустил руку, и его пальцы нащупали в кармане ее халата маленький квадратный пакетик. Теперь чувство предвкушения сменилось чем-то неуправляемым, неистовым. Эндрю впился в ее губы, долго сдерживаемое желание рвалось на волю. Схватившись за отвороты халата, он стянул его с плеч Мей, и тот упал на пол. Сердце на мгновение замерло, когда он понял, что под халатом на ней ничего нет.

Его дыхание стало таким громким и хриплым, что этот звук, казалось, заполнял всю комнату. С гортанным всхлипом Эндрю прижал к себе Мей, и все вокруг завертелось в бешеном темпе, когда он почувствовал своей кожей ее кожу, своей плотью ее плоть.

Словно борясь с ним, Мей высвободила руки и скользнула ими к поясу его джинсов, пытаясь расстегнуть их. Желание Эндрю достигло наивысшего уровня, и он, протестующе застонав, поймал ее запястья и отвел руки Мей в сторону.

— Нет, детка. Нет. Это единственное, что сейчас позволяет мне сдерживаться.

Подхватив Мей, он положил ее на кровать и опустился сверху. Тогда она обхватила ногами его бедра, привлекая к себе. У Эндрю больше не осталось сил сопротивляться. Слишком долго он был лишен этого, слишком горячим, настоятельным было их взаимное желание, и слишком близко они находились друг к другу.

Он встал на колени, нащупал в кармане пакетик, нетерпеливо разорвал его и застонал, когда Мей стащила с него джинсы. Отчаянно стремясь продлить удовольствие, Эндрю хотел овладеть ею медленно, бережно. Но Мей, дрожа всем телом от нетерпения, замотала головой и рывком подняла бедра ему навстречу. Последние остатки выдержки как ветром сдуло, и Эндрю, подсунув руки под ее ягодицы и зарывшись лицом в ее волосы, позволил вожделению вести его.

Одно, два, три неистовых движения — и Мей вскрикнула и изогнулась под ним, а лицо Эндрю исказила гримаса мучительного удовольствия. С новым неистовым стоном пришло собственное освобождение, спазм за спазмом сотрясая его. Это совершенно опустошило Эндрю. И это же наполнило его до краев. Он вдруг понял, что независимо ни от чего будет любить эту непостижимую женщину до самой своей смерти.

Прошла, казалось, вечность, прежде чем фейерверки, вспыхивающие под его закрытыми веками, потухли, и Эндрю почувствовал себя так, словно израсходовал всю свою энергию до последней капли. Его тело охватила звенящая слабость, но он все же заставил себя пошевелиться. Обхватив ладонями лицо Мей, Эндрю нежно и медленно поцеловал ее в губы, успокаивая и благодаря. Она доверчиво приникла к нему дрожащим телом. Ее лицо было мокро от слез.

Эндрю осторожно прервал поцелуй и, глубоко вздохнув, ладонью вытер слезы, стекавшие по щекам Мей, глядя в ее лицо с любовью, от которой у него сжималось сердце.

— Ты в порядке?

Она кивнула и попыталась улыбнуться, но по ее щекам снова покатились слезы. Оперевшись на локоть, Эндрю поцелуями осушил их. Он хотел сказать ей, что чувствует, но по прошлому опыту знал, что сейчас не время.

Странное ощущение, сродни испугу, овладело им, когда, подняв голову, Эндрю обнаружил, что Мей все еще смотрит на него. Обычно в постели все ее защитные барьеры падали — как было и в этот раз. Но прежде она всегда закрывала глаза после интимной близости, даже если руки продолжали ласкать его. Словно боялась, что он увидит слишком многое, словно что-то скрывала от него. Сейчас все было иначе.

— Я же предупреждал тебя, Поллард. Слишком много времени прошло, — с натянутой улыбкой произнес он.

Внезапно смутившись, она отвела взгляд и провела пальцем по его ключице. Но глаз все равно не закрыла.

— Не понимаю, о чем ты.

За подбородок он повернул ее лицо к себе.

— Понимаешь. Я буквально лез на стену, с тех пор как родился наш парень. Это не лучшим образом сказалось на моей мужественности.

Должно быть, она покраснела, но Эндрю не мог определить это точно в слабом свете, падающем из коридора. Мей пристально посмотрела на него, уголок ее рта приподнялся в забавной полуулыбке, затем она снова принялась поглаживать его ключицу.

— Твоя мужественность ничуть не пострадала, Эндрю.

Положив голову на руку, Эндрю усмехнулся.

— Знаешь, а ты довольно симпатичная, Поллард.

Мей поежилась и с деланной строгостью посмотрела на него.

— А ты — гадкий мальчишка, Макги!

Не переставая улыбаться, он наклонился и поцеловал ее в губы. Это заставило содрогнуться тела обоих. Эндрю едва сдержался, чтобы не застонать. Закрыв глаза, он прижался лбом ко лбу Мей и заставил себя глубоко вдохнуть, остро чувствуя, как влажный жар обжигает его.

Отчасти восстановив самообладание, он поднял голову. Глядя вниз, на нее, он попытался отстраниться, но едва напряг мускулы, Мей обхватила ногами его бедра и прошептала:

— Не сейчас.

Более чем когда-либо согласный с ней, Эндрю тем не менее произнес:

— Милая, наверное, таким образом, мы и попали в беду прошлый раз. — Он медленно улыбнулся и с полной откровенностью добавил: — И как бы мне ни нравилась мысль о том, чтобы снова сделать тебя беременной, думаю, еще рановато.

Но он не собирался давать ей времени на размышления. И снова поцеловал Мей, но уже не благодаря и не успокаивая. Эндрю почувствовал, как участился ее пульс, и она раскрыла губы, предоставляя ему полную свободу действий.

— Впрочем, я мог бы кое-что сменить, и мы бы продолжили с того, на чем остановились, — пробормотал он.

Мей снова стиснула коленями его бедра.

— Сменить? Как подгузник?

Он засмеялся, не отрывая от нее своих губ, и крепко обнял ее.

— Именно.

Эндрю проснулся в широкой постели Мей в начале шестого утра. Его сон прервали сопящие звуки, предупреждавшие: осторожно, голодный ребенок! Стараясь не побеспокоить Мей, он встал, вынул Алекса из колыбельки и направился в детскую. Там Эндрю натянул джинсы и сменил подгузник сыну. Затем направился в гостиную, где усадил малыша в креслице, пристегнул ремнями и оставил загорать перед балконной дверью, а сам направился в кухню, где поставил подогреваться бутылочку и принялся варить кофе.

По идее он должен был бы ощущать себя не лучше жертвы автокатастрофы, но на самом деле чувствовал себя так, словно сражался с Голиафом и победил. Он не мог бы сказать, сколько раз они занимались любовью этой ночью, но последний раз был самым лучшим. Потому что инициатива принадлежала белокурому ангелу, у которого не было ничего пристойного на уме.

В конце концов они уснули, но меньше чем через два часа Эндрю резко очнулся от горячих эротических сновидений, героем которых была Мей. Он проснулся в такой готовности и таком напряжении, что даже заскрежетал зубами, чувствуя ее каждой клеткой своего тела и каждым своим лихорадочным вдохом и выдохом отвечая на прикосновение ее руки, лежавшей на его бедрах. Он было подумал, что во всем опять виноваты разбушевавшиеся гормоны. Но потом понял, что и Мей, лежавшая в его объятиях, напряжена и ее дыхание срывается. Настоящее объяснение пришло, когда она медленно, очень медленно погладила его, доведя до точки кипения.

На этот раз они словно унеслись в поднебесье и вернулись обратно. Но, возможно, это показалось неповторимым по одной причине: Эндрю видел по ее глазам, что она хотела его так же неистово, как и он ее. И в этот момент он ощутил, что может свернуть горы.

Однако при свете дня все выглядело иначе. На самом деле ничего не изменилось. Да, понимание того, какое воздействие он оказывает на Мей, окрыляло его и делало более решительным. Но проблема заключалась в том, чтобы научить Мей верить ему…

Эндрю налил себе кофе. Затем принес Алекса, креслице которого водрузил рядом, и протянул ему бутылочку. Сын вцепился в соску так, словно неделю не ел.

— Ну, парень, что ты думаешь о своих родственниках?

Не отрываясь от бутылочки, малыш улыбнулся. Эндрю усмехнулся в ответ.

— Я рад, что ты их одобряешь. — Поставив локти на стол, Эндрю изменил наклон бутылки. — А твоя мама — та просто произвела фурор. Они, наверное, вышвырнут нас с тобой вон, а себе оставят только ее.

Алекс снова бегло улыбнулся ему, и Эндрю, достав салфетку, вытер стекавшую по его подбородку струйку молока. В этот момент в комнату влетела Мей, в наспех завязанном халате, прижимая руки к груди.

— А-ах! Я должна была догадаться, что ты покормишь его. — Она с отчаянием взглянула на Эндрю. — Я встала только для того, чтобы дать ему грудь.

Эндрю вытащил бутылочку изо рта сына и стал отстегивать его, стараясь не улыбаться. Ничто так хорошо не стряхивает утреннюю дрему, как небольшое перепроизводство молока. Он протянул Мей сына, затем спросил:

— Хочешь соку?

Усевшись за стол, она покачала головой.

— Лучше чашечку кофе. Думаю, одна его не убьет.

Эндрю подошел к стойке и наполнил ей чашку, добавив немного сливок. Вернувшись к столу, он был так потрясен открывшейся картиной, что едва не выронил чашку. Как и прошлой ночью, на Мей под халатом ничего не было. Умом он понимал, что Мей так удобнее кормить ребенка, и нет ничего удивительного в том, что на халате расплываются влажные круги. Но в то же время некая часть его существа кричала о том, что нет зрелища более возбуждающего, чем обнаженная женщина — ну, обнаженная под халатом, — кормящая сына грудью, со спутанными после ночи любви волосами.

— Эндрю…

Возможно, ему не следовало откликаться, но только в ее голосе ему послышалась легкая дрожь сомнения. Не глядя на нее, Эндрю буркнул нечто нечленораздельное.

— Что-то не так?

— Нет. Всё нормально.

Последовало тягостное молчание, затем Мей снова заговорила — так тихо, что он едва расслышал ее:

— По-моему, нет.

Он хотел воздержаться от ответа, но его тело, похоже, жило собственной жизнью. Словно помимо воли Эндрю положил одну руку на стол, а другую — на спинку ее кресла, и посмотрел Мей прямо в глаза.

— Ты уверена, что действительно хочешь это знать?

Она встревоженно посмотрела на него и кивнула. Наклонившись, Эндрю провел губами по ее рту, тут же превратив эту невинную ласку в горячий ищущий поцелуй. Его сердце работало как отбойный молоток. Мей издала приглушенный возглас и схватила его руку, задышав часто и неровно. Эндрю длил этот поцелуй до тех пор, пока в легких не кончился воздух… и пока не возопил Алекс.

Пытаясь восстановить дыхание, он закрыл глаза и прижался лбом к ее лбу.

— Ну вот, теперь ты знаешь, что у меня на уме.

Мей бросила на него растерянный взгляд, затем, закрыв глаза, облегченно вздохнула и снова посмотрела на него, но уже с едва заметной улыбкой.

— Но ведь то же самое было у тебя на уме совсем недавно, не так ли?

Он рассмеялся.

— Да. Но прежде чем это придет мне на ум снова, я намерен съездить в аптеку.

У Эндрю создалось впечатление, что Алекс, выполнив миссию воссоединения родителей, стал более покладистым. Нет, он продолжал капризничать и время от времени заставлял их стоять на ушах, но, по крайней мере, спал по ночам между кормлениями.

Эндрю осознавал, что теперь вроде бы отпала необходимость продолжать жить у Мей. Но поскольку она об этом не заговаривала, то молчал и он. На самом деле он пошел даже дальше. Без всяких предварительных обсуждений стал проводить ночи в спальне, словно так и должно быть. Это было просто замечательно — ложиться вместе в постель, и еще лучше — просыпаться ночью и чувствовать рядом Мей. Они словно были женаты. Словно…

Однако не только изменения в их отношениях удерживали Эндрю здесь, но и перемены, произошедшие в Мей. Она стала другим человеком. Казалось, материнство стряхнуло с нее остатки прежней мисс Поллард, и Эндрю наконец увидел настоящую Мей. Веселую, самоотверженную и абсолютно преданную своему сыну. Бывали моменты, когда эта, новая личность просто заставала его врасплох, удивляя и обескураживая. С каждым днем Эндрю все больше и больше влюблялся в нее.

И это пугало. Потому что в ней все же оставалась некоторая доля настороженности. Да, она подпускала его сколь угодно близко к себе, но какой-то уголок ее души оставался для него закрытым. И как ни пытался Эндрю проскользнуть за эту линию обороны, он не продвинулся ни на шаг.

Однако Эндрю не терял надежды. Больше всего ему хотелось от Мей какой-нибудь демонстрации доверия к нему. Неважно какой.

Что ж, если и не что-либо иное, они, по крайней мере, восстановили — благодаря департаменту налогов и сборов! — свои отношения клиента и бухгалтера. Теперь, когда не было нужды злиться на нее, Эндрю мог признаться. Да, действительно одной из причин, по которой он не отказался от услуг Мей, было желание поступить ей назло. Но другая — и более важная — заключалась в том, что она была опытной, проницательной и знала о налогах все. Поэтому, когда его бухгалтер, уходя в отпуск, сообщил, что департамент требует уплаты долга, Эндрю просто сказал ей об этом, заранее зная, как она поступит.

Мей взяла послеродовой отпуск в своей фирме, а это означало, что большая часть ее клиентов на время перейдет к партнеру. Но по случайным замечаниям Эндрю понял, что Мей боится потерять клиентов. Точно так же и он дал ей понять, что «Хаус энд Хоум» приложит все усилия, чтобы удержать ее.

Они забросили Алекса к бабуле, которая уже поджидала их на улице. Бабушка отыскала детскую кроватку, которую дед Эндрю сделал, когда родилась их первая дочь, привела ее в порядок и поставила в гостиной рядом с любимым креслом. Эндрю едва удержался от смеха. Бабуля есть бабуля!

После семейного сбора она взяла на себя обязанность быть представителем семьи и стала наведываться в квартиру Мей без предупреждения. Она просто садилась на автобус и выходила у дома, обычно с подарками и обычно тогда, когда Эндрю был на работе. Мей всегда вдохновляли эти визиты, и было очевидно, что она очень привязалась к старушке.

Но больше всего Эндрю чувствовал себя не у дел, когда наблюдал, как общаются эти женщины. Они стали так близки, что порой понимали друг друга без слов. Эндрю пришел к выводу, что после Алекса бабуля — самое сильное его оружие.

Чуть позже он сделал другое открытие. Его удивило то, как Мей перенесла первое расставание с сыном. Он думал, она не будет находить себе места. Но ничего подобного не случилось. Напротив, Мей вела себя так, словно оставить Алекса с прабабушкой было самой естественной вещью в мире.

Они направились в офис «Хаус энд Хоум», и Мей понадобилось всего двадцать минут, для того чтобы разобраться в проблеме, на решение которой у самого Эндрю ушло дня два. Приведя в идеальный порядок документацию, она написала письмо в департамент по налогам и сборам, ссылаясь то на один документ, то на другой и дотошно указывая на ошибки самого департамента. Как Эндрю это понравилось!

Не было еще и двенадцати, когда они вышли из офиса. И, тем не менее, оба чувствовали себя измученными. От бетонных плит стоянки несло нестерпимым жаром, солнце, отражавшееся от ветрового стекла машины Мей, нещадно слепило. Металлическая рама дверцы, когда Эндрю закрывал ее, обожгла ладонь.

— Не возражаешь, если мы сначала заедем ко мне? — спросил он. — Я починил бабулин любимый стул, он в моей мастерской. Хотел бы отвезти его обратно.

Надев солнечные очки, Мей покачала головой.

— Нет, не возражаю. Только веди лучше ты.

В ее интонации прозвучала некая отчужденность, и Эндрю встревоженно спросил себя, что это означает. Может, это как-то связано с поездкой к нему домой. В их прошлой жизни она побывала в особняке лишь однажды и была настроена тогда очень критично — возможно, потому что не чувствовала себя в безопасности. Или оттого, что ощущала себя там чужой. В любом случае, с Мей определенно творилось что-то неладное. Он уловил это сразу после того, как они зашли в его кабинет. Но тогда Эндрю подумал, что Мей просто целиком погружена в проблему. Сейчас он уже не был в этом уверен.

Улица перед его домом оканчивалась тупиком, и старые вязы образовывали над головой подобие шатра, который защищал от солнечных лучей. Эндрю остановился в начале подъездной дорожки и выключил мотор, оставив ключи в замке зажигания.

— Мастерская в задней части гаража. Хочешь посмотреть? А еще можешь набрать цветов в саду.

Она быстро взглянула на него. Выражение глаз определить было невозможно, их скрывали солнечные очки, но голос странно дрогнул, когда Мей ответила:

— Да… они мне понравились.

Чувствуя, что она чем-то расстроена, Эндрю взял ее за руку и повел по дорожке в обход дома, гадая, что же с ней происходит. Когда они очутились на заднем дворе, Мей даже не взглянула на клумбы.

— Можно чего-нибудь попить? — спросила она.

— Конечно. Пойдем в дом.

Они вошли через то, что некогда было летней кухней. Все ставни были закрыты, и в доме царили полумрак и прохлада. Эндрю подошел к раковине и включил холодную воду. Мей тем временем рассматривала резной буфет, реставрация которого заняла у него целую зиму. На его панелях было столько слоев краски — в том числе и изготовленной на основе свинца, — что Эндрю пришлось работать в противогазе.

Достав из холодильника лед, он расколол его и бросил в стаканы, затем наполнил их. Когда Эндрю повернулся, Мей рядом не оказалось. Испытывая легкое беспокойство, он отправился на поиски и обнаружил ее в гостиной у стены, где располагался камин. Эта стена почему-то всегда казалась ему большой рамой, поэтому он развесил на ней семейные фотографии — не студийные портреты, а то, что его отец называл картинками из реальной жизни.

Мей с серьезным видом рассматривала фотографии, сдвинув очки на макушку. Он подошел к ней и протянул запотевший стакан. Взяв его, Мей провела пальцами по влажной поверхности и очень тихо сказала:

— Великолепные снимки.

Внезапно пожалев, что в стакане вода, а не что-нибудь покрепче, Эндрю сделал большой глоток и кивнул.

— Да, неплохие.

Ее взгляд переходил от фотографии к фотографии, а лицо становилось все напряженнее. Внимание Мей привлек снимок молодой девушки.

— Дома у твоих родителей тоже есть ее фотографии. Кто это?

— Паола. Что-то вроде моей приемной сестры. Мама и папа всегда поддерживали детские благотворительные организации. И Паола была одной из их приемных детей. Только потом она вернулась в свою семью.

Двигаясь очень скованно, Мей поставила стакан на журнал, лежавший на журнальном столике.

— Я тоже была приемным ребенком. — Ее голос звучал так напряженно, что казался чужим.

Чувство безумного облегчения охватило Эндрю. Есть! — подумал он. Есть. Осторожно выдохнув, он сказал:

— Я почему-то так и думал.

Она резко повернула голову и бросила на него испуганный взгляд.

— Что?

Эндрю подошел к ней и тоже поставил свой стакан. Прислонившись к каминной доске, он твердо встретил ее взгляд.

— Я догадывался об этом. Ты никогда не говорила о семье, всеми способами пыталась избежать разговоров о родителях. Дело было только за тем, чтобы сложить два и два.

Стиснув руки, она отвела взгляд в сторону, ее губы побелели.

Наблюдая за ней со щемящим чувством в груди, Эндрю постарался говорить как можно спокойнее:

— Я продолжаю надеяться, что когда-нибудь ты будешь доверять мне настолько, что расскажешь об этом.

Мей вымученно улыбнулась.

— Тут и рассказывать не о чем, Макги. Меня бросили на железнодорожном вокзале примерно в возрасте Алекса. Вот и вся история.

Она повернулась, чтобы уйти, но Эндрю удержал ее за руку. Не обращая внимания на сопротивление, он заключил ее в объятия и прижал голову Мей к своей груди.

— Эй, — прошептал он ласково. — Я на твоей стороне. Я понимаю, почему ты не хотела говорить об этом, но рад, что ты все же решилась.

Мей молчала, оставаясь безучастной в его объятиях, и у Эндрю стало тяжело на душе. Он сознавал, что идет по тонкому льду. Одно неверное движение — и она замкнется. Эндрю был почти уверен в том, что Мей испытывает к нему серьезные чувства, но боялся искушать судьбу. Понимал он также и то, что, если бы не ее обостренное чувство справедливости и врожденная честность — а также желание дать Алексу настоящую семью, — она не сказала бы ему ничего.

Слегка покачивая Мей, он прижался щекой к ее виску. Когда он снова заговорил, его голос звучал грубовато.

— Это не имеет ничего общего с твоим материнством, Мей. Алексу на редкость повезло, что ему досталась именно ты.

Скользнув руками по его груди, Мей вцепилась в него так, словно Эндрю только что вернул ее к жизни. Он закрыл глаза и с трудом сглотнул, жалея, что не может утишить ее боль. Они стояли так до тех пор, пока напряжение не покинуло ее тело. Затем Мей глубоко вздохнула и проговорила:

— И когда же ты проведешь для меня экскурсию по своему потрясающему дому?

Она слово в слово повторила фразу его отца. Эндрю усмехнулся и с силой прижал ее к себе.

— Позволь, прежде всего, показать тебе мою спальню.

Мей глухо рассмеялась, но это был настоящий смех.

— Думаю, не стоит, герой. Если только ты не припрятал где-нибудь пачку тех маленьких пакетиков.

— Не-ет. Не было надобности. — Он откинул ее голову назад и пылко поцеловал. — Но мы что-нибудь придумаем.

Они так замечательно все придумывали, что у Эндрю кружилась голова и ему приходилось держаться за стены, когда он спустя два часа все же проводил обещанную экскурсию. Если бы только ему удалось закрепить свои завоевания…